Текст книги "Мирные завоеватели (Избранные сочинения. Том IV)"
Автор книги: Антоний Оссендовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
XXIII
После разгрома города долго стояли черные закоптелые дома, глядя пустыми окнами, как слепцы, на улицы, заваленные обломками кирпичей, упавшими балками и кучами обгорелых досок и бревен. Медленно отстраивался город.
Многие фирмы исчезли. Многие сократили свои дела. В торговле настал большой застой. Совершенно неожиданно для всех торговому дому «Артиг и Вейс» были доставлены в начале ноября товары. Как прошли грузы в это время, когда так трудно было найти свободные пароходы, и откуда доставали они их – так и осталось тайной, хотя капитаны этих пароходов, один голландец и два американца, насмешливо улыбались, когда их расспрашивали об этом и молча пускали густые клубы дыма. Они одни только знали, что в конторках их кают лежат голубые пропуски, доставленные Вотану Вольфом. Они знали также, что они грузились товарами для «Артиг и Вейс» в Нагасаки.
Один только торговый дом «Артиг и Вейс», казалось, нисколько не пострадал от войны. Торговые дела фирмы процветали. У немецкой фирмы на долгое время исчезли конкуренты, а потому Вотан сразу назначил высокие цены и радостно потирал руки, предвидя блестящие дивиденды.
Вскоре началась постройка нового здания, и еще не успели зажить нанесенные войной раны, еще не обсохли слезы вдов и сирот, когда на главной улице города окнами на залив выросло огромное здание, украшенное дорогой облицовкой и сверкающее зеркальными окнами[33]33
…огромное здание, украшенное дорогой облицовкой и сверкающее зеркальными окнами – имеется в виду построенное в 1906–1907 гг. по проекту архитектора Г. Юнгхенделя здание универсального магазина торгового дома «Кунст и Альберс» на ул. Светланской во Владивостоке, ныне ГУМ.
[Закрыть]. Над фронтоном красовалась золотая надпись: «Торговый дом „Артиг и Вейс“».
По-прежнему старый Вотан сидел в своем кабинете, с той только разницей, что теперь он не боялся ни происков капитана Вольфа, ни мести так внезапно обидевшегося на него Нохвицкого, так как не было уже зеленого несгораемого шкафа в простенке между двумя окнами чертежной, исчезли портфели с секретными бумагами и копировальные книги с телеграммами об отправляемых куда-то и получаемых «машинах».
Так же гордо выступали белокурые немцы, очень похожие на лейтенантов с улицы «Под Липами» в Берлине, так же презрительно смотрели они на немногочисленных загнанных русских служащих и так же вели оживленную переписку с знакомыми и родственниками в Германии. По-прежнему отделения фирмы «Артиг и Вейс», как гнезда опасных паразитов, процветали в городах и селах Тихоокеанского побережья.
Все было новое в новом здании торгового дома: и стены, и мебель, и товары.
Оставалось лишь одно старое и незыблемое: преданность Германии и тайная служба германскому военному и морскому министерству.
Это составляло одну из главных задач универсального торгового дома «Артиг и Вейс».
XXIV
С того кровавого года, когда капитан Вольф в доме Вотана впервые предсказал кровопролитную войну, свирепым шквалом налетевшую на русскую окраину на Дальнем Востоке, прошло семь лет.
Затерлись следы бывших событий, постепенно залечились раны, иссякли слезы.
Россия, стряхнув с себя кошмар прежних дней, поняв все свои ошибки и напрягши силы для исправления их, встретилась лицом к лицу с вековым врагом.
Этим врагом была Германия.
Только что начались июньские трения 1914-го года, вызвавшие затем пожар европейской войны. В торговый дом «Артиг и Вейс» явился, как и тогда, накануне войны 1904 года, вестник грядущих событий.
Это был уже знакомый Вотану советник министерства иностранных дел в Берлине, Гинце, первый кандидат на пост германского посла в Пекине. Гинце с деловым видом предупредил Вотана, что он должен сделать самый тщательный выбор тех служащих, которые в случае войны, когда будут высылаться из России германские подданные, позволили бы фирме иметь на всех наблюдательных пунктах преданных людей.
Гинце сообщил, что операции германского флота коснутся французских колоний в Азии и что, быть может, берега Японского моря также увидят победоносные вымпелы германских кораблей.
Будущий германский посланник метеором пролетел по Дальнему Востоку и внезапно скрылся. Когда вспыхнула война, он появился на норвежском пароходе, который шел к берегам Китая. Тогда, когда с борта норвежского парохода советник министерства Гинце высадился на китайский берег, он гордо поднял голову и сказал встретившим его чинам посольства:
– По приказу его величества Императора, мне поручено управление посольством!
Деятельность Гинце, бывшего сначала руководителем тайных агентств за границей, а затем одним из советников министерства иностранных дел в Берлине и руководителем всей обширной сети германских шпионов и доносчиков, была оценена по достоинству, и Гинце сделал карьеру.
В то же время, другой участник эпопеи, происходившей на берегах Тихого океана, – Вольф, уже в чине полковника главного морского штаба и начальника отдела осведомления и международной статистики, также не оставался без дела.
В жаркий июльский день 1914 года в Петербурге, по Морской улице, шла шумная манифестация. Несли знамена и плакаты, призывающие к защите Сербии и Черногории, пели гимны и молитвы. Чувствовалось, что какая-то стихийная сила владеет этими людьми, и что сила эта ширится и крепнет, вздымаясь могучей волной над возмущенным народным морем.
Бледные лица и сверкающие глаза говорили о том глубоком чувстве, которое охватывало манифестантов. Это не была выходка молодежи, легко воспламеняющейся и жадной до шумного выражения своих симпатий или вражды. В толпе виднелись почтенные старики, сановные чиновники, члены Государственной Думы, дамы из общества и те люди, которые в иное время считали для себя невозможным произнести на улице слишком громкое слово и смешаться с толпой.
У окна большой гостиницы стоял иностранец и, прищурив глаза, злорадно улыбался, смотря на огромную толпу манифестантов.
Что-то поразило его, однако, в этой толпе, и он, быстро надев соломенную шляпу и перекинув через руку легкое пальто, вышел на улицу. Стоя у подъезда модной гостиницы, он окинул взглядом серое, мрачное здание, находящееся напротив и увенчанное двумя тяжелыми конями и голыми рабами, держащими их под уздцы. Здание это напоминало средневековую крепость, а узкие и высокие окна походили на бойницы.
Вышедший из гостиницы иностранец смешался с толпой и с любопытством разглядывал напряженные нервные лица и полные решимости взгляды. Он слышал разговоры и понял, какое чувство владело этими людьми.
Толпа, между тем, медленно подвигалась мимо гостиницы и, свернув на площадь, где высилось величественное здание Исаакиевского собора, должна была пройти мимо германского посольства. Все взоры устремились на это сложенное из крупных кусков гранита и украшенное эмблемой грубой силы здание.
Ни одного враждебного крика, ни одного угрожающего движения не было произнесено и сделано в толпе. Однако, по горящим взглядам и по судорожному подергиванию лиц, можно было судить о негодовании, охватившем славянскую толпу холодного и чопорного Петербурга, где нашелся горячий отклик на страдание сербских братьев, которых с беспримерной жестокостью и преступной наглостью пыталась раздавить верная союзница Германии – Австрия.
В окнах посольства не было видно людей. Подъезд, скрытый между круглыми, сложенными будто из бочек колоннами, был заперт. Однако, из-за стоящей в одном окне вазы внимательно и зорко следил за происходящим один человек. Его улыбающееся, красное, лоснящееся лицо поворачивалось во все стороны и отыскивало знакомых в этой толпе негодующих людей. Человек что-то шептал и записывал знакомые имена в свою книжку.
Когда толпа прошла дальше к Сенату, из подъезда посольства вышел любимец петербургского «света», советник германского посольства барон Гельмут фон Луциус, и быстро догнал манифестацию. Он смешался с толпой и начал внимательно слушать. Его зоркие глазки отыскивали высокую, знакомую фигуру иностранца в соломенной шляпе и светлом летнем костюме. Догнав его, советник подхватил его под локоть и шепнул:
– Каково, полковник?.. Pardon, мистер Клан…
Тот посмотрел на советника, улыбнулся ему одними только глазами и шепнул:
– Пожалуй, скоро жарко будет?
Вскоре они вышли из толпы и долго гуляли по набережной, тихо разговаривая и куря.
Разговор их был, по-видимому, очень интересен; оба они от души смеялись, потирали руки и обнимали друг друга.
Вдруг Клан поморщился и сразу остановился.
– Пойдемте назад!.. – сказал он. – Идет переводчик нашего посольства, Каттнер. Я избегаю встречаться с этим стариком…
Фон Луциус улыбнулся и ущипнул полковника за руку.
– Знаю… знаю!.. – сказал он. – Об интрижке вашей с его женой говорил мне Каттнер. Я все знаю, дорогой Вольф, все знаю… мистер Клан!
– Было дело… – проворчал Вольф. – Однако, пойдемте домой, я считаю ненужным, чтобы он меня видел в Петербурге…
Они повернули назад и быстро пошли по набережной в сторону Сената, все более и более удаляясь от Каттнера, медленно плетущегося усталой походкой и грустно смотрящего на Неву, покрытую барками, снующими пароходами и яликами. Старик не заметил издали прогуливающегося барона Луциуса и Вольфа, и чутье не подсказало ему, что враг был в сотне шагов от него.
Когда оба друга увидели серое, циклопическое здание германского посольства, его неуклюжие, безобразные колонны и словно тюремные окна, фон Луциус указал рукой на огромных коней и стоящих возле них голых рабов.
– Эмблема Германии! – улыбнулся барон. – Здесь никто не догадывается, но я видел одобренный кайзером проект с надписью: «Лошади – силы, помогающие развитию Германии, а рядом – нагие, грубые и сильные мужчины – славянские рабы».
Несмотря на то, что Вольф довольно часто и тревожно оглядывался, отыскивая глазами сгорбленную фигуру Каттнера, он не мог удержаться от смеха.
– Зло придумано! – воскликнул он. – Когда же мы увидим посла?
– Я думаю, что мы его застанем у себя, – ответил фон Луциус и с пренебрежительной улыбкой добавил: – Устарел наш посол, очень устарел!.. Не такому дипломату надо было бы быть здесь в эти дни!
Они вошли в дом посольства и поднялись в кабинет посла. Старый дипломат, действительно, был дома. Он ходил мелкими, торопливыми шагами из угла в угол кабинета и, видимо, сильно волновался.
– Наконец то и вы! – воскликнул он, увидев входящих Вольфа и Луциуса. – Я получил шифрованную телеграмму. Война неизбежна! Нам предписано предпринять шаги…
– Разрешите доложить, граф! – сказал Вольф. – Я всего несколько дней тому назад был в Берлине, и там в военных кругах открыто говорили о войне с Россией. Еще в мае фабриканты получили предписание приготовиться к выполнению военных заказов. В мае же мне было поручено съездить в Данию и вести переговоры с представителями скандинавской печати. Это необходимо для поддержания престижа Германии в случае как удачи, так и неудачи, и для подогревания симпатий к немцам, которые слишком глубоко внедрились в организмы всех государств и, как выражается имперский канцлер, «исторжение» нас оттуда не может не быть опасным для нашего существования. Я виделся в Копенгагене со Свеном Гедином[34]34
…Свеном Гедином – Знаменитый шведский путешественник С. Гедин (1865–1952) был пангерманистом и в период Первой мировой войны поддерживал Германию, как впоследствии нацистов. В 1925 г. Гедин выступил с критикой кн. Оссендовского Звери, люди, боги, однако едва ли знал об этом давнем выпаде Оссендовского.
[Закрыть] и, гарантировав ему крупную субсидию от нашего правительства, заручился его содействием в распространении всех тех известий и сообщений, которые будут ему передаваться из Берлина. Во Фреде у меня было свидание с Бьернсоном и Бергером, и оба охотно пошли на предложенную им нашим министерством иностранных дел комбинацию. Эти публицисты устроят в Европе и Америке такую рекламу для Германии, что в море сообщаемых ими сведений утонет правда!
Вольф замолчал, а посол, внимательно слушавший его, спросил:
– Вы уверены, что война неизбежна, полковник?
Вольф незаметно взглянул в сторону фон Луциуса и ответил:
– Это вопрос – бесповоротно решенный, ваше сиятельство!
Просидев у посла около часа, Вольф откланялся.
– Я прошу вас, граф, – произнес он на прощание, – принять мои лучшие пожелания благополучного и отвечающего достоинству нашей родины и императора последнего перед войной выступления германского посольства! Мы больше не увидимся, так как я, вероятно, сегодня успею уехать в Стокгольм.
Вольф пожал руки графу и советнику и, еще раз поклонившись у самого выхода, покинул кабинет посла. Проходя через малую приемную, полковник столкнулся лицом к лицу с Каттнером.
Оба они остановились, как вкопанные, и несколько мгновений молча смотрели друг другу в глаза. Наконец, Каттнер, поправив папку с бумагами и докладами, шепотом спросил:
– Вы здесь?
Вольф промолчал и пошел к лестнице, думая о том, выстрелит ли ему в спину Каттнер или не выстрелит? Но старый переводчик не трогался с места и лишь бросил вдогонку уходящему полковнику два слова:
– Ее казнили…
Полковник слышал сказанное, но даже не оглянулся и начал спускаться по лестнице.
Когда за ним закрылась дверь посольства, Каттнер подбежал к окну и, притаившись за портьерой, смотрел, куда идет Вольф. Полковник, не скрываясь, перешел через площадь и пошел по Морской с видом праздного, совершающего обычную прогулку человека.
Каттнер поспешно вошел в комнату, где стояли пишущие машины и, подойдя к окну, подозвал сидевшего вблизи молодого переписчика.
– Вы видите, Кюнцель, этого рослого господина в белой шляпе? – спросил переводчик.
– Вижу, господин Каттнер, – ответил клерк. – Он сейчас рассматривает дом страхового общества «Россия»?
– Отлично!.. Сейчас же ступайте за ним и проследите, где он живет. Об этом важно знать… посольству.
Клерк ушел, а Каттнер схватился за грудь и, тяжело дыша, беспомощно опустился на стул.
Однако, он скоро взял себя в руки и начал действовать. Достав из шкафа бумагу, Каттнер написал телеграмму Вотану:
«Наш общий враг здесь. Надо немедленно действовать. Он живет…»
Каттнер оставил место для адреса и, подписав свою фамилию, ждал. Но клерк не возвращался.
Каттнер успел сделать доклады послу и фон Луциусу и, снова придя в канцелярию, выпил стакан чая и терпеливо ждал. Наконец, Кюнцель возвратился.
– Ну? – спросил переводчик.
– Этот господин вошел в дом напротив…
При этих словах клерк указал рукой на гостиницу, окнами выходящую на цветник, раскинутый перед Исаакиевским собором.
Каттнер кивнул головой и, торопливо одевшись, вышел на улицу и почти бегом направился на телеграф.
XXV
Несмотря на заявление послу, Вольф не уехал из Петербурга. Что-то удерживало его в этом городе, но было ли это тайное предчувствие или простое любопытство, – полковник не знал.
Через два дня после встречи с Каттнером, Вольф зашел в контору представителя торгового дома «Артиг и Вейс».
Вильбранта не было и его замещал его помощник – молодой, нерасторопный немец Тейх. Войдя в кабинет Вильбранта, Вольф протянул удивленному Тейху маленькую карточку, украшенную германским орлом, и сказал:
– Я объезжаю Россию и проверяю некоторые дела. Мне надо знать, получили ли вы телеграмму от Вотана?
– А-а!.. – протянул Тейх. – Вы уже знаете? Господин Вотан прислал на имя господина Вильбранта телеграмму, предписывающую немедленно снестись с переводчиком посольства Каттнером и сделать заявление местным властям о пребывании в Петербурге некоего Вольфа, адрес которого в телеграмме указан.
– Это очень интересно! – оживился Вольф. – Я немного знаю этого Вольфа и мне будет приятно оказать услугу господину Вотану, так как я связан с ним давнишней и тесной дружбой. Покажите мне телеграмму!
Вольф пробежал телеграмму Вотана и улыбнулся.
– Отлично! – сказал он. – Телеграфируйте Вотану, что все будет сделано сегодня же.
Поговорив еще немного с Тейхом, Вольф покинул контору торгового дома и отправился к себе. Теперь он понимал, что удерживало его в городе. Это была судьба, всегда покровительствовавшая ему во всех его опасных предприятиях.
На улице Вольф опять встретил многолюдную манифестацию. Пели гимны, кричали «ура», но среди этих кликов и пения раздавались угрозы и враждебные крики против Германии.
«Это – новое! – подумал Вольф. – Раньше угрожали лишь Австрии. Не случилось ли чего-нибудь?»
На его вопрос ответил газетчик. Протискиваясь в толпе, он звонким голосом выкрикивал:
– Объявление войны Германией! Первые столкновения!
Вольф понял, что началось великое дело, которому суждено изменить судьбы народов. Он купил газету и внимательно прочел ее, остановившись на углу Морской улицы.
Узнав подробности объявления войны, Вольф направился в сторону посольства. Он увидел нескольких полицейских, охранявших здание, но в окнах не было видно ни света, ни движения людей. Там притаились, подобно тому, как таится в своей берлоге совершивший неудачное нападение зверь, ждущий возможности вновь броситься.
Из окна своей комнаты в гостинице Вольф видел, как к посольству на извозчике подъехал Каттнер, а вскоре подошел большой автомобиль; из него вышел советник посольства барон фон Луциус и быстро скрылся в подъезде.
На минуту вспыхнуло электричество на лестнице, а потом снова все потухло.
Вольф понял, что посольство готовится к каким-то важным событиям. Он немедленно вышел из гостиницы и, войдя в ворота посольства, по боковой лестнице поднялся в помещение посла. Секретарь графа тотчас же пропустил его, и Вольф вошел в кабинет престарелого дипломата.
– Я очень рад видеть вас еще раз, полковник! – сказал посол. – Сегодня мы уезжаем, так как мы получили паспорта, и нам нечего больше делать в столице России.
У посла был очень удрученный вид.
На дряхлом лице его легли темные тени, дрожали губы и нездоровый лихорадочный блеск был в старческих слезящихся глазах. Посол, подойдя к Вольфу, нагнулся к его уху и шепнул:
– У нас вышла большая неприятность! Пропали весьма важные бумаги, заключающие в себе всю переписку германского посольства с немецкими фирмами, помещиками и колонистами, состоящими на службе германского правительства и снабжающими военное и морское министерства важными и необходимыми сведениями.
– Это то, чего я всегда боялся! – воскликнул Вольф.
– Плохо то, – продолжал шепотом посол, – что бумаги эти безусловно выкрадены посторонним лицом. Я это утверждаю, потому что бумаги находились на попечении такого преданного и долголетнего служащего посольства, каким мы все считаем Каттнера.
– Каттнера? – переспросил Вольф и глубоко задумался.
– Вы его знаете? – шепнул посол.
– Да… немного… когда-то… – ответил о чем-то думавший Вольф.
Из соседнего кабинета доносился раздраженный голос фон Луциуса, допрашивавшего Каттнера и других служащих канцелярии посольства. Наконец, в кабинет посла вошел фон Луциус, красный от волнения и так странно для него размахивающий руками.
– Все безуспешно! – воскликнул он. – Все молчат, ничего не знают. Я не могу даже установить, когда произошла кража этих бумаг! Они хранились в двух регистрационных папках, и похититель вынул их, не тронув папок, так что трудно было заметить исчезновение этих сильно компрометирующих наше посольство и многие немецкие фирмы и общества документов.
Вольф сидел до поздней ночи в посольстве. Он видел, как поспешно укладывали служащие посольства бумаги и вещи германских дипломатов, как выносили их на поданные подводы. Вместе с послом и советником он поехал на вокзал. Однако, по дороге он по трубке телефона приказал шоферу остановиться и, быстро пожав руки обоим дипломатам, вышел из автомобиля и пошел обратно.
Всю ночь проходил Вольф около цветника, разбитого перед Исаакиевским собором, и внимательно следил за тем, что делалось в здании посольства. Он видел, как долго еще продолжали выносить ящики, грузить их на подводы, и как они одна за другой отъезжали от здания посольства и направлялись к вокзалу.
Когда все было вывезено, Вольф увидел, что из подъезда вышел Каттнер в сопровождении швейцара посольства. Они заперли подъезд и расстались.
Уволенный швейцар отправился куда-то, неся с собой небольшой клетчатый чемодан, а Каттнер поплелся в сторону Сената. Дойдя до Почтамтской улицы, он быстро свернул в нее, и дошедший до конца цветника Вольф увидел, что старик стоит за углом и чего-то ждет.
Полковник понял, что Каттнер пережидает, пока не уйдет швейцар.
Через некоторое время старый переводчик посольства вышел из-за угла и быстро пошел в сторону посольства. Он открыл подъезд и, не запирая за собой двери, вбежал в дом.
Прыгая через клумбы, побежал за ним и Вольф. Он быстро вошел в посольство и услышал шаги Каттнера, шедшего через большой зал.
За ним последовал и полковник, тихо ступая и прислушиваясь, в какую сторону направляется старик. Но шаги Каттнера вдруг замолкли, и Вольф не знал, что ему делать. Вскоре, однако, он услышал, что Каттнер подымается вверх по железной лестнице. Вольф знал эту лестницу. Это была круглая витая лестница, проходящая снизу доверху здание посольства и выходящая на чердак, где хранился запас посуды и разного столового белья для больших приемов в посольстве.
Вольф понял, что старый Каттнер направился туда неспроста. Полковник снял сапоги и начал бесшумно подниматься по лестнице, стараясь даже не прикасаться руками к перилам.
На лестнице было темно, и Вольф шел медленно, останавливаясь на площадке каждого этажа и стараясь угадать, куда пошел Каттнер. Когда Вольф поднялся на самый чердак, он заметил отблеск света, бегающего по стропилам. Выставив голову так, чтобы не быть замеченным, полковник внимательно следил за Каттнером.
Старик работал спокойно, зная, что никто не может видеть его. Он сбросил с себя сюртук и жилет и начал перетаскивать наваленные в одном углу ящики, наполненные стружками и опилками, какие-то разбитые вазы, гипсовые украшения и целые кипы старых, никому не нужных газет. Под всем этим хламом была запрятана большая папка, туго перетянутая толстой веревкой. Каттнер принес пустой ящик, поставил на нем фонарь и, развязав папку, начал перелистывать бумаги, разыскивая что-то нужное ему. Он нашел, один за другим вынул из кипы бумаг несколько листов и принялся за работу.
