Текст книги "Мирные завоеватели (Избранные сочинения. Том IV)"

Автор книги: Антоний Оссендовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

V

Полученный торговым домом «Артиг и Вейс» подряд на поставку цемента заставил Вольфа совершить несколько поездок, позволивших ему близко познакомиться с различными городами в Приамурье и в Манчжурии. Особенно интересна была его поездка в Манчжурию в августе 1903 года.

Накануне своего отъезда Вольф пришел к Вотану и спросил:

– Дайте мне письма к вашим знакомым в Манчжурии, я уезжаю!

– Зайдите через полчаса, – ответил Вотан, – все будет приготовлено.

Вольф кивнул головой и вышел в чертежную. Через полчаса его пригласил к себе Вотан и передал ему письма к германскому консулу Мюллеру в Харбине, представителю «Артиг и Вейс» в Порт-Артуре – Велю и японскому купцу Манаки в Инкоу. Спрятав письма в карман сюртука, Вольф пожал старику руку и сказал:

– Нам, кажется, скоро придется сыграть историческую роль, господин Вотан? Время подходит…

– Господин Вольф – с презрительной улыбкой ответил Вотан, – вы, вероятно, еще плохо держались на ногах, когда фирме нашей приходилось играть роль, которую вы именуете исторической.

– Ну да, конечно… – рассеянным голосом протянул Вольф. – Не будем спорить на прощанье!

Они расстались дружелюбно, но, когда за Вольфом закрылась дверь, старый Вотан свободнее вздохнул.

Вольф же более не думал о Вотане. Он ехал на вокзал, и все мысли его были там, где он должен был затеять новое и обширное дело. В дороге он мало выходил из своего купе и почти все время спал.

Приехав в Харбин, Вольф явился к германскому консулу. Прочитав письмо Вотана, толстый Мюллер встретил капитана с распростертыми объятиями.

– Для вас, капитан, у меня давно хранится груз, присланный на ваше имя из германского морского штаба.

– А сколько мест? – полюбопытствовал Вольф.

– Двенадцать, – ответил консул.

– Тогда я вам могу сообщить интересную новость, ваше превосходительство, – улыбнулся капитан. – Война Японии с Россией решена…

– Я это знаю, – шепнул и с хитрым видом покачал головой консул. – Знаю… знаю!

– Вы разрешите мне прожить в вашем доме три дня? – спросил Вольф и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Я должен, согласно предписанию, установить в вашем доме радиотелеграф, при помощи которого один из клерков нашего здешнего магазина отсюда будет передавать телеграммы по назначению. Обслуживающие японцев станции будут находиться по обеим сторонам полосы отчуждения Китайской-Восточной железной дороги.

Два дня без отдыха работал Вольф в темной комнате пристройки к дому консула. Ему помогал молодой, несуразный немец, служивший в Харбине у «Артиг и Вейса» и оказавшийся запасным кондуктором германского флота, знающим установку и применение переносных радиотелеграфных станций.

Когда работа была закончена, Вольф в присутствии консула подал сигнал. Ему через несколько секунд ответил кто-то короткой фразой:

– Принято – замолкните до войны!

Вольф с деловитым видом пожал руку консулу и клерку и начал одеваться.

Выходя, он приложил руку к шляпе и сказал:

– Надеюсь, что пост № 15 оправдает доверие правительства!

В голосе Вольфа звучали начальнические ноты, и оба – и консул Мюллер и несуразный клерк Петц – почтительно поклонились, провожая его.

А Вольф, выйдя от консула, пошел вдоль полотна железной дороги, взял за вокзалом извозчика и приказал везти себя в магазин «Артиг и Вейс». Здесь он вызвал управляющего и сказал ему, что в магазин будет прислан груз, который необходимо немедленно отправить Вотану, озаботившись, однако, тем, чтобы, по возможности, таможня вовсе не интересовалась содержимым груза.

После этого Вольф по улице, выходившей на полотно железной дороги, достиг рельс и, перейдя их, зашагал по изрезанной острыми колесами арб дороге, идущей по обширному, заваленному городскими отбросами и навозом полю. Впереди виднелся китайский город Фудзядзянь и уже издали дышал зловонием, дымом, угаром от бобового масла и поджариваемого сырого опиума. Крики грязной толпы, звон медных тазов цирюльников, верещание свиней, которых тут же резали и свежевали, песни народных рассказчиков, визг и циничные выкрикивания пестро одетых женщин, зазывающих прохожих в грязные вертепы, из которых вилась и тяжело опадала струя дыма опиума и гашиша. На уверенно шагающего чужестранца с удивлением смотрели китайцы и перекидывались короткими изумленными вопросами. Вольф, взглядывая на нанесенный в записной книжке план Фудзядзяня, быстро подвигался по лабиринту улиц и кривых, утопающих в грязи закоулков и подошел к длинной одноэтажной фанзе, около дверей которой сидел отличный черный пудель.

Вольф постучал и тотчас же дверь открылась, а на пороге показался маленький, широкоплечий человек с лицом, изрытым оспой и словно исполосованным хлыстом.

– Имею честь кланяться, капитан! – сказал хозяин фанзы.

– Отлично, что вы здесь! – пожимая ему руку, воскликнул Вольф. – Вы должны тотчас же отправиться к Вотану и доставить ему груз, который вы возьмете в здешнем магазине «Артиг и Вейс».

– Между мной и Вотаном установились несколько натянутые отношения… – улыбнулся тот.

– Что было между вами, Нохвицкий? – спросил Вольф. – Но вы меня не приглашаете к себе!

– Пожалуйста, капитан! – сказал Нохвицкий. – Вы только уж простите меня за мой образ жизни!

– О! – засмеялся Вольф. – Я ко всему привык.

В полусумраке фанзы капитан увидел на длинном «кане», прикрытом ковром, трех японок в очень откровенных костюмах. Они были пьяны, так как перед ними стояли бутылки с ликером и ромом и большая деревянная чашка с орехами и мандаринами. Вольф развалился на «кане», и черноглазая японка с набеленным и нарумяненным лицом фарфоровой куклы протянула ему с тихим воркующим смехом большой стакан рома.

– Н-ну, рассказывайте! – крикнул Вольф.

– История короткая! У меня находится телеграмма, которая доказывает, что Вотан – шпион, и я позволил себе извлекать из этого обстоятельства известный доход, который трачу на этих прелестных «гейш».

– Вы – ловкий! – заметил Вольф. – Вы сумеете помириться с Вотаном. Отдайте ему телеграмму – и конец! Я же вам гарантирую получение такой же суммы, простите, без… шантажа.

Вольф остался ночевать у Нохвицкого, и наутро тот проводил капитана на вокзал. Вольф уехал в Порт-Артур, а Нохвицкий вернулся домой и начал готовиться к поездке к Вотану.

В Порт-Артуре капитан устроил радиотелеграф в доме Веля и возился в разных канцеляриях, где заканчивал счета и принимал заказы на новые партии цемента, красок и железа.

Дня через два в одном из ресторанов собралась небольшая компания.

Здесь были: Вольф, Вель, управляющий порт-артурским отделением «Артиг и Вейса», и японец-доктор, пользующийся большой известностью в городе. Все трое пили черный кофе с ликером и перекидывались короткими фразами, не обращавшими на себя ничьего внимания и кажущимися незначительными.

– Итак, все готово? – спросил японец.

– Мы готовы! – ответил Вольф.

Вель кивнул головой и сказал:

– Все наши отделения к вашим услугам. Мы находимся в отличных сношениях со всеми немецкими фирмами в Китае.

– Так… Отлично! – сказал доктор. – Теперь уже и недолго ждать.

– Майор, – шепнул Вольф, – когда же наверное?

– Новый год несет с собой войну, господа! – ответил серьезным голосом японец.

Потом все трое умолкли и начали любоваться рейдом. Ночь спускалась медленно. Сначала прозрачная, она становилась все темнее и сумрачнее. На море зажглись белые, красные, зеленые огни на баках и мачтах судов и на пловучих буйках. Вдали, на одиноком утесе, ярко вспыхивал огонь маяка. С какой-то батареи производилось испытание прожектора. Ослепительно яркий сноп лучей бежал по морю, нащупывая каждую волну, каждый рыбачий челнок, запоздавший в море. Иногда вдруг вырисовывался черный остов китайской барки с призрачными, белеющими, как крылья гигантской птицы, парусами. На далеком горизонте казались неподвижными идущие пароходы, и над ними замерли клубы и полосы черного дыма. Внизу затихал город. Доносились звуки оркестра, и где-то неподалеку тихим голосом пел заунывную песню китаец, а в воздухе шуршали летучие мыши.

Вель и японец чувствовали, что они сливаются с тишиной и ночным покоем природы. Только Вольф думал о другом; он соображал что-то и делал какие-то заметки в записной книжке.

– Вы совсем лишены мечтательности, капитан? – спросил, слегка поморщившись, японец.

– Вовсе нет! – ответил Вольф. – Только я приехал сюда не мечтать, майор. Однако, поздно уже! Мне нужно домой, меня ждут письма и укладка, так как завтра я возвращаюсь.

Они начали прощаться, крепко пожимая друг другу руки.

– Капитан! – сказал японец. – Я имею поручение от нашего морского штаба передать вам книгу с отрывными листами пропусков для пароходов с грузами торгового дома «Артиг и Вейс».

Вольф и Вель опять сели за стол и начали рассматривать тетрадь. Страницы ее представляли большие, в пол-листа писчей бумаги квитанции за № 141–160 и государственным гербом Японии. На квитанциях по-японски и английски было напечатано:

«Приказ: всем командирам военных и дозорных кораблей японского флота, командирам портов и океанских дистанций предписывается, при предъявлении настоящего приказа, не производя осмотра и не чиня препятствий, пропускать пароходы с грузом торгового дома „Артиг и Вейс“ по любому направлению, предупреждая таковые о зонах минных заграждений».

– Вы найдете возможным переслать эти документы Вотану? – спросил Вольф, обращаясь к Велю.

– Да! – ответил тот. – Завтра я отправляю большую партию сукна и шелка и сумею переслать шефу эти ценные пропуски.

Выйдя из ресторана, новые знакомцы разошлись в разные стороны.

VI

Вотан был очень взволнован.

Он получил телеграмму из Берлина за № 923, вызывающую его немедленно прибыть в Германию.

Телеграмма была подписана Гинце, начальником агентурного отделения военного министерства. Никаких подробностей в телеграмме не было и Вотан терялся в догадках, опасаясь интриг Вольфа.

Глава торгового дома «Артиг и Вейс» призвал к себе доверенного бухгалтера и приказал ему в два дня сделать краткий отчет по делам фирмы.

– Дела наши представляются в очень неблагоприятном виде, – заметил бухгалтер. – Желание задавить русскую торговлю принуждало фирму продавать все товары по ценам, явно для фирмы убыточным. Мы закончим год с значительным убытком.

На лице Вотана эти слова не вызвали ни беспокойства, ни удивления.

– По первое сентября вы сведете мне баланс фирмы! – повторил он свое распоряжение. – Я еду в Берлин.

Пока бухгалтерия работала днем и ночью, Вотан писал доклад о деятельности фирмы и об ее исключительном значении на Тихоокеанском побережье и о пользе, приносимой ею германской торговле и промышленности и германскому делу в Азии. Старик работал упорно и серьезно, обдумывая каждое слово и каждое положение в своем докладе, которым он хотел доказать свою деятельность и предусмотрительность. В докладе часто повторялась фраза «когда я состоял на действительной службе Его Величества Императора Германии…»

Вотан написал несколько писем в Берлин: одно из них было Гинце, другое генералу Эммиху, начальнику штаба главной квартиры. В обоих письмах, написанных 21 августа 1903 года, глава торгового дома, кажется, ничего общего с политикой не имеющий, с подробностями, изобличающими большой опыт, описывал общественную и государственную жизнь на Дальнем Востоке и во всей Манчжурии, перечислял количество населения, войск, судов, называл имена разных лиц и прибавлял к ним некоторые определения: «добрый ганноверский немец», «считает себя здесь в чистилище и рвется на нашу дорогую родину», «преданный делу юноша» и т. д.

Во время этой работы, к Вотану явился Нохвицкий. Он вошел вместе со стариком в магазин и шел за ним по лестнице. Когда Вотан входил в свой кабинет, за ним вошел и Нохвицкий.

Он помог старику снять пальто, и тот, думая, что за ним шел служитель, не глядя на него, приказал:

– Позови ко мне главного бухгалтера!

– Сейчас, – ответил Нохвицкий, – но раньше мне надо выяснить мое положение и передать вам важное письмо и поручение.

Вотан, уже шедший к своему столу, резким движением повернулся и едва не вскрикнул, узнав Нохвицкого.

– Вы?.. вы?.. – спросил он. – Опять? Что это значит?

– Я прислан к вам капитаном Вольфом, – сказал, отчеканивая слова, Нохвицкий. – Позвольте мне, однако, представиться: Нохвицкий, Михаил Юрьевич, из… сахалинцев, простите за выражение, но из хорошей семьи, уверяю вас.

– Что вам надо? – сказал, угрюмо взглянув на него, Вотан.

– Прежде всего, вернуть к себе ваше доверие! – начал тот, закуривая папиросу. – А потому – вот-с!..

Нохвицкий подал Вотану злополучную телеграмму.

– Теперь она мне не нужна! – продолжал он. – Мы служим общему делу, потому что, вероятно, и цель у нас с вами общая – деньги-с, презренный металл, смех желтого дьявола, как говорят поэты…

Он хихикал гнусавым, тонким смешком, потирая маленькие тщедушные ручки.

Потом он подал Вотану письмо Вольфа и, когда старик пробежал его, сказал:

– Я привез всякими правдами и неправдами радиотелеграф. Его надо установить в указанном месте. Прошу вас прикомандировать ко мне вашего служащего Теппеля.

– Когда вы отправляетесь? – спросил Вотан, пряча телеграмму и письмо в бумажник. – Завтра? Отлично!.. Все будет готово. До свидания!

Не подавая руки Нохвицкому, Вотан указал ему на дверь и опустился в кресло.

VII

На другой день белый катер торгового дома «Артиг и Вейс» отвалил от пристани и пошел к выходу из Восточного Босфора. На носу сидел в охотничьем костюме, с ружьем, перекинутым через плечо, Нохвицкий.

Он имел рассеянный и веселый вид. Громко насвистывал какую-то песенку и болтал ногами.

Теппель – длинный, некрасивый немец с красным носом, с постоянно слезящимися глазами, почти не говоривший по-русски – сосредоточенно смотрел на воду и методично выпускал изо рта клубы сигарного дыма. У машины и в кочегарке возились японцы и японец же штурман стоял на руле. Катер миновал Эгершельд, вошел в Босфор и перед ним поднялась из моря черная, изъеденная волнами и временем скала с маяком и белой тучей носящихся вокруг чаек.

После трех часов плавания по спокойному морю, катер подошел к острову Ракорд и, раз только черкнув килем по гальке, вплотную пристал к берегу.

Нохвицкий с Теппелем и японцы быстро приступили к работе. На высоком дубе водрузили мачту и раскинули сеть на соседние деревья, обрубив на них часть ветвей.

Между Теппелем и японским штурманом произошел спор, где укрыть электрическую станцию и аппарат. Немец хотел вырыть ход под деревом и устроить там подземную пещеру, но японец настоял на своем. Он ловко снял с дуба большой кусок коры и затем начал выжигать дерево при помощи паяльной лампы. На другой день к вечеру в дубе образовалось большое дупло, где свободно поместилась вся станция телеграфа. Дупло заделали резиновой материей и куском коры, прикрепив ее к стволу длинными и тонкими гвоздями.

VIII

Вольф не возвращался. На все письма Вотана он отвечал полным молчанием. Ни преданный Вотану Вель, ни приказчики из Харбина не могли ничего сообщить о капитане, который пропал, как камень в море. А между тем, Вольф делал свое дело. Он объездил все станции Китайской Восточной железной дороги, перебывал во всех китайских городах, расположенных поблизости от линии дороги, завел знакомство с китайскими и японскими купцами, получил от них какие-то письма и в свою очередь передал им небольшие, голубого цвета билеты, прося их тщательно прятать эти, по-видимому, ничтожные клочки бумаги.

Вольф возвратился домой неожиданно. Случилось это как раз в тот день, когда старый руководитель фирмы «Артиг и Вейс» собирался на вокзал. Свидание их было коротко и вселило еще большую тревогу в сердце старого Вотана.

– К сожалению, – сказал он, – вы так долго отсутствовали, что я не мог передать вам ведение всех дел нашего торгового дома.

– Мне это и не надо! – ответил, пренебрежительно пожав плечами, Вольф. – Вы знаете, что меня мало интересуют дела «Артиг и Вейс». Я здесь для иных целей.

И, отвернувшись с прежним рассеянным и пренебрежительным видом, он начал закуривать сигару, глядя в окно.

Старик хотел уже покинуть комнату, но остановился, а затем подошел к капитану.

– Я и опасаюсь, что фирме нашей угрожает большая опасность, если местные власти узнают, каковы те цели, для которых вы находитесь здесь. Фирма и раньше служила осведомительным органом для нужд германского правительства, но теперь деятельность эта становится такой определенной и столь опасной, что я предвижу уже тот день, когда наша фирма будет закрыта по местным законам!

Вольф медленно оглянулся и вскинул глаза на Вотана. В этом взгляде было столько равнодушия, что Вотан махнул рукой и злобно хлопнул за собой дверью.

Для него более не было сомнений, что капитан ведет фирму к гибели и что его интересуют лишь те дела, которые угрожают большой опасностью как фирме, так и самому Вотану, как ни всесилен и влиятелен был он в этом крае.

«Я понимаю еще, – думал, сходя по лестнице, Вотан, – служить родине, осведомлять ее о том, что полезно для ее торговых и промышленных интересов, но служить другому государству, которое, может быть, завтра начнет войну с Россией – это чудовищно! Я не знаю, что думают эти господа в Берлине, давая такие полномочия Вольфу и поручая фирме такие опасные дела?»

Такие мысли тревожили старого Вотана во время всего его путешествия от берегов Тихого океана до Петербурга. Здесь он несколько успокоился. Он посетил германского посла, который, однако, в это время отсутствовал, так как был вызван в Берлин, и Вотана принял его старый знакомый, с которым он когда-то был в служебных и деловых сношениях. Этот старый знакомый был не кто иной, как все знающий в России советник посольства барон фон Луциус. Он сердечно приветствовал входящего в его кабинет Вотана на неизменном французском языке и, не давая ему вымолвить слова, сказал:

– Вас вызвали в Берлин? знаю, знаю! Там очень нуждаются в вас. Там вы встретитесь с двумя изумительными людьми, с которыми вам придется работать и у себя.

Дипломат, ласково и лукаво улыбаясь, долго говорил о делах, то придавая им характер большой, почти государственной тайны, то описывая их, как светские сплетни, и тогда рассказ его приобретал фривольный тон, полный полунамеков, рискованных анекдотов и модного остроумия.

Долго не мог старый Вотан заговорить. Но когда ему это, наконец, удалось, и он спросил о значении Вольфа в военно-политических кругах Берлина, – фон Луциус замахал руками и затараторил:

– Боже мой! Боже мой! Вольф! Да это восходящее светило! Лучший и преданнейший друг принца Генриха и его правая рука! Значение Вольфа? Да оно неограниченно, так как он находится в курсе самых затаенных и самых важных замыслов нашего правительства. Я вам скажу по секрету, что Вольф вместе с бывшими вашими служащими Шмидтом и Аурихом объездил всю Северную Америку и установил там осведомительные агентства, как в английской Канаде, так и во всех важнейших городах и стратегических пунктах Штатов. О таких агентствах даже не могло мечтать наше военное министерство. После того, как Вольф покончит дело в России, ему предстоит поездка в Англию и Францию. В Берлине признали необходимым реорганизовать всю осведомительную службу за границей.

Напрасно Вотан старался доказать, что столь сложная система шпионажа является очень опасной для фирмы, и что не в интересах правительства, чтобы фирма прекратила свое существование, а это неизбежно случится, если Вольф будет продолжать слишком злоупотреблять влиянием и связями торгового дома «Артиг и Вейс», – советник посольства и слушать не хотел.

– Вольф знает, что он делает! – говорил он, улыбаясь. – Он не перетянет струны. Капитан – слишком осторожный и слишком опытный агент.

Потом, словно спохватившись, он пристально взглянул на встревоженного Вотана и сказал:

– Для вас Вольф не страшен. У него нет никаких намерений занять ваше место, господин Вотан. И вы не тревожьтесь!

Старый Вотан смутился. Даже румянец появился на его дряблых щеках и задрожали губы.

– Господин советник! – сказал он. – Вы, конечно, осведомлены, что я более чем обеспеченный человек. Меня уже не могут привлекать ни деньги, ни какие бы то ни было почести. Однако, мне было бы крайне тяжело, если бы фирма перестала существовать во время моего управления делами, и чтобы последние дни фирмы омрачились доказанным и позорным, с точки зрения местных законов, деянием, каким, без сомнения, будет признано шпионство.

– Ну, до этого не дойдет! – засмеялся барон. – Вы слишком сильны там, на берегах Тихого океана! Я ведь знаю! – лукаво смеясь, добавил он и хлопнул своего собеседника по плечу.

Вотан ушел, несколько успокоенный. Известие о том, что Вольф не предназначался для роли его заместителя и что капитан пользуется репутацией необычайно ловкого дипломата и тайного агента, позволяло Вотану надеяться, что все обойдется благополучно и когда Вольф, наконец, покинет Дальний Восток, все войдет в обычную, не такую тревожную и полную опасностей колею.

На другой день Вотан выехал в Берлин. Он старался в пути не думать о делах и развлечься бегущей перед его глазами панорамой лесов и черных, кое-где покрытых озимыми всходами, полей. Он видел бедные деревни западного края с избами, крытыми черной, несколько раз перегнившей соломой, с голодными, жалкими коровами, сонно бродящими по грязным дорогам, бледных, белокурых детей, с испуганным любопытством смотревших на бегущий мимо поезд, – и какое-то странное чувство не то жалости, не то стыда заползало в сердце Вотана. Он думал, что многие сотни германских агентов, на воспитание и образование которых правительство потратило огромные средства и которым платит и сейчас баснословные оклады, засыпая их наградами и благодарностями, употребляют все ухищрения, весь свой талант изобретательности для того, чтобы в то время, когда на этих черных полях загремят германские пушки, уничтожать серые ряды отцов и братьев этих бледных детей с живущими в глубине их глаз тревогой за завтрашний день и страхом перед подстерегающими их повсюду голодом и бедой.

Впервые в жизни, быть может, подумал об этом Вотан и чувство неловкого смущения, какого-то стыда неприятно щемило сердце. Он вспомнил о том, что в этой стране выросли его дети и что они пользуются теми же правами, как дети граждан этой страны. И сам он, старый Вотан, бывший германский подданный и до настоящего времени верный слуга Германии, был отличен в России и получил все то, о чем едва ли может мечтать природный русский человек. Вспомнил Вотан и о многочисленных своих друзьях в этой стране, и опять чувство стыда вызвало на его лице яркий румянец. Но он тотчас же взял себя в руки и презрительно улыбнулся.

– Поздно теперь! – шепнул он. – Так уж и доживу до конца. Нельзя меняться на склоне жизни!..

А поезд проносился мимо станций, и все дальше и дальше от берегов Тихого океана был старый делец. С каждым часом ближе становилась граница, и невольно скорее и нетерпеливее билось сердце Вотана.

Вот и Эйдкунен.

Германские жандармы, берлинские кондукторы, выкрики официантов и немецкие, не переходившие еще русской границы газеты.

Вотан вдруг почувствовал себя помолодевшим. Он выпрямил свой сгорбленный стан, выше поднял голову, а глаза его засверкали радостнее и оживленнее.

Он сразу позабыл все те сомнения и то чувство стыда перед своей второй родиной, какие мучили его в вагоне по пути к границе.

Вотан понял, что он только немец и что всякое дыхание его, всякая капля крови его ничего не имели общего с приютившей его страной, раскинувшейся на десятки тысяч верст и оставшейся там, за германской границей, где жили какие-то случайные друзья и ненужные ему люди; с ними у него не было сердечных связей, а лишь холодные деловые отношения, полные какой-то сторожкости и смутно сознаваемой готовности к отпору и нападению.

В таком радостном и бодром настроении глава фирмы «Артиг и Вейс» прибыл в Берлин и в тот же день отправился в военное министерство, где имел свидание с Гинце. Этот делающий карьеру дипломат сообщил ему, что он получил назначение в Манчжурию и Китай, куда он отправляется вместе с известным археологом доктором Луженом, которого лично знает и очень уважает имперский канцлер, считающий этого полуученого, полуофициального агента правительства одним из изумительнейших по способностям дипломатов и агитаторов.

В заключение своей первой беседы Гинце сообщил Вотану, что на этой неделе состоится тайное заседание комиссии государственной обороны и в связи с ним заседание в военном министерстве. На оба эти заседания правительство и решило вызвать Вотана, так как многие вопросы будут касаться именно дальневосточных дел.

Через два дня Вотан действительно получил с курьером повестку, приглашающую его на заседание комиссии государственной обороны рейхстага в пятницу.

Заседание было очень многолюдное. Кроме членов комиссии и представителей военного и морского министерств во главе с обоими министрами, в комиссию было приглашено около двадцати человек сведущих лиц.