Текст книги "Бриг «УЖАС»: Избранные фантастические произведения"

Автор книги: Антоний Фердинанд Оссендовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Брайтон засмеялся, и его глаза радостно блеснули.

– У меня взрывом раздробило левую руку и плечо, но все это уже давно прошло, – сказал он.

Гремин потупился и, помолчав, продолжил:

– Итак, вы уже знаете мои условия, а руководители трестов согласились вести переговоры с нами. На какие же уступки согласны вы идти?

Джемс молчал. По его лицу бродила неопределенная улыбка.

– Я вас слушаю, – сказал Гремин.

– Мне кажется, что вы совершенно не знаете нашего общественного строя в областях производств, на концессиях трестов? – тихим голосом спросил англичанин.

– Я его не знаю, – согласился Гремин. – Но я знаю, что вы разделили человечество на наслаждающихся и на работающих всю свою нерадостную жизнь в первом, втором или третьем ярусах подземелий!

– Вы забыли еще об одном классе современных людей: о мыслителях, работающих всю свою нерадостную жизнь, – негромко сказал Джемс. – Эти люди – мы!

– Мне нет дела до вас! – нетерпеливо прервал его Гремин. – Вы пережитки давно умерших безумцев, вся жизнь которых ушла на накопление золота и богатств. Что же нужно вам? Ведь вы владеете сокровищами всего мира?

Англичанин задумчиво покачал головой.

– Мы хотим создать счастливое человечество, – сказал он.

– Счастливое человечество? – воскликнул Гремин. – Вы заботитесь о человечности, загнав его в подземелья, на глубину семи верст.

– Да, – сказал Брайтон. – Мы хотим регулировать количество населения Земли, хотим создать такой вид промышленности, который бы позволил всем людям пользоваться благами жизни.

Гремин встал. Он был бледен и дрожал от негодования.

– Вы, руководители трестов, так думаете? – спросил он, сжимая кулаки. – Вы издеваетесь надо мной?

– Так думаю я! – сказал с ударением Брайтон. – Что же касается иных, то ими тайно руководят другие, например… я.

– Мы уже давно с Русановым знаем эти способы предоставления всем людям счастливой жизни, – сказал Гремин, – но пока ничего не говорим. Мы боимся, что вы захватите наши изобретения и превратите их в орудия против людей!

Он засмеялся и тяжело опустился в кресло.

– Если мы потомки безумных богачей, то вы, вероятно, потомки революционеров? – улыбнулся Брайтон.

– Нет! Я только всегда думаю, что человечество уже около пяти веков напрасно бьется из-за хлеба и крова. Все это уже давно дало знание! Только наука могла освободить человечество, и она это сделала! Но люди не сознавали и не сознают этого!

Англичанин молчал и внимательно слушал инженера.

Когда тот закончил, Брайтон долго ходил по кабинету и что-то обдумывал.

– Вот что я предложу вам, – сказал он, подходя к Гремину. – Вчера вы были на озере с девушкой. Я ее немного знаю. Быть может, она не откажется совершить с нами путешествие по нашим концессиям? Это путешествие позволит нам выяснить многое и обсудить те уступки, которые могут сделать тресты.

– При чем же здесь девушка? – насторожился Гремин.

– Я бы очень вас об этом просил, – тихо сказал Джемс.

– Хорошо, – пожал плечами инженер. – Перед нами слишком важная задача, чтобы стоило спорить из-за вашей прихоти, если только, конечно, моя вчерашняя спутница захочет исполнить вашу просьбу.

– Отлично! – сказал англичанин. – Я провожу вас до гостиницы.

Перед дворцом уже был Ганс.

Он быстро шел им навстречу и был сильно возбужден.

– Это кто с тобой? – грозно крикнул он, поравнявшись с

Брайтоном.

– Это мой гость! – ответил англичанин. – И ты это должен помнить, мой друг!

Но Ганс крикнул:

– Это Гремин, проклятый безумец!

Он выхватил из кармана револьвер и, почти прижав его к груди Гремина, сделал три выстрела.

Инженер даже не пошевелился, а пули, рассыпаясь в прах, вспыхивали у его ног, не коснувшись тела.

В следующий миг Джемс двумя сильными ударами свалил на землю Ганса и зашипел прерывающимся от бешенства голосом:

– Глупое животное! Убийца! Трус!

Гремин успокоил Брайтона.

– Мне ничего не угрожает, – сказал он. – Я окружен атмосферой лучей, которые лишь только коснутся какого-то вещества, уничтожают его. Оно распадается сразу и выделяет всю ту энергию, что когда-то пошла на создание вещества.

– Следовательно, вы можете уничтожить все наши здания? – спросил Брайтон.

– Я вас об этом предупредил еще вчера вечером… – ответил Гремин.

Они молча переехали озеро и уже подходили к гостинице, когда Гремин остановился и дотронулся до руки англичанина.

– Я бы просил вас не называть своего имени, – сказал он.

– Почему? Девушка, которая вчера была с вами на озере, слышала мое имя? – спросил, с удивлением пожимая плечами, Джемс Брайтон.

– Да. Но вы встретите здесь старика, который не должен пока знать вашего имени, – уклончиво ответил инженер.

Брайтон молча приподнял плечи.

Их встретила Нина. Увидев Гремина в обществе англичанина, она очень удивилась.

– Позвольте вас познакомить! – сказал, выразительно взглянув на девушку, инженер Гремин, – наш гость, доктор Смайлз, а это моя молочная сестра, Нина!

Когда происходило это знакомство, на веранду вышел старик Русанов.

Его горящие глаза остановились на Брайтоне и, казалось, заглянули в душу англичанина, но, услыхав неизвестную фамилию, он успокоился и пригласил всех в гостиницу.

IV. В аду.

Через несколько часов, в разгар шумного обеда в замке Брайтона, его воздушная яхта «Орел» легко скользнула с помоста и с тихим гудением, описав огромную дугу, быстро пошла на запад.

Отсутствие хозяина заметили, но на все вопросы никто не мог дать ответа.

Руководители трестов загадочно улыбались. Они знали, что Джемс не теряет времени и исчез куда-то, чтобы действовать и бороться с таинственным врагом.

А в это время воздушное судно уже приближалось к той части Европы, где некогда была Германия.

У окна боковой каюты стояла группа пассажиров. Здесь были Брайтон, Гремин, Нина и Русанов. Внизу мелькали города, соединенные линиями железных дорог, которые служили лишь для перевозки грузов. Иногда судно попадало в сноп света, бросаемого прожектором, и тогда шло, как белое видение, неуловимое и призрачное, унося людей в сторону моря.

На другое утро судно опустилось в местности, покрытой какими-то вышками и целой сетью железных дорог.

– Это главные фабрики железного и стального треста, – сказал Брайтон. – Здесь же расположены каменноугольные копи и фабрики нефти.

Англичанина с большим почетом встречали директора треста.

– Мы хотим спуститься в третий ярус, – приказал Брайтон, когда все они уже находились в кабине подъемной машины.

– Это невозможно, – ответил сопровождающий их директор. – В третьем ярусе бунт литейщиков.

– В третий ярус, сударь! – быстро повернулся к нему англичанин. – Я, кажется, довольно ясно передал вам наше желание?

Кабина начала быстро опускаться. Сквозь стеклянные стены кабины виднелись широкие галереи, расходящиеся в разные стороны.

Они были ярко освещены.

Когда машина остановилась, перед путешественниками открылась короткая галерея, в конце которой виднелось широкое пространство, освещенное желтым светом.

– Как глубоко находимся мы под землей? – спросил Гремин.

– Пять верст, – ответил директор, – но подземелье понижается и достигает глубины семи верст. Вас, вероятно, удивляет, что здесь сравнительно не ярко и не душно? Это объясняется тем, что по стенам галерей рабочих и жилых помещений проходят охлаждающие трубы с жидкой углекислотой, и сжатый воздух вгоняется особыми насосами в галереи.

– Сейчас, – продолжал директор, – мы увидим чугуноплавильные печи!

На большой круглой площади виднелся ряд кроваво-красных окон, сквозь которые лился зловещий свет от расплавленного чугуна. Около массивных железных дверей копошились люди. Они, как черные тени, мелькали в разных местах, подвозя тачки с углем и рудой, забрасывая их в печи, прочищая решетки топок, с лязгом и грохотом опуская тяжелые двери и выливая ослепительно белый металл в каналы, ведущие к фабрикам стали.

Через ровные промежутки времени из отверстий в печах брызгал расплавленный металл или прорывалась тонкая струя пара и почти касалась обнаженных тел рабочих. Иногда из стен печей, как жала огромных змей, быстро и беззвучно выскальзывали острые ножи и мелькали в воздухе, проходя рядом с грудью только что шагнувшего вперед кочегара или литейщика.

– Что это? – в ужасе воскликнул Русанов.

– Это система рациональной работы, – с легкой усмешкой произнес Брайтон. – Рабочие, благодаря этой системе, привыкают лишь к необходимым движениям и совершают их с точностью и быстротой машины.

– Что же делают те, которые не способны к такому труду? – так же пылко спросил старик.

– Они погибают, – подсказал директор.

И, как бы отвечая на эти простые и жестокие слова, у крайней печи раздался короткий крик, звучавший смертельным ужасом и сразу же оборвавшийся.

Все бросились туда. У самой почти дверцы открытой печи лежал человек. Это был кочегар с загорелым лицом и красными воспаленными глазами. Он умирал. Раскаленный чугун попал ему на грудь; она дымилась, а из-под огненно-красного, въевшегося в тело комка чугуна виднелась обугленная кожа и окровавленное мясо.

– Он опоздал, – хладнокровно заявил директор треста, – и из контрольного отверстия на него попала струя чугуна.

– Ведь это убийство! – воскликнул Гремин, и в это время из боковой галереи со свистом, криком и завыванием ворвалась толпа рабочих. Среди них были женщины и подростки. Они кричали:

– Трест еще ускоряет ход работ! Сегодня погибло в округе пятьсот человек! Мы не машины!

Увидев директора, который пытался спрятаться за Брайтона, толпа двинулась на него.

– Ты убийца! – крикнул один рабочий и, размахнувшись, пустил в него камень.

Директор отскочил в сторону, и камень глухо ударился в грудь Джемса. Тот пошатнулся, лицо его побледнело, и он упал навзничь.

Нина и Гремин начали помогать ему. С трудом им удалось привести в чувство англичанина, но все-таки усилия их увенчались успехом: Джемс поднялся. Он еще шатался и неуверенно двигал ногами, однако довел всех до подъемной машины и приказал поднимать.

– Я прикажу заманить бунтовщиков в секретную камеру, – сказал, снимая перед Брайтоном шляпу, директор треста. – Эти дерзкие звери задохнутся там.

Он уже схватил в руки трубку телефона, но англичанин одним прыжком очутился около него и оттолкнул от аппарата.

– Если хоть одному из литейщиков будет назначено наказание, вы, сударь, будете иметь дело со мной. Понимаете?

И, не дожидаясь ответа от изумленного директора, он подошел к окну, не глядя ни на кого и чувствуя на себе взгляд ярких глаз старика.

– Я вас не понимаю, – начал вновь директор. – Распоряжением Генерального Совета Директоров на всякое проявление протеста наложены строгие наказания. Я не имею права им не подчиняться!

– Заявите вашему Генеральному Совету, сударь, что я приказал не подвергать этих рабочих никаким наказаниям. Если же вас спросят эти господа, почему я отдал такое распоряжение, заявите им, что вы видели людей, которые могли бы уничтожить все и всех, но не сделали этого из чувства жалости. Эти люди – инженер Гремин и его учитель Русанов…

С этими словами Брайтон лукаво улыбнулся и протянул руку старику, не обращая внимания на перепуганное и растерянное лицо директора.

Гремину не понравилась проницательность англичанина, узнавшего Русанова, и он был настороже, ожидая засады. Однако открытый взгляд Джемса и его приветливость к Русанову скоро рассеяли опасения инженера.

На уровне первого яруса внимание Гремина было привлечено фиолетовым светом.

– Это искусственное освещение, содействующее быстрому росту овощей, фруктовых деревьев и цветов. Здесь под влиянием этих лучей мы получаем до десяти урожаев в год.

– Скажите, у вас и здесь имеется… контрольная система? – спросил с мрачным любопытством Русанов.

– Конечно, и с этой точки зрения она еще более жестока, – ответил Брайтон. – Но не стоит об этом говорить. Это – печальная необходимость. Нам надо очень много разных продуктов, а пока наши инженеры не придумали еще таких автоматов, которые могли бы совсем заменить физический труд человека.

– Зачем? Вы сделали все возможное для того, чтобы население уменьшилось, – сказал Гремин.

– Это правда, – согласился англичанин. – Но с одной стороны, земная кора настолько охладела, что на ней могут созревать лишь злаки и расти деревья. Нам пришлось уйти под землю со значительной частью сельского хозяйства. Подземелья же наши несравненно меньше, чем земная поверхность, вот почему нам так надо торопиться. Кроме того, при той лихорадочной работе, какую вы наблюдали и которая кипит у нас повсюду, мы усиленно питаем наших рабочих. Немало нужно пищи и разных продуктов для "свободных"…

– Это для вас, директоров и главарей трестов? – спросил Русанов.

– Нет! – возразил Брайтон. – "Свободные" – это освобожденные от работы. Освобождаются же они таким образом: заработавший определенное количество золота в третьем ярусе переводится во второй, если он сумеет заработать новое количество золота и там, он переходит в первый ярус и, наконец, на поверхность Земли, где через три года работы переходит в число "свободных". Вот почему рабочие редко ропщут и по целым годам не покидают подземелий, работают, борясь за счастье попасть в класс "свободных", а их у нас около пяти миллионов. Жизнь "свободных" – это отдых, лень, наслаждение, праздник, – называйте это, как хотите, но все-таки я утверждаю, что их жизнь куда лучше нашей…

Он замолчал, провел рукой по лицу и с утомленным видом закрыл глаза.

– Вы опять, Нина, – сказал он, когда девушка подошла к нему, – помогли мне в несчастье, и я не знаю, как благодарить вас.

– Я же врач, – ответила девушка, – я обязана помогать всем, даже врагам.

– Всем… даже врагам… – повторил Брайтон. – Что же? Я знаю, что вы меня считаете врагом…

– Нет! – просто ответила девушка. – Я не знаю этого. Порой мне даже кажется, что вы совсем не враг. Я только многого не понимаю пока…

Брайтон улыбнулся и приказал дать самый быстрый ход подъемной машине.

– Вы это поймете у меня в замке на Арте! – загадочно шепнул он.

Выйдя из кабины, Брайтон пригласил спутников на воздушную яхту и приказал пилоту:

– В замок Арты!

И "Орел", распластав свои белые крылья, понес их на юг.

V. Бой в воздухе.

На другое утро, когда все собрались в столовой судна, откуда открывался вид на три стороны, Нина подошла к окну и любовалась земными долинами, по которым бежали реки, кажущиеся голубыми лентами.

– Как прекрасен мир! – воскликнула она с восторгом, глядя на раскинувшиеся внизу леса и поля, кое-где перерезанные дорогами; вокруг них тонули в тенистых парках роскошные замки и дома "свободных". – Какой ужас охватывает меня при воспоминании о тех несчастных, которые бьются там в подземельях!

Джемс молчал.

К нему подошел Русанов и положил ему руку на плечо.

– Зачем, – шепнул он страстно и горячо, – зачем за спиною этих рабов вы поставили страшного надсмотрщика – Смерть? Вы этим превратили их жизнь в пытку!

– Это ввели до меня, – ответил англичанин. – Но теперь уже поздно возвращаться. Машина пущена, и остановить ее нельзя…

– Разве нельзя изменить ее движение? – спросил Гремин.

– Нет! Вся культура, все знание находится в руках двух или трех десятков людей. Если они погибнут – исчезнет все то, что люди завоевали вековой борьбой, и человечество вернется в первобытное состояние.

– Это лучше, чем рабство! – воскликнул Гремин.

– Это правда! – согласился Брайтон. – Но вы забываете, что условия изменились. Земля охладилась, недра ее опустошены, и новому первобытному человеку, вооруженному лишь желанием жизни, вторично не победить природы.

Все замолкли, а Брайтон продолжал.

– Вы говорите, что мы захватили свободу и жизнь людей? Это пустяки! Мы отняли у них душу, наследственное достояние их предков, добытое жизнью и кровью тысяч поколений. Они нищие, и мы их кормим. Если же мы погибнем – они в доме, наполненном богатством и пищей, не найдут ничего для жизни – так хорошо мы это утаили.

Англичанин сухо рассмеялся и начал ходить по каюте.

– Меня считают революционером и мечтателем, – сказал он. – И все только потому, что я уверен в гибели всех нас и не хочу остаться в памяти людей ни безумным скупцом, ни просто неизвестным, владевшим в свое время половиной мира. Я оставлю человечеству великолепное завещание! Мною изобретены конденсаторы человеческой энергии. Если в то время, когда мы, руководители трестов и устроители современной жизни, исчезнем, люди приведут в действие мои конденсаторы, в их мозгу возникнут все те идеи, которые теперь так хорошо известны и использованы нами. Подобно тому, как граммофон передает людям лучшие образцы литературы и музыки, проекционный фонарь – живопись и скульптуру, так мой конденсатор возбудит в людях идеи и пути их выполнения. Таково мое духовное завещание.

– Я не ошиблась… – сказала Нина, протягивая Джемсу руку. – Я недаром невольно доверяю вам.

Брайтон поцеловал руку девушки и сказал:

– Я потомок великого поэта и драматурга, – и, вероятно, поэтому я думаю, что единственное счастье на Земле – любовь. Пусть же она озарит мое имя хотя бы после смерти!

Резкий звонок прервал его слова. Джемс взял телефонную трубку и спросил:

– Что случилось?

Ответил дежурный пилот.

– Сударь, с юго-востока я вижу стаю гарпий!

Англичанин, не сказав ни слова, бросился к лестнице, ведущей в стеклянную башенку, расположенную над судном. Отсюда при помощи бинокля он отыскал вереницу черных точек, напоминающих косяк летящих осенью журавлей.

Но это были не птицы, и Брайтон насторожился.

Наперерез его воздушной яхте шло большое боевое судно, окруженное гарпиями. Это были маленькие быстроходные аэропланы, построенные из стали и несущие на своих острых носах летучие мины.

Джемс спустился в каюту и, пройдясь несколько раз вдоль всего помещения, отдал по телефону приказание:

– Вся команда по местам! Приготовить большие прожекторы!

Затем он обратился к присутствующим:

– Господа! Я не могу от вас скрыть, что за нами гонится боевая воздушная эскадра треста. Нет сомнения, что узнали о вашем пребывании на "Орле" и хотят вас арестовать.

– Вы предатель! – сказал мрачным голосом Гремин. – Но знайте, что вы погибнете вместе с нами…

– Не время спорить и угрожать! – сухо ответил Брайтон.

– Надо действовать! Желаете ли вы помочь мне?

– Я готов! – сказал Гремин.

– Пусть всякий возьмет на себя защиту одной стороны нашего судна, – сказал Джемс. – Это нелегкое дело, конечно, так как "Орел" – яхта, а на нас идут быстроходные боевые судна, вооруженные артиллерией и минами.

– Я возьму на себя защиту носовой части! – сказал Брайтон. – А вы, Нина, если доверяете мне, оставайтесь здесь!

– Я остаюсь! – ответила девушка.

Англичанин с благодарностью взглянул на нее и быстро вышел.

На мостике, расположенном почти на носу "Орла", копошились пилоты и устанавливали прожекторы, соединенные толстыми проводами с черными стальными ящиками. Большое военное судно остановилось на значительном расстоянии. На нем заколыхались сигнальные флаги, а вслед за этим заработал беспроволочный телеграф, вызывая "Орел".

– Что вам угодно? – спросил англичанин. – Я Джемс Брайтон!

– Генеральный Совет всемирных трестов предлагает вам немедленно сдать судно!

– Судно принадлежит лично мне, и никто не имеет права препятствовать мне лететь, куда я хочу.

– Я получил предписание арестовать вас!

– Попробуйте! – протелеграфировал Брайтон.

– Если вы не повинуетесь, – пришел ответ, – я отдаю приказ о нападении!

Англичанин прекратил переговоры и приказал что-то дежурному пилоту. "Орел" сразу же начал описывать большой круг, медленно поднимаясь все выше и выше.

Одновременно со всех сторон судна загорелись прожекторы. Их ослепительный след спорил с лучами солнца, и казалось непонятным, зачем Брайтон зажег огни на "Орле". Англичанин обошел всех людей, стоящих у прожекторов, и что-то объяснил Гремину и Русанову, взявших на себя оборону бортов.

Но в это время грянул первый выстрел.

Брайтон бросился на нос яхты.

Военное судно несколько удалилось. Оно еще было окутано легким дымом, но сквозь дым были видны красные флаги, выброшенные на боковых галереях.

– Бой начался! – крикнул Джемс. – Внимание!

Две гарпии выделились из строя и быстро пошли навстречу "Орлу", а третья, описав дугу, начала подходить сбоку.

Яхта англичанина, не останавливаясь, поднималась вверх. Работали лишь верхний и нижний пропеллеры. Джемс вдруг быстро повернул судно и полным ходом пошел на нападающих.

С каждым мгновением гарпии становились ближе. Уже можно было различить глазом людей, копошившихся у мин, как вдруг носовые прожекторы на миг осветили бледными лучами темные тела гарпий, и тотчас же свет сделался розовым, а затем багровым. Казалось, что он въедается во мчащихся к яхте врагов. Оглушительные взрывы раздались на гарпиях, и исковерканные обломки стальных листов, куски дерева и обрывки человеческих тел начали со стремительной быстротой падать вниз.

Третья гарпия успела выпустить мину, но смущение, которое овладело ее командой, не позволило взять правильный прицел, и снаряд, гудя и оставляя за собой длинную полосу дыма, пронесся дальше.

"Орел" ловким маневром догнал убегавшее судно и, встав над ним, сбросил снаряд. Опять черные обломки понеслись к земле и, ударившись об нее, превратились в песок, мелкие осколки и бесформенные куски окровавленного мяса и мозга.

Заговорили орудия военного судна, но снаряды не долетали до "Орла". Он забирался все выше и выше.

Два раза гарпии шли в атаку, но отступали, едва падали на них багровые лучи прожекторов.

– Нам бы продержать их так до ночи, а там мы им покажем один фокус! – весело крикнул Брайтон появившемуся из боковой галереи Гремину.

Но, словно отвечая ему, гарпии поднялись выше и начали наступление. Заработали прожекторы. Несколько судов взорвалось, другие загорелись и начали быстро опускаться на землю. Однако перевес был на стороне нападающих. Уже несколько мин взорвались возле самого судна и снесли один прожектор.

Англичанин понял, что ему надо отступать и пытаться сдерживать врага на расстоянии, сосредоточив на нем лучи всех прожекторов.

Он уже хотел сделать распоряжение о новом маневре, как вдруг увидел, что две гарпии внезапно исчезли, а на их месте вспыхнули красноватые огоньки.

– Мой аппарат! – крикнул Гремин. – Я совсем о нем забыл!

Он бросился в кормовую каюту, а за ним поспешил и Брайтон.

Они остановились в изумлении.

Нина поместила прибор на столе и, следя в бинокль за гарпиями, наводила на появляющиеся за кормой суда потоки невидимых лучей.

– Вы нас спасли! – восхищенно глядя на девушку, воскликнул Брайтон. – Теперь мы посмотрим!

Когда аппарат был перенесен на нос и очутился в опытных руках Гремина, гарпии одна за другой начали бесследно исчезать, словно таять в воздухе, а военное судно, не дожидаясь конца боя, быстро удалялось к северу, изредка стреляя из кормовых пушек.

Бой был окончен, и "Орел" продолжил свой путь.

К стоящему на боковой галерее Джемсу подошел Гремин.

– Жаркий день был сегодня… – проговорил он.

– Да!.. – неохотно и резко ответил англичанин.

– Завтра, вероятно, новая эскадра будет нас преследовать? – продолжал русский инженер.

– И завтра вы опять скажете, что я предатель! – мрачно произнес Брайтон.

– Нет! – ответил Гремин. – Я прошу у вас прощения и сознаюсь, что оскорбил вас своими подозрениями. Что бы ни случилось, я всегда буду считать вас благородным человеком!

Брайтон сделал быстрое движение, будто хотел броситься к Гремину, но удержался и вновь потупился, сдвинув густые брови.

– Вам недолго считать меня предателем или благородным человеком, – произнес он. – Моя песенка спета… Я очень скоро должен погибнуть.

Гремин молчал, так как знал, что Брайтон говорит правду, сознавая, что ему не под силу одному вести борьбу со всесильным Генеральным Советом трестов.

Мучительное и тяжелое молчание длилось долго; его прервал голос Нины.

– Я не думаю, что ваша судьба уже решена, – сказала она, обращаясь к Джемсу. – Почему бы вам не примкнуть к нам? Мы также хотим счастья человечеству, и мы добьемся этого!

Джемс вспыхнул, но тотчас же справился с собою и сказал:

– Я не могу жить без доверия к себе, а вы не можете мне доверять. Ведь я Джемс Брайтон!

И он горько рассмеялся.

– Нет, мы доверяем вам! – воскликнул Гремин.

– Ваш приход к нам – начало нашей победы! – торжественным голосом произнес Русанов, входя на галерею. Его глаза горели огнем вдохновения, и рука протянулась над головою англичанина.

Брайтон окинул всех взволнованным и радостным взглядом и молча решительно кивнул головой.

Потом, подойдя к Нине, он прижал ее руку к губам и шепнул:

– Вы в одном ошиблись! Моя судьба решена!

Вечером они увидели верховья Арты, и около полуночи Джемс, радостный и возбужденный, вошел в кормовую каюту и сказал:

– Сейчас я вам покажу свой дом, где я не Джемс Брайтон, а человек!

Он хотел уже протянуть руку и подошел к окну, но тотчас же со стоном отскочил.

Все кинулись к окнам.

Внизу ярко пылало пламя. Видно было, как вскидывалось злое пламя и металось, пожирая все, что попадалось ему на пути.

Брайтон тяжело опустился в кресло:

– Они сожгли все, что я ценил в жизни…

Он закрыл лицо руками и глухо зарыдал.

VI. «Земля побеждающей мысли».

Спустя несколько дней большое воздушное судно с зажженными боковыми огнями мчалось глубокой ночью над необозримой пустыней Азии.

Широкоплечий человек, закутанный в плащ, стоял на мостике. Глаза его блестели, а ноздри жадно втягивали свежий морской ветер, дувший навстречу судну.

Появилась еще одна фигура. Шорох ее платья услышал стоящий на мостике и быстро обернулся.

– Я ждал тебя! – сказал он. – Я так счастлив, но мне нужно всегда видеть тебя, Нина, рядом с собою. Сам того не сознавая, я любил тебя с первой нашей встречи в Балтиморе! Я невольно вспоминал о тебе, и ты являлась иногда мне во сне. Тогда я смеялся над собою, но теперь я понял все. Я тебя люблю, и мы должны были встретиться…

Нина молчала. Она только подошла ближе к Брайтону и подала ему руку. Они долго стояли и дышали полной грудью, чувствуя, как горит в их сердце любовь, и постигая красоту и величие мира. Бледный свет луны охватил их, прижавшихся друг к другу с доверчивой и теплой лаской, а внизу кипел океан и, казалось, хотел доплеснуть до судна пенистые гребни волн.

– Тихий океан! – крикнула Нина. – Сейчас будет наш остров, наши друзья и новая жизнь!

Отвечая ей, снизу поднялась к облакам широкая полоса ослепительного света, побежала, сразу нашла яхту и залила ее потоком ярких лучей.

Русанов, выйдя из каюты, встал на самом открытом месте судна и снял шляпу.

Внизу вспыхнули разноцветные огни, и тотчас же ярко осветилась большая площадь.

"Орел", медленно кружась, опускался.

Толпа мужчин, женщин и подростков окружила яхту.

Все пожимали руки Русанову, Гремину и Нине.

Когда крики и приветствия улеглись, старый ученый встал и крикнул:

– Привет Джемсу Брайтону на острове свободных людей!

– Привет! Привет! – подхватила толпа и старалась увидеть английского изобретателя, имя которого было окружено зловещим ореолом.

– Он наш друг и союзник! – крикнул опять Русанов.

– Ура! – пронеслось над толпой.

Всю ночь не расходились люди и не отпускали прибывших.

– Скоро ли начнем последнюю войну? – спрашивали наиболее нетерпеливые.

– Теперь скоро! Очень скоро! – успокаивал их Гремин.

Солнце еще не поднялось к зениту, а Гремин уже показывал Брайтону все то, чего достигли жители острова, бежавшие сюда от промышленных королей.

Англичанин осматривал все заводы и их изделия с глубоким вниманием, делясь своими впечатлениями с инженером.

Его ум, изощренный в жестокой борьбе трестов с десятками миллионов порабощенных людей, в каждом изобретении видел особые стороны, делающие его опасным для врагов. Когда Гремин указал ему на это, Брайтон энергично махнул рукой и сказал:

– Конечно! Сначала победим одних, а потом уж облагодетельствуем других!

И он что-то подсчитывал, соображал и отмечал в записной книге.

Брайтон неожиданно оживился, когда Гремин привел его в огромное здание с высокой башней и быстрым потоком воды, мчащейся куда-то с шумом и грохотом.

– Это фабрика золота, – сказал Гремин, заметив вопросительный взгляд англичанина. – Смотрите.

Сквозь стекла башни можно было увидеть, как в падающем сверху водопаде мелькали сотни сеток, быстро прячущихся в углублении стен и вновь рассекающих воду.

– Эти сетки сделаны из особого сплава, поглощающего золото, – сказал, стараясь перекричать шум воды, Гремин.

– Они улавливают те сотни миллионов пудов золота, которые растворены в воде морей.

Лишенная золота вода с плеском и глухим грохотом исчезала в конце здания в глубоком колодце, где в падении она приводила в движение динамо-машины, превращаясь в силу, свет и теплоту.

– Это душа вашего острова! – улыбнулся Брайтон.

Инженер кивнул ему, и они начали спускаться в подвал, расположенный под зданием фабрики золота.

Здесь все содрогалось от мчащейся в каменном русле воды, которая буквально оглушала своим ревом.

Высокие штабели больших и малых слитков золота, целые горы драгоценного металла были сложены здесь. Всю землю можно было купить за эти сокровища.

– Скорей, скорей к Русанову, – вдруг крикнул Брайтон и почти бегом бросился из подвала. – Вы не хотите кровопролития? – сказал он, остановившись перед стариком.

– Хорошо! У вас есть способ незаметно и быстро победить всемирные тресты. Вы знаете, что у нас на поверхность земли попадают те, которые представят нужное количество золота. Мы снабдим им население подземелий и будем увеличивать число "свободных". Остановятся фабрики и опустеют поля и плантации. Произойдут непредвиденные осложнения, а изменение законов вызовет бунты и гибель трестов.

С того дня все население острова было занято постройкой судов. Вскоре они шли в сопровождении большого корабля, который в пути снабжал их энергией, передаваемой по воздуху. Около Марселя глубокой ночью суда выгружали слитки золота, и ночью же их уносили выходящие из подземелий по естественным расщелинам и пещерам люди вглубь земли, где с каждым днем ярче занималась заря скорого освобождения.

Через несколько лет, когда в Европе после жестоких междоусобных войн, убийств и казней начались голод и повальные болезни, с острова прибыл "Орел".

Генеральному Совету всемирных трестов, с трудом удерживающему еще в своих руках власть, были посланы требования о немедленном отказе от управления человечеством и о подчинении решениям острова.

Весть об этом разнеслась среди населения, свободного, но полуголодного и начинающего уже вымирать. Одичавшие и отчаявшиеся люди несколько дней окружали здание Генерального Совета и грозными криками требовали согласия на условия освободителей. Когда же Совет слишком долго не мог прийти к окончательному решению, толпа ворвалась в золотую залу дворца, и когда с завываниями и проклятиями она выбежала оттуда, то на залитом кровью полу, среди обломков столов и кресел, лежало несколько трупов.