Текст книги "Круги на воде"

Автор книги: Антон Шаффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Я понимаю то, что это ваша единственная возможность спасти себя. Вы же сами знаете, что значит не выполнить приказание Сталина.

Смолин заходил по комнате. Он напряженно думал, пытаясь прийти к правильному решению. Возможно, этот Новиков самый обычный аферист, который пытается вести свою игру. Но он действительно знает то, что знать просто не может не при каких условиях. Но как?.. Поразмыслив несколько минут, Смолин пришел к выводу, что скоропалительные решения в данной ситуации неприемлемы. А потому сказал:

– Вот что, Илья Ильич. Прежде чем ответить вам 'да' или 'нет', мы должны обдумать все, сказанное вами. Завтра утром мы будем у вас. А книгу эту мы забираем с собой.

Локиев тут же взял книгу и положил ее в свой портфель.

– Как вам угодно, Юрий Андреевич. – улыбка не сходила с лица Новикова. – Спешить нам некуда. Но мне кажется, что вы обдумаете все куда быстрее.

Смолин метнул взгляд на Новикова, но решил, что сейчас лучше промолчать. Чекисты попрощались с хозяином удивительной комнаты и вышли в грязный коридор.

*****************************

Спустившись в метро, Олег беспокойно посмотрел на электронные часы, висевшие над черной пастью туннеля, хотя лишь за минуту до этого сверялся какой сейчас час у случайного прохожего. Свои часы он забыл дома, так как собираться пришлось быстро, и времени было в обрез.

Когда Олег поприветствовал звонящего, он тут же узнал голос, который еще буквально несколько секунд назад так легко менял свое звучание с бархатного на металлический и обратно.

– Я так понял, что брошюра вас заинтересовала, Олег Игоревич? – поинтересовался голос.

– С чего вы взяли? – ошарашено ответил Олег.

– Ну, раз дело дошло до звонка… Да и номер, как вы поняли, написан не для того, чтобы по нему звонили все подряд. А вы его разглядели…

– Так может меня номер и заинтересовал? – попытался съязвить Олег, понимая при этом, что говорит он чистую правду.

– Теперь это уже неважно, – как-то нехорошо ответил голос.

– Это почему же?

– Олег Игоревич, давайте перенесем нашу беседу в другую плоскость и пообщаемся в другой обстановке – вы не против?

– От чего же! – захорохорился Олег. – Я согласен.

– Ну и хорошо. Тогда через полчаса на Чистых прудах, на третьей скамейке с правой стороны по ходу от метро. Договорились?

Договорились.

Часы показывали половину восьмого вечера, а, значит, у него в запасе было еще минут пятнадцать. В вагон поезда Олег заскочил, когда записанный женский голос уже объявил, что двери вот-вот закроются, а следующей станцией будет 'Чистые Пруды'. Порадовавшись, что ему удалось, растолкав двери, все же втиснуться в вагон, Олег огляделся вокруг, поймав на себе неодобрительный взгляд грузной тетки лет пятидесяти, которую он случайно задел, влетая в уходящий поезд.

Остальная публика также не отличалась жизнерадостными выражениями на лицах. Да оно было и понятно – рабочая неделя только начиналась, а потому сограждане пребывали в апатии, граничащей с легким психозом.

Олегу отлично было известно это странное состояние повседневной скуки, то и дело норовящей перейти в раздражение и злость. Он и сам так жил до тех пор, пока не стал тем, кого принято называть успешным молодым писателем.

Родившись в конце семидесятых, будущий талант рос в Москве, под присмотром всевидящих родителей, а также бабушек и дедушек с обеих сторон. Детство Олега мало чем отличалось от детских лет его поколения в целом, хотя теперь, когда он смотрел на него с некоторого временного удаления, ему начинало казаться, что вся его предшествующая жизнь была лишь чередой закономерно следовавших друг за другом событий, которые и привели его к тому, что он имел теперь.

Писателем Олег становиться не собирался. Закончив школу и получи в аттестат о полном среднем образовании, он долго думал, куда ему поступать, хотя выбор был не слишком уж и большой. На дворе стояла середина девяностых, а родители Олега были рядовыми инженерами, так и не нашедшими себе достойного применения в новых рыночных условиях, а потому вынужденные за гроши трудится в НИИ, которое еще чудом сохранялось в бушующих волнах нарождавшегося капитализма.

Отец советовал выбрать технический ВУЗ, ссылаясь на то, что рано или поздно вся эта вакханалия в стране прекратится и образованные инженеры вновь понадобятся.

Мать смотрела на данный вопрос с большим скепсисом, хотя идею с техническим высшим учебным заведением не отвергала:

– Может, выучишься и в Америку уедешь работать.– Вздыхала.

Олег слушал все эти разговоры вполуха, прекрасно понимая, что ни в какую Америку он никогда не уедет, просто потому, что без России к тому моменту он себя уже не мыслил, а на факультет, дающий техническое образование просто напросто не поступит. А если и поступит, то на самый паршивый, куда берут всех из-за недобора – быть же специалистом по обслуживанию комбайнов или чего-нибудь еще подобного он никак не хотел. И не потому, что считал эти профессии плохими, а просто потому, что лично ему они были абсолютно неинтересны.

Поразмыслив, он пришел к выводу, что если уж и класть на чаши весов науки точные и науки гуманитарные, то душа его все же тянется к знаниям гуманитарного характера. А потому, не посоветовавшись ни с кем, в одно прекрасное утро он собрал в один мешочек все необходимые документы и направил свои стопы ближе к метро 'Фрунзенская', чтобы подать их (документы, конечно, а не стопы) на филологический факультет. С памятью у юного Олега было все в порядке, а потому еще с раннего детства у него в голове скопился целый ворох стихов самых разных авторов. С правилами русского языка он тоже был в ладу.

Вступительные экзамены Олег сдал играючи, и так же беспечно проучился пять лет на ставшем ему родным факультете, в исключительно девичьем окружении. Правда когда Олег только начал учиться, на его курсе был еще один парень – Сережа, – но он очень быстро сошел с дистанции. Где-то в середине первого курса что-то в нем надломилось, и, испытав тяжелейший духовный кризис, Сережа забрал документы, чтобы уйти навсегда от сводившего его с ума девичьего щебетания, которое сопровождало учебный процесс с утра до вечера, и поступить в военное училище.

Так и ушел, сгинув. А потом, когда они уже закончили обучение, кто-то из многочисленных подружек сообщил ему, что Сережа погиб в Чечне в двухтысячном году, подорвавшись на противопехотной мине. Примерно в это же время Олег начал серьезно писать…

Поезд остановился в туннеле. Пассажиры, обливаясь потом, возмущенно зароптали на машиниста, а кое-кто позволил себе довольно резкие высказывания и в адрес более высоких инстанций. И здесь сердце Олега так подпрыгнуло в груди, что на секунду ему показалось, будто оно вот-вот лопнет, разорвавшись на миллионы частиц.

– Откуда он узнал мое имя? – вслух спросил он сам себя.

Глаза его при этом встретились с глазами той самой толстой тетки, которая была недовольна его жестким проникновением в вагон. Тетка недоуменно вылупила на него глаза.

– Откуда он узнал мое имя? – вновь растерянно повторил Олег, обращаясь в пустоту, но глядя при этом, невидящими глазами на тетку.

– Я не знаю, – вдруг ответила та.

– Да?– удивился Олег, продолжая внутренний монолог.

– Да,– честно призналась тетка, а потом, заметив, что за их беседой следят стоящие рядом попутчики, обратилась уже к ним:

– Совсем от жары парню плохо. Когда ж уже поедем-то!

Именно в эту секунду поезд резко дернулся и шумно пополз по рельсам. Тетка, потеряв равновесие, повалилась в бок, придавив несколько более щуплых сограждан, и в вагоне началась очередная перепалка…

*****************************

До центрального отдела Ленинградского ОГПУ Локиев со Смолиным добрались через час, после ухода от Новикова. По пути они решили, что за домом члена Ордена должно быть установлено круглосуточное наблюдение – возможно, оно помогло бы узнать, откуда Новиков черпает информацию. Визит к Львовой условились отложить, по крайней мере, до следующего утра.

Дав все необходимые распоряжения местным чекистам, Смолин и Локиев решили поехать в свою гостиницу, чтобы там, в спокойной обстановке, изучить имеющийся у них устав и еще раз прокрутить всю ситуацию. Но выйти из управления они не успели. Уже на самом выходе их догнал один из сотрудников, который доложил, что на имя товарища Смолина пришла срочная шифрограмма. Смолин с Локиевым тут же направились в соответствующий отдел, в котором, как выяснилось, работа по расшифровке уже была закончена, так как весь текст шифровки умещался на одной строке. Взяв расшифровку в руки, Смолин прочел: 'Тов. Смолин. Сроки сокращены. У вас осталось два дня'.

Смолин протянул листок Локиеву, который пробежал по нему глазами и кивнул, дав понять, что ознакомился с его содержанием.

– Что думаешь? – спросил Смолин Глеба, когда они оказались на улице.

– Думаю, что этот Новиков колдун или как там правильнее будет сказать. – Горько усмехнулся Локиев. – Или же он опять попал пальцем в небо. Но ведь попал.

– Ты это о чем? – не понял его Смолин.

– Ну, он же сказал, что до утра нам думать не придется.

Смолин лишь чертыхнулся в ответ.

В сложившейся ситуации оба понимали, что откладывать до утра действительно нельзя. Да это Новиков уже мог собрать вещички и скрыться, решив, что чекисты ему не поверят и в итоге арестуют. Взяв машину, они на всех парах поехали обратно к бараку, в котором обитал этот странный гражданин Новиков, который как ни как, но был пока что их единственной зацепкой.

В барак они фактически вбежали и тут же наткнулись все на того же мужика в замызганной тельняшке, который еще недавно так странно повел себя, столкнувшись взглядом с Ильей Ильичем. На сей раз товарищ Иванов сам шарахнулся от них, пропуская вперед по коридору. Оба заметили это, но на разговоры времени уже не было.

Дверь Новикова распахнулась за секунду до того, как Глеб собирался постучать в нее.

– Рад вас видеть, – все с той же странной улыбкой произнес Новиков. – Вы даже раньше, чем я вас ждал.

Без лишних слов Глеб втолкнул Новикову в комнату и Смолин закрыл дверь изнутри.

В руках Локиева был пистолет, который тот направил прямо на Новикова, который, не смотря на это, продолжал сохранять абсолютное спокойствие.

– Ну, к чему это, Глеб Аркадьевич…

– Закройте рот, – рявкнул Локиев.

– Как скажите, как скажите… – Новиков застыл на месте, глядя Глебу в глаза.

– Откуда вы знаете кто мы и зачем находимся в Ленинграде? – быстро начал Смолин.

– Вас ведь все равно не устроит мой ответ.

– Отвечайте, – Глеб сделал шаг навстречу хозяину комнаты, еще больше приблизив к нему дуло пистолета.

– Орден находится под защитой, Юрий Андреевич. Наши высшие советники сообщили нам об этом. – Улыбка сошла с лица Новикова.

– Прекратите нести чушь. – Зашипел на него Глеб. – Отвечайте или, и вы, и вся ваша богадельня отправится в места не столь отдаленные.

– Это не чушь, Глеб Аркадьевич. Чушь это то, что вы делаете в данный момент. А ведь у вас осталось ровно два дня…

Глеб опустил пистолет. Он с надеждой посмотрел на Смолина, но не нашел его взгляда – Смолин был так же потрясен услышанным, как и сам Локиев.

– Наталья Сергеевна ждет вас сегодня ночью у себя. – Слова Новикова вывели чекистов из оцепенения.

– Хорошо. Во сколько мы должны быть? – Смолин собрался, и голос его вновь звучал твердо и уверенно.

– Ровно в час я буду ждать вас у ее дома. Но я попросил бы прийти вас одного, – Новиков посмотрел на Смолина.

– Я приду.

*****************************

К назначенному времени Смолин стоял около уже знакомого ему дома. Прохладная ночь заставила его поднять воротник куртки, а волнение – курить одну сигарету за другой. Новиков появился с небольшим опозданием, за что тут же извинился, посетовав, что с его окраины добраться до центра города в столь поздний час весьма затруднительно. Чекист понимающе кивнул, после чего они вошли в подъезд.

Дверь квартиры в которой проживала Львова оказалась не запертой, что весьма обрадовало Смолина, так как это позволило избежать ненужного шума. Оказавшись в небольшой прихожей, пришедшие сняли уличную обувь и по застланному ковром полу бесшумно прошли в комнату.

Свет во всей квартире был погашен и лишь в той комнате, а которую их пригласил войти Новиков, слабо светился абажур, свет от которого едва позволял различать контуры предметов. Львова сидела на кресле, стоявшем почти посреди комнаты, закутавшись в плед. Увидев вошедших, она слегка вздрогнула, как будто очнулась от легкого сна.

– А я уже начала дремать, – голос у нее был тихий, но не старушечий. Если бы не установочные данные, которыми владели чекисты, Смолин мог бы подумать, что перед ним сидит женщина лет тридцати. Но Львова была уже в годах, хотя точный возраст ее известен не был даже в ОГПУ.

– Извините, Наталья Сергеевна. – Новиков поклонился, после чего подошел к креслу и поцеловал руку старухи. – Это исключительно моя вина. Товарищи из ОГПУ явились вовремя.

Смолин все еще стоял в дверях, ожидая дальнейшего развития событий. Львова тем временем разглядывала его. Затем она жестом пригласила его подойти ближе – ее рука поднялась на уровне груди и пальцем она поманила его к себе. Смолин сделал несколько шагов вперед и вновь остановился.

– Я представляла вас немного по-другому, – наконец сказала она.

– Да? – искренне удивился Смолин. – После всего того, что мне пришлось слышать сегодня, я был уверен, что вы знаете если не все, то почти все.

– Ну что вы, Юрий Андреевич, не преувеличивайте! – Львова хрипловато засмеялась.

– Я полагаю, что Илья Ильич вкратце описал вам ситуацию?

– Да. – Подтвердил Смолин.

– И к какому решению вы пришли с вашим молодым коллегой? – Львова хитро прищурила глаза и замерла в ожидании ответа.

– Вы что же, и этого не знаете? – усмехнулся Смолин.

– Я хочу услышать ответ от вас.

– Можете считать, что Ленинградское ОГПУ никогда не слышало и не занималось делом 'Черного Солнца Востока'.

– Этого мало, Юрий Андреевич. – Старуха подалась всем телом вперед и с видимым усилием поднялась из кресла. Новиков тут же подхватил плед, который она властным движением отбросила от себя.

– Мало? – Смолин машинально отступил назад.

– Мало, Юрий Андреевич. – Львова подошла к Смолину вплотную, так близко, что он чувствовал ее старческое дыхание. – Вы должны навсегда забыть это название.

– Хорошо, – немного опешил Смолин.

– Нет, не хорошо. – Голос старухи звучал уже зловеще. – Одного хорошо нам не достаточно. Садитесь за стол.

– Зачем?

– Садитесь. Илья, дай господину Смолину бумагу и ручку.

Новиков вытащил откуда-то как будто уже заготовленные письменные принадлежности и положил их на стол. Смолин медленно сел на стул и взял в руку ручку. Где-то в глубине своего сознания он понимал, что, возможно, совершает ошибку, но делал все именно так, как говорила старуха. Он уже собирался спросить у Львовой, что ему предстоит писать, как почувствовал странный запах, который буквально наполнял комнату. Обернувшись, он увидел стоявшего недалеко от него Новикова, на лице которого играла все та же странная улыбка. Львова вновь была в кресле. Она сидела абсолютно без движения, а глаза ее будто остекленели. На секунду Смолину показалось, что она мертвая, но внезапно губы ее зашептали слова, смысл которых до него не доходил. Он попытался прислушаться, но у него ровным счетом ничего не получалось. Внезапный страх охватил все его существо. Он попытался встать, но ноги не слушались – его, будто, привязали к стулу. Тем временем Новиков подошел к нему, и, положив руки на плечи Смолина, шепотом начал диктовать. Смолин хотел что-то сказать, но язык еле ворочался у него во рту и он сам испугался тому мычанию, которое вырвалось вместо слов. Чекист беспомощно взглянул на Новикова, но тот продолжал умиротворенно улыбаться, диктуя дальше и дальше. И только тут Смолин заметил, что рука его, держа ручку, водит по бумаге и записывает все, что ему наговаривает подручный Львовой. Сопротивляться этому было бесполезно…

Смолин пришел в себя уже на улице. Он потряс головой, будто пробуждаясь ото сна, и огляделся. Рядом с ним стоял Новиков, который поддерживал его под руку.

– Все в порядке? – заботливо поинтересовался он. – Как вы себя чувствуете?

– Что вы со мной сделали? – отдернул от него руку Смолин.

– Ничего страшного, не волнуйтесь. Просто немного подстраховались. Наталья Сергеевна заметила, что у вас все же оставались кое-какие сомнения. Но теперь их у вас быть не должно.

– Это почему же? – Смолин мучительно вспоминал все произошедшее с ним в квартире Львовой.

– У нас есть интересный документ, подписанный вами. – Сообщил Новиков. – Если у Ордена вновь начнутся неприятности, они тут же начнутся и у вас.

– Что я написал? – Смолин пытался задушить приступ паники, который все явственнее подступал к нему. – Скажите, что?

– Да разве это имеет значение, Юрий Андреевич? Тем более, что вы и так обещали уладить все наши дела. Ведь так?

Смолин шел и про себя ругал себя последними словами. Он попал в ловушку, умело расставленную старухой и Новиковым. Он дал провести себя, а теперь находится в зависимости от этих странных людей. Что это было? Гипноз? Должно быть именно гипноз. Он читал о подобном… Новиков, тем временем, объявил:

– Наталья Сергеевна будет готова к отъезду в Москву завтра днем. Можете передать своему руководству, что вы сделали все, что они от вас хотели.

– Зачем старуха нужна там, в Москве? – неожиданно для самого себя поинтересовался Смолин.

– Наталья Сергеевна может очень помочь некоторым людям в Москве, а им нужна ее помощь. Понимаете, в принятии решений не всегда можно положиться только на мнение людей.

– А, ну вас к черту! – Смолин сплюнул на землю.

– Вы спросили – я вам ответил. – Новиков пожал плечами. – А уж верить или нет – дело ваше.

Новиков поклонился и исчез в темноте ночи, а Смолин, постояв в задумчивости несколько минут, направился в гостиницу, где его уже, скорее всего, заждался Глеб.

*****************************

Олег все-таки опоздал. Практически вбежав на прилегающую к пруду аллею, Он быстро отсчитал нужную скамейку и к своему разочарованию увидел на ней сидящую влюбленную парочку. Тем не менее, он решил не сдаваться так просто, а потому подошел к скамейке, намереваясь посидеть и на всякий случай подождать. Но присесть он не успел.

– Вас случайно не Олег Игоревич зовут? – поинтересовался у него парень, прекратив лобызаться с весьма сомнительного вида девицей, которая явно представляла в этот вечер на Чистых Прудах один из подмосковных городов.

– Да, – ничему уже не удивляясь, ответил Олег. – А что?

– Вот, вам просили передать.

Он протянул Олегу конверт и снова отвернулся к своей подружке, которая, впрочем, уже с интересом изучала самого Олега.

– Спасибо. – Олег с секунду подождал ответного 'пожалуйста', но услышал лишь чавкающие звуки смачных поцелуев, да поймал напоследок на себе взгляд девицы, параллельно орудующей языком во рту у своего партнера.

Отойдя от парочки на безопасное расстояние, Олег распечатал конверт и обнаружил в нем сложенный тетрадный листок, на котором размашистым почерком был написан адрес и время. Исходя из прочитанного, Олег сделал вывод, что сегодня его ждут в одной из квартир на окраине Москвы, причем, уже совсем скоро – буквально через пару часов.

Ситуация становилась все более забавной. Теперь Олег был полностью уверен, что телефон, чудом замеченный им на брошюре, принадлежал никакой не типографии, а представителям этого самого 'Трехкружия'. Но это было ему только на руку. Если уж пишешь роман о борьбе доблестных органов с жестокой сектой, то, как писатель, будь любезен изучить предмет досконально. Одним словом, такой уникальной возможности могло бы больше и не выпасть, а потому Олег решил убить время, пошатавшись по окрестностям, а к назначенному часу прибыть по указанному адресу.

Чистопрудный бульвар в тот вечерний час представлял собой то мрачно-унылое зрелище, которое любой москвич, знавший его в прежние времена, мог наблюдать уже на протяжении последних нескольких лет. Несмотря на то, что дорожки теперь стали мощеными, а скамейки и ограда новыми, публика, в массе своей делала из этого прекрасного московского уголка какое-то подобие свалки из человеческих и бытовых отходов. Все скамейки были оккупированы готами и еще черт знает кем, одетыми в невразумительные черные одежды. Средний возраст их был не больше пятнадцати-шестнадцати лет, хотя среди некоторых компаний Олег замечал и особей более взрослых. У всех в руках были бутылки с пивом, которые после опустошения летели прямо на землю, образуя стихийные помойки по всей протяженности бульвара.

Помимо готов на бульваре наблюдалось невероятное количество иной маргинальной публики, вроде бомжей, местных и не очень алкоголиков, гопников и иже с ними.

Среди всего этого сброда пытались гулять прилично одетые молодые люди со своими не менее приличными девушками, пожилые пары и родители с детьми, проживающие, вероятно, в близлежащих домах. Олег с тоской разглядывал эту пеструю массу, которая пребывала в постоянном движении, пытаясь воскресить в памяти образы того же самого места, но, скажем лет двадцать назад. И то, что он вспоминал, еще больше утверждало его в мысли, что нынешнее состояние столь любимого им места, мягко говоря, удручающее…

Побродив по бульвару, Олег еще раз перечитал послание, засунул его обратно в конверт, а сам конверт, сложив вдвое, положил в задний карман джинсов. Все верно, ровно в десять его ждали где-то в районе Речного вокзала.

Устав от изматывающей его мозг окружающей реальности, Олег решил спуститься в метро и потихоньку двинуться в сторону пункта назначения. Опаздывать больше ему не хотелось, а потому он пришел к выводу, что, возможно, лучше прибыть туда чуть раньше. Так он и сделал.

Без двадцати десять Олег стоял на лестничной площадке четвертого этажа обшарпанной пятиэтажки, затерянной в бесконечных однообразных дворах в непосредственной близости от МКАД. Дверь нужной ему квартиры была оббита темно-коричневым дерматином, который в некоторых местах был вероломно порезан местными хулиганами, а после бережно зашит черными нитками хозяевами квартиры. В подъезде пахло всем сразу, и от этой смеси запахов готовящейся еды, кошачьей мочи и сырости Олега начало слегка мутить. Но, собравшись с мыслями, он вдавил черную пуговицу звонка и замер в ожидании.

Дверь ему открыла женщина средних лет, одетая скорее старомодно, нежели по моде последних лет…

**************************

…Ольга Сергеевна накормила Безлюдного и предложила временно пожить у нее, пока он не определится с работой и не сможет перебраться в какое-нибудь общежитие, а, если повезет, может даже и в комнатушку в коммуналке. Иван с благодарностью предложение принял и тут же изъявил желание отправится в опочивальню, сославшись на недомогание, возникшее вследствие долгих скитаний по общественным местам.

Дольская постелила ему в гостиной, после чего Безлюдный, не снимая одежды, улегся на белые простыни и заснул на долгие часы.

Проснулся он поздно вечером, ощутив, что за время сна с ним произошли метаморфозы, объяснить которые он был пока не в силах. Ольга сидела в старинном кресле в глубине гостиной и не моргающими глазами смотрела на него.

– Что такое? – возбужденно выкрикнул Безлюдный.

– Ничего. – Ольга была само спокойствие.

– Что-то мне нехорошо… – посетовал Иван. – Спал, наверное, слишком долго.

– Ну, вот и объяснение, – улыбнулась Дольская. – И незачем так кричать.

– Извините Ольга Сергеевна, – сконфузился заспавшийся Безлюдный.

– Да ничего страшного, – снисходительно ответила хозяйка квартиры. – Ты готов?

– Готов. – Сам не понимая почему ответил Иван.

Теперь, когда последние обрывки сновидений окончательно испарились из его замутненного тяжелым просыпанием сознания, он бесповоротно утвердился в мысли, что с ним произошли какие-то изменения. Но искать причин им у него не было никакого желания. Он вдруг понял, что жизнь его идет совершенно в верном направлении и все, что происходит в данную минуту настолько правильно и естественно, что от этой правильности даже голова немного шла кругом. Безлюдный четко понимал, что теперь он повинуется сидящей напротив него женщине и эта мысль была слаще меда – и не надо было никаких объяснений.

Внезапно дверь гостиной распахнулась, и в комнату вошел немолодой уже человек, по сути дела даже старик, с интеллигентной бородкой и в маленьких очках на тонком орлином носу. Он молча поклонился Ольге Сергеевне, а потом, внимательно посмотрев на Безлюдного, заговорил:

– Иван, позвольте представиться. Меня зовут Кирилл Эдуардович. Теперь мы с вами будем видеться довольно часто, так что, голубчик, предлагаю дружбу!

Он улыбнулся и было в его улыбке что-то змеиное.

– Согласен, – покорно ответил Безлюдный, дивясь своей податливости.

– Вот и ладушки.

Кирилл Эдуардович, тем временем, присел на краешек стула, стоявший у изголовья ложа, на котором еще совсем недавно почивал Иван, а теперь сидел в измятой одежде и хлопал глазами. Он снял очки, протер их специальным платочком, изящно извлеченным тонкими пальцами из кармана пиджака, и вновь начал внимательно рассматривать Безлюдного. Сам же Безлюдный тут же приметил, что пальцы гостя украшены массивными перстнями, некоторые из которых были увенчаны драгоценными камнями, а другие – непонятными знаками.

– Нам вас очень не хватало, любезный наш Иван, – обратился старик к Безлюдному.

– Молодость – это прекрасный порок, которым вы владеете сполна!

Возразить было нечего, а потому Безлюдный хранил молчание, лишь одобрительно кивнув в ответ. Старик повернулся к Дольской.

– Ольга Сергеевна, вы уже ввели юношу в курс дела?

– Нет еще, Кирилл Эдуардович. Иван только что проснулся.

Безлюдный опять энергично закивал головой, подтверждая ее слова.

– Ну, тогда побеседуйте немного, а через час начнем.

Сказав это, старик вдруг зашелся страшным кашлем, от чего тут же потерял весомую долю своей респектабельности в глазах Безлюдного – трясся и харкал Кирилл Эдуардович как привокзальный туберкулезник. Когда приступ кашля закончился, старик извинился перед присутствующими и удалился.

– Совсем Кирилл Эдуардович хворый стал, – с тоской прошептала Ольга Сергеевна, скорее себе, нежели Ивану. Но затем, будто очнувшись, резко встала и подошла к дивану, на котором все еще восседал Безлюдный.

– Вставай. – Иван не узнал ее голоса – от былой мягкости не осталось и следа. – Я сказала: встань!

Безлюдный послушно поднялся и теперь она смотрела на него снизу вверх, хотя обоим было понятно, что подобное размещение в пространстве отнюдь не соответствует истинному их межличностному соотношению.

– Ты что-нибудь помнишь? – угрожающе спросила Дольская.

– О чем? – испуганно уточнил Безлюдный.

– О том, что тебе снилось, например, пока ты тут спал?

Безлюдный напряг память, но вспомнить решительно ничего не смог. А вспомнить, между тем, было что…

Как только он заснул и на его еще немного детском лице появились первые признаки блаженной истомы, дверь гостиной тихо приоткрылась и на пороге появился Кирилл Эдуардович. Вслед за ним в комнату вошла Дольская и еще один щуплый субъект, толкавший перед собой небольшую тележку, наподобие тех, что используют официанты для развоза блюд по залу, или гостиничная обслуга, для доставки в номер все той же пищи. На секунду все трое замерли, устремив свои взоры в сторону мирно похрапывавшего Безлюдного, но, удостоверившись, что тот крепко спит, энергично принялись за дело…

Обряд продолжался около часа. Лишь первые пять-десять минут колдуны вели себя крайне осторожно, боясь разбудить вновь посвящаемого. Но как только губы Дольской перестели шептать последние слова заклинания, а старик трижды плюнул в лицо Безлюдного, посыпав затем его же закрытые веки порошком черного цвета, троица начала говорить в полный голос, а Кирилл Эдуардович даже позволил себе откашляться, впав в тяжелый трехминутный приступ. Но и это не заставило Безлюдного открыть глаза – он находился в глубочайшем гипнотическом сне. Ольга со стариком по очереди брали с тележки различные приспособления, порошки и колбочки, которые затем шли в дело. Проткнув палец Ивана тонкой раскаленной иглой, Дольская по капле нацедила кровь из него в довольно вместительный сосуд, который был испит до дна всеми тремя в последние минуты обряда…

Проснулся безлюдный уже истинно верующим, готовый, если того потребуют обстоятельства, отдать жизнь за странное братство 'Трехкружие' – братство, во главе которого уже сотни лет стоял не мужчина, а женщина, ибо так этим людям, как они сами верили, завещали их Великие Учителя.

*************************

Выключив монитор, Олег еще некоторое время бессмысленно всматривался в черноту экрана, а потом вышел на балкон подышать воздухом, а заодно и еще раз осмыслить все произошедшее с ним накануне…

Женщина протянула Олегу руку, щедро украшенную перстнями и кольцами, и представилась:

– Дольская Ольга Сергеевна.

Олег инстинктивно отшатнулся от нее. Дольская? Ольга Сергеевна? Это просто не может быть. Ольга Сергеевна Дольская – персонаж его книги, выдуманный им всего-то пару дней назад…И вдруг он рассмеялся, да так, что слезы брызнули у него из глаз. Стукнув себя ладонью по лбу и присев от смеха на корточки, Олег с трудом выдавливал из себя слова, проглатывая их и мешая с гомерическим хохотом.

– Какой же я дурак! – сказал, наконец, он, утирая слезы.

Назвавшаяся Дольской, которая до этого стояла не шелохнувшись, снова протянула ему руку, но на этот раз для того, чтобы помочь подняться на ноги.

– Вставайте Олег. Хватит дурачиться.

– Это я – то дурачусь? Ну уж, дудки, – он почти унял смех. – Но вот вы меня одурачили на все сто!

– О чем вы? – Дольская недоуменно приподняла бровь.

– Вы мне только одно скажите – кто за всем этим стоит? – хохотнул Олег.

– Проходите в квартиру, – она пропустила его вперед себя, а сама закрыла убогую дверь на несколько замков и застыла в прихожей.

– Нет, не унимался Олег, – нет, ну вы мне все-таки скажите – кто придумал-то это все?

Понять Олег хотел вот что. Дело в том, что ему пришло в голову только одно объяснение всему происходящему – кто-то из его друзей-знакомых пронюхал про роман, который сейчас находился у него в работе, и решил разыграть таким вот забавным образом. Ввиду того, что эта мысль пришла в голову первой, а других так и не появилось, Олег, как это часто бывает, тут же уверовал в нее как в абсолютную истину, коей, как известно, на счете просто нет.

– Олег, вы меня удивляете, – тем временем отозвалась женщина.

– Чем же, если не секрет?

– Как вы думаете, кто же мог вас разыграть подобным образом? Да и возможно ли это вообще? Ну сами подумайте хорошенько как это было бы сложно сделать.