Текст книги "Западня для ведьмы"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

В следующий момент полицейские бросились на Плясунью, а женщины – на Змейку.

Та швырнула им под ноги таз, вода расплескалась по полу. Выскочившая вперед дама с нехорошо горящими глазами поскользнулась и упала. Две другие наступали на девушку, расставив руки, словно ловили домашнюю птицу, которой предстоит отрубить голову.

Нинодия истошно завизжала, молотя кулаками дородного полицейского. Его напарник суетился рядом, звякая приготовленными наручниками.

Толкнув одну из женщин на загремевший флаконами туалетный столик, Змейка, пригнувшись, проскользнула под рукой у другой противницы, и тут ноги у нее подкосились, она беспомощно осела на мокрый пол. Амулетчики пустили в ход свои артефакты.

Она могла бы дать им отпор – тряпичная куколка, набитая олосохарским песком, лежала у нее в кармане, однако по инструкциям, полученным от Крелдона, ей воспрещалось публично обнаруживать свои колдовские способности. Разве что если ее раскроют, но ведь не раскрыли!

На растрепанную Плясунью, которая из них двоих сейчас куда больше походила на ведьму, надели наручники, а на обмякшую Хеледику натянули матерчатый мешок, пахнущий несвежим бельем. После этого ее подхватили и куда-то понесли – кажется, вдвоем или втроем.

– Что за кавардак? – донесся голос хозяина гостиницы.

– Служба Надзора за Детским Счастьем! Мы конфисковали девочку на законных основаниях!

Отмытый и заново оклеенный обоями домик внутри выглядел почти как новый, пока еще не обжитый. Которое по счету пристанище Зинты?

Квартира в густонаселенном молонском «многосемейнике», с общей для всех кухней. Когда Зинте было пятнадцать, мама умерла, отец женился снова, и они вместе с мачехой, в расчете на прибавление, переехали в квартиру побольше.

Потом была совместная жизнь с Улгером, который потихоньку спивался, его жилище напоминало ей мутную заводь, куда она неосторожно ступила, да так и увязла в иле.

Потом хибара в рыбацкой деревушке Сумол, где она выхаживала найденного на берегу моря парня с копной крашеных пурпурных волос.

Потом две квартиры в молонской столице: первая – скромная и дешевая, вторая – большая и, по тогдашним представлениям Зинты, немыслимо шикарная. За вторую расплачивался Эдмар, и вовсе не деньгами, а лекарка его ругала, но все равно пользовалась благами, хотя в душе сокрушалась: раньше была доброжительницей, которую никто ни в чем не упрекнет, а с ним повелась – и стала самой что ни на есть настоящей зложительницей.

Когда они сбежали в Ларвезу и добрались до Аленды, поначалу поселились в сурийских кварталах вместе с общиной смуглых беженцев из Суринани.

После путешествия в пустыню Олосохар, на раскопки похороненного под песком древнего города, когда-то принадлежавшего Тейзургу, она сняла старый одноэтажный дом на улице Горошин, а когда его разгромили, перебралась к Суно, который давно уже звал ее жить в свой особняк на улице Розовых Вьюнов.

Нынешний домик в Салубе можно добавить в этот список под номером десять. Столько раз поменять жилье за двадцать восемь лет своей жизни – это, по молонским меркам, зложительский авантюризм, и на родине все бы дружно осудили Зинту за то, что ей не сидится на одном месте. А в Ларвезе считается, что это дело житейское, никто худого слова не скажет.

Суно с утра до позднего вечера был занят на подготовке к Великому Светлейшему Собранию, которое торжественно откроется послезавтра. Вчера он повидался с Эдмаром, но расспросить его Зинта не успела. Только сели ужинать, как она поймала «зов боли»: девчонка уронила кастрюлю с крутым кипятком и обварила себе ноги.

Едва закончив с ней, Зинта бегом бросилась в Пергамон – новый зов, тяжелые роды. Хорошо, что Милосердная даровала ей «летящий шаг», чтобы мчаться на помощь со скоростью ветра. Успела вовремя. Ей пришлось рассечь кинжалом Тавше чрево роженицы, достать ребенка и потом зашить разрез. С малышом все было в порядке, его поручили заботам акушерки, а мать чуть не умерла, и лекарка просидела с ней всю ночь, удерживая ее силой Тавше от безвременного ухода в Хиалу.

Уже начало светать, когда опасность миновала, зато на стройке, где спешно что-то доделывали, зашибло доской собаку. Залечив животному перебитый хребет, Зинта наконец-то отправилась домой, но Суно уже ушел по своим делам, оставив ей пирог с мясом и кружку зачарованного, чтобы не остыл, шоколада.

Лекарке и в голову не пришло бы жаловаться: Милосердная для того и простерла над ней свою длань, чтобы она помогала тем, кто в этом нуждается. Да и не каждую ночь ей выпадала такая беготня.

На статус официальной любовницы Суно она согласилась не сразу. В Ларвезе считалось, что ничего стыдного в этом нет: такой союз заключали, если брак по каким-то причинам невозможен. Зато в Молоне это была бы неслыханная срамота, и Зинта стеснялась выставлять напоказ свою связь с Орвехтом.

В Молоне остался Улгер Граско, ее законный муж, но поехать туда ради развода она бы не рискнула. Сбежала ведь оттуда вместе с Эдмаром, словно распоследняя индивидуалистка-зложительница – а ну как с нее за это спросят?

Став «официальной любовницей», она с удивлением обнаружила, что это как будто прибавило ей весу в людских глазах, хотя на родине, боги свидетели, все вышло бы наоборот.

Ее переезд на улицу Розовых Вьюнов был невеселым. Суно тогда вывел ее, пришибленную и оцепеневшую, из домика с разбитыми окнами, поломанной мебелью и потеками обледенелой мочи по углам, посадил в экипаж и увез к себе. Зинта успела заметить, словно сквозь какую-то мерзкую тошнотворную пелену, что другие дома на улице Горошин не пострадали, погромщики побывали только у нее. Возле двери валялась втоптанная в грязный снег вывеска «Лечение и предупреждение болезней».

Ее не застали дома. Накануне за Зинтой явился маг Светлейшей Ложи: из Камсуги, деревни в тридцати шабах от Аленды, пришла мыслевесть – там случился большой пожар, с десяток обожженных в тяжелом состоянии, нужен лекарь под дланью Тавше.

Двое не дождались помощи, остальных она вылечила, провозившись с ними несколько дней.

Если б не это поразительное совпадение, ей самой пришлось бы лечиться, а может, потерявшие разум молодчики забили бы ее насмерть, как иных жителей сурийских кварталов. Так Зинта думала ровно до тех пор, пока в гости к ним с Орвехтом не заглянул Эдмар.

…Потом, проводив его, они в течение некоторого времени сидели в гостиной в гробовом молчании, и даже наглая кошка Тилибирия убралась с глаз долой, почуяв, что к хозяевам сейчас лучше не приставать.

– Сволочи, – слегка дернув складкой в углу рта, словно что-то рвало ему внутренности, причиняя невыносимую боль, произнес Орвехт и после паузы добавил: – Сволочь.

Надо понимать, первое определение относилось к его коллегам из Ложи, а второе – к догадливому любителю вытаскивать наружу и комментировать чужие секреты, откланявшемуся с четверть часа назад.

– Суно, как же так… – потерянно пробормотала Зинта.

– Я об этом не знал, – вымолвил Орвехт, когда она уже потеряла надежду, что он ответит, что он хоть что-нибудь по этому поводу скажет, что он когда-либо еще произнесет хоть слово. – Ни о том, ни о другом. Мне сразу сообщили, что тебя нет в Аленде, но насчет подробностей я был не в курсе.

После этого они опять надолго умолкли.

– И даже не подозревал? – выдавила Зинта, когда уже начало казаться, что все звуки на свете умерли и наступило вечное царство немоты.

– Подозревать я могу все, что угодно, – голос Орвехта звучал сухо и устало. – Сурийской проблемой занимаются другие коллеги, а я экзорцист и дознаватель, иногда эти специализации приходится совмещать, и дел для меня хватает. Меня категорически заверили, что, если начнутся беспорядки, ты не пострадаешь – мол, заранее примут меры, чтобы ты не попала под удар.

– Вот и приняли, жабьи интриганы… Пожар-то зачем было устраивать?!

Молчание, сгустившееся после этого в ярко освещенной магическими лампами уютной гостиной, напоминало наползающие сумерки.

– Девятерых я вылечила, даже следов от ожогов не останется, – сама же продолжила Зинта. – Но двое-то умерли… И свое добро люди потеряли, еще у них там куры живьем сгорели, которых не успели выпустить.

– Обычно Ложа в таких случаях неофициально возмещает ущерб, так что по миру никто не пойдет. Было бы хуже, если бы Ложа этого не делала.

– Да уж, сначала подожгли, потом возместили, а что людям пережить довелось, никому не важно. Вряд ли Тавше Милосердной такие дела угодны.

После этого горького замечания их опять поразила немота, и наконец Суно сказал:

– Зинта, я маг Ложи, со всеми вытекающими обязанностями. Как бы там ни было, Ложа заботится о процветании Ларвезы.

– И как мы теперь будем с этим жить? – тоскливо вздохнула Зинта.

– Жить с этим буду я, а не ты. На тебе вины нет. Я много с чем на душе живу…

Эдмар на следующий вечер снова заглянул в гости как ни в чем не бывало.

– Завидую Суно, – обронил он как будто между прочим, когда лекарка встретила его в прихожей, успев вперед матушки Сименды.

– Чему ты завидуешь?

– Тому, что ты не послала его на все четыре стороны после вчерашнего момента истины. Мне в свое время повезло меньше.

– Я тебя разве в какую-то сторону посылала?

– Не ты. Сначала моя любимая женщина, а потом еще и он. Мол, ты плохо себя ведешь, поэтому мы с тобой не играем. Зинта, тебя это не поражает?

– Я не знаю подробностей, чтобы поражаться или нет, – рассудила лекарка. – А он – это кто?

– Мое наваждение. Хальнор, который когда-то превратился в болотного кота, а потом ушел из Сонхи Вратами Хаоса, родился в другом мире и дослужился до капитана космической полиции. Держу пари, дальше его повышать не станут, он для этого недостаточно вменяемый. Я сам могу стать наваждением для кого угодно, а этот человек стал наваждением для меня. Всю жизнь, на протяжении всех своих прошлых жизней я бессознательно искал его, хотя все без остатка забыл, а когда мы наконец-то встретились, наделал таких глупостей, что вспоминать больно. Впрочем, он сам напросился. «Ты плохой, поэтому я с тобой не играю», – он не должен был мне этого говорить. Вернее, говорил-то он другое, но суть сводилась к этому. Право же, со мной так не стоило… Ибо я на это подумал: «Ладно, ты, такой хороший, со мной не играешь – зато я с тобой играю,так что пеняй на себя».

– Ага, то-то тебя в конце концов убили. Видать, доигрался.

Эдмар скорчил неопределенную, но артистически выразительную мину и возразил:

– Меня убил не он. Я пал жертвой милитаристов, которых хлебом не корми – дай пустить в ход какое-нибудь оружие массового поражения, даже если ситуация не располагает и необходимости, мягко говоря, нет и в помине. Он, напротив, предупреждал меня об опасности, он же видящий, восемь из десяти, но я тогда смертельно устал, и меня со страшной силой тянуло балансировать на лезвии, разделяющем жизнь и смерть. Вот и добалансировал… Суно дома?

– Идем, – вздохнула Зинта.

У нее мелькнула догадка, что Тейзург неспроста явился с визитом на другой же день после «момента истины». Не иначе, у него припасен еще какой-то сюрприз. Мелькнула и уплыла, а сюрприз оказался еще хуже, чем вчерашние разоблачения. Собственно говоря, именно из-за этого они и поссорились.

– Коллега Суно, я скорблю и не могу не завести речь о справедливом воздаянии.

Он сказал это уже после угощения, допив свой шоколад и элегантным жестом вернув на стол чашку. Его голос звучал мягко, грустно и учтиво, лицо заливала безупречная фарфоровая бледность (как заподозрила Зинта, не без помощи притираний), глаза были слегка подведены, волосы гладко зачесаны назад. На нем была баэга, китонское одеяние из плотного зимнего шелка – Эдмар говорил, что в «его» мире люди, бывает, носят похожую одежду, которая называется кимоно – и ее узор, крупные темные орхидеи по лиловому фону, тоже был проникнут тревожным траурным настроением.

Суно в старом домашнем сюртуке, с небрежно приглаженной шевелюрой, ранними морщинами и усталыми проницательными глазами, рядом с ним выглядел по-человечески уязвимым, и Зинте хотелось защитить его, хотя гость вроде бы не угрожал, да и Суно Орвехт не из тех, кто нуждается в защите.

– У вас какие-то вопросы к Ложе, коллега Тейзург? – его реплика прозвучала бесстрастно, с оттенком официоза.

– Да боги с вами, Суно, конечно же, нет, – смех Эдмара развеял пугающе-оцепенело-скорбное очарование момента – словно камень, разбивший гладь водоема с печальным темноватым отражением. – Какие могут быть вопросы, если это была обоснованная мера? Зинта, не делай такие страшные глаза. Ты ведь слышала о том, что в последнее время сурийцы сами устраивали в Аленде точечные погромы – там чайная или магазин, здесь – чей-нибудь каретный сарай, не говоря о беспардонных нападениях на прохожих. Благородное негодование по поводу того, что Ларвеза живет безнравственно, а белые женщины и юноши, видите ли, матхав не носят, прельщая целомудренных детей Юга своими открытыми лицами, и все такое прочее. Носил я эту матхаву, когда приходилось прятаться, весьма удобно для сохранения инкогнито, но сейчас-то она мне зачем сдалась? Бред. А предъявлять по этому поводу претензии законным хозяевам города – еще и невежливый бред. Я в курсе, что их подстрекают, но кто же их неволит слушать подстрекателей, кроме собственной глупости? А глупость наказуема. Они сами, буквально с ножом у горла, вынудили Ложу нанести ответный удар. Натравить недовольную толпу – это в данном случае куда эффективней, чем посылать карательный отряд, так что я не могу не одобрить решение Ложи. Зинта, умоляю, поставь сливочник на стол. Суно, сделайте одолжение, заберите у нее сливочник. Зинта, я не говорю, что мне нравятся пошлые массовые беспорядки, они мне внушают глубочайшее отвращение, но, увы, клин клином вышибают. Герои сурийских кварталов должны были на собственном опыте убедиться в том, что разнузданное поведение на чужой территории до добра не доводит. У меня претензия частного характера. Те, кого Ложа использовала в качестве орудия, напрасно убили достойного Селдабур-нубу. Мне будет не хватать его стихов. Он был утонченным поэтом, тишайшим и культурнейшим человеком, к тому же в силу своего преклонного возраста он не смог бы ни на кого поднять руку. Перед смертью ему причинили тяжелые страдания. Напрасно, очень напрасно, я ведь этого так не оставлю… – глаза Тейзурга поменяли цвет, налившись демонической желтизной. – Я безмерно ценю его стихи, которые изысканностью метафор напоминают мне могндоэфрийскую поэзию, и я намерен осуществить справедливое возмездие. Коллега Суно, Ложа согласится по-хорошему выдать мне убийц Селдабур-нубы? Я имею в виду не первых попавшихся, кого не жалко, лишь бы я успокоился и отвязался, а тех самых, которые месили ботинками лицо бедного старого поэта и втыкали ему в живот столовые приборы?

Зинта вцепилась в свисающий край скатерти и чуть не стянула ее на пол заодно со всем, что на ней было, но спохватилась и разжала пальцы. Вернувшись из погорелой деревни, она лечила обитателей сурийских кварталов, пострадавших во время погрома, и порой попадались травмы совершенно немыслимые – в здравом рассудке такого не вообразишь. Демоны Хиалы могут учинить что-нибудь в этом роде, но чтобы люди… Так что она имела представление о том, что там творилось, и все равно ей стало до тошноты нехорошо. Пусть будут прокляты те, кто устраивает такие погромы, к какой бы из сторон они ни принадлежали!

– Ты ведь собирался увезти Селдабур-нубу в свое кофейное княжество, – напомнила она выцветшим голосом. – Что ж не увез?

– Не успел, – с досадой признался Эдмар. – У меня там вовсю идут строительные работы, дворец еще не готов, а будущий город больше напоминает лагерь кочевников. Я хотел привезти туда Селдабур-нубу, когда все будет закончено, чтобы он увидел ошеломляюще прекрасный архитектурный мираж на фоне знойного неба – и не сразу поверил в его реальность. Там все будет сделано по моему проекту, как единый ансамбль, он бы оценил. Хотелось бы мне услышать его впечатления… Он наверняка написал бы по этому поводу какое-нибудь прелестное стихотворение, но теперь уже не напишет.

Когда случился сурийский погром, Тейзург пропадал у себя на юге, а перед тем его носило по чужим мирам. Лекарке подумалось: если б он, с его любовью к театральным эффектам, не промедлил, все бы вышло иначе… По крайней мере для старого поэта.

Эту сердитую мысль сменила другая, грустная: уж если ты решил кого-то порадовать, не откладывай на далекое «потом», а то в жизни по-всякому бывает, и вдруг это потомдля него не наступит?

– Вряд ли кто-то из моих коллег хотел таких злодеяний, – угрюмо произнес Орвехт.

«Да им попросту было все равно, твоим коллегам», – про себя вздохнула Зинта.

Он продолжил:

– Полагаю, Ложа не станет возражать против того, чтобы изуверы ответили за свои действия, но проблема в том, как теперь разыскать убийц Селдабур-нубы. В беспорядках участвовало несколько сотен человек, и если будут наказаны все, это вызовет у горожан недовольство.

Зинта видела, как ему скверно и тяжело: он этого не делал и не одобряет, но все равно берет на себя ответственность, потому что он маг Ложи. А Тейзург, который ни за что отвечать не намерен и превыше всего ценит собственные прихоти, похожий на карнавально-яркое насмешливое наваждение, на чарующую, но в то же время смертельно ядовитую орхидею – неспроста он так любит орхидеи, – в ответ приятно улыбнулся.

– О чем разговор, коллега Суно, я займусь этим сам. Главное, засвидетельствуйте, что я не враг Светлейшей Ложе и не собираюсь объявлять ей войну. В прошлой жизни мне довелось оказаться в роли всеобщего злодея, во многом с подачи моей любимой женщины, что было в особенности душераздирающе, и я не хочу повторения той печальной истории. Я настроен миролюбиво и не планирую ничего нелояльного, напротив, я готов оказать Ложе услугу, устранив тех, кто запятнал ее репутацию. Можете не сомневаться, всем будет хорошо.

В этой медовой речи Зинте еще тогда почудилось что-то настораживающее. Вопреки словам, что «всем будет хорошо», выражение его слегка сощуренных длинных глаз с искусно подрисованными уголками ничего хорошего не сулило.

Суно больше заинтересовала практическая сторона дела:

– Как же вы найдете непосредственных виновников, если сурийские кварталы громила толпа?

– Есть способы, позволяющие протянуть ниточки к тем, кто совершил определенные действия. Заодно я собираюсь проучить невеж, побывавших у Зинты, – этих найти проще, чем выпить чашку чаю, они ведь там после себя кое-что оставили. Как вы думаете, почему Ложа до сих пор не притянула их к ответу?

– Очевидно, коллеги, которые занимались этим вопросом, получили указание ничего не предпринимать, – бесстрастно отозвался Орвехт.

– О, понимаю… – тут же подхватил Эдмар. – Ложа решила с них не спрашивать, чтобы в этой среде не пошли разговоры о вероломстве властей, которые поначалу обещали всем полную безнаказанность, а после передумали – я ведь угадал? Поэтому у вас руки связаны, как бы вам ни хотелось заступиться за Зинту, а я посторонний, мне можно. Что же касается того, как я найду убийц Селдабур-нубы… Суно, хотите мастер-класс? Вам не придется нарушать запреты начальства, сможете посмотреть на мою работу как наблюдатель.

Это было заманчивое предложение. У хмурого Орвехта даже лицо разгладилось. Его весьма интересовали способы, позволяющие вычислять преступников в сложных и спорных случаях, когда все так запутано, что никакая доступная магия не поможет. Найти истинных виновников, избавить от несправедливой кары невиновных – Зинта знала, что для него это важно, не то что для некоторых других дознавателей. Эдмар понял, чем его купить, да и лекарка подлила масла в огонь: мол, хотелось бы ей посмотреть в глаза тем выродкам, которые бесчинно похозяйничали у нее дома.

– Посмотришь, – улыбнулся древний маг, бледный и красивый в своем роскошно-траурном китонском одеянии, как на картинке.

Через несколько дней последовало продолжение: Суно позвал Зинту приехать на улицу Горошин. Знай он заранее, чем все это закончится, не стал бы ее туда звать.

Там все было по-прежнему, разве что разбитые окна заколотили крест-накрест досками и в комнаты намело еще больше снега. Срок найма не истек, хозяина заверили, что внутри все будет прибрано, однако Эдмар просил ничего там не трогать, пока он не найдет погромщиков.

«Уж завтра можно будет нанять поденщиц да навести тут порядок», – подумала Зинта, ловко выбираясь из коляски.

Суно в подбитом мехом плаще с вышитым гербом Ложи подал ей руку, и она ступила на покрытую снежистой кашей булыжную мостовую, словно самая настоящая дама. Вот уже целая восьмица, как она стала называться его официальной любовницей.

Из окошек, прячась за занавесками, подсматривали соседи. Все они с ней здоровались, некоторых Зинта лечила, но после свалившейся на нее напасти они пребывали в сомнениях. С одной стороны, досталось ей от движимых праведным негодованием «наших», а с другой – она верная служительница Милосердной, и никто из обитателей улицы Горошин о ней худого слова сказать не мог.

Чувствуя людские взгляды, Зинта выпрямила спину и с достоинством вскинула голову: хоть разъяренная общественность и напакостила у нее в доме, стесняться ей нечего, она все делала во славу Тавше. Суно покосился на нее с одобрением.

Из недр отсырелого пасмурного неба сеялся липкий снежок. Обычная для ларвезийской зимы погода: морозов, как в Молоне, тут не бывает, зато промозглая ледяная сырость пробирает до костей.

– А тех, кто Селдабур-нубу убил, нашли? – спросила лекарка.

– И тех, и других.

В большой комнате около двух десятков человек понуро стояли на коленях среди осколков стекла, обломков мебели и затоптанных книжных страниц в полном безмолвии. Были тут и взрослые мужчины, и почти мальчишки, и оборванцы, и хорошо одетые горожане.

– Ничего себе, сколько вас! – вырвалось у Зинты.

– Эти пятеро – убийцы, – Эдмар кивнул на меньшую группу у стены: парни даже сейчас выглядели как сплоченная банда. – Остальные одиннадцать индивидов – оформители сего помещения.

На скулах у него мерцали алмазные блестки. Он был без головного убора, и лекарке захотелось сделать ему замечание, как раньше в Молоне. Одернула себя: на самом деле это не двадцатилетний юнец с пижонскими замашками, а древний маг, чья память похожа на необъятную страну, простирающуюся за туманный горизонт. Такой и без шапки уши не застудит.

Роскошный серебристый мех его длинной шубы как будто сиял в темноватой комнате с неровно откромсанными кусочками хмурого неба, прилепленными снаружи к разбитым окнам. Из кого шуба, сразу было ясно: на грудь Эдмару свешивалась с левого плеча лисья голова. Зинта на нее засмотрелась – и вздрогнула: почудилось, будто сверкнул серебром приоткрывшийся лисицын глаз, хитровато подмигнул и в следующую секунду снова закрылся.

Подумалось: наверное, Тейзург навел на свою шубу какие-то чары, с него станется.

Лекарка перевела взгляд на коленопреклоненных пленников.

– Что я вам такого сделала, если вы, как последняя пакостливая нечисть, все мне тут угробили и даже книги порвали?

Никто не произнес ни слова.

Она повернулась к Эдмару:

– Ты их, что ли, заколдовал?

– Заклятье удавки, – подтвердил тот. – Болезненно сдавливает горло при неподчинении моим приказам. Я велел им хранить молчание, но теперь разрешаю отвечать на твои вопросы, раз тебе так хочется с ними поговорить, хотя, право же, можно найти и более приятных собеседников.

– Пусть скажут, зачем, – продолжала настаивать Зинта. – Я ведь им ничего дурного не причинила.

– Отвечайте на вопрос госпожи лекарки, – бросил Тейзург, погладив рассеянно-ласковым жестом лисью голову.

Охрипшие голоса забубнили:

– Мы не виноваты, нам сказали, и мы пошли…

– Все же пошли, ну, и мы, как все…

– Пива перед тем выпили, это оно довело до греха…

– Мы же ходили сурийцев бить, а кто-то сказал – она сурийцев лечит, давайте к ней тоже сходим…

– Мы ничего тут у вас ломать не хотели, само поломалось, потому что много народу пришло, уж не держите зла…

– То, что вы, невиноватые, стенки мне обгадили, хуже чем в ничейном нужнике, тоже само получилось, потому что много народу пришло? – возмущенно поинтересовалась Зинта.

Погромщики опять забормотали оправдания, валя друг на друга и на пиво. Они выглядели запуганными, угнетенными, раздавленными, и то, что именно эти люди столько всего натворили, казалось странным до невозможности, воистину неправдоподобным. Лекарку это ввергло в полнейшую растерянность, ей захотелось пожалеть их – так же, как она в прежнюю пору жалела несчастного Улгера, когда тот пропивал ее жалованье или приводил домой любовницу. Ладно уж, пусть они все тут за собой приберут, а потом отправляются восвояси – небось больше так делать не станут.

Орвехт не вмешивался. Эдмар нежно и самозабвенно, словно кошку, гладил неживую лисью голову.

– Побеседовали? – поинтересовался он, деликатно зевнув в пушистый воротник. – Тогда езжайте с коллегой Суно домой, да и нам пора…

Едва договорив, он небрежным плавным жестом, словно выступал перед публикой на подмостках, скинул с плеч шубу. Зинта протестующе ахнула: такую красоту на замусоренный пол швырять! А шуба приземлилась на четыре лапы, которые откуда только у нее взялись, махнула большим серебристым хвостом… И вправду ведь живая лисица, да какая крупная! В следующий момент она поднялась в полный рост.

– Зинта, Суно, позвольте представить вам мою очаровательную подружку, – улыбнулся Эдмар.

Через мгновение это существо превратилось в высокого парня, до пояса обнаженного, в штанах из блестящей серой ткани, с мускулистым человеческим торсом и лисьей мордой.

– О, прошу прощения, не подружку, а приятеля, – искоса взглянув на него, поправился Тейзург. – Находясь в человеческом облике, он легко меняет пол и обожает быть непредсказуемым.

Вытянутую звериную морду сменило лицо молодого мужчины, но на макушке по-прежнему торчала пара лисьих ушей, и пушистый хвост никуда не делся. Длинные прямые волосы отливали серебром.

Зинта оторопело уставилась на это чудо, а Суно стремительно шагнул вперед, заслонив ее плечом, и выставил перед собой руки со слегка согнутыми пальцами – боевая стойка экзорциста.

– Пока я был твоей шубой, я нравился им больше, – заметил Серебряный Лис. – В этой стране лучше быть сурийцем, чем демоном.

– Суно, не надо его изгонять, – Тейзург тоже шагнул вперед и заслонил отрекомендованного «приятеля», с зеркальной точностью повторив движение мага. – Мы уйдем в Хиалу сами, буквально через пару минут. Я только хотел познакомить Лиса с Зинтой, которая была с нами в Разлучных горах и, таким образом, тоже до некоторой степени причастна к его избавлению.

Вот, значит, кто это: тот самый демон, которого раньше называли Каменным Лисом, потому что он был до половины вмурован в скалу в одном из ущелий Разлучных гор и маялся там на протяжении тысячи лет, оглашая окрестности безнадежным тоскливым воем. По слухам, замуровали его за то, что допек хуже некуда кого-то из могущественных неуместными разговорами в неподходящее время.

Было поставлено условие: кто его освободит или убьет – а для демона, застрявшего в материальном мире, между тем и другим принципиальной разницы нет, – сам займет его место.

Нужно быть остроумным и безжалостным стервецом вроде Эдмара, чтобы найти решение для такой головоломки. Он притащил Каменному Лису смертницу Ктармы, посланную в Ларвезу с «ведьминой мясорубкой», внедренной в ее тело. Если носительницу «мясорубки» попробуют убить раньше, чем она доберется до назначенного места, окаянный артефакт тотчас сработает, чтобы не пропадать понапрасну.

Он и сработал, когда Лис загрыз ужасательницу, или террористку, как называл ее Эдмар, используя слово из «своего» мира. Едва материальное тело демона разлетелось в клочья, он обрел свободу, а верная дочь Ктармы заняла его место, превратившись в живой барельеф. Эдмар и Дирвен, по предварительному уговору с Лисом, успели отбежать подальше и уцелели, хотя все равно их чуть не зашибло камнями и кусками сосновых стволов.

– Польщен, сударыня, – демон с лисьими ушами поклонился с видом светского волокиты, покосившись на мага-экзорциста, словно на ревнивого мужа.

– Нам пора, – с не менее светской улыбкой сообщил Тейзург. – Зинта, тебе лучше отойти вместе с Суно подальше, и не пугайтесь моих добрых знакомых – они всего лишь возьмут то, что им обещано, и ничего тут не испортят. Впрочем, портить дальше некуда: после того как здесь побывали люди, которые ни в чем не виноваты, демоны Хиалы отдыхают…

Орвехт взял лекарку за локоть и мягко потянул к дверному проему.

Ее подвело тугодумие. Догадайся она сразу о планах Тейзурга, постаралась бы если не усовестить его, то хотя бы упросить. Ну что ей стоило догадаться? Но она ведь и в мыслях не держала такой развязки, тем более что он по-хорошему улыбался, искренне печалился о смерти Селдабур-нубы, никому вслух не угрожал… А у него, оказывается, все было решено заранее.

В воздухе нарисовалась туманная арка, из клубящейся под ней бледной мути высыпала орава неописуемых тварей. Зинте запомнились отдельные подробности: у одного раздутая морда цвета чернослива, с длинным синим языком, свисающим наружу, у другого ветвистая алая поросль на почти человеческом лице – то ли бакенбарды, то ли жабры, у третьего пятнистые змеи вместо рук, у четвертого когтистые птичьи лапы, унизанные золотыми кольцами.

Демоны бросились на пленников и поволокли их под арку.

– Эдмар, тех, кто у меня набезобразничал, пусть не трогают! – крикнула лекарка. – Я их простила, приберутся тут – и пусть идут по домам!

– Сожалею, но я уже обещалих своим приятелям из Хиалы, – судя по ухмылке Тейзурга, ни о чем он не сожалел. – Ты неисправима – нашла из-за чего беспокоиться!

– Да как ты можешь… Ах ты подлец!

Между ней и визитерами стоял Суно, готовый в случае чего пустить в ход боевые заклинания. Отпихнув его с дороги, Зинта с кулаками бросилась на Эдмара. Маг Ложи, не ожидавший атаки с тыла, в первый момент упустил ее, но тут же настиг, схватил в охапку и потащил обратно.

– Суно, держите ее, – попросил Тейзург.

– Держу… – прохрипел Орвехт, которому лекарка саданула каблуком по лодыжке. – Убирайтесь отсюда, живо!

Серебряный Лис что-то прорычал не по-человечески. Очевидно, он был главнее остальных тварей, потому что те заспешили, проворно ныряя друг за дружкой в Хиалу вместе с ошалевшими от ужаса вырывающимися жертвами.

В бессильной ярости Зинта принялась обзывать их всеми дурными словами, какие только смогла вспомнить. Орвехт, не выпуская ее из крепких объятий, тоже бормотал под нос какие-то ругательства – и, кажется, вовсе не в адрес демонов.