Текст книги "Западня для ведьмы"

Автор книги: Антон Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Лекарка начала придумывать достойный ответ, чтобы оставить за собой последнее слово, но как назло ничего не придумывалось.

И тут из-под арки, обрамленной прихотливым сиянским узором, появилась уже знакомая ей по Салубе женщина, статная, черноволосая, печально красивая, с горько сжатыми губами. Она тащила за руку упирающуюся Тимодию, за ними маячил дворецкий. Остановившись посреди комнаты, гостья решительно вымолвила:

– Госпоин Тейзург, купите мою дочь за одну золотую монету!

Большая корзина с двумя ручками была битком набита нарушителями закона. Их плюшевые хвосты и лапы торчали оттуда, словно из зыбучки, которая того и гляди поглотит добычу целиком. В пуговичных глазах бился ужас, усы из конского волоса обреченно топорщились.

– …Мы должны оградить наших детей от игрушечных животных, – продолжал свою речь, обращенную к судьям, представительный седой господин – маг и высокопоставленный государственный чиновник, Змейка видела его несколько раз в гостях у Дитровена Брогвера. – Спектакли про животных в детских кукольных театрах – это недопустимо, это противоречит закону о Детском Счастье. Когда маленький ребенок видит каких-нибудь лисиц, белок или барсуков, которые одеты как люди, сидят за столом и пьют чай, как люди, ребенка это пугает. Известны случаи, когда дети плакали на таких спектаклях. Кроме того, как все мы знаем, звери тяффкают, и дети, посмотрев на них, тоже начинают тяффкать, а это, прошу суд обратить особое внимание, противоречит задаче воспитания законопослушных овдейских подданных…

В силу какого-то изъяна речи он произносил это слово именно так: не «тявкать», а «тяффкать». Это заметила даже Хеледика, перед отправкой на задание обучившаяся овдейскому с помощью специальных амулетов, помогающих быстрому усвоению чужого языка (по легенде, она еще в детстве выучила овдейский по книжкам, потому что мечтала побывать на родине своего отца).

«Великий Забагда, что за ерунду он городит!»

Эта мысль никак не отразилась на ее полусонном невыразительном личике.

Если можешь что-то сделать – сделай, если не можешь – затаись и береги силы, но не дразни противника пустым сотрясением воздуха, ибо сие лишено смысла.

Так наставляли юную песчаную ведьму в родной деревне, и примерно то же самое говорил ей позже Шеро Крелдон, когда готовил ее к шпионской миссии. Поэтому Хеледика молча хлопала ресницами, и никто не смог бы, глядя на нее, догадаться, о чем она думает.

Суд приговорил «тяффкающих» кукол к сожжению, а театр, из которого их конфисковали, – к штрафу за злостное пренебрежение Детским Счастьем и дурное влияние на детей, да еще к выплате компенсации за нравственный ущерб службе Надзора за Детским Счастьем. Двое служащих в мундирах подхватили корзину за ручки и потащили к выходу. Плюшевый лис с заштопанным боком ухитрился оттуда вывалиться, словно надеялся на чудесное спасение, но его тут же схватили и запихнули обратно.

Следующим рассматривалось дело ларвезийской подданной Нинодии Булонг, лишенной материнского права за вопиющее жестокосердие и дурное влияние на четырнадцатилетнюю Талинсу. Недавно по этому делу вскрылись новые обстоятельства: выяснилось, что преступная мать принуждала Талинсу к срамному промыслу, что подтверждают рисунки последней, на которых изображены животные с длинными хвостами и всевозможные башни. Ибо известно, что хвост или башня – это не что иное, как завуалированный образ известного мужского органа. Отсюда можно заключить, что сей образ преследует юную Талинсу с тех самых пор во сне и наяву.

Услышав эту несусветную чушь, произнесенную строгим и слегка скорбным чиновничьим голосом, шпионка Ложи забыла и о манерах, и о самоконтроле. К чему угодно она была готова, только не к тому непредсказуемому, которое гуляет далеко за гранью здравого смысла. Изумленно распахнув глаза и едва ли не разинув рот, она уставилась на судей. Эти серьезные господа в своем уме?.. То ли они все вместе объелись дурманных грибочков, то ли кто-то навел на них чары безумия… Но чары она бы почуяла сразу.

– Девочка потрясена упоминанием о пережитом кошмаре, – с состраданием заметил кто-то из тех, кто ее опекал. – Видите, в каком она шоке? Лучше увести ее отсюда, щадя ее душевное состояние.

– Да у вас тут есть кто-нибудь еще не спятивший?! – гаркнула Плясунья, опухшая и как будто лет на пять постаревшая за прошедшие несколько дней, но после зачитывания обвинения тоже встрепенувшаяся. – Что меня будет преследовать в кошмарах до конца дней, так это ваш дурацкий балаган!

Дальше она разразилась ларвезийской площадной бранью. В ответ кто-то негодующе закричал о неуважении к суду.

– Это неправда, ничего такого не было! – улучив паузу, громко сказала Хеледика. – Прошу вас, выслушайте меня! Богами и великими псами клянусь, что Нинодия Булонг никогда не принуждала меня заниматься срамным промыслом или чем-нибудь еще в этом роде, и пусть меня прямо сейчас поразит их гнев, если я обма…

Ее с двух сторон схватили и силком усадили обратно на скамью, одна из дам-опекунш зажала ей рот. Змейка могла бы впиться зубами в мякоть этой противной пухлой ладони, пахнущей сладковатыми притираниями, – прокусила бы до крови, но толку-то?

– Немедленно уведите отсюда девочку, чтобы ее не расстраивать! – торопливо потребовал председатель суда. – Ее дальнейшее присутствие для рассмотрения этого дела не обязательно. Бедняжка в истерике, позаботьтесь о ней! Суд не нуждается в показаниях Талинсы Булонг, для установления истины нам достаточно ее рисунков.

Ее подхватили под руки две энергичные женщины с волевыми суховатыми лицами.

– Успокойся, Талинса, пойдем, Талинса, тебе надо отдохнуть… – тараторили они, увлекая ее к выходу.

Песчаная ведьма заставила себя расслабиться и вернуться в роль глуповатой робкой отроковицы.

Раз уж тут задумали осудить Нинодию за несовершенное преступление, они так и сделают, у них все решено наперед. Поэтому сейчас надо помалкивать, а потом, едва представится возможность, – выбраться из их треклятого приюта, выцарапать Нинодию из тюрьмы и вместе с ней сбежать из Овдабы. В словесных баталиях нет никакого смысла: песок молчит и когда мирно сияет в лучах небесных светил, и когда убивает, взметнувшись смертоносным вихрем.

Блюстительницы Детского Счастья запихнули свою добычу в экипаж, заботливо оправив на ней шарф и теплый жакет. Они напоминали Хеледике компанию больших девочек, укравших чужую куклу. В глубине души те отлично понимают, что это не их кукла, но все равно будут с ней играть и нипочем не отдадут: попробуй кто отнять – дружно навешают тумаков.

– Забудь о родившей тебя преступнице Нинодии Булонг, – увещевательно-властным тоном потребовала одна из опекунш.

Ведьма куксилась, чтобы не выдать своих истинных чувств.

По крайней мере теперь она знала, зачем ее с такой слащавой настойчивостью уговаривали нарисовать лисичку, кошечку и маяк на берегу моря.

Поезд с запыленной драконьей маской на головном вагоне, управляемый вожатым-амулетчиком, мчался мимо вечерних полей и перелесков на юго-восток. Его колеса, грохочущие по рельсовой колее, приводила в движение сила волшебных артефактов. А в других мирах для этого используется и сжатый под большим давлением пар, и энергия молниевых разрядов, хитроумно уловленных в металлическую проволоку, – чудеса, одним словом.

Орвехт пил заваренный стюардом чай в своем купе. Зомар Гелберехт, его помощник, сидел у себя, через стенку. Оба находились в привычной готовности, хотя в поезде им вряд ли могло что-то угрожать. Но не стоит забывать о том, что Чавдо Мулмонг – мастак на ловушки, и не единожды он уходил от погони, подсовывая тем, кто бросался по его следу, опасные сюрпризы.

Зомар был отличным напарником для такого задания. Парень двадцати четырех лет, жилистый, смуглый, горбоносый, с ввалившимися рябыми щеками, если переодеть в отрепье – ни дать ни взять нищий суриец с непросвещенного юга. В Ларвезу попал в семилетнем возрасте: его привез из Исшоды, где бесчинствует волшебный народец, один из магов Ложи, побывавший там в командировке.

Коллега Гелберехт разглядел в маленьком заморенном оборвыше незаурядного амулетчика и взял его с собой. Та же история, что у Суно с Дирвеном, но на этом, увы, сходство заканчивалось.

Зомар был парнем неулыбчивым и серьезным до угрюмости. Его родителей растерзали у него на глазах охочие до человечины амуши, похожие на огородные пугала с жесткой колосящейся травой вместо волос. Зомара они тогда отпустили живым – «чтобы подрос и нагулял побольше мясца». Впрочем, он и кроме этого насмотрелся в Исшоде на такое, что никакими ужасами его нельзя было удивить.

В школе амулетчиков он учился яростно и упорно – не для того, чтобы стать лучше всех, а чтобы стать сильным.

Официально он считался воспитанником Гелберехта и носил его фамилию. Будьте уверены, везучий коллега Гелберехт слышал по сему поводу только похвалы и поздравления. Зомар был образцовым амулетчиком Светлейшей Ложи, вот кому бы стать первым… Но Дирвену Корицу он безусловно уступал, как, впрочем, и все остальные.

О выборе нового первого амулетчика до сих пор никто не заикнулся. У Суно сложилось впечатление, что Дирвену еще дадут возможность реабилитироваться и вернуть себе почетное звание. Все же заслуги у поганца немалые и неоспоримые. Никто другой не смог бы потопить в одночасье эскадру Глинкари Безносого Мстителя.

Пираты прослышали о том, что Ложа бросила против них свои ударные силы, и приготовились к бою, не ведая, что утечка информации была допущена с умыслом. Они ожидали военной флотилии, а вместо нее появилось одно-единственное суденышко, на борту которого находился упрямый, самолюбивый, конопатый, лопающийся от непомерного зазнайства, успевший за несколько дней настроить против себя всю команду мальчишка-амулетчик с «Чашей Таннут». Головорезы Безносого Мстителя не сразу поняли, что они уже трупы.

Таннут, старшая из дочерей Хозяина Океана, звалась Госпожой Пучины, и ее Чаша, прибранная к рукам Светлейшей Ложей, позволяла все что угодно послать в морскую бездну в дар Госпоже. С одной оговоркой: сила действия артефакта прямо пропорциональна силе того, кто Чашей повелевает. Иной способный амулетчик сумел бы, поднатужившись, потопить с ее помощью корабль средних размеров. Дирвен отправил на дно всю пиратскую эскадру, насчитывавшую два с лишним десятка кораблей. С того дня сиянские воды стали безопасны для торговцев, да и прочие морские державы приняли к сведению, что связываться с Ларвезой себе дороже.

Дирвена простят, пусть и не сразу. Но удастся ли, пользуясь случаем, научить его уму-разуму – это, дорогие коллеги, еще надвое. Суно не стал бы уповать на лучшее.

Перед отъездом он успел побеседовать с опальным первым амулетчиком. Тот был угрюм и раздосадован, но не чувствовал за собой вины – все валил на «придурка Эдмара», посягнувшего на самое дорогое.

– Таких извращенцев убивать надо! Чего ему в каком-нибудь Накопителе не сиделось, нет бы там к другим древним магам подкатывался… Может, он уже там был, а другие его оттуда выперли, чтобы не мешал исследованиями заниматься?

Не дождавшись от учителя ни подтверждения, ни опровержения этой догадки, Дирвен мрачно шмыгнул носом и добавил:

– Ненавижу парней, которые к парням лезут. Меня с этого блевать тянет, и даже не из желудка, а прямо из души. Убивал бы их! А этот придурок еще со своим куджархом…

– Не спорю, то, что отмочил коллега Эдмар, не блещет избытком здравого смысла, – сухо заметил Орвехт. – Но ты-то за каким чворком там вообще оказался? Если б оставался, где велено, никакой Эдмар к тебе не подкатился бы.

Амулетчик промолчал.

«Я же просто хотел на куджарха посмотреть», – читалось в его опушенных соломенными ресницами светло-зеленых глазах, полных непримиримой полудетской обиды.

– Ты получил недвусмысленное распоряжение находиться в своем шатре, чтобы сорваться оттуда по приказу, если понадобишься. За каким демоном ты с боевого поста ушлепал гулять по Выставке?

Молчание.

– Что такое, по-твоему, дисциплина?

– Подчинение правилам, которые для всех обязательны, – буркнул Дирвен.

В этом «для всех» проскользнул едва уловимый протест: мол, ваша дисциплина – для заурядного большинства, а если кто лучший из лучших, несправедливо требовать, чтоб он ее соблюдал наравне со всякими там всеми.

– Кстати, поосторожней мели языком о Тейзурге. Вот так что-нибудь сболтнешь, а потом за это огребешь. Прецеденты, знаешь ли, уже имели место. И в особенности воздержись от трепа насчет его любовных приключений с демонами Хиалы. Правда это или байки, никому не ведомо, но обитатели Хиалы, бывает, подслушивают людские разговоры.

– Да какое мне дело, что у него там с демонами, – на загляденье рассудительно и безразлично, едва ли не со снисходительными нотками, отозвался Дирвен. – Мое мнение – дурь это, но у меня-то с головой в порядке, я же демонами не интересуюсь. Если оно меня никак не парит, чего я буду из-за этого париться?

– Твои бы слова да золотом на серебре выложить. Весьма здравая жизненная позиция, не могу не одобрить. Однако же экзамен по логике парадоксов коллега Нильямонг напрасно у тебя принял. Надо было на пересдачу тебя отправить, на второй год.

– Почему?! – вспыхнул Дирвен.

– Потому, – вздохнул Суно. – Изыди с глаз долой.

Зинту он на время своей командировки пристроил к Эдмару, с которым благоразумно не стал ссориться из-за пергамонской истории. Ежедневно выдерживать трескотню кузины Табинсы и ее выводка – такое испытание для самой Тавше Милосердной было бы чрезмерным, так что свою прекрасную лекарку он вполне понимал. Коллега Тейзург заодно присмотрит за тем, чтобы к ней не подбивал клинья кто попало, а то наверняка найдутся желающие.

Что его беспокоило всерьез, так это передряга, в которую угодили Плясунья и Змейка. У песчаной ведьмы есть шансы ускользнуть, а Нинодия скорее всего пропала.

Ситуация в Овдабе напоминала известную сказку о чудовище и рыцаре. Мерзкое исчадие Хиалы разоряло и притесняло жителей некой страны, пока не пришел доблестный герой, который убил его и стал королем, после чего сам начал так притеснять и мучить своих подданных, что времена чудища вспоминались несчастными словно золотой век.

Закон о Детском Счастье в Овдабе некогда приняли, чтобы положить конец жестокому обращению с детьми в иных семьях. Нельзя отрицать, это был просвещенный шаг, но Надзор за Детским Счастьем довольно скоро превратился в мощную и грозную силу, мало в чем уступающую Дому Инквизиции Светлейшей Ложи. Сие орудие применялось и для подавления крамолы, и в интригах меж власть имущими для расправы с соперниками.

Неугодного обвиняли в каком-нибудь особо гнусном преступлении против Детского Счастья, обычно с использованием «улики хвоста и башни» – и готово. Никто не станет вмешиваться и проявлять сочувствие из опасения запятнать собственную репутацию. С жертвами расправлялись под предлогом заботы о детях: это было точь-в-точь как сказочный чудо-самострел, который всегда бьет в цель, да притом наповал.

После недавнего увеличения налогов в Овдабе усилилась хула на Ларвезу – чем не отвлекающий маневр, и Нинодия Булонг показалась тамошним кукловодам подходящим образчиком ларвезийской испорченности. Наверняка все это было устроено с ведома и одобрения Дитровена Брогвера, который о внебрачной дочери на свой лад позаботился, в согласии с овдейскими законами, а бывшую любовницу отдал на растерзание. За нее теперь оставалось только молиться Тавше Милосердной, воровскому богу Ланки и Госпоже Развилок.

– Сударыня, если вы решили пристроить ее ко мне в гарем, то я, знаете ли, неполовозрелыми девицами не увлекаюсь. Приходите лет этак через семь-восемь – тогда, может, и куплю.

– Возьмите ее в услужение, господин Тейзург, – с мрачной решимостью настаивала гостья. – Она аккуратная, старательная, может подметать и вытирать пыль. Только прошу вас, пусть она вытирает не там, где стоит что-нибудь хрупкое, а то вдруг уронит, у нее все из рук валится… Зато она умеет печь пирожки, вам понравится!

Предмет их спора съежился возле подпиравшей потолок колонны и глядел испуганно, словно мышонок, застигнутый на крохотном островке подступающей водой в половодье.

– Вы хотите всучить мне малолетнюю прислугу, у которой все валится из рук? – уточнил Тейзург скорее изумленно, чем ядовито.

– Что ж делать, если валится… – казалось, гостья сейчас расплачется, но вместо этого она тяжело опустилась на колени. – Прошу вас, господин маг, возьмите Тимодию к себе! Купите ее у меня за один золотой…

Лекарка про себя возмутилась: что ж этот зложитель сидит и смотрит, слегка приподняв изящную бровь, как женщина перед ним унижается, и впрямь самый настоящий сурийский князек, только раба с опахалом не хватает!

Предложение незнакомки тоже ее шокировало, вот только сквозило в нем не безумие и не корысть, а скорее что-то горькое, тоскливое, ужасающе незащищенное – словно просьба о помощи без особой надежды, что тебе помогут. Поэтому Зинта решила помалкивать и не вмешиваться, пока не выяснится, в чем дело.

Эдмар все-таки встал, поднял женщину и усадил на стул, ухитрившись проделать все это с налетом небрежной галантности.

– Сударыня, я, право же, не могу допустить, чтобы дама стояла передо мной на коленях, разве что с некими лестными для меня намерениями, но у вас, как я понимаю, нет прямо сейчас подобных намерений… Сочту за удовольствие узнать ваше имя.

«Будто бы все по-куртуазному сказал, а под этим лоском брякнул такое, за что самый резон по роже съездить», – с осуждением заметила про себя Зинта.

Гостью звали Рименда Шагрет, и приехала она с восьмилетней дочкой из приморского города Кавиды – чтобы найти господина Тейзурга и во что бы то ни стало отдать ему Тимодию, ни больше ни меньше.

– Я сделаю все, что вы захотите, – заверила она с печальным достоинством, неотрывно глядя на него с упорным сухим блеском в орехово-карих глазах. – Прошу вас, купите ее.

Она была красива тяжеловатой зрелой красотой, словно актриса, играющая немолодых королев в провинциальном театре. Дорожное серое платье, отороченное узкими полосками черных кружев, очень шло ей, как и серебряные серьги с аметистами.

– Мама, не надо, – всхлипнула девочка. – Мне тут не нравится, и он мне не нравится! Я все равно отсюда сбегу и вернусь домой…

– Дерзит старшим, – хмыкнул Эдмар. – Согласитесь, сударыня, что один золотой – это чересчур высокая цена за невоспитанную неумеху. Давайте сойдемся на половине золотого? Заплачу серебром.

– Нет! Пожалуйста, купите ее за один золотой!

Рименду его предложение как будто смутило и напугало, но это ничуть не было похоже на проявление жадности – что-то совсем другое, поэтому лекарка снова промолчала. Зато Тимодия с облегчением пробормотала:

– Видишь, мама, я ему не понравилась. Пойдем домой, лучше я буду болеть дома.

– Она того стоит, – торопливо заверила покупателя мать. – Это пока еще не наверняка, но все равно скажу вам: знающие маги думают, что она, может быть, способна к волшебству, так что вы не прогадаете!

– О-о… – Эдмар удивился скорее напоказ, чем взаправду – Зинта, хорошо его знавшая, это отметила. – Вот это совсем другой разговор! Но за юную волшебницу вы просите чересчур мало. Девчонка стоит дороже, и я не хочу наживаться на вашей неосведомленности. Дам вам за нее сотню золотых – по рукам?

– Нет! – снова возразила Рименда с горечью и яростью. – Только за один золотой! Не знаю, как еще вас уговаривать…

– Тогда не уговаривайте, а просто расскажите, в чем дело. – Он неожиданно перестал ломаться и улыбнулся с подкупающей теплотой – правда, Зинта не взялась бы сказать, искренней или нет. – Вам известно, что означает сделка такого рода?

Судя по недоуменному взгляду собеседницы, вопрос ее озадачил.

– Тогда кто вам это подсказал? – поинтересовался после паузы Тейзург.

Женщина в нерешительности покосилась на Зинту.

– Говорите при ней. Можно.

– Мне посоветовали не болтать об этом со сторонними людьми, пока я буду до вас добираться, но раз я уже на развилке… – она глубоко вздохнула. – В храме Госпожи Вероятностей мне велели продать вам Тимодию за один золотой, если я хочу спасти ее от беды. И еще сказали, что вы, господин Тейзург, знаете, что было в начале и в конце, а она когда-то знала, что было между тем и другим, хотя неведомо, пригрезится ей хоть однажды что-нибудь из той жизни или нет.

– Вот это наповал, – усмехнулся Эдмар. – Заманчиво… А от какой беды Тимодию должна спасти эта сделка?

– Иначе она сляжет вскоре после совершеннолетия, – пояснила несколько успокоившаяся Рименда.

– Зинта, что скажешь об этом? – маг взглянул на лекарку.

– Никаких скрытых внутренних болезней, которые грозили бы к этому привести, я не вижу.

– Хм, зато я могу с полной определенностью сказать, что в прошлой жизни Тимодия была калекой.

Женщина сдавленно ахнула, а девочка испуганно затихла.

– Она и в позапрошлой жизни была калекой, – продолжил Тейзург. – И в позапозапрошлой, и еще много жизней назад… Ее и в этой жизни ожидает то же самое.

Зинта сама признавала, что порой проявляет тугодумие, и очень не любила этот свой недостаток, но сейчас она все поняла без дополнительных объяснений.

– Эдмар, ты должен им помочь!

– Разве я спорю? Я глубоко чту Госпожу Вероятностей, и если она прислала вас ко мне, выполню ее волю, – он пошарил в карманах своего роскошного одеяния. – Ничего не завалялось… Сейчас схожу за наличными, и совершим сделку.

– Это должна быть одна золотая монета, а не такая же сумма другими деньгами, – встревоженно подсказала гостья.

– Да уж знаю, – усмехнулся маг.

Когда он скрылся под аркой, Тимодия бросилась к матери, уткнулась в нее и расплакалась. Та гладила ее по голове слегка подрагивающей рукой. Зинта понуро молчала.

Тейзург скоро вернулся, на ладони у него сиял кругляш с профилем то ли какого-то ларвезийского архимага, то ли короля.

– Сударыня, я покупаю у вас вашу дочь за один золотой, чему свидетели боги сонхийские и великие псы.

Он протянул руку. Рименда нетвердым жестом взяла монету и спрятала в потайной карман среди складок платья, не сразу сумев запихнуть ее куда надо.

– Я теперь должна хранить этот золотой? – голос дрогнул.

– Не имеет значения. Сделка состоялась. Тимодия останется у меня как домашняя прислуга и ученица. Если она не будет постоянно хныкать и окажется хорошей ученицей, я со временем освобожу ее от обязанностей прислуги.

– Так вы тоже считаете, что она способна к магии? – опустошенно вымолвила Рименда, поднявшись со стула.

– Я это вижу, – отозвался Эдмар с такой улыбкой, точно у него спросили, правда ли, что он умеет читать и писать. – Тимодия – волшебница.

«Древняя волшебница, – угрюмо добавила про себя Зинта. – Иначе не было бы угрозы, что ее искалечат и скормят Накопителю, когда она вырастет».

– Сударыня, позвольте полюбопытствовать… Госпожа Развилок обычно берет плату за свою помощь. Чем вы должны расплатиться за эту развилку?

Женщина на мгновение замешкалась, но потом вскинула голову и с непроницаемым выражением на лице произнесла:

– Тем, что мне не жалко отдать за то, чтобы с Тимодией все было хорошо.

– Понимаю… Тогда вам тем более нет резона куда-то спешить. Будьте моей гостьей на эту ночь.

– Спасибо вам, господин Тейзург, – Рименда тяжело опустилась на стул, и Тимодия снова уткнулась ей в юбку.

Эдмар позвал слугу и велел увести девочку. Та послушалась, хотя вконец разревелась. Лекарка пошла вместе с ними: милостью Тавше она обладала способностью погрузить пациента в целительный сон и воспользовалась этим, чтобы усыпить Тимодию.

Для нее все сложилось к лучшему, подрастет – поймет, если когда-нибудь узнает, что такое Накопители и какой беды она чудом избежала. А уж Зинта присмотрит за тем, чтобы язва Эдмар не слишком ее третировал.

Когда она вернулась, Рименда рассказывала:

– Не могу простить себе, что я когда-то ее стращала: будешь плохо себя вести и оставлять еду на тарелке – отдам тебя злому полицейскому. Многие матери, сударь, так говорят, но это же не всерьез. Я ведь тогда не знала, что и вправду придется ее кому-то отдать… Простите, сударь. Этот полицейский жил через дорогу от нас, громадный, шумный, прожорливый, чуть что – зуботычины совал направо и налево, даже прилично одетым людям, не говоря уж о какой-нибудь нищете. Своих домочадцев тоже поколачивал. С год назад они из этого дома съехали, и вся улица радовалась. Тимодия из-за этого боится полиции. Не могу себе простить…

– Лучше простите себе, сударыня, у вас для этого не так уж много времени осталось, – посоветовал Тейзург между двумя глотками из фарфорового бокала, оплетенного тонко нарисованной виноградной лозой. – Не стоит казниться перед последним шагом за порог, это не полезно для вашего будущего.

Радужка его глаз сияла расплавленным демоническим золотом.

Рименда удрученно вздохнула и вытащила из складок платья носовой платок, который тут же нерешительно скомкала в руке. Хозяин дома, проявляя такт, приказал слуге проводить ее в туалетную комнату.

– Чем она должна расплатиться с Госпожой Развилок? – не удержалась Зинта, когда остались вдвоем.

– А ты не поняла? Своей жизнью.

– Да это же несправедливо…

Лекарка не успела договорить: доложили, что за воротами ожидают маги, которые настоятельно просят князя Ляраны принять их по безотлагательному делу.

Эдмар не удивился.

– Чуть-чуть опоздали… Сделка-то уже состоялась. Зинта, тебе при этом разговоре лучше не присутствовать. Ты любопытна не по-доброжительски, поэтому сейчас тебя отведут в чулан, из которого сможешь вволю подсматривать, – он кивнул на стену, расписанную прихотливым сиянским узором с мозаиками из цветного стекла. – Оттуда все видно, и слышимость отличная. Посмотришь спектакль… Главное, чтобы они об этом не узнали.

– Они меня там не застукают? Маги ведь…

– А я тебе не маг?! – он закатил глаза к потолку. – Умеешь ты иногда усомниться в достоинствах и тем обидеть.

– Ага, тебя обидишь…

Слуги слушали их перепалку с минами, исполненными почтения. Вернулась Рименда, но ее Тейзург отсылать не стал, усадил за стол, а Зинта затаилась в потайной комнатушке перед оконцем, которое со стороны залы казалось элементом вычурного узора. И впрямь все видно, только все зеленовато-синее – и мебель, и кушанья на столе, и люди, потому что стекло цвета морской воды.

Маги пришли втроем.

– Рименда! – негромко воскликнул один из них, узкоплечий, худощавый, с неволевым, но рассерженным лицом, бледным и рыхловатым.

Двое других первым делом официально поприветствовали князя Ляраны. Зинта, глядя на них, сразу решила, что эти, верно, рангом повыше того, что окликнул Рименду.

– Я слушаю вас, коллеги, – любезно и в то же время сумев одной лишь интонацией обозначить, что он занимает куда более высокую ступень, чем незваные гости, подбодрил Тейзург. – Что привело вас сюда в столь поздний час?

– Мы пришли за сожительницей и дочерью коллеги Севламонга, – объяснил один из старших магов.

«Значит, они не муж и жена, а официальные любовники, как мы с Суно», – отметила лекарка.

– Госпожа Шагрет у меня в гостях, а Тимодия отныне моя ученица. Боюсь, вы забрать ее не сможете.

– Это моя дочь, – переглянувшись со старшими коллегами, произнес Севламонг с напором, за которым сквозила растерянность. – Ей восемь лет, вы не вправе ни с того ни с сего взять ее в ученицы без моего согласия. Рименда, с чего тебе взбрела в голову такая странная фантазия? Мы же с тобой показывали Тимодию и моим коллегам, и лекарям, все говорят, что она ничем не больна, – чего тебе еще нужно?

– Чтоб она и дальше была здорова, – угрюмо отозвалась женщина.

– Но для этого нам незачем отдавать дочь куда-то на сторону. Тебе что-то сказали в храме Двуликой Госпожи?

– Сказали.

– Я же сколько раз тебе повторял – ничего не делай, не спросив у меня! Что тебе там сказали?

– Теперь уже не важно.

«Как же мне все это опостылело», – читалось на лице у Рименды.

– Не советуясь со мной, ты поступаешь безответственно. Затеяла чворки знают что, увезла Тимодию, не поставив меня в известность… Господин Тейзург, почтительно прошу прощения, но свою дочь я заберу, – при этих словах он вновь покосился на спутников, заручаясь их поддержкой.

– Я ведь сказал, коллеги, это невозможно, – кротко улыбнулся Эдмар. – Я купил Тимодию у госпожи Шагрет за один золотой.

Маг с умным жестким лицом озабоченно свел брови. Второй сложил руки на животе, словно в раздумье, как на это заявление реагировать. Севламонг ринулся в атаку:

– Рименда, ты сошла с ума! Это ни в какие двери не лезет, по ларвезийским законам ты не могла продать Тимодию, в Ларвезе нет рабства!

– Зато в Ляране его до сих пор никто не отменил, – скучающим тоном обронил Тейзург. – Я уж точно не отменял, ни на трезвую голову, ни по пьяни, да и не стану, вероятно. Зачем, если в этом есть свои удобства? Сделка состоялась в моей резиденции – на ляранской территории, а не на ларвезийской.

– Суд не признает такую сделку законной.

– Вы меня положительно убиваете, коллега Севламонг. Какой суд?!Повторяю на тот случай, если вы, находясь в расстроенных чувствах, не расслышали: я купил Тимодию у ее родной матери за одну золотую монету.

– Это беспримерная дикость, противоречащая законам просвещенного мира! Отдайте мою дочь!

– Кстати, о просвещении. Я тактично не затрагивал эту тему, вы сами завели речь… Можно полюбопытствовать, как вы успевали в Академии?

Севламонг уставился на оппонента с гневной оторопью, но отвечать не спешил – очевидно, что-то его насторожило.

– С какого, интересно, раза вам удалось сдать зачет по курсу нерасторжимых сделок? – вкрадчиво осведомился Эдмар. – С пятого? С шестого? Искренне соболезную вашим преподавателям.

Лицо мага пошло красными пятнами. Рименда наблюдала эту сцену с усталым равнодушием: похоже, неофициального супруга не в первый раз унижали у нее на глазах, и поначалу это наверняка ее задевало, потом стало раздражать, а сейчас ей было все равно.

Зинта жалела обоих. Севламонг – маг невеликого ранга, что представляют собой Накопители, знать не знает. Если б он понимал, от чего Рименда спасает дочь, может, совсем по-другому бы к этому отнесся… А Эдмар мог бы и не стервозничать – уж как все закончится, она ему выскажет! Лекарка сердито фыркнула вслух, но побоялась, что ее услышат, и испуганно зажала себе рот ладошкой.

– Вы похитили мою малолетнюю дочь с согласия этой сумасшедшей бабы, которая недостойна называться матерью!

– Уважаемые коллеги, уймите наконец господина недоучку, – страдальчески произнес Тейзург. – Право же, это становится скучным…

Маг с умным лицом что-то шепнул Севламонгу, и тот замолчал.

– Зачем вам девочка, господин Тейзург? – поинтересовался старший маг сухо и без приязни, но с прохладной официальной вежливостью.