Текст книги "За дверью"
Автор книги: Антон Белозеров
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)
– Да кто ты такой, что смеешь нас обвинять? – вскипел Анисим Коловоротов.
– Я – Калки, маг и Судья! – объявил я.
За доли секунды я создал майю для всех присутствующих. Я показал им, как пролетел над горой Меру в колеснице, запряженной драконами. Я рассказал об истребителях магов, с которыми мне уже пришлось не раз сражаться. Я дал прочувствовать силу своей магии. Для Мыстра мгновенная иллюзия заменила долгий рассказ о том, где я был и что делал. Также я объяснил гостям Мыстра, что в их интересах никому не рассказывать о нашей сегодняшней встрече, чтобы не попасть в руки оборотней и спецназовцев.
Пока люди и боблины пребывали в майе, я встал из-за стола и покинул квартиру Соображаевых. Когда я закрывал за собой дверь, из комнаты послышались громкие возгласы и всхлипы. Я не знал, как поведут себя обычные обитатели Изначального мира, когда иллюзия рассеется, и они вернутся в реальный мир. Я не хотел слышать восторженного писка Цедарии и не желал видеть перекошенных от ужаса лиц взрослых. Я явил им свою сущность, и этого было достаточно. Мне не нужны были ни почитание, ни преклонение, ни мольбы. Меня ждали другие, более неотложные дела.
У меня окончательно сформировался план борьбы с моими врагами, и я намеревался воплотить его в жизнь. План был достаточно прост. Он назывался: "Ловля на живца". Приманкой, разумеется, являлся я сам. У меня имелись все основания полагать, что против меня действуют не могущественные маги, а какая-то полувоенная боблинско-оборотническая организация. Теперь я знал, на что способны настоящие маги, тем более – маги по крови. Они бы давно выследили меня, а не устраивали засады наудачу. Что же касается появления оборотней на Земле, то, возможно, спецназовцы подарили жизнь какому-нибудь слабенькому магу с условием, что он будет открывать для них нужные двери.
Таким образом, я рассчитывал, что противостоять мне будут самые обычные люди, боблины и оборотни, не обладающие сверхъестественными способностями. Следовательно, у меня перед ними имелось значительное преимущество. Более того, до сих пор истребители магов встречались с магами-пацифистами, не оказывающими сопротивления. Поэтому они еще не знали всех возможностей боевой магии. Ножи-«бабочки» и летающие диски от циркулярной пилы теперь, после пролета над горой Меру, казались мне детскими игрушками.
Оставалось совсем немного – забросить наживку. Для этого я отправился в главный телецентр Муравы и Колоссии – в Трупкино. Телевидение, на мой взгляд, было самым главным оружием того зла, которое захватило власть в Изначальном мире. Теперь же я намеревался обернуть это оружие против своих врагов.
Глава 11. Фабрика лжи.
Когда я вышел на улицу, было около восьми вечера. Мне следовало поторопиться, если я хотел уже сегодня начать исполнение своего плана. Я знал, как добраться до телецентра. Он находился примерно на том же месте, где и его московское отражение. Еще во время своей прошлой прогулки по Мураве я издалека видел высоченную Трупкинскую телебашню. Именно она и интересовала меня в первую очередь.
Несмотря на всю мощь своей магии, я не был всесилен. Я не мог воздействовать на предметы и энергии издалека. Если я хотел выйти в эфир, мне нужно было как можно ближе подобраться к передатчикам, расположенным на Трупкинской телебашне. Я доехал на подземке до нужной станции, а потом на автобусе добрался до телецентра.
На протяжении всего пути я вглядывался в лица многих людей и тех немногих боблинов, которых можно было встретить в общественном транспорте. Я видел усталые, опустошенные глаза неимущих граждан Колоссии среднего и старшего возраста. И неважно было – ехали они в одиночестве или в компании, читали или разговаривали, грустили или веселились. А глаза абсолютного большинства молодых людей и боблинов были пусты и бездумны. Но все же изредка я встречал взгляды, в которых светились искорки свободного, самостоятельного мышления. Их было очень мало, но мне хотелось верить в то, что даже у попавших под влияние рекламы и государственной пропаганды людей еще можно восстановить личности и индивидуальности.
Мне так много хотелось сказать жителям Колоссии и всего Изначального мира! По дороге к Трупкинскому телецентру в моей голове складывалась длинная речь, построенная по всем правилам ораторского искусства. Однако, когда я приблизился к телебашне, все ранее заготовленные фразы были мною решительно отвергнуты.
В Мураве было около девяти часов – самое лучшее для меня время. Большинство жителей города уже собралось возле телеэкранов. Я чувствовал мощный поток энергии, исходившей от Трупкинской телебашни. И это были не только радиоволны разных частот. Из передатчиков на Мураву, а следом за ней и на всю Колоссию, изливались темные потоки рекламного дурмана.
Я не стал вникать в тонкости частотных характеристик радиоволн, мне не нужно было разбираться в способах кодирования и декодирования радио– и телевизионных сигналов. Я просто направил на передающие устройства Трупкинской телебашни свою магическую силу.
Транслируемые программы прервались, зрители всех телеканалов и слушатели всех радиостанций услышали мое обращение: «Я иду во гневе своем!» Разумеется, я не демонстрировал по телевизору свое собственное лицо. Я изобразил на экранах переливавшийся всеми цветами круг, который должен был символизировать вторжение в обычную жизнь людей и боблинов Колоссии сверхъестественных сил.
Сказав то главное, что хотел сообщить жителям Муравы, я «отключился» от передатчиков. Теле– и радиовещание продолжилось в обычном режиме. Я посмотрел на окружавших меня людей. Они находились на улице и еще не знали о том, что произошло. Но вскоре они окажутся в своих домах, их родные и друзья расскажут им о небывалом и необъяснимом явлении.
Конечно, кроме Муравы существовала и вся Колоссия, огромная страна, расположенная в нескольких часовых поясах. Большая часть жителей Колоссии не увидела и не услышала моего обращения, так как сигналы в отдаленные районы передавались через систему спутников, которые находились вне зоны моей досягаемости. Возможно, в будущем, когда мои магические силы возрастут, я смогу контролировать всю энергию Изначального мира… Но пока мне вполне хватало тех сил, которые имелись в моем распоряжении. Для выполнения моего плана этого было достаточно.
Если я все рассчитал правильно, в самое ближайшее время к Трупкинской телебашне должны были примчаться истребители магов. Если мне повезет, я встречу «старых знакомых»: полковников Треска и Цельса. Проследив за ними (или за любыми другими начальниками истребителей магов), я отыщу и их вышестоящих руководителей. Причем слежку я могу вести не только на физическом уровне, но и на уровне магическом – прослушивая телефонные переговоры. Так я буду подниматься от одного уровня управления до другого, пока не найду того (или тех), кто стоит во главе всей этой тайной организации. Таков был мой план – гениальный по замыслу и по простоте исполнения. Оставалось только дождаться прибытия спецназовцев.
Я отошел подальше от Трупкинской телебашни и остановился неподалеку от входа в телецентр. Здесь было многолюдно (точнее, если так можно выразиться, «многобоблинно», поскольку большинство сотрудников и посетителей телецентра принадлежало именно к этой нации). Я постарался раствориться в толпе и издалека вел наблюдение за телебашней. Внезапно мне пришла в голову мысль, что я с таким же успехом могу подождать истребителей магов и внутри телецентра.
Без особого труда я прошел и через внешнюю – полиционерскую – охрану телецентра, и через внутреннюю зону контроля и досмотра. Являясь магом по крови, я был подвержен многим человеческим слабостям, например, любопытству. Именно оно заставило меня покинуть огромное фойе с гардеробом и направиться на осмотр телецентра. Я даже перестал следить за телебашней, вполне логично рассудив, что всегда успею привлечь к себе внимание истребителей магов, а знакомство с телецентром – главной Колосской «фабрикой лжи» – могло бы оказаться весьма полезным и интересным. Более того, мне в голову пришла мысль, что если я с помощью слежки за спецназовцами сумею выйти на «тактическое» руководство истребителями магов, то по уровням распространения информации смогу добраться до руководства «стратегического».
Конечно, абсолютное большинство телепередач транслировалось в записи, так что в вечернее время в Трупкинском телецентре я не мог встретить значительных правительственных чиновников, политиков и бизнесменов, которые переместились в клубы, казино, рестораны и публичные дома – отдыхать после нелегких трудов по разграблению Колоссии. Зато в телестудиях и коридорах я обнаружил множество представителей так называемых «творческих профессий» – певцов, актеров, музыкантов, режиссеров. Здесь же обретались и политики невысокого ранга из незначительных, далеких от власти партий и организаций.
Все эти боблины и люди использовали любую возможность, для того, чтобы лишний раз появиться на телеэкране. В этом заключался весь смысл их жизни – «звезды» эстрады, кино и политики могли считаться популярными, известными и модными лишь тогда, когда постоянно мелькали перед глазами зрителей, так как никакими, даже самыми ничтожными талантами, они не обладали. Ради того, чтобы лишний раз оказаться перед объективами телекамер, «звезды» были готовы платить деньги, клянчить, унижаться. И их сделки с совестью, как правило, приносили плоды – на автостоянке перед Трупкинским телецентром я видел длинные ряды дорогих иностранных автомобилей. Да и сами «звезды» были одеты вызывающе роскошно, что особенно бросилось мне в глаза после того, как я проехал в общественном транспорте вместе с нищим, ограбленным и обманутым Колосским народом.
К моему большому удивлению, ни в одном из отделов телецентра я не заметил беспокойства, вызванного моим обращением к жителям Колоссии. Неужели у меня ничего не получилось? Неужели мне не удалось воздействовать на передающие устройства Трупкинской телебашни?
Я заглянул в одно из технических помещений, в котором находилось множество круглых телеэкранов и столов-пультов с кнопками. Обслуживавшие всю эту сложную аппаратуру инженеры и специалисты (в большинстве своем – люди) занимались чем угодно, но только не своими прямыми обязанностями. Они курили, пили кофе, играли в карты, рассказывали друг другу анекдоты. В дальнем углу, почти полностью затянутом сизым сигаретным дымом, на сдвинутых стульях кто-то развлекался с повизгивавшими девицами (у входа в телецентр я видел целую толпу таких вульгарно одетых и накрашенных созданий, готовых на все, лишь бы оказаться внутри здания и приблизиться к своим кумирам – «звездам» массовой культуры).
Технический персонал Трупкинского телецентра почти демонстративно пренебрегал своими обязанностями. Заработная плата специалистов-людей была в сотни, а то и в тысячи раз меньше, чем доходы боблинов – раскрученных телеведущих и журналистов. Так что от работы люди стремились получить все возможные чувственные удовольствия, раз уж были лишены материального достатка. Руководство телецентра вынуждено было мириться с разгильдяйством своих сотрудников. Созданная еще при Уравнительной церкви теле– и радиоаппаратура была весьма ненадежной, и поддерживать ее в рабочем состоянии могли только опытные умельцы, изучившие в ней буквально каждый винтик и проводок.
В общем, Трупкинский телецентр являлся миниатюрной копией всего Колосского государства. Власть и богатства в нем принадлежали дельцам «Воровковским», прикарманившим бывшее общенародное достояние. Вокруг «Воровковских» постоянно вертелась толпа холуев и лакеев, так называемая «творческая интеллигенция», стремившаяся выслужиться, польстить, понравиться хозяевам и получить от них «косточку послаще». А обслуживали всю эту массу трутней равнодушные, смирившиеся со своим нищим и бесправным положением люди, которые на своем уровне стремились отхватить от жизни немногие доступные удовольствия.
Связующими звеньями между «верхами» и «низами» в Трупкинском телецентре являлись редакторы и их помощники. Эти молодые боблины и люди без устали бегали взад и вперед по длинным запутанным коридорам, встречали посетителей у входа и разводили по студиям. Они же прямо на ходу подготавливали к съемкам своих подопечных.
Много раз я становился невольным слушателем любопытных диалогов. К примеру, возле двери студии, над которой находилась вывеска «Грандиозная уборка», очень симпатичная девушка совала в руки пожилому холеному мужчине (судя по всему, актеру или режиссеру) мятые листочки и тараторила:
– …Вы выйдите на сцену сразу после того, как ведущий Малахольнов объявит: «У нас еще один гость – знаменитый сердцевед и женолюб!» Не забывайте постоянно улыбаться! Время от времени бросайте в камеру свои знаменитые «бархатные» взгляды. Наши зрители – домохозяйки, они от этого млеют, а наш рейтинг растет.
Мужчина, лениво пробегая глазами строчки текста, механически кивал головой:
– Да, да, да… все это я знаю… не в первый раз.
Девушка протянула еще один листок:
– Обратите внимание, вот это – ваши сегодняшние экспромты, шутки и остроты.
– Старо, старо! – скривился мужчина. – Эти «экспромты» я читал в газетах еще месяц назад.
– Все экспромты утверждены редакционным советом! – с легким нажимом отрезала девушка. – А вот здесь, обратите ОСОБОЕ внимание – ваш ответ на вопрос ведущего, почему вы восхищаетесь Венценосцем Статиным.
– Я сто раз повторял это во всех передачах!
– Нет, не повторяли! Разные чувства распределены между соответствующими передачами и телеведущими. У Врунера вы рассказывали, за что УВАЖАЕТЕ Статина, у Кащеевой и Хамки вы признавались, за что его ЛЮБИТЕ, у Сявки Шустрика объясняли, за что его ЦЕНИТЕ…
Мужчина подхватил:
– В программе Трёпы Канделябры я рассказывал, за что ОБОЖАЮ Статина, а в передаче Вонядзе – почему я перед ним ПРЕКЛОНЯСЬ.
– Ну, вот видите! – девушка настойчиво впихнула в руки мужчины очередной листок с текстом. – А у Малахольнова вы должны рассказать, почему ВОСХИЩАЕТЕСЬ Венценосцем.
Мужчина склонился к девушке и тихо спросил:
– А что, мы все еще восхищаемся именно Статиным?
Та понимающе улыбнулась:
– Пока что других распоряжений не поступало. Когда придет соответствующий приказ, мы немедленно начнем восхищаться другим Венценосцем.
Я решил вмешаться в диалог и погрузил обоих собеседников в созданную для них майю. Я не мог (или пока не мог) читать мысли людей, боблинов и прочих разумных существ. Но зато я имел возможность, по примеру Маркандеи, «разговорить» их с помощью майи, обратив порождения их мыслей и чувств на них самих.
– И кто же способен издать такой приказ? – спросил я у девушки устами мужчины.
– Наш главный редактор, – бесхитростно ответила она, поддавшись моим чарам.
– А кто приказывает ему самому?
– Откуда же я-то знаю? Это уже высокая политика. Мне до этого уровня еще отдаваться и отдаваться…
– Где я могу найти главного редактора? Как его зовут?
– Врай Хлестобабов, наверняка, уже гуляет в каком-нибудь пафосном клубе вместе с фотомоделями-проститутками! – девушка недовольно скривила губки, явно завидуя своим более удачливым соперницам. – А вечерний эфир курирует заместитель главного редактора – Прогнутий Проскочеев. Кабинет номер сто сорок семь. Прямо по коридору, потом вверх по лестнице и направо.
– Спасибо за информацию, – вежливо поблагодарил я и прервал майю.
Иллюзия длилась менее трех секунд объективного времени. Девушка и мужчина вздрогнули и начали недоуменно озираться вокруг. Они не могли понять, что с ними произошло. Меня они не видели, а окружавшие нас люди и боблины продолжали движение по коридору, как ни в чем не бывало.
Девушка пришла в себя первая.
– Пойдемте в студию! – она сделала правой рукой приглашающий жест, а левой указала на синюю лампу, горевшую над дверью. – Скоро начнется запись нового блока, и вход запретят.
Мужчина прошел вперед, открыл дверь и галантно придержал ее, пропуская вперед девушку. За толстой, звуконепроницаемой дверью я увидел большую ярко освещенную студию, пестрые декорации, зрителей – людей и боблинов, которые сидели на небольших трибунах.
Я не смог удержаться от искушения, и проскользнул за дверь следом за мужчиной и девушкой, чтобы изнутри посмотреть на процесс создания телепередачи. Сейчас был перерыв. Зрители на трибунах переговаривались друг с другом, отчего в студии стоял гул, словно от пчелиного роя. Техники и операторы деловито передвигали и настраивали свое оборудование. На невысокой сцене, в перекрестии лучей прожекторов, под прицелами телекамер и звукозаписывающих микрофонов, были установлены несколько кресел. В настоящее время кресла пустовали. Ведущий и герои его телепередачи находились за декорациями. Оттуда слышались негромкие голоса, и именно туда направились мои «провожатые» – девушка-редактор и мужчина-гость программы.
Последовав за ними, я оказался с другой стороны декораций. Ярко раскрашенные занавеси и фигуры с этой точки зрения являли свою истинную сущность. Они были изготовлены из старых тряпок, картона и фанеры. Примерно то же можно было сказать и о теледеятелях. Моему взору предстали утомленные, измотанные люди и боблины, одни из которых лениво курили, другие потягивали кофе из маленьких чашек или воду из бутылок. Между ними сновали гримеры, снимая салфетками с лиц капли пота и нанося пудру мягкими пушистыми кисточками. Сразу было видно, что запись телепередачи длится уже много часов. За один съемочный день снимались сразу несколько программ. Этим объяснялась частая смена приглашенных гостей. Однако, не все они были одинаково хорошо подготовлены.
Я заметил группу людей и боблинов, которые явно нервничали и постепенно переходили к разговору на повышенных тонах.
– Это невозможно слушать! – внезапно воскликнул один человек из этой группы, одетый в джинсы и пестрый красно-синий свитер. – Сколько же раз можно повторять одно и то же?!
– Сколько нужно, столько и будем повторять! – твердо заявил его собеседник – коренастый плотный боблин с толстой золотой цепью на шее и с огромным перстнем на указательном пальце правой руки.
– Эй, Авдей! – позвал человек в пестром свитере. – Ты слышал? Мы сейчас опять будем писать по словам!
Откуда-то сбоку выскочил человек, которого я без колебаний идентифицировал, как ведущего Малахольнова. Он выглядел, как пожилой подросток с ужимками обезьяны, которую кусают блохи одновременно во многих местах.
– Это немыслимо! – взвизгнул Авдей Малахольнов, дергаясь всем телом. – Сегодня мы уже пятерых писали по словам! Да мы тут застрянем на всю ночь!
Человек в свитере отступил в сторону, открывая взгляду Малохольнова (и моему тоже) юную девушку в таком минималистском наряде, что, пожалуй, даже на пляже ее арестовали бы за оскорбление общественной нравственности.
– Вот, сам послушай! – сказал человек Малахольнову и обратился к девушке: – Давай еще раз, Мимоза! Попробуй произнести фразу: «В свободное время больше всего я люблю читать саркастические детективы Дурьи Тупцовой».
Девушка поднесла к глазам лист бумаги и начала читать:
– В свободное время больше всего я люблю читать сакарстические… сакрастические дефективы… тедективы…
– О-о-о! – взвыл человек в свитере, которому, наверняка, уже не в первый раз приходилось выслушивать нечто подобное.
Малахольнов обреченно вздохнул и умоляюще посмотрел на девушку:
– Насколько я знаю, вы – восходящая звезда нашей эстрады, всеми любимая певица Мимоза?
Девушка сложила губы в заученной механической улыбке.
Затем взгляд телеведущего переместился на коренастого боблина:
– А вы, соответственно, ее продюсер?
– Я не продюсер. Я – менеджер. Сам продюсер слишком занят, чтобы с каждой из своих певиц ездить по всяким там передачам.
– Понятно, – поник Малахольнов. – Песни на студии, значит, вы тоже пишете по словам?
– А как же! – самодовольно ухмыльнулся боблин. – Мы что, хуже других? Не можем нанять хороших звукорежиссеров?
– А что, если мы запишем Мимозу завтра? – робко поинтересовался человек в свитере, видимо, редактор телепередачи.
– Никак невозможно! – отрезал боблин. – Завтра она улетает на гастроли. Лучше уберите рекламу книг Дурьи Тупцовой.
– Увы, это тоже невозможно, – тяжело вздохнул редактор. – У нас контракт с издательством. Да вы же сами его подписывали, как третья сторона.
– Продюсер подписывал. А мы исполнять будем. – В голосе боблина прозвучало непоколебимое упорство.
Малахольнов махнул рукой:
– Ладно… Тогда Мимозу будем записывать первой. Посмотрим, сколько после нее останется времени. Может быть, перенесем остальных на завтра…
Прочие гости недовольно зароптали. Но, очевидно, у них не было столь влиятельных продюсеров и таких настойчивых менеджеров, так что возмущение потухло, так и не разгоревшись.
Мужчина-редактор в пестром свитере захлопал в ладоши:
– Так, перерыв закончен! Начинаем запись! Поехали!
Люди и боблины начали тушить сигареты, и отставлять в сторону напитки. Я поспешил оказаться с «парадной» стороны оформления студии и занял место с краю на трибуне.
Малахольнов, дергаясь всем телом и гримасничая лицом, выскочил на сцену и радостно произнес:
– Здравствуйте, дорогие мои телезрители и уважаемые гости в студии! Сейчас пять часов, и, значит, наступило время вашей любимой передачи «Грандиозная уборка»! Тема нашей передачи: «И в кого я такой умный?» Нам предстоят встречи с умнейшими и образованнейшими собеседниками – интересными мужчинами и обворожительными девушками. А вести передачу, как всегда, буду я – Авдей Малахольнов!
Один из редакторов, находившийся перед сценой, хорошо видимый зрителям в студии, но не попадавший в фокусы телекамер, поднял над головой табличку: «Аплодисменты». Зрители на трибунах послушно захлопали в ладоши. Было видно, что за целый съемочный день они отработали это действие практически до автоматизма.
Малахольнов выдержал четко отмеренную паузу, а затем продолжил:
– И первой я приглашаю в студию самую восхитительную певицу современности, молодую, но невероятно талантливую девушку, звезду колосской и мировой эстрады. Итак, встречайте неподражаемую Мимозу!
Подчиняясь команде редактора, зрители вновь зааплодировали. Зазвучала фонограмма песни, и на сцене появилась Мимоза. Все ее движения были тщательно выверены и заучены. Улыбка в половину лица, широко открытые сияющие глаза, как будто небрежно отброшенные набок волосы, легкое покачивание бедер, уверенная поступь – все говорило о том, что над девушкой хорошо поработали стилисты, визажисты, хореографы и прочие нанятые продюсером специалисты. Но купить можно лишь внешность и рекламное время в телепередаче. Интеллект и душу нельзя приобрести ни за какие деньги. Даже созданный самыми искусными мастерами манекен все равно останется манекеном. Это показал дальнейший диалог между Малахольновым и Мимозой.
– Здравствуй, Мимоза!
– Здравствуй, Авдей!
– Я очень благодарен тебе за то, что сразу же после гастролей решила принять участие в нашей передаче «Грандиозная уборка». Откуда ты прилетела?
– Я только сегодня утром прилетела из Астархамска…
– Стоп, камеры! – улыбка сползла с лица Малахольнова. – Ты что говоришь, милая? Не из Астархамска, а из Ас-тра-хам-ска! Нам что, придется писать по словам каждую твою фразу?
Девушка заученно улыбалась, но молчала. Этот вопрос не был предусмотрен сценарием, и ответа на него она не знала. Из-за декораций послышался голос боблина-менеджера:
– Раз надо, будем писать.
– Проклятье. Ладно. Пишем первую половину твоей фразы. – Малахольнов перевернул страничку в своем блокноте, где были записаны все его вопросы и ответы гостей. – Включить камеры. Давай, Мимоза! Повторяй за мной: «Я только сегодня утром прилетела»!
Словно механическая кукла, девушка проговорила:
– Я только сегодня утром прилетела.
– Очень хорошо. Теперь сложное слово. Повторяй: «Из Астрахамска»!
– Из Астрахамска.
– Отлично! Идем дальше. Тебе, наверное, не давали прохода толпы поклонников?
– Да, меня очень любят. Меня заметательно пернимали…
– Стоп! Пишем по словам. Первая часть: «Да, меня очень любят».
– Да, меня очень любят.
– Дальше: «Меня замечательно».
– Меня замечательно.
– Принимали.
– Принимали.
– Восторженные.
– Восторженные.
– Зрители.
– Зрители.
– Мой следующий вопрос: «Как тебе удается сочетать ум и талант с такой восхитительной внешностью?»
– Я с детства отличалась от своих сестриков.
– Сверстников!
– Сверстников. Я чувствовала, что мне перстоит…
– Предстоит.
– Предстоит сделать в жизни что-то заначтельное…
– Значительное.
– Значительное…
Я потихоньку покинул студию, где снималась телепередача «Грандиозная уборка». Меня не удивило, что в мире, где царят деньги, ложь и лицемерие, известную певицу можно сделать из недалекой косноязычной девушки, чья красота пришлась по вкусу богатому влиятельному продюсеру. Меня возмутило то, что абсолютно ВСЕ относились к этому, как к чему-то совершенно естественному. Причем не только редакторы и ведущий, которые получали деньги за рекламу и пропаганду пошлости. Зрители на трибунах готовы были целый день сидеть в студии и лицезреть тупость и убожество сотворенных продюсерами кумиров массовой культуры. И этих существ я хотел спасти от духовного гнета и интеллектуального невежества?!
Я в задумчивости шел по коридору вдоль ряда дверей, каждая из которых вела в отдельную студию, где даже сейчас, поздним вечером, продолжалась работа по оболваниваю жителей Колоссии. Большинство телепередач относилось к развлекательному жанру и предназначалось для отвлечения людей от их реального нищенского существования. Но имелись передачи и «политические», призванные формировать массовое сознание и влиять на общественное мнение.
Я заглянул в студию, над которой увидел табличку с надписью: «Добей оппонента!». Внутри я увидел трибуны со зрителями (непременный атрибут любого телевизионного шоу) и круглый подиум, где в креслах друг напротив друга сидели пожилая полная боблинка со всклокоченными седыми волосами и худой человек в строгом сером костюме. Вокруг кресел неторопливо прохаживался ведущий программы, похожий на дрессировщика, который вывел на арену своих зверушек.
Запись передачи была в самом разгаре. Боблинка произносила свою речь:
– …Когда я слышу разглагольствования о «социальной справедливости», о «народном счастье» или о «всеобщем равенстве», то меня до глубины души оскорбляют эти засохшие отростки проклятой уравнительной морали. Их давно уже пора вырезать стальной пилой демократического сознания. Долой мертворожденные и нежизнеспособные заблуждения! Долой гнусные измышления уравнителей!
Человек в сером костюме открыл рот, как будто собирался что-то возразить, но боблинка, заметив это, заговорила быстрее, громче и напористей:
– Да вы-то уж лучше помолчите! Вы угнетали Колоссию столько лет, что теперь вам надо сидеть тихо и смирно! Вы ввергли народ в голод и нищету! Из-за воплощения в жизнь ваших кровожадных теорий погибли миллионы граждан Колоссии!
Ведущий со снисходительной улыбкой обратился к человеку в сером костюме:
– Мне кажется, что уважаемая Холерия Стародомская в пух и прах развеяла все нагромождение ваших аргументов. Найдутся ли у вас хоть какие-нибудь новые доводы?
Тот негромко произнес:
– За время правления Уравнительной церкви Колоссия из отсталой аграрной страны превратилась в ведущую индустриальную державу. Не забудьте, что нынешняя так называемая демократия не создала и не построила ничего нового. Заводы, фабрики, дома, дороги – все это создано под руководством Уравнительной церкви. Нынешние демократы проклинают и охаивают нашу организацию, но сами живут исключительно за счет накопленного нами наследства…
– Врете! – вскричала Холерия Стародомская. – Строили заводы не вы, а народ! Вы же, гнусные уравнители, паразитировали на Колоссии, а не руководили ею! Ваша тоталитарная секта давила и душила все проявления свободы и демократии! Все вы – палачи и убийцы!!!
– Спокойно, спокойно! – примиряющим тоном сказал ведущий.
Но боблинку уже трудно было остановить:
– Как я могу быть спокойной, когда рядом со мной сидит мерзкий уравнитель?! Тьфу на вас, трижды тьфу на вас, проклятый выродок, отрыжка истории, выкидыш кровавой тоталитарной секты!!!…
Внезапно послышался громкий голос:
– Стоп, камеры!
Холерия Стародомская тотчас же замолчала. На подиум быстрым шагом вышел седоватый, но молодящийся боблин. К нему подскочил ведущий и угодливо спросил:
– Что-то не так?
Боблин, не обращая на него внимания, обратился к Стародомской:
– Холерия, вы должны произносить слова более энергично, я бы даже сказал – истерично.
Та робко и заискивающе улыбнулась:
– Мне показалось, что господин банкир недоволен моими излишне резкими выражениями…
– Ничего страшного, – тихо произнес человек в сером костюме. – Мы с вами, Холерия, не первый год знаем друг друга. И не первый раз разыгрываем подобные сценки.
– Но на этот-то раз вы собираетесь баллотироваться в Государственную Мысль Колоссии. Мне, признаться, даже как-то неловко осыпать вас обычной бранью.
– Все наоборот! – воскликнул седоватый боблин. – Стратегия избирательной компании строится на стабильности и уверенности нашего кандидата, противопоставленной демократической истерии. Наши потенциальные избиратели – люди старшего возраста, по-прежнему истово исповедующие Уравнительную религию. Кроме того, в Колоссии симпатии традиционно находятся на стороне тех, кого обижают, гонят и оскорбляют. Так что, прошу вас, уважаемая Холерия, не стесняйтесь в выражениях. Работайте с максимальной отдачей!
– Хорошо! – многообещающе ухмыльнулась боблинка. – Вы, господин банкир и кандидат в депутаты, сейчас услышите о себе и об уравнителях много интересного. Только, пожалуйста, без обид!
– С нетерпением ожидаю возможности насладиться вашим всегдашним красноречием, – коротко кивнул головой человек в сером костюме. – И заверяю вас, что оплачено оно будет выше вашего обычного тарифа за участие в подобных спектаклях.
Седоватый боблин широко улыбнулся:
– Ну, раз всем ясны их роли, то продолжим съемку. Пожалуйста, Холерия, с последней фразы…
Он покинул подиум, а политические актеры и ведущий телепередачи приготовились к съемке нового дубля…
Я вышел из студии, поняв, что едва ли услышу здесь еще что-нибудь интересное или полезное для себя. Больше в студии я не заглядывал и без остановок прошел по длинному коридору Трупкинского телецентра. В конце коридора находилась широкая лестница, перед которой располагался еще один пост охраны. Наверх пропускали только тех сотрудников телецентра, которые предъявляли специальные пропуска.