Текст книги "В поисках фресок Тассилин-Аджера"

Автор книги: Анри Лот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Лесажа сразу же по прибытии едва не укусила змея: он поставил ногу в нескольких сантиметрах от нее. Вила увидел ее первым и предупредил Лесажа. Тот отскочил назад, побелев как полотно. Он не скоро пришел в себя и еще несколько дней говорил о случившемся. Встреча действительно могла произвести впечатление: это была большая самка, с головой больше монеты в 100 су[62], но от страха змея показалась Лесажу еще крупнее. Чудесным образом избежав опасности, он дал обет сразу же по возвращении в Марсель поставить в Нотр-Дам де ла Гард свечу длиной с эту змею. Возвратившись во Францию, Лесаж действительно выполнил свое обещание. Однако, по его мнению, расходы на свечу должна была взять на себя экспедиция. Казной экспедиции ведал Мишель, которому хорошо было известно ее довольно плачевное состояние. При общем одобрении он отказал Лесажу: ведь это не экспедиция давала обет, следовательно, она и не обязана брать на себя расходы. Тем не менее все отправились в церковь. Тут длина змеи сократилась до размеров маленького змееныша, и свеча, высота которой предполагалась три с половиной метра, стала обычной церковной свечкой.

Наш лагерь за лето превратился в настоящий зверинец. Вила коллекционирует добов – больших ящериц с колючим хвостом и миролюбивым характером. Вила устроил их всех, больших и маленьких, возле кухни, обвязав веревочкой за живот, чтобы Они не удрали. Ему удалось доставить их живыми в Париж, где они и сейчас занимают одно из отделений вивария. У нас было также два зайчонка; мы нашли обоих в зарослях вади Сефара, близ которых их родители резвились у нас на глазах. Мы кормили зайчат разведенным сухим молоком, но один из них через несколько дней сдох. Зато второй стал совершенно ручным и вскоре начал есть побеги одуванчиков, которые мы ему приносили. К несчастью, он погиб на обратном пути в Джанет – его ящик слишком долго стоял на солнце.

Другим питомцем нашего лагеря был пойманный туарегскими мальчишками молодой грызун гунди[63], с которым мы тоже очень подружились. Все эти зверьки составляли чудесную семью, совсем как во времена Ноева ковчега. Но какая засуха вместо потопа!

Глава пятнадцатая.

Парашюты

Проблема снабжения экспедиции продовольствием становится все более острой. Большинство наших продуктов кончилось, сахар уже на исходе, три четверти мешков с мукой пусты. Каждый раз, когда я прошу у Джебрина раздобыть верблюдов для доставки продовольствия, он что-то бубнит под своим литамом[64], а затем пускается в разглагольствования, что, мол, здесь нет пастбищ и верблюды теперь спустились на выгоны эрга Адмер. Капитан Росси в Джанете также не может предоставить мне вьючных животных. Неужели нам придется прекратить работу?

Я еще раз вызываю Джебрина, показываю ему мешки из-под муки и спрашиваю, не желает ли он питаться камнями – именно такая перспектива ожидает нас.

– Нет, – отвечает он невозмутимо. – Я за свою жизнь достаточно насмотрелся на камни. Если бы их можно было есть, люди племени кель-медак не были бы такими тощими. Чего-чего, а уж камней-то в нашей стране хватает!

Наконец однажды утром наш второй проводник, Агауэд, появляется с четырьмя осликами, и маленький караван поспешно направляется в Джанет. Среди почты, доставленной Агауэдом через два дня, я нахожу следующее сообщение: получено разрешение сбрасывать нам продукты на парашютах. Я давно этого добивался, и теперь наконец доставка по воздуху начнется по первому нашему требованию.

Готовлюсь к поездке в Джанет. Намереваюсь воспользоваться ею для более подробного обследования окрестностей, чтобы найти участок, годный для выброски грузов. Нельзя же сбрасывать парашюты на сплошной лес остроконечных утесов, среди которых мы живем! В четырех километрах от лагеря, в месте слияния вади Сефар и Ин-Итинен, я обнаружил плато. Правда, оно довольно скалистое, но другой, более подходящей площадки нет.

По прибытии в Джанет я узнал, что самолет, команда которого вызвалась провести операцию, только что разбился при неудачном взлете. В результате – 9 убитых, 2 тяжело раненных и разбитая вдребезги машина. Эта катастрофа поставила все снова под вопрос и вынудила меня отправиться в город Алжир. Впрочем, я все равно должен был встретиться там с вернувшимся из Франции Гишаром и вместе с ним подготовить первую выставку наших росписей.

В Алжире я добился решения о доставке грузов на парашютах. Было предусмотрено, что самолет «Норд 2500», предоставленный в наше распоряжение, сначала сделает посадку в Форт-Флаттер, где «бензовозы» тоже ожидали груза.

С первым почтовым самолетом, вылетавшим в Джанет, я отправляю в лагерь нового члена экспедиции, художника Лесажа. Передаю с ним инструкции Брезийону, который должен координировать наземные операции. В частности, напоминаю:

1) площадкой для приземления парашютов будет служить участок (5 х 5 метров), найденный мной в четырех километрах к югу от нашего лагеря;

2) по углам площадки в качестве опознавательных знаков должны быть выложены придерживаемые камнями полосы белой бумаги; это следует сделать за три или четыре дня до операции, чтобы мы могли определить площадку с воздуха на пути в Джанет;

3) необходимо приготовить дымовые шашки, небольшой запас которых имеется в нашем лагере. В нужный момент они укажут направление ветра у земли;

4) Лажу и Вила должны подготовиться для кино– и фотосъемки этой первой в своем роде операции в горах Центральной Сахары;

5) по окончании операции Лажу должен немедленно вернуться в Джанет: на следующий же день ему предстоит вместе со мной принять участие в воздушных киносъемках;

6) и, наконец, я прошу принять все меры к доставке продовольствия в лагерь и возврату контейнеров и парашютов в Джанет.

5 мая в 5:30 утра мы встречаемся на аэродроме Мэзон-Бланш с летчиками, назначенными для проведения операции. К экипажу прикомандированы парашютист специалист по сбрасыванию контейнеров и фотограф с аппаратом для воздушных съемок.

Несколько минут веселой и взволнованной дружеской беседы. За этим следует быстрая проверка, и самолет отрывается от земли. Мы летим на юг.

Первая посадка в Уаргле, где мы разгружаемся и сразу же берем новый груз. Затем следует Форт-Флаттер, вновь разгрузка и заправка самолета горючим. Мы берем курс на Джанет. С приближением к Тассили я занимаю место второго пилота, чтобы помочь командиру экипажа при предварительном осмотре местности. Боясь сбиться с курса и потерять время в поисках нашего лагеря в каменном лабиринте, мы долетаем до Джанета. Пролетев над оазисом, берем курс на Сефар, пользуясь моей картой. Приблизительный маршрут на ней был нанесен еще на земле по указаниям Джебрина.

Первый полет не дает никаких результатов, и я задаю себе вопрос, успели ли мои товарищи разместить опознавательные знаки. Однако я прихожу к выводу, что если бы им не удалось этого сделать, они обязательно зажгли бы дымовые шашки.

Круто повернув, вновь направляемся к Джанету. На этот раз летим несколько восточнее. Я быстро отмечаю Тамрит, затем нахожу путь из Джанета в Гат, и мы пролетаем над остроконечным каменным лесом, охватывающим массивы Тин Абу Тека, Тин-Тазарифт, Сефар. Но я ничего не вижу. Мы делаем левый вираж, и Гишар первым замечает белые бумажные полосы, четко обозначающие площадку.

Вскоре мы обнаруживаем на земле большой очерченный круг, внутри которого можно прочесть: Сефар. Круг расположен в самой середине нашего лагеря и виден очень четко. Мои коллеги хорошо поработали. Штурман устанавливает точный угол поворота, и парашютист бросает прямо над кругом вымпел с сообщением. В нем я пишу Брезийону, что сбрасывание парашютов с грузом состоится послезавтра, 7 мая, в 7 часов утра. Спустя несколько минут мы спокойно приземляемся на аэродроме в Джанете, где меня встречают офицеры поста и Лесаж.

Следующий день посвящается подготовке контейнеров. Специалист по сбрасыванию парашютов усердно занимается своим делом. Он размещает груз в плетеных из ивовых прутьев контейнерах, связывает их, тщательно укрепляет парашюты. Все это не так просто, как могло бы казаться, и требует большой сноровки. Но вдруг он останавливается: на 14 тюков имеется только 8 парашютов! Тогда решаем сбросить шесть тюков без парашютов. Приходится вновь перевязывать тюки, вынув оттуда съестные припасы, которые могут пострадать при свободном падении. Откладываю в сторону муку, мыло, затем упаковываем все это в большие мешки с соломой. Тюки погружаем в самолет. В назначенный день, в 7 часов, мы пролетаем над Сефаром и видим наших товарищей, зажигающих в районе приземления дымовые шашки. Я бросаю им вымпел с сообщением, что вопреки программе шесть тюков будут сброшены без парашютов. Это потребует эвакуации людей с площадки для приземления грузов.

После крутого виража над Сефаром мы подлетаем к нашей площадке. Каждый на своем месте. Дверца самолета открыта. Грузы, предназначенные для сбрасывания на парашютах, прицеплены карабинами за трос, протянутый вдоль кабины самолета. Остается только столкнуть их вниз. Второй пилот, устроившись сзади, держит по телефону связь с кабиной первого пилота, где находимся мы с командиром, капитаном Флашаром, и сообщает обо всем, что происходит внизу.

К началу сбрасывания обнаруживаем, что участники экспедиции находятся еще на площадке, и капитан из предосторожности приказывает выждать. Снова делаем разворот. Летим на высоте 100 метров, как полагается при подобных операциях.

Есть особая пьянящая прелесть в виражах над залитыми солнцем скалами Сефара. Но какое это должно быть фантастическое зрелище, когда с еще большей высоты откроется весь гигантский каменный лес, простирающийся за линию горизонта!

Возвращаемся к площадке и с облегчением видим, как члены экспедиции отбегают в сторону. Проверив угол сбрасывания и сделав обычное предупреждение, капитан нажимает на педаль, соединенную с сиреной. Это сигнал: самолет слегка кренится на крыло, и парашютист сбрасывает груз. Сильный поток воздуха поднимает в самолете облако пыли. Если бы наш парашютист не был привязан ремнями к стальному тросу, его наверняка тоже выбросило бы из самолета.

Груз падает на землю у восточной границы площадки. Мы видим поднимающееся снизу огромное облако и перепуганных мальчишек, удирающих со всех ног.

Второй пилот кричит в микрофон:

– Мешок с мукой лопнул!

– О черт! – говорит капитан, – Веревки были слишком туго затянуты. Я немного снижусь.

Под нами длинная белая дорожка. Теперь площадка видна очень четко! Но как могло случиться, что Брезийон со своими товарищами не очистили территорию? На этот раз, я полагаю, они наконец поняли! Пять раз повторяются заходы, и каждый раз успешно. Это потому, что Гишар и Лесаж помогают парашютисту. Как только сбрасывается груз, самолет снова возвращается к площадке, и в кабине самолета снова начинает завывать сирена. Все тюки падают в пределах площадки.

Капитан предупреждает меня об окончании первой части операции и объявляет, что поднимается на 200 метров для сбрасывания парашютов. На всякий случай еще раз пролетаем на высоте 150 метров, чтобы сбросить третий вымпел с сообщением о выброске 8 тюков на парашютах.

«Внимание! Готовы?» И снова позади гудит сирена, и самолет слегка накреняется. Чуть заметный толчок и в воздухе распускается великолепный красный цветок, медленно плывущий к земле. Сильный ветер относит парашют в сторону. Это можно определить по дымовым шашкам, так как на сей раз Брезийон хорошо выполнил поручение. Внизу купол парашюта продолжает трепетать, и мальчишки, видимо, с трудом гасят его. Мы сбрасываем второй, затем третий контейнер – теперь парашюты белые. Вдруг сзади слышится шум. Второй пилот передает:

– Стропы парашюта порвались при выброске, контейнер разбился о землю.

– С такой высоты, – говорит мне капитан, – все разобьется вдребезги!

Я бросаю взгляд на список содержимого контейнеров и вижу, что в пятом были сахар, мука, соль, макаронные изделия. На земле большое белое звездообразное пятно. По его величине можно судить о силе удара и о размерах убытков.

Следующие 3 контейнера благополучно прибывают на место. Раскрывается последний, зеленый парашют операция закончена. Я должен сказать, что она была проведена мастерски. Если 2 тюка и разбились, то в этом в какой-то мере повинна исключительно твердая поверхность Тассили. В конце концов при подобных операциях убытки неизбежны. Зато отныне экспедиция обеспечена продовольствием на два с половиной месяца. Впервые у нас такое изобилие картошки, апельсинов, лука, лярда, трески и прочих продуктов, не считая сливок, варенья, сухого печенья, которые украсят наш стол, давно уже ставший слишком однообразным.

Последний взгляд на проносящееся под нами плато, и капитан дает полный газ. Сделав великолепный вираж над каменным лесом, самолет, освобожденный от груза, вдруг круто взмывает ввысь!

Это произошло совершенно внезапно. Никто не ожидал такой шутки от нашего славного капитана, обрадованного возможностью взяться наконец по-настоящему за ручки управления, и все повалились друг на друга, сбившись в кучу у заднего отсека кабины пилота. Гишар чуть не проглотил свою трубку, а Лесаж набил на лбу огромную шишку. Я уже не помню, кто из них вздумал сообщить нам о случившемся, знаю только, что он принял прикрепленную к стенке резиновую воронку с трубкой за микрофон. Лишь открыв рот, он понял, что этот аппарат служит для отправления некоторых естественных надобностей! На военных самолетах все устроено с таким расчетом, чтобы не занимать полезную площадь.

Мы спокойно закусываем, болтаем, и наши «сбрасыватели», оправившись после пережитого волнения, со смехом вспоминают о своем приключении.

По пути намечаем маршрут для завтрашних аэросъемок. Я направляю самолет к великолепному каньону Тамрит, затем к склонам Арума. Мы узнаем массивы Ауанрхета и Джаббарена. Каким невзрачным кажется нам Тассили с такой высоты! Долетев до Ихерира, мы наконец направляемся по прямой на Джанет.

Тем временем Лажу бежит рысью на своих мускулистых ногах к Тафилалету с камерой и катушками пленки, заснятой во время парашютных операций. Он хочет по возможности быстрее послать их для проявления. Встреча назначена на 8 часов вечера у подножия перевала, откуда «джип» доставит его в Джанет. К 10 часам он появляется в столовой и подробно рассказывает нам о том, как на земле воспринималось сбрасывание грузов. Похоже, что весь лагерь охвачен восторгом: выброска парашютов прошла удачно, и все с нетерпением ожидают роскошных пиршеств. Что касается туарегов, то они были ошеломлены видом падающих с неба парашютов. В Тассили об этом будет еще немало толков.

На следующий день, в 7 часов утра, снова поднимаемся в воздух. Лажу, навьюченный камерами, тоже здесь. Накануне мы попытались сделать вертикальную аэросъемку через нижний люк самолета. Фотографу Шерле пришлось лечь на живот, высунув голову наружу. Гишар и Лесаж держали его при этом за ноги, чтобы он не вывалился или не был вытянут из самолета мощной воздушной струей. Однако поза оказалась слишком неудобной, и Шерле не смог справиться с привязанным к его шее тяжелым аппаратом для аэросъемки. Я понял, что от работы в столь пикантном положении, когда треть туловища фактически висит в воздухе, не будет никакого толка, и велел прекратить съемку. Помимо всего прочего, это было слишком рискованно.

На сей раз мы ограничиваемся боковой съемкой через отвинченное стекло в двери. Лажу производит киносъемку всех массивов, где были найдены наскальные росписи, но работа часто прерывается: ему становится дурно, когда самолет ложится на крыло или попадает в воздушные ямы над каньонами. Тем не менее нам удается сделать более 200 фотоснимков различных участков Тассили. Они составляют большую панораму и удачно дополняют заснятые на земле кадры.

Мы долетаем до Ихерира, чтобы сфотографировать этот маленький центр земледелия и множество окружающих его озер. Некоторые из них, самые крупные в Сахаре, достигают более километра в длину. Капитан Росси как-то сообщил мне о существовании между Ихериром и Ахараром огромного памятника доисламского периода. Мы без труда находим его. Он расположен на склоне хребта, и его необычайные размеры – более 100 метров в диаметре – производят на нас сильное впечатление. Памятник имеет форму большого овала, внутри которого выложен из камней контур, напоминающий своими очертаниями замочную скважину. Туареги считают, что это древняя гробница одной из их цариц. Нам удалось сделать снимки. С самолета я вижу вокруг памятника много других гробниц, правда несколько меньших размеров. Все они расположены на открытых местах, и ось их ориентирована на восток. До сих пор нам не доводилось видеть ничего подобного в районах, где есть росписи. Возможно, что гробницы не имеют с ними никакой связи.

Наблюдение с воздуха позволило мне в несколько минут уяснить то, что невозможно было понять, находясь внизу, у подножия скал – рельеф Тассили. Я не раз задавал себе вопрос, как на плато, представляющем однородную геологическую формацию, могут одновременно встречаться плоские площадки, куполообразные образования, колоннады из песчаника и т.д. Вначале, по-видимому, вся масса тассилийских песчаников была раздроблена на четырехугольные участки как бы в шахматном порядке; по мнению некоторых геологов, это было вызвано боковыми сжатиями. Такие участки, сохранившиеся в своем первоначальном виде, особенно хорошо видны с самолета; с земли их трудно заметить. Расселины между отдельными квадратами представляли собой места наименьшего сопротивления, поэтому они подвергались наибольшему влиянию эрозии. Со временем расселины были в различной степени размыты и расширены таким образом, что все плато напоминает теперь рисовый пудинг, аккуратно разрезанный на равные части. В зависимости от степени эрозии поверхность песчаников приняла самые разнообразные формы: ровных четырехугольных площадок, участков с сильно закругленными вершинами, густого леса, причудливо изрезанных камней и, наконец, местами встречающихся отдельных шпилей. Такие шпили представляют собой предпоследнюю фазу эрозии. Последняя – это разрушение шпилей и их постепенное превращение в бугорки. Наличие всех этих различных форм создает столь разнообразный характер рельефа, что мы ни разу не встретили двух одинаковых массивов в Тассили. В результате нам всегда казалось, что мы находимся среди разрушенных городов с площадями, главными магистралями и множеством переулков. Этим же объясняется и то обстоятельство, что мы обнаружили здесь столько наскальных росписей: Тассили было удобно для поселений в доисторические времена.

Как ни парадоксально это звучит, но именно современное достижение людей – самолет – помогло нам разрешить загадку далекого прошлого.

Глава шестнадцатая.

Конец экспедиции

Прибыло подкрепление – вернулись Гишар и Лесаж; теперь выполнение программы наших работ в Сефаре стало реальным. Составлена опись наскальных росписей массива, и после распределения обязанностей все трудятся над снятием копий. Это довольно невеселая, изнурительная работа, которую нередко приходится прерывать (иногда даже на несколько дней) из-за песчаных бурь. Они не дают возможности укрепить кальку и вынуждают откладывать кисти в сторону. За короткое время над нами разразились две бури, после которых вода в вади закипела ключом, в один миг заполнив гельты. Мы начинали уже с тревогой поглядывать на них.

В периоды затишья Лажу отправляется снимать на кинопленку и фотографировать наиболее живописные участки массива. Однажды он отклонился от наших обычных маршрутов и направился к группе скал, где мы до сих пор ничего не обнаружили. Его внимание привлекло какое-то большое коричневое пятно или скорее наслоение; однако по контурам пятна невозможно было определить, роспись это или нет. Заинтересовавшись находкой, Лажу вернулся сюда с тремя товарищами и вместе с ними промыл поверхность стены. Как и в предыдущих случаях, под воздействием воды и губки проступили краски и контуры росписи, и все присутствующие замерли от изумления при виде того, что предстало перед их глазами. Они открыли великолепное произведение, которое, несомненно, войдет в число самых прекрасных произведений искусства всех времен. Что же там изображено? Мужчина и женщина только и всего. Но какой мужчина и в особенности какая женщина! Женщина нарисована красной охрой в натуральную величину. Она сидит лицом к мужчине, выпрямив спину и слегка наклонив голову. Одна нога вытянута, другая согнута в колене – его мягкий изгиб подчеркивает тонкость щиколоток. Стройный стан поражает правильностью пропорций. По тяжелой, несколько удлиненной форме груди видно, что эта женщина уже была матерью. Знание человеческого тела делает это поразительно совершенное произведение искусства достойным греков и не уступающим самым прекрасным творениям эпохи Возрождения. Размеры обеих фигур усиливают производимое впечатление, а мысль о том, что этот шедевр создан людьми каменного века, повергает нас в изумление и восхищение.

Кем же создана эта великолепная наскальная роспись? Людьми, жившими в скотоводческий период!

Я убежден, что позднее, когда наши копии будут собраны вместе и искусствоведы смогут свободно заняться их изучением, они, несомненно, признают художников скотоводческого периода первыми выдающимися представителями реалистического искусства. Они изображали не только животных; зачастую темой их творений были сцены из жизни людей. До сих пор нам не были известны подобные мотивы в творчестве людей, стоящих на столь низкой ступени исторического развития. Таким образом, тассилийские росписи – совершенно новый вклад в историю искусства, где их неизвестные авторы по праву займут почетное место среди великих художников мира.

Через несколько недель мы закончим работу и сможем с легким сердцем и чувством удовлетворения покинуть замечательные скалы этого великолепного доисторического «города». Мы сняли копии всех наскальных росписей, за исключением одной – «песчаного чудища»; она настолько велика, что выполнение ее копии оказалось технически невозможным.

В последние дни я решаю послать Гишара и Лажу в Тахилахи, чтобы они засняли обнаруженные там в 1950 году в одном из гротов росписи и заодно побывали в богатых водоемами местах неподалеку от Ихерира. Джебрин идет с ними в качестве проводника. Взяв с собой месячный запас продовольствия, караван направился к Тин-Беджеджу и вади Иддо. Ему предстоит десятидневный путь по довольно мрачному плато.

Однако вскоре с нашими путешественниками случилось забавное происшествие. Как-то утром один плохо обученный верблюд внес смятение в ряды каравана и перепугал всех животных, тут же сбросивших свою поклажу на землю. Повсюду в страшном беспорядке, как после побоища, валялись фотоаппараты, стол, привезенный Гишаром из Алжира радиоприемник, мешки с продуктами, бурдюки с водой. В довершение всего виновник беспорядка пустился наутек, и Джебрин уверял, что он не в силах заставить животное вернуться. Тут-то и обнаружилось «случайное» совпадение: рядом находились туарегские стоянки, и через три дня там устраивалась свадьба, на которой должны были присутствовать все жившие в окрестностях люди племени кель-медак, всего около 100 человек. И хотя Джебрин утверждал, что он не в состоянии найти замену сбежавшему верблюду, было совершенно очевидно, что все происшествие подстроено. Просто нашему проводнику захотелось провести праздничные дни со своими земляками, а Гишар и Лажу попались на эту удочку.

Нашим бедным ребятам пришлось принять участие в торжестве. В течение нескольких дней и ночей они набивали себе желудок вареной козлятиной и туарегскими лепешками и услаждали свой слух звуками тамтама. В результате маленький караван прибыл в Ихерир с опозданием на восемь дней...

Ихерир – очень своеобразный небольшой оазис. Там живут несколько десятков семей полу-туарегского, полу-негроидного происхождения. Каждая семья обрабатывает свой участок. В оазисе много пальм, фиговых деревьев и даже виноградников. Это самое богатое водой место во всей Центральной Сахаре. Впрочем, совершенно непонятно, почему тянущиеся цепочкой водоемы, некоторые из которых достигают километра в длину и десяти – двенадцати метров в глубину, не исчезают в русле вади.

Местные водоемы очень богаты рыбой, и когда-то я не раз лакомился свежей рыбой. Но на этот раз мои товарищи прибыли на берега озер Ихерира не с удочками и сетями, и местные жители в недоумении ломали головы, не понимая причины появления белых, которые зачем-то ходят вокруг таинственной кучи палок, привезенных на верблюде. Затем палки соединяются друг с другом и постепенно превращаются в предмет с заостренными концами, на который натягивают покрышку из холста и резины. Радостно возбужденные туареги, собравшиеся вокруг Джебрина, вдруг увидели плывущее по воде странное хрупкое сооружение. Оседланное Гишаром, оно весело разрезало водную поверхность и стрелой пересекло озеро.

Издавая восторженные крики, к берегу сбежались все жители селения. Эти французы, конечно, вступили в союз с дьяволом, откуда же иначе у них может быть столько хитроумных приспособлений? То им с неба падают тонны продуктов (туареги присутствовали при парашютной операции), а теперь они плавают по воде, как утки, иногда спускающиеся в Ихерир во время перелетов. Когда же два руми[65] погрузились в воду, которой они столь долго были лишены, и с наслаждением в ней забарахтались, веселье зрителей достигло апогея. Это было редкое зрелище для туарегов, не умеющих плавать; Джебрин, заливаясь хохотом, кричал: «Агару! Агару-куфар!» (Лягушка! Христианин-лягушка!).

Но Гишар и Лажу не остановились на этом. Я поручил им проверить, водятся ли еще в Ихерире крокодилы. Моя маленькая складная байдарка, послужившая мне на Нигере и в некоторых водоемах Ахаггара, позволила им обследовать все бухточки, все скалистые впадины в озерах Ихерира, куда невозможно добраться по суше. Ихерир единственное место в Центральной Сахаре, где отмечено существование этих пресмыкающихся в наши дни. Капитан Тушар, первый француз, побывавший на Тассили, обнаружил в Ихерире их многочисленные следы, а два года спустя, во время посещения этих мест капитаном Ниже, один унтер-офицер убил крокодила, шкура которого до сих пор красуется в зоологической лаборатории Алжирского университета. Длина животного достигает двух метров. Другой экземпляр, убитый в 1924 году лейтенантом Бовалем, был приблизительно такой же величины. Небольшие размеры сохранявшихся до последнего времени крокодилов, видимо, объясняются тем, что они не могли ежедневно удовлетворять свой аппетит, и остается только удивляться тому, как они вообще умудрились выжить в таких условиях.

Очень странно, что крокодилы при всей их плотоядности веками жили здесь, несмотря на постоянное недоедание, и сохранились в озерах до наших дней. Пожалуй, это служит великолепным доказательством влажного климата древней Сахары в те времена, когда с севера на юг ее пересекала огромная сеть рек, на берегах которых фауна тунисских шоттов смешивалась с животным миром Нигера и Чада.

Сегодня в изолированных друг от друга озерах Ихерира единственным источником питания для крокодилов остались рыбы да случайно пришедшие на водопой коза или собака, хотя туареги зорко следят за своим скотом, не оставляя его без присмотра.

В 1934-1935 годах я побывал на многих водоемах, но нигде не обнаружил никаких следов этого пресмыкающегося. Местные жители подтвердили, что в озерах больше нет крокодилов и что последний был убит лейтенантом Бовалем в 1924 году. Гишар и Лажу также не смогли сообщить по этому вопросу ничего нового. У них сохранилось лишь приятное воспоминание о времяпрепровождении на воде и даже в воде, что в Сахаре далеко не всем доступно.

Но вот работа закончена, и все собираются в Сефаре. Вернулись Мишель Брезийон и Вила, которых я посылал в Ала-н-Эдумент, и каждый участник экспедиции составляет перечень выполненных работ и заканчивает свои отчеты. Разобраны и сложены в ящики столы и лестницы; складывается оборудование, члены экспедиции начинают собирать свои пожитки. О, наш личный багаж невелик, но как упаковать собранные за все эти месяцы каменные орудия, черепки посуды, ботанические образцы и т.д.? Выбрасываем то, что уже не годится, не без некоторой грусти расставаясь с парой сношенных сандалий, разорванной рубашкой, старым консервным ножом, зазубренным осколком зеркала, железной проволокой для прочистки трубки – все эти предметы не имеют больше цены, но во время нашего пребывания в этих заброшенных краях они нам оказали столько неоценимых услуг! Мы осматриваемся кругом, не забыли ли что-нибудь, усаживаемся рядом с нашими убежищами, в последний раз вглядываемся в росписи, вдыхая раскаленный воздух засыпанного песком ущелья, по которому столько раз таскались со столами за спиной! Еще раз отправляемся к вади, чтобы взглянуть на дикое оливковое дерево, которое охранялось всеми во время его цветения. С нежностью бросаем взгляд на распустившийся среди камней маленький цветок. Захотелось еще раз обойти наши бывшие владения. И хотя вполне понятная усталость вызывала желание расстаться с доисторическими пещерами и вернуться в цивилизованный мир, когда этот момент наступил, все загрустили.

Джебрин, Агауэд и Рисса тоже чувствуют приближение конца наших совместных приключений и исполняют свои обязанности серьезнее, чем обычно.

В последнее путешествие собираются и ослики. Смотрим на них с улыбкой и неожиданно чувствуем, что мы к ним очень привязались за эти долгие месяцы. Нам кажется, что ослики тоже как-то изменились. Бедные животные, сколько ударов сыпалось на них, когда они недостаточно весело перебирали ногами! Теперь же мы с удовольствием глядим на их подвижные длинные уши, быстрые и умные глаза и испытываем к ним не только симпатию, но и почти любовь.

И лагерный костер не таков, как всегда. Хотя мы и говорим о приготовлениях к отъезду, мысли у всех заняты не ими. В последний раз смотрим на огромные скалы: их черный ажурный силуэт четко вырисовывается в лунном сиянии июльской ночи и сливается с тысячами падающих звезд, которые непрерывно прорезают небосвод.

Дан сигнал к отправлению. Рисса собирает котелки, а Джебрин и Агауэд кончают навьючивать ослов. Маленькие копытца зацокали по песчаниковым плитам правого берега вади. Гишар идет рядом с Джебрином, посасывая, как всегда, трубку. Нагрузившись своими фотоаппаратами и опираясь на палку, идет Вила. Сейчас его походка легче, чем шесть месяцев назад: у него пропал живот. Рядом с ним с большой дубиной в руке шагает Мишель; повесив нос, он разглядывает камни у себя под ногами. Лажу забегает то вперед, то назад, непрерывно пребывая в движении, как бы стараясь запечатлеть в памяти малейшие подробности этой сцены для передачи потомству. Все молчат, бросая прощальные взгляды на уходящие вдаль каменные громады, среди которых протекала наша жизнь. Увидим ли мы когда-нибудь их или обстоятельства превратят нас в мелких чиновников и добропорядочных отцов семейств в домашних туфлях?