Текст книги "В поисках фресок Тассилин-Аджера"
Автор книги: Анри Лот
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Хищники! Должно быть, эти скалистые лабиринты с недоступными для охотников убежищами просто кишели ими. При такой богатой фауне им всегда была обеспечена легкая добыча. Здесь хозяйничали владыки этих мест лев и пантера, вселявшие ужас в людей. Перед моими глазами неотступно вставали пейзажи и картины из жизни, виденные мной некогда в горах Адамауа в Северном Камеруне. Там до сих пор сохранилась та же фауна и громадные стада быков, пасущиеся под охраной пастухов фульбе.
Возвышающиеся перед нами кипарисы – одна из самых удивительных достопримечательностей Сахары. Когда-то кипарисы росли в Ахаггаре. Несколько лет назад там был найден старый кипарисовый ствол. Во время нашего перехода через Тин-Беджедж Серми бросил в пылающий костер кусок какого-то дерева. Тотчас же в воздухе разлилось благоухание. Туареги называют это дерево тарутом, ботаники же дали ему название Cupressus dupreziana. До сих пор я никогда не видел в этой области подобной разновидности кипариса. Серми объяснил мне, что в близлежащих горах есть много деревьев, засохших, как он выразился, очень давно, задолго до его рождения. Кажется невероятным, что эти стволы сохранились в стране, где древесина представляет столь большую редкость и ценность. Дело же в следующем: у туарегов нет такого топора или какого-нибудь иного инструмента, которым можно было бы срубить столь огромные стволы с исключительно твердой древесиной. Я с интересом занялся изучением кипарисов. Ведь они – редкие свидетели далекого доисторического прошлого с влажным климатом. При подсчете оказалось, что сохранилось лишь около сотни этих деревьев, когда-то густо покрывавших склоны Тассили.
Во время моих предыдущих экспедиций профессор Алжирского университета Мэр попросил достать ему семена тарута. После первых неудач попытки вырастить дерево увенчались наконец успехом: сегодня в ботаническом саду университета можно полюбоваться двумя великолепными экземплярами тарута, достигшими высоты более пяти метров. Опыты, поставленные в Монпелье, тоже дали хорошие результаты. Так удалось предотвратить полное исчезновение этой породы деревьев. Туареги, будучи не в состоянии срубить массивные стволы, обламывали низко растущие ветви, в результате чего дерево, как правило, погибало. Итак, когда-то в районах массивов Ахаггара и Тассили был средиземноморский климат. Не удивительно, что в те времена здесь жили люди.
Продолжая нашу работу, мы обнаруживаем великолепную роспись, выполненную красной охрой и белой глиной: пастухи гонят стадо из 65 быков. С помощью Клода Гишара я с воодушевлением приступаю к снятию копии. Работа изнурительна. Непрерывно дует ветер, срывая листы кальки. Приходится по десять раз начинать все сначала. Увлеченные работой, мы почти не замечаем дождя, хотя в долине уже образовались лужи.
Фрассати, Ле Пуатевен и Виоле работают в глубокой пещере вади Тамрита. Джанни старательно снимает копии с великолепной сцены: вооруженные луками охотники с татуированными телами преследуют стадо антилоп. Очень любопытно, что животные изображены не полностью – нарисованы только их головы. Двое других наших юных художников заняты копированием росписи с круглоголовыми существами и муфлонами.
Большая композиция, изображающая быков, доставила нам страшно много неприятностей. Она занимает площадь 12 квадратных метров, и мы вынуждены рисовать одновременно на двух полосах, которые затем придется очень тщательно подгонять друг к другу, так как многие животные на копии оказываются разрезанными пополам. Все шло бы хорошо, если бы не сильный ветер, затрудняющий нашу работу. Нам приходится укреплять листы бумаги и сосуды с водой большими камнями. Проклятый ветер рвет не только кальку, но и плотную бумагу с копиями, уничтожая иногда в несколько секунд плоды многодневного труда. Именно так случилось с копией росписи с изображением жирафов, которую Виоле уже заканчивал.
Часто рисунки расположены на потолке грота, на высоте трех метров от земли. В этих случаях мы пользуемся лестницами. Бывает иногда и обратное: выемки оказываются настолько низкими, что работать приходится на четвереньках – положение весьма неудобное. Все эти акробатические трюки доводят нас до полного изнеможения. Однако самая трудная и сложная задача правильно «прочесть» росписи, чаще всего плохо различимые, а в некоторых местах частично стертые. Помочь этому можно лишь одним способом: смыть со стены тысячелетиями оседавшую глинистую пыль, а потом оживить краски, прикладывая к изображениям смоченную в воде губку. Постепенно с помощью лупы или без нее восстанавливается каждый сантиметр. Но при таком темпе мы возимся с одной копией по нескольку дней. Кроме того, нужно учитывать резко меняющееся освещение и, что еще хуже, его недостаточность. Одни из самых интересных находок были нами сделаны благодаря этому многократному промыванию изображений, совершенно не видимых ранее из-за покрывающей их пыли.
После нашего отъезда из Джанета питаемся в основном продуктами, которые привезли с собой. Однако уже начинает ощущаться недостаток муки и особенно свежего мяса. Туареги неохотно расстаются со своими козами, даже самыми старыми. Джанни, Серми и Галигала отправляются с четырьмя верблюдами в Джанет. Им дано поручение раздобыть что-либо съестное. Они держат путь на перевал Тафилалет Он гораздо труднее, чем Ассакао. Но я могу положиться на Джанни: он очень расторопен и сам любит хорошо поесть. В течение трех дней, проведенных им в Джанете, он рыскал по всем армейским столовым, заговаривая зубы кладовщикам, и проявил столько энергии, что наши 4 вербюда еле притащили на себе 400 килограммов снеди, в том числе 100 килограммов муки и 40 банок мясных консервов. Спускаться было легко, но каким трудным оказался подъем по крутому склону, покрытому осыпающимися камнями! При переходе через третий перевал верблюды совершенно обессилели. Несмотря на все усилия и крики, Серми и Галигала не могли заставить их пройти и 20 метров. В довершение всех бед один верблюд падает, но едва его перевьючивают, как он валится снова. Люди тоже измучены. Тем не менее они решают разгрузить верблюдов и взваливают тюки на свои спины. Здесь тропинка очень узка, и о привале не может быть и речи. Верблюды, освобожденные от грузов, становятся покладистей, и их удается поднять. И снова изнурительный подъем. Ночь застает маленький отряд на перевале. Увы! Здесь не оказывается ни топлива для костра, ни пастбища для животных. Караван продолжает свой путь, пока полная темнота не заставляет его остановиться. В желудке пусто; остается лишь уснуть, растянувшись на каменном ложе.
За время экспедиции нам пришлось двадцать раз преодолевать этот проклятый перевал, и всегда это было для нас сущим кошмаром. Перевал Тафилалет вывел из строя 8 верблюдов. Немногим легче оказался и перевал Иджефан. На нем мы потеряли трех верблюдов. Две попытки переправлять грузы через перевал Арум на ослах успехом не увенчались. Ослики, взятые напрокат в Джанете, не привыкли к острым камням, и нам снова пришлось переложить груз на свои плечи. Наступил момент, когда Джебрину не удалось больше достать ни одного верблюда: туареги отказывались давать их нам из-за многочисленных несчастных случаев. В течение двух месяцев наше питание оставляло желать много лучшего, порции пришлось сократить до минимума.
Таким образом, наша тассилийская экспедиция терпела все трудности, какие только могут выпасть на долю человека в этих местах. Ведь приходилось не только помогать измученным животным при переходе через перевалы. Уже расположившись на месте, мы почти ежедневно таскали на себе столы для рисования за сотни метров, а иногда, как было в Тамрите, почти за два километра.
В остальном наша жизнь, жизнь пещерных людей, текла нормально. Нам то холодно, то очень жарко, иногда мы голодны, но все это входит в нашу программу. Во всяком случае нам не приходилось оплакивать погибших от невзгод, чьи имена часто служат поводом для рекламы той или иной экспедиции. Тем лучше для нас. Правда, нельзя сказать, что у нас в лагере всегда все было спокойно.
У Клода Гишара, помимо других обязанностей, есть еще одна – почти каждое утро обнаруживать под своим спальным мешком скорпиона. Я не знаю, что привлекает к нему этих малосимпатичных насекомых. Он приносит их мне. Они самой различной величины, черные и белые – целая коллекция, которой мог бы позавидовать любой энтомолог. Может быть, ему присущ какой-то особый запах? Злые языки утверждают, что всему виной его борода. Я уже было подумал, что он выплачивает туарегам за собранных скорпионов премиальные с целью поразить потом всех баснословным количеством этих тварей, но вскоре отбросил эту мысль: Клод – серьезный малый, не способный на такую мистификацию. Я очень доволен, что нам ни разу не пришлось прибегнуть к антискорпионной сыворотке, имевшейся в наших индивидуальных пакетах. Это тем более отрадно, что врач в Джанете предупредил нас, что сыворотка причиняет больше страданий, чем сам укус!
Что же касается випер[35], то мы их здесь видели в огромном количестве. Тассили просто кишит ими. Они обитают
среди скал в вади или в пещерах, зарываясь днем в горячий песок и выползая оттуда по ночам. Их жертвами становятся ящерицы, гекконы[36] и неосторожные птицы, слишком близко подошедшие к кучке песка, под которой они скрываются. Человек – самый большой враг випер. Туарег беспощаден к этому виду пресмыкающихся, уже хорошо описанному в литературе. Пожалуй, нет ни одного автора, писавшего о Сахаре, который бы не упоминал о рогатой гадюке как об отвратительном, страшном животном со «смертоносным дыханием». Не она ли та «гидра», о которой рассказывали в древности? Какая ерунда! Если змею не трогать, она самое добродушное и даже трусливое существо на свете. Судите сами: на стоянке в Тимензузин в двух метрах от моего спального мешка много дней жил великолепный экземпляр такой гидры длиной 80 сантиметров. Мы все проходили в 30 сантиметрах от нее, ни разу ее не заметив. Бедная гидра никогда не шевелилась. Больше того, она проявляла исключительную скромность. Я обнаружил ее однажды утром. Она свернулась около большого камня, из песка торчала часть ее головы. Тем не менее во избежание какого-либо несчастного случая мне пришлось прервать наше мирное сосуществование. Джебрин ликовал. Эти пресмыкающиеся внушают ему ужас с того злополучного дня, когда одно из них укусило его ногу. С тех пор прошло много времени, но тем не менее нога по-прежнему слегка парализована, что служит ему прекрасным поводом – пусть это останется между нами – не соблюдать рамадан[37].
Глава пятая.
Культура скотоводческого периода
Честно говоря, Джебрин – человек довольно любопытный. Он отличается своеобразным и даже оригинальным умом. И хотя ему теперь около шестидесяти лет (правда, он не очень-то твердо знает, когда родился), он слывет самым отчаянным ловеласом Тассили. У Джебрина две жены – старая и молодая и по меньшей мере с дюжину детей. Помимо всего у него рыжие волосы, что среди туарегов редкость. Это вызывает у земляков Джебрина подозрение, что он сын джинна. И в самом деле, у туарегов обычно волосы цвета воронова крыла, и потому объяснением рыжего цвета волос может служить только вмешательство дьявола. Как говорят, мать Джебрина стала игрушкой в руках одного из десятков тысяч зловредных существ, которыми наивное суеверие туарегов населяет родные горы.
Но все эти россказни нисколько не мешают Джебрину быть веселым и жизнерадостным, несмотря на ревматизм. Я никогда не скучаю в его обществе. Он неистощимый рассказчик. К тому же он хорошо изучил мои привычки и, когда мы бок о бок шагаем по тропе, предупреждает мои желания, прежде чем я успеваю их выразить.
В 1934 и 1935 годах мы вместе исходили весь район Тамрита. Джебрина забавляло, как я обшаривал пещеры и впадины. Он равнодушно следил за моими поисками, считая, по-видимому, что мной руководит простая причуда, одна из многих причуд, свойственных французам. В глазах туарегов ботаник, собирающий растения, биолог, копошащийся с сачком в болоте – все это люди, которым нечего делать.
Всякий раз, когда я подзывал Джебрина, чтобы поделиться с ним очередным открытием, он выказывал предельное равнодушие. Наскальные рисунки ему ровно ничего не говорили. Подумаешь, боевая колесница, запряженная лошадьми! Что это могло значить для него, никогда не видавшего ничего, кроме верблюдов, ослов и коз? Прошлое?.. Какое прошлое? Ведь память о стычках между враждующими племенами жила самое большее век-другой. Далекое прошлое тоже не могло входить в круг интересов туарегов: постоянно пустые желудки доставляли им достаточно хлопот в настоящем.
При взгляде на изображения каких-то рогов в лучшем случае ему было ясно, что они принадлежат быку или антилопе – животным, которых он имел случай видеть во время своих странствований по Судану. Однажды, обнаружив роспись с изображением слона, я попытался ему разъяснить, как выглядит это могучее животное:
– Вот тут, Джебрин, голова. Тут хобот, а вот клыки, видишь?
Но Джебрин ничего не понял, хотя изображение и было очень четким. Он, правда, слышал о существовании толстокожих – слоны до сих пор фигурируют в туарегском фольклоре – однако не имел никакого представления об их виде.
Все же постепенно Джебрин увлекся этой игрой и уже с известным интересом стал следить за охотой на «тсуйра» (арабское слово «изображение», которым он именует наскальные росписи). Он тоже включился в поиски, и у него вошло в привычку обследовать все встречающиеся на пути углубления в скалах.
Я знаю, что еще не сделал Джебрина своим последователем и его пока не тянет стать членом Французского доисторического общества. Не стремится он и опубликовать свои открытия, тем более что все значение наскальных росписей продолжает от него ускользать. Однако у него другая цель. Быть может, однажды какой-нибудь турист, набравшись храбрости, рискнет проникнуть в его владения, и тогда Джебрин покажет ему свои находки и подзаработает на этом.
В общем я все же обратил его в свою веру, и сегодня Джебрин – мой лучший сотрудник. Каждый раз, когда я отправляюсь на разведку, он сопровождает меня и всячески старается помочь. В пути он обшаривает все вади, обследует углубления в скалах и докладывает мне:
«Здесь есть что-то, там есть что-то!»
Его сообщениям не всегда можно слепо доверять, но они все же играют наводящую роль, и этим нельзя пренебрегать. Благодаря ему находки следовали так быстро одна за другой, что наши художники едва поспевали делать зарисовки. За короткое время мы с ним сделали два ценнейших открытия в углублениях скал вади Тимензузина, к северу от Тамрита, и затем в углублениях скал верхней долины вади Тамрита.
В Тимензузине вади проходит между двумя скалами, основания которых изрыты глубокими впадинами; в образовавшемся здесь широком проходе впадины непрерывно следуют одна за другой на протяжении 150 метров. Я с трудом сдерживаю волнение. Здесь сотни и сотни рисунков: рыбы длиной в несколько метров, жирафы, слоны, грациозные лучники, стреляющие на бегу, и бесконечные вереницы быков.
Изображения имеются также в углублениях, расположенных высоко в скалах. Чтобы добраться до них, нужно быть настоящим акробатом. Наскальная живопись повсюду. Ни в одной «экспозиции» доисторического искусства не отмечено столько разнообразных изображений в одном месте. Здесь сосредоточено около тысячи росписей самого различного стиля, и одна из них, наиболее удивительная – колдун с ногами муфлона. Я долго-долго не мог оторвать от него глаз.
Несколько дней спустя, когда я искал замеченный мной ранее грот, в котором были нарисованы слоны, Джебрин позвал меня и сказал, что обнаружил нечто «очень красивое». Бегу к нему. Моему взору предстает изумительная живописная композиция: стадо антилоп, изображенных в геральдическом стиле, напоминающем некоторые декоративные мотивы эпохи Возрождения. Это своеобразное декоративное панно заставит еще когда-нибудь говорить о себе, ибо это непревзойденное произведение искусства Тассили. Оно находится в одной из небольших впадин, все стены которой сверху донизу покрыты росписями.
Обитатели Тассили обладали недюжинным вкусом и умели пользоваться красками. Однако зачем они рисовали?
Обычно принято считать, что доисторическое искусство возникло из колдовских обрядов, иначе говоря – из религии. Местонахождение наскальных росписей во Франции и в Испании в глубоких темных пещерах, напоминающих настоящие святилища, только укрепило ученых в этом мнении. И не может быть сомнения, что колдун в пещере «Трех братьев», как и обезглавленный медведь пещеры Монтеспан, могли носить лишь магический характер. В те времена не существовало искусства ради искусства. Оно стало таковым только в современную эпоху. Тем не менее были и исключения из этого правила: некоторые нарисованные или высеченные в скалах изображения явно не имели магического значения и были, по-видимому, плодом воображения художника. По правде говоря, оба эти явления вполне могли сосуществовать, хотя на спор, при котором допускаются самые невероятные предположения, уже истрачено и еще будет истрачено немало чернил.
Наскальная живопись Тассили вновь заставила меня задуматься над этим вопросом. Я искал места, которые могли служить святилищами. Но, должен признаться, ни одна из обследованных мной впадин не соответствовала этому назначению с достаточной вероятностью. Разбросанные повсюду росписи не укладывались ни в какие рамки. Лишь очень немногие из них носили явно магический характер.
Глубокие впадины в Тан-Зумаитаке, Тамрите или Ауанрхете, конечно, могут создавать впечатление святилищ. Однако такие же изображения обнаружены в самых небольших углублениях. Поскольку в их расположении отсутствует преднамеренность или определенный порядок, следует воздержаться от обобщений.
Обитатели Тассили рисовали повсюду, где только находили подходящее место, главным образом в тех впадинах, которые служили им убежищем и жильем. Это наиболее распространенный случай. Широкие и мелкие впадины представляли собой идеальное место для росписи. Поэтому стены таких впадин сплошь покрыты изображениями, и наслоения в них встречаются очень редко. И наоборот, в глубоких впадинах площадь для рисунков ограничена, и тут наблюдаются многочисленные наслоения. Обитатели этих пещер рисовали поверх рисунков своих предшественников. Кроме того, мы встречали росписи в отдельных небольших выемках, которые вряд ли могли служить убежищем для людей. Поэтому вывести какое-либо общее правило невозможно.
Следует уточнить, что открытые нами росписи весьма многочисленны и разнообразны. Отнести все их к числу магических изображений очень трудно. Они выполнены по меньшей мере в шестнадцати различных стилях. Каждый из этих стилей соответствует определенной эпохе и отражает ее своеобразие. Правда, мы обнаружили изображения каких-то божеств или колдунов. Однако имеются и композиции, которые явно говорят о желании художника, наделенного богатым воображением, запечатлеть ради собственного удовольствия то, что он видел вокруг себя.
Именно так можно расценивать, хотя к подобному предположению необходимо подойти осторожно, росписи периода, названного нами скотоводческим, потому что в то время, по-видимому, впервые появляются домашние быки. Их изображения наиболее часто встречаются в живописи Тассили, причем эти росписи – самые поздние из шестнадцати слоев, упомянутых нами ранее. Изображения быков обычно наслаиваются на другие, но они предшествуют появлению в росписях изображения лошади, не являющегося доисторическим.
Бык, воспроизведенный на стенах десятки тысяч раз, был излюбленным сюжетом периода скотоводства. Чаще всего изображены целые стада, которых пасут пастухи. Быки, видимо, выполнены с натуры с большим мастерством. Особенно тщательно выписаны детали: рога, уши, копыта и хвосты. Великолепно переданы очень пропорциональные формы туловища, часто покрытого пятнами, нанесенными красками различных тонов, в основном белой. Эта живопись полихромна. Основной цвет – красная охра, но наряду с ним использовались желтые, зеленоватые и синие цвета. Мы видели не одну сотню росписей, относящихся к этому периоду. Многие из них были очень схожи, но всегда в отдельных деталях или формах наблюдалось какое-то различие.
Мастерам скотоводческого периода присуща удивительная и совершенно не свойственная художникам доисторической эпохи особенность: прежде чем создавать изображение в красках, художник высекал его на скале. Мной было найдено множество высеченных на камне набросков, очень напоминающих эскизы современных художников. Штрихи их очень тонки – они как бы выгравированы кремнем. Многие линии, выгравированные таким образом, частично уже заполнены охрой.
Изображения людей в разнообразных одеждах полны красоты, гармонии и изящества. Фигуры даны в движении; мы видим их стреляющими по дичи из лука, сражающимися за обладание стадами или собирающимися в группы для участия в танцах. Многочисленные росписи воспроизводят сцены домашних работ. Они дают живое представление о быте тех времен. Люди жили в конусообразных хижинах. Женщины растирали зерно на каменных зернотерках. Быки использовались для верховой езды, причем женщины занимали место позади мужчин. Быки составляли основу существования этих людей, но у них были также козы и овцы.
Были эти люди черными или белыми? Нас поразило разнообразие типов их лиц: среди них есть негроидные (с чертами прогнатизма) и европеоидные. Очевидно, здесь бок о бок жили люди различных рас, разных физических типов, как это наблюдается и в настоящее время. Разнообразие одежды – от длинных туник до коротких передников, сплетенных из травы – подтверждает это предположение.
Однако преобладает эфиопский тип. Большое число пастушеских племен, несомненно, прибывало с востока, заняв не только Тассили, но и всю территорию Сахары. У этих племен был, по-видимому, распространен культ быка: быки изображались иногда с каким-то символическим знаком между рогами. Несомненно, что эти племена некогда соприкасались с египетской культурой. Раз пять мы встречали в росписях изображения египетской нильской лодки, что подтверждает наше предположение о восточном происхождении пастушеских племен.
Археологам помогает провидение. Только этим и можно объяснить мою находку – кучу золы у основания одного из гротов с росписями. Это не что иное, как остатки стоянки пастухов скотоводческого периода. Я извлек из груды порошкообразного перегноя, где разложившийся коровий навоз перемешался с золой, много костей, среди которых оказалось немало бычьих ребер и зубов. Тут же валялись каменные жернова, зернотерки, каменные топоры, костяные шила, черепки посуды, маленькие круглые пластинки, вырезанные из скорлупы страусовых яиц (из них делали ожерелья), несколько подвесок и кольца. Там были даже куски глины различных цветов, служившей первичным материалом при изготовлении красок.
Мной было сделано 5 подобных находок. Благодаря им мы имеем теперь богатые сведения о культуре скотоводческого периода. Со временем мы передадим найденные в золе куски древесного угля для проведения анализа на содержание углерода-14. Это позволит точно определить, к какому периоду относятся стоянки пастухов.
Совершенно очевидно, что пастушеские племена населяли Сахару в очень влажную пору: на росписях изображены слоны, носороги, бегемоты, жирафы. Все эти животные, в том числе и быки, немыслимы без постоянных водоемов и богатых пастбищ. А вот и еще одно ценное открытие: на стене небольшой выемки в скале самого высокого в Тассили массива Ауанрхета на высоте 2 тысяч метров мы обнаружили изображение трех пирог из тростника, которые как бы кружили вокруг трех бегемотов!
Однако удача сопутствовала нам не всегда: несмотря на все поиски, не удалось найти ни одного человеческого скелета. Около пещер с росписями не было обнаружено ни одной древней гробницы, ни одного захоронения. Нам до сих пор остается неизвестным, как хоронили умерших доисторические люди Тассили. Только найденные черепа позволили бы точно определить расовую принадлежность этих людей. Будем надеяться, что нам еще повезет!
Джебрин не мог себе даже представить, что вади когда-то были полноводными, а пустыня покрыта травой. Откуда появилась вода? Как могла вырасти трава? Все это оставалось недоступным его воображению.
О причинах высыхания Сахары существует много гипотез. Но ни одна из них не выглядит достаточно убедительной. Ясно лишь, что немалую роль, по-видимому, сыграл крупный рогатый скот, уничтожавший растительные покровы этих мест. Тот же процесс наблюдается в наши дни в саваннах Судана, где в зонах, используемых под пастбища, совершенно исчезает растительность, Можно установить степень постепенного опустошения этих зон, сравнивая их с участками, куда запрещен доступ кочевникам. Подобное сравнение подтверждает предположение о том, что во все времена растительность уничтожалась в основном кочевыми племенами. Если исходя из содержания наскальных изображений допустить, что в течение многих тысячелетий по Сахаре бродили десятки тысяч быков, то не будет преувеличением считать их в значительной степени виновниками высыхания Сахары и превращения ее в пустыню. Конечно, смешно было бы возлагать на них всю ответственность за современное состояние Сахары. Первопричиной изменений следует, разумеется, считать воздействие климата. Однако обстоятельство, о котором говорилось выше, кочевое скотоводство – весьма этому содействовало.
Что же стало с пастухами и их стадами? Неужели они бесследно исчезли? Полное исчезновение столь многочисленного населения представляется маловероятным. Быть может, гонимые засухой, в поисках новых пастбищ кочевники достигли саванн Судана, расположенных к югу от Сахары? Там до сих пор живет несколько групп скотоводческих племен: мавры, туареги и фульбе. Возможно, что именно фульбе, которые разводят быков, потомки древних сахарских пастухов. Туареги начали заниматься разведением крупного рогатого скота в более поздний период, в то время как фульбе считаются первыми скотоводами в Западной Африке. В пользу этого предположения говорит и то, что на многих изображениях скотоводческого периода мы видим прически, чрезвычайно похожие на прически фульбе в наши дни.
Глава шестая.
Пять тысяч фигур в Джаббарене
Полковник Бренан, мой старый товарищ по совместным поискам росписей, чья преждевременная смерть лишила нашу экспедицию опытного и мудрого советчика, говорил мне за несколько недель до нашего отъезда: «Ты просто остолбенеешь при виде Джаббарена!»
Джаббарен? Это небольшой песчаниковый массив, один из многих массивов огромного тассилийского плато. Правда, эрозия образовала здесь у оснований скал более глубокие впадины, чем в других местах. В 1938 году наш славный Джебрин привел сюда Бренана, открывшего здесь великолепные наскальные росписи. Некоторые из них он зарисовал. Несомненно, что в ближайшем будущем эти росписи приобретут мировую известность.
Месяц был потрачен на снятие копий во впадинах Тимензузина. Работе мешали досадные мелочи. В последний момент страшная буря чуть было не уничтожила в одно мгновение плоды упорного труда нескольких недель. Все было спасено благодаря Ирен Монтандон: она вовремя распорядилась тщательно свернуть снятые копии и спрятать их в нише, расположенной высоко над землей. Туда же были перенесены фотоаппараты, кинокамеры, пленки, а также драгоценные мешки с мукой. Все уже было в безопасности, когда по камням звонко забарабанил частый дождь, а вади, где был разбит наш лагерь, превратился в бурный поток.
Я находился в то время в Джанете, откуда передал приказ всем отправляться в Джаббарен, до которого был день пути от нашей стоянки. Ирен уехала в Париж, где ей предстояло сдавать экзамены. Она захватила с собой законченные копии росписей, чтобы они действительно оказались в надежном месте. Позже Клод рассказал мне, что часть пути Ирен сопровождали, по туарегскому обычаю, все участники экспедиции. При прощании они не могли сдержать волнения. У старого Джебрина, частенько болтавшего с девушкой на языке туарегов-тамашек и привыкшего к ее обществу, на глаза навернулись слезы.
В жизни нашей экспедиции начинается новый этап. Столы для рисования, складные лестницы, ящики с кухонной утварью, запасы продовольствия – все это вновь взваливается на спины верблюдов. Под предводительством Джебрина караван медленно бредет по угрюмой равнине. Наконец среди холмов возникает Джаббарен. Ансамбль куполов из песчаника удивительно напоминает гигантский поселок, застроенный круглыми хижинами. На первый взгляд ничего привлекательного. Более того, местность кажется даже невзрачной. Но как только мы очутились среди хаотического нагромождения куполов, все невольно замерли в восхищении перед величественным зрелищем. Каменные «хижины», подточенные у основания – самые красивые образования из песчаника, какие нам только довелось видеть на Тассили. Они создают впечатление города с переулками, перекрестками и площадями. Внутренняя поверхность углублений этих гротов покрыта сотнями росписей, выполненных в самых разнообразных стилях.
Мы размещаемся, стараясь создать благоприятные условия для предстоящей огромной работы. Чтобы избежать лишней беготни, разделяемся на две группы: Джанни, Жак, Джо и Галигала устраиваются в верхней части массива; Клод, Филипп, Рисса, я, Джебрин и другие туареги обосновываемся в нижней. Здесь много небольших впадин, и это дает нам возможность разместиться со всеми удобствами. В недавно образовавшиеся гроты складываем запасы фруктовых соков, кино – и фотопленки. Первое время мы еще несколько теряемся в этом лабиринте. Научившись ориентироваться в нашем доисторическом городе, даем улочкам названия. Здесь есть проход Крокодила, улица Жирафов, пещера Трубкозуба[38], перекресток Гадюки (Галигала убил там в день нашего прибытия гадюку), скала Крольчат и т.д. Все эти названия даны в соответствии с найденными там рисунками. В столь долго пустовавшем и безмолвном «городе» внезапно начинается необычайное оживление.
На языке туарегов Джаббарен означает «гиганты». Так его назвали из-за поистине гигантских изображений человеческих фигур, которые встречаются здесь в доисторической наскальной живописи.
Одна из таких фигур, обнаруженных нами в глубокой пещере с неровным сводом, имеет в высоту около шести метров. Это, несомненно, одна из самых больших доисторических росписей, известных в наше время. Ее контуры становятся понятными только на большом расстоянии, да и то далеко не с первого взгляда. Само по себе изображение очень примитивно. В центре круглой головы фигуры двойной овал. Мы наделяем обычно такой внешностью марсиан. Марсиане! Какое название для сенсационного репортажа! Если марсианин и побывал когда-либо в Сахаре, то это могло случиться лишь очень много веков назад: «круглоголовые» фигуры в Тассили – одни из самых древних наскальных изображений.