Текст книги "Зона затопления (СИ)"

Автор книги: Аноним Кшаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7

Тьма оглушала тишиной. Обволакивала воздушными чернилами непроглядного мрака. Хранила молчание. Как надежный банк – деньги своих клиентов. Вселяя спокойствие и уверенность в то, что все будет хорошо. Или все же как ножны – булатный клинок? Чтобы выпустить на волю разящую молнию в тот самый миг, когда ее совершенно не ожидаешь? Возможно, тьма и сама не знала, что таит в себе. Если на мир словно бы накинули «полог тишины», а затем разом потушили весь свет, даже она вряд ли была способна что-то разглядеть или услышать.

Но я был не глупой тьмой, а человеком. Который звучит гордо. Поэтому сколдовал себе «кошачий глаз» – подсмотренное в Сети заклинание ночного зрения, зоркости которого позавидовали бы даже совы. У Скворца «кошачьего глаза» не было, зато имелись жутко многофункциональные очки, умеющие видеть все на свете. И без света тоже – так он мне объяснил. Каково было бывшему брату Антону в этой вырвиглазной темени, меня не волновало – меньше будет видеть, лучше будет спать. А Фуль остался дома – оберегать хозяйство от злодеев.

Подорвались в путь мы внезапно. Еще вот только что обсуждали признания «языка». И что Скворец напрасно беспокоится, потому что послушников в большой мир не выпускают, а значит шансы сестры оказаться по ту сторону его коллиматорного прицела сильно преувеличены. А в следующий момент звонок в окно заставил нас засуетиться, словно грешников на адской сковородке.

В окно же позвонили потому, что в дверь Машке звонить неудобно. Она, конечно, и умница, и красавица, но все же пустельга – птица семейства соколиных. В старые, еще домагические времена, ее бы назвали фамильяром – питомцем, способным дать в сообразительности фору иным «быкам», умеющим только жрать, трахаться и бить в морду. Многие ее и сейчас бы так назвали, но только не серьезные исследователи. Они слово «фамильяр» на дух не переносят – для них оно слишком казуальное. Животное-компаньон – уже лучше. Но правильнее всего – паранормальный биологический контактор. Поэтому серьезных исследователей никто не любит. Кроме них самих.

Справедливости ради следует заметить, что контакт между Синицей и пустельгой в самом деле присутствовал. Телепатия или магия разума – о его природе мы до сих пор спорили. Но важны не слова, а суть. Синица даже умела смотреть глазами птицы. Но только если та недалеко. Нынешние полсотни километров до колхоза прямой контакт исключали, однако доставить записку и позвонить в окно для Машки было проще, чем Жару сжечь яичницу. Собственно, ради нее звонок там и установили. Хотя если бы один из двух наших спутниковых телефонов не накрылся, то и записка бы не потребовалась

Гласила же она следующее: «Саша, не мог бы ты к нам приехать? Если возможно, поторопиться? Ситуация может потребовать твоего присутствия. М.». Буква "М" означала Мерлин – сетевой ник Полковника еще с тех пор, когда о магии писали исключительно авторы фэнтези. А наличие слова «поторопиться» означало, что нужно поторопиться. То есть вот прямо сейчас брать ноги в руки и мчаться ужаленным в жопу носорогом. И мы помчались. Несмотря на темень. Хотя что нам темень, таким передовым и прогрессивным.

Наша безотказная плоскодонка гнала полным ходом, выдавая все свои 11 километров в час. Хотелось бы быстрее, но быстрее она не умела. Мимо проплыли Финляндский вокзал, Петропавловка, после чего мы вышли на Малую Неву и уже из нее – в Залив. Залив был тих, словно буйнопомешанный после десяти кубиков аминазина. И это радовало – в гробу я видел удовольствие скакать по волнам. А так мы подкатили к пристани «У Петровича» где-то часа через два после полуночи.

Пристань встретила одиноким фонарем, тусклым как рассветные звезды из-за скопившейся на стекле грязи. И матами Петровича. После того как мы его разбудили. Правда, длились загибы ровно столько, сколько нам потребовалось на то, чтобы извлечь из лодки флягу живой воды и пузатую емкость натурального «Мартеля» – мы спешили, но никак не могли не уважить хорошего человека. Емкость Петрович сам же наполовину и опустошил под копченого лосося, маринованные опята и разговор о последней рыбалке. Весьма удачной, чему порукой была уплетаемая за обе щеки рыба – балтийскому лососю проблемы человечества пошли исключительно на пользу, и он снова начал неплохо клевать.

А далее нас ждала дорога почти строго на север, в сторону Приозерска. По раздолбанным грунтовкам и еще более раздолбанному асфальту. Под недовольное урчание движка «козлика», изображавшего кота, у которого хотят отнять честно украденный кусок колбасы. И так до самого коллективного хозяйства «Звезда капитализму». Странность колхозного названия объяснялась компромиссом между простонародной эстетикой председателя Бах Бабахыча и нормами приличия, на соблюдении которых настоял преимущественно женский трудовой коллектив.

Когда свет от фар «козлика» уперся в запертые ворота поселения, небо на востоке уже начало сереть. Над частоколом немедленно возникла голова в «пидорке» и тут же спряталась. Машину в колхозе знали и по идее не должны были долго мурыжить на въезде. Нас и не мурыжили – без единого скрипа створки разошлись в стороны, и перед нами открылся прямой путь до самого правления. Но до правления мы не доехали. Потому что на полпути дорогу перегородил высоченный – за два метра – худой, как глиста на диете рыжий детина в джинсах, болотных сапогах и ватнике. Он в наглую стоял посреди проезжей части и только щурился в свете фар.

Я просигналил. Парень сигнал проигнорировал. Скворец вопросительно глянул на меня. Я пожал плечами – давить придурка не хотелось, а потому оставалось только договариваться. Я набрал побольше воздуха в легкие, открыл дверь и без обиняков высказал все, что накипело на душе по поводу рыжих идиотов, стоящих посреди дороги и мешающих проезду.

Жар в ответ лишь улыбнулся во всю свою веснушчатую рожу, затем подошел, выволок меня из машины и обнял так, что в моем позвоночнике что-то хрустнуло. Я понадеялся, что остеохондроз. Сил у Жара несмотря на выдающуюся худобу было как у пещерного медведя, не мне, потомственному книжному червю в шестом поколении с ним тягаться. Поэтому я просто ждал, пока он выдохнется. И он мои надежды оправдал.

– Ха, Тать! – заявил, не переставая улыбаться, рыжий обалдуй, когда ему надоело меня тискать. – А у нас тут жопа намечается!

Да ну, быть такого не может, какой сюрприз. А я-то думал, что по мне просто соскучились.

В правлении, несмотря на утренний час, уже заседал кворум. В лице профессорского вида мужчины с благородной сединой в роскошной шевелюре, невысокого и абсолютно лысого, но при этом изрядно бородатого субъекта лет шестидесяти шириной плеч превосходившего даже Скворца, и стройной рыжеволосой девчонки старшего школьного возраста на вид, конопатой, зеленоглазой и достаточно фигуристой, чтобы взгляду было за что зацепиться. Хотя девчонка все же не заседала, а возилась у электроплиты, что-то разогревая.

Когда мы вошли, она тут же подняла голову, обнаружила Машку на моем плече и расцвела улыбкой, немедленно заставившей забыть о конопушках и не самой модельной внешности – было в девчонке что-то такое, что запросто могло толкнуть представителя мужского пола на необдуманный поступок. Необдуманный – потому что рыжеволосая красавица была так же быстра на расправу, как щедра на улыбки. Однако я Синицу не боялся – мы с ней дружили. Как старший товарищ с младшим.

– Ма-а-шенька, солнышко, – колокольчик девичьего голоска заглушил бормотанье Полковника и Бабахыча. – А я тебе мышку поймала. Целых двух.

Соколиха одобрила известие пронзительным воплем прямо мне в ухо и перепорхнула на плечо хозяйке.

Руководящие господа товарищи тоже наконец-то соизволили обратить внимание на пополнение в кворуме.

– Саша! Просто замечательно, что ты приехал... – в этом месте приветственной фразы взгляд Виктора Ивановича остановился на Скворце, и в нем появилась некоторая вопросительность.

Пришел мой черед толкать речь.

– Полковник, подполковник, Синица, Жар! – я прочистил горло, чтобы избавиться от утренней хрипотцы – голос в соответствии с торжественностью момента должен был звучать солидно и пафосно.

– Прошу любить и жаловать нашего нового соратника по борьбе! – здесь я сделал жест рукой в сторону внушительной фигуры Скворца. – Виктор, боец магического спецназа ОМОН. Прибыл в Питер по важным делам личного свойства.

Я взял паузу, чтобы каждый мог обозреть несколько смущенного всеобщим вниманием «саламандровца».

– А это, – я небрежно кивнул себе за спину, где притаился еще один «пополненец». – Антон, бывший брат. Он не соратник, а «язык». Хотя зная доброту Виктора Ивановича, вряд ли это надолго.

Еще одна пауза сопровождалась выталкиванием на центр комнаты номинального пленника.

– Прочие же подробности могут подождать, – я перешел на нормальный тон, чтобы подчеркнуть свою абсолютную серьезность. – Потому что сначала бы хотелось услышать о жопе, которая у вас тут наметилась.

Воцарилась тишина. Которую спустя несколько секунд ухнувшим фугасом разорвал бас Бабахыча.

– Жопа – это мягко, так ее через эдак, сказано. Но вы бы хоть сели сперва, чего стоя такие вещи обсуждать.

Бабахыч – он же Борис Борисович Барабанов – больше всего напоминал сказочного гнома. При моих 180 см он едва доставал головой мне до подбородка. Но был раза в два шире. Подходящей являлась и профессия – военный инженер. Правда, бывший, подполковник в отставке. Еще Бабахыч безмерно уважал Полковника. Как старшего по званию и к тому же доктора наук. Однако больше всего на свете он уважал минно-взрывные устройства боевого назначения. За что, собственно, и получил свое прозвище.

Внушительная внешность председателя и иерихонская труба вместо голоса не предполагали возражений. Тем более что правда его слов была очевидной. Поэтому мы расселись. Даже бывший брат, которого Полковник усадил рядом с собой. И только Синица продолжила возиться с плитой – женщина, что с нее взять. А затем тихий голос Виктора Ивановича без особого накала эмоций поведал крайне неприятную историю.

Жопа начала намечаться ровно вчера утром, когда у ворот колхоза остановился красивый серебристый внедорожник иностранного производства. Из него в сопровождении то ли помощника, то ли телохранителя вышел представительный господин, в самое сердце поразивший охрану на воротах безукоризненным внешним видом начищенных штиблет, распахнутого черного пальто и строгого делового костюма с белой сорочкой и галстуком. Господин по-хозяйски окинул взором передовой рубеж колхозной обороны и распорядился проводить его к «господину Ордынцеву».

Охрана впала в ступор, так как понятия не имела, кто такой есть этот «господин Ордынцев». Из ступора охранников вывело упоминание прозвища Полковник. Перечить «представительному» они не посмели и проводили того до самого правления. Причем гость предпочел проделать весь путь до конторы пешком, в сопровождении одного лишь помощника. Грязь по колено и обширные лужи центрального колхозного «проспекта» его смущали не более, чем дорожка подиума – топ-модель. Он шагал по ним в своих понтовых штиблетах как по паркету, и ни единая грязинка не рискнула к нему пристать.

В дом он вошел все такой же безукоризненный и начищенный, да еще и благоухающий дорогим парфюмом, и вежливо поздоровался. Господин полковник и товарищ председатель колхоза в этот момент как раз обсуждали важный хозяйственный вопрос – где взять еще одного быка-производителя. Потому что бывший племенной красавец, а нынешний ветеран этого дела по кличке Гондурас в силу преклонного возраста с работой уже не справлялся.

«Представительный», что характерно, от низменности обсуждаемого предмета даже не поморщился и сходу вызвался помочь с решением проблемы. За сущую мелочь – контрольный пакет акций сельхоз предприятия. Возражение, что контрольный пакет у них отсутствует, потому что прочих пакетов тоже нет, он небрежно отмел как несущественное. Популярно разъяснив, что отсутствие государственной бюрократии позволяет провести акционирование без малейших проволочек в кратчайшие сроки.

И вообще вся эта процедурная рутина не принципиальна – принципиально само согласие высоких договаривающихся сторон о сотрудничестве на предложенных условиях. После чего собственно и начался серьезный торг, если завязавшийся исключительно вежливый диалог между Полковником и «представительным» можно было так назвать.

Виктор Иванович для начала поинтересовался, с кем имеет честь вести переговоры. И получил ответ, что перед ним – господин Гусинский, генеральный директор «общества с неограниченной ответственностью» ППК. Оно же «Петербургская продовольственная компания». Далее Полковник поблагодарил господина Гусинского за столь интересное предложение, однако с превеликим сожалением был вынужден от него отказаться, потому что коллектив колхоза с большим недоверием относится ко всем этим капиталистическим формам сотрудничества, предпочитая вести хозяйство по старинке, как в советские времена. С трудоднями и реализацией произведенной продукции на колпинском рынке, а также за наличный расчет конкретным заказчикам.

Господин Гусинский выразил печаль по поводу столь отставших от жизненных реалий взглядов колхозников, однако пообещал, что под чутким руководством высококвалифицированного менеджмента ППК и лично господина генерального директора сей вопиющий недочет обязательно будет исправлен. Сотрудники их аграрного холдинга никогда не испытывают никаких проблем и буквально боготворят начальство. Работники нового подразделения, каковым в ближайшем будущем обязательно станет колхоз «Звезда капитализму» (что за инфантильное название, право слово!) очень быстро осознают, насколько их новое положение лучше и выгоднее старого.

В этот момент в вежливую беседу Полковника и генерального директора вклинился товарищ председатель колхоза. Его выступление сильно отличалось по форме от имевших до этого место речей, в основном из-за наличия специфических простонародных идиоматических выражений. Суть же сводилась к тому, что он, Бабахыч, понятия не имеет, и иметь не хочет, кто такой господин генеральный директор есть и что ему здесь надо. Предложения господина генерального директора Бабахычу тоже не интересны. Зато если господин генеральный директор немедленно не отбудет по одному популярному адресу, то его жизнь и здоровье могут быть поставлены под угрозу.

После эмоционального выступления Бабахыча Гусинский тоже отринул показную велеречивость и выдвинул оппонентам по переговорам ультиматум: или они принимают его предложение, или деятельности колхоза будет положен конец. Да и самому колхозу тоже – его предприятию конкуренты не нужны. Также он добавил, что господину Ордынцеву лучше в это дело не вмешиваться, иначе магическая наука понесет невосполнимую утрату.

Всегда очень вежливый и не скрывающий своего пацифизма Полковник на этот наезд Гусинского отреагировал с несвойственной ему резкостью: если господину генеральному директору и тем, с кем он в следующий раз сюда заявится, не хочется стать удобрением для колхозных полей, то лучше бы ему проявить благоразумие и больше сюда не заявляться.

На этом переговоры, собственно, и завершились. Хотя, как заметил Жар, у него сложилось впечатление, что Гусинский подумывал о немедленном приведении своих угроз в исполнение. Однако к тому моменту пиромант и Синица уже присоединились к дискуссии, и колдун не рискнул ввязаться в магический поединок с тремя неслабыми оппонентами. Вместо этого он без слов покинул здание правления и вскорости отбыл на своем тарантасе в неизвестном направлении.

Данная реплика Жара словно бы переключила тумблер общего настроения в положение «Задумчивость». Все семь человек, находившихся в комнате, погрузились в молчание, и даже соколиха перестала вылизывать свои перышки, нахохлилась и замерла на своей стратегически господствующей высоте кухонного шкафа, уставившись на Полковника. Как будто именно от него ожидала непосредственных указаний к действию.

Только Полковник тоже молчал. Направив свой мудрый руководящий взор почему-то на меня. Хотя почему почему-то – кому как не доброму и всегда изо всех сил старающемуся держаться подальше от любых конфликтов Татю предстояло разруливать намечающийся полный звездец. Вот разве что Скворец...

Я перевел взгляд на «саламандровца» и встретился с его внимательными голубыми глазами. Ну да, тот же знак вопроса и ожидание распоряжений. Тоже, впрочем, понятно. Будь здесь рота магического спецназа. Или хотя бы взвод, вопрос, кому рулить ситуацией, предполагал бы один очевидный ответ. Максимум два, если бы у этого взвода имелся свой собственный командир. Но магического спецназа у нас не было.

Зато были, во-первых, немереной силы пиромант. С одной хреновейшей особенностью – стоило ему сколько-нибудь надолго погрузиться в свои пиромантские дела, и у него начисто сносило крышу. Как у древних берсеркеров. Хорошо хоть на своих он не кидался – просто стоял, сидел или лежал с видом брамина, погрузившегося в нирвану, и давал жару. Пока не отключался. Вот только если у берсеркеров просто отрубался заряд, и какое-то время спустя после подзарядки они снова были готовы к употреблению, то магическое истощение чревато куда более серьезными последствиями. Вплоть до летального.

Во-вторых, Полковник. Сила его не очень велика, но пользоваться ею он умеет как мало кто в мире. Жаль, не боец. От слова совсем. Однако поддержать всегда может. Защиту поставить, разрушить чужое заклинание, снять вредный эффект. Если бандиты его недооценят, то это будут их большие бандитские проблемы.

В-третьих, Синичка. С силой тоже так себе. Относительно, разумеется. И боец средний. Но лишней точно не станет. В медицине что-то сечет, энергию может восстановить, разведку провести. С Машкиной помощью. Сил лишить, опять же. Да еще и мозги запудрить. Не улыбкой, но силой своей волшебной. Только в атаку ее не пускать. Поставлю Скворца контролировать, а то характер у девчонки уж больно боевой.

И наконец я. Сил – могу кому-нибудь занять. И займу. Даже знаю кому – с Жаром мы спелись замечательным магическим дуэтом. С боевыми умениями, увы, похуже. Но если вдруг, то как-нибудь что-нибудь сумею. Ну и защита моя даже Фуля способна остановить, а это вам не огород полить. Эх, жаль его с нами нет – с ним и Жаром я бы хоть против мотострелкового батальона. Наверное.

– Что ж, – подвел итог я затянувшейся тишине. – Коли придется воевать, то будем воевать. У нас, в конце концов, есть напалм. А у них напалма нет. Или есть, но не такой качественный.

Я обвел взглядом наши вооруженные силы.

– Бабахыч, ты там АГС свой от ржавчины почисть – может пригодиться.

Председатель бабахнул что-то насчет того, чтобы я себе хрен почистил, а его не учил. У этого с боевым духом все в порядке.

– Синичка, полезешь на передовую – я всю твою анимешную коллекцию в Неве утоплю. Вместе с понями.

О, какие мы сердитые!

Я подтверждающе покачал головой в знак того, что полон решимости привести угрозу в исполнение. Полковник невысказанную девчоночью жалобу проигнорировал. А Жар сделал вид, что глубоко погружен в тяжкие раздумья. Теперь есть шанс, что если не себя, то хотя бы свои мультики она пожалеет.

– Жар... Хотя что тебе говорить – без толку все. Надеюсь, ты нас не угробишь.

Жар пожал плечами – мол, тоже надеюсь. Но без гарантии.

– Виктор Иванович, вы все лучше меня знаете. Будете нашим резервом верховного главнокомандования. А заодно верховным главнокомандованием. А то мне, боюсь, будет не до того.

Полковник серьезно кивнул.

– Скворец, хз, что тебе сказать – я в ваших спецназовских делах секу как страус в высшем пилотаже.

Скворец смотрел на меня и ждал продолжения.

– Понятия не имею, сколько всего может быть бандитов, – я перевел взгляд на потолок в поисках подсказки, но тот меня ожидаемо проигнорировал. – И чем они могут быть вооружены.

Я вернул взгляд на «саламандровца».

– Так что действуй по обстановке. И пожалуйста, присмотри за Синичкой. А то, боюсь, она все равно полезет туда, куда не надо, – я сделал жест рукой, останавливая намечающийся бабий бунт. – Имей в виду, солнышко, у него отличная антимагическая защита. И персональное сопротивление к магии. Так что ничего у тебя не выйдет.

Скворец улыбнулся Синице и подмигнул. Та же надулась, как воздушный шарик от баллона с гелием.

– Судя по тому, что я услышал, этот Гусинский не дурак. Но при этом в силах своих уверен. Хреновый признак.

Я сделал паузу. Никто однако разубедить меня не решился.

– Но мы их все равно пустим на удобрения! – я поднял голос, а то царивший пессимизм меня уже начал несколько нервировать. – Раз Полковник пообещал, то слово надо держать!

Я медленно обвел всех взглядом. Да не, вроде нет никакого пессимизма. Молчат, но страха в глазах я не увидел – увидел сосредоточенность. И это хорошо.

– Бабахыч, реши вопрос с гражданским населением. Чтобы на случай войны никто под ногами не путался.

Председатель солидно кивнул.

– По дорогам в темноте пройдемся, чтобы наблюдателям сложнее было засечь, сигналок наставим – резюмировал я заседание совета обороны. – Хотя по фигу наблюдатели – главное подход их главных сил не пропустить. Поэтому ночью будем дежурить. «Колобка» мы привезли – он поможет.

После моего заключения народ все так же озабочено разошелся по своим делам. А я отправился досыпать потраченную на спешку ночь. Потому что отдохнувший я всяко лучше уставшего. Особенно с учетом складывающейся обстановки.

Когда проснулся, на улицы стояла все та же темень. Означавшая, что отдохнул я знатно. Да и состояние указывало на это же. В доме никого не было. Кроме Синицы, продолжавшей дуться. Я обнял ее за плечи и попросил не обижаться. Потому что я прав, а она нет. Если же с ней что-нибудь случится, то всем нам без нее будет очень плохо. Ибо мы ее любим и жить без нее не можем.

Какое-то время спустя после начала моих покаянных речей, на ее личике наконец-то прорезался лучик улыбки, и она потребовала, чтобы я перестал трахать ей мозги и садился за стол ужинать... А после ужина началась рутина под названием «Колхоз „Звезда капитализму“ готовится к обороне». Вдоль дорог заплелись узоры сигнальных заклинаний, протянувшиеся настороженными паутинками, кроме того, к некоторым ключевым с точки зрения стратегии и тактики местам. Например, к подходам небольшой – метров двадцать – возвышенности, что находилась почти в километре к северу от ворот.

Высота выглядела отличной позицией для атаки на нашу оборону. «Крупняк» оттуда, например, мог бы простреливать прямой наводкой все поселение. Бабахыч предложил высоту заминировать, но я не согласился. Потому что выглядела она исключительно удобной не только для противника, но и для нас. Жару по барабану, что жечь. Но на высоте и в окрестностях росло достаточно мокрых деревьев и кустарника. А значит будет много дыма. Который выест глаза, дыхание и мозги всем, кто решится с комфортом там расположиться. Если же начнем минировать, то только отпугнем противника от столь замечательного места – наблюдение-то у него наверняка присутствует.

С приходом ночи ожидание уже не просто нервировало, а давило на мозги стотонным гидравлическим прессом. Я весь взмок от нервного пота, и чтобы сбить напряжение, отправился спать, наказав разбудить часа в четыре утра. Ну или если бандиты нагрянут. Уснуть оказалось гораздо проще, чем ждать. Мои усыпляющие техники были просты, как конторские счеты, и столь же надежны. Я отрубился сном спящей красавицы. Но не на 100 лет, а пока не разбудили. Разбудили же, как и просил, в четыре. Потому что подошла моя очередь дежурить. И потому что объявились бандиты. Все же они решили не тянуть со своей показательно-наказательной акцией в назидание и устрашение всем прочим строптивцам. И это хорошо. А то жди их до самого Нового года. Я бы к тому времени точно поехал крышей. Искать ту крышу, что хотела нас крышевать. А так никуда ехать не пришлось, ибо она сама приехала. В составе человек, наверное, шестидесяти. И прямо к нашей замечательной высоте. Все же хорошо, когда есть наука тактика. А люди ее знают и действуют так, как она научила.

«Колобок» висел метрах в пятидесяти над вершиной высоты и все замечательно видел. А вместе с ним и я. Тела же наши прятались за зданием правления. Потому что оно кирпичное, тройной кладки. И насквозь его даже из крупнокалиберного пулемета не то, чтобы прошибешь. Тем более что внутренние стены тоже кирпичные – Бабахыч, когда строил этот домик, так и предполагал при случае превратить его в ДОТ. Кто-то бы сказал, что параноик, а на самом деле – рачительный хозяин.

Я ретранслировал картинку бандитских приготовлений Скворцу, и он наметанным глазом обнаружил парочку КОРДов, АГС-40, а также типов с трубами. Очень похожими на РПО. Хреново. Оттуда они нас вряд ли достанут, но могут ведь и ближе подойти. Хотя я все же надеялся, что не подойдут. Потому что не успеют. А потом в их рядах появился франт. Точь-в-точь, как описывали: пальто, костюм, рубашка и галстук. Только штиблеты я не рассмотрел – их скрывала пожухлая трава. Франт замер секунд на 30, даже глаза закрыл. А затем вдруг уставился прямо на «Колобка». Засек, сука!

Я немедленно поставил защиту голему и одновременно дал сигнал Жару начинать. И Жар начал. На высоте немедленно разразился натуральный ад. Во всяком случае, именно так я себе преисподнюю всегда представлял. И это было круто! Огонь неожиданно встал стеной метров, наверное, сто в длину, обращенную фронтом к нам. Глубины в ней тоже хватало – метров двадцать как минимум. Какой там на хрен дым! Не было никакого дыма – одно только взбесившееся пламя! И просел по энергии Жар сразу же очень серьезно. Пару минут продержится, а дальше придется начать качать...

Я был несколько слишком оптимистичен. Потому что практически сразу выяснилось, что у бандитов стояла защита, и наш огонь им был вроде зимнего солнца. Которое светит, но не греет. На взгляд я определил примерно шесть источников этой самой защиты – господин Гусинский привлек к операции целую магическую гильдию. Небольшую, но качественную. Однако и нас такими раскладами не ошарашишь. Я уже начал примериваться, какой из источников ломать первым. И в этот момент Жар врубил турбо-режим.

То есть я лично до этого момента понятия не имел, что у него такой режим есть. Хранится припрятанным в запасниках. На черный день. Но сразу понял, что это оный. Представьте себе, что кто-то запалил огонек. Что-нибудь вроде туристического примуса. Чтобы чаек вскипятить. А потом какой-то шутник взял и вылил на этот примус бочку бензина. Жар как раз и оказался тем шутником. Только бензина у него была не бочка, а целая заправочная станция.

Я даже предположить не мог, что человек на такое способен. Пламя взметнулось на высоту минимум пятиэтажного дома. И теперь это была не стена – не меньше гектара земли оказалось залито сплошным морем огня.

Там уже в принципе нечему было гореть, но море горело. И цвет оно приобрело не обычный оранжевый, а слепяще-желтый, такой, что «Колобку» пришлось убавить яркости, чтобы уберечь мое зрение. А еще я понял, что хрен этот турбо-режим вытяну. Жар превратился в настоящую бездонную прорву, в которую магическая энергия утекала квантовой жидкостью. Было чудом, что я вообще как-то поддерживал это пиротехническое шоу. Но играть цветомузыке осталось всего ничего – очень скоро цвет сойдет на нет, а музыка превратится в похоронный марш. По рабам божьим Жару и Татю.

Был еще вариант бросить полоумного пироманта на фиг и спастись хотя бы самому. Но я данный вариант даже не стал рассматривать. А вместо этого заорал:

– Бля, Жар, гребаный придурок! Кто-нибудь, вырубите его на хуй! Сдохнем же!

Сначала показалось, что все напрасно. Самому пироманту мои вопли были, разумеется, как бешеной собаке детская свистулька. А реакцию прочих я видеть не мог – не получалось оторваться от «Колобка». И вдруг как отрезало – у прорвы образовалось дно, и магическая энергия прекратила сверхутекать. Жар таки вырубился.

В первое мгновение я чуть не кончил – так мне стало легко и хорошо. Словно я был тем самым муравьем, на которого нагрузили дом – а потом сгрузили. Но оргазм длился недолго – море огня почти мгновенно высохло. И на его месте я обнаружил франта. Живого и практически невредимого. У Гусинского лишь слегка растрепалась его модная прическа. По банальной причине – он изрядно вспотел. Хотя «вспотел» было неверным словом – колдун взмок, словно проплыл стометровку под водой. Его зачарованная одежда этого практически не заметила, но сам он выглядел красноречивее цитат Цицерона.

Кроме того, ему пришлось сильно уменьшить площадь своей защиты. Разумеется, это летально сказалось на тех, кого он защищал – больше не было никакого отряда. Ни «магической гильдии», ни рядовых бойцов. Увы, обещание полковника сдержать не получилось – нечем там было удобрять поля. Холм и его окрестности превратились в одно спекшееся нечто. Может, стекло, а может что-то еще. Даже металл, похоже, испарился. Что уж говорить про людей.

Хотя один все же остался. И когда он поднял голову и посмотрел на «Колобка», я не увидел в его лице ничего человеческого. Это была натуральная мумия. Подозреваю, очень и очень злая. А потом Гусинский ударил. И на меня снова нагрузили дом.

Мы оба оказались не в лучшей форме. По одной и той же рыжеволосой причине. Но черт возьми, откуда у него осталось столько сил! Я просто-таки почувствовал, как у меня развязывается пупок. Второй дом за одно утро – это был явный перебор. Мои глаза залил пот. А может слезы. Или даже кровь. И я перестал что-либо видеть. Кроме него. Подо мной, полсотней метров ниже. Он состоял из десятков пульсирующих светящихся точек, связанных между собой переплетенными нитями проводов – такая у меня почему-то возникла аналогия. И вся эта картина напоминала... что-то очень близкое и знакомое...

Гирлянда! Точно, это же гирлянда. На елке! Ведь скоро Новый год! Мама испечет замечательный медовый пирог. И будет необычайно красивой и нарядной в своем любимом зеленом платье, так здорово идущем ее самым лучшим на свете зеленым глазам! А потом придет бабушка. И мы зажжем елку. Она вспыхнет разноцветными звездочками огоньков. А ярче всех будет сиять звезда на верхушке! Прямо как этот столб света, что бьет мне прямо в глаза.

Блин, о чем это я! Какой нахрен Новый год! Нет уже ни мамы, ни бабушки. И никогда не будет. С того дня на Невском, когда ошалевший от магической силы урод начал превращать гуляющих по проспекту людей в живые факелы. Как они кричали! И катались по асфальту, пытаясь сбить пламя. Но огонь жег их изнутри. Медленно. И его невозможно было потушить. А урод содрогался от смеха и тыкал в горящих людей пальцем – ему было очень весело...