Текст книги "Иван - дурак(СИ)"

Автор книги: Аноним Fujin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Не ждала, не готовила ничего особенного.

Слова её для Вани обычное женское кокетство, он точно уверен, что холодильник тети заставлен едой – по крайней мере, в сравнении с их холодильником – и не ошибается. На столе настоящим волшебством появляется тарелка горячего супа, хлеб, гуляш с пюре, трехлитровая банка соленых огурцов. Соленья тетя Люда делает сама, Ваня обожает именно её огурцы и тут же тянет к ним руку. Наброситься на еду сразу ему не удается, тетя шлепает его по руке полотенцем, строго смотрит и, понимая без слов, Ваня сначала тщательно моет руки. Суп он заглатывает за несколько секунд, обжигая небо, второе – чуть медленнее, и хрустит огурцами уже спокойнее, наслаждаясь вкусом. Тётя молчит, давая ему наесться, уже привычная к этому зрелищу – Ваня не помнит, чтобы отец когда-то старался готовить. Не спрашивая, она накладывает ему добавки и придвигает ближе.

– В духовке пирог, заверну тебе с собой на дежурство.

Братья всегда считали его любимым теткиным племянничком – и вполне справедливо, по праву младшего ему от тети Люды всегда доставалось больше кудахтанья и конфет. Это всё еще кажется зазорным, но куда меньше, чем раньше, в младшей школе – Ваня уже начинает ценить плюсы.

– Как работа, как тебе наш НИИ? – спрашивает она, садясь рядом.

Под пристальным взглядом Ваня невольно вытягивается, стараясь казаться больше, и тётя удовлетворенно кивает – видимо, он прошел проверку на "упитанность" в этот раз. Ваня размышляет некоторое время, не рассказать ли ей про ночное происшествие и привязавшегося оборотня. Даже в пересказе история звучит странновато, и он не может предугадать реакцию – в его воображении сменяют друг друга смех, как над глупой детской придумкой, звонок в наркодиспансер и пинок под зад из теплого места. Тетя Люда не похожа на того, кто не предупредил бы племянничка о мистике, и Ваня решает пока её не втягивать.

– Да хорошо всё вроде, – отвечает он, доставая еще один огурец. – Не жалуются.

Сегодня вечером его вполне может ждать разнос из-за разбушевавшегося полтергейста на записи камер, если Василий Петрович всё-таки оказался не настолько диким пенсионером, как считал Ваня – но об этом он предпочитает тоже пока не рассказывать. Тетя расспрашивает о братьях, но Ваня нечасто общается с ними в последнее время – Лешка вечно пропадает в своей мастерской, Гриша на заказах, да и сам Ваня в начале лета погряз в школьных экзаменах, а после в празднике по этому поводу. Про отца она не спрашивает давно и разрешает ему, как в детстве, остаться до вечера и спокойно посмотреть телек – раньше дома вечно было слишком шумно для этого, а теперь Ваня почти готов скучать по тем временам. Он бездумно щелкает пультом, иногда останавливаясь на сериалах, и немного дремлет; раньше только у неё он и мог нормально отдохнуть.

Не как раньше, от тетки Ваня идет не домой, а на собственную не бесплатную работу. С собой она, как и обещала, заворачивает в фольгу и выдает кусок пирога. Ваня чувствует прилив сил и думает, что он слишком много времени уделил переживанию, когда выходит из подъезда. К его разочарованию, снаружи ждет ободранная собака и поднимается, едва завидев его – хорошее настроение скукоживается под её взглядом. Может, если его игнорировать, он отстанет – мечтает Ваня, не особенно надеясь на успех. Он быстрым шагом идет мимо и вспоминает еще один шанс – животное вряд ли пустят за ним в метро без билета.

Его догоняет парень и, засунув руки в карманы, как ни в чем ни бывало идет рядом.

– Ванюша, – противно протягивает он, передразнивая тетю.

Пирогом Ваня решает ни за что не делиться.

–

Парень успешно проскакивает за ним в жерло метрополитена, хотя Ваня не видел, чтобы тот покупал билет. Всю дорогу он демонстративно его игнорирует, смотрит в другую сторону, но привязавшийся "подарочек" это нисколько не смущает. Краем глаза Ваня видит, как он выходит с ним на Академической, поднимается следом по эскалатору, и уже обреченно начинает придумывать, как объяснятся с Василием Петровичем. К счастью, парень пропадает у самого входа в НИИ – неожиданно, стоило Ване отвлечься, и он еще несколько минут насторожено оглядывается, не в силах поверить своему счастью.

Входя в здание, он напряженно ждет подвоха, но парня правда больше нет с ним, и Василий Петрович коротко кивает, вставая. Ничего о камерах он не говорит. Так же, как и обычно, молча переодевается, ждет, пока Ваня натянет форму и выходит, не прощаясь.

– До свидания, – неуверенно говорит Ваня ему в спину.

Василий Петрович не отвечает, только кивает снова и уходит, оставляя его одного. От его молчания почему-то только тягостнее, и Ване на секунду хочется сознаться – рассказать всё о погроме и волшебной женщине ему или администрации НИИ или хотя бы тёте, но тут же отметает позорную слабость. Уже начинает смеркаться, и Ваня как следует запирает двери, кипятит чайник, заваривает чай, садится на своё место перед мониторами и только тогда выдыхает, расслабляясь. Прошлая ночь была чудовищной, утро не лучше, и он заново привыкает к своей комнатке и зданию института.

Ему удается перестать дергаться на каждый шорох, судорожно вглядываясь в экраны, и убедить себя, что молния не бьет в одно место дважды. Только сейчас он вспоминает, что нормально проверял телефон последний раз прошлой ночью, и выпивает несколько кружек чая, отвечая на сообщения в сетях и листая ленту новостей. Он находит пару мистических форумов и бегло просматривает темы, но люди, всерьез обсуждающие энергетические поля, затмения и ведьм, всё еще кажутся ему плохими советчиками. Даже в интернете, даже анонимно, он пока не готов обсудить происходящее.

На часах около трех, когда Ваня решает, что пора достать пирог. Именно тогда он слышит настойчивый стук

Стучат не в дверь, как ему показалось сначала – еще бы, нормальное предположение, куда еще блин стоит стучать – Ваня опасливо подходит к входу, и понимает, что звук скорее похож на звук стекла. Окна на первом этаже зарешечены, но он все равно обходит центральный зал, ближайшие комнаты и только потом поднимается наверх. Честно говоря, ему совсем не хочется вообще подниматься. Ночная гостья вроде ничем ему не навредила, но Ваня все равно чувствует себя странно обманутым, как перед бесплатным сыром.

Одно из окон в центральном зале на втором этаже отчетливо трясется, но в свете уличного фонаря Ваня еще с лестницы узнает фигуру. Подходя к окну, он испытывает скорее раздражение, чем страх. Его "друг" – оборотень настойчиво стучит в стекло, и Ваня несколько секунд мстительно смотрит на его старания, всерьез думая не впускать. Оставить его снаружи настолько соблазнительно, что это почти перевешивает абсурдность парня, балансирующего на решетке и барабанящего в окно второго этажа НИИ.

Почти, и Ваня вздыхает и всё-таки открывает окно.

Парень запрыгивает внутрь и совсем не выглядит ни благодарным, ни удивленным.

– Что ты так долго, – бросает он, будто не понимая. – Не жарко, между прочим.

Он бесцеремонно идет мимо Вани вниз, и ему просто приходится последовать за ним. На первом этаже, не оглядываясь, парень проходит в комнату сторожа, забирается с ногами на Ванин стул и отпивает из его чашки. Двигается он уверенно, словно уже ни раз бывал в здании.

– А что это у тебя там? Пирог, да? С мясом?

Ваня и сам не знает, с чем пирог, забыл спросить у тёти, и видит только – оборотень угадал, собачьим свои нюхом. Несколько больших кусков пирога исчезают в его пасти один за другим, даже непонятно, как у такого дрыща может быть такой огромный рот. Проглотив почти половину, он снова выпивает Ванин чай и потягивается, устраиваясь поудобнее.

– И что, так всю ночь и сидишь? Скукотища.

– Не скучнее, чем собакой бегать, – огрызается Ваня

– О. Ты удивишься.

Удивляться Ване совсем не хочется, и он решает, что пирог – не такая уж большая плата за его молчание. Он озирается, высматривая, нет ли еще одного стула, вспоминает, не было ли подобного в подсобке – но нет, не было, и ему остается только прислониться к дверному косяку. Парень открывает ящики тумбочки, проверяя, находит завалявшийся сканворд и раскрывает в середине.

– Зачем она приходила? – спрашивает Ваня, и не уверен, стоит ли ждать ответа.

– Я уж думал, ты никогда не спросишь, – хмыкает тот в ответ, словно уже заждался, и откладывает карандаш. – Сам как думаешь?

– Ну она вроде как, – Ваня действительно только сейчас задумывается об этом всерьез. – Вроде как искала что-то...

– Ага, – хмыкает парень, снова делая большой глоток его чая. – И как, нашла?

– Да нет, вроде бы...

– Уверен? – он склоняет голову набок, неестественно, заглядывая Ване снизу куда-то в ноздри.

– Нет, – отвечает он честно, потому что растерян и ни в чем не уверен больше.

Парень удовлетворенно кивает, садясь прямо и откусывая еще кусок пирога.

– А ты умнее, чем кажешься.

– Правда? – переспрашивает Ваня, не зная, принимать ли это за комплимент.

– Нет. Я издеваюсь.

Он отряхивает руки, вытирает о джинсы и придвигает Ване фольгу с пирогом – осталось чуть меньше половины, но Ваня уже и не ждал такой щедрости.

– Ешь-ешь, – снисходительно говорит парень. – Я же должен о тебе заботиться.

Есть Ване хочется больше, чем спорить, и он с удовольствием доедает пирог – готовит тётя прекрасно, хоть Ване особенно не с чем сравнивать. Доев, он тоже отпивает от своей чашки и наклоняется над столом, заглядывая в сканворд. Страница заполнена почти на половину и разрисована на полях ручкой – Ваня и забыл, что когда-то его начинал, но почерк явно не Василия Петровича.

– Хочешь, тоже поищем? – спрашивает парень вдруг.

– Хочу, – соглашается Ваня тут же, не успев задуматься.

Потому что неуместно любопытен.

3.

Гораздо удобнее рассматривать витрины со светом, но, поднявшись на второй этаж, Ваня отчего-то медлит и сначала проходится по залу в полутьме, вспоминая летающие стулья и распахнутые шкафы. Парень наблюдает за ним с усмешкой, сложив на груди руки, и Ваня чувствует себя еще неуютнее и нелепее под его взглядом. В отличие от пришельцев – или кто бы они ни были – он имеет полное право находиться здесь, это его работа, и Ваня со злостью бьет по кнопкам, включая все лампы разом.

Оборотень за его спиной хмыкает и только теперь вальяжно идет по залу, засунув руки в карманы джинс. Шкафы выглядят так же, как и в первый день, когда Ваня увидел их – по крайней мере, на его взгляд, но, присмотревшись, он вспоминает те черепки, которые сам раскладывал по полкам прошлой ночью. Вроде, сложенное более-менее соответствует табличкам, и он тщательно проверяет полку за полкой, рассматривая камни, палки и грубые поделки древних людей. Он в детском саду делал подобные. Кажется абсурдным, что ночная гостья пришла за одной из палок, и Ваня высматривает что-нибудь поновее. Его взгляд привлекает проржавевшее кольцо – несмотря на старость, оно сохранило кованный рисунок и неплохо смотрится рядом с остальным металлоломом.

– Может, это? – предполагает Ваня неуверенно.

Парень мгновенно оказывается рядом и даже приподнимается на цыпочки, чтобы получше рассмотреть кольцо. Он вглядывается в него слишком тщательно для своего пренебрежительного тона, и цокает языком.

– Это? Нет, зачем ей какая-то столетняя железяка.

– Здесь и нет ничего другого.

– Не может быть. Она не приходит просто так.

Он говорит о ней как о чем-то опасном, и Ване невольно становится не по себе – женщина не выглядела сильной, но он помнит острые когти. После первого зала они осматривают следующий, витрину за витриной, Ваня и он. Оборотень, парень, чувак, пришелец, фиг-знает-кто, Ваня злится на него даже в собственных мыслях и не выдерживает.

– Слушай, я не могу никак тебя не называть. Давай придумаем тебе хоть какое-то имя?

– Легко! – откликается тот из другого угла комнаты. – Какое? Василиса?

Василисой звать его не хочется, но это имя застревает, крутится в мыслях, вытесняя любое другое – или у Вани просто нет фантазии. Пока он пытается придумать имя приличнее, парень заканчивает осматривать шкафы.

– Нет, здесь точно нет ничего, – заключает он, недовольно морщась.

Ваня и сам не рад, что согласился пойти с ним, что вообще поднялся прошлой ночью наверх и заговорил с той женщиной. Его новый "друг" оглядывается вокруг, явно не собираясь сдаваться.

– Зачем мы вообще пытаемся найти ту штуку? – Ваня спрашивает.

– Как это зачем? Мне тоже интересно! Что она такого тут увидела, что тебя задарила.

Существуй рабство, Ване тоже было бы интересно, на что променяли его шкуру, и на миг он даже исполняется сочувствием к своему раздражающему подарку. Всего на миг, ведь тот деловито обходит его по кругу и тыкает пальцем в лоб, будто это Ваня дурак, не сообразивший очевидного.

– Так. А где ты нашел её?

– Там, – Ваня неопределенно машет рукой вперед. – В реставрационной.

Где реставрационная, парень тоже явно в курсе, он уверенно подходит к двери, но открывает ее осторожно. В комнату он входит первым, Ваня – за ним, невольно снова ожидая нападения. Никто не бросается на него с порога, и он включает свет – нормально освещенная, комнатка кажется совсем крошечной. Стеллажи, пол, подоконник – всё в ней заставлено коробками и мешками, и им понадобится не одна ночь, если они хотят перебрать их все.

– Так, хорошо, – парень вбирает воздух носом, часто нюхая, как собака. – Ты увидел её здесь. Что дальше?

– Да ничего особенного, она тоже все раскидала здесь. Бросилась на меня, едва я вошел. Я стал защищаться, схватил фонарик, включил его...

– Фонарик?

– Ну да, вот же он.

Ваня показывает на фонарик – он лежит там же, где его оставили прошлой ночью, видимо, реставраторы отдыхают летом или в нём не нуждаются. Парень морщится, сосредоточенно, опять часто двигает носом, уже напряженно.

– Покажи, – он командует.

"Сам смотри" – хочет огрызнуться Ваня, но почему-то вместо этого слушается и берет фонарик в руку. Рукоятка ложится в ладонь легко, пальцы снова находят кнопку, включая, и комнатка озаряется золотисто-алым светом, перекрывая свет ламп. Парень пораженно присвистывает. Светит фонарь, конечно, прикольно, но почему-то Ваня уверен – поражен он не цветом или особенностями оптики.

– Проведи по коробкам. Только медленно.

Ваня плавно везет лучом по комнате, одну за другой освещая коробки и те, вместе со стеллажами, отбрасывают на стены густые подвижные тени. Смысл этого действия Ване не понятен, пока одна из коробок в дальнем углу вдруг не начинает светиться в ответ, задетая лучом фонарика. Он дергает рукой от удивления – и коробка снова обычная, и снова её окружает золотистое сияние, стоит направить луч.

Парень деловито постукивает по полу кроссовком, кусая губу, и кивает.

– Понял.

– Понял что?

– Убери, не свети на меня, – шипит парень, отдергиваясь, когда Ваня поворачивается и случайно задевает его лучом.

Он послушно опускает фонарик вниз, не успев даже толком заметить эффекта; почти не успев, отдав на откуп воображению – показалось, краем глаза, шуткой сознания – что под светом фонарика рука его нового знакомого просвечивает до костей.

– Почему?

– На всякий случай.

Мысли об этом, как и о слишком многом уже, Ваня решает отложить на потом. Он не хочет ни думать, ни видеть этого, и – на всякий случай – выключает фонарик.

– И что, ты понял, что она увидела?

– Ага. А теперь положи назад.

От его слов хочется сделать ровно наоборот, и Ваня крепче сжимает фонарик в руке.

– Что это? Артефакт какой-то?

– Вроде того. Положи, где взял.

– Не положу, пока не объяснишь.

Парень демонстративно вздыхает, закатывая глаза, ждет с минуту, надеясь, что Ваня передумает – но не пытается отобрать. Ваня не передумывает, и он раздраженно цокает языком и неохотно говорит:

– Это перо жар-птицы. Ну, не корпус, видимо, оно как-то спрятано внутри. Хитрая конструкция.

– Его она искала?

– Не знаю, что она искала, но его точно нашла.

Ваня вопросительно приподнимает брови, и тот рассказывает, не дожидаясь шантажа:

– Волшебные существа не могут видеть некоторые зачарованные предметы, пока их не возьмут.

– Ни ты, ни она? – уточняет Ваня.

Соглашаться с этим парню явно не хочется, и он говорит другое:

– Свет пера показывает суть вещей. С ним мы бы увидели что угодно.

Ваня подбрасывает фонарик в руке, иначе ощущая его вес, и видит себя теперь Индианой Джонсом, не меньше. Как правило, у Индианы была куча проблем и хорошенькая спутница вместо собаки.

– Ценная вещица. Выходит, в той коробке тоже спрятано что-то волшебное?

– Выходит, что так.

Ваня снова включает фонарик, направляя на коробку – не показалось, она действительно отзывается золотистым сиянием, заставленная прочим мусором. Играясь, он щелкает фонариком, включая и выключая, и проводит по другим коробкам в комнате. Еще две вспыхивают в ответ волшебным светом – одна так же ярко, но зеленовато, другая совсем блекло, может, показалось. Первая коробка стоит сверху, на ближайшем стеллаже, вторая – в самом низу, под еще десятком таких же, и Ваня не может заглянуть внутрь. Парень не мешает ему в этот раз, и, несмотря на свои знания, явно тоже не насмотрелся на такие штучки.

– Жжется? – спрашивает он, и Ваня улыбается, чувствуя своё превосходство.

– Не-а. Сам попробуй.

Он протягивает фонарь, но тот отдергивается и мотает головой.

– Нет уж, спасибо. Ну, понятно всё, поигрались и хватит. Положи назад.

– Еще чего.

Каким бы дураком не считал его этот "подарочек", Ваня не собирается укреплять его в этой мысли. Правда выходит, кажется, совершенно наоборот – тот смотрит на него, как на идиота, и поджимает губы.

– Не связывайся. От них никогда не бывает хорошего, беда одна.

Вообще, Ваня не любитель приключений – в детстве тетя всегда хвалила его за это качество – но просто взять и поверить на слово незваному оборотню Ваня не может тоже. Они знакомы меньше суток, и пока он не видел от него ничего хорошего, а полностью доверять Ваня не решается даже ночной гостье – хотя, казалось бы, машина и куртка убедительные аргументы. Он снова подбрасывает в руке фонарик, решаясь, и убирает его в карман брюк. Парень демонстративно вздыхает за его спиной весь остаток ночи, но больше не достает советами. Ване даже приходится включить радио, когда они возвращаются на пост охраны и, подумав, он заваривает и вторую чашку чая – какому-никакому, гостю. Тот держит её в руках, греясь, хотя Ваня даже жарковато в своей форме, и недовольно наблюдает за ним. От новых открытий и переживаний у Вани урчит в животе, он проверяет ящики, но не находит даже старых сушек. Жаль, что пирог кончился так быстро. Остаток ночи он играет с фонариком, направляя его на мониторы, стул под собой, потолок, стены, входную дверь.

Почему-то сканворд не заполняется сам собой под его светом.

–

Парень пропадает, когда Ваня идет открывать дверь Василию Петровичу утром – милостиво не добавляя проблем. Волшебный фонарик уже спрятан во внутренний карман его куртки, отчетливо выдаваясь, если не держать её сложенной в руках, и Ваня снова надеется на невнимательность дневного сторожа. Он уже привычно переодевается, передает ключи и выходит на улицу, направляясь к метро. Погода пасмурная, и мелкий дождик противно оседает на коже. Ему приходится остановиться на крыльце, чтобы надеть куртку и перепрятать фонарик во внешний карман – там он выдается чуть менее заметно.

Идет один Ваня недолго, парень догоняет его на углу здания и выпаливает, не в силах стерпеть и молчать так долго:

– Ты что, дурак? У тебя же машина есть.

Машина у Вани, конечно, есть – она стоит там же, где он видел её прошлым утром, и узор от удара молнии расползается пол колесами. Он оглядывается – так рано вокруг нет ни одного прохожего, но Василий Петрович еще может видеть его из окна – и воровато включает фонарик прямо в кармане куртки, направляя его на машину. Она не загорается золотом, не превращается в монстра, не оживает и не говорит с ним приятным женским голосом, только небольшой лучик пробегается по её гладкому черному боку. Сглотнув, Ваня приближается и еще раз обходит её по кругу, любуясь. Он помнит про бесплатный сыр.

– Или ты водить не умеешь?

– Всё я умею, – огрызается Ваня, нашаривая в кармане ключи.

Дождь идет сильнее, заливаясь за воротник новенькой куртки, и он принимает решение. Ваня нажимает кнопку брелка, и машина отзывается мелодичной трелью. Еще раз осмотревшись – не выглянул ли Василий Петрович на звук – Ваня быстро ныряет на переднее сидение машины. Он имеет право хотя бы просто посидеть в своей красавице. Крыша защищает его от противного дождика, мягкое кресло облегает очертания тела, и Ваня втягивает носом запах нового пластика. Никто в его семье и мечтать не мог о подобном богатстве.

Не спрашивая разрешения, парень забирается на второе сидение и пристегивается ремнем.

– Знаешь, где дом-то твой? Давай я довезу.

– Всё я знаю, – отрезает он снова.

Он знает – примерно – и, вставляя и поворачивая ключ, чувствует дрожь в кончиках пальцев. Двигатель отзывается приятной вибрацией, похожей на урчание, Ваня кладет на руль руки, прикрывает глаза и до сих пор не может поверить по-настоящему. Лешка учил его на машинах в своей мастерской, но ни разу Ваня не сидел за рулем такого богатства. Но даже этим коротким мигом "подарочек" не дает насладиться.

– Поехали тогда, чего ждешь, – понукает он нетерпеливо, уже переключая радиостанции.

Домой Ване хочется и самому и, поборов сомнения, он всё-таки двигает машину с места. Выходит у него не с первого раза – забыл снять ручник, и парень усмехается, качая головой, как будто Ваня хвастается какими-то нереальными умениями круглосуточно. Раздраженный, Ваня выруливает на дорогу, проезжая мимо НИИ, и держится напряженно, но уже вспоминает про поворотники. Лешка разрешал ему ездить только вокруг мастерской и по маленьким дорожкам рядом. Тяжелый рок сменяется заунывными балладами, разговорами ди-джеев, снова музыкой, и от каждой песни Ваня успевает услышать не больше пары секунд, а от рассказа – половину фразы. Ему хочется ударить по руке, переключающей радиостанции, но он решает не рисковать, отпуская руль. Просить бесполезно.

Он выезжает на шоссе со всей возможной осторожностью, под бодрую попсу, ни в кого не врезавшись, и победно косится на парня. Тот совсем не выглядит впечатленным, и Ване концентрируется на дороге. Лешка бы лопнул от зависти, если бы узнал, что он сейчас делает, и уж точно бы больше не смеялся над ним, как над школьником. Несколько километров у Вани получается проехать успешно.

Потом впереди показывается "гаишник", и не только Ваня замечает его, но и он – Ваню. Может, его выдает слишком молодое лицо, слишком напряженный вид, слишком крутая тачка, слишком маленькая скорость – или всё сразу, и полицейский взмахивает палочкой, приказывая ему остановиться. Первой трусливой мыслью Ваня хочет до упора вдавить педаль газа и умчаться как можно дальше. У него нет и не может пока быть прав, все бумаги во внутреннем кармане куртки – на Лешкино имя, и его совсем не привлекает пробыть остаток жизни в обезьяннике и объяснять брату и стражам правопорядка, где вообще он взял эту машину. Вряд ли для убедительной истории хватит прикольного фонаря. Ваня сбрасывает скорость, прижимаясь к обочине, и проклинает "подарочек" всеми доступными способами.

– Расслабься, – бросает тот.

"Гаишник" выглядит настолько стереотипно, что кишки в животе у Вани скручиваются и урчат на весь салон. Неспешной походкой он приближается к машине, вразвалку перемещая свои телеса. У Вани нет денег даже на фаст-фуд, не то что ему предложить. Деревянной рукой Ваня опускает стекло.

– Ваши документы, – четко произносит "гаишник", наклоняясь к окну.

Парализованный, Ваня может только сглотнуть, и оборотень рядом толкает его с бок, усмехаясь.

– Ну что ты тормозишь, давай ему документы. Давай, говорю.

Шансов сойти за Лешку на фотографии у него нет – просто нет, несмотря на схожие черты. Лешка почти рыжий, коренастее Вани и – конечно – он выглядит старше. Их не путали даже в детстве. Подрагивающей рукой Ваня достает документы из внутреннего кармана куртки и протягивает в окно. "Гаишник" довольно раскрывает их, уже готовый вцепиться в жертву – но его лицо меняется, едва он видит страницы.

– Всё в порядке, начальник? – весело спрашивает парень, переваливая через Ванины колени.

Явно испуганный, полицейский торопливо отдает документы и козыряет, отступая.

– Хорошего дня.

Не испытывая судьбу, Ваня быстренько закрывает окно и жмет на газ, возвращаясь на дорогу. За ними никто не гонится, и он неуверенно, но – вливается в поток машин.

– Что это было? – спрашивает Ваня опасливо.

– Я же должен о тебе заботиться, забыл? Думаешь, могу только гавкать?

Ладно, может, он не так уж и бесполезен. Ваня не знает – Ваня не думал о том, что он может, раньше – не успел подумать. Почему-то знание о его тайных способностях не успокаивают, а наоборот – настораживают еще больше. До дома они едут молча, под дерганое переключение радиостанций – но даже это он уже готов вытерпеть. Больше никогда он не сядет за руль этой машины. Они несколько раз плутают, и парень снисходительно показывает ему правильные повороты – как будто он сам, а не Ваня, прожил всю жизнь в его доме. Паркуется Ваня с обратной стороны дома, подальше от своего подъезда, чтобы не попасться на глаза знакомым. Тратит он на это больше получаса, с трудом не задев другие машины – Лешка никогда не хвалил его за парковку – и парень рядом заливисто хохочет над каждой его попыткой и даже не комментирует.

Когда у Вани, наконец, получается поставить машину более-менее сносно, настроение его окончательно испорчено. Он выходит, захлопывая за собой дверь, обходит дом и возвращается, вспомнив, что забыл закрыть машину. Оборотень остается у подъезда, молчаливо торжествующий над его позором. Ваня нажимает кнопку брелка, дожидается прощального сигнала и подходит к своему подъезду во второй раз за утро. На ближайшем дереве, чирикая, скачут по веткам птички, то ли сражаясь за кусок хлеба с помойки, то ли играя, то ли ухаживая за девочками. Парень наблюдает за ними с неподдельным интересом, как за отличным боевиком, и даже не замечает приближения Вани. Приходится его окликнуть.

– Эй! Эй, ты!

Тот оборачивается так внезапно, что Ваня едва не наталкивается на него и забывает, что хотел сказать.

– А как ты меня про себя называешь?

– Парень. Или чувак. Или оборотень, – Ваня тушуется, понимая, как это звучит, но договаривает. – Или "подарочек".

Тот хмыкает, приподнимая брови, но не оскорбляется на свои странные прозвища.

– Вурдалак, по-русски. Но я и не вурдалак. Я перевертыш.

Он заходит в подъезд первым, не дожидаясь, не прикладывая магнитного ключа, и Ване остается только ловить дверь.

– Какая нахрен разница, – бормочет он вслед, недовольно, но тихо.

Ваня твердо решает при первой же возможности рассказать обо всём Лешке.

–

Лешки ожидаемо нет дома, как и отца – только Гришка еще спит, заполняя храпом большую комнату. Ванин перевертыш на удивление тактично не пытается прорваться за ним в квартиру – провожает до двери и уходит по лестнице, взмахнув на прощание рукой. Без его вечного присутствия рядом спокойно и уже непривычно.

Ваня невольно вспоминает то, что сказал ему парень утром, хотя обещал себе не думать об этом – не думать никогда вообще. Он закрывает за собой дверь и раздевается бессмысленно тихо – братьев не разбудить так просто. В животе снова слышно урчит, и он хочет сначала пройти на кухню, посмотреть, не появилось ли чего съедобного, но вместо этого осторожно подходит к дивану и вглядывается в Гришкино лицо. Гриша самый высокий из них, широкий в плечах – но не больше в два раза, вполне допустимой разницей в детях. У него похожий на Ванин нос картошкой и более темные, но не разительно отличающиеся волосы – всего лишь разные оттенки цвета. Лешка рыжеватый, похожий этим на отца, но и с ним у Гриши много общего – линяя губ, морщинки на лбу и в уголках глаз, овал лица. Их не спутать, но и удивиться, узнав о родстве.

Не стоит слушать всех подряд, всегда говорила ему тётка. Это здорово помогло Ване в школе.

На кухне он находит новую упаковку печенья и забирает её с собой целиком, прячась в их с Лешкой комнате. В телефоне несколько неотвеченных сообщений и уведомлений, но Ваня лишь пролистывает их, убеждаясь, что не случилось ничего важного – планка важного существенно повысилась в последние дни. Он падает на кровать, хрустит печеньем и набирает знакомый телефон. Лешка берет трубку только с четвертого раза, и Ваня успевает почти опустошить упаковку.

– Ты сегодня домой приедешь?

– Ага, но поздно, работы много.

– Окей. Я тебя жду, дело есть.

К его делам Лешка всегда относился серьезнее остальных, не считая их детскими играми, как тетка, или бесполезной тратой сил, как Гриша, или просто отвлекающей назойливой глупостью, как отец.

– Приеду – расскажешь.

– Договорились.

Ваня выключает звонок, доедает печенье и растягивается на кровати. Как ни странно, голос у Лешки действительно как у человека, занятого работой – или он порядком отточил актерское мастерство. Снаружи снова моросит дождь, обещая промозглый безрадостный день лета. Интересно – где отсыпается сейчас вурдалак. Ваня ощущает укол совести, представив его жмущимся на лестничной клетке, но короткий укол – жалость проходит, стоит вспомнить его мерзкий тон. Сам виноват, может, Ваня и пригласил бы его в гости, веди он себя по-другому. Зевая, он устраивается поудобнее.

Ваня собирается лишь немножко вздремнуть до прихода брата.

4.

Просыпается Ваня от того, что кто-то настойчиво трясет его за плечи. В первые секунды он не узнает лицо и отдергивается в сторону, готовый защищаться – никто в их семье не будит так. Сердце его прыгает где-то в горле, голову сжимает от напряжения, и кожа еще помнит следы когтей. Новый "дружок" раздраженно складывает на груди руки и ждет, пока у Вани немного выравнивается дыхание и сфокусируется взгляд.

– Машинка-то твоя пропала, – выдает он, но почему-то эта новость не пугает Ваню.

В первую секунду он даже рад, что избавился от навязанного подарка – слишком хорошего, чтобы быть правдой. Может, и перевертыш его пропадет так же. Ваня вздыхает, ерошит волосы и садится на кровати, успокаиваясь.

– Пропала и пропала, – отвечает он, подумав.

Парень явно ожидал не такой реакции. Он недовольно поджимает губы, словно размышляя, стоит ли рассказывать, и всё-таки признается:

– Брат в ней твой. Тупой твой братец.

– Брат? – переспрашивает Ваня, еще не совсем соображая.

Приходить в собственный дом и брать там что-либо – явно непозволительная наглость в глазах подарочка, так возмущенно он размахивает руками, нарезая круги по комнате. Один он имеет право вламываться, когда захочет и трясти, не давая выспаться.