Текст книги "Сказки сироты (СИ)"

Автор книги: Аноним 2edwddx

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Халуд нахмурилась.

– Мы выловили её из желчи полумёртвую, но брать на борт монстров – священный долг, возложенный на нас старой Томомо... Мы записали её в команду, и теперь она одна из нас.

Магадин обняла лохматой рукой дымчатую талию джиннии.

– Приятно быть частью команды и не управлять каждым парусом в одиночку. Частью команды, а не пленницей, не девой и не грузом. Я умерла внутри кита, и меня волной вынесло на палубу рая. Это лучшая смерть, о которой можно просить, и я надеюсь ещё долго оставаться мёртвой.

Она улыбнулась и завиляла хвостом, усталые морщины на её лице разгладились.

– Теперь, когда мы все семья, – проворчал Эйвинд, – не лучше ли заняться подготовкой к тому, чтобы это чудище нас срыгнуло?

– Отличное предложение, – сказала Святая.

Через несколько часов оба корабля отбуксировали через море желчи ближе к пасти Эхинея. Эйвинд и Грог остались на борту корабля девы-бестии, а Сигрида и Седка держались пираток. Китовые усы висели в отдалении, как блестящий занавес. Было слышно, что снаружи шумит море.

– Сначала надо поднять чудище, – негромко проговорила Святая. – Халуд?

Джинния натянула тёмный изогнутый лук, так что он почти превратился в полную луну, и запалила стрелы от своего живота; потом выстрелила прямо в нёбо киточерепахи. На миг показалось, что стрела растаяла в тумане без единого звука. Но вдруг раздался негромкий стук, которому ответило эхо, и тварь, застонав от боли, начала подыматься сквозь воду, чтобы уничтожить причину неприятных ощущений.

– С чего мы взяли, что они вылупятся? – прошептала Седка, вцепившись в руку Сигриды, чтобы успокоить колотящееся сердце.

Святая, выглядевшая мрачной и счастливой одновременно, вытащила кинжал из ножен, привязанных к бедру.

– Мы не позволим им канителиться. Скорлупа должна быть достаточно тонкой, чтобы они смогли её пробить изнутри... Значит, мы можем пробить её снаружи. Добудь себе нож, девочка.

Грог крикнула Эйвинду, чтобы тот подтащил её к борту корабля, и начала разбивать желуди-яйца, бросая гарпуны. Каждое живое существо на "Непорочности" рубило, царапало, резало, разбивало яйца. Халуд касалась пальцами то одной скорлупы, то другой, и те окутывались оранжевыми язычками пламени. От болезненного треска Седку чуть не стошнило, а запах был ещё хуже – как мясо с душком. Поначалу дело шло медленно, и лишь несколько чёрных птенцов выпрыгнули из своих раковин. Но затем пасть Эхинея заполнил шелест тысяч крыльев, который удваивался и утраивался эхом, превращаясь в ревущий гром.

Первой рассмеялась Святая, её примеру последовала джинния. Они видели, и вскоре это увидели все, что огромная стая ворон поднимается из разрушенных морских желудей, шумно хлопая огромными крыльями, будто переворачивая страницы. Всё больше и больше их самостоятельно пробивали скорлупу, желая присоединиться к братьям и сёстрам. Бесчисленные крылья колотились о стену из китового уса, сводчатое нёбо и щёки темницы. Пасть заполнилась ими, словно глотком испорченного вина, и монстр от ярости взревел – от этого гортанного звука открылась бы земля.

И она действительно открылась. Сначала между челюстями Эхинея возник маленький зазор: ослепляющий луч света прорезал пространство между двумя кораблями. Луч превратился в поток, когда рот открылся шире и море ринулось внутрь, сверкая синим, серым и белым; волны ударили в борта кораблей. Команда "Непорочности" ответила слаженным радостным хором и подняла все паруса; Эйвинд в одиночку управлялся с такелажем другого корабля. Когда море вновь потекло внутрь, они оседлали волну и выехали на ней к солнцу и миру.

Вместе с ними из пасти Эхинея рванулись тысячи блестящих чёрных ворон, опережая корабли и следуя за ними, взмывая вверх и разлетаясь в стороны из пасти кита, как выдох тёмных ангелов. Хлопанье их крыльев было подобно картечи; солнечный свет заставлял их перья мерцать тёмно-фиолетовым цветом на фоне бледного неба. Монстр застонал, почти всхлипнул, и снова нырнул, а корабли устремились прочь от него, и их паруса были до отказа наполнены ветром.

Рождение закончилось так же быстро, как началось. Алый корабль и коричневый плыли вместе в ярком свете солнца, на некотором расстоянии от того места, где погрузилось чудовище; их соединяла планка, чтобы можно было проститься. Несколько нерешительных ворон кружились высоко над ними.

Солнце погружалось в море, его свет скользил по воде, разворачиваясь как перчатка и окрашивая волны в безупречный золотой цвет, будто некая дама уронила своё лучшее ожерелье в глубины. Золотой свет омыл палубу "Непорочности", и глаза Эйвинда заполнились слезами.

– Девственница была поглощена, – сказал он удивлённо, взмахом руки указав на алый корабль, – святые отправились на запад на крыльях птиц, не знавших наседки, а море... – ему стало трудно говорить, – превратилось в золото.

Эйвинд словно замерцал и закрутился, как червяк, дёргающийся на крючке, а потом исчез. На его месте стоял громадный белый медведь, из больших чёрных глаз которого текли слёзы. Его шерсть была мягкой и снежной, подсвеченной солнцем и брызгами волн. Тимберсы затрещали от внезапно увеличившегося веса. Сигрида вскрикнула и, пробежав по доске, перекинутой от алого корабля к "Поцелую ведьмы", упала на колени и коснулась его мохнатого лица.

Медведь закрыл глаза и тяжело опустил голову на колени своей возлюбленной.

– Это случилось. – Он вздохнул; его голос стал глубже и грубее, когда он снова стал собой, и был похож на рычание, а не на человечью речь. – Теперь мы можем отправиться домой. Наконец-то... Мы пойдём к торговке шкурами, и ты попросишь свою шкуру назад. Мы вернёмся в заснеженные пустоши вместе, и всё закончится.

Сигрида медленно отняла руки.

– Нет, Эйвинд. Я не могу... Я больше не Улла и снова ею не стану. Пойду с моей Госпожой, как и должна. Сиротка, медведь и дева. Ты должен найти собственный путь.

– Не бросай меня, жена-медведица! Всё, что я делал, лишь ради тебя.

Потрясённый, он поднял на неё свои ясные глаза.

– Ты делал всё для себя, чтобы снова жить той жизнью, которую считал правильной. Я не могу быть частью этой мечты... Я всё делала по наитию и из страсти, не считая сделанного ради Неё. Она – цель моего Подвига, и я не могу теперь от неё отказаться. Меня будто опять рвут на части, мои шкуры сражаются друг с другом. Но мне жаль, любовь моя: у нас нет пути назад.

Сигридва встала и погладила косматую белую голову медведя, потом наклонилась и поцеловала её; слёзы промочили шерсть насквозь. Он умолял и без толку пытался обхватить тело женщины неуклюжими лапами.

– Куда я пойду? Что я буду делать? – безнадёжно шептал он.

Сигрида покачала головой, не в силах дать ему ответ. Она перешла обратно на красный корабль, укрытый ковром из сломанных раковин. Святая обняла её, и Сигрида засияла, словно новобрачная.

– Что ж, медведь, – сказала Грог со вздохом, плеснув себе на грудь солёной воды. – Кажется, мы с тобой возвращаемся домой в одиночестве. Седка, иди-ка на борт, дитя. Хватит с меня слезливых прощаний.

Но Седка, чьи белые волосы сверкали в последних лучах солнца, отступила и оказалась в руках Сигриды.

– Я остаюсь, – сказала она неуверенно. – Мурин – не мой дом. Там для меня ничего нет. Если капитан меня примет, я назову этот корабль своей матерью и отцом. Возможно, однажды утром я проснусь и увижу, что моё тело опять обрело тёмные и розовые краски.

Девочка улыбнулась, и улыбка согрела её лицо, словно качающийся корабельный фонарь.

– Конечно, мы тебя возьмём[37],– сказала Святая. – Томми заклинала нас никогда не отказывать добровольцам. Мы – семья чудовищ, и рождение новых чудовищ – повод для радости. Нам так много надо сделать, море и прилив снова наши.

Планку отвязали, и корабли разделились, как близнецы в утробе матери. «Непорочность» пошла на запад, её паруса сверкали. Грог и Эйвинд остались на брошенном «Поцелуе ведьмы», который поворачивал на восход, в сторону от солнца, в мрачные сумерки. Магира посмотрела на медведя, стоявшего на передней палубе и смотревшего на красное пятно удаляющегося корабля; его широкие плечи опустились от горя.

– Ну хватит, милый, – сказала она с внезапной и странной нежностью. – Я отвезу тебя домой.

– Мурин и мне не дом. Но я, похоже, недостаточно чудовищен, чтобы заслужить место в море.

Грог, смущённая его скорбью, принялась изучать доски палубы.

– Тогда я отвезу тебя на север, Эйви, – просветлела она, и её голос сделался как сливочный ром. – Туда, где твой настоящий дом. Ты ведь можешь вернуться и отдохнуть со своим народом? Это уже что-то, тебе не кажется? Разве ты не соскучился по Звёздам, которые сияют над ледниками, будто тысяча свечей?

Эйвинд повернул к ней медвежью голову.

– Соскучился, – признался он.

– Тогда я правлю на север, старый медведь. И когда ты снова почувствуешь под лапами снег, мир перестанет казаться таким чёрным. По крайней мере я рискну это предположить. С вами-то как разберёшь?

Грог провела рукой по зелёным волосам.

Белый медведь осторожно прошел по палубе к её лохани и улёгся рядом. Он положил голову на деревянный край и, когда последние ленты дня размотались с неба, уснул.

В Саду

Рассвет прокрался сквозь фиолетовые занавески, запятнав их красным, словно кровью телёнка. Девочка сидела на влажной траве, её лицо окружали оранжевый и золотой цвета, и она улыбалась мальчику, сидевшему на подоконнике, в тени тёплого дня, который ещё рос, как пухлое дитя.

– До чего чудесная история! – воскликнул он громковато.

Девочка шикнула на него, вскочила и приложила палец к его губам. Мальчик затрепетал от её прикосновения, будто был сухим деревом, а она – искрой. На миг они посмотрели друг на друга, и её окруженные темнотой глаза словно поглотили его, пока он не потерял солнце, получив только две луны, полные теней и тайн.

Девочка отняла руку от его лица и потянулась, как молодая львица.

– Да, а завтра я расскажу тебе другую историю, ещё страннее и прекраснее. Если ты вернёшься в Сад, к ночи и ко мне...

Она повернулась и убежала по кипарисовой тропе, мимо конюшни, в подёрнутую туманом яблоневую рощу; серые юбки развевались позади неё.

Мальчик вздрогнул от наслаждения, его кожа покрылась мурашками от утренней прохлады, и он снова забрался под свои меха, чтобы помечтать об алом корабле, плывущем на закат.

Динарзад лежала без сна, спокойная как смерть, и её глаза были полны слёз.

Благодарности

Хотелось бы коротко поблагодарить:

Шона Уоллеса, Ника Маматаса и Джеффа Вандермеера – за то, что они поверили в меня и щедро помогали советами.

Дебору Шварц и Соню Тааффе – за то, что вдохновляли и терпеливо слушали.

Джульет Ульман – за безошибочную интуицию и руководство и Мишель Рубин – за то, что была мне доброй наставницей.

Наконец, Сэма Барриса, Дмитрия и Мелиссу Загидулиных, без неослабевающей поддержки, любви и вдумчивой критики которых эта книга не появилась бы на свет.

notes

Примечания

1

Скимитар – обобщённый европейский термин для обозначения различных восточных сабель. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Послеобраз – феномен зрительного восприятия, который заключается в том, что после продолжительного вглядывания в какой-либо объект или после яркой вспышки человек продолжает видеть этот объект, даже если он исчез из поля зрения. Послеобразы бывают негативные (на тёмном фоне) и позитивные (на светлом).

3

Лиульфур (Liulfr) – старонорвежское имя, в переводе означающее «волк».

4

Амира (араб. – амирах) – принцесса или княжна.

5

Мандала (санскр. – круг, диск) – сакральное схематическое изображение либо конструкция, используемая в буддийских и индуистских религиозных практиках.

6

Динарзад (Дуньязада) – младшая сестра Шахерезады, с чьей просьбы (заранее обговоренной между сёстрами) начинается цикл историй «Тысяча и одна ночь».

7

Левкрота – мифическое животное, описанное Плинием Старшим в «Естественной истории».

8

Соня-полчок, или полчок, – грызун семейства соневых. В Древнем Риме сонь-полчков отлавливали и некоторое время держали в неволе, откармливая орехами, после чего использовали в пищу в качестве деликатеса, приготовленного описанным в романе способом.

9

Псоглавцы (кинокефалы, киноцефалы) – мифический народ полулюдей-полусобак, упоминания о котором встречаются у античных авторов, например у Геродота и Плиния Старшего.

10

Трое братьев-кинокефалов (включая Варнаву, который появится в повествовании позже) носят имена библейских святых: Варфоломей был одним из двенадцати апостолов, учеников Иисуса Христа; Варнава – из числа «апостолов от семидесяти», а имя Валтасар отсылает к одному из трёх волхвов, принесших дары младенцу Иисусу (хотя в Библии волхвы безымянные, в западноевропейской традиции принято считать, что их звали Каспар, Мельхиор и Бальтазар, или Валтасар). В то же время четвёртый брат носит имя персонажа артурианских легенд. Бадмагю, король Горра, отец злого рыцаря Малаганта (Мелеагана), является героем романа Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь телеги». Образ «рыцаря телеги» ещё встретится читателю во втором томе «Сиротских сказок».

11

Ло-шэнь – божество реки Ло в китайской мифологии, ставшее одним из символов женской красоты в китайской поэзии.

12

Гадание [по И-цзину] на стеблях тысячелистника – один из древнейших способов гадания в Китае.

13

Существа И (Yi) отсылают к китайскому мифу о Хоу И (Стрелке И), который убивал чудовищ и хотел стать бессмертным, но не смог, потому что полученное от богини Си Ванму снадобье бессмертия украла его жена Чанъэ, выпила и улетела на Луну, где, по одной из версий мифа, превратилась в жабу.

14

Ригор мортис (лат. rigor mortis) – трупное окоченение.

15

Пороховая обезьяна (пороховой мальчик) – чернорабочий на парусном судне, в чьи обязанности, помимо уборки корабельных помещений, чистки оружия и т. п., входил перенос пороха из крюйт-камеры на орудийную палубу. По статусу, «пороховые обезьяны» располагались ниже всех прочих моряков.

16

Намёк на «прогулку по доске» – казнь, применявшаяся пиратами: осуждённый шёл по доске, один конец которой выдавался в море, и падал за борт, где тонул или становился едой для акул.

17

Аримаспы – мифический народ на крайнем северо-востоке Древнего мира, о котором упоминает Геродот; одноглазые люди, постоянно сражающиеся с грифонами из-за охраняемого теми золота.

18

Одноноги (моноподы, сциоподы) – мифологические существа, обладающие одной тонкой ногой, которая заканчивается громадной ступнёй.

19

Олуваким говорит о циклопах (киклопах) – мифологических существах, которых нельзя отождествлять с народом аримаспов (в отличие от циклопов, они имеют не древнегреческое, а скифское происхождение). В известном повествовании Гомера Одиссей и его спутники попадают на остров циклопов-овцепасов, отличающихся громадным ростом, силой и прожорливостью, но не умом – за что один из них, Полифем, поплатился единственным глазом.

20

Моноподов-одноногов также именуют сциоподами, что в буквальном переводе означает «ноги-тени».

21

Сянь (xian, hsien) – бессмертные святые в китайской даосской мифологии.

22

Отсылка к фразе «hic sunt dracones/leones» (лат., букв. – «здесь [водятся] драконы/львы»), которой на средневековых картах помечали неведомые земли, расположенные на краю освоенного людьми мира (ойкумены).

23

Стрига (лат. strix – сова) – согласно римским и греческим легендам, отдалённо напоминающий сову-сипуху вампир с золотым клювом, красными крыльями и четырьмя когтистыми лапами. Древнеримские стриги породили карпато-балканских стригоев и стригоек – колдунов-вампиров, способных менять облик.

24

Катоблепас – мифическое существо с телом буйвола и головой кабана, описанное Плинием Старшим и Клавдием Элианом. Возможно, его прообразом является антилопа гну.

25

Йейл – рогатое четырёхногое мифическое существо, впервые упомянутое в «Естественной истории» Плиния Старшего. Возможно, его прообразом является индийский буйвол.

26

Селки – в шотландской, ирландской и исландской мифологии морские существа, пребывающие в облике тюленей, но способные сбрасывать тюленьи шкуры и превращаться в людей. Если кто-то находит шкуру и прячет, селки остаются на берегу. Во множестве сказок женщины-селки успевают обзавестись семьями и детьми, прежде чем кто-то умышленно или случайно возвращает им шкуры, и тогда они снова уходят жить в море.

27

Легендарное чудище из средневекового бестиария, гигантская рыба с присоской на голове, способная задерживать корабли в пути.

28

Чанъэ – персонаж китайской мифологии, даосская богиня Луны.

29

Тянь-фэй – богиня моря в поздней китайской мифологии, также известная под именами Тянь-хоу и Ма-цзу.

30

Пань-нян и Ман Цзинь-и – малоизвестные китайские богини.

31

Шунь-и Фу-жэнь – даосская святая, в ряде регионов Китая и Тайваня почитаемая в качестве богини; покровительница женщин, которые вынуждены много и тяжело трудиться. Также считается, что эта богиня помогает страдающим от бесплодия и при родах.

32

Шэн-му, «Святая мать», – китайская богиня, покровительница женщин и женского начала.

33

Магиры – весьма уродливые русалки, которые, согласно мифологии викингов, обитают вблизи берегов Гренландии.

34

Разновидность морского узла. Также известен под названием «узел камикадзе».

35

В оригинале помощника магиры зовут Turkshead, в честь морского узла «турецкая голова».

36

Робиния обыкновенная или робиния ложноакациевая – дерево, известное под ошибочным, с научной точки зрения, названием «белая акация». Древесина робинии нашла применение в кораблестроении (в основном, для изготовления небольших лодок), так как долго сохраняется в воде и не гниёт.

37

Возможно, имя Седки (Snow) в оригинале представляет собой непереводимую игру слов, поскольку, кроме намёка на Белоснежку и указания на цвет волос девочки, оно отсылает к особому типу небольших кораблей, по-русски называемых «шнява» или «снава», а по-английски – snow или snowbrig. У таких кораблей имеются фок-мачта и грот-мачта обычного размера и ещё одна – дополнительная мачта, очень маленькая, только для одного паруса, который называется трисель. Шняв-мачта или трисель-мачта стоит вплотную к грот-мачте; по-английски она называется snowmast. Нетрудно заметить, что в финале на борту «Непорочности» собрались три «мачты» – главные героини «Морской книги», две Сигриды и Седка.