Текст книги "Дорога смерти"
Автор книги: Анни Эминеску
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Алекс, посмотри на меня. – Тихо попросил он.
Я не повиновалась: не могла. Секунду спустя я почувствовала его теплые пальцы на моем подбородке. Он приподнял мое лицо. Я зажмурила глаза, совсем как ребенок: впервые за долгое время, я боялась столкнуться лицом к лицу со своей проблемой.
– Открой глаза, Алекс: я хочу сказать кое—что важное. Пожалуйста.
Я внутренне встряхнулась и настроилась воевать с ним. Распахнув глаза твердо заглянула в его янтарные глаза. Он убрал руку с моего подбородка и сделал шаг назад, но его взгляд не покидал меня.
– Алекс… – Он снова сделал шаг ко мне и запустил в свои и так растрепанные волосы руку (я заметила, что он так делал, только когда сильно волновался). – Алекс… – снова повторил он и замолк.
Я вскинула бровь. Он чертыхнулся:
– Это нелегко… А, к черту все! Алекс, я люблю тебя.
Я опешила. Он притих и смотрел на меня, не мигая, в ожидании моей реакции. Вся моя воинственность испарилась, в душе поселилось двойственное чувство – эйфория от его слов напополам с дикой паникой. Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Молчание затянулось. Я чувствовала себя опустошённой, устала бороться со своими чувствами, но просто так пустить все на самотек не могла. Когда я заговорила, Эйтор вздрогнул:
– Это… ммм… я не знаю, что сказать тебе, Эйтор. Я не могу сейчас разобраться в своих чувствах, но и обманывать тоже не могу. Все навалилось разом, для меня это слишком, я устала от такого потока эмоций. Мне нужно все обдумать. Не дави на меня. Я не говорю «нет», но и «да» не могу сказать. Просто дай мне время и пространство.
На губах Эйтора расцвела нежная, открытая улыбка, которую я видела впервые. У меня перехватило дыхание, и я поперхнулась. Он шагнул ко мне еще ближе и обхватил мои щеки руками:
– Честно, Алекс, я не ожидал… Я настроился бороться с тобой. Ты меня удивила… Обещаю, я не буду давить, просто я буду рядом, хорошо?
Я кивнула, он прижался губами к моему лбу в коротком поцелуе, затем отступил и, послав мне еще одну ослепительную улыбку, ушел прочь. Я глубоко вздохнула, вдруг осознавая, что не дышала в последние несколько секунд.
На следующий день Лукасу стало еще хуже. Судороги участились, его все раздражало, он стал агрессивным и кричал на нас, также его стал раздражать яркий свет и громкие звуки. Мы ходили на цыпочках и разговаривали шёпотом. Температура не спадала, антибиотики, что я с таким трудом разыскала, не помогали. Еще через день он кинулся на Леона, который хотел сменить ему компресс. Он пытался его ударить, громка ругаясь и брызгая вокруг слюной – она стала выделяться у него очень обильно и течь по подбородку, он не мог глотать и совсем отказался от еды и воды.
Меня озарила страшная догадка. После происшествия с агрессивным поведением Лукаса я подошла к Тори и кивком подозвала Эйтора, который находился недалеко и, как обычно, не спускал с меня глаз.
– Я не знаю об этом многого, – начала я. – Всего лишь пару фактов. Но, может, вы подскажете… Помните тот день, когда на нас напали собаки? Вопрос риторический. Так вот, у нескольких из них я заметила белую пену вокруг пасти. Насколько мне известно, это признак бешенства. У меня такая теория: Лукаса укусила заражённая бешенством собака, отсюда и такое поведение. Я не знаю всех симптомов, но то, что сейчас происходит с Лукасом, очень похоже на бешенство. Что вы знаете об этом?
Тори и Эйтор переглянулись. Я смотрела на них в ожидании: может, они знают больше меня? Может, знают, как помочь в этом случае Лукасу? Но меня ждало разочарование. Тори пожала плечами и промолчала. Я перевела несчастный взгляд на Эйтора. Он смотрел на меня с сожалением:
– Я ничем не могу помочь, малышка. Мои познания об этом такие же, как и у тебя. Ну, кроме еще одного: я слышал, что вирус передается через слюну, но никак не через кровь.
Я горестно вздохнула и опустила голову. Эйтор подошел ближе и приобнял меня за плечи в успокаивающем жесте.
***
На следующий день все стало невообразимо плохо: Лукас беспрестанно кричал и кидался на нас, его скрутил и удерживал Эйтор, когда он пытался расцарапать лицо своему брату. Леон кинулся ко мне, обхватывая мои ноги руками, он громко зарыдал. Это сломило меня: я рухнула на колени и прижала его хрупкое, вздрагивающее тельце к себе. Из меня вырвался всхлип, затем другой – и вот мы с Леоном плакали в унисон, крепко прижимаясь друг к другу.
Лукас притих и уснул час спустя. Эйтор уложил его в спальный мешок и подошёл ко мне. Мы с Леоном все так же сидели на земле, обнявшись.
– Алекс, я схожу за водой. Лукас весь горит, к нему невозможно притронуться. Будьте осторожны: он может проснуться в любой момент.
Я кивнула, смотря сквозь него. Слова доходили до меня с трудом, я едва понимала, что он говорит, я чувствовала себя беспомощной, никчёмной, я ничем не могла помочь своему страдающему маленькому братику.
Эта ночь была переломной. Я не спала, я лежала напротив метавшегося во сне Лукаса и не смыкала глаз, я смотрела на него, и мое сердце обливалось кровью, я хотела забрать все его страдания и боль. Он успокоился на рассвете, его дыхание замедлилось, и он уснул глубоким, спокойным сном. Я больше не могла сопротивляться и тоже прикрыла глаза.
Когда я проснулась и распахнула глаза, я встретилась взглядом с такими же зелеными глазами, как у меня. Лукас лежал на боку и смотрел на меня. Я в течение нескольких секунд смотрела в его ясные глаза.
– Привет, – прошептала я.
Его губы дрогнули, и на бледном лице появилась слабая улыбка.
– Привет, Лекси.
Я подскочила и приложила ладонь к его голове: жара не было, лоб был прохладным и сухим. Я пискнула и сгребла Лукаса в свои объятия. Он крякнул. Его тело было слабым и безвольным, но ему стало лучше! Мы поднимем его на ноги в считанные дни. Моей радости не было предела, я разбудила и переполошила всех.
Лукас попил воды, но от еды отказался. Мы с Леоном не отходили от него весь день, мы разговаривали, шутили и просто сидели в тишине, держась за руки. Эйтор и Виктория к нам не подходили, давая нам побыть вместе. Только семья: я и мои маленькие любимые братья. Тиски, что сжимали мое сердце в последние несколько дней, разжались. Я вздохнула свободно. Мои мальчики со мной, и все у нас будет хорошо.
Мы не спали до поздней ночи, вспоминая детство, я рассказывала забавные истории про близнецов: они ничего не помнили, были совсем малы. Но я помнила каждый момент их жизни, с самого первого дня, когда мама с папой внесли их на своих руках в нашу гостиную.
Мы с Леоном уснули по бокам от Лукаса. Прежде чем сомкнуть глаза, я взяла в свою руку маленькую ладонь братика и переплела наши пальцы. С другой стороны – также за руку – его держал Леон. Мне снились родители, впервые за все это время. Мама смотрела на меня, ее глаза были полны слез, она что—то пыталась мне сказать, но ее слова тонули в шуме грохочущей воды, словно между нами был водопад. Отец стоял рука об руку с мамой. Он молчал, и в его глазах было осуждение. Я пыталась к ним подойти, но мои ноги не двигались, словно к ним привязали гири; я кричала, но мой голос растворялся на полпути, так и не дойдя до родителей; я тянула к ним руки, но они не поднимали мне свои руки в ответ.
Я проснулась, словно от толчка. На душе лежал тяжелый камень. Я почувствовала тревогу и отчаяние. Солнце едва взошло. Несколько минут я просто лежала, восстанавливая дыхание после неприятного сна. Я услышала, как где—то справа копошатся Эйтор и Тори. Скорее всего, они разводили костер.
Через секунду я почувствовала легкое покалывание в левой руке, в той, где покоилась ладошка Лукаса. Странно, но его рука была ледяной. Я повернула голову в сторону Лукаса: его глаза были плотно закрыты, ресницы не подрагивали, как обычно во сне, лицо приобрело синюшный оттенок. Я поднялась и села перед ним на колени, все также не выпуская его холодную руку. Душа моя заледенела в жутком предчувствии. Я приложила голову к его груди и… не услышала дыхания, сердцебиение отсутствовало. Предполагая, что у меня галлюцинации после сна, я вскинула голову и приложила два пальца к его пульсу на шее. Пульса не было. Я вновь припала ухом к его груди, не веря в происходящее, но его сердце не дрогнуло, не забилось вновь. Меня накрыла волна осознания: Лукас мертв.
Я закричала диким голосом на весь лес. Леон испуганно вздрогнул и проснулся, подскакивая на месте. По моим щекам катились обжигающие горем слезы. Сердце раздулось в груди до невероятных размеров, оно должно было вот—вот разорваться на части и осыпаться пылью у моих ног. Я не могла справиться со своим дыханием, оно прерывалось.
– Нет! Нет! Нет! Нет! Лукас! Господи, Лукас, дыши! – Я начала делать ему массаж сердца, надеясь, что смогу его спасти, что еще не поздно.
Ни мозг, ни сердце не соглашались с очевидным – с тем что он мертв, уже давно, и мне его не спасти. Я завизжала, срывая свой голос. Леон рядом вторил мне и умолял Лукаса открыть глаза. Я продолжала делать массаж, как безумная: я такой и была. Не видя результата, я наклонилась и хотела начать делать ему искусственное дыхание. Но не дотянулась до его рта: сзади меня обхватили сильные руки и потянули к себе. Ни секунды не медля, я стала вырываться обратно к неподвижному Лукасу, но Эйтор не пускал, я развернулась в кольце его рук и свирепо посмотрела на него:
– Пусти меня, Эйтор: Лукасу нужна моя помощь!
Он смотрел на меня с состраданием, в его глазах блестели непролитые слезы.
– Я не могу, Алекс. Ты не должна делать ему искусственное дыхание: это опасно, ты можешь заразится от его слюны. Он мертв, малышка. Прости, но ему уже не помочь.
Я стала отчаянно выбираться из его рук, его слова ранили в самое сердце, я не хотела слышать, что Лукаса больше нет.
– Пусти меня, слышишь?! Пусти! Я могу ему помочь, пусти—и—и!!! Я ненавижу тебя! Оставь меня! Дай мне помочь моему маленькому братику! – Я молотила кулачками по его телу, не разбирая, куда попадаю, но Эйтор не пускал, он сносил мои слова и удары молча, крепко прижимая к себе.
В конце концов я выбилась из сил и обмякла в его руках, воя и рыдая навзрыд. Он укачивал меня, утешая:
– Тише, тише, Алекс, успокойся. Отпусти, просто отпусти его, малышка, так будет лучше. Помни: у тебя есть еще один брат, который сейчас нуждается в твоей поддержке. Ну же, ты сильная, посмотри на Леона: ты нужна ему.
После этих слов я судорожно вздохнула, беря свое сумасшествие от потери Лукаса под контроль. Я отстранилась от Эйтора и кивнула, не смотря в его глаза. Я обернулась к Леону: он все еще сидел у ног Лукаса, раскачиваясь из стороны в сторону. Тори пыталась с ним говорить, но он не реагировал – уставившись в одну точку, он беспрестанно шептал имя брата. По его щечкам текли слезы, грудь вздымалась от учащенного дыхания. Я подошла и опустилась перед ним на колени.
– Леон, – прошептала я.
Он не откликнулся, продолжая раскачиваться.
– Леон, маленький мой, не надо, солнышко. Ты нужен мне, помоги мне братик: я погибаю…
Леон вскинул на меня голову – и наши полные слез глаза встретились. Я протянула к нему руки, и он ринулся ко мне, громка рыдая и не прекращая шептать имя брата.
***
Со смерти Лукаса прошло два дня. Мы захоронили его тело в лесу. Я ничего не чувствовала, все внутри покрылось корочкой льда. Единственное утешение я видела в Леоне: он все еще со мной. Леон так и не заговорил до сих пор, он замкнулся в себе; единственное, чего я смогла от него добиться, – это объятия. Его взгляд был пустым. Мой сильный мальчик сломался, какая—то его частичка ушла вместе с Лукасом. Половинка моего сердца и души также умерли вместе с братиком. Я не понимала, за что нам такое наказание, что мы сделали не так. Мама, папа, друзья, а теперь и Лукас – всех их отняли у меня, не оставляя шанса на их возвращение. С каждой смертью мое тело опустошалось, душа и сердце осыпались черным пеплом, вскоре от меня должна была остаться одна пустая, бесчувственная оболочка, но пока меня спасал от этого лишь Леон. Эйтор пытался быть рядом и поддерживать меня, но я никак не реагировала на него, я смотрела сквозь него. Все вокруг перестало для меня существовать. По ночам я прижимала к себе Леона, радуясь его теплому тельцу рядом со мной. Я не спала несколько дней. Едва я прикрывала глаза, я видела Лукаса, его смех звенел в моих ушах, мне казалось, что он зовет меня по имени, что он вот здесь, рядом, живой, что все это просто жуткий кошмар, но, как только я распахивала глаза, реальность накрывала меня с головой: Лукаса нет. Никто больше не назовет меня Лекси, как делал только он, не укроет заботливо пледом, если я вдруг усну без него. Все это было в нем: доброта, забота, сочувствие, – этим он пошёл в маму, в то время как мы с Леоном были копиями отца.
РАЗЪЯСНЕНИЕ К БОЛЕЗНИ ЛУКАСА
Бешенство – это заболевание вирусной природы, возникающее после укуса зараженного животного, характеризующееся тяжелым поражением нервной системы и заканчивающееся, как правило, смертельным исходом. После проникновения в организм вирус бешенства распространяется по нервным окончаниям, поражая практически всю нервную систему. Наблюдаются отек, кровоизлияния, дегенеративные и некротические изменения нервных клеток головного и спинного мозга. Заражение человека происходит при укусе бешеным животным, а также при попадании слюны больного животного на поврежденную кожу или слизистую оболочку. Первая стадия начинается с общего недомогания, головной боли, небольшого повышения температуры тела, мышечных болей, сухости во рту, снижения аппетита, болей в горле, сухого кашля, может быть тошнота и рвота. Больной подавлен, замкнут, отказывается от еды, у него возникает необъяснимый страх, тоска, тревога, депрессия, реже – повышенная раздражительность. Характерны также бессонница, кошмары, обонятельные и зрительные галлюцинации. При попытке питья, а вскоре даже при виде и звуке льющейся воды, появляется чувство ужаса и спазмы мышц глотки и гортани. Дыхание становится шумным, сопровождается болью и судорогами. На этой стадии заболевания человек становится раздражительным, возбудимым, очень агрессивным, «бешеным». Во время приступов больные кричат и мечутся, могут ломать мебель, проявляя нечеловеческую силу, кидаться на людей. Отмечается повышенное пото– и слюноотделение, больному сложно проглотить слюну, и он постоянно ее сплевывает. Данный период обычно длится 2—3 дня. Далее наступает третья стадия заболевания, для начала которой характерно успокоение: исчезает страх, приступы водобоязни, возникает надежда на выздоровление. Смерть наступает от паралича дыхания или остановки сердца. Таким образом, продолжительность заболевания редко превышает неделю.
8
Говорят, время лечит. Ложь! Мы Леоном до сих пор не пришли в себя от потери Лукаса. Боль не притупилась, легче не становилось.
Прошло полтора месяца после его смерти. Леон так и не заговорил, я тоже едва общалась с Эйтором и Викторией. Эйтор не навязывался, просто всегда незримо находился рядом, и за это я была ему благодарна.
Мы уже шли лесами Америки, а именно Южная Дакота, здесь проживал отец Эйтора вместе со своим племенем. (Я мало знала о его семье: все, что касалось его матери и отца, он рьяно оберегал. Тори рассказала мне однажды, что мать и отец Эйтора разошлись, когда ему было двенадцать, – это все, что мне удалось узнать.)
И вот мы на родных землях Эйтора. По его виду и не скажешь, что его это хоть как—то волнует: он был, как всегда, сосредоточен, но напряжения я в нем не чувствовала. Мы были на территории Южной Дакоты вот уже три дня.
Остановились мы на закате и разбили лагерь. Все происходило почти в полной тишине: если раньше в нашей компании всегда слышался смех или бурное обсуждение чего—либо, то сейчас были слышны лишь короткие реплики, которыми обменивались Виктория и Эйтор.
Мы не тренировались с Эйтором, с тех пор как заболел Лукас: мне ничего не хотелось, а Эйтор не настаивал, видя мое состояние. Но сегодня утром я проснулась с желанием размять свое тело в поединке с Эйтором. Когда я подошла к нему с этой просьбой, глаза Эйтора вспыхнули облегчением, он собрался на тренировку в считанные секунды. Мы нашли неплохую чистую поляну и, оставив свои вещи на земле, вступили в схватку. Я думала, что после более пятидесяти дней простаивания мои мышцы будут в нерабочем состоянии, а реакция притупится – но нет, я вполне неплохо справлялась. Эйтору уже не так легко давалось меня побороть, но тем не менее побеждал всегда он, до его уровня мастерства я не доросла.
Когда мы, взмыленные и уставшие, но довольные, присели на траву передохнуть, меня накрыло любопытством. Этот вопрос давно вертелся у меня на языке. Однажды я его спрашивала об этом, но он не ответил. Спрошу еще: попытка не пытка. Я взглянула на него прямо впервые за прошедшее время со смерти брата:
– Эйтор, ответишь на один мой вопрос?
Он перевел взгляд с неба, на которое смотрел, на меня, на губах его мелькнула мимолетная улыбка.
– Конечно, Алекс, спрашивай, что хочешь. Я отвечу на все твои вопросы.
– На все не надо, только на один.– Я откинула влажные от пота волосы со лба.
Он кивнул, я прочистила осипшее горло (я действительно практически не разговаривала долгое время, голосовые связки расслабились):
– Кто тебя научил драться?
Эйтор смотрел на меня некоторое время, потом отвел взгляд и пожевал нижнюю губу. Его глаза больше не вернулись к моим, когда он заговорил:
– Я ведь не ошибусь, если сделаю предположение, что ты выросла в фешенебельном районе Сан—Паулу? Вы жили в достатке, ведь так?
Он кинул на меня короткий взгляд и снова отвел глаза, его поза была напряжённой.
– Да, Эйтор, я выросла во вполне состоятельной семье, я никогда не знала нужды.
– Ну, тем не менее ты не стала заносчивой цыпочкой, которая умеет делать себе только маникюр. Твои родители отлично воспитали тебя и твоих братьев.
– Но вот к чему я веду: в отличие от тебя, мне не повезло родиться в обеспеченной семье. Моя мать встретила моего отца здесь, в Америке. Тогда она приехала сюда на заработки. Ей едва исполнилось восемнадцать, ее и нескольких девушек взяли горничными в очень богатый дом. Им обещали золотые горы, много денег, место жительства и постоянную прописку. Мама выросла в трущобах Сан—Паулу, она всегда пыталась вырваться из нищеты – и вот такая возможность! Но их обманули. Отобрав у них паспорта, они забросили маму и остальных девушек в сырой подвал особняка и выпускали их только тогда, когда нужна была уборка и все относящееся к ней. Они спали на сыром, бетонном полу, их едва кормили.
В таком режиме мама прожила целый год, пока однажды совершенно случайно не наткнулась на моего отца: хозяин дома был заядлым коллекционером, и мой отец принес ему на продажу индейский лук и колчан стрел ручной работы. Вот так и познакомились мои родители. Я не буду рассказывать все подробности: это утомительно, но факт в том, что отец помог сбежать маме, он забрал ее к себе в племя, которое, кстати, в данный момент находится у нас под носом, – он махнул рукой в сторону подножья горы, которая находилась в получасе ходьбы от нас. – При желании мы можем добраться до поселения отца за четыре часа…
Но что—то я отклонился от темы. Так вот, отец забрал маму, и через неделю они поженились, а через год родился я. Вначале все было неплохо: я рос в племени, у моих родителей вроде все было хорошо. Но переломный момент наступил, когда мне только исполнилось одиннадцать лет. Мама заявила отцу, что хочет на родину. Папа сопротивлялся, но в конце концов поехал с мамой и мной в Бразилию. Там с нами он продержался только год, а потом, в один прекрасный день, просто оставил нас, сказав, что не может жить вдали от племени. Мама выбивалась из сил, работая на нескольких работах, пытаясь меня прокормить. Мы вернулась в трущобы Сан—Паулу, к родителям матери.
Знаешь, что такое трущобы Бразилии, Алекс? – Эйтор наконец развернулся ко мне и посмотрел в мои глаза.
Я покачала головой:
– Я слышала, но воочию никогда не сталкивалась.
– Это, Алекс, школа выживания, и, если ты хочешь остаться живым и невредимым, жизнь научит и не так драться… – Эйтор неожиданно оборвал свой рассказ, к чему—то прислушиваясь.
Я не успела открыть рта, чтобы спросить, в чем дело, как он подскочил на ноги и схватил крупный охотничий нож, что прихватил с собой (патроны у нас закончились, теперь мы полагались только на себя и холодное оружие в своих руках). Я поднялась вслед за ним и потянулась к своим метательным ножам. Эйтор шагнул вперед и кинул на меня взгляд через плечо:
– Сюда кто—то направляется, Алекс. Прислушайся: их несколько.
Я сосредоточилась, последовав совету Эйтора, и действительно услышала тихие переговоры нескольких голосов и хруст веток. Мы встали с Эйтором в стойку. Уходить и прятаться не было смысла: слишком поздно.
Через минуту к нам на поляну вышли три парня и одна девушка. Эйтор сделал шаг вправо, закрывая меня собой, я тут же обошла его и встала рядом, плечом к плечу. Он подарил мне сердитый взгляд, но промолчал. Компания из трех парней и одной девушки замерла на противоположной стороне поляны. У них тоже не было огнестрельного оружия. У двух из парней были, как и у нас, ножи, у третьего – металлическая бита, и, кажется, рукоятка самурайского меча торчала из—за его плеча. Я прошлась взглядом по девушке: на вид ей было не больше двадцати, и в руке она держала один метательный нож с удлинённым лезвием. Больше оружия в ее руках не наблюдалось. Я перевела взгляд на парней и чертыхнулась вслух, узнав двоих из них. Боже, теперь я точно понимаю смысл выражения «Земля круглая»: передо мной стояли два типа из компании белобрысого. Они, в свою очередь, узнали меня. Сначала их лица вытянулись в удивлении, а затем на губах появились предвкушающие улыбочки. Эйтор перевел взгляд от них ко мне, в его глазах был немой вопрос. Я не успела ответить, заговорил один из моих старых знакомых:
– Какая встреча! Вот уж приятная неожиданность! Как поживаешь, мелкая?
– Вы знакомы? – спросил Эйтор.
Я смогла только кивнуть, я уже готовилась к тому, что сейчас будет, как только закончатся лживые приветствия.
Третий парень посмотрел на своих дружков. Он был самым крупным из них: он не превышал в росте Эйтора, но вот в плечах был шире, и под его кофтой бугрилась внушительная масса мышц. Он кивнул в мою сторону:
– Кто это?
Прихвостни (так я привыкла их называть еще тогда, в торговом центре) переглянулись, а потом в унисон подняли руки и указали на меня:
– Это, Пауль, та, кто хладнокровно зарезал твоего брата в Сан—Паулу.
Здоровяк повернулся ко мне. Я встретилась с ним взглядом. Он совсем не был похож на белобрысого, встреть я его в обычной жизни – приняла бы за хорошего парня: его лицо выглядело добродушно – ну, по крайней мере, минуту назад. Теперь оно скривилось в злобной гримасе. Мы молчали в течение пары секунд, рассматривая друг друга. Он сделал шаг вперед. Эйтор тоже сделал шаг, снова прикрывая меня собой.
– Девочка, ты должна ответить мне за смерть брата, – его голос был полон ненависти.
Эйтор сделал еще несколько шагов по направлению к здоровяку.
– Я так не думаю. Хочешь поквитаться? Обращайся ко мне, – угрожающе произнес Эйтор.
Вскинув руку с ножом, он полоснул его по плечу, одновременно приседая и делая ему подсечку. Все пришло в движение: одни из прихвостней рванул на помощь другу, другой направился ко мне. Я подняла руки с ножами для броска. Он зло улыбнулся:
– Что, только и можешь, что ножами кидаться? А так—то, слабачка, без своих железок, никуда?
Я опустила руки и убрала ножи за пояс. Кинув мимолетный взгляд на девушку, я удостоверилась, что она стоит на месте, не вмешиваясь в наш бой. Она просто наблюдала за всем происходящем с веселой улыбкой – это было пугающе. Я вернула взгляд к уже приблизившемуся сопернику и встала в оборонительную позицию. Парень напал без раздумий, я не успела увернуться от его кулака, который прошелся по моей скуле. Искры посыпались из моих глаз, но я устояла на ногах и даже умудрилась увернуться от его второго удара. Я не могла наблюдать за Эйтором, но слышала глухие удары и вскрики с его стороны и переживала за него.
Прихвостень продолжал на меня нападать. Я пока только защищалась, изучая его тактику боя, но таковой не было: он просто наносил мне удары раз за разом. Я едва успевала ставить блоки после очередного его нападения. Я пригнулась и нанесла ему удар в район печени (Эйтор учил меня бить по органам, он утверждал, что такие удары намного дольше выводят человека из строя, чем простые по поверхности тела). Парень согнулся пополам и тяжело задышал. Я не упустила шанса и, схватив его за волосы, ударила лицом о свое согнутое колено. Из его носа брызнула кровь, и он взвыл, закрывая лицо руками. Неожиданно он отвел одну руку от своего лица и выхватил из кармана ножик—бабочку. Взмахнув им, он раскрыл лезвие ножа и бросился на меня, целясь мне в сердце. Я среагировала моментально: присев и приподняв штанину, я выхватила нож из своего носка. Все произошло быстро: я всадила нож сначала ему в живот, а затем, вытащив, снова воткнула – на этот раз в его сердце. Он замер, а через секунду с глубоким выдохом рухнул у моих ног.
Я посмотрела на девушку: она все еще стояла в стороне и скучающе за всем наблюдала. Эйтор уже дрался только со здоровяком, второй прихвостень лежал в луже собственной крови, его обнажённый меч и бита валялись в стороне. Противник Эйтора не уступал ему в силе и проворности, но Эйтор нанес ему больше повреждений, в то время как у самого едва была разбита губа и рассечена бровь. Девушка наблюдала за их дракой с самоуверенным видом, она не сомневалась в победе здоровяка. Но вот мгновенье, и Эйтор ударил ножом в горло здоровяка. У того в неверии широко распахивахнулись глаза, и он попытался втянуть воздух. Но у него не получилось, раздались лишь хрипы, его грудь залила кровь, и он упал на землю, все еще пытаясь вздохнуть.
Девушка вскрикнула, но не двинулась с места. Я посмотрела на нее: она не отводила глаз от Эйтора, потом перевела взгляд на меня. Ее лицо исказилось от боли потери, в глазах полыхнула ненависть. Она подняла руку с ножом и кинула в меня. Я дернулась в сторону, но не успела – нож попал мне в бедро. Не смертельно, но очень больно, я опустилась на землю, тяжело дыша и пытаясь сдержать наворачивающиеся слезы. Эйтор кинулся к ней, в секунду скрутил и связал ей руки за спиной ее же рубашкой, которая была одета поверх футболки. Он незамедлительно подошёл ко мне и опустился на колени. В моем бедре все еще торчал нож: сама его вытащить я не осмелилась. Эйтор обхватил рукоять ножа рукой и поднял на меня взгляд:
– Я выну его, хорошо? Обещаю, я сделаю это быстро. Готова?
Я кивнула закусывая губу, он, не отводя взгляда, резко выдернул нож. Я вскрикнула, к горлу подступила тошнота. Эйтор обнял меня и прижал к своей груди:
– Вот и все, малышка, все хорошо. Как ты чувствуешь себя?
– Нормально. Больно, но жить буду.
Эйтор, кивнув, плавно поднялся, приблизился к телу одного из прихвостней и поднял самурайский меч. Вернув его в ножны, он перекинул шнурок от футляра меча через плечо и вернулся ко мне. Кажется, ему этот меч приглянулся.
Девушка наблюдала за нами молча. Эйтор присел передо мной на корточки:
– Готова идти? С тобой точно все в порядке?
– Да, все нормально. Рана небольшая, заживет как на собаке.
Позади Эйтора раздался хриплый смех связанной девушки:
– А вот на это, ребятки, я бы не надеялась: не заживет.
Мы с Эйтором повернули головы в ее сторону: она злорадно улыбалась, в глазах мстительный блеск. Смотрела она на Эйтора:
– Ты убил моего любимого! Око за око: без обид, но твоя девушка умрет через сутки.
Эйтор вскочил и подошёл к ней, он склонился смотря в ее глаза:
– Что ты имеешь в виду?
– О, ну все просто: нож, которым я ранила твою девку, смазан ядом. Реакция начнется через пару часов, а через сутки ее сердце остановится, не в силах качать свернувшеюся кровь.
Эйтор кинул обеспокоенный взгляд в мою сторону. Меня накрыл страх. Я не хочу умирать: я бы рада, но во мне нуждается Леон, я не могу его оставить. Я во все глаза уставилась на эту странную девушку. На ее лице показалось удовлетворение. Эйтор обхватил ее плечи и встряхнул:
– Что за яд был на ноже? Отвечай!
Она улыбнулась ему безумной улыбкой, но промолчала. Эйтор вышел из себя, он выхватил нож из—за пояса и поднёс к ее горлу, слегка надавливая:
– Говори, чей яд был на лезвии ножа, немедленно, иначе я перережу тебе глотку, сука!
Я впервые услышала, как Эйтор ругается, и это говорит о степени его злости: она вышла за пределы. Глаза девушки распахнулись, она в испуге глянула на Эйтора. Он надавил сильнее на нож, и по ее шее скатилась струйка крови. Она вздохнула и начала говорить:
– Ладно, это яд змеи. Аспид аризонский. В любом случае вам не поможет название. Твоя шлюшка будет мертва менее чем через сутки. Нет больниц – а значит, нет противоядий, так что… – она перевела взгляд на меня.
Ее глаза голубые и холодные, как лед. Меня передёрнуло, по телу пробежался озноб. Она продолжила, сладко мне улыбаясь:
– До встречи в аду, детка.
На этом терпение Эйтора закончилось, одним движением рук он свернул ей шею. Раздался противный хруст, я поморщилась и прикрыла глаза.
Открыла я их, когда рядом присел Эйтор:
– Посиди немного здесь. Я сбегаю в лагерь и предупрежу Тори, что мы уходим к моему отцу. Она знает, куда идти, и последует за нами. Не беспокойся, она позаботится о Леоне. А нам нужно торопиться: слишком мало времени, мы должны успеть дойти к поселению до того, как ты потеряешь сознание, – это важно. У отца в племени есть шаман, он тебе поможет. Я обещаю, я мигом, хорошо?
Я вновь кивнула, не в силах ничего ответить. Мне было страшно. Эйтор прикоснулся губами к моему лбу, подскочил и стремглав бросился прочь.
Его не было не больше десяти минут. Вернувшись, он уселся напротив меня, и достал бинт, разрезав мою штанину ножом, туго перебинтовал рану, затем, подложив свое плечо под мою руку, помог мне подняться. Я благодарно улыбнулась. Наши рюкзаки остались на земле. Я на них обернулась, Эйтор заметил мои взгляд и успокаивающе сжал мою руку в своей:
– Не беспокойся, Тори подберет наши вещи. Как только она свернет лагерь, они с Леоном последуют за нами, отставая максимум на полчаса. Возможно, они даже нагонят нас.
За час мы дошли к подножью горы. Я уже начала чувствовать легкое недомогание, меня начало знобить, на лбу появилась холодная испарина, но я молчала, не жалуясь Эйтору.
Еще через два часа мое дыхание утяжелилось, сердце забилось чаще, с трудом качая кровь. Я споткнулась: ноги больше меня не несли. В районе раны пульсировала дикая боль. Я стиснула зубы и посмотрела на Эйтора. В его глазах появилась паника, он подхватил меня на руки и ускорил шаг:
