Текст книги "Кугитангская трагедия"

Автор книги: Аннамухамед Клычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Арзы задумался, но лишь на мгновенье, и со свойственной для юности беспечностью подумал: «А как бы я жил всю зиму без Янгыл, а потом бы нще дето на пароходе – тоже без неё? Нет, это уже слишком!»

Закир-ага тем временем рассуждал:

– Неплохо было бы, если бы Янгыл понадёжнее укрыть.

– У Арзы больше нигде ни родных, ни знакомых нет, – отозвался Джора-ага. – Да и какая разниц: будет она жить здесь или в другом ауле?

– Это верно, Джооа-ага, – согласился Арзы. – У чужих и обидеть могут. Здесь её место.

Закир-ага переночевал у гостеприимного хозяина и рано утром стал собираться на пароход. Сборы были короткими: торбу через плечо и шагай себе. Но долго пришлось дожидаться Арзы. Он никак не мог расстаться с Янгыл. Когда он уже оделся и готов был отравиться в путь, она вдруг припала к его груди и с болью заглядывая ему в глаза, зашептала:

– Я совсем не могу без тебя, Арзы-джан, – слёзы полились по её щекам. – Даже одного дня. А ты, ты уезжаешь на всё лето!..

– Нет, не на всё лето, – успокаивал её Арзы. – Один рейс в Чарджуй сделаем и вернёмся сюда и снова встретимся. Ещё один-два дня поживу с тобой и опять в дорогу. Разлука не должна тебя пугать Янгыл-джан. Главное, ты жди меня и думай о том, что каждую минуту мои мысли с тобой…

– Я тоже… и мой мысли, Арзы-джан, всегда были о тебе и всегда будут с тобой. Ты только скорее возвращайся.

– Возвращусь и подарков тебе привезу, моя Янгыл. Скажи, чего тебе привезти? – как ребёнка спрашивал Арзы.

– Я не знаю, Арзы-джан. Ничего мне не надо, сам быстрей приезжай – это самый лучший подарок.

– Я привезу тебе… Нет, не скажу пока, что я решил тебе привезти. Потом увидишь…

После долгих, горячих объятий они, наконец, вышли из кибитки. И здесь Янгыл шла рядом с ним, придерживая за руку и заглядывая любимому в глаза. И, наверное, так бы и игла с ним всю дорогу, но, увидев хозяина и гостя, поджидавших Арзы, Янгыл вдруг засмущалась, крепко сжала его руку, всхлипнула и остановилась. Арзы оглянулся, улыбнулся ей, но в душе его вдруг поселилась такая тревога, что ему показалось, будто распрощался с любимой: навсегда.

– Ну, что, Арзы-джан, нам давно пора, – проговорил Закир-ага. Поблагодарив хозяина за гостеприимство, Закир-ага покинул двор и вышел на дорогу. Арзы последовал за ним.

На «Обручеве» их ждали. Шла уже работа: грузили сушёные урюк и яблоки прошлогоднего урожая. Закир-ага и Арзы сразу же включились в дело. Осадок от печального расставания с Янгыл стал исчезать, грудь Арзы переполнилась невыразимой любовью к ней и предчувствием радостной встречи с ней. В руках появилась лёгкость, он трудился, словно играя, мешки не казались ему тяжёлыми. Взбегая на палубу, весело покрикивал, шутил с матросами, и те сразу поняли, что в его жизни произошла перемена в лучшую сторону: куда делась его былая тоска и печаль. «Видно, парень женился», – решили друзья.

Едва пароход отчалил от Термеза и грузчики расположились на обед, к ним подсели матросы. Мишка и Алим оставались пока внизу, подавали мазут в топку. Из трубы «Обручева» валил густой, чёрный дым. Огромные колёса парохода с силой отбрасывали и расплёскивали амударьинские волны. Но вот «Обручев» выбрался на фарватер и, гонимый течением, пошёл легче. Вовсе не стало слышно гула паровых котлов, только мерно и могуче шумела Амударья.

Вскоре кочегар Мишка поднялся на палубу. Алим остался у топки.

– Ну, что, парень, – заулыбался Мишка, – говорят, свадьбу справил, а меня на пир не пригласил.

– Садись, садись, кушать будем, – засуетился Арзы, схватил Мишку, за руку и усадил рядом.

– Это как же, а? Вот, кореш, – продолжал шутить Мишка. – А я-то думал, что погуляю на твоём тое!

Арзы смущался, а матросы и Закир-ага вместе с ними хохотали, похлопывая его по плечу.

Арзы понимал, что домогательства кочегара – всего лишь шутка. Но слова Мишки всё же беспокоили его. «Да, тоя не было, – думал он. – Такая моя судьба – даже тоя нельзя сделать. Даже жену от чужих глаз приходится прятать, чтобы не узнали», – и он тяжело вздохнул.

– Мишка, той обязательно будет, – сказал Арзы. – Приплывём назад, в Термез, всех приглашу…

– По рукам? – обрадованно воскликнул Мишка.

– Давай по рукам, – живо согласился Арзы, и они соединили руки.

Закир-ага покосился на Арзы и обеспокоенно подумал: «Откуда ему взять денег, чтобы той справить?», – но, видя повеселевшее лицо молодого друга, успокоился: «Ничего, добавлю своих, Джора-ага поможет – будет той!»

К весёлой компании матросов подошли боцман Бахно и мичман. Они выпили с ними по чашке чаю. Подшучивали над Арзы. Даже меланхоличный и строгий капитан вдруг снисходительно заметил:

– Народ честный, гостеприимный, только забитый, видно… Жаль, жаль… Просвещение туркменам не помешало бы..

Среди всей команды Мишка особенно отличался своим расположением к туркменским грузчикам. Он всегда был готов разделить их горе и радость. Так, незаметно пароход подплыл к Чарджуйской пристани. Едва команда сошла на берег, как Мишка обратился к своим:

– Вот что, братцы, давайте зайдём ко мне..

Приглашение было настойчивым, и Закир-ага с Арзы не решились обидеть своего русского друга. Только Алим отказался: здесь у него была знакомая, к которой он при каждом удобном случае захаживал. Вот и сейчас заторопился.

Мишка жил по ту сторону железной дороги, в Уральской слободке. Окраина была сплошь заставлена низкими хибарками. Множество грязных переулков пересекало её. Здесь селились рабочие Чарджуя: железнодорожники, рыбаки, мастеровые и ремесленники. Убогостью и беднотой веяло из каждого двора. Введя гостей во дворик, небольшой, пустой, с двумя чахлыми деревцами, Мишка сказал:

– Ну, вот это и есть мои хоромы. – И громко крикнул: – Таня, где ты там?

Из мазанки с маленькими оконцами вышла молодая женщина и, удивлённо взглянув на мужа и гостей, всплеснула голыми руками:

– Приехал уже! Вот хорошо, вот хорошо. А я заделалась прачкой. День нынче тёплый, солнечный, решила постирать. Вы уж извините меня, люди добрые…

Спустя полчаса, гости вместе с Мишкой и его женой сидели за большим дубовым столом, ели щи и жареную рыбу. Говорили обо всём житейском, что только приходило на ум, но больше о том, как живут туркмены, чего сеют, какие получают доходы. Непринуждённость была полная, но гости, а особенно Арзы, тяготились необычной обстановкой: впервые он сидел рядом с русской женщиной, которая не стеснялась его, не прикрывала от него лицо, а, наоборот, открыто следила за ним, чтобы он не стеснялся и ел, нахваливала они угощение:

– Щи хорошие, ешь, ешь, парень. Ещё подолью.

Арзы оглядывался по сторонам и находил, что русская изба почти ничем не отличается от туркменской кибитки. Тоже пустые стены. Вся и разница, что у русских – кровать да сундук, а у туркмен – кошмы да торбы.

После обеда туркмены сразу заторопились. Закир-ага сказал:

– Спасибо за хлеб-соль, Мишка. Теперь отпусти нас. На базар пойдём. Арзы своей невесте подарки купить будет, – с улыбкой закончил он.

Они распрощались, договорившись встретиться на «Обручеве».

Едва туркменские гости вышли, как Мишка привлёк к себе жену и ласково сказал ей:

– Таня, а у меня к тебе просьба. Вот тот молодой туркмен, Арзы, на днях устраивает той, ну вроде свадьбы, чтоли. Подарок бы ему надо сообразить… На тое вручу.

– Женится? – обрадованно воскликнула женщина. – Вот счастливый! А хороша жена-то?

– Говорят, как ангел божий.

– Давай, Миша, платок мой пуховый ей подарим. Всё равно он у меня лежит: какая зима в Чарджуе?

– И у них в Кугитанге тоже зимы не бывает, – смеясь, ответил Мишка. – Может, быть, ещё что-нибудь придумаешь?

– Что же думать? – огорчённо ответила жена. Больше у меня ничего хорошего нет. Разве что платье своё отдать?

– Нет, русское платье она носить не станет – у них другие.

– Ну, тогда плавок. Это же дорогой платок, – стстала уговаривать Мишку жена, – из козьего пуха. Помнишь, как раз ты меня сватал, когда его мне отец из Оренбурга привёз?

– Ну, валяй, Татьяна, заворачивай подарок. Да ещё деньжонок малость ссуди. Привезу урюку с мешочек.

Жена сунула руку под матрац, вынула небольшой узелок и достала из него несколько рублевок.

– Только береги, не трать зря. Иначе до получки не хватит.

Переночевав дома, Мишка утром, чуть свет, отправился на пароход. На палубу ступил на восходе солнца. Друзья его уже проснулись и свершили утренний намаз. Из начальства пока никого не было – ни капитана, ни боцмана. Появились они лишь к полудню, и почти тотчас же к пристани начали съезжаться арбы с товарами. Началась погрузка.

XII

Через несколько суток «Обручев» подошёл к пристани Термез. День был невыносимо жаркий. В этих местах жара всегда достигала рекордной цифры – 44 градуса. И сейчас температура лишь чуточку была пониже. Матросы не очень-то торопились покинуть палубу, всё равно нигде не спрячешься от зноя. Лучше уж переждать жару в кубрике. Но каким нетерпением горел Арзы. Он никак не мог дождаться той минуты, когда судно подойдёт к причалу, и он сойдёт на берег. Арзы держал на плече торбу с подарками для Янгыл и думал сейчас только о ней, своей любимой.

Закир-ага тем временем отбивался от наседавшей на него команды. Оказывается, Мишка о женитьбе Арзы сказал Алиму, тот другим матросам, а там дошло и до боцмана. Команда «Обручева» решила собрать деньжат для тоя Арзы и Янгыл. И вот, когда Закир-ага стал объявлять всем, чтобы завтра шли к молодому другу на той, – команда и решила вручить собранные деньги для молодых.

– Господа, не надо так… Зачем деньги… Сами сделаем той.

– Какие мы тебе господа, – смеялся Мишка, который первым бросил в котёл деньги, взятые у жены на урюк. – Знаешь, Закир-ага, – вразумлял он – у вас говорят: палка по согласию летит дальше, а у нас: с мира по нитке – голому рубаха. Это одно и то же. Ты давай беря деньги, да займись, чтобы той на славу получился. Всей командой в гости пожалуем. Боцман обещал заглянуть тоже, – закончил Мишка.

Закир-ага, радуясь за своих молодых друзей, всё же принял для них собранные матросами деньги. И тут же решил: в то время, как Арзы отправится к себе домой, он, Мишка и Алим займутся в Термезе покупками для тоя. Потом, когда Арзы приедет из Акташа, все направятся на свадьбу к нему…

Предложение – погулять на тое у Арзы приняли все. Только капитан, когда боцман Бахно пригласил его, скептически усмехнулся и сказал строго:

– Вы забываетесь, боцман. И нарушаете субординацию… Впрочем, вам не вредно побывать на туземной свадьбе. Потом расскажете, – закончил он примирительно.

Как только «Обручев» пришвартовался к берегу и был брошен трап, Арзы быстро сбежал на пристань и устремился к базару, где стояло много лошадей и арб. Грузчик поспрашивал – не едет ли кто в Акташ, чтобы его подвезли, но таковых не нашлось, и он пошёл пешком, не в силах ждать дольше. К вечеру он был в ауле и, подойдя к дувалу дядиного двора, постучал к дверцу. Долго ему не открывали, и Арзы начал беспокоиться – не случилось ли беды? Но вот послышались шаги и голос:

– Кто? – это был голос жены Джора-ага; и Арзы радостно отозвался:

– Это я, тётя, Арзы. Открывайте быстрее!

Дверь мгновенно отворилась, и тётка, обхватив голову обеими руками, устремилась к айвану и подняла вон. Её плач подхватили и дети. Из дому вышел Джора-ага и, прихрамывая на одну ногу, горестно посмотрел на племянника и покачал головой. Арзы понял, что случилось несчастье, но пока не мог догадаться – какое именно: умер кто или убили кого?

– Янгыл! Где Янгыл?! – вдруг осенённый внезапным подозрением закричал Арзы. Ведь все были в сборе, кроме неё, а разве она не выбежала бы к нему навстречу, услыхав, что он приплыл.

Женщина и дети не переставали плакать, а Джора-ага, подойдя вплотную к племяннику, горестно сказал:

– Если считаешь меня виноватым, то убей меня, Арзы-джан. Но я не мог ничего с ними сделать. Они ворвались в дом ночью. Их было человек семь, не меньше. Они избили меня за то, что скрывал тебя и Янгыл, не известил в Базар-Тёпе, что вы находитесь у меня. Они взяли её с собой. Они и меня хотели взять, чтобы потом судить, но только избили и бросили, как собаку, у дувала… – несвязно и взволнованно оправдывался Джора-ага.

– Значит, Янгыл опять в Базар-Тёпе? – мучительно выдавил из себя Арэы, с трудом удерживая закаляющие от гнева и обиды слёзы.

– Да, Арзы-джан, они увезли её в Базар-Тёпе и пригрозили, что расправятся с ней.

Арзы стоял, словно окаменевший. Он не находил в себе сил, чтобы что-то предпринять. Джора-ага взял его под руку и повёл, как слепого, к айвану. Арзы сделал несколько безвольных шагов и вдруг, словно очнувшись от забытья, от глубокого шока, в какой был повергнут случившимся несчастьем, – выдернул руку и, слегка оттолкнув дядю, быстро зашагал к выходу и выскочил на дорогу.

– Арзы, Арзы-джан! Вернись, сынок! – принялся кричать ему вслед Джора-ага. Но Арзы не отозвался на его крики. С шага он перешёл на бег и так добежал до самой пристани.

Взбежав на палубу «Обручева», он заметался по ней из стороны в сторону, ища Закира-ага. Матросы, оба кочегара – Мишка и Алим, а вместе с ними и Закир-ага только что вернулись с базара, накупив всякой всячины, необходимой для тоя, и сейчас всё накупленное увязывали в узелки и укладывали в баулы, чтобы было легче нести в Акташ. В этот момент, словно помешанный, в каюту ворвался Арзы. Увидев сразу много людей, он как бы собрался с мыслями, призадумался. На лице и в глазах засияла надежда, что эти люди не дадут его Янгыл в беду, спасут её от верной гибели, вернут её ему. Он хотел рассказать друзьям о своём несчастье, но не мог выговорить ни слова: только крупные слёзы хлынули из его печальных глаз. Перепуганный Закир-ага тряс его за плечи, спрашивал настойчиво:

– Да что случилось, сынок? Арзы-джан, да скажи же, не молчи! Ну, говори же…

Заслышав суматоху, вниз по лестнице спустился боцман, оглядел всех непонимающе и спросил строго:

– Что происходит?

Все вдруг смолкли. Бахно взглянул на Арзы и понял, что беда случилось с ним, и уже гораздо спокойнее, с участием спросил:

– Опять, небось, с невестой нелады? А мы на иой собираемся.

– Янгыл опять в Базар-Тёпе увезли, – с горечью, не переставая плакать, выговорил Арзы.

– Кто увёз?

– Хамза, Сапарчапык…

– Ну и дела, – с досадой проговорил боцман и выругался. – Что ж, на них управы что ли нет?

– Помоги ему, начальник, – с надеждой в голосе попросил Закир-ага. – Молиться за тебя будем… Помоги Арзы.

– Чёрт-те что творится! – окончательно разозлился Бахно. – Взять бы сейчас человек десять матросов с ружьями, да задать им трёпку, чтобы знали, как таскать чужих невест. Проклятье, ей-богу, – не унимался боцман. И вдруг круто повернулся и ещё быстрее, чем спускался по лестнице, поднялся по ней наверх. Капитана он отыскал на пристани и рассказал ему о случившемся. Тот усмехнулся:

– Ну вот, Матвей Иванович, вы стремились побывать на туземной свадьбе, а чёрт помешал. Что же вы от меня хотите?

– Думаю, надо бы послать матросиков, да отобрать невесту… Жаль парня, честный малый, всем он нравится, да и мне тоже…

– Ну и дурак же ты, боцман. Сколько лет ты живёшь в Туркестане?

– Шестой год, ваше благородие, – с готовностью ответил Бахно.

– Шестой год живёшь среди туркменцев Кугитанга, а не знаешь, что они не наши люди, они подданный эмира бухарского. Не вздумай туда с матросами заявиться, накличешь на свою голову, беду, а то и петлю на шею или пулю в лоб.

– Господи Иесусе! – перекрестился Бахно.

– Словом, дурак, – подытожил капитан и отвернулся от него, давая понять, что разговор окончен.

До отхода «Обручева» и уже в пути матросы беспрестанно обсуждали – как помочь своему другу-туркмену? Находились смельчаки, которые прелагали тайком отлучиться с парохода и привезти Янгыл. Но все их благие порывы больше походили на мальчишеские выходки, нежели на серьёзные действия зрелых мужей. Как бы то ни было, но пока шли разговоры, Арзы не терял надежду, что его Янгыл отберут у Хамзы и обязательно привезут на пароход. Он вопросительно заглядывал в глаза Мишки, Алима и видел в них такую решимость, что не сомневался: эти люди – настоящие друзья, они помогут в его беде. Но решительны они были оттого, что, как и боцман Бахно, не знали многого.

В Келифе «Обручев» сделал остановку. Ночь была тёмная, к тому же бешено разгуливал весенний ветер, и по Амударье катились бурные полны. Капитан не рискнул ночью, да ещё в такую погоду вести судно дальше. Как только пришвартовались, Бахно построил матросов на палубе и предупредил с угрозой.

– Слышал о наших затеях… Сам кое-кому сочувствую, но помочь не в силах. Помните, что места эти принадлежит келифскому беку, который подчиняется эмиру бухарскому. Следовательно, никаких самовольных действий вершить нельзя, а вмешиваться в дела здешних туземцев – тем паче. За непослушание – под суд! У меня всё. Разойдись! – закончил он безаппеляционно.

Мишка, Алим, Закир-ага и ещё несколько матросов решили попытаться уговорить Бахно, чтобы он разрешил им отлучиться до рассвета, но тот был непоколебим и, тараща глаза, возмущался до крайности:

– Вы что же, войну решили новую затеять?

– Упаси бог, Матвей Иваныч, – воскликнул Мишка.

– Ну, тогда головы у вас ослиные, а не человечьи…

Упрашивали боцмана до полуночи, но безрезультатно. Наконец все согласились, что боцман прав: вмешиваться в чужие дела русским запрещено и рискованно. Понуря головы, разбрелись по каютам.

Зайдя к себе, Закир-ага тихонько окликнул Арзы, но тот не отозвался. Он повторил его имя погромче, ответа по-прежнему не последовало. Тогда Закир-ага зажёг фонарь и окинул взглядом каюту и то место, где должен был лежать Арзы. Но его нигде не было. Закир-ага вышел с фонарём на палубу, он и тут не нашёл своего молодого друга. «Неужели ушёл в Базар-Тёпе? – мелькнула страшная мысль. – Но ведь это равносильно самоубийству. Его обязательно схватят в убьют!»

– Арзы-джан, – несмело позвал Закир-ага, но никто не отозвался. Тогда он крикнул погромче: – Арзы, где ты там? Отзовись!

Наконец, убедившись, что его на палубе нет, Закир-ага быстро пошёл к матросам, надеясь найти его там. Ребята уже улеглись и тихо разговаривали. Арзы, оказывается, с самого вечера никто не видел. Тогда Закир-ага решил сойти на берег, но, подойдя к борту, увидел, что трап убран. Амбал постоял в раздумье, затем разделся, поднял одежду над головой и спустился в воду.

Арзы тем временем скакал во весь дух в Базар-Тёпе на лошади.

Ещё с вечера, когда «Обручев» причалил к пристани и он узнал, что матросам запрещено ввязываться в его дела, он сразу же сошёл на берег с единственной мыслью: немедленно ехать в Базар-Тене и во что бы то ни стало спасти Янгыл. Он несколько раз прошёлся по аулу, ища человека, который согласился бы отвезти его. Жители все уже готовились ко сну и никто не отозвался на его просьбу. Тогда он решился на отчаянный поступок. На краю аула, возле кибитки, стоял привязанный конь. Арзы подошёл к лошади, тихонько отвязал её, вывел на дорогу и, вскочив в седло, галопом помчался в Базар-Тёпе. Никто не увидел и не услышал этого: жители аула были уже погружены в глубокий сон.

Арзы неистово гнал коня, боясь погони, и лишь изредка давал ему отдых, переводя с бега на шаг, а затем снова пускал вскачь. К Базар-Тёпе он прискакал в полночь. В пути у него созрел довольно дерзкий, но вполне реальный план. У подножья кургана он привязал лошадь к корявому кусту тамариска и, поднявшись в аул, направился прямо к дому Хамзы. Он думал вызвать Янгыл, вывести её со двора, а затем посадить на лошадь и везти прямо на пароход.

Арзы подошёл к дверце в дувале, тихонько толкнул её – она оказалась открытой. У парня перехватило дух от радости и скорой возможности увидеть свою Янгыл. Крадучись, словно кошка, он достиг дверей комнаты, где жила Янгыл, и потянул за ручку на себя. Дверь легко подалась.

– Янгыл, – тихонько позвал он. – Янгыл-джан, это я… Ну, отзовись же!

В комнате стояла мёртвая тишина. Никого, видимо, в ней не было. Осмелев окончательно, Арзы вошёл в комнату, начал ощупывать всё, что попадалось ему под руку. Постели в комнате вовсе не было. В углу какие-то тряпки, а у порога – тунче. Да и пахло в комнате нежилым духом. Внезапно до его слуха донёсся чей-то смех. Он приоткрыл дверь и прислушался. Смеялись в соседнем дворе, где жил Хамза со своей красавицей Гызлархан-Шетте. Арзы задумался, но лишь на мгновенье. В следующую секунду он извлёк из ножен пичак и пошёл во двор. Он с какой-то дикой дерзостью распахнул дверь в комнату Хамзы и увидел несколько мужчин, сидящих за чаем, на ковре. При виде его, да ещё с кинжалом в руках, сидящие (их было четверо) застыли в оцепенении.

– Где Янгыл? – хриплым от волнения голосом тяжело выговорил Арзы.

Растерявшийся Хамза вдруг начал икать и никак не мог выговорить ни слова. На помощь ему пришёл более хладнокровный Сапарчапык, брат Янгыл.

– Йигит, зачем же пугать людей среди ночи? – сказал он миролюбиво и широко улыбнулся. – Зачем ты спрашиваешь о ней? Разве ты за неё уплатил калым? Давай-ка не горячись, йигит, спрячь свою острую игрушку, да садись, поговорим как следует…

Арзы стоял, не двигаясь с места. Хамза, прислушиваясь к спокойному голосу Сапарчапыка, тоже обрёл дар речи:

– Арзы-джан, – сказал он заискивающе. – Мне теперь всё понятно. Она тебя любит больше, чем Лейли своего Меджнуна, тем более, что ты жил с ней, а я в ней не нуждаюсь. Я отдам её тебе. Но ты сядь, выпей, чая, закуси с дороги… а заодно поговорим о калыме.

– Садись, Арзы-джан, садись. Да убери свой пичек. Садись, – дружелюбно приглашали его и другие..

Наивному Арзы почудилась в их словах искренность, и он подумал, что дело можно уладить мирным путём: «Ну что же, заплачу калым и Янгыл будет моей». Он сунул пичак в ножны, нагнулся, чтобы снять чарыки, и тут Сапарчапык, словно дикая кошка, прыгнул на него и подмял под себя. Хамза схватил висевшую на стене волосяную верёвку и, изрыгая ругательства, принялся обкручивать ноги и руки яростно отбивающемуся Арзы… Но что он мог сделать один с четырьмя сильными мужчинами?

XIII

За три дня до этого происшествия кази молла Ачилды возвратился из Самарканда, где он гостил у ишана – главы каландаров. Богоугодное дело – смирение и созерцание, но только в том случае, если жизнь в городах, кишлаках и аулах проходит без смут и отступлений от учения Магомета. Но те же богоугодники превращаются в злющих ос, в гнездо которых ткнули палкой, когда в мире не всё так, как им бы хотелось, как учит коран.

Молла Ачилды за усердие на ниве служения аллаху, за непреклонность и волю в исполнении адата и шариата получил от ишана новый наряд: тюбетейку – шайда, конусообразную шапку – кулях, жезл – муттако, пояс – камар, чашку из скорлупы кокосового ореха – калисул и много других предметов, предназначенных служителю ислама. Однако, как понял молла Ачилды, самаркандский ишан одарил его этими вещицами, не только за – старание. Главный ишан давал понять, что религиозная власть в Туркестане попирается новыми обычаями и законами, занесёнными капырами. Каждый служитель мечети – большой или малый – должен усилить во имя аллаха и процветания ислама свою власть и влияние на народ.

По приезде в Базар-Тёпе кази молла Ачилды собрал всю свою религиозную знать, аксакалов и имел с ними долгую беседу об укреплении веры. Служители культа и правоверные мусульмане дали обет и впредь стоять за знамя ислама и сохранение всех его, канонов. А через три дня после этого в доме Хамзы был схвачен богоотступник, сын Хакима – Арзы, о котором в последний год только и шли толки в Базар-Тёпе.

Обрадованный кази, что исчадье ада само по велению аллаха угодило в его руки, вновь собрал мюридов и вынес решение ускорить суд и воздать должное за содеянное по всей строгости закона.

Для Хаким-ага и его семьи это известие явилось полной неожиданностью. Отец знал, что сын его, не посчитавшийся с аллахом, где-то скрывается между Чарджуем и Термезом, но никогда не думал, что Арзы вновь явится в аул и попадёт в руки своих врагов. Заплакали в доме мать и младший братишка Арзы. Застонал и сжал зубы Хаким-ага, зная, что ожидает его сына: «Что теперь делать? Как спасти его?» – думал он и не мог найти разумного способа.

Через некоторое время в дом Хаким-ага вошёл бледный, с усталыми и запавшими глазами Закир-ага. Хозяин скупо кивнул на его приветствие и после затянувшегося молчания сказал:

– Ну, вот, Закир-ага, люди не зря говорят, да и сам я так думаю, что связи с урусами к хорошему не приведут…

– Хаким-ага, не надо так говорить. Русские попирают божеские законы во имя оздоровления и просвещения нашего края. Мы живём так, как они жили триста лет назад, и им это не нравится…

– Это не их дело, Закир-ага. Не будь их, не будь этих урусов и их пароходов, Арзы не посмел бы растоптать святая святых и украсть у человека жену…

– Разве урусы научили его этому, Хаким-ага? Арзы сам отстаивал свою любовь и свободу выбора. Так устроен каждый человек. Каждый хочет строить свою жизнь, как ему нравится. А в любви и свободе выбора жены необходимость у каждого. Не суди, Хаким-ага, ни сына, ни его новых друзей, урусов. Уверяю тебя, Хаким-ага, будь Базар-Тёпе русским поселением, а не туркменским аулом эмира бухарского – урусы спасли бы сейчас Арзы. Может быть, они ещё успеют помочь ему? Сам капитан «Обручева» расспрашивал обо всём и записывал на бумагу. Эту бумагу пошлют генерал-губернатору, а тот передаст её эмиру. Ты ведь знаешь, Хаким-ага, наш эмир только тем и живёт, что угождает русским. Думаю, если генерал поговорит с ним, эмир не даст совершиться злодеянию.

Услышав всё это, Хаким-ага насупился:

– Нет, Закир-ага… Я сам поеду к нашему повелителю. Я упаду перед ним ниц и выпрошу милость моему сыну. – Решение его было мгновенным, и он верил, что добьётся милости владыки.

В тот же день Хаким-ага выехал и на четвёртый день был в Кермине, где пребывал в это время эмир.

Убитому горем отцу пришлось отдать все свои сбережения, чтобы его допустили до Казы-келяна. И министр, пренебрежительно выслушав просьбу бедняка, усмехнулся:

– Что же ты, старик, находишь несправедливым, если твоему сыну поделом отрежут голову?

Хаким-ага, дрожа от страха, поспешил заверить, что все законы считает справедливыми, и приехал он к владыке просить лишь милости для своего сына. Казы-келян пожал плечами и пообещал сказать обо всём, что произошло в Базар-Тёпе, эмиру.

Два дня и две ночи пребывал Хаким-ага у ворот эмирского дворца. Беспрестанно молился, чтобы повелитель сжалился над сыном. И вот, наконец, стража объявила, чтобы Хаким-ага шёл следом за ней.

Его привели в летний остеклённый зал. Эмир, в окружении придворных, сидел посреди подушек, пил шербет.

– Правда ли, старик, то, о чём рассказал мне Казы-келян?

– Сущая правда, всемогущий, всемилостивейший наш владыка.

– Значит твой сын, – высокомерно продолжал эмир, – пренебрегая всеми законами и топча обычаи… Нет! – сорвался он, – не будет ему милости. Пусть будет всё так, как положено. Если я проявлю слабость один раз, то в другой раз сердце моё станет ещё мягче, – эмир рассмеялся. – У тебя один сын, старик?

– Два, – прохрипел Хаким-ага.

– Хватит тебе и одного, – довольный своим остроумием, эмир снова зло засмеялся. – Можешь идти!

А тем временем Арзы сидел в келье при мечети. Когда стражники приносили ему скудный обед и развязывали руки, он даже не притрагивался к пище. Потом стражники открывали дверь кельи и снова связывали его руки. Он и спал так. Скорее всего это был не сон, а бред, чёрный, пугающий бред. Он словно проваливался в глубокую пропасть, летел в неё и отчаянно пытался замахать руками, как птица крыльями. Но руки не слушались его и не делались крыльями. Арзы понимал, что наступает смерть, и с криком просыпался.

Он поднимался, опираясь спиной о стену, стучал ногой в дверь.

– Чего тебе? – грубо отзывался стражник.

– Скоро рассвет? – спрашивал Арзы.

– Скоро, – ворчливо отзывался стражник и добавлял более охотно: – Скоро не увидишь ни дня, ни ночи. И некому будет тебе задавать глупые вопросы…

А в доме своего покойного, первого, мужа, тоже со связанными руками, держали Янгыл. В отличие от Арзы, на её глазах всё время кружились люди и каждый считал своим долгом стыдить молодую женщину за распутство, каждый плевал на неё и посылал на её голову, самые страшные проклятья. Янгыл не плакала – слёз уже не было – и смотрела на всех безучастно и отрешённо.

Последняя ночь перед судом была лунной. Серп светила, как кривая сабля из светлой дамасской стали, висел над мечетью, над головой Арзы. Узник думал: «Обрушился бы гнев аллаха на здого кази и его мюридов, на его нукеров и палачей». Но призывая бога к возмездию, он вдруг начинал думать, что серп луны, похожий на саблю, вышел на небо, как предзнаменование его смерти. За три дня, смирившись со своей участью, он уже не жалел себя и не боялся смерти. Но стоило ему подумать о Янгыл, как сердце его сжималось от смертельного предчувствия неотвратимой, беды. Яркими картинами проплывали в его воображении счастливые дни и ночи, проведённые с ней, и от того, что им пришлось испытать высшее земное счастье, у Арзы прибавлялись силы, но и хотелось плакать от жалости к себе и любимой. «Неужели всему этому прекрасному, что довелось нам с ней испытать, пришёл конец? Неужели настало время расставаться с жизнью? Аллах всемогущий, спаси нас, защити!» – исступлённо шептал он, всё ещё надеясь на милость божью.

И только под утро Арзы забылся в тяжёлом сне, но не надолго: он был разбужен злым окриком стражника, который красноречивее любых других слов сказал ему, что это конец и милости божьей не будет.

– Эй, ты, проснись! Омой лицо и руки, да исполни последний намаз. Такова воля моллы Ачилды!

Арзы, будто уже неживой, бессознательно свершил всё, что от него требовали, и когда он начал приходить в себя и сознавать, что начинается новый день, поднимается над Кугитангом солнце, которое скоро навсегда скроется для него, – дверь кельи грубо отворили и выволокли его на свет.

На окраину аула, на самое возвышенное место, расположенное по левую сторону дороги, где и раньше кази и муллы вершили правосудие, со всех концов Базар-Тёпе стекались люди. С этой вершины хорошо была видна местность вокруг: ущелья по которым весной клокотали бурными потоками сели, равнина, на которой всегда паслись овцы и верблюды, склон холма, до самой низины усыпанный камнями.

На возвышении уже были расстелены ковры и кошмы для правителей аула: кази, приближённых старшин и других советников. Они важной процессией приблизились к возвышению, когда весь народ уже был в сборе, и чинно расселись на приготовленные места. Вокруг них расположилась надёжная охрана – стражники в тельпеках, белых бязевых рубахах и штанах, подпоясанные кушаками и вооружённые старыми секирами.