Текст книги "Кугитангская трагедия"

Автор книги: Аннамухамед Клычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Когда лодка пристала к песчаному берегу и оба амбала, выйдя на сушу, выволокли свои мешки с пожитками и подарками, русский матрос сказал:

– Ну, друзья, желаю вам счастья. Свыклись мы с вами, расставаться жаль. Отдыхайте, если удастся, а по весне – ждём на корабль…

– Спасибо, Иван, – отозвался Закир-ага и всем четверым поочерёдно пожал руки.

– Молодец твоя, батька. Очень молодец! – проговорил Арзы и тоже попрощался с матросами.

Лодка направилась вновь к пароходу, а Закир-ага и Арзы взвалили мешки на плечи и зашагали к селению. Когда они уже подошли к крайним кибиткам; с реки донёсся гудок парохода. Грузчики догадались – это кочегары Алим и Мишка дали прощальный гудок.

– Да, жалко расставаться с ними, – серьёзно сказал Закир-ага и помахал рукой в сторону уходящего парохода.

Арзы тоже помахал.

Был полдень, и амбалам без труда удалось уговорить турмена-яшули, одного из жителей этого села, чтобы он дал им верблюда – свезти до Базар-Тёпе вещи. Арзы направился к подножию гор, где паслись верблюды, и скоро привёл одного из них. Тут же уложили его, взвалили ему на горб и привязали мешки, подняли на ноги и двинулись к горам. Верблюд шёл широким размеренным шагом, и путники с трудом поспевали за ним. Оба молчали. Молчали напряжённо. Ибо только теперь, когда им предстояла скорая встреча с близкими, каждый почувствовал, что сердце его переполнено невыразимой радостью.

В воображении Арзы замелькали лица отца, матери, братишки, но не надолго. Тотчас же их вытеснил образ любимой – то улыбающееся, то плачущее лицо Янгыл. Юноша попытался отогнать это видение, потому что сознание его давно твердило, что она теперь жена другого, и он не должен покушаться на чужое семейное счастье. Но это же сознание спрашивало: Есть ли оно там у них? А может быть, семейное горе?» Мысли его, противоречивые и вздорные, не давали покоя сердцу. И чем ближе подходил он к Базар-Тёпе, тем тяжелее становилось у него на душе…

Поздно вечером, когда в закоулках Базар-Тёпе уже никого не было, и только бегали собаки, – Закир-ага и Арзы распрощались, чтобы завтра встретиться вновь. Закир-ага повёл верблюда к себе Арзы вошёл во двор и постучал в дверь. И тотчас услышал голос матери, а затем в сильном волнении, в темноте почувствовал на своих плечах тяжёлые руки отца – Хакима-ага и прижимающегося к груди брата. На многочисленные вопросы родных Арзы отвечал:

– Слава аллаху, всё хорошо… Всё хорошо… Вот приехал…

Мать Сона-эдже ласково приказала младшему:

– Аллаяр-джан, ну-ка зажги поскорее огонь. – Арзы услышал, как в темноте зачиркал Аллаяр железкой о кремень и посыпались искры. Тогда Арзы, чтобы удивить родных, вынул из кармана коробку спичек.

– Э-хей, – удивлённо протянул Хаким-ага. – Вон ты, оказывается, с чем приехал! Это спички, да?

– Да, отец, это и есть спички, о которых мы раньше много раз слышали, но не видели. А у русских спички у каждого в кармане.

– Да, видно, русские богатый народ! – позавидовал Хаким-ага. Арзы рассмеялся.

– Нет, отец, твоё представление о русских совсем неправильное. У русских, как и у нас – есть богатые, есть и бедные. Почти два года я ел из одного котла и пил из одной кружки с русскими матросами, но за два года только один раз побывал в каюте капитана, когда он велел отнести ему туда два ковра. Эх, отец… Тёмные мы… Мало знаем, а мир такой сложный…

– Но, но, ишь, какой образованный стал, – недовольно проговорил Хаким-ага.

– Может и не образованный, но кое-что новое узнал, – отозвался Арзы и принялся развязывать мешок.

Между тем Аллаяр, с помощью матери, отыскал и кое-как зажёг мазутную коптилку – пузырёк, в котором плавал фитилёк из ваты, а конец его торчал над горлышком. Тусклый свет даже не осветил всех предметов в комнате. Арзы подошёл к нише и дунул на коптилку. Вновь стало темно.

– Сынок, зачем ты потушил? Пусть светит, – сказала Сона-эдже. – Мы тебя столько не видели, а ты себя в темноту прячешь.

– Сейчас, сейчас, мама, – загадочно проговорил Арзы, доставая из мешка двадцатилинейную керосиновую лампу. Он наполнил её керосином, зажёг фитиль в надел на лампу стекло. В комнате стало необычно светло, как днём.

– Вот это самая лучшая русская лампа! – гордо оповестил Арзы.

Хаким-ага, Сона-эдже и Аллаяр сначала не могли поверить чуду и всё время закрывали глаза от яркого света. Потом, когда Арзы прикрутил немного фитиль, они принялись рассматривать «огненную машину». Тем временем Арзы начал доставать из мешка подарки и выкладывать их на кошму. Отцу он привёз русские юфтовые сапоги, матери – шерстяной платок и отрез материи, Аллаяру – игрушечный паровоз, с колёсами и большой трубой. Братишка никак не мог понять, да и взрослые тоже, – что это такое? Арзы назвал его паровозом и объяснил, что это и есть тот самый, которого все туркмены называют «огненной шайтан-арбой».

Долго Арзы в этот вечер рассказывал о своих путешествиях по Аму, о людях, с которыми пил-ел, об обычаях русских, о железном мосте и о многом другом. Потом сам спросил:

– Ну, а что у вас нового?

Хаким-ага нехотя ответил:

– Что может быть нового у нас? Люди живут, рождаются, умирают, так и идёт жизнь.

Сона-эдже не вытерпела, сказала:

– Помнишь, сынок, дочку Ишали-га? Вы вместе коз когда-то пасли?

У Арзы перехватило дыхание. Он собрал все силы, чтобы не выдать себя, спросил равнодушно:

– Помню, мама, а что случилось с ней?

– Не посчастливилось ей с мужем. Только ребёнка от него родила, стала воспитывать, а тут и муж умер…

– Как! – воскликнул Арзы. И испугался. Он не почувствовал ни горя, ни радости. Весть о смерти моллы Лупулла повергла его в смятение. Ему вдруг захотелось бежать к Янгыл и сказать ей, что она не одинока, что есть человек, который всё время думает о ней. Это он, Арзы…

Хаким-ага заговорил о долгой болезни моллы Лупулла, о табибе из Керки, который приезжал по просьбе самого моллы Ачилды, и постепенно перевёл разговор на другое.

Спать легли поздно. Утром, когда Арзы проснулся, кроме матери дома никого не было: отец отправился по своим делам, Аллаяр погнал скот в горы. Арзы выпил пиалу чая и отправился побродить по селу.

Он шёл, здороваясь с встречными. Иногда его останавливали и спрашивали: давно ли приехал, хорошо ли в других краях? Арзы не очень охотно отвечал и всё время смотрел на другую сторону мейдана, где в тесноте глиняных кибиток находилось жильё Лупулла. Там сейчас жила Янгыл.

Арзы прошёл мимо мечети, мимо базарных лавок в сам не заметил, как оказался в закоулке, в который он вовсе не собирался идти, но против своего желания пришёл. Он быстро прошагал мимо дувалов Лупулла, подчёркивая всем своим видом, что ему совсем неинтересно быть здесь. Глаза его помимо воли жадно заглянули во двор, но никого он там не увидел и огорчался. Хотел возвратиться назад и пройти ещё раз тон же дорогой, но тут неожиданно увидел Джемал. Она стояла у своего двора с двумя тунче: видимо, ходила за водой вниз и только-только поднялась. Джемал часто дышала оттого, что быстро поднималась по крутояру, а может быть, при виде Арзы у неё появилось волнение. Она была в том же стареньком кетени и кавушах, в каких её видел Арзы два года назад. Но фигурка девушка стала более гибкой и изящной, а лицо округлилось и стало привлекательным.

– Вай, не сон ли это? – воскликнула Джемал. – Кажется, это ты и есть, Арзы?

– Да, Джемал, это и есть тот самый я, – улыбнулся юноша, обрадованный встречей с подругой Янгыл.

После обычных вопросов о житье и здоровье Арзы без обиняков попросил:

– Джемал, скажи ей, пусть сегодня, когда стемнеет, выйдет ко мне сюда.

Джемал кивнула и скрылась за дувалом. В закоулке появился старик на осле, цепким взглядом смерил юношу и покосился на проём в дувале, куда ускользнула девушка. Арзы не стал дожидаться, когда она выйдет вновь: и без того заметили, что он разговаривал с девушкой, надо было уходить, чтобы не навлечь подозрения.

В сумерках он зашёл к Закиру-ага и застал у него гостей. Человек десять сидели посреди кибитки на кошме, пили чаи с русским сахаром, а кибитку освещала такая же, как у Арзы, двадцатилинейная керосиновая лампа.

Арзы, поздоровавшись со всеми, сел на ковёр сбоку. Закир-ага сразу сказал:

– Вот Арзы-джан не даст соврать. Если мне не верите, он подтвердит.

– Убей меня, Закир-ага, – с сомнением выговорил одни из гостей, – но только я никак не могу поверить, чтобы женщины не закрывали ноги до самых колен.

– Арзы-джан, скажи ему, как повариха Машка ходила не только с голыми ногами, но и с голыми плечами.

– Да, это так, яшули!.. У русских женщин о стыде совсем другое понятие.

– Ну, вот, – Закир-ага победоносно оглядел собравшихся и продолжал: – А летом русские девушки приходят из Чарджуя на берег, раздеваются и купаются в реке.

Сидящие дружно засмеялись: таких чудес им ещё не приходилось слышать.

– Вах, неужели эмир не видит всего этого бесстыдства! – возмутился седобородый дехканин, сидевший рядом с Закиром-ага.

– Как же не видит, – улыбнулся Закир-ага. – Если хочешь знать, яшули, у эмира в гареме больше половины капырок: русские, инглизки, испанские женщины есть… Даже, говорят, у него есть из Франции одна…

– Что это Франция?

– Ай, какая-то страна так называется, – быстро отозвался Закир-ага и завершил. – И если уж говорить самую правду, то эмир больше любит европейское, чем своё. Люди говорят, да и вы сами, наверное, слышали, что в Бухаре он бывает мало.

– Это верно, – подтвердил кто-то из сидящих.

– А бывает он, – продолжал Закир-ага, – на своей родине – в Кермине. Там его величество построил европейские дома. Там у него всё время гостят послы из Англии, Франции, России. Там и гарем его из европейских женщин… Думаете, почему многие мусульмане начинают жить на европейский лад? Да потому, что эмиру хотят понравиться, делают всё так, как делает он… Теперь самые модные дома в Ташкенте, Бухаре, Самарканде используются для развлечений. Не веришь – поезжай, да прихвати с собой побольше золота…

– Ах, не приведи аллах, – сказал седобородый яшули и плюнул. – От капыров всё пошло…

– Эта машинка светлая, как солнце – тоже от капыров, – веско сказал Закир-ага и показал на лампу. – Не всё плохое от капыров, яшули. Много они привезли и хорошего: керосин, сахар, спички, соль…

– Да, это так, – согласился яшули.

Закир-ага, чтобы не дать затухнуть оживлённой беседе, предложил шутливо:

– Так что, яшули, керосин, сахар – тебе, а молодые, как я вижу, больше интересуются женскими прелестями…

Всё весело рассмеялись.

Как только совсем стемнело, Арзы вышел из дома Закир-ага. Он переходил базарную площадь и чувствовал, как у него всё внутри дрожало. Но нет, не от страха, а от страстного желания встретиться с Янгыл и от незнания – как она его встретит. Да и встретит ли? Может, и не выйдет к нему. Да и Джемал может не выполнить просьбы Арзы – побоится.

Словно призрак, метнулся он в уже знакомый ему закоулок и остановился, прислушиваясь. Где-то поблизости залаяла собака, но скоро успокоилась. Освоившись в темноте, Арзы тихонько пошёл ко двору Лупулла. Достигнув узкой деревянной дверцы в дувале, он остановился, но тотчас отошёл в сторону, потому что со двора донеслись мягкие, словно крадущиеся шаги. «А вдруг это не она!» – подумал Арзы и затаился. Едва слышно скрипнула дверца, и стал виден силуэт женщины. Она кашлянула, и Арзы, набрав полную грудь воздуха, скорее не сказал, а выдохнул:

– Янгыл…

Женщина быстро, почти бегом приблизилась к нему и всхлипнула.

– Арзы, ты ли это? Арзы-джан…

Он придержал её и обнял, падающую ему на плечо. Затем стиснул её в объятиях, и так они стояли с минуту, не смея пошевелиться – слишком желанна и радостна была встреча.

Наконец, опомнившись, что стоят посреди дороги, они быстро пошли к пологому скату кургана. Здесь был большой омёт весеннего сена, ещё пахнувшего раздольной степью. Арзы сбросил с себя чекмень и, усадив Янгыл, сел рядом с ней. Он не сознавал того, что делают его рука и губы. Он не произносил ни слова. И она молчала, обливаясь слезами счастья. Она чувствовала, как его горячие ладони сдавливали её грудь, как влажные губы обжигали лицо и шею, и сама прижималась к нему, сжигаемая нерастраченной страстью молодой, беззаветно любящей женщины…

Так тучи, сверкая жаркими молниями и перекатывая гром, проливаются животворящим весенним дождём. Так Аму в половодье рушит берега и заливает прибрежные равнины, а потом на них цветут пышные травы. Так ветер, налетев на дерево, срывает с него листву и пригибает ветви к земле, но стройное, гибкое дерево не поддаётся. Оно наливается соками и отягощается плодами… Но разве всё это может сравниться со страстью двух влюблённых!

– Ох, каким же я был глупым ягнёнком, – нарушил молчание Арзы. – Я думал, что белый свет состоит только из нашего Базар-Тёпе. Если б я знал, что в мире много мест, где можно укрыться, я бы никогда не отдал тебя, Янгыл, другому… Но и теперь ‘ не поздно, Янгыл… Надо бежать…

– Бежать! – Янгыл вздрогнула. – Да, да, бежать… Бежать, если ты знаешь, куда надо бежать… Только… у меня ведь ребёнок, Арзы-джан…

– Я знаю, Янгыл. Я всё знаю…

– Но ты не знаешь, что мать покойного мужа отобрала у меня дочь и не подпускает меня к ней. Она считает, что это я виновата в смерти её сына. Она думает, что моя нелюбовь к нему загнала его в могилу… Она ещё больше ненавидит меня и не даёт мне моего ребёнка…

Арзы призадумался, выговорил дрожащим голосом:

– Янгыл, нам надо бежать… бежать.

– Да, Арзы, я понимаю. – И слёзы опять потекли ручьём по её щекам.

Они простились, договорившись, что снова встретятся завтра на этом Же месте.

VIII

После тайной встречи с Арзы, Янгыл только и думала о побеге. Все её мысли были о том, как они выйдут за аул и скроются где-нибудь в горах, куда никто не заходит, а дальше – будет видно. Она торопила минуты: ей хотелось, чтобы поскорее наступил этот чае бегства, ибо терпеть жизнь, полную унижения и горя, было ей больше невмоготу.

Новая опасность грозила ей и каждый день могло осуществиться страшное. Вот уже с месяц, – она об этом хорошо знала, – как родители мужа вели между собой толки о том, чтобы отдать Янгыл брату моллы Лупулла – Хамзе. Ведь она была собственностью в этом доме, и что обычаю её могли выдать замуж без её согласия.

Хамза, как только узнал о намерении отца и матери, возрадовался. Его любимая Гызлархан-Шетте, с которой он жил вот уже несколько лет, до сих пор не родила ему ни сына, ни дочери. Всем уже было ясно, что она бесплодная женщина. «Янгыл, – рассуждал Хамза, – если станет второй женой, от неё будут дети». Выгодно было ему и то, что за Янгыл уже не надо платить калыма.

И вот, когда ещё Япгыл не знала о намерении стариков, Хамза начал захаживать во двор к ним всё чаще и чаще, а заодно он справлялся о здоровье и самочувствии Янгыл. Молодая вдова чувствовала, что с ним что-то творится неладное, но понять пока не могла. Но вскоре ей стало всё ясно.

Однажды Янгыл собралась печь чуреки и направилась к тамдыру. Притворив дверцу в дувале, она увидела, как по айвану мечется растрёпанная Гызлархан-Шетте и бросает мужу в лицо гневные, обвинительные слова:

– Да я прежде во что угодно превращусь, чем впущу в свой дом эту гелин! Нет, не быть тому, чтобы в моём доме распоряжалась Янгыл! Я была и останусь у тебя единственной…

Дальше Янгыл не захотела слушать перебранку супругой: и так было понятно – что к чему. Янгыл только сжала кулаки и про себя проговорила: «Нет, никогда этого не будет. Скорее я покопчу с собой, но в руки этому шакалу не дамся…»

В ту ночь, когда Янгыл встретилась с только что возвратившимся Арзы, Хамза, поругавшись со своей женой, направился во двор к родителям. Проходя мимо комнаты Янгыл, двери которой выходили на айван, накрытый камышом и смазанный глиной, Хамза остановился: «Что если я навещу её сейчас?» – подумал он и тихонько постучал. Ответа не последовало. Хамза постучал сильнее, затем позвал Янгыл дрожащим от волнения голосом. И одному аллаху было известно – что могло произойти дальше, – ведь Янгыл в это время была в объятиях своего возлюбленного. Если бы обнаружилось, что её нет дома, начались бы тотчас поиски. Но беде не дала случиться Гызлархан-Шетте:

– Ах, вон ты что задумал! – крикнула она, вбегая в родительский двор. – Только попробуй войти к ней… Только попробуй!

Пристыжённый Хамза отступил и начал уговаривать свою жену прекратить шум. Гызлархан-Шетте схватила его за руку и уволокла за собой…

Утром Гызлархан-Шетте и Янгыл, как всегда, встретились у тамдыра.

– У, чёрное племя! – зло прошипела Гызлархан-Шетте. – К ней мужчина ночью стучится, просит, чтобы открыли, а она только и ждёт, чтобы он потихоньку вошёл да ублажил её! Хоть бы людей на помощь позвала.

– О чём говорите, Гызлархан-Шетте? – не понимая, в чём её обвиняют, испугалась Янгыл.

Гызлархан-Шетте рассказала всё, что произошло у её двери вчера ночью. Янгыл от страха затаила дыхание: ведь могло выясниться, что её не было дома!

– Я так крепко спала, что ничего не слышала, – соврала Янгыл. – Но поверьте мне, я никогда не допущу к себе вашего мужа.

На другую ночь о случившемся. Янгыл рассказала Арзы. Обнимая её, Арзы успокаивал и обещал: не пройдёт и двух дней, как они будут далеко-далеко от Базар-Тёпе и никто никогда не узнает – где они поселились. Побег был назначен на послезавтра, за четыре часа до рассвета. Как только прокричат первые петухи, Янгыл начнёт готовиться к побегу. Крик вторых петухов она должна услышать у входа в ущелье. Арзы придёт туда или, скорее всего, будет ждать её та ад.

Но за день до побега Хамза вновь пожаловал во двор родителей и вновь постучался к Янгыл.

– Гелин-джан, – шептал он сквозь дверь нежным голосом. – Всё равно ты будешь моей. Открой же, гелин-джан. Зачем нам ждать того дня, когда нас узаконит молла Ачилды? Открой же…

Янгыл не отвечала, думала, что Хамза уйдёт. Но когда послышались упрёки и угрозы, она распахнула дверь и на весь двор подняла шум, чтобы убирался вон этот бесстыдник. На шум прибежала Гызлархан-Шетте, и Янгыл начала ругать и её.

– Это так вы караулите своего мужа! Не успели вы уснуть, а уж он бежит к другой!

Ссора вскоре утихла. Хамза, пригрозив Янгыл, что припомнит ей это, отправился домой, а свекровь упрекнула Янгыл:

– Зачем же шум поднимать, гелин… Дело уже решённое – не сегодня-завтра отдадим тебя старшему нашему сыну. Детишек у него нет… Ты уж позаботишься о продолжении нашего рода…

Янгыл ничего не ответила, только стиснула зубы и, войдя в комнату, хлопнула дверью.

День накануне побега она провела с дочкой. Ласкала её, гладила по головке и с ужасом убеждалась, что девочка отвыкла от неё, не признаёт и всё время тянется к бабке. К вечеру, когда Янгыл решила убежать вместе с ребёнком, девочка так сильно расплакалась, что пришла старуха и грубо выхватила ребёнка.

– Вай, горе-то какое, за ребёнком не можешь ухаживать! – и унесла девочку на свою половину.

Закрывшись в комнате, Янгыл дала волю слезам, а потом долго думала о своём будущем. Но едва прокричал первый петух, она встала с постели и начала собираться. В торбу сунула чурек и окара с каурмой, надела халат, набросила на голову пуренджик и тихонько отворила дверь. Она постояла, прислушалась – нет ли кого рядом? – и, удостоверившись, что все кругом спят, закрыла осторожно дверь и, крадучись, вышла со двора. Она заспешила по тёмному закоулку, узкому и грязному, сдавленному глинобитными стенами, и вскоре оказалась на окраине, возле омёта, где провела две самых счастливых ночи с Арзы. Сразу за омётом начинался каменистый спуск с холма. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться и не упасть, Янгыл вышла на равнину и побежала на условленное место.

Арзы уже ждал её. Счастливо, но с некоторым страхом в голосе, смеясь, он обнял её, и они быстро пошли по ущелью.

– Теперь нас никто не найдёт, – на ходу говорил Арзы. – До утра мы уйдём на самый край света. Доберёмся до какого-нибудь аула, назовёмся мужем и женой и будем жить.

Янгыл едва успевала за ним. Чувствовала она себя, как птица, у которой раньше вырвали из крыльев, перья, но теперь они отросли и можно лететь куда угодно.

Наступил рассвет, поднялось солнце. Возлюбленные поднялись на высокую гору, укрылись за скалой и решили отдохнуть. Отсюда была видна амударьинская долина и бугорком выглядел Базар-Тёпе. Людей издалека нельзя было различить. Оба напряжённо смотрели в ту сторону, откуда ушли. Обоим было жаль, что, может быть, никогда больше не придётся встретиться с родными. Янгыл удручённо вздохнула:

– Бедная моя мама… Как она меня любит. Ей трудно будет пережить, позор своей дочери…

– Ты считаешь позором наше бегство? – испуганно воскликнул Арзы.

– А как же, Арзы-джан. Ведь, говорят, в законе записано, что за такие дела женщину предают смерти.

– Да, в адате так и пишут… А у русских за убийство судят и отправляют на каторгу в Сибирь.

– Пусть будет в жизни так, чтобы женщин не убивали, – откликнулась Янгыл. – Ведь каждый может найти себе человека по сердцу. Как много парней и девушек!

– Будет когда-нибудь такое… Обязательно будет, – убеждённо сказал Арзы. – Когда много людей думают об этом, значит, они сделают жизнь по-своему… – и он привлёк к себе Янгыл, начал ласкать её, и так, в объятиях, в тени под скалой, они и уснули.

Проснулись, когда солнце стояло высоко над головой. Янгыл достала из торбы чурек, чашку с каурмой. Наспех они закусили и двинулись дальше.

Горы, горы, горы… Бесконечные горы, казалось им, вздымались на их пути, и не было никаких признаков человеческого жилья. Только однажды с вершины они увидели отару овец, очень похожую издали на ползающих муравьёв, да и то эта отара наелась где-то у речных берегов.

Когда солнце стало опускаться, обливая горы кровью заката, Арзы забеспокоился. Впервые в этот день у него появилась неуверенность в успехе бегства. Шли они в таком тяжком молчании, и Арзы всё время про себя досадовал: «Как же я не подумал – куда именно идём? Наверное, надо было бежать другой дорогой, вдоль Аму? Но тогда бы увидели нас люди и сразу же сообщили. А если бы сесть в каюк? Тоже опасно. Тоже сразу же распространился бы слух…» И он пришёл к выводу, что идти в горы – самое верное. Но у кого и где в горах жить? Чем питаться? Все эти вопросы не давали ему ни минуты покоя.

С наступлением темноты Арзы охватил страх, но он не подал вида, чтобы не испугать Янгыл. Где-то совсем близко зарычал зверь, наверное, пятнистый барс. Арзы почувствовал, как стынет кровь в его жилах, но, собрав всю свою волю, он засмеялся:

– Посмотри-ка, вздумал напугать нас. И успокоил её. – Ты, Янгыл, не бойся, он на людей не нападает. Давай-ка лучше устраиваться на ночлег, а то в темноте можно сорваться в пропасть. Переспим, а утром – отправимся в сторону Термеза. – Арзы вспомнил, что в ауле Акташ около этого города живут его родственники, и подумал: хорошо бы поселиться у них. Только до Термеза очень далеко, умрёшь в дороге от голода…

Арзы решил ни о чём не думать: будь что будет. Каждая мысль о дальнейшем продвижении приносила ему неуверенность и отчаяние. Вновь обнявшись, возлюбленные уснули под скалой и чуть свет, доев остатки чурека и выпив последнюю воду, стали спускаться по склону горы в ущелье – всё-таки низиной идти легче.

Спускаясь, они достигли середины горы и тут увидели скачущих по ущелью всадников. Люди махали камчами и выкрикивали слова угрозы. Арзы и Янгыл, окаменев от неожиданности, сразу догадались, что это погоня за ними. Янгыл, вскрикнув, вновь заспешила в гору, но Арзы окликнул её:

– Янгыл-джан, стой… Подойди ко мне!

Дрожа от страха всем телом, Янгыл подошла к нему.

– Дай твою руку, Янгыл-джан, – взволнованно, но твёрдо сказал Арзы и обнял возлюбленную. Так они стояли и смотрели вниз, а всадники неторопливо поднимались в гору, зная, что беглецам теперь не уйти от них.

В переднем всаднике Арзы узнал родственника Янгыл – Сапарчапыка, за которым ехали на конях ещё четверо, в их числе и аульный следопыт. Подъезжая, Сапарчапык криво усмехнулся, нахмурился и процедил сквозь зубы страшное ругательство, а подойдя вплотную, наотмашь ударил камчой по лицу Арзы. Второй удар пришёлся по плечу Янгыл. В следующую минуту, не давая опомниться беглецам, все пятеро навалились на них, связали им руки и повели в ущелье.

– Поганый нечестивец, – прохрипел Сапарчалык, – говори, что у вас было с ней?

Арзы промолчал, только гордо вскинул голову.

Этот же вопрос задал Сапарчапык Янгыл. Но ещё в те короткие страшные минуты, когда преследователи приближались к ним, Арзы успел предупредить Янгыл, чтобы она ни в чём не сознавалась. Янгыл, вспомнив предупреждение Арзы, отрицательно покачала головой.

Сапарчапык вновь замахнулся камчой..

– Врёшь, потаскуха, врёшь! Говори правду!

Но, как ни бесновался Сапарчапык, Янгыл не произнесла ни слова. В сухих горячих глазах молодой женщины не было ни страха, ни раскаяния, только сожаление, что ей и Арзы не удалось уйти, и теперь их ждёт страшное наказание.

Янгыл посадили на лошадь. Арзы же покрепче затянули руки и верёвку привязали к седлу, Сапарчапык велел ехать в Базар-Тёпе. Кони шли мелкой трусцой. Арзы едва-едва успевал перебирать ногами и всё время думал, что если они поедут чуть быстрее, то он упадёт и разобьётся насмерть.

Но Сапарчапык не торопился, его мучил стыд за сестру. Позор, какой навлекла на свою голову Янгыл, касался и его. Он мучительно думал: как заставить поверить отца умершего Лупулла, что между Арзы и Янгыл ничего не было, и доказать, что он, Сапарчапык, сделал для этого всё возможное. И ещё у Сапарчапыка была причина не спешить. «Если приедем в аул засветло, – думал он, – то наверняка соберётся народ, будут разговоры и пересуды». А этого Сапарчапыку допускать не хотелось.

В Базар-Тёпе возвратились уже на закате солнца. И как ни старался Сапарчапык явное сделать тайным, ничего из этого не получилось. Ещё когда всадники отправились на поиски беглецов, весь аул уже знал о случившемся и с нетерпением стал ждать дальнейших событий. Теперь их встречала целая толпа, собравшаяся на склоне у въезда в аул. Люди напряжённо молчали, и в этом молчании чувствовалось глубокое сочувствие. И лишь немногие из жителей аула плевались и поносили всяческими ругательствами нарушителей адата.

Процессия быстро проследовала ко двору умершего Лупулла. Здесь их уже поджидал отец покойного – Байрам Сопи. Опершись трясущимися руками на палку, он гневно плюнул и отвернулся, когда Янгыл ссадили с лошади, а Арзы привязывали к агилу.

– Байрам Сопи-ага, аллах над нами смилостивился, страшного не произошло, – энергично заговорил Сапарчапык. – Мы вовремя схватили их и не дали свершиться грехопадению вашей гелин…

Старик только гневно пожевал губами и снова плюнул. Рука его уже подняла палку, чтобы опустить её на голову невестки, но он тут же передумал. Толпы людей во дворе и около двора смотрели и думали: «Что же будет дальше?»

Байрам Сопи, наконец, принял решение и рассудительно заключил:

– Арзы отведите к отцу и скажите, чтобы держал его на привязи. А эту – заприте!

Арзы тотчас же отвязали от изгороди агила и быстро повели к его дому. Дойти успели лишь до базарной площади, как вдруг откуда-то появились нукеры Махматкула-Эмина, и один из них крикнул:

– Эй, вы! Ведите этого негодяя следом за нами. Зиндан давно скучает по нему.

В мечети только что закончился вечерний намаз. Но правоверные не спешили расходиться по домам, ждали: «Сейчас приведут богоотступника». Сам молла Ачилды, побледневший и молчаливый, прохаживался у входа. Увидев нукеров и связанного Арзы, он злобно проговорил:

– Вот оно, исчадье ада! – и повелительным жестом указал на кельи, куда сажали провинившихся.

Арзы втолкнули в темницу. Падая, он слышал, как заскрипела затворившаяся дверь, а в углу кельи запищали и разбежались в разные стороны крысы. Ночью к нему вошли молча несколько человек, и прежде чем он сообразил, что от него хотят, в сплошной тьме свистнула, точно живая, камча и нестерпимо ожгла шею. Потом он почувствовал такие же ожоги на лице, плечах, ногах. Боль была настолько нестерпимой, что Арзы не мог удержаться, чтобы не закричать. И он кричал, пока не потерял сознание.

Утром отец юноши, с помощью Закир-ага, уговорил моллу Ачилды, чтобы тот смилостивился над несчастным. Закир-ага вернул бывшему хозяину долг с процентами, а Хаким-ага подарил ему кусок красной русской материи. После этого Арзы в полубессознательном состоянии, поддерживаемый под руки, был выведен из темницы и доставлен домой.

Прийдя в себя, он понял, что лежит на кошме дома. «Лучше бы мне умереть», – подумал он с болью и горечью и тотчас услышал слова отца:

– Вот что я тебе скажу, сынок. О той гелин забудь раз и навсегда! Не для тебя она предназначена, не тебе послана аллахом. Обычай туркмен велит тебе не прикасаться к той, которая не тебе суждена. Смерть и презрение постигают того, кто нарушает этот древний обычай. Судьба твоя в наших руках. Ты ещё качался в люльке, а мы уже позаботились о тебе, приглядели тебе девушку. Она из бедного дома, но из нашего рода…

Арзы тяжело вздохнул и отвернулся. Хаким-ага продолжал:

– Аллах поможет, соберём калым и привезём тебе невесту.

Обливаясь слезами, Арзы кусал губы. «Неужели люди не понимают, что существует такое чувство, когда нельзя заменить любимую никакой другой девушкой? Неужели никто в Базар-Тёпе не представляет, как может страдать сердце по той, кто тебе дороже жизни?».

Нет, наверное, у каждого была своя любовь, да раздавил эту любовь чёрствый дедовский обычай. И Арзы решил подчиниться воле закона, решил набраться сил, чтобы забыть о Янгыл. «Надо только побыстрее уехать из Бачар-Тёпе, – про себя повторял он, – надо побыстрее уехать».

IX

Был тёплый апрельский день, тепло пригревало туркменское солнце, когда Арзы и Закир-ага вновь появились на «Обручеве». Несколько суток они поджидали пароход на берегу. Но вот настал долгожданный час: в полдень «Обручев», сообщая о своём прибытии басистым гудком, приблизился к кугитангским берегам, и амбалы, быстро сев в лодку, переправились на судно.

Теперь их здесь встретили как друзей, как старых однокашников. Капитан, слегка улыбнувшись, сказал боцману:

– Смотри, как нам верны туркмены. Какой уж год с нами!

Боцман Бахно похлопал Закир-ага по плечу, Арзы взъерошил волосы и, внимательно оглядев его, сожалеючи покачал головой:

– Эка, брат сермяжный, как тебя отделали! Плёткой, что ли?

Арзы смутился, прикрыл ладонью ещё незаживший шрам на щеке.

Закир-ага охотно пояснил:

– Арзы-джан девочку одну шибко любил… Папашка его другому отдал… Арзы-джан девочку взял, скандал был…

– Слыхал, слыхал, что у вас девочек крадут, – отозвался боцман, сказал ещё несколько непонятных слов и потерял интерес к вновь вернувшимся грузчикам.