Текст книги "Феминиум (сборник)"
Автор книги: Анна Котова
Соавторы: Наталия Ипатова,Наталья Резанова,Далия Трускиновская,Владислав Русанов,Сергей Чекмаев,Людмила Козинец,Елена Первушина,Ярослав Веров,Юлиана Лебединская,Ника Батхен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)
Ирония судьбы заключалась в том, что глобальные религиозные перемены действительно не волновали донью Каталину – по крайней мере, на тот момент. Она просто хотела, чтоб ей разрешили то, что она любила и умела делать, – воевать и при этом оставили в монашеском звании.
Убедившись, что его собеседница вовсе не одержима зудом религиозного реформаторства, папа благословил ее и особой буллой дозволил ношение мужской одежды, оружия и участие в военных действиях – но лишь против еретиков и врагов церкви. Эта оговорка впоследствии сыграла немаловажную роль в грядущих событиях.
В Испании буллу его святейшества восприняли как выражение одобрения новым веяниям. Многие монахини обратились к главам своих епархий с просьбой о рукоположении в священство, и оно было им дано. Характерно, что сама донья Каталина этого не сделала. Лишь много позже, когда вера в Откровение была признана явной ересью, преемник Урбана – папа Юлий объявил против ее сторонников крестовый поход, а новые католики, отложившись от Рима, ее призвали, чтобы возглавить верующих. Тогда она испросила, чтоб в память об офицерском звании альфереса, которое она долго носила, ей было даровано звание знаменосца церкви Откровении, ибо таковой знаменосец есть у Римской церкви. Епископы, признавшие Откровение, это звание даровали.
Так церковь Откровения стала церковью воинствующей.
И все же неизвестно, как бы в дальнейшем повернулись события, если бы крестоносцы выступили против Испании Европейской, а не Новой Испании. На то, конечно, были причины. Слишком многих владык манили заморские владения Испании с их огромными запасами золота и серебра. Европейская армия испанского короля представлялась слишком сильной – тем более что к тому моменту он вывел войска из Фландрии, чтоб укрепить собственные границы. И корабли, заполненные «защитниками веры», отплыли за океан.
Они не учли, что испанские отряды там, пусть и уступавшие в численности армии метрополии, были гораздо лучше приспособлены к войне в условиях Нового Света. К тому же под знамена церкви Откровения встали коренные жители Новой Испании, у которых со старыми католиками были свои счеты…
Война длилась с 1630 по 1632 год и, как всякому известно, закончилась впечатляющей победой сторонников церкви Откровения в стране Арауко. Причем донья Каталина и ее соратники вовсе не считали себя в состоянии войны со Святым Престолом. Ведь папа сам уполномочил ее на борьбу с еретиками, не так ли? А крестоносцы, по понятиям церкви воинствующей, были именно еретиками.
Лишь десятилетие спустя, когда стало ясно, что противоречия непримиримы, и появилось новое поколение духовенства, сформировавшееся в среде, где папа римский не считался наместником Бога на земле, испанская церковь официально отложилась от Рима. Первым матриархом, как и следовало ожидать, избрали донью Каталину. Несколько лет она сохраняла за собой и звание знаменосца церкви, но затем передала этот пост своему давнему соратнику по оружию дону Хуану Понсе де Леону.
Дальнейшая история есть история Испанской империи и должна быть известна каждому образованному человеку, а не претендующему на образованность, как этот обозреватель. Хочется верить, что Владислав Йорек, несмотря на всю свою предубежденность, лучше владеет материалом – ведь он историк. Хотя данное обстоятельство может послужить и препятствием.
И вообще, действительно, стоило бы лучше ознакомиться с польской литературой эпохи барокко…
– Они еще будут нам про демократию объяснять! Это нам-то! Да мы рабство первыми в мире отменили, когда у них в Европах и колониях их за одно такое помышление в тюрьму сажали!
При чем тут демократия – непонятно. И вряд ли преподобный Йорек прибыл сюда, чтоб нам её проповедовать. Хотя патио для журналистов – не лучшее место для изучения формальной логики. Лучше достать таблакалькулу и вернуться к файлам о польской литературе.
Насчет латыни Андрес оказался прав – многие пииты указанной эпохи творили на этом языке. В том числе Иоанн Кохановский, почитавшийся средь них первейшим стихотворцем. Хотя Эрсилья подозревал, что латинские вирши – не лучшее, что есть в его наследии. Что делать – оценить стихи на польском Эрсилья был не в состоянии, а машинному переводу он не доверял.
По крайней мере, будет о чем спросить преподобного Йорека при личной встрече. Если она состоится, конечно. А пока – донья Исабель права – разведка так разведка.
Среди журналистов было немало новых лиц, и на этих лицах явственно читалось удивление, чтоб не сказать недоумение. Почему-то у иностранцев слово «матриархат» вызывает совсем иные ассоциации, чем департамент управления делами матриарха. И упрекать приезжих за это трудно – их же СМИ упорно рисуют, из поколения в поколение, образ империи, где граждане ходят строем и бряцая оружием, а всем заправляют злобные бабы, терроризирующие забитых мужчин. Самый распространенный и самый дурацкий вопрос: «Что, у вас и мужчина может быть священником?»
Мысленно осеняешь себя крестом, считаешь до трех и отвечаешь: «Да, причем их большинство».
Что же до злобных… э-э-э… дам при власти, ну да, есть, трудно отрицать, когда преподобная Росальба каждый день вещает по ТВ. Так они везде есть. Вспомнили бы лучше эту свою… гран-прокуратора всеевропейского.
Было бы трудно упрекать… если бы на смену удивлению приходило понимание. Нет, обычно удивление сменяется завистью: «Слишком хорошо вы живете, с чего бы это?» Как ответил однажды Андрес особо настырному представителю Российского агентства новостей: «И вы бы так жили, если бы ваше правительство хоть немного делилось с народом доходами от продажи нефти и газа». Тот, несомненно, ожидал другого ответа – о преимуществах церкви Откровения над старым католицизмом. Не дождался, обиделся.
Йореку, безусловно, тоже будут задавать глупые вопросы. Причем не только иностранные журналисты, но и наши, прости, Господи, их прегрешения. Что ж, нигде так не проявляется человек, как при общении с дураками.
При первом же взгляде на Йорека стало ясно, что дуракам сладко не придется. Ясно всем, кроме тех дураков. В молодости он, вероятно, занимался спортом – футболом или тяжелой атлетикой. С возрастом несколько погрузнел, но все равно производил впечатление человека сильного. И решительного – об этом свидетельствовали черты лица: резко очерченные скулы, хищный нос, треугольный выдающийся подбородок. Почему-то по университетским занятиями по антропологии Андресу помнилось, что у славян более мягкие, округленные лица. Наверное, это предрассудок. Считают же иностранцы, что жители Испанской империи – поголовно жгучие брюнеты, а потом удивляются, что у нас тут всякие водятся… А вот этот уж не брюнет и не блондин – он полностью седой. Серые волосы, стриженные ежиком. Напоминает скорее военного, чем бывшего университетского профессора. Так ведь и предупредили, что он – «кондор»… то есть «ястреб».
А вот голос вполне профессорский. Глубокий, с богатыми интонациями. Определенно, студенты его внимательно слушали.
И этим голосом профессионального оратора он предупредил, что приехал в Араукану не для того, чтобы вести богословские споры, и просит присутствующих не забывать об этом.
– Все, что можно было сказать за и против, было уже высказано столетия назад, – произнес он. По-испански Владислав Йорек говорил свободно, пусть и слышался в его речи некий отголосок акцента.
И в этом его перед нами преимущество, подумал Андрес. А может быть, и нет. Он считает, что понимает нас, а мы его – нет… но понимает ли в действительности?
– Тогда в чем ваша цель?
Ну, пошли вопросы, надеюсь журналисты-газетчики ничего сверх отмеренной обычному человеку дозы глупости не ляпнут…
– Я исполняю здесь дипломатические обязанности и должен провести определенные консультации с официальными лицами.
– Стоит ли это понимать как подготовку к установлению дипломатических отношений между государствами?
– Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы. Могу лишь сказать, что в последние десятилетия Испанская империя предприняла некоторые шаги к выходу из самоизоляции.
«Это мы-то находились в самоизоляции? – внутренне возмутился Андрес. – Йорек и вправду так думает или нарочно стремится перевернуть все с ног на голову?» По хищной физиономии прелата определить это не было возможности.
– Примет ли вас матриарх?
– Я пока не получал подобных предложений.
– Почему вы избрали для визита Араукану, а не Буэнос-Айрес?
– Странный вопрос. Очевидно, задавший его – не гражданин империи. Буэнос-Айрес – резиденция императора, но столицей страны является Араукана, если вы до сих пор этого не знаете.
Кого он хотел поставить на место? Журналиста – безусловно. Но не был ли это и скрытый посыл: Араукана сама по себе столь незначительна, что никто не помнит о ее столичном статусе?
Но в целом к ответам Йорека придраться было невозможно. Дипломат, настоящий дипломат. Андрес привык, что священнослужители изъясняются более прямо и открыто, но, очевидно, у старых католиков было не так. И пресс-конференция проходила на диво гладко, пока тот самый, не к ночи будь помянутый тип из Российского агентства не спросил:
– Господин нунций, в бытность свою профессором вы отзывались о святой Каталине как об адреналиновой наркоманке и гендерном недоразумении. Изменили ли вы сейчас свое мнение?
Вопрос был явно из разряда «это провокация», а для граждан империи еще и звучал как прямое обвинение в кощунстве. Если русский журналист хотел настроить своих испанских коллег против посланца Ватикана, то ему это удалось.
Несмотря на охвативший его гнев, Эрсилья постарался не давать волю чувствам. Сведения о подобных высказываниях Йорека не проникали в СМИ, следовательно, у вопрошавшего есть какие-то другие источники. Либо фразу он высказал как частное лицо, а перейдя на работу в Ватикан, воздерживался от чего-либо подобного. Либо это и впрямь провокация, следствие национальной нетерпимости в данном регионе Европы, о чем упоминала донья Исабель.
Или… если он действительно придерживается таких взглядов, а папа Клавдий об этом знает, то провокация готовилась гораздо худшего толка…
Многое зависит от того, что он ответит. Конечно, все разрешится просто, если он скажет: «Ничего подобного, вас ввели в заблуждение». Или: «Да, в молодости я говорил нечто подобное, но сейчас изменил свои взгляды».
А если не изменил?
Пойдет ли он на открытый конфликт, находясь в Араукане? Или нынешним римским священникам разрешено лгать в благих целях, как это делалось и раньше?
– Очевидно, вы плохо расслышали, – хладнокровно отвечал Йорек. Его светло-карие глаза не отражали ни гнева, ни раздражения. – В начале нашей беседы я предупредил, что прибыл сюда не для того, чтоб обсуждать вопросы доктрины. И вам не советую.
Вывернулся-таки. Не сказал ни да, ни нет… хотя как раз это противоречит заповеданному в Евангелии. Ватиканская школа? Или особенность личного характера? По крайней мере, Эрсилья может теперь высказать епископу свое мнение.
– Еще его спрашивали, почему папа римский не принес империи извинения за Американский крестовый поход, хотя еще в прошлом веке Ватикан извинился перед мусульманскими странами за крестовые походы в Святую землю. Он ответил: «Мы пока не дождались от глав мусульманских государств ответных извинений за зверства в отношении христиан, причиненные как до крестовых походов, так и за многие века после них».
Донья Исабель рассказывала о встрече нунция с министром иностранных дел. На приеме были некоторые представители матриархата и епископы.
– То есть он опять ушел от прямого ответа. Что определенным образом его характеризует.
– Но и о взглядах его свидетельствует в должной мере. Хотя, – заметила в задумчивости преподобная Исабель, – в чем-то он прав. Рим не обязан проявлять добрую волю в одностороннем порядке. И вообще, самой большой катастрофой времен крестовых походов было разрушение крестоносцами Константинополя. И впоследствии никто из пап не приносил за это извинения православным. Однако иерархи восточной церкви и не поднимают эту тему. И Ватикан поддерживает постоянные контакты с православным миром.
– То есть, по-вашему, мы должны поступить так же? Проявить добрую волю в одностороннем порядке, хотя Рим этого не делает?
– Вот и посмотрим, кто из нас лучшие католики, способные явить великодушие к противнику…
Они ехали по проспекту Хуаны Инес де ла Крус. Святая Хуана Инес была третьим матриархом церкви Откровения и первым, чья резиденция располагалась непосредственно в Араукане. С тех пор резиденция и вся администрация матриарха давно перебрались в другую часть города. Но несколько старых зданий, принадлежащих матриархату, в прежнем районе остались. Там и отвели местопребывание для нунция – в одном из особняков про которых европейцы говорили «в колониальном стиле», что в очередной раз озадачивало Андреса нелогичностью. Какая же здесь колония? Здесь метрополия.
Там посланник папы принимал посетителей – как официальных лиц, пусть и неофициально, учитывая отсутствие дипломатических отношений между государствами, так и представителей общественных организаций. За особняком, разумеется, ненавязчиво приглядывала полиция. В интересах безопасности самого же нунция. Конечно, Испания успешно боролась с терроризмом, но, увы, нельзя было утверждать, что это зло изжито полностью. Кроме того, высказывания Йорека о святой Каталине стали известны широкой публике и вызвали волну возмущения. Так что охранять преподобного Владислава следовало не только от террористов, но и от радикалов из среды вполне благонамеренных католиков, прежде в преступных деяниях не замеченных. А они могли проникнуть в дом под видом тех самых представителей общественности. Если Йорек и заметил слежку за домом, то никак не протестовал, чем, по мнению доньи Исабель, доказал свое благоразумие. Вообще после бесед с епископом у Андреса сложилось впечатление, что враждебности к Йореку она не испытывает. «Его, безусловно, нельзя назвать нашим другом, – говорила она, – но, возможно, он способен на сотрудничество. Пусть он убежденный католик старой формации, иного папа к нам не послал бы, но прежде всего он рационален». Эрсилья отнюдь не был в этом уверен, но не имел пока оснований возражать донье Исабель.
Чтобы выяснить это обстоятельство, они и ехали сейчас к Йореку. О встрече было условлено на приеме у министра. И если поход Андреса на пресс-конференцию был разведывательным, то сегодня, как он предполагал, должна была состояться разведка боем.
Рационален Йорек или нет, но голова у него работает хорошо, не приходится сомневаться, что информацию об епископе де Оливейре ему также предоставили. И кто кого будет склонять к сотрудничеству, это вопрос. Однако донья Исабель рациональна безусловно и, несомненно, это понимает. Потому ей и нужен Андрес при этой встрече. Отвлекать, изыскивать слабые места… что ж, он сделает, что сумеет.
Примыкавшая к проспекту улица Рамиреса де Варгаса (знаменосец церкви во времена святой Хуаны Инес) была тихой и спокойной, пробок здесь опасаться не приходилось. Впрочем, Араукана была почти избавлена от них, хотя город был побольше Нуэва-Вальдивии. Но здесь умели лучше организовать транспортные развязки. Припарковаться удалось без труда.
Мария выбралась из машины, чтобы сопровождать епископа де Оливейру, но донья Исабель сделала предупредительный знак.
– Пусть идет Карлос. – Она усмехнулась. – Не стоит раздражать старых католиков обилием женщин.
– Женщина-епископ в любом случае будет его раздражать, – заметил Андрес.
– Ну, превратиться в мужчину специально ради этого визита я не могу.
Шутка, пожалуй, была грубовата для священнослужительницы, хотя вполне изящна для отставного полковника. Что-то, однако, Андресу в ней не понравилось. Донья Исабель рациональна, сказал он себе, а я иррационален. Это никуда не годится.
Охранник у ворот, проверив документы, пропустил их, и Карлос прошел вперед, чтобы позвонить в дверь особняка.
Никто не ответил.
– Это, однако, уже свинство, – пробормотал Андрес.
Пусть встреча и частная, донья Исабель – уважаемый иерарх церкви, а Йорек – дипломат. Выказывать неуважение подобным способом недопустимо.
Карлос позвонил снова, затем забарабанил в дверь.
– Что они там, уснули, что ли?
– Андрес, набери номер Йорека, – распорядилась преподобная.
– Но, донья Исабель…
При подобном отношении епископу не следовало делать первого шага.
Словно прочитав его мысли, донья Исабель сказала:
– Йорек может спать, заболеть, удрать через окно. Но в доме должна быть обслуга. Если они не отвечают…
Эрсилья поспешно принялся нажимать кнопки мобильного. И снова безответно. А уж от грохота в дверь всякий бы проснулся.
– Карлос, – начал Эрсилья, – надо звать охрану…
Но в этот миг дверь открылась. Сама по себе.
– Донья Исабель, дон Андрес, подождите, я пойду, проверю. – Карлос извлек армейский «ларго», осторожно шагнул за порог. За дверью никого не было. Очевидно, старый замок не выдержал титанических ударов Карлоса. Но это не отменяло вопроса – почему в назначенное время никто не отозвался.
Осмотревшись, шофер двинулся дальше. Андрес, выдержав паузу, последовал за ним. Донья Исабель не останавливала его. Было тихо… очень тихо… но это еще ничего не значило.
Они пересекли прихожую, полутемную, с мраморным полом в черно-белую клетку. Наверх вела лестница, широкая, с резными перилами. Резными были и деревянные панели на стенах – по ним вверх, к открытым окнам, скользнул взгляд Эрсильи. Но окрик Карлоса заставил его опустить глаза. Смотреть следовало не вверх, а вниз. На площадке лежал человек в темном костюме. И на шахматных квадратах растеклась кровь.
Карлос бросился вверх по лестнице, откуда, несомненно, свалилась жертва, Эрсилья – к лежавшему. Это был не Йорек. Похоже, что дворецкий или кто-то еще из обслуги. К счастью, он был еще жив, но разве что чудом. На горле у него зияла рваная рана.
– Донья Исабель! Мария! Зовите охрану!
Сам Андрес снова схватился за телефон. Пока он вызывал «скорую», снова взглянул на раненого. У Эрсильи не было медицинского образования, но всех семинаристов учили оказывать неотложную помощь.
Но эта рана… ее характер…
Несчастному не перерезали горло. Его рвали зубами.
Сверху не доносилось ни звука, и Андрес, насколько хватило сил, рванул по лестнице. Пробежал по коридору. Заглянул за ближайшую открытую дверь.
Среди раскиданной мебели (звуков падения не было слышно, следовательно, разбросали ее раньше) застыли двое.
Карлос, слегка пригнувшись, опустил руку с «ларго». И уставился в угол, где на четвереньках замер Владислав Йорек. Его седые волосы были всклокочены, зубы оскалены, а глаза, прежде казавшиеся карими, теперь отсвечивали желтизной.
Глаза!
Взгляд!
– Карлос, не смотри ему в глаза! Нельзя!
Из глотки Йорека вырвалось глухое рычание, и он прыгнул вперед. Но в этот миг Карлос успел выйти из ступора, и рукоятка армейского пистолета опустилась на голову прелата.
2Кардинал сказал, что единственное мое преступление состоит в том, что я испанка.
– С моей точки зрения, – отвечала я, – это моя единственная добродетель.
Каталина де Эраусо. «Воспоминания»
Десять дней спустя. Араукана
– Ликантропия, как я и предполагал, – сказал доктор.
– Но разве эта болезнь не вымысел?
– Это вопрос, – вздохнул дон Рамон Тлалок, главный психиатр при госпитале Святой Троицы. – Ликантропия, то есть заболевание, при котором больной считает себя волком и поступает соответственно… сейчас относится скорее к сфере истории медицины, чем к практике. Случаи заболевания ликантропией описывались тогда, когда вера в оборотничество была распространена повсеместно. То есть больные или воспринимались как оборотни, или сами себя таковыми воспринимали. Когда этот предрассудок исчез, исчезла и болезнь. За последние столетия не было зафиксировано ни одного случая ликантропии. И потому многие, подобно вам, дон Андрес, уже не верят, что такое заболевание реально существовало.
После инцидента в особняке прошло уже более недели, а Йорек так и не пришел в себя. Поскольку требовалось как-то объяснять его отсутствие на публике, было объявлено, что он заболел. Собственно, это была правда. Не сообщалось, однако, что он содержится в особом крыле госпиталя, большей частью пристегнутый ремнями к кровати – доктор опасался слишком часто делать ему успокоительные инъекции. Ни лекарства, ни сеансы гипноза не могли вернуть нунцию рассудок. По настоянию доньи Исабель, в палате провели обряд экзорцизма – с тем же успехом.
– А ваше собственное мнение, доктор? Какова причина заболевания? – спросил Андрес.
– Я бы сказал, что это последствие тяжелейшего нервного срыва.
– Мне не показалось, что Йорек к подобному склонен. Он производил впечатление чрезвычайно выдержанного человека.
– Вот именно. Все время с момента прибытия в Араукану он находился к окружении, которое было для него чуждо и ненавистно. И он ради пользы дела был вынужден постоянно подавлять эмоции. В какой-то миг психика не выдержала. Так сказал бы я, но…
– Что?
– Если бы не эта волчья мания… Такое впечатление, что все человеческое в нем начисто исчезло. Он ведет себя как настоящий волк – по всем рефлексам. Будь Йорек родом откуда-нибудь из Африки, где вера в оборотней бытует до сих пор, я бы это понял. Но для уроженца старой Европы… непостижимо.
Эрсилье нечего было возразить. Он был одним из немногих, кого допускали к Йореку, и он знал, что насчет «волчьего поведения» тот прав. И это человек, по всем признакам обладавший развитым интеллектом… бедняга. Такого и врагу не пожелаешь.
После госпиталя Андрес направился на виа Оталора, где располагалось столичное управление полиции. Ничего не поделаешь. Там интересовались совсем иными аспектами происшествия, чем у Святой Троицы. Несомненно, имело место покушение на убийство (к счастью, служащий особняка остался жив, хотя до сих пор не мог сказать ничего внятного, у него были повреждены голосовые связки), а донья Исабель и ее спутники были свидетелями. Правда, епископа Нуэва-Вальдивии, сняв первоначальные показания, больше не тревожили, а вот Андреса и прочих вызывали. По понятным причинам, дело сохранялось в строжайшей секретности, как со свидетелей, так и с группы, выезжавшей на место происшествия, взяли подписку о неразглашении, а следствие вел непосредственно коррехидор Арауканы дон Мануэль Сапатеро.
Этот человек, слывший грозой столичной преступности, на первый взгляд производил впечатление типа, привыкшего решать проблемы с помощью рыка и кулаков, но Эрсилья, побеседовав с ним, убедился, что тот – специалист вполне компетентный.
Сейчас он мрачно дымил сигарой у окна в своем кабинете.
– Не успел предупредить, извини, дон Андрес. Дело у нас забрали.
– Куда?
Впрочем, Эрсилья и без того догадывался, каким будет ответ.
– В управление имперской безопасности. Они там будут землю рыть, чтоб узнать, кто свел с ума этого прелата… и нароют… – как и положено полицейскому, Сапатеро никогда не сказал бы доброго слова о конкурирующем ведомстве. – Вполне могут представить козлом отпущения… этого… Карлоса. Якобы от его удара у нунция в башке все и перемкнуло.
– Но Карлос ударил Йорека уже после того, как нунций впал в безумие.
– Ну и что? Зато виновный будет найден, и можно избежать сложностей в отношениях с Ватиканом. А мы, получается, тянем дело. Еще бы! Мы всю неделю проверяли каждого, кто общался с Йореком, а их было немало. Потому что просто так люди с ума не сходят.
– Доктор Тлалок говорит…
– Знаю я, что он говорит. Беседовали. Следов воздействия наркотических веществ в организме пациента не обнаружено. Он даже не курил! – В голосе дона Мануэля слышалось то ли недоумение, то ли презрение. Европейское представление о никотине как о первопричине едва ли не всех бед здесь не приживалось, в Испании Американской большинство взрослых мужчин были заядлыми курильщиками. – А чтобы подвергнуть человека гипнозу, надо с ним хоть какое-то время плотно пообщаться. Хотя, конечно, гипноз – для нашей работы – слишком уж экзотичный прием. Лично я бы предпочел, чтоб это оказался какой-то неизвестный наркотик.
– Но это может быть просто болезнь. Ликантропия.
– Если б тут не несло политическим скандалом, я бы согласился с диагнозом Тлалока. Болезнь. Смена климата, непривычная пища и так далее. Но дело-то и впрямь политическое. Могу понять чиновников из министерства, – с неохотой признал Сапатеро. – И есть в нем что-то нечистое. В прямом смысле. Считай меня суеверным стариком, дон Андрес, но на твоем месте я бы постарался изгнать беса.
– Я пытался. Со всем тщанием. Ничего не получилось.
– Что ж, нунций – еретик, может, на него наш экзорцизм не действует… А вызывать священника старого обряда мы не можем – от секретности ничего не останется.
В словах коррехидора было нечто важное, но что именно – Эрсилья затруднялся определить. Его посетила другая мысль.
– Дон Мануэль! Не могли бы вы дать мне список тех, кто вступал в контакт с Йореком? Я тоже мог бы проверить их… по церковным каналам.
Коррехидор хмыкнул.
– Это конфиденциальная информация… и выдавать ее в любом случае противозаконно. Не говоря уже о том, что мы больше не ведем дело. Но… интересы истины важнее ведомственных интересов… да и Марика о тебе хорошо отзывалась… я дам тебе распечатку.
Эрсилья не сразу сообразил, что речь идет о Марии. Ну да, она ведь раньше работала в полиции. Хотя, возможно, это был лишь предлог, чтоб вставить шпильку имперской безопасности.
У выхода из управления викария поджидала машина доньи Исабель, но там был только Карлос.
– Епископ задерживается на совещании, велела тебя забрать, – сообщил он, когда Эрсилья приоткрыл дверь. А потом добавил: – И это… спасибо.
– За что?
– Если б ты не заорал тогда, он бы мне глотку перервал, как тому бедолаге.
По всему было видно, что Карлосу неловко. Облажаться в такой момент… ну, почти облажаться…
А Эрсилья и сам не знал, почему он заорал. «Нельзя смотреть волку в глаза» – старое убеждение его европейских предков. Бог знает, почему это поверье всплыло в памяти. К тому времени, когда прапрадедушка переселился в метрополию, в Испании Европейской и волков-то не осталось.
– Ладно, – сказал он. – Поехали.
– Флорида, земля святого Понтия, была и остается испанской территорией!
Преподобная Росальба вещала в программе, посвященной спорным территориям. Если на Калифорнию претендовала Россия, то в сторону Флориды поглядывала Федерация Великих равнин. Правда, там пока дальше риторики в прессе дело не заходило. На нее главный столичный канал решил ответить своей риторикой, затеяв «круглый стол» в эфире. Выглядела Росальба Веласкес весьма эффектно – орлиный взор, гордая посадка головы, уверенность в речах – немудрено, что популярность ее растет.
– И это говорит иерарх церкви, – вздохнула донья Исабель. – Ты молодой, скажи – сейчас в школе не сообщают, что Флориду открыл не святой Понтий, а его дед?
– Сейчас вообще стараются избегать термина «открытие». Считается, что это некорректно по отношению к коренному населению.
– Как глупо… выключи эту говорильню.
Они находись в гостиной коттеджа при матриархате. Донья Исабель недавно вернулась с совещания своей фракции при совете епископов, и хотя она не была склонна к проявлению эмоций, Андрес видел, что она не в лучшем состоянии духа.
– Все так плохо? – спросил он.
– Не так. Все гораздо хуже. Разумеется, Ватикан, получив известие о болезни Йорека, требует, чтобы к нему допустили врачей из Европы. И при том состоянии, в каком он находится, нас, разумеется, обвинят в покушении на его жизнь. Но реакция папы и старой Европы – это не худшее, чего следует ожидать.
– А что, по-вашему, худшее?
– Реакция наших сограждан. Йорек и без того был непопулярен. Если о его безумии станет известно, это, безусловно, сочтут карой божьей за высказывания о святой Каталине. При тех настроениях, что нагнетаются ныне фундаменталистами во главе с Росальбой, с одной стороны, и радикальными террористическими группировками – с другой, ни о каком примирении между церквями не сможет быть и речи. Вся предварительная работа в течение многих лет – ламе под хвост.
– Вообще-то, – сказал Андрес, – полиция считает, что покушение на жизнь Йорека действительно имело место. И госбезопасность тоже.
– Имперская безопасность, полагаю, считает так в первую очередь. Это ее обязанность – подозревать всех и вся. Но если они действительно не ошибаются… если Йорек стал жертвой злого умысла, а не просто помешался умом, дело обстоит еще хуже. Мне очень не хотелось бы, чтобы среди последователей церкви Откровения были преступники и провокаторы. Лучше бы следствию и впрямь найти виновных.
– Коррехидор Сапатеро считает, что вину могут свалить на Карлоса.
– Дон Мануэль изволил шутить. Карлос – неподходящая фигура. Вот если бы они могли свалить вину на меня… а что? Я была одной из последних, кто общался с Йореком. Вполне могла подсыпать ему на приеме у министра какой-нибудь неизвестный в Европе яд…
Епископ де Оливейра говорила с сухим сарказмом, но Андрес чувствовал – она, в отличие от коррехидора, не шутит… а если так… подобное обвинение может привести не только к обострению отношению между церквями, но и к расколу в самой церкви Откровения.
При том что у следствия нет ни одной реальной зацепки.
– Просто хоть садись и плачь от бессилия, – пробормотал он.
– В этом нет ничего дурного, сын мой. Ты помнишь, как святая Каталина описывает, как она в первый раз пролила слезы? Когда она увидела свою мать после многолетней разлуки или когда она смотрела на похороны брата, которого по горькой случайности убила на поединке, она испытывала душевную боль, но глаза ее оставались сухими. Однако после перехода через Анды, ослабев от голода и безмерной усталости, она впервые в жизни заплакала. Но не впала в отчаяние, а обратила свои мысли к деве Марии, которая и даровала ей спасение.
Андрес слушал пастырское наставление доньи Исабель, но не переставал размышлять. Нечто важное говорили ему все эти дни, нечто способное указать если не на разгадку тайны, то хотя бы на направление дальнейших действий. Но что это было? Когда?
Когда коррехидор сказал: «Наш экзорцизм на него не действует»?
Или когда доктор говорил: «Будь Йорек родом из Африки… но он – уроженец старой Европы…»
Или когда он сам орал, чтоб Карлос не смотрел волку в глаза? Потому что видел в тот момент перед собой не прелата, а волка.
И еще раньше донья Исабель сказала: «Я не могу ради пользы дела изменить свой пол». Нет – «Не могу ради этого визита превратиться в мужчину».
После этого все и началось…
После?
– Преподобная Исабель я прошу у вас разрешения обратиться за советом к одному моему старому университетскому другу. Быть может, консультация прояснит для нас некоторые особенности этого дела…
