Текст книги "Приключения тюремного лекаря (СИ)"

Автор книги: Анна Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава пятая, в которой приходит большое войско

Семь дней галера стратега Варриона бродила по морским волнам. На восьмой день сторожа на башне заметили меж островов её белый парус. Заметил его и пленник.

Март твёрдо решил к возвращению стратега поставить аранта на ноги и преуспел. Он застал своего подопечного стоящим у окна. На миг лекарю стало не по себе: пленник был выше его на голову, шире в плечах, а в глазах, следивших за парусом, плясали недобрые огоньки.

Впрочем, если он и таил на Марта зло, то умело это скрыл. Ответил на приветствие, позволил осмотреть себя и в последний раз смазать затянувшиеся раны.

– К вечеру будет здесь, – сказал Март, кивая на галеру.

– К утру, – поправил его арант. – Сейчас отлив, а вечером ветер будет от берега.

Разговор не клеился. Март ушёл и весь день занимался делами. Перебрал сухие травы, выкинул те, что показались испорченными, взвесил остатки, проведал страдающего писаря… Словом, делал всё, чтобы не думать о пленнике и его судьбе, неотвратимо приближавшейся под белым парусом.

Весь день трудился тюремный лекарь, но ночью сон не пришёл к нему. Март лежал, глядя в темноту, и вспоминал рассказы пленника. Затем отшвырнул одеяло и как был, без халата и туфель, зашагал к сторожевой башне – скрасить бессонницу разговорами.

В башне скучали с десяток воинов: трое, назначенные сторожить, и ещё компания, выспавшаяся после ночного караула накануне и теперь маявшаяся бессонницей вместе с Мартом. Огоньки трубок на миг разгорались, скупо освещая лица, и башня вновь погружалась во тьму.

– Не отпустит его Варрион, – сказал один из воинов, продолжая начатый разговор.

– Не отпустит, – подтвердил Март. – Этот дурень указал не тот остров.

Воин присвистнул, медленно выпустил дым и спросил:

– С чего ты взял?

– Он сам сказал.

– Жалко парня.

Март кивнул.

– Значит, Силлион теперь защищают северяне, – сказал он. – А верховодит ими тоже северянин?

– На материке говорят, что нет. Безусый, вроде нашего. Мы уже думаем, что парень не соврал. Может, у северян и вправду вожди в разведку ходят?

– Этак им пришлось бы частенько вождей менять, – отозвался другой. – Да и молод больно. Думаю, они с вождём родичи, и наш у него в сотниках ходит. Меч у него хорош, простые воины таких не носят, да и доспех, видишь, непростой.

– Скорее всего, – согласился Март. – И я думаю, что людей он берёт не только из северян.

– Что толку, – махнул рукой один из воинов. – Теперь-то Варрион его точно не выпустит.

– Был бы он вправду вождём, он бы разрешения не спрашивал, – сказал Март.

Дым от трубок сплетался узорами, вился вокруг и нехотя выходил сквозь узкие бойницы, под которыми расстилался спящий залив. Верно, Варрион не даст сегодня отдыхать своим гребцам, заставит их гнать лодку, пока не причалит к крепостной пристани. В сторожевой башне тоже до утра не смолкал неспешный разговор. Вроде всё уже было сказано, но что-то мешало собеседникам разойтись.

* * *

С рассветом галера стратега подошла к вырубленному в скале причалу. Даже издали было видно, как гневается Варрион. Едва борт галеры приблизился к причалу на длину меча, стратег одним прыжком перемахнул через полосу воды и, шагая через две ступени, направился в крепость.

Из своей каморки Март видел узкий каменный уступ, тюремную дверь и часть сторожевой башни, прилепившейся к скале. Гневные крики стратега были слышны за версту. Вот он появился на уступе, таща за собой пленника, толкнул его, ударив под колени, и выхватил меч. Лекарь прикрыл глаза. Тяжко стучало в висках, будто он не видал раньше казней…

Мгновения тянулись медленно. Наконец вода внизу шумно плеснула.

И немедленно запели, засвистели стрелы.

Выйдя на стену, Март услышал от взбудораженных стражников, как было дело. Взбешённый Варрион сперва хотел зарубить обманщика прямо в камере, но затем решил, что казнь должна видеть вся крепость. Выволок его на уступ и уже занёс меч, как снова передумал. Оставил пленника под охраной двух стражников и пошёл за отнятым у него солнечным клинком.

Стражники одними глазами указали пленнику на воду. Одним движением ресниц пояснили, что не стоит бояться лучников в башне. Арант также беззвучно поблагодарил, дождался стратега, выхватил у него свой меч и, прежде чем лаконец опомнился, прыгнул в воду. Полетели стрелы, но беглец уже скрылся в бирюзовой глубине, и теперь один Морской Хозяин ведал, удалось ему спастись или нет. Стратег рвал и метал, но винить было некого – сам выпустил добычу из рук.

Аранта искали до темноты. Ну как – искали. Прошлись на лодках, не особо заглядывая под берега. Пару раз нырнули в бухте под уступом. Пленник исчез бесследно, а вместе с ним и диковинный меч.

Назавтра Март тоже поехал искать беглеца. Ему не сиделось на месте. Вернувшись с бесполезных поисков, он всё толкался по коридорам, дважды зашёл в камеру, где помещался пленник, а вечером долго сидел на кухне, раскуривая одну трубку за другой.

Больше они со стражниками ни словом не обмолвились о происшедшем. И не поминали пленника вслух – целых два года.

* * *

А через два года Лаконскую крепость осадило несметное, невиданное войско.

Сперва дозорные донесли, что в окрестных водах появились чужеземные корабли. Не робкие торговые суда, которые лаконцы играючи пускали на дно, а боевые, да какие! Длинные, каждый человек на тридцать, под широкими полосатыми парусами и с яркими щитами на бортах. Самые зоркие разглядели рослых беловолосых воинов и быстро опознали в них северян-верингов.

Вёл войско большой корабль с резной змеиной мордой на высоком форштевне. У форштевня, небрежно облокотившись на крутой борт, стоял воин в диковинном золотистом доспехе, и солнце играло на чудесной броне, словно в насмешку над Варрионом.

Суда расположились вне досягаемости стрел, охватив остров неплотным полукольцом. Нечего было и думать о вылазке за топливом и едой. Дважды лаконцы попытались вывести лёгкую неприметную лодочку, и оба раза она вернулась с бортами, сплошь утыканными стрелами. В пищу пошли вяленые рыба и козлятина, а в очагах вместо дров запылали сушёные козьи катышки.

Крепость готовилась к осаде. Лодки и снасти с причала затащили во двор. Ворота заперли тяжёлыми брусьями и завалили камнями. Стражники вытаскивали из кладовых связки стрел, осматривали щиты, вострили мечи и копья. Острый запах плавящейся смолы, смешанный с горьким дымом, проникал во все уголки, им пропахло всё: одежда, еда, даже тряпки для перевязок.

Затем на севере показались ещё паруса, и по мере того, как они приближались, защитников крепости охватывало гнетущее предчувствие. Никогда ещё здешние воды не качали на своих волнах столь многочисленного войска! Рядом с северными кораблями бросали якоря пузатые суда силлионцев и узконосые толнедрийские галеры. Позади шли неповоротливые зерновозы, гружёные припасами и оружием.

Спустя пять дней с юга подошли халифские суда и замкнули кольцо вокруг острова. Жрецы в святилище срывали голоса, пытаясь вымолить у богов чудо. Но боги, как всегда, были на стороне сильнейших.

Крепость атаковали с рассветом. Лаконцы защищались отчаянно, сверху на нападавших дождём сыпались стрелы, копья, увесистые камни, лилась кипящая смола, но на месте одного погибшего или раненого вставали десять других.

Март работал без передышки: выдёргивал стрелы, промывал и перевязывал раны, облегчал боль и снова отправлял воинов на стену, с мрачной обречённостью считая потери. Он забыл, когда в последний раз ел и отдыхал. Не хватало чистых тряпок, некого было послать за кипятком для настоев, и неотвратимо таял запас чудотворных снадобий. Победители сложат песни о воинах, что встретили их на крепостной стене, расскажут потомкам об их отваге и воинском искусстве, но один Март будет знать, каково было сражаться на самом последнем и страшном рубеже. Только он не успеет никому рассказать.

В разгар битвы никто не приметил, как трое возились под крепостной стеной, там, где в скале была глубокая щель. Коротко протрубил рог, и нападавшие бегом отступили к кораблям. Люди в крепости едва перевели дух, как между камней пробежала искра, и стена со страшным грохотом треснула и осела, утопив крепость в белой пыли.

Нападавшие хлынули в проём. Первым в город ворвался высокий воин в золотом доспехе.

Март стоял с обнажённым мечом около раненых и наблюдал, как пришлый военачальник бьётся внизу со стратегом. Два клинка взлетали и скрещивались, весело отражая солнечные лучи. Арант двигался легко и стремительно, и, глядя на него, Март любовался своей работой. По всему видно, что ловкое тело не стянули грубые рубцы, словно и не было в жизни молодого воина мрачного подземелья, беспощадных плетей и жидкого олова. Будет жить, будет хвалиться перед девчонками тонкими белыми метками, срывать жаркие поцелуи… Клинок стратега блеснул в последний раз и полетел по ступеням каменной лестницы. Март ожидал, что следом покатится стратегова голова, но победитель лишь дал знак связать своего мучителя и отвести на корабль. А сам пошёл по опустевшему ярусу, помахивая солнечным мечом и по-хозяйски оглядываясь по сторонам.

Лаконская крепость пала. Торговый путь между Севером и Югом был восстановлен.

Март с двумя десятками стражников сдался в плен без боя. Победители поклялись сохранить им жизнь и честь и не обманули. Около месяца их продержали близ силлионской столицы, после чего отпустили на все четыре стороны.

Стратег Варрион неделю подметал у своего бывшего пленника двор, а после был найден в сточной канаве с лаконским ножом в спине. Убийцу не искали.

Часть II

 Глава первая, в которой Март оседает в гончарном городке

Шли годы с падения Лаконской крепости, а в силлионских трактирах всё провозглашали здравицы в честь кунга Сигверта – так звали спасённого Мартом пленника. Сперва Март думал остаться при нём, но кунг так и не позвал, а гордый лекарь не пожелал навязываться. К тому же за восемь лет, проведённых в Лаконике, он окончательно отвык от столичного шума и толчеи. Его новым пристанищем стал портовый городок к северу от столицы.

Народ здесь жил простой: мастера гончарного дела. В каждом дворе стоял гончарный круг, а портовые прилавки ломились от искусно вылепленных и расписанных кувшинов, блюд и горшков. Каждая улица хранила свой секрет приготовления глиняной смеси. Одни сыпали в сырую глину мелкотолчёный песок, другие – резаные птичьи перья, третьи – жжёный камень. Одни обжигали непременно на ореховых дровах, другие на акации, третьи не жалели денег на привозные дубовые. На базаре каждый нахваливал свою посуду, утверждая, что у соседа и глина дурная, и краски, и обжиг… Словом, обычный городок, не хуже и не лучше десятков других, лепившихся к силлионскому берегу. Пять десятков глинобитных домиков под соломенными крышами. Кто побогаче – у тех дома каменные и кровли медные. Оливковые и апельсиновые деревья тянут тяжёлые ветви через низкие заборчики прямо на улицу. Узкие улочки ныряют вверх-вниз между выбеленных домиков. И море – безбрежное, бирюзовое, несущее к гостеприимным берегам паруса всех размеров и цветов.

Сперва Март поселился на постоялом дворе, а через год уже имел собственный белёный домик с прачкой, кухаркой и мальчишкой-помощником. Он брался за всё: вправлял вывихи, шил раны, принимал роды, промывал желудки, рвал зубы, унимал плачущих младенцев, облегчал боли у стариков. Слава о лекаре с чудодейственными снадобьями и лёгкой рукой пошла по окрестностям, и скоро у Марта отбоя не было от страдающих гостей. Вплоть до того, что после ужина в его дверь нередко стучались чужеземцы-мореплаватели, услышавшие о чудо-лекаре в трактире. Март поносил нетрезвых проходимцев разными крепкими словами, позаимствованными ещё у стратега Варриона, но никому не отказывал.

Мореходы приносили с собой не только хлопоты и звонкие монеты, но и вести о кунге Сигверте. С руин Лаконики военачальник вернулся героем, и осторожный правитель поспешил спровадить его с очередным невыполнимым поручением аж в Тёмные земли. Слава о тех местах шла дурная, но Сигверт поехал и тем упрочил свою славу. Люди болтали, будто кунга не берёт ни оружие, ни колдовство. Март рад бы пропускать эти сказки мимо ушей, но у полуграмотных гончаров будто не было других тем. На базаре, на причале, в трактире хоть один да заведёт про непобедимого кунга. Тьфу, да и только!

Многие хвори мог излечить лекарь, но не совладал с той, что точила его самого. Без сожалений расстался он когда-то с орзорумской знатью, без скорби принял поражение лаконского стратега, а теперь не мог смириться с тем, что молодой военачальник забыл о благодарности. Говорили, кунг Сигверт помнит по имени каждого в своём неисчислимом войске. Всех помнит, кроме тюремного лекаря, которому обязан жизнью и свободой.

* * *

Зимой у Марта, и без того редко сидевшего без дела, совсем не осталось свободных дней. Теперь у него лечился не только весь гончарный городок, но и больные из соседних селений. Даже мелкие лекари и повитухи, раньше недолюбливавшие приезжего, не стыдились обращаться к нему за помощью.

Учеников Март из непонятного упрямства не брал, друзей не заводил. Городские новости и сплетни пропускал мимо ушей. Если не сидел у больного, то готовил снадобья. Острый медный нож крошил твёрдые корни, в тяжёлой каменной ступке превращались в порошок листья, в пузатых бутылях настаивались масляные, уксусные, винные вытяжки. Дела не оставляли времени сожалеть о прошлом, и лекарь работал упорно, словно перетирая вместе с неподатливым сырьём свои честолюбивые надежды. Многое пережил Март, переживёт и славу бабьего лекаря, и унылое однообразие мирной жизни.

Весной по городку прокатилась очередная волна пересудов – кунг Сигверт вернулся с Тёмных земель живым и здоровым и даже заключил с тамошним правителем торговое соглашение. Март только головой качал, вполуха слушая болтовню слуг. Чем кунг собрался торговать с нищими и малонаселёнными пустошами? Одной десятой силлионского войска хватило бы, чтобы подчинить Тёмные земли и обязать их поставлять ко двору юношей для военной службы и женщин для их всестороннего обслуживания. Больше-то там брать нечего.

Мирное соглашение могло означать только одно: Сигверт добыл себе достаточно воинской славы и теперь предпочитает решать вопросы разговорами. Благо язык у него подвешен как надо – уболтает любого.

В эти дни Марту работалось хорошо и спокойно, будто он сбросил тяжёлый груз. Хотя дела были – скучнее не придумаешь. У старого гончара с Яблоневой улицы надо вырвать зуб, хорошо хоть дальний, о трёх корнях – к такому и не подберёшься толком. У городского головы беда от сидячего образа жизни, и пора вырезáть кишечные пузыри, выпадающие из насиженного прохода. Вот молодые подмастерья явились целой толпой просить снадобий, ослабляющих мужское семя, и Март от души отругал их за распутство. А вот, наконец, и награда лекарю за терпение – мальчишка свалился с дерева, знатно распорол себе руку и теперь истекает кровью. За такую работу Март брался бы каждый день, только где её найдёшь?..

Мирное время – мирные дела, скучные, бесславные…

* * *

Осенью, как всегда, прибыли сборщики налогов. Гончары ворчали, отсчитывая серебро и отдавая лучшие сосуды: с прошлого года поборы выросли в два раза. Вместе с деньгами и посудой на телеги грузили мешки ароматных яблок, апельсинов и прочего, что удавалось собрать в городских садах.

– Война, что ли, будет? – с досадой спрашивали ремесленники. – Никогда столько не брали! В будущем году подчистую выгребете или как?

– Войны вроде не обещают, – разводили руками сборщики. – Нам самим с этих поборов толку мало. Жалование не то что не подняли, а ещё и урезали. Получай по горсти медяков да по мешку вашей ругани и зимуй как знаешь…

Город волновался и негодовал. Масла в огонь подливали вести с севера: в тех провинциях из-за налогов вспыхнули мятежи. Ожидали, что порфирогенет жестоко расправится с недовольными, однако он послал туда Сигверта, и тот решил дело миром. Неизвестно, что больше убедило людей – его красноречие или свита из двух сотен воинов, но дело обошлось без жертв. Налоги были собраны, а жители вернулись к работе, послушные воле правителя.

Март невольно вспомнил Лаконику и усмехнулся. Это в молодости не в цене ни своя жизнь, ни чужая. Нынешний Сигверт наверняка попытался бы договориться и с Варрионом. И в крепости не восхищались бы стойкостью пленника, а смеялись над его жалкими попытками сторговать свою жизнь за золото. И уж тем более не шептались бы о нём в сторожевой башне той ночью, когда галера стратега маячила меж островов…

Сигверт же, уладив дела в северных провинциях, отправил сопровождавших его воинов в столицу, а сам поехал назад кружной дорогой – по побережью. Через гончарный городок, где жил Март.

Глава вторая, в которой много разговаривают

Март не вышел встречать высокого гостя. Здравицы в честь кунга были хорошо слышны сквозь запертые и зашторенные окна. Судя по шуму, он проехал базарную площадь и засел в одном из трактиров, который побогаче.

На восходе, когда Март только поднялся, Сигверт явился к нему с двумя молодыми воинами, нагруженными корзинами. Ввалился, шумный и радостный, приветствовал Марта как старого приятеля и сразу же, на пороге, вручил ему подарки: мешок аранского табака и тёплый плащ из мягкого коричневого меха.

– По всему берегу идёт слава о лекаре с юга. Я сразу подумал о тебе и, смотри-ка, не ошибся! Вот, держи. Табак настоящий, высокогорный! – заверил он Марта. – Не та труха, что на здешних базарах продают. Такой табак только наш порфирогенет в трубку кладёт, до торговцев он не доходит!

– Пахнет вроде ничего, – согласился Март, взвешивая мешок в руке. – За этот подарок спасибо. А плащ ты зря вёз, мне второй ни к чему.

– Бери-бери! Готов спорить, ты таких в глаза не видел. Это северная выдра. Тёплый, воду не набирает, грязь к нему не липнет. С сукном не сравнить! Веринги шьют такие плащи для себя, на базаре не найдёшь. Мех хороший и редкий.

– Верно, такой плащ тоже порфирогенет носит? – не удержался Март.

– Нет, ему зачем? У него горностай. Холодный, маркий, волос из него лезет, в таком только на троне сидеть. А в твоём самое то по больным бегать: не замёрзнешь, не промокнешь. Прикинь-ка, верно я твой рост запомнил? Мало толку, если плащ в ногах путается. Вот, как раз впору! Ещё бы пояс приспособить, чтобы не распахивался на ветру…

– И как тебя при дворе терпят, говоруна такого! – проворчал Март. Мех окутал его ниже колен тёплым мягким коконом, согрел и обласкал. Март погладил плотный блестящий ворс, затем торопливо сбросил плащ на кресло, сдержанно поблагодарил и пригласил кунга позавтракать.

– Угощать тебя особо нечем, – извинился он, – день не базарный…

– Об этом не беспокойся. Ты в «Окунёвой бочке» не обедаешь? Я там всю ночь, считай, просидел и сыт на неделю. Так форель жарят, что язык проглотишь!

– Идём, идём! – буркнул Март. – У тебя, верно, языков как у орзорумского варана. Один проглотишь, ещё пять болтать будут…

Один из мальчишек, сопровождавших кунга, извлёк из плетёной корзины два кувшина, в которых плескалось ароматное вино. Мартовы слуги сноровисто расставили блюда с немудрёным угощением и принесли тёплой воды для рук.

Сигверт болтал без умолку и всё расхваливал искусство лекаря, его дом и умение вести дела. Внешне он мало изменился, разве что взгляд стал более внимательным и цепким. Мало-помалу многолетняя обида в сердце Марта дрогнула. Верно, в Лаконике кунг и вправду одержал свою последнюю победу, и теперь взять с него нечего, кроме разговоров и подарков. Осталось ему жениться на какой-нибудь знатной даме, оставить потомство и тихо состариться.

– Как ты выбрался тогда, в Лаконике? – спросил Март кунга. – Добрался до Силлиона вплавь или уговорил морских дев донести тебя на своей пенной груди?

– Морские девы были сговорчивы, как орзорумские блудницы, – ухмыльнулся Сигверт. – Обошлись со мной куда ласковее, чем заслуживал недоумок, пустившийся вплавь на голодный желудок и с мечом в руке. Худо-бедно я добрался до острова, где на самом деле спрятал доспех, и приготовился геройски помереть там со всем своим добром, но увидел своих друзей. Помнишь старика и мальчишку, что были со мной? Так вот, они всё это время ждали меня и в тот день решили вернуться. Всю дорогу назад мы спорили, кто из нас совершил большую глупость: я, сбежав, или они, вернувшись. Увидев наконец силлионские берега, мы на радостях разделили первенство поровну.

– А что случилось с крепостной стеной? Люди болтали чуть ли не про небесный огонь…

– О, это заслуга одного алхимика из Тёмных земель. Мы с ним познакомились сто лет назад. Я тогда болтался по Империи купеческим проводником, а он показывал на площадях фокусы с огнём. Оказал ему услугу, потом он мне… Собираясь в Лаконику, я вспомнил о нём, отослал в Тёмные земли три меры серебра и орзорумского коня, а взамен получил бочонок горючего зерна. Знал бы ты, из чего оно делается! Не то из мышиного навоза, не то из самих мышей… Небесный огонь, как же… Зато грохнуло хорошо. Я, честно говоря, боялся, как бы по пути не разнесло мой корабль, но обошлось. Красиво получилось, скажи?

– Сносно, – кивнул Март и пригубил вино, чтобы немного передохнуть. Если Сигверт намерен и дальше испытывать на нём силу своего красноречия, то пора его выпроваживать.

– Кстати, а что за диковинный доспех, за которым так охотился Варрион? – небрежно спросил лекарь. И едва подавил вздох – сейчас кунг разговорится о своем сокровище на полдня. Но тот вместо ответа дёрнул шнурок, державший высокий ворот рубахи, и в вырезе мягко засветилась золотая чешуя.

Золотистые пластины размером в пол-ладони прилегали друг к другу плотно, без единого просвета. На их гладкой поверхности не было видно ни трещин, ни вмятин, будто броня только что вышла из рук мастера. Валик из тёмной мягкой кожи охватывал основание шеи, защищая яремную впадину и позвоночный бугорок. Соединялся доспех, видимо, на спине. Спереди не было даже намёка на шов. Интересно, кто застёгивает его на непобедимом кунге? Март снова поднёс к губам кубок, скрывая усмешку, и одобрительно кивнул.

– Ничего смотрится. А удобный?

– Как вторая кожа. В походах я его вообще не снимаю.

– Из чего же он сделан? Правда, что ли, из драконьей шкуры?

– Нет, конечно. Какой-то древний сплав. Ничего его не берёт, ни стрела, ни меч. На мне хоть синяки остаются, а на доспехе и вовсе ни царапины. – Сигверт снова стянул ворот, пряча драгоценную броню. – Я бы дорого дал, чтобы узнать секрет, но, похоже, он утерян навсегда. Я даже не уверен, что это аранская работа. Ни клейма, ни охранных знаков…

– Хороши были древние мастера, – искренне восхитился Март. – У нас всё про драконью чешую болтают. Вроде как удачу приносит, вроде как заколдованная…

– Чужое мастерство всегда проще объяснить колдовством. Про тебя-то не болтают, будто с нечистью знаешься?

– Пусть болтают, лишь бы деньги несли, – усмехнулся лекарь. Сигверт, поди, серебро не считает. На то есть придворные казначеи. И кошель за ним мальчишки носят. Воину пристало звенеть оружием, а не монетами.

Март отодвинул миску и хлопнул в ладоши. Вышколенные слуги мгновенно унесли всё лишнее, оставив на столе кубки и кувшины.

Сигверт наконец замолчал и опустил глаза на кубок цветного толнедрийского стекла. Солнце поднималось, и его лучи робко проникали в окно, заставляя вино сиять мягким розовым светом. Кунг то постукивал длинными пальцами по стенкам кубка, то поворачивал наполовину опустевший сосуд так, чтобы на его кромке вспыхивали и гасли золотые искры, задумчиво следя за игрой света.

Март допил вино и плеснул себе чистой воды. И приготовился слушать, зачем на самом деле явился к нему его бывший подопечный.

* * *

– Сдаётся мне, в Лаконике тебе жилось лучше, – начал наконец Сигверт. – Хотя там ты лечил беглых преступников, а здесь сплошь честных крестьян и ремесленников.

Март неопределённо пожал плечами.

– Мне нужен хороший лекарь для моих воинов, – продолжал кунг. – Сейчас при войске есть нескольких толковых ребят, но этого мало. Они не справляются с тяжёлыми ранами и болезнями. Предлагаю тебе занять место первого лекаря. Помощников и учеников возьмёшь сколько нужно, в деньгах тоже не будет недостатка. И будет повеселее, чем здесь.

– В мирное время все болеют одинаково, и воины, и простолюдины, – заметил Март.

– Мирное время продлится недолго.

– Правда? Неужели кто-то осмелился бросить вызов непобедимому силлионскому войску?

Сигверт самодовольно усмехнулся и откинулся на спинку резного кресла. Вытянул длинные ноги, устраивась поудобнее, и неспешно заговорил:

– У Силлиона нет врагов за его границами. По крайней мере сейчас. Однако люди недовольны ростом налогов. Только я разобрался с северными провинциями, как пришли вести о волнениях на побережье. Я проехал одиннадцать городов, считая ваш, и везде слышал одно и то же: налоги, налоги, налоги…

– Многих ли казнили?

– Никого.

– Отрадно видеть, как власть имущие укрощают недовольных словом, а не оружием.

– Кое-кто считает, что плох тот правитель, что обирает народ до нитки, а в ответ на справедливое возмущение посылает войска. В народе не умеют решать проблемы разговорами, поэтому мир, о котором ты говоришь, может пошатнуться в любой момент. Теперь понимаешь, о чём я?

– Какое дело простому лекарю до мятежников? Я доволен своей судьбой и не жду перемен. Если в Силлионе и есть безумцы, готовые выступить против правителя, они быстро будут схвачены. Не понимаю, зачем ты говоришь со мной обо всём этом.

– Жизнь научила тебя осторожности, – понимающе кивнул Сигверт. Теперь он снова сидел, подобравшись и наклонившись через стол к Марту. – Но иные жители города были откровенны со мной. Люди недовольны поборами. Всё, что им не хватает – это немного решимости. Они поддержат кого угодно, если впереди них пойдут войска. Порфирогенет засиделся на троне. Пора изменить ход истории Силлиона, и я приглашаю тебя разделить эту честь со мной.

– Я без малого десять лет прожил в Лаконике, сплошь населённой мятежниками, – ответил Март. Сигверт взглянул на него с неприкрытым интересом, а Март уже смотрел в окно, любуясь поздними осенними цветами. Затем откинулся на спинку кресла, недовольно поёрзал, потянулся за подушкой, пристроил её под поясницу и ненадолго прикрыл глаза, наслаждаясь удобным положением. И только после этого заговорил, украдкой поглядывая, как кунг снова нетерпеливо постукивает по ножке кубка:

– Я знаю, чем заканчиваются восстания против сильных. Для несчастных – тюрьмами и помостом для казней, для удачливых – бегством на край мира. На что ты рассчитываешь, настраивая простолюдинов против правителя? Что тебе отдадут силлионский трон?

– Упаси меня боги от трона, силлионского или любого другого! У нынешнего порфирогенета есть законный наследник. Он молод, отважен, любознателен и…

– …верит тебе как родной матери, – перебил Март. – И, надо полагать, отблагодарит тебя за полученную власть. Чем тебе так насолил твой нынешний покровитель, что ты готовишь восстание за его спиной?

– Он не может простить, что когда-то я сражался против него и принудил к позорному миру. Не хочет видеть в своём войске верингов, которые атаковали его столицу десять лет назад. А теперь ещё и считает, что мне досталась вся слава после завоевания Лаконики. Он-то надеялся, что меня там прикончат. Потом надеялся, что я не вернусь из Тёмных земель, теперь вот послал уговаривать недовольных. Он не ждёт от меня преданности, а я не жду от него милостей.

– Почему он до сих пор не расправился с тобой?

– Он бы и рад, но не хочет ссориться с арантами. Боится, что аранский триумвират отзовёт сотню лучников, что нынче служат в силлионском войске. Так или иначе, сейчас самый подходящий момент. Люди разгневаны, наследник полон решимости, войска преданы мне и… словом, удача на нашей стороне.

– Какая увлекательная история. Жаль, у провинциального лекаря нет времени, чтобы выслушать её во всех подробностях. Меня не интересуют придворные интриги. Так что не смею больше тратить твоё время, – сказал Март и развёл руками. И едва скрыл довольную ухмылку, увидев на лице собеседника замешательство и досаду.

– Порфирогенет облагает налогами всех, – заговорил Сигверт, сдерживая недовольство. – Ты наверняка предпочитаешь тратить серебро на травы и книги, чем класть в кошели чиновников. При новой власти ты сможешь позволить себе куда больше, чем сейчас.

– Если бы я гнался за богатством и роскошью, я бы остался в Орзоруме, – с достоинством ответил Март. – Или перебрался бы поближе ко двору.

– Если мы победим, – а мы победим! – наши имена будут навек занесены в летописи Силлиона, – настаивал Сигверт. – О нас будут говорить везде, от земель верингов до Орзорума!

– Увы, я уже не в тех годах, когда благоденствие приносят в жертву честолюбию, – вздохнул Март. И снова развёл руками, будто извиняясь.

Несколько долгих мгновений кунг глядел на лекаря с недоверием и негодованием. Март ответил ему безмятежным, почти извиняющимся взглядом, подняв брови и наклонив голову. Боги, стоило столько времени прозябать в гончарном городке ради удовольствия подразнить тигра из дворцового зверинца!

Наконец Сигверт поднялся. Приложился головой о низкую потолочную балку, выругался вполголоса и направился к двери.

– Впрочем, я мог бы помочь, – небрежно заметил Март, когда кунг уже взялся за ручку двери. И, когда тот обернулся, бросил выразительный взгляд на кувшин с вином. Сигверт не сразу понял, а когда сообразил, его глаза вспыхнули гневом.

– Трави здешним жёнам неверных мужей, если не способен на большее, а мы добудем честную победу.

Чуть помедлил и добавил:

– Я обязан тебе жизнью и свободой. Думал расплатиться с тобой честью изменить историю Силлиона… Раз так, то я пришлю тебе золото в уплату долга.

За кунгом почти закрылась дверь, когда Март бросил ему в спину:

– Я поеду. И разделю с тобой успех или поражение.