Текст книги "Недотрога для адвоката. Дело о разводе (СИ)"

Автор книги: Анна Варшевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава 23

В зале суда как-то почти всё время очень тихо. Даже странно себя чувствую из-за этого. Я ожидала, что всё будет.… как в кино, вспышки камер, шум, чужие взгляды. Но здесь – только холодные стены, скамьи, стулья, скрип ручки судьи.... И очень тяжёлая атмосфера, словно само помещение пропитано болью и горечью, которых здесь, как видно, было немало.

Андрей, как и обещал, всегда рядом со мной. Точнее, не совсем рядом – он сидит чуть поодаль, но я чувствую его плечо, как будто он касается меня. Его спокойствие – тот якорь, за который я цепляюсь изо всех сил. Защита, не требующая доказательств.

Заседания тянутся долго, как жвачка. Они ещё и разные. Два дела, которые рассматриваются в разных судах, но почти одновременно.

Первое – развод моих родителей. Запоздалый, фарсовый. Скучный для всех, кроме меня.

Стороны кратко зачитывают ходатайства, условия досудебного мирового соглашения. Представитель матери, суетливый, худощавый, говорит каким-то тонким противным голосом. Отца на суде, естественно, нет, он в СИЗО. Его новый адвокат – упитанный, самодовольный – читает заявление «об отсутствии доверителя по уважительной причине» и старается выглядеть так, как будто отец не в тюрьме сейчас, а как минимум чью-то жизнь спасает.

Судья зачем-то уточняет, было ли совместное проживание в последние два года, на что мама произносит:

– Нет. Он жил с деньгами. А я – с чувством вины.

Она как-то изменилась. За прошедшие недели убрала длинный, всегда кроваво-красный маникюр, волосы собраны в обычный пучок, рубашка с длинным рукавом и джинсы.… не помню, когда вообще последний раз видела её в джинсах!

Я не злюсь на неё. Уже нет. Даже обида куда-то ушла, чёрт знает куда. Может быть, дело в поддержке Андрея, и я в первый раз в жизни чувствую себя наконец-то кому-то по-настоящему нужной. Может, ещё в чём-то, не знаю.…

Зато второе дело совсем не такое «скучное». Хотя я бы предпочла, чтобы его вообще не было, – о похищении, незаконном удержании и причинении вреда, где на скамье подсудимых Дамир и два его охранника. В дополнение к этому – ещё один фигурант, мой отец. Там чего только нет, и распространение и сбыт наркотиков, и принуждение к занятию проституцией, и чёрте что ещё, что мне даже узнавать совершенно не хочется.

Они все выглядят жалко, особенно здесь, в этом зале. Сняли часы, золотые цепочки, сменили футболки с кожаными куртками на рубашки. Смотрят в пол. Дамир – всё тот же хищник, но с повисшими плечами и лицом, с которого исчезла уверенность. Зато отец – тот сидит с видом властелина мира и презрительно смотрит на окружающих.

Ни на меня, ни на мать он не взглянул ни разу.

Даже когда меня вызывают для дачи показаний.

– Скажите, гражданка Демидова, что именно с вами произошло в ночь с девятнадцатого на двадцатое? – судья смотрит на меня поверх очков.

Я не дрожу, не сжимаю руки, не ломаю пальцы. И не отвожу взгляд.

– Меня обманом увезли из кафе. Ударили по голове, усадили в машину, вкололи что-то. Не могу точно сказать, когда потеряла ориентацию в пространстве, – шаг за шагом вспоминаю всё, что тогда происходило, дохожу до момента, когда меня пристегнули к кровати.

Сглатываю, снова погрузившись в этот кошмар. Ловлю взгляд Андрея, который не сводит с меня глаз.

– Меня не били, только вкололи в шею что-то, – непроизвольно касаюсь рукой кожи в том месте. – Угрожали. Обсуждали, что будут делать, – выговариваю хрипло. – Кто будет первый. Я слышала и отлично помню их голоса. Говорили, что.… Дамир велел не трогать лицо.

Дамир шевелится. Я смотрю на него.

– Через некоторое время в комнату ворвался мой… – на долю секунды голос срывается, – мой адвокат. Андрей Славин. Он ударил одного охранника, связал другого, освободил меня.

Судья уточняет детали. Я отвечаю, старательно держа эмоции под контролем. Мне кажется, что я смотрю на это как будто со стороны. Не как жертва. А как свидетель, который выжил.

Когда заканчиваю, возвращаюсь на место.

Предстоят ещё перекрёстные допросы, Андрей тоже будет свидетелем, нас будут допрашивать ещё не раз, вместе и по отдельности, будут допрашивать меня на предмет того первого раза и удара по голове, из-за которого я потеряла память, а потом всё вспомнила. Будут даже приглашать в суд Даниила Игнатьева, того врача, который отправлял меня тогда на обследование, и другого врача, который так и не смог определить, был ли в моей крови наркотик. Будут допрашивать мою мать, которая как раз путается в показаниях, потому что ни за что не хочет показать, что какое-то время ей было абсолютно наплевать на меня. Это уж потом к ней каким-то чудом вернулся хоть какой-то разум, и она за меня испугалась.

Процесс идёт несколько месяцев.

Но в итоге всё заканчивается. И на последнем заседании оглашают приговоры. Отец получает максимальный срок – доказаны факты распространения наркотиков и ещё много чего. Дамир с подельниками – тоже получают своё.

Я в последний раз выхожу из зала суда и делаю на улице глубокий вдох.

Не верю, что всё это закончилось.

Господи, наконец-то!

Андрей

Соня выходит из здания суда немного медленнее, чем входила.

Я держусь рядом, но не трогаю её. Нет ощущения, что она устала – наоборот, внутри у неё, похоже, что-то встало на место. Спина выпрямлена, решительные шаги. Но вот на лице.… опустошённость.

И я её понимаю. Сложно это. Очень сложно.

Смотрю, как она сжимает в руке бумагу, которую ей выдали после заседания. Тонкий лист. Почти ничто. Но для неё – финальная точка в истории, где её судьба решалась чужими руками.

Всё время, пока шли суды, мы жили вместе. Я поддерживал Соню, как мог – потому что быть её непосредственным защитником у меня возможности не было. Хотя доказан был факт подставы со стороны сотрудников полиции, решение о моём статусе задерживалось до того момента, как будет вынесен приговор.

– Сонь, – ловлю её за руку, поворачиваю к себе. – Ты.… может быть, хочешь чего-нибудь?

– Я…. не знаю, – она качает головой. – Так странно всё. Знаешь, я.… наверное, хочу поехать в университет!

Киваю, хотя это не то, что я хотел услышать. Но, кажется, ей просто нужно почувствовать себя живой. Той девчонкой, которая просто училась и просто жила.

Мы едем в машине молча. Не потому, что нам нечего сказать друг другу. Просто так легче. Всей кожей чувствую, что ей хочется остаться в этой тишине чуть дольше. Как будто внутри ещё звучит эхо того зала судебных заседаний, тех слов, той кафедры, у которой она стояла не раз.

Останавливаюсь у входа в университет. Соня говорит «спасибо» и выходит.

А я почему-то не трогаюсь с места. Вглядываюсь в то, как она идёт к тяжёлым центральным дверям здания. И вот тут происходит то, что я почему-то не готов видеть.

Она только что была полностью моей девочкой. Впечатанной в меня. Прошедшей через ад и выжившей.

А теперь – стоит у входа, и её обнимают друзья.

Они смеются. Кто-то хлопает её по плечу. Я узнаю ту подругу с короткой стрижкой, девушка протягивает ей стакан с кофе. Хорошо хоть Карлсона с ними нет сейчас.

А Соня улыбается. По-настоящему улыбается и смеётся, как раньше. Последнее время она постоянно была серьёзной.

Я смотрю на это, и внутри у меня что-то обрывается.

Проходит неделя, вторая. Мне возвращают статус адвоката.

Внутреннее разбирательство закрыто «в связи с отсутствием состава и подтверждением правомерности применения силы в условиях угрозы жизни подзащитной».

Всё возвращается на круги своя, звонят старые клиенты, как из ниоткуда набирается огромное количество дел. А я.… не чувствую ничего. Ни гордости, ни радости, только усталость, как будто взвалил себе на плечи ношу не по силам, а теперь и отпустить не могу, и тащить... тоже не могу.

Соня всё чаще остаётся у Аниты. Та вдруг стала тише. Не давит на дочь, приглашает «просто на ужин». Один вечер. Потом другой. Потом – на выходные, в загородный дом.

Естественно, я не могу быть против. И всё понимаю. Ей этого хочется, она восстанавливает связь с матерью, должна выстроить их отношения заново. Сама решить, простила её или нет, без меня.

Я не звоню по сто раз. Не спрашиваю и не настаиваю ни на чём. Когда Соня уезжает на выходные, только пишу: «Как ты?»

Она забирает с собой Малыша, который уже вымахал в здоровенного телёнка, и мне не по себе, что рядом нет ни Сони, ни собаки – настолько привык к этой псине, что без знакомого цоканья коготков по полу дом кажется слишком пустым.

В ответ получаю сообщение с фото, они вместе на газоне.

«У нас всё хорошо!»

Чёрт, почему же мне теперь так хреново?

Через десять дней, выкроив время в своём забитом расписании, встречаю Соню из университета. Стою у привычного входа.

Она выходит с группой. И снова смеётся. Разговаривает с каким-то парнем, высоким, на удивление, нормально одетым – в костюме, а не в непонятных шмотках, как будто с чужого плеча на пять размеров больше.

Запоздалая ревность впивается в сердце когтями.

На ней пальто, которое я помогал выбрать в начале весны, вместе с ней ходил по магазинам. Она в нём выглядит.… как-то взрослее своих лет, что ли. Ей это понравилось, когда она мерила его. Парень не отрывает от неё глаз. Смотрит так, что только полный идиот не заметит, что она ему нравится.

Сглатываю горечь во рту.

Я старше неё больше чем на пятнадцать лет. Что я могу ей предложить?

Ей нужен сверстник. Ну, или кто-то чуть постарше.

– Андрей! – Соня видит меня, машет рукой, что-то говорит своему собеседнику, видимо, прощается, и подходит ко мне. – Привет! Как дела?

– Всё в порядке, – пожимаю плечами, открываю ей дверь машины.

– Как там тот твой процесс? – она хмурится, вспоминая. – Сегодня же вроде бы должен был быть суд? Не ожидала, что ты меня заберёшь.

– Процесс перенесли. Я помешал? – в голос сама собой проползает язвительность, которую я не могу скрыть.

– Нет, почему? – девушка смотрит на меня растерянно.

– Мне показалось, что тебе куда интереснее болтать с тем хлыщом! – захлопываю за ней дверь машины, обхожу, чтобы сесть на водительское сиденье.

Вот знаю же, что веду себя как полный придурок, а остановиться не могу!

– Ты что, ревнуешь? – она улыбается, поворачивается ко мне.

– Сонь, я.… – завожу двигатель, но не трогаюсь с места. – … ты хочешь взять перерыв?

– Какой перерыв? – хмурится, между бровей морщинка.

– В отношениях, – выдыхаю, не глядя на неё.

– Что? – тихий вопрос.

– Мы почти не видимся, – говорю, стараясь сдерживаться. – У меня работа, у тебя учёба.… по выходным ты теперь у матери…. Я…

– И ты решил, что мне в твоей жизни больше места нет? – ледяной голос.

– Я решил?! – поворачиваюсь к ней. – Я же вижу, как ты меняешься, ты уже изменилась! Если наши отношения на тебя давят, если… если ты хочешь их прекратить, но не знаешь как, то… я даю тебе такую возможность, – выдыхаю наконец.

– Знаете, что, господин Славин, – Соня смотрит на меня с яростью. – Вроде бы вы взрослый мужчина, адвокат.… А ведёте себя… – не договаривает, стискивает зубы.

И…. открывает дверь машины.

– Ты куда? – смотрю, как она выходит, на сердце опускается такая тяжесть, что никаких сил не остаётся.

– По-моему, нам обоим надо подумать как следует, – отрезает Соня и хлопает дверью. – Не жди меня сегодня!

Ну и что я наделал?

До самого вечера не могу найти себе места. Выгуливаю Малыша, чуть не два часа брожу с ним по парку, захожу на собачью площадку. И с каждым шагом всё больше убеждаюсь, что я полный беспросветный идиот.

Ну в самом деле.… Какого чёрта?!

Почему я скатился до обвинений? Просто потому, что чувствую себя брошенным? А ещё считал себя старше и умнее!

К десяти часам, вернувшись с собакой домой, я уже просто лезу на стену.

Уговариваю сам себя, что всё это только к лучшему. Она встретит кого-то, кто больше подходит ей по возрасту, по статусу, по…. всему!

«Да вот только ты сам себе другой такой не найдёшь!» – зудит противный внутренний голос.

Не найду. Такой, как Соня – не найду.

Останавливаюсь, как оглушённый – последние полчаса наматывал круги по комнате.

И в этот момент раздаётся звонок в дверь.

Глава 24

Андрей

– Кого там черти принесли.… – иду к двери, смиряя дрожь в руках.

Пожалуйста, пусть это будет Соня!

Не позволяю себе даже задуматься о том, что я буду делать, если она, например, решила.… забрать свои вещи и Малыша и съехать.

Потому что есть у меня подозрение, что я в этот момент буду вести себя совершенно не как адвокат, старше её на чёрт знает сколько лет.… А как безответно влюблённый кретин, готовый умолять и ползать на коленях, лишь бы она осталась.

Сглотнув, мотаю головой, чтобы привести себя в чувство.

Если я её люблю…. а я её люблю, без всяких если. Так вот, я должен сделать так, как будет лучше для неё. И дать ей уйти.

Рывком распахиваю дверь и замираю.

Да, это Соня, но только какая-то… непохожая на себя.

На ней то же самое пальто, которое было днём, а вот волосы выглядят по-другому – не строгий пучок, а распущенная вьющаяся копна. И лицо.… она что, накрасилась?

– И куда ты собралась в таком виде?! – вырывается у меня, и я запоздало прикусываю язык.

Мне бы не выступать. Никакого права на это я не имею.

– Я, кажется, пришла к тебе в квартиру, – она прищуривается. – Может, впустишь даму? Или мне на пороге стоять?

Отхожу от двери, Соня проходит внутрь, но пальто не снимает, как и.… туфли? Да, туфли, на высоченном каблуке – ей в них даже голову не надо задирать, как обычно, чтобы посмотреть мне в лицо.

– Соня.… – начинаю, ещё не зная, что именно и как буду говорить, но она перебивает.

– А Малыш где?

– Вымотался и спит, – хмурюсь.

– Ты с ним что делал? – кидает на меня удивлённый взгляд.

– Гулял, – отвожу глаза.

– Весь вечер? – язвительное.

– Типа того. Сонь…

– Мне почему-то кажется, что я здесь что-то забыла, – она складывает руки на груди, смотрит, наклонив голову, и сердце у меня падает окончательно.

Значит, всё-таки вещи.…

– Ты можешь посмотреть и забрать всё, что нужно, – выдыхаю, стиснув зубы.

– Уверен, что я не возьму ничего из твоего? – слышу скептическое, она проходит в комнату.

Господи, пусть всё забирает. Хоть стены пусть голые оставит…. Потому что главное.… главное.… она сердце моё с собой заберёт. И что я буду делать?...

– Например, вот это?

Поднимаю взгляд и просто…. не верю своим глазам.

На тонком пальчике покачиваются… наручники! Я их так и сунул несколько месяцев назад в ящик стола и забыл про них!

– Что? – выдыхаю, делая шаг вперёд.

– О-о-о, нет-нет, господин Славин, стойте, где стоите, – Соня вскидывает голову, уверенно улыбается. – Я не только это здесь оставила. Одежду, кажется, тоже…

Одной рукой расстёгивает пуговицы пальто, одно движение плечами, и оно оседает у её ног.

В голове у меня начинает шуметь, а ниже пояса всё просто каменеет.

На ней.… только бельё! Кружевное, чёрное, ничего не скрывающее… и чулки на стройных ногах.

– Сонечка…. – кажется, вместо имени выходит только застонать.

– Ну-ну, – она снова наклоняет голову к плечу. – Ты что-то хочешь мне сказать?

Меня хватает только на то, чтобы, шагнув вперёд, прижать её к себе.

Правда, эта упрямица тут же упирается ладонями мне в грудь.

– Я дурак, – шепчу, покрывая ей шею поцелуями. – Я идиот. Прости меня!

– Вот именно! – она уже тяжело дышит, одной рукой вцепляясь мне в волосы и выгибая спину, подставляя под мои губы грудь. – Идиот!

– Не отрицаю….

– И дурак!

– Абсолютный!

– И…. и.…

– И люблю тебя! – выдыхаю в сладкие губы, подталкивая её к спальне.

– Но-но-но! – она всё-таки вырывается, взъерошенная, с вздымающейся от тяжёлого дыхания грудью, прищуривается. – Руки!

– Что руки? – не понимаю.

– Держите при себе, господин адвокат! – мне снова показывают наручники.

– Хочешь поиграть? – усмехаюсь, заставляя себя держаться в рамках. – Так, может быть, мне их всё-таки.… вытянуть?

Одним движением стягиваю с себя футболку, чтобы не мешала, откидываю в сторону и протягиваю вперёд обе руки.

На которых тут же защёлкиваются металлические браслеты.

– Теперь тебя уже не волнует, что мне может быть больно? – хмыкаю, морщась.

– Я на тебя так зла сегодня весь вечер, что нет, не волнует! – получаю ответ. – И вообще, ложись! Хотя нет, подожди….

Соня делает ошибку, подойдя ко мне слишком близко – собиралась брюки с меня снять? – и я, просто подняв закованные руки, опускаю их ей через голову, прижимая к себе.

– Не злись на меня, – шепчу ей. – Ты же знаешь, я сделаю всё, что ты захочешь.…

– Ты меня так обидел сегодня! – она отчаянно кусает губы, и под нанесённым макияжем проглядывает моя Соня, живая, настоящая. – Ты вообще чем думал, когда такое говорил?! Что я хочу прекратить отношения?! Я?! – бьёт меня кулачками в грудь.

– Я кретин, – соглашаюсь с готовностью. – Просто… я тебя приревновал.

– К тому парню с параллельного потока? К Саше? – она качает головой, смотрит на меня. – Ты себя в зеркале видел? Он тебе и в подмётки не годится! Я уж не говорю про мозги... которые вообще-то в мужчине самое сексуальное, Славин!

Закусываю щёку, потому что.… нуу.… глупо чувствовать гордость, когда тебя сравнивают с каким-то сосунком, пусть и в твою пользу.

– Не к нему конкретно, – вздыхаю, утыкаюсь носом в густые волосы, вдыхаю приятный запах. – В целом….

– Что значит «в целом»? – Соня смотрит непонимающе.

– К жизни, – отвечаю тихо. – К твоей жизни… без меня. Ты отдалилась, и я…. – замолкаю, не зная, как объяснить, но она, кажется, понимает без всяких объяснений.

– Какой же ты, – улыбается, качает головой. – Любовь – это ведь не проводить вместе всё свободное время, Андрюш. Это… возвращаться туда, где тебя ждут, даже если вы весь день были не вместе. Да, мы с тобой в последние недели были заняты, оба, между прочим, – выгибает бровь. – Напомнить тебе, сколько судебных заседаний, очных ставок и допросов у тебя было за эти дни?

– Не надо, – вздыхаю, потому что она права.

– И кого ты видел каждый вечер, когда приходил вымотанный домой, только чтобы поесть и упасть в кровать?

– Тебя, – легко прикасаюсь губами к её виску. – Пожалуйста, прости. Я правда дурак…

– Вот и вперёд, – она чуть отстраняется, расстёгивает пуговицу мне на брюках, тянет вниз молнию, потом ткань. – Ложись! И руки подними.

– Кажется, мне сейчас не поздоровится, – смеюсь с облегчением, глядя на неё.

Потому что мы оба знаем, что никогда не сделаем друг другу ничего такого, чего оба не хотим.

– По-моему, тебе пора замолчать, – Соня развратно улыбается, устроившись прямо на моих ногах.

Молчать, прямо скажем, у меня ничерта не выходит. Потому что таких ощущений я не испытывал никогда в жизни, и через четверть часа уже хрипну от собственных стонов, которые нет никаких сил сдерживать.

Потом, правда, с меня всё-таки снимают наручники, и я отыгрываюсь на своей девочке по полной.

И уже когда двигаюсь в ней и на ней, с трудом сдерживаясь, чтобы не прийти к финалу раньше неё, вспоминаю….

– Соня….

– Господи, не останавливайся! – она запрокидывает голову, впивается ногтями мне в спину и пониже.

– Сонь, у тебя сейчас…. безопасный.… период? – выдыхаю кое-как.

– Я тебя убью сейчас, Славин! – она даже всхлипывает. – Это какое-то извращённое желание, заставлять меня заниматься математикой в такой момент?!

– Нет, просто…. я…. люблю тебя, – выдыхаю ей в губы. – Хочу жениться на тебе! И.… сделать тебе ребёнка!

– Так делай уже! – Соня выгибается, сжимается вокруг меня так, что в глазах темнеет, и я, не в силах остановиться, с последним стоном прижимаю её к себе.

Когда мир вокруг перестаёт кружиться в бешеной карусели, приподнимаюсь на руках, чуть сдвигаюсь, чтобы не давить на девушку всем весом, и обнимаю, притягивая к себе.

– И что это сейчас такое было? – выдаёт она слабым голосом.

– Самое дурацкое из всех возможных предложений, – отвечаю немного виновато. – Прости, я.… сделаю всё правильно. С кольцом, и с рестораном, и встану на колени…

– К чёрту! – слабо, но решительно отмахивается Соня, приоткрывает глаза. – К чёрту ресторан, кольцо и колени. Что ты хотел спросить?

– Ты выйдешь за меня замуж? – невольно задерживаю дыхание, напрягаясь.

– Разумеется, выйду, господин адвокат, – она улыбается, притягивая меня к себе. – Вы можете поцеловать будущую невесту.

– Ты невероятна, – улыбаюсь, прижимаясь к нежным губам.

Эпилог

Соня

Шесть лет спустя

Утро пахнет подгоревшими тостами и клубникой.

А ещё – кожей Андрея, его футболкой, в которой я сейчас сижу, закинув ноги на табурет и пытаясь выудить из чашки чайный пакетик так, чтобы не обжечь пальцы. Безуспешно.

На полу в коридоре – пижама нашей младшенькой, которая, судя по состоянию, была скинута прямо на бегу. По всей квартире разбросаны носки, машинки, какой-то носорог в платье, а в углу кухни лежит Малыш, который совсем уже не малыш, но если не дать ему печенье – будет смотреть, как и в то время, когда был щенком, как будто его предали навеки.

– Кто вылил мой клубничный шампу-унь в ванну-у-у? – вопль из, собственно, ванной.

– Это был дракон! – кричит в ответ наш старший. – Он хотел улететь на радугу!

Я качаю головой, усмехаюсь и делаю глоток чая.

На кухню, чуть крадучись, заходит Андрей, видит меня и тут же улыбается.

– Проскользнул незаметно? – шепчу, тоже расплываясь в улыбке.

– Ага. Доброе утро, любимая, – подходит и целует меня в висок. – Все живы?

– Пока да. Если не считать шампуня. Он погиб по-геройски.

– Аминь. Я поставлю свечку, – Андрей серьёзно кивает, и я прыскаю от смеха. – А где кофе?

– Закончился. Дети потребовали вместо него молочный коктейль и мультфильмы.

Муж закатывает глаза, но улыбается. Садится сзади, обнимает со спины, устраивая подбородок у меня на плече.

– Может, отправим их в какой-нибудь летний лагерь? – спрашивает тихо и прикусывает мне мочку уха, да так, что я ахаю.

– С ума сошёл?! – закусываю губу. – Алиске всего четыре!

– Зато Лёшке уже пять с копейками! Он за ней присмотрит!

Мы оба оборачиваемся на вопли, которые в этот момент начинают доноситься теперь из детской.

Да, дети у нас получились погодки, с совсем небольшой разницей в возрасте.

– Я по тебе жутко соскучился, – мурлычет Андрей мне на ухо.

– Ну, я не знаю.… – задерживаю дыхание, чувствуя, как его руки поглаживают мне живот. – Можно.… маме позвонить… Она будет рада….

– А я-то как буду рад, когда дети привезут от бабушки очередное членистоногое, – передёргивает мужа.

Бабушка у нас не умеет отказывать внукам. А они вечно разводят её на всякий ужас.

– Тарантул был не такой уж страшный, – усмехаюсь, вспомнив жуткого паука, которого, к счастью, нам удалось быстро сбагрить вместе с аквариумом нашему соседу, любителю экзотики.

– Ма-ам! – детский крик, потом топот. – Мама! Мам!

– Что случилось? – выпрямляюсь в объятиях Андрея.

– Мам, а это чего такое?

Муж давится воздухом и закашливается.

Прибежавшая на кухню дочка показывает нам… наручники! Да-да, те самые!

– Солнце, – лихорадочно придумываю удобоваримое объяснение, – это папе когда приходится на работе иметь дело с преступниками.…

– Или маме…. – шипит муж мне на ухо.

– То такая вещь нужна, чтобы преступник не мог шевелиться, – кидаю на Андрея укоризненный взгляд.

– А-а-а, – Алиска глубокомысленно кивает.

– Давай сюда, я положу их на место, – забираю у неё наручники. – Разве вам папа не говорил, чтобы вы не лазили в его стол?!

– Это не я-я! – дочка уже убегает обратно в детскую.

– Ага, оно само, – прищурившись, смотрю на мужа. – Другого места для них ты не нашёл? Кажется, я всё-таки позвоню маме. И даже буду не против очередного тарантула.

– Не надо тарантула, любимая, – он усмехается и обнимает меня крепче. – Я и без того на всё согласен, ты же знаешь. Вот только….

– Что? – смотрю на него, заинтересовавшись новыми нотками в голосе.

– Ты помнишь, что у нас происходит каждый раз, когда мы этим пользуемся? – Андрей многозначительно кивает на мои руки и расплывается в улыбке. – Знаешь, я хотел бы ещё одну дочку.…

– О, Боже, Славин.… – у меня вырывается стон.

– Я тебя люблю, счастье моё, – муж целует меня в шею.

– Я тебя тоже, – откидываю голову ему на плечо.

Нуу.… может, третий ребёнок – это не такая уж плохая идея!

Конец!