Текст книги "Плененная душа (СИ)"
Автор книги: Анна Степанова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава пятая,
где удача вновь и вновь улыбается Риэ, а Юлия, исполнив чужую просьбу, сталкивается с настоящей яростью
Первый рассвет своей новой, свободной от Гильдии, жизни Эдан встретил на каменных перилах крытой галереи, печально разглядывая побуревший осенний сад и туманное до безнадежности небо, сеющее липкой моросью. Шершавая колонна знакомо холодила спину сквозь толстое полотно домашней рубахи; теплый пар стелился из кухонного окошка у земли. В отдалении, на мощеной площадке у ворот, что-то крича, Горо строил своих ленивых вояк… Каждая тень, каждый утренний шорох вокруг, даже промозглая сонная тишина, были уютными, почти родными – и все же… до боли тоскливыми!
Привычное утро – и такое… другое.
Что ж, начинать его, наверное, стоило так же, как и каждое утро за последний десяток лет – с тренировки…
Вздохнув, Эдан разулся, осторожно опустил босые ноги на мокрые, заросшие по краям жухлой травой, каменные плиты. Поежился от их холода. Сделал пару шагов, цепляя рукавами блестящие листики вечнозеленого кустарника.
Облетевшие за ночь лепестки осенних желтоцветов щекотно и влажно стелились под ступни, а в волосах оседали капельки тумана.
Неохотно мужчина потянул вверх края рубахи, подставляя сырому ветерку голое тело. Застыл на миг, привыкая к холоду…
Он не спешил, пока что делая все легко и размеренно, с каждым действием вспоминая ежеутренние нагоняи да наставления мастера Ледогора, но больше – его самого: крепкого, всегда уверенного, не знающего сомнений…
Эдан сделал первый выпад. Мышцы спины потянулись неохотно, почти лениво. Ногу неловко повело в сторону.
Он тихо выругался.
Что ж, долгие недели, проведенные в тесноте корабельного трюма, давали о себе знать. Тело отказывалось подчиняться с привычной легкостью, движения теперь выходили неловкими, медленными до скрипа и, конечно, далекими от совершенства… Оставалось лишь сцепить зубы – да повторять одно и то же, вновь и вновь, потихоньку злясь на себя и собственную неуклюжесть.
А еще – на саднящее чувство потерянности, крепко засевшее в груди со вчерашней ночи.
– Путешествие на Южный никогда не шло мне на пользу! – уже вслух жаловался светловолосый Снежинке. – Теперь и пятерых хилых имперцев хватит, не то, что Амарешевой сотни! Все-таки становлюсь ленивым…
«К тому же – рассеянным…» – вздохнул он, вдруг наткнувшись взглядом на Риэ.
Тот устроился меж колоннами, уронив локти на перила, – и смотрел на утренние пляски здешнего лорда с выражением глубокой задумчивости и отнюдь не праздного интереса.
– Доброе утро! – поздоровался, поняв, что его обнаружили.
– Доброе, – буркнул Эдан с глубоким сомнением, потянувшись к брошенной рубахе. – Воздухом дышишь? – добавил в голос немного сарказма.
– За тобой наблюдаю, – признался юноша, и глазом не моргнув. – Да вот… думаю.
– О чем же?
– О том, как паршиво быть беспомощным! – усмешка Риэ впервые с их знакомства полна была настоящей горечью. – Мне раньше, до той деревеньки, как-то не доводилось в такие истории попадать. Быть избитым, как бессильный, не умеющий дать отпор, ребенок!.. Это унизительно, страшно, просто глупо, в конце концов! И я не хочу еще когда-нибудь испытать такое!
– Да, приятного мало, – осторожно согласился Эдан, путаясь в широком вороте.
– Ты вот на моем месте сумел бы защититься! – не успокоился студиозус.
– Пожалуй, – шнуровка намокла и никак не давалась пальцам. – Так… к чему ты вообще клонишь? – наконец, разобравшись с рубашкой, насторожился мастер.
– А мог бы… научить меня? – помявшись, попросил Риэ, вмиг залившись неловким румянцем, отчего мягкое лицо приобрело и вовсе девичьи черты. Но глаза, напротив, вдруг исполнились решимости, вызывающего, азартного блеска, словно у подростка, на спор решившего влезть на храмовую колокольню, еще трясущегося над собственным безрассудством, но уверенного уже, что не отступит…
– Я знаю, что слаб и совершенно неуклюж, – настойчиво уговаривал он, – но… научи хотя бы основам! Конечно, я и так пользуюсь твоим гостеприимством, и коль тебе затруднительно…
– Я не могу, Риэ! – почти смутился от такой настойчивости Эдан. – Даже для простейших умений нужны месяцы тренировок, а я вообще не знаю, буду ли здесь завтра!
Лицо студента сразу поскучнело.
– Как скажешь, – кивнул он, отступая в полумрак галереи.
– Но я поговорю с Горо, командиром здешнего гарнизона, – легко перемахнув через перила, догнал его молодой лорд. – Он уж точно за тебя возьмется! А там… кто знает! Кстати, насчет «гостеприимства», – помолчав, вдруг добавил он. – Плохой из меня хозяин, ведь до сих пор я не показал тебе главную достопримечательность здешнего дома!
Отряхнувшись, будто пес, от влаги, потянул Эдан юношу за собой – вглубь хмурых, темных в этот час, коридоров первого этажа. И почти носом ткнул в неприметную узкую дверцу, больше всего смахивающую на вход в чулан.
– Это чтоб кто попало не любопытствовал, – пояснил перед тем, как отворить глухо лязгнувший замок. – Держи! – бросил удивленному студиозусу ключ.
Риэ с опаской переступил порог – и замер, пораженный. Перед ним была просторная, высотой в два этажа, комната – и все стены ее, от пола до потолочных балок, занимали книжные полки! С толстенными, громоздкими фолиантами и с хлипкими, мягкими книжечками. С потертыми, стянутыми медными скобами, древними страшилищами и с изящными красавицами, сияющими золотой краской, новенькой цветной кожей или шелком на обложке. С аккуратно сложенными стопкой костяными пластинами и со скрученными пергаментными свитками в плетеных тубусах… Боги! За собственный дом с такой библиотекой юноша продал бы душу сразу всем десяти дьяволам!
– Оо! – только и смог выдохнуть он, тут же потянувшись к ближайшему корешку да напрочь позабыв о спутнике.
– Наслаждайся, – раздался ему вслед смешок.
Остался Эдан здесь или вернулся к своему недавнему занятию, Риэ уже не видел. Он увлекся, как ребенок новой игрушкой, бродя вдоль полок, перечитывая названия, водя пальцами по корешкам, с трудом вытаскивая тяжелые тома и листая страницы. Времени не замечал, и, наверное, проходил бы вот так до вечера, если бы одна из книг под его рукой не показалась вдруг… странной.
Риэ провел еще раз по кожаному корешку без надписей, ощущая под ним непривычную, деревянную твердость, осторожно потянул – фолиант не поддался, – потом зачем-то постучал, и звук вышел неожиданно гулким. Книга была подделкой.
Сосредоточив все свое любопытство на новом предмете, юноша вскоре отыскал еще пять таких же «книг», подергал их так и эдак, пока за парочкой что-то не щелкнуло, нажал… и расплылся в довольной улыбке. Он ведь не один тайник на древних погребениях открыл! И теперь любовался низким проходом в тесную каморку за полками.
Узкие окошки библиотеки и так пропускали совсем немного танцующего пылинками солнечного света – здесь же вовсе царил густой, затхлый сумрак.
Риэ огляделся вокруг. На краю одной из полок приютилась масляная лампа под громоздким стеклянным колпаком. Ничего, чтоб разжечь ее, рядом не нашлось – и, мысленно поражаясь такой хозяйской непредусмотрительности, студиозус не поленился сбегать на кухню, выпросить у здешней сердитой экономки, госпожи Таны, тлеющий уголек.
Лампа загорелась неожиданно ярким, ровным светом, источая слабый приятный аромат, – и вся тесная потайная каморка стала видна, как на ладони. Книг нашлось здесь не более двух дюжин, а кроме них – широкая, в полстены, карта трех континентов, во многих местах небрежно дорисованная чьей-то рукой.
На карту Риэ уставился, открыв рот. Заполненная гуще и детальней, чем студент когда-либо видел, она не обрывалась на знакомых границах привычными белыми пятнами, но тянулась дальше – через болота и леса Южного континента к неизвестной полноводной реке; через непролазные Северные горы к холодному побережью; от самых крохотных восточных островков, где ютились нищие рыбаки, до дикого, скалистого западного берега, куда не отваживалась ступать нога даже вездесущих варваров…
Знакомое зудящее чувство появилось у юноши в кончиках пальцев: немедля схватить перо – и записывать, перерисовывать, дополнять строчками замечаний и наблюдений!.. Одна эта карта могла сделать ее обладателя очень известным в имперских ученых кругах!
Риэ сдержался.
Вздохнув, он оторвал взгляд от нежданного сокровища, и внимательней пригляделся к книгам.
Что ж, еще минуту назад он не думал, что сможет удивиться больше!
Первый же вытащенный им потертый томик был на древнеимперском – и студиозус, в совершенстве владеющий этим языком, смог разобрать в загадочном, исчерченном знаками и схемами, талмуде лишь одно слово из десяти. «О познании тела, разума и души» – гласило название, но книга нисколько не походила на религиозный трактат. Покачав головой, Риэ отложил ее и потянулся за следующей: с понятной, внушающей уважение надписью на обложке – «Мастерство лекаря».
Открыл посередке – и зажал рот ладонью, борясь с мгновенно подступившей тошнотой. На красочной, тщательно прорисованной гравюре, занимающей всю страницу, изображалось человеческое тело, ужасно искореженное пыткой. Особенно жестокие раны отмечены были цифрами, напротив коих под рисунком давались пояснения и советы. От последних юношу затошнило еще больше.
Теперь к любой здесь книге, хоть как-то намекающей на целительство, он боялся даже прикоснуться.
Впрочем, и без того хватало Риэ открытий. Следующий, попавший ему в руки, фолиант долго дразнил рассеянные мысли смутно знакомыми значками, перемежающими привычные буквы, влезающими в слова, портящими их до полной неузнаваемости. И лишь когда лихорадочный бег догадок в голове молодого ученого грозил перейти в глубокую, необратимую задумчивость, то ли книга, то ли память юноши поддалась – и он с изумлением узнал таинственные криптограммы Гильдии.
Те самые, что, не в пример более известным знакам гильдийного ранга, прочесть или даже увидеть мог редко кто из посторонних!
Познаний Риэ сходу хватило лишь на часть названия.
Наверное, задавшись целью, он, и остальное осилил бы (не зря же слыл в разгадке символов да тайнописей одним из лучших!), но тут впервые мысли студиозуса переключились с книг, найденных в тайнике, на их хозяина. Страх вперемешку с искренним исследовательским восторгом завладел им.
Ибо теперь юноша точно знал, с кем имеет дело!
Их загадочный попутчик и спаситель, без сомнения, был темным мастером.
***
Дни напролет Риэ просиживал теперь в библиотеке, надеясь вычитать и выведать побольше, да еще – пытаясь пореже попадаться другим обитателям «замка» на глаза. К хозяину он стал относиться с легкой опаской – иронизировал над своей слабостью перед предрассудками, но пока не мог с собой справиться. Юлию же юноша избегал по причинам куда более запутанным и печальным…
Только на рассвете спускался он во внутренний дворик, дабы старательно исполнять все указания строгого командира Горо, потихоньку наращивая мышцы; да еще вечерами покидал свое пристанище ради общего ужина и посиделок в каминном зале – Эдан ясно дал понять, что затаиться в тихом уголке не выйдет. Коли нужно будет – поклялся темный мастер – он лично вытащит затворника к остальной компании хоть за шкирку. Не то, чтобы студиозус всерьез этому верил, но идти против воли здешнего хозяина не спешил.
Поскольку же Алим предпочитала общество Таны и других здешних слуг, а сам светловолосый обычно сидел, уставившись в огонь или уткнувшись в книгу, «остальной компанией» для Риэ из вечера в вечер становилась благородная леди. Отыскав уже на третий день среди чердачного хлама старую арфу, велев отчистить ее от пыли, она взялась развлекать их скромное общество музыкой и нежным пением – да терзать заодно, сама того не ведая, несчастного студиозуса. Ибо следил он, не отрываясь, за мельканьем тонких, обтянутых перчатками, девичьих пальчиков, слушал мягкий, не совсем уверенный голосок – и с каждым днем пропадал все больше. Восторг с нотками горькой печали, желание несбыточного полностью охватывали его, отвлекая даже от любимых книг. А барышня, будто нарочно, мучила долгими, задумчивыми взглядами да улыбкой, в которой виделись глупому сердцу радость и обещание… Но как мог нищий студент из вымершей от болотной лихорадки крестьянской общины на что-то надеяться? На подобных Юлии всю жизнь смотрел он лишь издали. Так было суждено оставаться и впредь, а значит – надо ли себя мучить?
К концу недели Риэ не выдержал да, наплевав на угрозы светловолосого, остался на вечер в библиотеке.
«Ну не явится же он за мной, в самом деле!» – уговаривал себя. Однако поглядывал на окруженный книжными полками дверной проем с легкой тревогой.
Как оказалось, Эдан – человек слова…
– Пошли! – распахнув дверь, с порога велел он.
– Не пойду! – вздрогнул и совсем по-детски отвернулся юноша.
Светловолосый бесцеремонно обошел его, наклонился, чтобы видеть лицо, вгляделся в глаза.
– Один прячется от всех в библиотеке, другая на грани истерики запирается в комнате… Как маленькие, ей-богу! – буркнул раздраженно. И затем вдруг спросил напрямик. – Тебе дорога леди Юлия?
Риэ застыл, мгновенно краснея, – но, к его чести, не стал отпираться.
– Я никогда не встречал девушку более трогательную и прекрасную! – выдохнул он.
Эдан скептически хмыкнул, однако свое мнение о достоинствах благородной леди решил оставить при себе.
– Тогда почему ты ничего не делаешь? – спросил вместо этого.
Искреннее изумление отразилось на лице студиозуса.
– Как можно? Она ведь высокая леди, образец благородства, чистоты и безупречности. А я – никто…
Светловолосый взглянул на него со снисхождением и жалостью – как на деревенского дурачка.
– Знаешь, Риэ, – покачал он головой, – для человека, так глубоко знающего историю, ты слишком плохо разбираешься в реалиях современной жизни… Это высокородные-то «образец благородства, чистоты и безупречности»? Да будет тебе известно, что сплетни о вольных нравах при дворе – скорее преуменьшение, вызванное стыдливостью разносящей их прислуги! Грехом для юной барышни там считается выбившийся из прически локон, но никак не выбравшийся поутру из ее спальни кавалер… Поверь, воспитание Юлии в этом смысле ничем не отличается от остальных!
– Да как ты можешь! – от всей души обиделся за даму сердца юноша.
– Давно известно: добродетель придумали для черни! – перебил его Эдан.
– Что все равно не отменяет разницы в наших с ней положениях! – порядком разозлившись, закричал Риэ. – Юлия из Дома Крови, высокородней которого только Правящий!..
– И этот Дом вот-вот отречется от своей непутевой дочери! Зная ее папочку, так и будет! Не дури, Риэ! – увещевал светловолосый. – Пользуйся своим единственным шансом! Если уж слишком щепетилен, или так печешься о честном имени девушки – жрец в здешнем Храме обвенчает вас по первому слову…
– Но что я могу дать ей? – вздохнул студент с усталостью и отчаяньем. – У меня нет даже крыши над головой…
– На первое время оставайся здесь: мне давно нужен был управляющий, – не раздумывая, предложил Эдан. – Мы ведь оба знаем, Риэ, что, не относись храмовники с таким страхом к любым доимперским верованиям, тот трактат уже давно обеспечил бы тебе теплое местечко в столичном университете! И, я уверен, вскоре так и будет, – если, конечно, тебе не придется тратить свои силы на бессмысленные скитания по глуши в поисках мизерного заработка! А коли так боишься остаться передо мной в долгу, так знай: в устройстве твоей судьбы у меня есть и свой интерес. Один древний текст, который очень мне хотелось бы понять… Ну как?
– И что за текст? – загорелся в глазах Риэ огонек интереса и надежды. Но тут же потух. – Юлия… мне откажет.
Светловолосый насмешливо фыркнул.
– А ты спроси! Она в своей комнате…
Набравшись вдруг решимости, юноша вскочил, вылетел из библиотеки. Спотыкаясь, взбежал по лестнице и замер, пытаясь отдышаться, перед дверью в спальню высокородной леди.
Постучал – уже совсем не так уверенно.
– Это я, – срывающимся голосом отозвался на короткое «кто?».
– Чего тебе? – голос девушки, хрипловатый и какой-то чужой, настораживал.
– Я могу войти? – заволновался студиозус.
– Входи.
Юлия открыла дверь, старательно отводя покрасневшие глаза.
– Ты плакала? – ужаснулся Риэ, вспомнив вдруг: Эдан что-то говорил об истерике.
– Нет, – всхлипнула она. – Чего ты хотел?..
– Я… – встревожено замялся юноша, уже не зная, будет ли его признание уместным.
– Ты избегаешь моего общества? – первой заговорила леди. – Я совсем тебе неинтересна? Ну, конечно, нет! Ты такой… кажется, ты знаешь обо всем на свете! А я… – она отвернулась. – Правильно Эдан зовет меня дурочкой!..
– Ты вовсе не дурочка! – горячо возмутился Риэ. – Доверчивая, может, немного легкомысленная, но не глупая! Тебя просто учили не тому! И, поверь, Эдан думает так же… – он осекся от внезапной, ядом влившейся в кровь, догадки. – Ты… неравнодушна к нему, да?..
Юлия наградила его чудным взглядом и вдруг хрипло, как-то горько, совсем ей несвойственно, рассмеялась.
– Нет, конечно, нет! – выдохнула наконец. – Наш лорд – высокомерный, властный мерзавец! В точности, как мой отец и братья… Всю жизнь подобные мужчины окружали меня, и, знаешь, я их просто ненавижу! И ведь всегда понимала, что значу для них не больше, чем вещь, которую можно продать или оставить, как украшение гостиной!.. Понимала, но как-то не задумывалась… А теперь… Уверена, отцу давно сообщили, где меня искать. Но – Эдан прав – он не приедет, теперь уже нет… Ведь вычеркнуть мое имя из родового древа куда проще, чем сглаживать скандал! Выходит, Риэ, за все годы своего послушания я не заслужила не то что уважения, но даже отцовской любви? – она хрипло, некрасиво расплакалась.
А, потрясенный ее горем, юноша вдруг решился.
– Я не они, Юлия! – обхватил он ладонями ее мокрые щеки. – Мое уважение, мое восхищение, моя любовь уже принадлежат тебе! И если бы ты только позволила быть с тобой!.. Я понимаю, мы совсем мало знаем друг друга, но если бы ты согласилась…
Покрасневшие, полные слез глаза девушки неверяще остановились на его губах.
– Да, да, – выдохнула она слишком поспешно, словно боясь, что Риэ возьмет свои слова обратно. – Я согласна…
***
Они спустились в каминный зал через час, глупо улыбаясь и держась за руки.
Эдан, оторвавшись от огня, обернулся к ним – и сразу все понял. На миг лицо его сделалось странным – Риэ мог бы поклясться, что отчаянная зависть промелькнула на нем, – но темный мастер быстро справился с собой.
– Поздравляю! – мягко и, впервые, по-настоящему искренне улыбнулся он. – Уже выбрали дату венчания?
Юлия залилась краской, покосившись на спутника с неуверенностью и страхом.
– Нет, но, думаю, чем скорее – тем лучше, – ничуть не смутившись, ответил тот.
Риэ весь светился уверенной, чистой радостью, ни капли не померкшей от неудобного вопроса, – и у леди отлегло от сердца.
Следующие дни промчались незаметно, наполненные для Юлии нежностью и веселой суетой. Местная портниха шила ей платье к венчанию, Тана готовила на пробу дюжины торжественных блюд, горничные вкупе с деревенскими бабами бегали, скребли и чистили все вокруг… Алим смешивала какие-то мази да снадобья, втирала их в кожу и волосы девушке, отчего та светилась изнутри, подобно Светлой Богине…
За все этой суетой лишь изредка всплывало у леди в голове воспоминание о встреченной в дороге нищенке да странной ее просьбе – и Юлия без труда отделывалась от подобных мыслей. Но почему-то все равно хранила в поясном кармашке бережно завернутую в лоскут ленточку, порой рассматривала ее, когда никто не видит, представляя, как пустит в дело…
И вот, однажды вечером, вдруг решила рискнуть.
Все устроились уже привычно в каминном зале. Эдан сидел у очага, прямо на полу, задумчиво глядел в огонь да время от времени о чем-то сам с собой заговаривал. Риэ уткнулся носом в одну из своих книг – да так сильно увлекся, что обделенную вниманием барышню потихоньку начинала брать досада.
От этой-то досады, наверное, – да еще от скуки – и задумалась благородная леди всерьез над просьбой оборванки. С интересом оглядела расслабленную фигуру светловолосого, прикидывая, как бы к нему половчее подобраться. Посмотрела на свои нежные, обтянутые тонкими кружевными перчатками ручки. Осторожно вытащила из поясного кармашка подаренный амулет. Встала, робко шагнула поближе к камину…
– Чего тебе, Юлия? – и головы не повернув в ее сторону, осведомился Эдан.
– Мне… тут одну вещицу подарили, – придумывая, как бы выкрутиться, замялась она. – Странную… Не знаешь, что это?
И, не дав ни ему, ни себе опомниться, сунула бантом завязанную ленточку мужчине в ладонь.
Амулет подействовал мгновенно. Светловолосый не успел даже издать удивленного возгласа – так и осел перед камином, чудом не угодив длинными ногами в огонь.
Трясущимися руками Юлия дернула ворот его рубашки, распахнула, поспешно и неловко шаря пальцами, потянула плетеный кожаный шнур, извлекая на свет витой, каменьями изукрашенный ключ… и маленький серебряный медальон.
– Что ты делаешь? – оторвавшись от книги, изумленно вытаращился на нее Риэ.
Девушка не ответила. Закусив от напряжения губу, она лихорадочно теребила шнурок, пытаясь распутать хитрый узел. Тот не поддавался. Всхлипнув в панике, Юлия забегала глазами по комнате – и едва сдержала радостный возглас.
Совсем рядом – на столике, у вазы с фруктами – лежал столовый нож.
Барышня тут же потянулась к нему…
– Юлия? – окликнул ее студиозус уже встревожено.
И вскочил испуганно, роняя книгу, – когда нежная ручка благородной леди поднесла нож светловолосому к горлу…
Острое лезвие легко перерезало шнурок. Медальон с ключом полетели в камин.
Эдан проснулся мгновенно. Взгляд его метнулся к огню, глаза застыли от ужаса и ярости.
– ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА? – неверяще выдохнул он.
И, враз сбросив с себя оцепенение, грубо и больно отпихнув с пути девушку, сунулся прямо в очаг – взметая снопы искр, опаляя брови и волосы, голыми руками раскидывая горящие поленья… Казалось, раскаленные головешки разлетаются, повинуясь лишь его взгляду, – но рукава рубашки уже начинали тлеть, а кожа на пальцах от жара покрывалась волдырями и лопалась.
Перепуганная Юлия всхлипывала, заламывая руки. Риэ что-то кричал, пытаясь оттащить мужчину от огня, – но тот словно обезумел: ничего не слушал и не слышал…
Пока проклятый медальон не оказался, наконец, в его руках.
Тогда уж Эдан осел безвольно на полу, осторожно, будто сокровище, держа серебряный кружок в обожженных дочерна ладонях. Лицо его было мертвенно белым, губы тряслись, а в глазах плескались потрясение и все растущий, безграничный гнев.
У барышни случилась истерика.
– Прости! Прости! – завыла она. – Я не думала… Я не хотела! Правда, не хотела! Та ведьма… сказала… ты…
– ПОШЛА ВОН! – единственное, что он произнес. – ВОН!
И, подгоняемая его дикой, на языке горчащей яростью да собственным ужасом, Юлия ринулась прочь.