Текст книги "Плененная душа (СИ)"

Автор книги: Анна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Не везде, Снежинка. Есть еще одно место. Туда уж жрец никак не мог бы попасть! Наверное, с него и стоило начать поиски… Там самое большое на сегодня собрание книг и документов… Просто идти туда мне очень не хотелось…».

«Почему?»

«Потому что это… библиотека Гильдии».

Глава вторая,
в которой Эдана навещает старый знакомый, а Юлия делает выбор

Их нашли уже к вечеру следующего дня. Расхлябанная дверь трактирчика взвизгнула, пропуская в тесный – всего на два стола – общий зал пожилого господина, на редкость важного да угрюмого, – и, к несчастью, хорошо Эдану знакомого.

Конечно, надеяться на большую отсрочку было напрасно, но все же…

– Юлия, тебе не пора к себе? – заметив посетителя, вздохнул он.

– И нечего мной командовать! – буркнула девушка, все еще дуясь за вчерашнее. Но оставаться не рискнула: доверия вошедший у благородной барышни не вызвал.

Господин же, терпеливо дождавшись ее ухода, чинно присел на краешек скамьи, внимательно осмотрелся, неуверенно пожевал сморщенными губами, замялся.

– Ну? – выплеснул Эдан свое раздражение.

– А ты изменился, – тихо вздохнул гость. – Я вот не сразу узнал…

– Да? Любопытно… – в голосе, однако, интереса не было.

– Выглядишь старше и опасней, что ли… – с вдохновением ухватился посетитель за слова светловолосого. – Будто за один год лет десять прожил… Раньше-то всё богатеньким сопляком прикидывался, но теперь в это вряд ли кто поверит…

– Что тебе нужно, Ночебор? – устало перебил Эдан.

– Слух вот дошел, – не стал больше юлить старый мастер, – о подозрительном белобрысом типе, что карету для найма искал. Знаешь, после прошлогоднего переполоха мои люди куда внимательней к городским слухам стали… А тут, к тому же, два трупа в Желтом квартале…

– В твоем городе невозможно и шагу ступить, чтоб какая-нибудь рвань грабить не вылезла!

– Ну, это уж не мое дело! О тебе велено было в столицу докладывать, вот я и здесь: проверяю, ты или кто похожий. А то месяц назад осведомитель в Саригне заметил разодетого парнишку, что у местной дамы поселился, подмастерью доложил, а тот, дурень, срочно столичным голубя отправил – и через неделю дюжина темных мастеров ввалилась к несчастной леди Аммии в спальню…

– Ее любовник, наверное, был в восторге! – не удержался от шпильки Эдан. – А дюжина мастеров-то зачем? Почетная… стража?

– Это уж вы со столичными разбирайтесь. Мое дело маленькое…

– Умно, Ночебор, – хмыкнул светловолосый. – Хотелось бы и мне вот так в сторонке отсидеться…

– Да ты почти «отсиделся»! Посвящение через восемь дней назначено.

– Не рано ли? Мой год отречения лишь через месяц истекает.

– Император совсем плох: а без него, и без Гильдмастера худо будет.

– Хорошее оправдание придумали. Эх, не вовремя я вернулся! Даже жаль их: почти успели все провернуть, тихо, без лишних волнений, – и тут такое невезение! Представляю, какой теперь-то переполох в Совете поднимется. Они же, бедняги, за прошедшие месяцы Престол, наверное, дюжину раз поделить успели…

– Все язвишь! – рассердился старик. – Хоть знаешь, что вокруг творится? Мало того, что Император при смерти, так золотая сотня Амареша чуть ли не под Дворцом ночует! Из столичной Гильдии приказы идут один похлеще другого!.. Мне-то что им писать?..

– А ничего не пиши! Нет, лучше сообщи, что объявилась пропажа. Но вот какого дьявола мне надо – это пусть они сами додумывают! Побегают, посуетятся… Давно у меня достойной драки не было!..

– Правду, видно, говорят, что ты смерти ищешь, – тяжело вздохнул Ночебор. – Счастье твое, что я не Совету, а Мечеслову докладываю…

– Да наплевать мне, мастер! – Эдан устало откинулся спиной на холодную стену. – Когда же вы все это поймете? На-пле-вать.

– Как знаешь. Я свое дело сделал, – старик встал. Не прощаясь, пошел к двери.

– Ночебор, – тихо окликнул его светловолосый, – кого мы за последние полгода потеряли?

Это был обычный вопрос темного мастера, надолго оказавшегося вдали от Гильдии. Но Эдан ждал ответа с тяжелым напряжением: уже несколько месяцев его терзало смутное чувство пустоты. И после прошлогодних кошмаров, так верно предсказавших Лаину смерть, он не мог просто закрыть на него глаза.

– Двое подмастерьев в конце зимы не потянули задание, – начал вспоминать Ночебор. – Да ты их вряд ли знал. Еще старый мастер Черноглав из Восточной Мишмы: тому уже за сто сорок перевалило. И, конечно, месяца два назад – высокий мастер Вера…

Эдана будто ударили.

– Спасибо, – выдохнул он безжизненно, уже не слушая, кто еще попал в последний траурный список.

Старик только кивнул. Дверь тяжело скрипнула, выпуская его на улицу. А светловолосый застыл, привалившись к стене, не в силах шевельнуться, задыхаясь, чувствуя, что опять проваливается в какую-то бездонную, черную яму.

«Тихо, милый, тихо, – зашептало у него в голове. – Только не срывайся опять! Она бы такого не одобрила…».

– Знаю, Снежинка, – делая над собой усилие, наконец, выдохнул он. – «Контроль» и «концентрация». Любимые слова Веры после «трудолюбия» с «послушанием»… Я догадывался, что она долго не протянет без Златодара, и все же надеялся… Дьяволы! – кулак его сильно грохнул по столешнице.

– Ты всегда сам с собой говоришь, юродивый? – высунулась из комнаты недовольная мордашка леди Юлии. – А то я уже бояться начинаю …

– Давно здесь караулишь? – подскочил, угрожающе зашипел на нее Эдан.

– Услышала, что мебель крушишь, вот и выглянула! – немедленно оскорбилась девушка. – Больно мне нужны твои грязные наемничьи секреты! Да вздумай я подслушивать – мышкой бы сидела, а не тебя, буйного, успокаивала!..

– Ну-ну, так уж и мышкой… Тебе в кроватку не пора, девочка? – с раздражением перебил он. – Завтра на рассвете убираемся отсюда, так что советую выспаться. Если, конечно, еще нуждаешься в моих услугах охранника.

– Ну, не знаю! – немедленно насупилась она. – Стоит ли связываться с таким грубияном, да еще и сумасшедшим?..

– Можешь остаться здесь и дождаться папочку. Как думаешь, кому прежде всего наш любезный капитан в столице побежит докладывать?

Юлия призадумалась и… загрустила. Негодяй, как всегда, был прав.

– Не думаю, что тебе вообще стоит в Небесном городе появляться, – добил ее светловолосый. – У тетушки твоей первым делом искать и будут. Так что, если ты решила сбежать всерьез и окончательно…

– А похоже, что не всерьез? – огрызнулась девушка.

– Не перебивай старших! Откуда мне знать, что нынче на уме у глупых барышень? Может, у жениха цену себе набиваешь? А что? – пресек он возмущенное Юлиино оханье. – Лорд Эн, даром, что шестой десяток лет встретил, мужчина крепкий: всю жизнь, как-никак, военным делом занят. Да и – слух среди дам придворных ходит – вполне еще в силе. Говорят, к тому же, начальник его личной охраны молод, приятен внешне и не прочь услужить симпатичной барышне…

– Тебе-то откуда такие вещи знать? – залилась краской леди, и правда успевшая про подвиги упомянутого господина от тетки и подруг наслушаться.

– А я, милая, не хуже тебя сплетни слушать умею!.. – едко ответил Эдан. И вдруг продолжил без тени язвительности, даже с какой-то печалью. – Есть у меня место, где тебя не тронут. Но прежде… хорошо подумай, стоит ли туда отправляться? Пока еще не поздно к отцу с женихом вернуться, если же со мной свяжешься… Амареш ведь не простит тебе расстроенного брака! Ты хоть понимаешь, дурочка, что этот союз со временем мог бы похоронить ныне правящий Дом?..

Впервые он говорил с ней так серьезно и искренне… Да что там – впервые кто-либо вообще говорил с Юлией серьезно, к тому же о таких важных вещах! От понимания этого девушке вдруг стало тоскливо. Отец и братья всегда все решали за нее, так же будет и с лордом Эном, стань она его женой.

А Эдан предлагал ей выбор – и сама возможность этого настолько возвышала, что леди вмиг отмела все сомнения. И ей, упоенной чувством собственной важности, как-то совсем не пришло в голову задуматься, какая же в ее истории выгода может быть для этого, по сути, незнакомца, и чем, в конце концов, обернется плата за его услуги?

***

Выбраться из города на рассвете у них не вышло: старенькая наемная карета растеряла колеса, едва выехав за ворота Крама. Возница принял такой поворот судьбы с истинно философским равнодушием, в то время как Эдан сдавленно ругался и грозился собственноручно придушить «одну изнеженную истеричку, не умеющую ездить верхом».

Юлия делала обиженное лицо, но внутренне злорадствовала: слишком живо помнился ей сегодняшний ранний подъем, состоявший из двух пощечин и кувшина воды.

На тракте, меж тем, людей становилось все больше – и на каждого проходящего светловолосый, вновь спрятавшийся в своем старом плаще, смотрел с плохо скрытой тревогой да подозрением.

– Сиди здесь, не показывайся! – наконец, бросил он девушке, и зашагал обратно к городским воротам.

Юлия тяжело вздохнула, но откинулась на потертое сиденье, мудро решив последовать совету. Впрочем, решимость ее продержалась недолго. Вскоре она отчаянно заскучала и высунулась в окошко, пялясь на раскладывающих свои нищие лотки придорожных торговцев.

Из-за их спин тут же – словно только и ждала в свою сторону любопытного взгляда – вынырнула низенькая, щуплая женщина с большим плетеным коробом. Ремень его тяжело оттягивал перекошенное плечо – да и без того торговка едва шаркала ногами в бурой дорожной пыли. В безликое пятно сливались голова ее, шея и лицо, замотанные большим платком; руки прятались в полотняных перчатках, какие носят порой аптекари или булочники; плотный же, длинный балахон с глухим воротником своей закрытостью мог сделать честь любой храмовой робе. Всякую часть тела, кроме, разве что, водянистых, воспаленных глаз, незнакомка старательно скрыла тканью – и уже это Юлии сильно не понравилось.

При ее приближении леди испуганно отшатнулась.

– Я не подаю милостыню, – пискнула брезгливо.

– Не бойся, госпожа, – голос женщины казался надломленным, как у древней старухи, но говорила она мягко, успокаивающе. – Я ничем не больна. Просто пострадала когда-то в пожаре, вот и не хочу пугать людей вокруг своими шрамами… А к тебе я не за милостыней подошла. Хочу предложить свой товар: амулеты, снадобья для красоты, травы, лечебные и приворотные… – она раскрыла короб, и Юлия невольно подалась вперед.

– Это правда, барышня! – обозвался рядом усатый дядька-торговец. – Я хоть и знаю Алим недавно, а лучшей травницы и знахарки за всю жизнь не видел!

– Да? – совсем забыв про страх, заинтересовалась леди. – А полоскание для кожи и волос варить умеешь?

– Конечно, госпожа! – тут же ловко вытащила торговка нужную склянку.

Юлия впилась в нее хищным взглядом.

– А веснушки отбеливать можешь? – спросила предвкушающе.

Знахарка извлекла еще одну баночку.

– А массажи для лица делать?.. А питье для стройности готовить?.. А капли, чтоб глаза блестели даже после ночи бессонной?..

Алим на все кивала утвердительно – и с каждым ее кивком в глазах благородной леди, почти втащившей уже женщину в карету, пуще прежнего разгорался алчный огонек.

– И нравится тебе вот так по дорогам торговать? – наконец, вкрадчиво промурлыкала Юлия. – Или, может, на тихую службу при доме согласилась бы? С достойной оплатой?..

Как-то барышне не думалось в этот миг, что ни собственного дома, ни денег у нее больше нет, что сидит она в сломанной наемной карете, и даже нынешнее платье ее да туфли наспех куплены Эданом в Краме…

– А что? – хитро сверкнули глаза знахарки. – При такой госпоже, может, и служилось бы! А возьмешь?

Юлия подвинулась, освобождая часть сиденья. Красноречиво похлопала по нему ладонью. Торговка вместе с коробом влезла в карету, поерзала, устраиваясь…

– Ну, повезло тебе, Алим! – добродушно поздравил усатый дядька. – Все лучше, чем придорожную пыль глотать!

«Еще бы!» – уже собралась за нее ответить девушка, добавив, какая это честь – служить у столь благородной особы… Но тут дверца с другой стороны кареты распахнулась, и всю важность из Юлии будто выдули.

На нее смотрел из-под своего капюшона Эдан – и ухмылка у него была совсем не хорошей.

– Выходи, – приказал он. – Я нашел нам… «экипаж».

Еще тогда Юлию последнее слово должно было насторожить! Но она так увлеклась, придумывая, как сообщить спутнику о своем нежданном приобретении, что странного злорадства в его тоне даже не заметила.

– Мм… Эдан? – вытащив вслед за собой из кареты бывшую торговку, состроила просительную рожицу, ринулась на приступ барышня. – Это Алим, моя новая… горничная. Мне ведь нужна горничная, правда? А то Мина, мерзавка, сбежала, да еще с вещами… Не тебе же мои волосы полоскать да корсеты шнуровать, в самом деле?.. Алим, к тому же лекарка… В травах разбирается…

Но старалась Юлия напрасно: всю путанную эту речь мужчина пропустил мимо ушей. Его внимательный, цепкий взгляд сразу же впился в знахарку, словно пытаясь, как шелуху, сорвать с нее все покровы: пыльную ткань, изуродованную кожу, обманчивую простоватость и угодливость… И женщина вдруг напряженно сжалась, опустила слезящиеся глаза, смиренно склонила голову, ожидая его решения.

– Алим, значит? – загадочно хмыкнул Эдан. – Ну-ну…

И, больше не слушая оправданий Юлии, подхватил свои вещи да зашагал вдоль обочины к сгрудившемуся невдалеке торговому каравану.

Спутницам оставалось только топать следом, кое-как поспевая за его размашистым шагом.

– Вот и наш «экипаж», дамы! – наконец, указал на груженную мешками с шерстью телегу.

– ЭТО?! – с искренним ужасом взвизгнула леди, так что бородатый купец спереди даже присел, а гнедая лошадка его прижала уши.

– Ну, ты же так радовалась, когда сломалась карета! – ехидно заметил Эдан. – Я подумал, что другой «экипаж» больше будет госпоже по нраву… Нет? Так тут неподалеку еще мужичок есть из соседней деревни, ягнят на продажу везет. Может, к нему?..

Разъяренно шипя, Юлия полезла на телегу.

– Давай помогу! – не переставая скалиться, милостиво предложил ее мучитель.

И уже сидя сверху, рядом с невозмутимой Алим, да отчаянно цепляясь за колышущиеся тюки, девушка окончательно поняла, что отныне всякие к негодяю светловолосому романтические чувства в ней умерли.

***

Торговцы медленно катили по дороге, Крам почти скрылся за горизонтом, лениво припекало осеннее солнышко – и Эдан, наконец, позволил себе расслабиться. Он даже не заметил, как легкая полудрема перешла в глубокий сон – и в этом сне заискрились знакомые зеленые глаза, мягким касанием обожгла теплая кожа рук, засияло радостное – живое! – лицо…

– Лая, – позвал он.

Улыбка ее была какой-то новой, невиданной им прежде.

– Смотри, чему я научилась! – лукаво отозвалась она, и голос ее не звенел, как при жизни, но лился тихим, привычным уже шелестом. – Я подумала: коль уж говорить у нас с тобой получилось, то почему бы и это не попробовать… Во сне теперь сможем видеться!

– Я плох в управлении снами, Снежинка, – смущенно заметил Эдан, и, словно в подтверждение его слов, знакомая Таркхемская полянка исчезла, а они очутились в гильдийном Зале Совета перед орущими что-то важными людьми.

– Я, зато, хороша! – с присущей ей беззаботностью отмахнулась Лая. – По крайней мере, с твоими: своих-то больше не вижу… Может, в этом и суть?.. Это как с теорией внушения и самовнушения… Вот же! словечки твои так и рвутся!.. И что только ты со мной дела-а-ешь?.. – она лениво раскинулась прямо на коленях у злющего мастера Сребноглава, все еще громко распинающегося о благе Гильдии, потянулась, заехав советнику в нос, потрясла рукой, недоуменно оглянулась, будто сейчас только почтенного господина за своей спиной заметила…

Эдан подавился смехом, отчаянно пытаясь сохранить серьезное лицо.

– Смейся, смейся, – не обманувшись его видом, буркнула охотница. – Вот когда… – но, так и не высказав угрозы, вдруг вскинулась и завопила. – ОПАСНОСТЬ, Эдан!

Сон рассыпался сотней глиняных черепков, болезненно громыхнувших в тяжелой голове.

Мужчина подскочил в поисках врага – но тут же вновь припал к мешкам на телеге, глубоко вжался в плотную шерсть, неподвижно застыл, накрывшись плащом да проверяя торопливо крепость мысленной защиты. Знакомое присутствие захлестнуло его.

Телеги спешно сбивались к обочине, стремясь убраться с дороги, – а навстречу им, припадая к спинам лошадей, летела пятерка черных всадников…

Вдруг задний резко осадил коня, развернулся к испуганно сгрудившимся торговцам, знакомо прищурился в прорези маски, повел носом, словно вынюхивая…

Ну конечно, кого еще могло сюда принести! – ругнулся про себя Эдан. Всю ночь, наверное, мчалась – стоило только Ночеборову голубю весть доставить!.. И от ЭТОЙ ведь никакая защита не поможет: ее чутье против других почти бесполезно, зато на него раз и навсегда заточено!

«Что ж тебе, Слава, опять в столице не сидится!» – с досадой выдохнул он, отчаянно пытаясь придумать способ укрыться от черной всадницы.

«Давай, так попробуем!» – обозвалась Лая, и растеклась по его сознанию, проникла в каждую клеточку, будто накрыв собой.

Женщина в маске встряхнула головой, сбившись со следа. Другие всадники, не радуясь задержке, беспокойно ерзали в седлах, недоуменно всматривались в лица торговцев и охранников, вполголоса что-то шипели Славе.

– А чего это ты там прячешься, юродивый? – вдруг дернули дьяволы за язык Юлию. – Эй, я тебе говорю! – зашумела недовольно, не замечая, как обратилось к ней сразу несколько лишних глаз.

Эдану безумно захотелось любопытную барышню прибить.

Или хотя бы выпороть.

Ну, отругать, как минимум.

Он уже и рот открыл, чтоб велеть ей заткнуться – рискуя, впрочем, вызвать на свою голову еще большие вопли, – когда вдруг молчаливая Алим ловко опрокинула свою хозяйку на шерстяной тюк, придавила сверху, зажала ей рот рукой.

Черные, не заметив ничего особенного, наконец, сдвинулись с места, направили лошадей в сторону Крама. За ними, беспрестанно оглядываясь, поспешила хмурая Слава.

– Ты что это себе позволяешь?! – вскоре разнесся над повозками крик вырвавшейся из хватки Юлии.

– Прошу прощения, госпожа, – невозмутимо, ничуть не виновато прокаркала женщина. – Но это ведь темные мастера были! Глупо лезть им на глаза!

– Эт-точно! – поддержал ее спереди возница. – Не попадайся черным дьяволам, барышня! Целее будешь!

– Да ну вас! – обиженно запыхтела девушка, с опаской посмотрев вслед давно скрывшимся из виду всадникам. – Могли бы просто сказать… И ты еще!.. – сердито пнула по ноге вылезшего из-под своего плаща Эдана.

Тот, впрочем, удара даже не заметил: совсем другие вещи заботили его сейчас.

«Думаешь, правильно я поступил, взяв с собой Юлию? – хмуро спрашивал он Лаю. – Сложно было пройти мимо такого удивительного совпадения! Но раньше-то она уйти могла в любое время, теперь же… ее видели со мной рядом. В Краме Слава поймет, что не ошиблась насчет каравана, да и Ночебор подтвердит. Из корабельной команды, стоит тем к Амарешу сунуться, тоже все, что можно, вытянут…».

И, значит, опять начнется игра.

Большая игра, в которой через жизнь глупой девчонки, будь она хоть трижды высокородной леди, переступят, ни на миг не запнувшись…

Глава третья,
в которой собирается совсем уж странная компания

Его Божественность Император Астриоцеулинус VIII почил на двадцать третий день первого осеннего месяца, и на год не пережив покойного Гильдмастера. Наследника его, высокого лорда Шаруса, поименованного отныне Астриоцеулинусом IХ, верные советники уже пару часов спустя вытащили из какого-то модного столичного наркопритона, обмыли, приодели в парчу и бархат – да выставили на всеобщее обозрение пред собранием городского люда, заполонившего Дворцовую площадь.

Новоиспеченный «Его Божественность» пошатывался на балконе Дворца, позорно всхлипывал от истерического хохота, пока кто-то из советников не догадался больно пнуть его по лодыжке. Тогда уж надежда Империи взвыл и залился слезами вполне искренне, безмерно растрогав своей скорбью пялящуюся снизу толпу…

Эдана вести об этих событиях настигли в маленькой деревеньке к западу от столицы, где он вместе с Юлией уже четвертый день ждал посланца из своего имения. Без взбалмошной леди на его попечении светловолосый уже давно спешил бы домой, наплевав на возможные опасности, – однако чужой жизнью рисковать не хотелось. Да и барышня полезнее была невредимой…

Не то чтобы Эдан всерьез собирался использовать дочь Амареша в какой-либо хитроумной интриге – он все еще пытался убедить себя, что полностью отошел от политики, – но… Не в правилах темного мастера, пусть даже бывшего, упускать такую возможность.

«Ты просто боишься признать, насколько хочешь вернуться в игру», – ехидничала Лая.

«Ерунда! – злился он на ее правоту. – Освободиться от Гильдии было самым большим моим желанием лет с семнадцати!»

«Но сейчас-то тебе не семнадцать! Да и отсиживаться в стороне не в твоем характере…»

– Только не говори, что лучше знаешь! – ворчал Эдан вслух, пугая детишек и настораживая местных мужиков. – Я и так в последнее время слышу это чаще, чем нужно!

«Конечно! – смеялась она. – Не понимаю, почему ты все еще споришь? Я ведь, как-никак, намертво застряла в твоей голове!»

– Это не смешно. Напомни мне убить негодяя-жреца за такой подарок!..

Но, в конце концов, его тоже разбирало веселье.

И Эдан уже не мог себе представить, как бы жил без призрачной болтовни нахалки-супруги.

Скорей всего, свихнулся бы еще зимой. От новых, бесконтрольных способностей, от горя и глубокого потрясения, от невозможности понять, кто он есть и что ему дальше делать.

Те дни помнились сейчас лишь урывками. Короткими моментами ясности меж бесконечным холодом и слепой яростью. Маленькими проблесками равновесия, каждый из которых упругой ниточкой тянулся к его Снежинке.

К ее испуганному, тихому плачу – когда Лая впервые осознала себя, и Эдан всю ночь провел, рассказывая глупые истории, чтоб хоть немного ее успокоить.

К ее отчаянному крику об опасности, когда он, изнуренный и безразличный, чуть было не попался в пасть зимнего барса.

К ее первым попыткам заговорить, почти стоившим ему остатков рассудка.

К ее постоянному, успокаивающему присутствию…

Наверное, когда-нибудь, они научатся скрываться друг от друга – ведь нелегко быть все время вот так нараспашку, хочется хоть какой-то кусочек души сохранить в тайне, только для себя. Но пока что он с радостью принимал ее любопытство, мирился с навязчивой заботой, а неуместные, подчас, шуточки даже находил по-своему милыми.

Впрочем, сильно подозревал Эдан себя в пристрастности, ибо те же вещи в других женщинах – в Славе, например, или (что далеко ходить?) в леди Юлии – его неимоверно раздражали.

«А, кстати, куда все подевались?» – отвлекся светловолосый от раздумий, ступив в непривычно тихую горницу приютившей их избы.

Ну хозяева, ясное дело, люди работящие, дома без дела сидеть не будут.

Алим, наверное, все же согласилась на уговоры местной повитухи, да помчалась принимать роды у мельниковой жены. Значит, до вечера не вернется.

А вот где Юлию носит? Он же просил ее в одиночку не высовываться!..

«И что думаешь, Снежинка? Где нам пропажу искать?»

«Пропажа», однако, очень скоро сама нашлась – влетела в сени: запыхавшаяся, растрепанная, глаза красные, слезы по щекам в три ручья льются…

– ТАМ… ТАМ!.. – крикнула, задыхаясь от бега и давясь рыданиями.

Эдан выскочил во двор, ожидая лихого разбойничьего нашествия, – если не лорда Амареша со всей золотой сотней в придачу… Но на улице было по-полуденному тихо.

– Так что стряслось? – недовольно обернулся к выбежавшей следом Юлии.

– Они… привязались… пьяные… а он… а его… а-а-а! – еще больше завелась девушка.

Немалых усилий стоило мужчине добиться от нее толкового рассказа. История же выглядела так.

Когда Эдан ушел на околицу, где должен был объявиться человек с нужными вестями, а новая «горничная», забрав свой короб, отправилась за местной повитухой, Юлия, как и стоило ожидать, заскучала. Поначалу она еще держалась. Помучила хозяйского лентяя-кота, пока тот не удрал за печку, съела здоровенный кусок сладкого пирога, запивая знахаркиным «чаем для стройности», да взялась было за вышивку – но пальцы, привыкшие к шелку, очень быстро устали от грубых ниток и толстого полотна. Пришлось это занятие бросить.

Столь любимых барышней книжек с любовными сказаниями у хозяев не водилось отроду – так что, не зная, куда себя деть, Юлия выглянула во двор; потом выбрела потихоньку на деревенскую улочку, с искренним, детским любопытством приглядываясь к быту селян; походила вдоль плетенных и деревянных заборчиков, и, наконец, остановилась напротив местной корчмы.

Нет, заходить туда девушка не собиралась! Но, вот беда: в это время как раз гуляла здесь тройка парней из соседнего (через речку) поселения. Из родного-то кабака их еще накануне за буйство выкинули, потому и решили ребята к соседям податься.

Одинокая, незнакомая барышня пьяным головам – что мед для мухи.

Юлию из окошка корчмы приметили сразу. А приметив – высыпали на улицу, чтоб немедля свести знакомство, и поскорей «осчастливить» новую знакомую на ближайшем сеновале.

Вначале леди растерялась. Из местных, как назло, вокруг только детвора в пыли играет, да три ветхих старушки у колодца топчутся. Ну, еще щупленький корчмарь, на миг высунувший за дверь нос, но тут же спрятавшийся. А эти, пьяные, уже и за руки хватают да к изгороди теснят…

От удивления и страха Юлия даже как следует заорать не смогла.

На ее счастье, как раз шел через деревеньку парнишка-студиозус – из тех, кто полжизни бродит от города к городу, от одного ученого мужа к другому, впитывая всякое мудреное слово. Худой, давно нечесаный, заросший хлипкой черной бороденкой, светящий с изнуренного лица огромными, как у теленка, глазами, – он вряд ли являл собой хоть сколь-нибудь воинственное зрелище. Но на случившуюся с девушкой беду откликнулся с неожиданной горячностью – тут же встал на защиту, закрыл Юлию собой, и, пока визжащая детвора да охающие бабки сзывали на помощь люд, успел пару раз получить тяжелым мужицким кулаком да сильно изваляться в пыли.

Тем бы все дело и закончилось – но пьяные, а оттого еще более злые деревенские, оттеснив незваного защитника, вознамерились взять свое с барышни прямо на улице. Та взвыла, сжимая разорванный подол платья, а студент вдруг не на шутку разъярился. И, не имея за собой ни единого в силе преимущества, подхватил с обочины увесистый булыжник да опустил его одному из тройки на голову.

Тот рухнул, как и следовало ожидать, а приятели его, мгновенно позабыв о девушке, мстительно накинулись на обидчика. Сбежались, наконец, мужики – свои и зареченские. Драку остановили.

Но вот тут-то и выяснилось, что молодец, «невинно убиенный» (а на самом деле, просто пребывающий в отключке), – это любимый сын зареченского старосты. И что страшного «убивцу» за такое «душегубство» полагается вздернуть на ближайшем дереве. К счастью для «преступника», не истекла еще Неделя Почитания, объявленная после смерти Императора, а потому нельзя было устраивать ни венчаний, ни казней.

Почесав макушки, мужики скрутили бедного студиозуса и бросили его в подвал ближайшей избы. Прибежал взглянуть на пострадавшего отпрыска причитающий зареченский староста, а за ним примчался и напуганный вестями о «разбое» и «бунте» управляющий здешнего лорда…

О Юлии в суете все позабыли, и девушка, заливаясь слезами, помчалась к своему спутнику – «искать справедливости»…

– А я-то что могу сделать? – споткнулся, это услышав, Эдан.

– Ну как же! – запричитала леди. – Несчастного юношу из беды вытащить!

– И как ты это себе представляешь? – застыв посреди улицы, холодно взглянул на нее мужчина. – Да с чего мне вообще кого-то вытаскивать? – повернул он назад к их подворью.

– Так он же… не виноват, – робко пискнула, не веря в такую черствость, Юлия. – Это ведь они…

– Не они, милая, а ты! – едко отрезал светловолосый. – Это ты виновата! Тебя просили не выходить одной? Предупреждали? Вот теперь из-за твоей глупости дурака-мальчишку повесят. Гордись!

– Но… как же… – слезы вновь хлынули из ее глаз. – Ну, Эдан! Пожалуйста!

Он зло пробуравил ее взглядом, схватил за локоть и втолкнул в сени.

– У тебя две минуты, чтобы плащ накинуть!

– А?

– Платье разорванное прикрой – и пошли! Живо!

***

Управляющий лорда вместе со старостами, зареченским и местным, устроились в доме последнего за столом с хмельным питьем да снедью – дабы, как водится, «залить» и «заесть» потрясение, а заодно и рассудить, что все-таки с «душегубом», чуть не лишившим жизни любимое чадо, делать.

Упомянутый «душегуб», вытащенный для допроса, сидел, избитый и связанный, пред светлыми очами начальственной троицы. Земляной пол отдавал подвальным холодом. Несчастный студент ерзал, болезненно постанывал, испуганно поглядывал на своих мучителей единственным не заплывшим глазом, – и вид имел до крайности жалкий.

Эдан ворвался в избу на середине горячего спора насчет способов казни. Управляющий склонялся к «повесить, ибо так с бродягами по закону положено», старосты же в один голос кричали: «в реку бросить – и не придется на погребение тратиться». Бледнеющему все больше обвиняемому не удавалось вставить ни слова.

– Да что же вы, мерзавцы, творите! – прервал их беседу отчаянный крик влетевшей вслед за спутником леди Юлии. – За то, что над леди надругаться не дал – и повесить? За то, что даму защитил – в реку?

Спорщики замолкли на полуслове, удивленно раскрыв рты. Эдан поморщился. В глазах «душегуба» появился слабый проблеск надежды.

– Так не надругались же! – наконец, нашелся зареченский. – Ты, барышня, цела-невредима, а сын мой… поми-ра-е-ет!

– А все из-за разбойника проклятого! – поддакнул здешний староста воплю собрата.

Управляющий только развел руками – будто извиняясь за мужицкую упертость.

– Да вы!.. – задохнулась от ярости девушка. – Ладно, – поспешно взяла себя в руки. – Сколько хотите за несчастного юношу? Десять золотых? Двадцать?

Эдан от такого вольного обращения с его деньгами даже опешил.

Лицо управляющего загорелось предвкушением: сумму-то барышня сулила немалую! Сельчане, однако, в своем праведном гневе остались непреклонны. Нет, конечно, приди к ним Юлия с тем же предложением через день-два, когда выветрились бы уже хмель да ярость, а «убиенный» встал на ноги и отправился на очередной молодецкий подвиг – жизнь невезучего студиозуса продали бы, не задумываясь. Но сейчас попытка подкупа деревенских лишь подзадорила, а добиться возмездия стало для них теперь делом чести.

Мастер это сразу почувствовал. И понял: пора брать дело в свои руки.

– Юлия, выйди! – приказал он.

– Но…

– ВЫЙДИ!

Неохотно, она повиновалась.

Извлеченный из кармашка у Эдана на поясе, звякнув, лег на стол золотой кругляш. Взгляды тут же обратились к нему. Недоумевающие – старост, подозрительный – студента, все более испуганный – управляющего… Они смотрели, еще не понимая, на странную золотую монетку. Монетку без герба, но с двумя столбиками знаков.