Текст книги "Вокруг тебя весь мир кружит (СИ)"

Автор книги: Анна Погода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Одно твоё слово и всё изменится в нашей с тобой жизни. Я оформил дарственную своей квартиры на тебя и теперь там твой дом, независимо, что ты мне ответишь сейчас. Можешь прогнать меня или оставить жить в своей квартире. Так как?

Это был подкуп, но я была совершенно ошарашена услышанным и удивлённо открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, хотя следовало послать.... А искуситель продолжал:

– Поехали. Скажи, что согласна, – мои ладони уже лежали на белобрысом затылке, настырно удерживаемые там его рукой в ожидании моей капитуляции, и он дождался.... Сдаваясь, я крепко обняла его, а Усольцев издал звук, похожий на счастливый стон-выдох.

– Алекс, ты ненормальный.

– И кто в этом виноват?– шёпот прямо в губы.

– Кто же?

– Ты,– он повёл меня к выходу, крепко удерживая за запястье, как будто боялся, что я сбегу. Присел на корточки, погладил мои икры и сам обул мои ноги в полусапожки, стоящие у дверей, помог надеть пальто. Сам он не разувался. Выключил свет в прихожей, сунул мне в руки клатч и взял со столика ключи от квартиры. В те минуты взывать к моему разуму было уже абсолютно бесполезно, потому что Усольцев снова взял надо мной верх и лишил воли. Очень медленно, как будто опасаясь делать резкие движения и тем самым вывести меня из гипнотического состояния, Алекс легко подхватил моё тело на руки и понёс вниз по лестнице, периодически тыкаясь мне в макушку подбородком или целуя в волосы.

До его (моего?) дома нас домчали на машине за пятнадцать минут. Молчание стало нашим зароком, как будто каждый страшился разрушить волшебство этих минут примирения. Знакомая квартира и знакомые запахи всколыхнули воспоминания: сладкие и невыносимо горькие.

– Всё. Это твой дом, милая,– это последнее, что я услышала.

А потом дорожка из снятой верхней одежды и обуви протянулась от холла до кровати. Такой страсти я не ожидала и даже подумала:

– А были ли у него в последнее время отношения с женщинами? Усольцев, как безумный набросился на меня. И, если честно, то я не сильно от него отставала. Но у меня-то никого не было!

Когда я услышала свои крики, то сначала испугалась, а Усольцев прорычал:

– Не сдерживайся.

Мы не давали друг другу вздохнуть, хватали руками за что придётся. Какие предварительные ласки ?! Мы даже не успели полностью скинуть одежду! У Алекса хватило терпения только содрать с меня платье и то, только потому, что он запутался в длинном подоле. Первый раз было грубо и быстро. Потом мы лежали на кровати и некоторое время приходили в себя, вспоминая губами вкус кожи друг друга. Тишину комнаты нарушали звуки ворочающихся тел и шорох снимаемой одежды. Ко второму разу на мне остались только чулки, а на нём – распахнутая на груди рубашка, и всё происходило чуть мягче и медленнее. Потом мне удалось всё-таки выдрать запонки из манжет его рубашки и добраться до влажной едва обхватываемой двумя моими руками спины, а он стянул с меня чулки. На мне остались только серьги, а на нём часы. Блаженное чувство слияния– слипания двух тел погрузило нас в эйфорию безвременья. Мы притихли, а я даже задремала, не в состоянии больше двигаться. Первым завозился Алекс, перевернул меня на бок, обнял со спины и прошептал:

– Ты спи. Я тихонько.

В третий раз получилось надолго растянуть удовольствие, почти танец телами, почти песня стонами, улетели вместе, вернулись вместе и вместе провалились в сон переплетённым клубком рук-ног-волос– запахов – чувственного шёпота.

А под утро всё сначала.

– Ты эти полгода жил в монашестве, Усольцев?

Он хохотнул и прижал меня к себе.

– Это всё ты виновата.

– Ну конечно, кто же ещё?– я погладила его по груди. – Я соскучилась.

– Сама виновата. Зачем ты шугалась от меня, как от прокажённого? Могли всё решить в тот же день вечером, если бы ты не умотала. Или через день, да и потом... Я никогда и никого так не добивался. Ты – моя роковая женщина,– улыбка коснулась его губ, а тёплая ласка прозвучала в голосе.

– Всё это красиво звучит, только как же Надя и Рита?

Настроение снова испортилось, и я прикрыла глаза, погружаясь в дремоту.

– Лара? Посмотри на меня,– он навис надо мной,– открой глаза.

– Я посплю. Можно?

Усольцев затащил меня на себя, посадил и тряхнул за плечи, прогоняя остатки сна и заставляя выслушать:

– Ты отомщена. Даже не представляешь, что я чувствовал, когда ты ушла, когда я первые недели следил за тобой издалека, сидя в машине или просто идя следом, потому что не хотел, чтобы ты видела меня и снова спряталась так, что фиг найдёшь – это ты умеешь. А Жак, а Павел? Я тебя ломал? Да это ты перекроила меня. Я даже не знал раньше как это: добиваться женщины. Ты заставила меня пройти все круги ада, пока я жил без тебя.

Я смотрела во все глаза на Алекса.

– Это правда?

– Всё до последнего слова.

3.

Мы снова были вместе. Для тех, кто знал нас раньше, внешне не изменилось ничего, а вот для нас двоих стало всё иначе. Алекс стал другим. Если я была рядом, то обязательно ко мне надо было прикоснуться, поцеловать или потискать. Если оказывалась в поле видимости, то чувствовала его взгляды, которые ласкали меня, любовались мной. А уж про постель и говорить не стоит. Он брал всё, что предлагалось и то, что не предлагалось тоже. Ненасытный, жадный, неутомимый и требовательный.

А я, немного напуганная его чувствами, снова насторожилась, как будто боялась расслабиться и снова довериться ему полностью не только телом, но и душой. Отголоски старых обид ещё кололи память. Потому что так было: стоило мне потерять бдительность, как всё летело вверх тормашками. И чем больше я раскрывалась, тем больнее был удар и ,проанализировав наши отношения, я находила подтверждение этому. Я всё ещё не понимала, как он на самом деле ко мне относится. Потому что секс – это секс. А где те самые важные три слова? Где они? Я всё ждала и никак не могла их дождаться.

***

– Через три дня у Сони день рождения. Ты приглашён. Идёшь вместе со мной или у тебя «дела»? – я не утерпела и вставила шпильку. Бесконечные отговорки Усольцева, если дело касалось моих друзей и родственников обижали меня и раньше, хоть я и не акцентировала на этом внимание. Я понимала, что он устаёт и с удовольствием бы провёл вечер у телевизора, но.... когда надо было ему, то я расправляла плечи и старалась выглядеть максимально хорошо, потому что во-первых: девушка Усольцева не может выглядеть замухрышкой; во-вторых: он не может, ну вот просто никак, появиться один; а в третьих: его встречи – это для дела и они суперважные.

А вот мне быть одной – нормально, и мои встречи – это посиделки в светёлке.

Алекс уловил задиристое недовольство в моём голосе и поостерёгся сразу говорить "нет".

– Постараюсь.

На следующий день после работы я прошлась по магазинам и купила Соне подарок – комплект дорогой бижутерии: колье, серьги и браслет. А потом, не желая делать приятное Усольцеву, потому что он мне за целый день ни разу не позвонил, поехала к подружке домой. Поболтать.

Пётр, Сонин парень, встретил меня в прихожей, помог снять пальто и провёл в гостиную. Он был высок, плечист, полон энергии и просто заражал своим оптимизмом и весельем. Пётр работал в сфере информационных технологий и обожал альпинизм. Его частые отлучки: то в командировки , то в горы, были постоянной причиной размолвок между ними, одновременно поддерживая в них "огонь любви".

Сонька появилась в домашнем платьице, поцеловала меня в щёку и отправила Петра на кухню:

– Организуй нам чаёк, Петь, пожалуйста.

И парень с радостью направился туда, куда его послали.

– Опять поссорились?– обеспокоенно спросила Соня.

– Не-а. Просто решила, что ему пора отдохнуть от меня.

– Лара, ты опять в занозу лезешь?

Я вздохнула и с виноватой улыбкой глянула в сторону всё понимающей подружки.

– Ну, если только чуть-чуть. Мне порой кажется, что наши отношения какие-то неправильные. После очередной ссоры я даю себе обещание любить его не больше, чем себя, а через некоторое время всё идёт по– накатанному. Сначала он, потом я. Это неправильно.

– Ты преувеличиваешь. Любому, видевшему вас вместе, ясно, что он без ума от тебя. Ты просто не замечаешь или по инерции мышления обвиняешь Алекса во всех грехах. Лар, это что-то сродни комплексам.

– Да ну тебя. Я просто ... предусмотрительно подстилаю под себя соломку, на всякий случай.

Ровно в девять часов вечера Усольцев не выдержал и позвонил.

– Нравится, когда я психую?– голос тих, но недовольство выдали интонации.– Ты где?

– У Сони,– ответила я как можно спокойнее, и сделала страшное лицо в сторону подружки.

– Сиди и жди, сейчас подъеду,– сердито прозвучало в ответ.

– Не надо, я вызову такси. Скоро приеду.

– Ты специально меня провоцируешь или как?– сердитый голос в трубке не оставлял выбора.

По моему лицу всё можно было прочитать – и Соня ехидно рассмеялась.

Петя принёс нам чаёк, чем заслужил лежный поцелуй, а я ,вздохнув, глупо захихикала, потому что представила на месте Петра -Алекса. Вам тоже стало смешно? Вот-вот. А Софа говорит о каких-то комплексах.

Получив короткое СМС:

– Спускайся,– я расцеловалась с подружкой и Петей и, спустившись на лифте, вышла в зиму, свет фонарей отражался от снега и микроскопические радуги от ледяных крупинок, делали двор чуть волшебным. Вдали несколько раз мигнули фары, и я отправилась в ту сторону.

– Мог бы встретить,– буркнула себе под нос, но в машину забралась молча и даже улыбнулась. На моё сердечное приветствие:

– Привет,– ответили возмущённым взглядом и молчанием.

4.

– Фёдорова к начальству,– голос секретаря был глухим и нейтральным.

– Что ещё?– подумала я и сунула правую ногу в туфельку, которую сняла, потому что она мне откровенно была тесна. Новые туфли – это новые туфли. И об этом надо было думать дома, а не совать их впопыхах поутру в пакет. Утром Усольцев, нетерпеливо притопывая в холле, не давал мне собраться в нормальном темпе и при этом ещё мог и слегка прикрикнуть:

– Лара, поторопись, я опаздываю.

Это становилось правилом, а я никак не могла снова привыкнуть к его спешке. Пока ещё я терпела, потому что слишком мало времени прошло со дня нашего примирения, но чувствовала, что моё терпение кончается. Вот завтра он может запросто получить ответку.

Моё настроение с самого утра не заладилось, а теперь меня пригласила Алла Васильевна Сивушкина. Высокая, жилистая, похожая на мужчину женщина, тем не менее, была ухожена, тёмные волосы модно и эффектно подстрижены, а лицо в нужных местах было подкачено ботоксом, умом её Бог тоже не обидел, так же как коварством и беспардонной напористостью. Я про себя звала её Кикоморой.

Марина Евгеньевна, секретарша директорши была ей под стать. Ну, ещё бы, красавица рядом с чудовищем бывает только в сказках. Я поздоровалась, а Марина показала мне глазами на деревянную дверь и снова уставилась на монитор, порхая пальчиками по клавиатуре. Руки у неё были очень красивые и ухоженные, надо отметить.

Кикомора сидела за огромным офисным столом в своём обычном состоянии обдумывания чего-то важного и чрезвычайно интересного. При виде меня, она встрепенулась, окинула сверху вниз придирчивым взглядом и милостиво пригласила присесть.

– Лариса Вадимовна, тут набралась ещё одна французская группа, и мы поставили её Вам на восемь часов вечера среды,– сообщила мне она совершенно невозмутимым тоном, как будто забыла о своём обещании. Мне сверх обговорённых уже добавили 2 английских группы, а Сивушкина явно напрашивалась на неприятности, а они у неё будут, потому что я больше не возьму ни единого сверхурочного часа.

– Извините, Алла Васильевна, но мой вечер среды занят,– пора было начинать упираться и отстаивать собственные интересы. Будь её воля, так я бы работала на неё 24 часа в сутки и 7 дней в неделю.

– Ну что ж? Придётся Вам пересмотреть все свои планы, – тяжёлый взгляд, наполненный сарказмом, уставился на меня. Я ответила тем же, чем вызвала высокомерное удивление.

– Уважаемая Алла Васильевна, в начале учебного года я взяла 4 группы, Вы навязали мне почти силой ещё 2, обещая, что они последние. Так вот: я доведу их все до конца, а остальное я просто не вытяну. Вы должны это понимать. Слово за слово: она настаивала, я упиралась, и разговор закончился моим написанным от руки и положенным на её стол заявлением об уходе по собственному желанию. Мне надоели её пренебрежение к чьим либо интересам, кроме собственных. К тому же во втором центре, где я занималась с детьми, мне было комфортнее, в том числе с финансовой точки зрения. Богатые родители в основном милых чад, были готовы предложить мне что угодно, лишь бы я занималась с их детками по индивидуальным программам. Что я в последнее время и делала.

Пригрозив мне неприятностями, Кикимора сунула моё, уже зарегистрированное в отделе кадров, заявление в верхний выдвижной ящик стола, сквозь зубы заявив, что отработать две недели я обязана по закону, и просканировав меня напоследок своими злющими глазками сверху донизу, отвернулась к окну.

Вечером, устроившись с ногами на диване, я всё это уныло сообщила Усольцеву, который сидя рядом со мной, тем не менее, внешне никак не отреагировал на мой жалостливый тон (а должен был!) и не отвлёкся от экрана ноутбука, стоящего на журнальном столике.

– Алекс, ты меня слышишь? – мне было плохо, а этому хоть бы что. Я перетекла из своего уютного уголка к нему на колени и, привлекая внимание, указательным пальчиком за колючий подбородок развернула его улыбающееся лицо к себе.

– Нашла, о чём печалиться,– хохотнул Алекс,– ещё скажи, что ты расстроилась.

– Да, я расстроилась и не ехидничай. Ещё неизвестно, какие она напишет рекомендации,– объяснила я своё гадкое настроение. А ты, вместо того, чтобы поддержать свою девушку, уткнулся носом в ноут.

Он обнял меня и прижал к себе, тёплые губы коснулись моей шеи, прошлись по скуле и закончили свой путь на моих губах.

– Хорошие. Хорошие она напишет рекомендации, а если что, то я ей в этом помогу.

– Ты не знаешь эту Кикимору. Она вредней ста твоих Лидочек вместе взятых.

– Она не моя,– Усольцев с порочной улыбкой, расположил мои ступни по обе стороны своих бёдер, поглаживал мою кожу во всех доступных для него местах и не очень доступных тоже. Казалось, что у него не две руки, а четыре, по крайней мере, а про пальцы, я вообще молчу.

– Ну, тогда Риточек,– не унималась я, но ,тем не менее, начала отвечать на его поцелуи. Рядом с ним оставаться безразличной смогла бы только каменная статуя, а я такой не была – это уж точно.

– Ревнуешь?– самодовольно хохотнул он мне в ухо между поцелуями.

– Мне хотелось тогда расцарапать твою самодовольную физиономию,– с чувством прошипела я ему в губы и щипнула за голый живот. Он охнул и снова хохотнул.

– Я польщён,– стоны от смеха смешались с довольным урчанием, потому что всё шло к тому, что Алекс работать сегодня уже не будет, а нашу одежду завтра утром я буду собирать по всей комнате.

Вмешаться ему всё-таки пришлось.

Честно и не отлынивая, я отработала положенные две недели и попрощалась со своими учениками. Выраженное ими разочарование из-за моего ухода и слова справедливого укора, высказанные вслух, тронули меня и поселились внутри чувством невыполненного долга. Мне стало стыдно. Кто-то напросился на репетиторство, а остальным я сообщила адрес своего второго места работы.

А вот полученная рекомендация оказалась именно такой, какой и ожидалась. Не в силах стерпеть и пылая справедливой жаждой мести, я бросилась к единственному человеку, который просто обязан был мне помочь.

У Усольцева в офисе я была до этого раза три, ещё до нашей последней ссоры. Два из них были по его настоянию. Я должна была заехать за ним, чтобы отправиться на небольшие официальные мероприятия (подозреваю, он сделал это, чтобы ему не было скучно): открытие детской спортивной школы, которую он спонсировал и открытие после капремонта детского сада, который тоже получил от него энную сумму денег. Третий раз произошёл спонтанно. Мне нужен был подарок Пашке на день рождения. И что, по-вашему, может знать о потребностях крутых мужчин женщина? Правильно. Вот и я так решила. Раньше я покупала то, что мне советовали посторонние мужчины, а сейчас у меня был свой мужчина, вот он и должен был мне помочь. Поэтому самым простым способом было подключить к этому Усольцева, тем более, что он сам вызвался в помощники, но самым бесстыжим образом всё время отлынивал.

Геля, обалденная секретарша (и я не побоюсь этого слова), встретила меня в первый раз с официальной улыбкой на лице и холодком в глазах. Ох, как я её понимала! Усольцев был не дурак по части женщин. Я с этим смирилась давно, а моя ревность притуплялась лишь самоуспокоением, что именно я являюсь его девушкой.

– Это– Лариса Фёдорова, и для неё я всегда свободен. Всегда, Геля,– голос Алекса был более, чем убедительным, а в моей душе тогда разлилась благодарность.

Вышколенная секретарша ответила тогда с сахарной улыбкой:

– Я поняла, Александр Давыдович.

Сегодня я решила устроить Усольцеву сюрприз и примчалась на своей новой машинке по забитым транспортом улицам зимнего города к деловому центру, новой высотке, один из этажей которой занимал офис моего ненаглядного. На ходу расстёгивая пальто, метнулась к одному из четырёх стеклянных лифтов. Мой пыл от нанесённого оскорбления должен был видеть Алекс, иначе он не отнесётся к нему серьёзно (проверено на опыте), поэтому я подкидывала и подкидывала в топку своего возмущения новые и новые поленья старых обид. Геля отвлеклась от разговора по телефону, подняла на меня свои безупречно подведённые голубые глаза и смягчила холодное лицо приветливой улыбкой.

– Мне нужен Алекс,– сказала я вежливо, тем не менее, назвав её шефа по имени.

– У него совещание. Присядьте. Я сейчас сообщу ему по интеркому.

Я кивнула, но достала айфон и набрала СМС:

– Я сижу в твоей приёмной.

– Сейчас освобожусь,– почти сразу пришло ответное сообщение.

Геля приняла от меня пальто и предложила мне кофе или чай, и я смягчилась к ней – в конце концов, мы не враги. И в дальнейшем я решила расположить её к себе.

Попивая горячий кофе, я имела возможность оглядеться лишний раз в его приёмной. Просторно, светло, стильно: чёрная плитка на полу, на одной из светлых стен в строгих рамках: сертификаты, красочные фотографии реализованных проектов с рядами новеньких блестящих грузовиков, впечатляющими зданиями и ангарами, благодарности и внушающие трепет планы новых проектов. На другой стене огромная абстракция современного художника, наверняка очень дорогая, иначе Усольцев бы её не повесил. Но я в абстракциях ничего не понимала.

Он, действительно, освободился так быстро, что я даже не успела допить кофе. Одна из створок высоких дверей распахнулась, и оттуда начали выходить мужчины в строгих деловых костюмов и пара женщин. Некоторые бросали на меня заинтересованные взгляды, другие неспешно и безразлично проходили мимо, увлечённые разговором.

Усольцев, в строгом тёмно-сером костюме-тройке, серьёзный и официальный, остановился в проёме двери и заканчивал беседу, кидая на меня встревоженные взгляды.

– Да, милый, раз я пришла, то не просто так,– сказала я ему глазами, и разочарованно осознала, что весь пыл растеряла, сидя в его приёмной, а теперь и вовсе присмирела от одного его вида.

Серьёзный и собранный, он в несколько широких шагов преодолел разделявшее нас расстояние и, протянув руку, помог подняться; собственническим жестом обнял за талию и увёл в наполненный воздухом чёрно-серо-белый кабинет с панорамными окнами, в котором я тоже уже бывала. Справа расположились дубовые столы, поставленные буквой "Т", слева была небольшая неофициальная зона с белыми кожаными диванами, креслами, журнальным столиком и плоским телевизором на стене. Он направил меня туда. Алекс забрал у меня сумку, бросил её на одно из кресел и спросил с заботой в голосе:

– Что?

– Кикимора,– я тоже ответила одним словом, а он всё понял.

– Сильно расстроена?

Я поднялась из кресла и забралась к нему на колени, потому что так он меня лучше слышит и лучше чувствует. Моё чёрное трикотажное платье слегка приподнялось, и он поглаживал мои колени, лаская и успокаивая одновременно.

– Ты обещал разобраться, и только поэтому я не реву. Представляешь: я некомпетентная, необязательная и недисциплинированная. Вот только почему-то половина групп изъявило желание перейти в другой центр, где я работаю. А вторая половина просит репетировать их. – Я всхлипнула, ткнулась носом и губами ему в шею, ничуть не заботясь об оставляемых следах помады. Потом ототру. И вообще – это моё.

Алекс уже изучил меня, как облупленную, и всё понял. Он обнял и поцеловал, и утешил, при этом лукавая понимающая улыбка не сходила с его губ.

– Хорошо, что пришла. Пойдём, отметим твоё освобождение, а завтра я разберусь с твоими рекомендациями.

Мы вышли из его офиса, держась за руки, а с Гелей он попрощался:

– До завтра.

Усольцев разобрался, и я получила такой панегирик своим талантам, что могла повесить его в рамку на стену и гордиться своими успехами всю оставшуюся жизнь. Потому что стремиться было уже не к чему – всё достигнуто.

5.

Дачный сезон был закрыт в коттедже Макса ещё в сентябре (без меня), потому что там не было полноценного отопления, и все перебрались в загородный дом Усольцева, где было всё обустроено, и в холодный период компания собиралась именно там. Постоянно проживающие в доме муж с женой, без напряга справлялись с обязанностями: она – домоправительницы, он сторожа – садовника.

К декабрю за городом установилась настоящая пушистая зима. Еловый лес с шапками снега на хвойных лапах спал, а мы беспокоили его, сбивая эти небольшие сугробы, бродя по лыжне, расчищенной снегоходом. Было безумно красиво, а когда запрокинешь голову к небу, то казалось, что оно заглядывает между макушками высоких деревьев и смотрит только на тебя.

***

Алекс прихватил меня с работы. В прошедшие выходные мы не побывали в зимней сказке – и это ещё больше добавляло мне лёгкой депрессии. Настроение было хуже некуда, но я спросила:

– Алекс, можно я приглашу Соню к нам на дачу в следующие выходные?

– НУЖНО. Давай. Пора уже их познакомить с Максом и Сёмой,– новый BMW Усольцева стояла на забитом перекрёстке. Снег валил крупными хлопьями, залипал на окнах машины, а дворники на окнах работали с чёткостью метронома.

Моё состояние нервозности каким– то образом передалось Усольцеву, и он повернулся ко мне, разглядывая с пристальным вниманием и пытаясь понять: в чём дело.

– И что ты дёргаешься? Я терпел три дня, но ты молчишь. Рассказывай.

– Тебе показалось.

– Хорошо. Не хочешь говорить – твоё дело,– казалось, он обиделся, а на самом деле ждал, когда у меня кончатся силы, и я сама попрошу о помощи. А что он может сделать в этой ситуации? Иногда создавалось такое впечатление, что как только у нас с Усольцевым всё шло хорошо, так сразу вмешивалась третья сила, чтобы мне не было очень скучно.

– Вечером я тебе всё расскажу,– выдавила я из себя. А Алекс бросил на меня испуганный взгляд. Его пронял мой тоскливый тон и наполненный паникой взгляд.

Я откинула голову на подголовник кресла и смотрела тупым отрешённым взглядом в пространство перед собой, вернее перед машиной, прокручивая в памяти прошедшую субботу.

Сестрица позвонила мне днём, когда мы с Алексом в благодушном настроении сидели в знакомом агенстве и выбирали тур в Эмираты (снова!) на Новый год. Я просто присутствовала, по настоянию Усольцева, а он обсуждал с агентом, симпатичной обаятельной брюнеткой, отель. Она явно кокетничала, а Усольцев улыбался, согласно кивая головой или пожимая плечами, отметая предложенные варианты. Это продолжалось уже около получаса, и я заскучала, потому что мне было всё равно. Мобильник пропел "Hello" голосом Адель и я, решив не мешать сладкой парочке ворковать, отошла вглубь офиса, где присела на маленький диванчик. Блуждая ленивым взглядам по ярким каталогам, разложенным на рядом стоящем низком столике, ответила:

– Привет, сестрица, как дела?

– Лара, приезжай, пожалуйста, домой,– голос Лешки был полон отчаяния.

– Что случилось?– скука скатилась с меня на раз, и я напряглась, ожидая самых неприятных известий.

– Приезжай – это не телефонный разговор.

Коротко сообщив Алексу, что мне надо срочно заехать домой и, выдержав его недовольный взгляд, ожидающий подробностей, я села в машину и нервно пристегнула ремень, вся в нетерпении и беспокойстве.

– Это всё, что мне положено знать?– он нахмурился.

– Пожалуйста, не заводись. Я сама ничего пока не знаю. У сестрицы проблемы и я ей нужна.

– А мне ты не нужна?– он тронулся с места, резко крутанув руль, но направил автомобиль в сторону Садового.– Мы хотели пообедать в ресторане,– напомнил недовольно, но смирился.

Алекс вредничал, или мне только показалось, что мы едем очень медленно, но как только машина остановилась, я быстро выскочила, предварительно мазнув по колючей щеке поцелуем и рванула к знакомому подъезду. Родители встретили меня ласковыми приветствиями, а Лешка сразу утащила в свою комнату.

– Я беременная,– выпалила сестрица чуть ли не с порога и обессиленно рухнула на свой диван, предлагая мне в дальнейшем разгребать создавшуюся проблему. Тяжело опустившись в кресло, я сжимала и разжимала кулачки, лихорадочно собирая разбежавшиеся от страха и беспомощности мысли. Я не отрывала от сестрицы потрясённого взгляда, а она, свалив на меня свою тяжёлую ношу, расслабилась и ожидала чуда.

Ну да. Прилетит вдруг волшебник....Жди.

Я смотрела на это безответственное существо и гасила в себе единственное желание пристукнуть её.

– Кто отец?

Тишина была мне ответом.

– Лешка, признавайся или я за себя больше не отвечаю. Зову родителей и будем решать всё вчетвером.

Она подняла на меня свои наполненные ужасом глаза и прошептала:

– Павел.

Я падала, катилась кубарем с высоты, и никак не могла зацепиться хоть за что-нибудь. Пашка. Лешка. Ребёнок.

– Он знает?– спросила я хрипло и пересела к ней на диван.

– Нет.

– Поговори с ним. Он взрослый и всё поймёт, решите всё вместе.

– Я не могу ему сказать,– и сестрица безутешно заплакала.– Это всё ты. Ты виновата. Он тебя любит, а я думала..... хотела...,– она не могла говорить, а только всхлипывала, спрятав лицо в моих коленях.

– Рассказывай всё,– мой голос был под стать сложившейся ситуации: тих и испуган, а обычная хладнокровная рассудительность сбежала от ужаса за тридевять земель.

– Это было в тот день, когда он вернулся из той последней долгой командировки и приехал к нам домой в надежде встретиться с тобой. А я ему сказала, что ты снова с Алексом. Павел кивнул головой и чернее тучи поехал домой. Мне стало его так жалко, Лар. Так жалко. Просто невыносимо. И я поехала к нему вечером. Он был дома пьяный в хлам. И я... я соблазнила его. А он всё время называл меня Ларой,– Лешка была полуживой от боли. Она страдала, и надеялась, что я, взмахнув волшебной палочкой, найду выход. Глупышка.

– Господи! – я испытала шок. Ничего не могло быть хуже этого. Любой вариант был болью. Не было надежды, что всё выровняется. Ничего уже никогда не будет по-прежнему. Ни у Лешки, ни у Павла, ни у меня. А когда узнает отец, то будет вообще конец света.

– Не реви. Надо сказать Павлу. Он должен знать. Ты в поликлинике была?– хладнокровие вернулось ко мне. Всё равно надо было что-то решать, и я взялась за дело, не до конца понимая свою роль во всей этой кутерьме.

– Да,– и снова всхлип.

– Сколько недель?– я чувствовала себя садисткой, задавая ей эти вопросы, потому что они отражались болезненными судорогами на её лице. А она сама была моей мучительницей.

– Четыре.

Я ушла от сестры в состоянии сомнамбулы, соврала родителям, что Алекс меня заждался и, оказавшись дома, упала без сил на диван. Хорошо, что Усольцев куда-то ушёл скоротать вечер а, может быть, продемонстрировал своё недовольство. Этот тоже мог учудить такое. Как бы я не прокручивала создавшуюся ситуацию, а без Павла мы не могли её решить. Воскресным вечером я собралась с духом, позвонила ему и договорилась, что приеду к нему в четверг вечером.

***

Усольцев, после моего обещания всё рассказать, притих и, сдерживая порыв на ускорение, спокойно вёл машину мимо поскучневших под серым небом домов, стоял на светофорах и осторожно объезжал ДТП, неизменно случавшиеся в такую непогоду.

– Поужинаем в ресторане?– спросил он заботливым голосом.

– Нет. Поехали домой.

В нашей квартире в морозилке теперь всегда лежали мамины домашние пельмени. После ужина Алекс посадил меня к себе на колени и заговорил первым:

– Лара, мы вместе, и я должен знать, что тебя вогнало в такое жуткое состояние отчаяния.

Я поведала невесёлую историю бесстрастным голосом: без интонаций, без чувств, как будто читала газетную статью. Он с облегчением шумно вздохнул – выдохнул и вдавил меня в себя.

– Ты чуть с ума меня не свела. Я уже передумал тысячу самых страшных вещей. Не пугай меня так больше, пожалуйста.

– Я не знаю, что делать,– пожаловалась я, успокаиваясь в кольце его рук.

– Это не твоя проблема. Павел – взрослый мужик, пусть решает проблему вместе с Ольгой. Может жениться или просто поддерживать мать своего ребёнка материально. Тысячи людей, находясь в разводе, вместе растят своих детей. Что тут такого страшного? Неприятно, но не трагично. Ты привыкла навешивать проблемы сестры на себя, а легкомысленная девчонка заслужила хороший урок.

– Мне Павла жалко.

– Не могу с тобой не согласиться. Тут он попал, и я ему не завидую.

– Что бы ты сделал в подобной ситуации?– я отогрелась в его руках, стук сильного сердца утешил меня, а ставший родным, приятный запах тела, окутал меня полусонной негой.

– Не знаю. Тут вариантов немного, но если бы ты забеременела, то женился без разговоров и с радостью, он поцеловал меня в висок и ещё крепче вжал в себя.

Мне стало легко, как будто я свалила камень с души. Усольцев как будто освободил меня от непосильной ноши, разложив всё по полочкам. И сказал, что женился бы на мне, если бы... И последняя моя тревога улетела, махнув издалека тёмным крылом. Потому что я раздумывала: сказать – не сказать. Мне не была безразлична реакция Алекса на моё сообщение, но в последнее время я странным образом уверовала в нас, как в пару, правда, сообщать свою новость сейчас я была не готова.

– Я люблю тебя,– вырвалось неожиданно, само – собой и очень тихо. Я даже не знаю: слышал ли он. Состояние расслабленного спокойствия накатилось на меня и, согретая теплом его тела и участием, я закрыла глаза и отключилась.

Знакомые руки перенесли меня в постель, раздели и укрыли одеялом. Вскоре рядом я почувствовала его тело, прижалась спиной в горячей груди и уснула спокойно впервые за четыре дня.