Текст книги "Закат (СИ)"

Автор книги: Анна Пляка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Его выволокли из дверей замка к вкопанному посереди двора столбу. Заставили переступить через цепь кандалов, опуститься на колени, прижавшись спиной к дереву. Кожа мгновенно покрылась мурашками: ранее утро пятой луны – не то время, когда хочется оказаться под открытым небом в одном белье. Запястья и щиколотки стянули за столбом веревкой, почти лишив пленника возможности двигаться.

– Ты простоишь так до третьего рассвета, – огласил магистр приговор. – Пусть все видят зло, которое мы победили!

Закат чуть улыбнулся, понимая, о чем магистр промолчал. Его ведь приковали к позорному столбу. Это делается не только для всеобщего обозрения, но и для того, чтобы кто угодно мог бросить камень в осужденного. А тут, где нет даже помоста, который отделял бы его от зрителей, они могут сделать с ним что угодно.

Магистр удалился вместе со своими помощниками, остальные рыцари вернулись к своим занятиям. Несколько юношей и дев тренировались с мечами, их гоняла красивая женщина с длинной русой косой и страшным шрамом, пересекающим лицо. Сновали слуги, кто к колодцу за водой, кто к воротам, забирать у торговцев продукты. Старик неторопливо чинил тренировочный манекен, пришивая латку на прохудившийся бок, из которого торчала солома. Пара оруженосцев, перешучиваясь, надраивали рыцарские доспехи, их друзья расписывали щиты, обмотав лица тряпками, чтобы не надышаться краской.

Казалось, никому нет дела до пленника.

Только казалось.

Он чувствовал взгляды на коже, ловил то и дело глазами – ненавидящие, холодные. Иногда – испуганные. Совсем редко – жалостливые.

На него старались не смотреть. На него смотрели – все, кто только появлялся во дворе.

Закат повел неудобно вывернутыми руками, чуть поморщился. Время, проведенное в камере, подвешенным на цепях, не прошло бесследно: плечи ныли, стремительно опухая, хотелось размять их, пусть даже через боль, приложить что-нибудь холодное.

На землю перед ним легла тень, Закат поднял голову. Яросвет, гонец, приехавший когда-то в Залесье, картинно откусил от пышной лепешки. Прожевав, откусил еще. Бросил недоеденный хлеб на землю, вызвав изумленное ойканье кого-то из слуг. Спросил чванливо:

– Интересно, как скоро ты попытаешься ее подобрать?

Закат только улыбнулся в ответ. Две луны назад пришедшие мысли оказались пророческими, опыт голодовки ему здесь в самом деле пригодится. Но Яросвет, видимо, не догадывался, что пить всегда хочется сильнее, чем есть.

Лепешку, едва рыцарь ушел, подобрал слуга, отряхнул хозяйственно, спрятал за пазуху. Покосившись на пленника, поспешил отойти.

К вечеру стало хуже. Двор опустел, только дети бегали, дрались на палках вместо мечей и спасали друг друга от Темного властелина. Закат рассеянно покусывал язык – набегавшая слюна смачивала рот, становилось чуть легче. Неподалеку собрались трое оруженосцев, юноша и две девушки прихлебывали что-то из кувшинов, подзуживая друг друга. Проходящий мимо молодой рыцарь фыркнул, подал пример, подобрав с земли камень и швырнув в пленника. Попал в грудь и не сильно, собрался уже отойти…

– Ха, так и я могу! – Похоже, оруженосцы допились уже до полной потери колеи. – А слабо точно попасть?

– Не слабо, – рыцарь смерил пленника взглядом, скорчил презрительную мину. – Боюсь убить, если попаду в висок.

– А ты в щеку, в щеку цель! Спорим на монетку, промахнешься!

– На пять.

Рыцарь колупнул землю сапогом, наклонился, выбирая. Нашел камень поудобней. Закат следил, как юноша – года на три старше оруженосцев, со смешно вздернутым носом – целится. Прикрыл глаза, чуть повернулся.

Он тоже предпочел бы, чтобы рыцарь попал точно.

Камень ударил по губе, разбив ее, неприятно заныли зубы. Рыцарь пожал плечами, отсчитал спорщику монеты. Ушел, пряча глаза. Балагуры, чуть протрезвевшие от вида крови, продолжали тем не менее куражиться. Заспорили, кто решится подбежать к пленнику и коснуться его. Закат усмехнулся, спросил:

– А что в этом такого опасного?

Они примолкли, переглядываясь. По глазам видно было, как выветривается из них хмель.

– Ну, ты же Темный, – неуверенно подал голос юноша, не зная, стоит ли говорить с пленником.

– И что? Я ничего не могу сделать. Я связан, и я все-таки не волк, чтобы кусаться.

– А я люблю волков, – вдруг выдала одна из девушек. Вздохнула мечтательно: – Таких, как в восточном лесу, где они в людей умеют превращаться.

Ее друзья недоверчиво смотрели, как она приближается к пленнику. За пару шагов остановилась, спросила:

– А Черный замок, он же на востоке, да? Совсем близко от волчьих лесов?

Закат кивнул. Девушка подошла совсем близко, осторожно положила ладонь ему на голову, провела по волосам, перебрала пальцами, будто в самом деле волка гладила.

– Красивые… Вот бы их вымыть, как дома, с травами…

– Мирослава! – она отшатнулась, отдернув руку. От замка шагал сердитый Доброяр. – Трехдневный суровый пост! Ты соблазнилась речами зла и должна очиститься. И вы тоже!

Оруженосцы покаянно проблеяли что-то, ушли, растеряно оглядываясь. Рыцарь стоял во дворе, пока они не скрылись в цитадели. Повернулся к пленнику.

– Я попрошу магистра завязать тебе рот, чтобы ты не мог соблазнять неокрепшие души своими речами.

Закат пожал плечами.

– Несомненно лучше, чтобы неокрепшие души учились кидать камни в того, кто не может им ответить.

Доброяр нахмурился, но в спор вступать не стал, ушел. Вскоре во дворе в самом деле появился молодой рыцарь с веревкой в руках. Закат узнал его с отрешенной горечью – тот самый, гонявшийся за Ясей, едва не упавший с крыши и провожавший Заката до границы леса. Не ушел все-таки.

Рыцарь, чье полное имя он до сих пор не знал, нерешительно приблизился. Миг они смотрели друг на друга, Закат прямо в глаза, рыцарь – старательно пряча взгляд. Наконец его осенило: он обошел столб, зайдя за спину пленника, наклонился и зажал ему нос. Закат только губы разомкнул, дыша сквозь сжатые зубы. Рыцарь отстранился растерянно, завертел головой, пытаясь что-нибудь придумать.

– Мог бы просто попросить, – усмехнулся Закат, глядя на него через плечо. Рыцарь опасливо оглянулся, попросил шепотом:

– Извини. Открой рот, пожалуйста. – Тут же добавил громко, с нарочитой угрозой: – А то если я не смогу засунуть тебе кляп, это сделает кто-нибудь другой!

Закат хмыкнул, но решил не разочаровывать мальчишку. Позволил завести себе веревку между зубов, затянуть на затылке. Тот даже постарался сделать все аккуратно, не раздирая уголки рта. Воровато огляделся, пробормотал:

– Я сейчас, – убежал.

Закат откинулся на столб, одновременно надеясь на возвращение рыцаря и нет. Почему он еще здесь? Он сильно рисковал, оставаясь в Цитадели после того, как прошел рядом с Темным властелином через город. Может, не придумал, куда пойти?

Рыцарь вскоре вернулся с кувшином, распутал тщательно завязанный кляп. Руки у него дрожали, вода плескалась, брызгала в нос. Закат то и дело захлебывался ей, закашливался, и рыцарь каждый раз вжимал голову в плечи от страха, что их могут заметить. Наконец, кувшин опустел. Закат тихо поблагодарил и торопливо, пока рыцарь не вернул кляп на место, сказал:

– Ты можешь уйти в деревню красильщиков, Черный выгон, это близко. Или… – запнулся на миг, представив, что будет, если тот последует совету, но все же договорил, – или прибиться к бродягам. Караван сейчас идет на юг вдоль побережья.

Рыцарь кивнул, снова завязывая веревку у него на затылке.

– Спасибо. Мне правда некуда было уходить. К тому же все вещи тут, так что я решил потом… Ты только не говори никому.

Закат только фыркнул сквозь протянувшуюся между зубами веревку. Рыцарь смущенно улыбнулся, подскочил и, воровато прижимая к груди кувшин, убежал.

Закат закрыл глаза. Спать было неудобно и потому не хотелось. Он больше беспокоился, что за три дня ему все-таки потребуется если не посещение выгребной ямы, то хотя бы удовлетворение малой потребности, для которой мужчине достаточно отвернуться от зрителей и распустить пояс. Увы, вряд ли магистр согласится отвязать его от столба – тем более считалось, что пленник не будет ни есть, ни пить.

От холода Закат постепенно начал дрожать, но не мог даже подобрать колени к груди, только плотней прижимался к нагревшемуся от его тепла столбу. Принц обещал, что после травяного отвара можно будет не бояться болезней целый год, вот только распространялось ли это на ночи, проведенные почти голышом во дворе Цитадели?

***

Он входит в тронный зал, высыпает у камина охапку дров с еще не растаявшими шапками снега. Пай тут же кидается разводить огонь, влажное дерево дымит, в конце концов занимается неохотно, пламя облизывает поленья, как невкусную, но единственно доступную еду.

На полу у камина старое одеяло, и на него, а не на трон, садится Темный властелин. Комнату совершенно выстудило за ночь, впрочем, остальной замок еще холодней. Тронный зал должен быть жилым – а раз так, проще жить только в нем.

Он смотрит, как его единственный слуга дышит на замерзшие пальцы, указывает на место рядом с собой.

– Иди сюда, – и, дождавшись, когда Пай сядет, накрывает его плечи своим плащом.

Последние зимы в Черном замке. Хорошо, что рыцари предпочитали лето. Иначе они могли бы застать Темного властелина, дремлющего у камина, и слугу, свернувшегося у него под боком.

***

Удивительно, но он сумел неплохо выспаться, хотя теперь ныла каждая жилка, затекшая от неподвижности. Стоило шевельнуться и тут же пришлось зажмуриться, стиснув зубы от резкой боли, пронзившей онемевшие ноги. Опираясь на столб затылком, Закат приподнялся, пытаясь сесть на корточки, но веревки за столбом натянулись, дернули плечи, которым за ночь тоже не полегчало.

Наконец, получилось найти неустойчивое, но удобное положение и Закат ненадолго замер, чувствуя, как кусачими мурашками разбегается под кожей кровь. Снова неловко опустился на колени, вытер подбородок о плечо – из-за кляпа во сне текла слюна. Сглотнул. Не смотря на осторожность рыцаря, губы болели, щипало потрескавшиеся уголки рта.

Впрочем, все это можно было терпеть.

Вокруг кипела обыденная жизнь. Сегодня на пленника у позорного столба смотрели меньше, привыкнув за прошедший день: только торговцы да рыцари, вернувшиеся в Светлую цитадель из странствий, останавливались взглядом, и даже они не задерживались надолго. Это ведь все-таки была не толпа и не площадь, куда люди специально приходят поглазеть на осужденных.

Магистр просчитался, оставив пленника в своей цитадели. Если бы Заката приковали к столбу в столице, ему пришлось бы гораздо хуже. Здесь же значимое неудобство доставляли лишь жажда и голод.

Закат помнил, как голодал по пути в Лесовысь, и надеялся, что вскоре тело, как и в прошлый раз, смирится с отсутствием еды, живот перестанет болеть. Благодаря доброте вчерашнего рыцаря можно было надеяться, что хотя бы жажда не будет мучить его слишком сильно, но солнце пекло по-летнему, на лбу быстро выступил пот, пересохли губы. Достаточно было моргнуть, чтобы перед глазами вставала вода – колодцы, кувшины, ручьи и реки. Закат старался концентрироваться на том, что видел перед собой, оценивал, как тренируются новички – сегодня ими руководил смутно знакомый рыцарь с красивыми, медового цвета волосами. Хороший боец. У вчерашней девушки техника была отточена лучше, но этот лучше учил – не злился, даже когда ученики ошибались в десятый раз.

Когда на ослепительно синее небо набежала туча, Закат взглянул на нее с облегчением. Тут же опустил глаза, поймав себя на том, что мысленно молит ее пролиться дождем. Благодаря кляпу он даже случайно не мог ничего сказать вслух, и все равно не хотелось никого ни о чем умолять. У него ведь не было сил, чтобы что-то изменить. Дождь или пойдет, или нет, нет смысла просить об этом.

На макушку упала первая капля. Сначала редкие, оставляющие в сухой пыли глубокие рытвины, они вскоре превратились в ливень, и люди торопились убраться со двора, уносили снаряжение. Вода текла по волосам Заката, впитывалась в веревочный кляп. Он старался выцедить ее, высосать из волокон, запрокинув голову и щурясь от брызг, норовящих попасть в глаза.

Дождь шел сплошным потоком, порывы ветра пробегали по пологу воды, будто волны на морской глади. Молния ударила куда-то за пределы цитадели, над самым ухом громыхнул гром. Закат, только что изнывавший от жары, теперь дрожал от холода и беззвучно смеялся, сглатывая подаренную ему влагу.

Гроза постепенно сошла на нет, за ее пеленой вновь проступили каменные стены, изрядно промокшие чучела и развезеная в грязь тренировочная площадка. Пахло мокрой землей, стало прохладней – опустевшие тучи не торопились уходить, продолжая закрывать небо. Во двор первыми вернулись слуги – работа-то никуда не делась.

Закат закрыл глаза. Пожалуй, лучшее, что он мог – попытаться задремать.

Толком поспать не удалось: сначала мешал шум, потом, когда небо разъяснилось, к нему добавились духота и яркий свет. Окончательно вырвал из дремоты звук текущей воды, разбудив так же верно, как будит оленя хруст ветки, треснувшей под ногой охотника. Перед Закатом стоял юноша, только что ливший на землю воду из кувшина, рядом с ним – магистр. Изо рта вынули кляп, Закат хмыкнул было, но осекся. Пить все-таки хотелось: несколько глотков, перепавших благодаря ливню, не могли утолить жажду на целый день.

Вода искрилась в свете заходящего солнца, впитывалась в и без того влажную землю. Закат шевельнулся, оперся на носки, приподнявшись. Колени зудели от грязи, на коже отпечатались мелкие камушки.

Если обращать внимание на такие вещи – можно почти не думать о том, как хочется воды.

– Что же ты не пьешь? – голос магистра звучал лживо-участливо. Закат поднял голову:

– Вижу, что не дотянусь. Для этого не обязательно пытаться.

Магистр кивнул юнцу, тот подошел ближе, наклонил кувшин над Закатом. Тот откинул голову. Вода текла по подбородку, с трудом удавалось не захлебываться. Кувшин опустел куда раньше, чем Закат хоть насколько-то напился, но он, облизнув растрескавшиеся губы, все-таки улыбнулся.

– Спасибо.

Юнец вспыхнул до корней волос, обернулся к магистру. По кивку убежал. Тот смотрел на пленника с любопытством. Чуть наклонился над ним, спросил доверительно:

– Тебя кто-то напоил, ведь так?

– Да, – спокойно ответил он. – Дождь.

Магистр отстранился, даже не пытаясь скрыть раздражение. Усмехнулся:

– Ты об этом еще пожалеешь.

Ушел. Закат прикрыл глаза. Неловко завозился, свел колени. К сожалению, он понимал, что имел в виду магистр.

Вряд ли его милосердно отвяжут от столба и отвернутся, даже если он попросит. Однако все было еще не настолько плохо, чтобы не дождаться утра. А магистр обещал, что на рассвете эта пытка закончится.

***

Голова осужденного дергается в сторону, по красивому лицу растекается белок, чуть выше брови алеют царапины от разбившейся скорлупы. Герой щурится, пытаясь проморгаться, разлепить склеившиеся ресницы. Над ним смеются, а он гордо вздергивает подбородок, в который тут же прилетает камень.

Темный властелин едва заметно хмурится, заводила теряется в толпе, резко вспоминая приказ – до смерти не забивать. Сдерживать людей всерьез никто не собирается, так что если они распробуют вкус крови, завтра со столба снимут лишь бездыханное тело.

Темный властелин отпивает глоток вина из серебряного кубка, глядя в глаза своей жертве.

Их разговор не звучит словами, но каждый знает, о чем думает другой.

«Ради них ты жертвуешь собой?»

«Да, и ради них тоже. Потому что они просто люди. Я должен спасти их от тебя».

«От меня? Разве я сейчас бросаю в тебя негодящие фрукты?»

Герой чуть морщится, выше поднимая голову, будто это может защитить его от запаха гнили, которой заляпано его тело. Смотрит так же прямо, уверенный в своей правоте.

«Они делают это только потому, что ты приказал. Они боятся тебя. Если тебя не будет, никому и в голову не придет забрасывать кого-то тухлыми яйцами».

Темный властелин ухмыляется, сходя с трона.

Он знает – после ухода правителя толпа лишь почувствует себя свободней. Ведь это так смешно, когда жертва пытается делать вид, что не замечает своих мучителей.

***

В этот раз он проснулся от того, что кто-то возился с веревками. Пара рыцарей вздернула его на ноги, отвязав от столба. Он прикрыл глаза, заставляя себя попросить:

– Пожалуйста, мне нужно…

Лучше так, чем обмочиться во время следующей пытки – что бы там не придумал магистр. Девушка поморщилась, ее напарник хмыкнул, оглянулся куда-то за плечо Заката. Видимо, магистр решил проявить милосердие, так как Заката подтащили к стене. Он оперся лбом о камни, с трудом справился с узлом на белье, вздохнул.

Стоило завязать обратно тесемки, как его крутанули, подхватили под руки. Подтащили к трем алебардам, установленым гигантской треногой. Лезвия были сцеплены друг с другом, древки чуть прикопаны в землю, чтобы точно не расползлись. Цепь кандалов перебросили через верх, закрепили, ноги пинками заставили расставить пошире, привязали накрепко. Закат глубоко дышал. Он догадывался, что сейчас будет.

Напротив, прямо посреди двора, установили резное кресло. Магистр сел, тщательно расправив складки мантии. Занятые своими делами рыцари оглядывались на них недоуменно. Видимо, Закат был первым, кого собирались высечь во дворе Светлой цитадели.

Сзади щелкнула плеть, пока вхолостую. Улыбнулся магистр, поймал взгляд пленника.

– Любослава – мастер кнута. Она была пастушкой у одного господина, служившего тебе.

– У меня уже много лет нет слуг, – возразил Закат. Магистру, конечно, было плевать, а вот…

Спину будто обожгло огнем, Закат вздрогнул, но сумел не вскрикнуть.

– Пока ты не побежден, многие служат тьме, – отрезал магистр. Продолжил притворно мягким голосом: – Этот господин издевался над своими работниками даже вопреки своей выгоде. Он специально нанял трех воров, чтобы они украли у Любославы овечку из стада, и он смог бы наконец наказать честную пастушку.

Свист, удар оказался таким сильным, что взрезал кожу, будто ножом. Закат на миг окаменел, вытянувшись струной, затем склонил голову, сжимая зубы. Боль от редких пока ударов успевала притихнуть, уйти в глубину.

Он догадывался, что это вряд ли продлится долго.

– Любослава искала пропажу до поздней ночи, и когда, отчаявшись, пригнала стадо назад, ее ждало наказание и за опоздание, и за пропажу. Господин пожелал высечь ее лично, сделав это так, что на следующее утро девушка все еще лежала в горячке от ран и унижения.

Закат жмурился, судорожно сжимая кулаки. Удары теперь полосовали спину частой ровной сеткой, вспыхивали огнем на перекрестьях. Рыцарь вкладывала в них всю злость на ту, прошлую несправедливость. Он терпел. Он уже понял, что мало кто пришел в орден просто так. Пойманный Темный властелин стал козлом отпущения для всех, кто пережил что-то страшное.

– Злобный хозяин, подлинная темная тварь, выкинул больную, дрожащую в лихорадке Любославу на улицу. Однако, по счастью, мимо проезжали светлые рыцари. Они выходили девушку, и теперь она – гордость нашего ордена.

– Однако господина… так и не наказали… за издевательство… над тобой?

Он обернулся, все равно не видя рыцаря, но обращаясь к ней. Говорить приходилось на выдохах между вспышками боли, торопливо и с обрывами.

Ответом стал грубый, неровный удар, сильнее всех прочих.

Закат прокусил губу, слизнул текущую на подбородок кровь. Посмотрел на молчащего магистра.

– Это ваша справедливость? Тот человек аккуратно платит подати и потому живет, пополняя ряды рыцарей своими жертвами?

Закат знал – кнутом можно снять кожу и сломать кости, но впервые испытывал подобное на себе. Удар. Еще один. Еще…

Его окатили ледяной водой, Закат вдохнул сквозь поток, закашлялся, приходя в себя.

Боль медленно затухала, за спиной всхлипывала Любослава. Упал на землю кнут, невысокая полноватая девушка убежала, закрывая лицо руками. Закат покачал головой – ей же не станет лучше, как бы она его не избила, только хуже. Потому что по чужой воле она превращается в своего господина, наказывающего слабых.

Недовольное лицо магистра снова поблекло, выцвело, как старый гобелен.

Растаяло.

***

Пленник стоит на коленях, прикованный к чугунной решетке так, что не пошевелиться. В жаровне только что погас огонь, раскаленные угли светятся болотными гнилушками. Снова вспыхивают, рассыпаются с шелестом, когда Темный властелин опускает в них клеймо. Смотрит, как по длинному пруту пробегают язычки пламени, подбираются к самым пальцам, сомкнутым на деревянной рукояти. Опадают бессильно.

– Ты теперь моя собственность. Интересно, останется ли клеймо, если ты снова умрешь и возродишься? Будешь идти со своего алтаря, с самого побережья, и каждый встречный будет знать, что ждет тебя в конце пути!

Герой молчит, но не может отвести взгляд от раскаленного железа. Темный властелин поднимает клеймо из углей, неторопливо подносит к груди пленника – так близко, что стоит тому чуть глубже вздохнуть, и он сам прижмет к нему свою кожу.

Темные от расширившихся зрачков глаза неотрывно следят за тем, как медленно, по волосу приближается алое железо.

Когда оно неуловимо резким последним движением впечатывается в грудь, Герой кричит и повисает на цепях. Темный властелин отрывает остывающее клеймо вместе с прикипевшими к нему кусочками плоти.

Напротив сердца у Героя выжжена зубчатая корона.

Он проснулся от боли, случайно перевернувшись на спину во сне. Осторожно сел, морщась.

Похоже, его видения уже не были связаны с ониксом. Они приходили, когда ход его жизни нарушался, когда дни переставали походить один на другой, и не собирались отступать только из-за того, что у него забрали камень.

Хотя, может быть, пытки еще превратятся для него в обыденность.

Закат поежился от этой мысли, поднял взгляд к окошку под потолком. Тени казались синими, сквозь решетку проникали и плясали на стене яркие блики от освещающих двор факелов. Вспомнились костры бродяг – они, наверное, еще не спали. Может, как раз сейчас присоединяются к пестрой стоянке Яся и Лис, округляет глаза Искра, слушая про столицу и помогая отмывать недокрашенного коня. Заботливо присматривает за всеми Принц, язвит в своей обычной манере Пепел, вертятся вокруг обожающие его дети…

Закат поймал себя на том, что улыбается. Бывший дракон Темного властелина, оружие, сотворенное Левшой, был счастлив. Он жил своей жизнью, попадал и выпутывался из передряг, у него был друг, который мог защитить его даже от воспоминаний прошлого.

Хорошо бы так было со всеми. Может, если магистр наконец убьет свой «сосуд зла», то успокоится? Свет восторжествовал, можно праздновать?

Закат вздохнул, нахохлившись. Отвернулся от рыжих факельных бликов, лег на соломенный тюфяк ничком.

Он знал, что этого не случится. Магистр все равно продолжит искать тьму, если не в Темном властелине, то в обычных людях. Так что наоборот – чем дольше продержится пленник, тем меньше внимания рыцари уделят остальным. В том числе бродягам. В том числе дальним деревням.

Закат надеялся, что останется единственным узником этой темницы.

***

Он осторожно разминал все еще ноющие после подвешивания плечи, когда за ним пришли. Один из рыцарей взялся за цепь, Закат встал, не дожидаясь, когда его потащат за собой. Пошел следом за конвоем – снова по коридору, но теперь не во двор, а в камеру, где заклепывали его кандалы. В ней установили два кресла – резное, с бархатной алой подушечкой для магистра и грубо сколоченный стул с неожиданно массивными подлокотниками. Рядом лежало несколько кожаных ремней.

Пальцы, догадался Закат. С вариациями от вырванных ногтей до раздробленной кости. Однако сел, не сопротивляясь. В конце концов, он знал, куда и зачем шел.

Широкие ременные петли плотно обхватили руки и ноги, последнюю палач, красивый рыцарь, недавно виденный на тренировочной площадке, рывком затянул на шее, заставив закашляться.

– Познакомься с Солнцеяром, – елейным голосом представил его магистр.

Имя показалось знакомым, Закат присмотрелся внимательней и, наконец, вспомнил. Один из тех, кто приехал в Залесье, молчаливая тень Доброяра.

– Для победы все средства хороши? Похищение? Поджог? Угрозы?

Злость сдавливала горло сильнее ремня. Палач встретил его взгляд таким же – пламенным, уверенным в своей правоте.

– Да, – ответил твердо. – И пытки тоже.

Обернулся на магистра, дождался благосклонной улыбки. Помощники поднесли горячий котелок с еще бурлящей водой, палач щипцами выловил иглу. Прижал ладонь Заката к подлокотнику…

Пришлось стиснуть зубы до скрипа. Закат смотрел, как игла ушла под ноготь, как палач загоняет ее все глубже, и пальцы судорожно вздрагивали, пытаясь избежать муки.

– Солнцеяр знает, какую боль ты чувствуешь, – доверительно сказал магистр. – Он испытал ее на себе.

Рука палача сбилась, почти невидимо, но более чем ощутимо для Заката, под чей ноготь сейчас входила вторая игла. Он прикусил язык, пытаясь отвлечься от боли.

Вторая игла остановилась, коснувшись первой где-то в глубине и Закат откинул голову на спинку стула, стараясь успокоить дыхание, сбивающееся в бесполезные, почти не приносящие воздуха всхлипы.

Магистр молчал, палач бросил на него быстрый взгляд. Сглотнув, заговорил сам.

– Я был подмастерьем у портного. Нам доверяли сметывание деталей, иногда разговоры с покупателями. Я был один в магазине, когда его решили ограбить.

Третья игла входила медленней, что только добавляло боли. Закат судорожно сжимал свободную еще ладонь в кулак, пытаясь сконцентрироваться на чем угодно, кроме самой пытки. Хотя бы на словах рыцаря.

– Мне было пятнадцать лет. Грабителей было трое. Они зашли поздно вечером, как обычные покупатели, а затем свалили меня на пол одним ударом. Скрутили. Добыча их разочаровала, они устроили погром и…

Палач замолчал на середины фразы, глядя на руку Заката так, будто впервые ее видел. Медленно наклонился, выловил следующую иглу. Приставил в ногтю безымянного пальца. Из указательного и среднего уже торчало по две.

Палач медлил. Магистр встал, подошел к нему, взял за руки, помогая. Посмотрел в глаза Заката. Улыбнулся.

– Грабители издевались над Солнцеяром всю ночь. Но не они оставили ему эти шрамы.

Закат только сейчас заметил – лицо и ладони рыцаря покрывали мелкие пятнышки, будто белые веснушки. И зажмурился, прокусив себе язык, когда магистр помог вогнать иглу под ноготь, с притворной задумчивостью надавив на остальные.

– Юноша потерял сознание той ночью. А очнулся от пощечин своего хозяина. Тот поглощен был темными чувствами – жадностью и злостью. Не веря, что юный помощник не в сговоре с бандитами, раз остался жив, хозяин решил выпытать у него, где искать похищенные деньги.

Рыцарь уже почти ничего не делал, магистр, стоя позади него, направлял его руки. Закат тяжело дышал, сглатывая кровь, тело дугой выгибалось от боли. Когда игла вошла в мизинец, ему показалось, что он сейчас потеряет сознание. Пальцы горели огнем. Но он все еще мог слушать.

– Захваченный тьмой человек не только ввел иглы под ногти Солнцеяра, но и проткнул кожу меж пальцев, уши, губы, ноздри, веки. Мальчик истекал кровью, когда явились другие помощники. В ужасе от случившегося они позвали рыцарей. И Солнцеяр, благодарный за спасение, решил стать частью Светлого ордена.

– Чтобы самому загонять пленникам иглы под ногти? – спросил Закат почти равнодушно. Он будто был уже не здесь, разделившись поровну между комком боли и безучастным, беспомощным сочувствием к пережившему подобное рыцарю. Слезы против воли скапливались в глазах, размывали лица. Закат сморгнул, увидел, как улыбнулся магистр, направляя безвольные руки рыцаря, и вторая игла вошла в мизинец, заскребла по ногтю изнутри, ударила первую, сдвинула, перекрестилась с ней.

Отстраненность разбилась вдребезги, Закат запрокинул голову, не закричав только потому, что перехватило дыхание.

Теплая вода плеснула на босые ноги, упал котелок, закрутился, бренча, по каменному полу. Рыцарь стоял, вывернувшись из мягких объятий магистра.

– Нет. Нет, я… – Замолчал, переводя взгляд с пленника на магистра. – Позвольте мне удалиться.

– Что ж, если ты оказался слаб душой, – лицо магистра выражало искреннее разочарование, – иди.

Рыцарь вышел, обернувшись на пороге со странным, болезненным выражением. Закат улыбнулся ему. Все правильно. Если ты решил, что поступал не так, как надо – хотя бы просто перестань.

– Тогда я продолжу лично.

Закат закрыл глаза.

***

Герой хватает ртом воздух, ноги скользят по мокрому полу, связанные за спиной руки выворачиваются, когда он повисает на спускающейся с потолка веревке, чуть не нырнув в бочку безо всякой помощи.

Темный властелин удерживает его. Позволяет устоять на ногах, отдышаться. А затем, крепче перехватив волосы, не спеша, почти нежно опускает голову пленника под воду. Держит, улыбаясь, пока Герой не начинает биться так сильно, как бьются только за свою жизнь. Рывком поднимает его над бочкой, вынуждая запрокинуть голову.

– Как думаешь, сколько еще ты сможешь продержаться?

Герой кашляет, пуская носом пузыри, но не произносит ни слова. Его снова макают в бочку, и Темный властелин знает – даже если бы измученный человек хотел вдохнуть воду, умереть наконец, тело будет сопротивляться до последнего. Бороться бесполезно и глупо, лишая своего хозяина сил.

– Ну же, неужели ты не хочешь попросить меня о милости?

Красивое лицо снова появляется над поверхностью воды, со слипшихся ресниц капает, набрякшие пряди волос кажутся скорее коричневыми, чем золотыми.

– Не дождешься, Темный.

***

Он пришел в себя на каменном полу подземелья. Медленно заполз на тюфяк, свернулся клубком, прижимая к груди руки с посиневшими, полными запекшейся крови ногтями. Иглы из-под них никто не убрал. Закат насколько мог осторожно сжал зубами первую, вытянул. Задавил рвущийся из груди всхлип.

Темный властелин тоже жаждал выбить из Героя крик боли, и, в конце концов добившись своего, продолжил мучить еще изощренней, наслаждаясь этими стонами, как музыкой.

Закат не хотел доставлять магистру такой радости. Не хотел унижаться – во всяком случае, не в надежде прекратить пытку.

Поэтому он лежал на тонком, пахнущем прелой соломой тюфяке и пытался победить боль памятью. Старательно представлял Залесье: как пашут там сейчас землю или, может быть, уже сеют зерно; вспоминал Ро, хмурую разбойницу и заботливую лекарку в одном лице; воскрешал в памяти шумные стоянки бродяг, острозубый оскал Пепла, хитрые глаза Искры…

Не получалось. Тщательно нарисованные перед внутренним взором картины раз за разом заслонял собой Герой.

Он никогда не понимал, как Герой держался тогда, в самый первый и самый страшный раз, когда еще не знал, что победит, несмотря ни на что. Как он мог терпеть, когда со спины сходила кожа под кнутом, когда темнело в глазах от недостатка воздуха, когда суставы взрывались болью на дыбе?