Текст книги "Одержимый (СИ)"

Автор книги: Анна Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Вадим обещал сопровождать меня при передаче, но это было до нашей ссоры. Хотя, если быть честной, я не была уверенной, что Вадиму под силу тягаться с шантажистом.

Тем не менее, я позвонила ему, сидя в кафе:

– Привет, деньги у меня. Ты все еще хочешь…

– Эля, Элина, девочка моя! Я вчера чуть с ума не сошел! Звонил весь вечер!

– Я сейчас в кафе на площади, приедешь?

Вадим согласился. Не уверена, что это разумное решение, раз оба мы под подозрением.

При свете нового дня, день вчерашний показался еще более безумным. Да, что там говорить, я сама себе казалась безумной! То, что шантажист – псих, это было понятно уже давно. Вот только мотивы его мне были неизвестны, они и сейчас не стали кристально понятными, зато ужас внушали ощутимый. Он одержим! Одержим мной!

Кожа покрылась мурашками. Он меня не отпустит, даже когда выдоит, до последнего рубля, все деньги. Ему нужно что-то другое. Противный внутренний голосок настойчиво зашептал: «ему нужна ты! Он хочет твою душу!»

Он меня знает! Должен знать, возможно мы пересекались, когда-то, где-то. И он знает моего мужа и, скорее всего, достаточно близко. Ксении он дал весьма точное описание: «чертова сука». Именно так про сестру говорил сам Саша, и никак иначе.

Черт! Скольких приближенных к мужу людей я знаю? Компаньон, охранник адвокат? Несколько школьных товарищей, но Саша относился к ним с таким пренебрежением, что они вряд ли бы стали меня мучить, в наказание за смерть мужа, скорее уж порадовались, со словами: «туда ему и дорога».

Кирилла я отмела. Охранник убит. Адвокат? Артур помогал мужу найти детектива, чтобы за мной следить, но мне об этом не сказал. Вадим обещал с ним поговорить, но, по итогу, мне тоже ничего не сказал.

Мысли, о том, что Вадим причастен, каким-то образом я упрямо гнала прочь. Версия, что Вадим, кого-то нанял, но шантажист вышел из под контроля, разбивалась о мою веру и чувства.

21

– Ты узнал что-нибудь про детектива? Говорил с Артуром? – в кафе мы не задержались. Мне хватило благоразумия не светиться на публике.

– Да, Перфильев обещал связаться с этим типом, и договориться о встрече. Не со мной, разумеется, а с тобой. Он тебе не звонил?

– Нет, – отворачиваюсь к окну. Обида грызла душу в этот момент. Вадим выглядел так, будто моя просьба найти детектива – всего лишь бабья прихоть. Не понимая, насколько важно сложить все кусочки пазла, даже те, которые, на первый взгляд, кажутся незначительными.

– А псих?

– Нет, – сознательно вру. – Должен позвонить сегодня. Он дал неделю на сбор денег, неделя истекает сегодня.

– Не возражаешь, если я буду с тобой?

Я не возражала.

В молчании мы доехали до моего дома. Вадим вышел, помог выйти мне. В этот момент я чувствовала раздражение. И сама себе не могла объяснить почему. Но факт остается фактом, все: безупречная одежда, прическа: волосок к волоску, нежность во взгляде и сочувствующая улыбка, черт возьми, даже аромат его парфюма меня раздражал.

– Что такое, Элина? – Вадим остановил меня в холе, захватывая в кольцо рук.

– Ничего, просто голова болит, – уворачиваюсь от его губ. Вадим не теряется, целует в щеку, прокладывает дорожку из поцелуев по шее.

– Не ври, – выдыхает на ухо. – Я же вижу тебя насквозь. Чувствую. Элина?

– Ты считаешь, что разговор с детективом ни к чему не приведет? – выкручиваюсь, смотрю Вадиму в глаза. Он, на мгновение, тушуется.

– Элина…

– Нет уж! Ответь, – вырываюсь. – Что еще ты считаешь глупостью? Ты, наверняка, в курсе, что Ксению убили? Тебя допрашивали, ведь так? – я уже кричу.

– Да, но у меня есть алиби…

– Да? А вот у меня его нет! Знаешь, какая вероятность, что я откажусь в тюрьме? – Вадим делает шаг. – Не подходи! – пячусь от него. – Большая! Огромная вероятность! Слышишь? – запыхалась от крика.

– Слышу, – отвечает Вадим ровно, делая еще один шаг. И я… сдуваюсь, как лопнувший шарик. Сползаю по стенке, Вадим опускается рядом. Обнимает, перебирает волосы.

– Скажи, – всхлип. – Теперь, ты считаешь, что детектив мне ничего не даст?

– Я надавлю на Перфильева. Если понадобиться выбью имя! – грудь Вадима часто поднимается и опускается. Он выглядит одновременно и растерянным, и решительным.

После всплеска эмоций, чувствую себя опустошённой. Вадим суетится на кухне, то и дело заглядывая в гостиную, где я сидела, свернувшись клубочком, в кресле.

– Тебе еще налить? – перевожу взгляд на нетронутый бокал вина и качаю головой. Как раз в этот момент звонит телефон.

Сердце, за секунду, выскакивает из привычного места и оседает камнем внизу живота.

– Алло? – голос хриплый, будто на шее удавка.

– Здравствуй, шлюха. Что, сложно распрощаться с привычкой ноги раздвигать?

– Я не, – быстрый взгляд на Вадима. Он достаточно далеко. – Не делала этого, – выдыхаю.

– Я должен поверить шлюхе? – смех хриплый, гортанный, с отголосками змеиного шипения. По спине пробежал холодок.

– Нет, не должны.

– А знаешь? Я тебе верю, – хохотнул он. – Мое наказание тебе не понравиться. Но тебе это известно, так ведь?

– Да.

– Деньги собрала?

– Да.

– Умничка. Сложишь деньги в сумку, например ту, с которой ты ходишь в тренажерный зал, она у тебя осталась?

– Да.

– На своей машине, в десять вечера доедешь до парка «Современник», к главному входу. Дальше пешком, через центральную аллею. После колеса обозрения свернешь налево, дальше, по мосту через пруд выйдешь на смотровую площадку. Пока понятно?

– Да.

– Умничка, – в его голосе проскочило «нечто», чего я раньше не слышала. – На смотровой тебя будет ждать такси. Возьми с собой мобильный. Я позвоню.

– Что? – не выдержал Вадим. Шантажист отключился, а я еще минуту сидела, прижав трубку к груди.

– Мне надо будет выехать раньше. Я вернусь на Площадь, заберу свою машину. Припаркуюсь на смотровой, может за храмом. Когда ты сядешь в такси, я поеду за тобой. Улицы еще не пустынны, может мне повезет, и мне удастся его засечь.

– А если он засечет тебя? – слова про наказание, и что мне не понравится звоном отозвались в ушах.

– Элина, если бы ты позволила, я бы обратился к профессионалам…

– Нет, – поднимаюсь на ноги, отталкивая Вадима. – Нет! Обещай мне? Обещай! Или уходи!

– Обещаю, девочка моя, – объятия, не дарящие ни спокойствия, ни безопасности. Просто ритуал, нужный Вадиму, больше, чем мне. Но я не сопротивляюсь.

22

Городской парк «Современник» еще несколько лет назад представлял собой убогое зрелище. Полуразвалившиеся кирпичные беседки, облюбованные молодежью и алкашами, хилые деревца, клумбы, сплошь заросшие сорняком, фонтаны, которые последний раз запускали в девяностые годы. Но, случилось чудо! «Современник» стал победителем в конкурсе городских реконструкций, одновременно с этим, городская администрация переехала в особняк, девятнадцатого века, неподалёку от парка.

Сегодня парк не узнать: ухоженные лужайки, цветы всех форм и размеров, топиарии, карусели, колесо обозрения и пруд, с собственными лебедями.

Если в былые времена, в десять вечера прогуляться в «Современнике» могло прийти в голову только сумасшедшему, то сегодня – это, едва ли, не самое безопасное и освещенное место в городе.

Я шла по алее, четко следуя инструкции, стараясь при этом не вертеть головой во все стороны, и не привлекать к себе внимание. Спина покрылась липким потом. А руки дрожали с такой силой, что я с трудом удерживала сумку.

– Что ты задумал? – тихо бормотала себе под нос, сворачивая с центральной алеи, к пруду, где было гораздо темнее, ввиду отсутствия фонарей. Тусклые лампы на деревьях и низеньких ограждениях, больше пугали, отбрасывая странные блики на черную гладь озера.

Голоса отдыхающих сюда едва доносились, самым громким звуком было мое частое, хриплое дыхание.

Я остановилась на мостике, чутко прислушиваясь и боясь оглянуться. Впереди, шла тропинка на смотровую, наверх к храму, скрытая темнотой. Наверное, о том, чтобы осветить и ее, никому не пришло в голову, хотя склон, насколько я помнила, был довольно крут.

Сделав несколько глубокий вздохов и смахнув со лба выступивший пот, я сделал шаг, затем другой, молясь про себя, как можно скорее оказаться на освещённой площадке. Мне казалось, я уже слышала голоса и смех сверху, когда почувствовала его за спиной.

Хотелось закричать, но крик застрял в горле:

– Замри, – услышала тихий шёпот. Он был сейчас вполне осязаем, я чувствовала тепло и мощь его тела. Он провел ладонями по плечам, перебросил волосы, оголяя шею, где истошно билась венка. – Ты приятно пахнешь, – губы прошлись по коже, вверх вниз. Затем он лизнул мою шею, одновременно с этим, забирая сумку из моих одеревеневших рук. – Тише, тише, – он притянул меня к себе, а я тихо поскуливала. Крупная, горячая ладонь прошлась по животу, задирая край футболки. Выше, пока не сомкнулась на полушарии груди.

– Пожалуйста, – всхлипываю. Тело дрожит, колотится. От ужаса волосы начинают шевелиться.

Секунда, и я перестаю его чувствовать.

– Иди вперед, не оборачивайся. Садись в такси. Поняла?

– Да, – хриплю. Полость рта мгновенное пересохла, до состояния пустыни.

– И скажи своему придурку, чтобы держался от тебя подальше. Иди, – легкий толчок в спину и вот я же несусь наверх, со скоростью локомотива. Тело покинуло оцепенение, а вот мозг еще нет.

Люди, что были на смотровой, окинули меня красноречивым взглядом. Да, наверное, вид у меня был безумный, когда я взлетела на холм и шагнула в круг света.

Бегом, не обращая внимание, я бросилась к единственному такси.

– Вы опоздали, – попенял меня таксист. – Выглядите так будто приведение увидели.

«Хуже» – хотелось ответить мне.

– Собака напугала, – слегка продрав горло отвечаю, сжимая дрожащие руки в кулаки. – Мы поедем?

– Уже, – крякнул таксист, поворачивая ключ в замке зажигания.

– Куда мы едем? – через некоторое время интересуюсь я.

– Дамочка, с вами все в порядке? – и называет адрес моего дома.

– Извините.

Правда маршрут был выбран максимально длинный.

В итоге в дом я вошла, когда часы перевалили за полночь.

Зябко ежась, включаю свет на всем этаже, не забывая про освещение двора. В темноте, казалось, стоит он, готовый наброситься.

– Элина, что происходит? – Вадим появился на пороге, выглядел он взъерошенным. – Девочка моя, у тебя даже губы белые!

Прижимаясь к нему, рассказываю все, или почти все.

– Хитрый ублюдок! – рявкает Вадим, впечатывая кулак в стену. – Элли, милая, он тебя не тронул? – отчаянно трясу головой, содрогаясь в рыданиях. – Тише, тише, – говорит Вадим, повторяя слова психа, от чего меня накрывает истерикой.

– Вадим, он… он….

– Тише, девочка моя, успокойся! Пойдем, – Вадим на руках относит меня в спальню.

– Нет! – визжу, вырываюсь. Вадим ошарашен, но не сдается. Протягивает ко мне руки. – Нет! Не трогай!

– Элина! – повышает голос Вадим.

– Не трогай! Он сказал, чтобы ты держался от меня подальше! Уходи, Вадим! – отскакиваю, жмусь к стене, выставив вперед руки. – Уходи!

– Черт возьми, это безумие! – орет Смирнов, его глаза блестят, ноздри раздуваются, он выглядит злым. – Мне похуй, что он там сказал! Ты моя женщина! Моя!

Я слышу трель телефона, и оттолкнув Вадима, несусь вниз.

– Прошу прощения, что прерываю семейные разборки, – ядовито насмешливый тон. – Платье для золушки прибыло. Иди в гараж, трубку не клади.

В точности выполняю, что мне говорит, стараясь сдерживать слезы и всхлипы.

Платье лежит на полу, в том самом месте, где лежал Саша, в ту злополучную ночь.

– Нравится? – сгребаю с пола, прижимая к груди, возвращаюсь в гостиную. Вадим там. Не сводит с меня взгляда. – Я задал вопрос!

Раскладываю платье на диване:

– Здесь нет крови, – шепчу, лихорадочно разглядывая материю.

– Конечно, нет. Откуда ей взяться? – хохотнул он. И совершенно другим тоном: – Что я говорит тебе по поводу придурка? М? Знаешь, он мне надоел. Дай-ка ему трубку.

23

Лицо Вадима каменеет, едва трубка касается его уха. Мне не слышно слов с того конца.

– Иди нахуй, мудак! – вдруг рявкает Вадим, одновременно с этим меняясь в лице. Ахаю, прижимая ладони к губам. Смирнов разворачивается на пятках и идет к двери, не отнимая трубку. Шаги резкие, спешащие. Бегу за ним. На коврике конверт. Вадим поднимает его, а я не могу сдержать стон боли. Это никогда не кончится!

Видимо получив разрешение, Вадим отключается. Кладет на кухонный стол трубку и конверт.

– Что это? – я не узнаю собственного голоса. Вадим сверлит меня долгим тяжелым взглядом, прежде чем открыть конверт и бледнеет на глазах. – Что? – на ватных ногах огибаю стол и вырываю из его рук снимок. – Вадим? – меня трясет. – Что это? Что это, черт возьми? – замахиваюсь и бью его в грудь. Смирнов отступает. – Это ты убил Сашу? Ты?!

На фотографии Вадим, стоит рядом с телом мужа. В гараже. Фото очень напоминает то, что я получила не так давно. Вот только время на фото, говорит о том, что Вадим был в доме, как раз тогда, когда я выла под дверью его квартиры.

– Элина, нет, – хрипит он, уворачиваясь от моих ударов. – Нет!

– Ты соврал! – размахиваю снимком перед его лицом. – Ты сказал, что поехал домой! Но я была у тебя, слышишь? Была!

– Что? Элли…

– Я за тебя испугалась, толкнула мужа и бросилась к тебе! Но мне никто не открыл! Хотя ты сказал, что был дома! Ты соврал! – я охрипла. – Вот почему ты был в той же одежде! Вот почему приехал так быстро! Ты никуда и не уезжал!

– Элина! Черт, – Вадим запустил пятерню в волосы и с силой потянул, будто пытался снять кальп. – Да, я не поехал домой! Я долгое время стоял на том же месте! Черт знает почему! Я волновался за тебя, все ждал, что ты сейчас позвонишь! Вышел из машины, курил напротив твоего дома. Я уже собирался вернуться, когда увидел, как ты выбегаешь из дома, – Вадим замолчал. Потер ладонями лицо, с силой, до красноты. – Я понял, что вы поссорились. Сначала я хотел пойти за тобой, но потом передумал. Решил, что пойду и поговорю с твоим мужем, возможно, набью ему морду! Я звонил, стучал в дверь, но мне никто не открывал.

– Когда я вернулась, дверь была открыта, – вспомнила я.

– Может быть и тогда она была не заперта, я не трогал ручку. А потом я услышал жужжание. Двери гаража плавно поднимались. Я не убивал твоего мужа, Элина! Я нашел его мертвым! Твою мать, я думал, что его убила ты! Испугалась и убежала.

– Я его не убивала, – всхлипываю, оседая на табурет. Голова готова была расколоться, от хаоса мыслей. Вадим мне соврал. Можно ли верить ему сейчас?

– Я знаю, в доме, в тот момент кто-то был.

– Откуда ты…

– Уличное освещение кто-то выключил, в тот момент, когда я стоял в гараже и таращился на труп, пытаясь придумать, как тебя уберечь.

Зазвонил телефон. Мы оба смотрели на трубку, не решаясь протянуть руку.

– Алло?

– Как тебе? Веришь своему любовнику? – перевожу взгляд на Вадима.

– Он не убивал моего мужа, – смех, вполне искренний, от которого у меня задергалась щека.

– Мне нравится твоя убежденность. Думаешь, в полиции подумают так же? – страх скрутился змеей и осел в области желудка. – Передай трубку.

Я придвинулась близко, чтобы иметь возможность слышать.

– Да, – голос Вадима был мертвее мертвого, не выражая абсолютно никаких эмоций, однако на лбу выступила испарина.

– Думаю, что сотня тысяч достойная цена за фото и негативы, – снова смешок. – Время для сбора до завтра. Завтра я планирую их получить. Вот только передаст их наша шлюха. Ясно?

Он отключился, не дожидаясь ответа.

– У тебя есть такие деньги? – наконец прервала я гнетущую тишину.

– Есть, – ответил Вадим, отталкиваясь от столешницы. С третьей попытки Смирнову удалось поджечь снимок. – Я привезу деньги завтра, – как только фотография полностью сгорела, Вадим направился к двери. Я не пыталась его остановить. – Я люблю тебя, Элина, – сказал Вадим, не оборачиваясь.

24.1

Ночь и большая часть следующего дня, прошли, будто мимо меня. Рой мыслей в голове, в таком движении, что не удавалось ухватиться ни за одну, чтобы додумать ее до конца. А еще, я застыла, будто муха в янтаре, в томительном ожидании. Чувствовала, что должно что-то произойти. Что-то жуткое. Что-то, что я не смогу остановить.

Вадим приехал около четырех. Выглядел он еще хуже, чем вчера, землистого цвета лицо и темная щетина сделали из красавца Смирнова смертельно больного старика.

– Здравствуй, Элина, – голос блеклый, безжизненный.

– Вадим, – зажима рот ладонью, чтобы не закричать. – Прости меня! Во что я тебя втянула?

Он оказывается рядом, обнимает. Зарывается пальцами в волосы, перебирая пряди. Дыхание Вадима горячее, неровное.

– Не говори ерунды, любимая моя, – утыкается носов в шею, целует, едва касаясь губами. – Мы все преодолеем, в конце концом, мы можем просто сбежать. Бросить все и уехать, на край света.

– Ты…ты правда готов на это пойти? – отстраняюсь, заглядывая Вадиму в глаза.

– Ради тебя я готов на все!

***

Мы сделали так, как он велел.

Переложили деньги в сумку и отправились на машине Вадима, вместе, до указанного адреса.

У памятника Пушкина, Вадим меня высадил, страстно поцеловав, дальше я шла пешком, вздрагивая от звука собственных шагов.

«Я справлюсь, я справлюсь, – повторяла как мантру, – я должна, ради себя и Вадима!»

Принять входящий с мобильного удалось лишь с третьей попытки.

– Алло, – номер был скрыт.

– Заходи во двор, – на глаза навернулись слезы. Мне было страшно. Так страшно, что казалось, я провонялась страхом, пропиталась им. Каждая клеточка тела, каждый волосок готовы были вопить от страха. – Иди прямо, за детской площадкой сворачивай направо. Иди вдоль забора, только дыру не проворонь, – замираю перед зияющей чернотой дырой в заборе. – Смелее, – чувствую по голосу, что он улыбается. Делаю глубокий вдох, будто собираюсь погрузиться под воду, и ныряю в дыру. Ничего ужасного: передо мной школьный двор. – Вперед, через поле. На той стороне такая же дыра, – оставив за собой забор, замираю. – Во двор, затем направо в арку, – выполняю, но вывернув из арки снова замираю, как вкопанная. В центре двора огромная клумба и новенькая детская площадка, что в прошлый визит, показались мне чем-то инородным. – Дальше ты знаешь, – смешок. Он сбросил вызов.

24.2

Я стояла возле двери, не в силах пошевелиться.

В прошлый раз, когда я была здесь с Вадимом, квартира была пуста. Какова вероятность, что и сегодня в ней никакого не окажется?

Хотя кого я обманываю? Я знаю, что он там за дверью. Я это чувствую. Я его чувствую.

Кладу руку на ручку. Сейчас мои пальцы холоднее металла.

В приоткрытую щель вижу приглушенный свет, а следом слышу голос:

– Смелее. Не забудь закрыть дверь.

Щелчок английского замка громче выстрела.

– Проходи, – в комнате на полу тот же ковер. Бра на полу, едва освещает пространство. Он сидит в кресле. На нем костюм, начищенные до блеска туфли, и широкополая шляпа, полностью скрывающая лицо. – Встань воооот здесь, – небрежным взмахом руки он указал в центр комнаты. – Хочу тебя рассмотреть.

– Я…я принесла деньги, – с трудом размыкаю губы.

– Разумеется, ты их принесла.

Не знаю сколько прошло времени. Я стояла, боясь пошевелиться, сжимаясь под его взглядом. Я его чувствовала, будто он касался меня руками. По щекам текли слезы.

– Расстегни молнию, высыпь деньги на пол. Хочу посмотреть, – расстёгиваю молнию, она поддается не сразу. Банкноты, перевязанные резинками, падают на ковер. – Не так феерично. Может стоило запросить больше? Как думаешь?

– Не знаю. Но деньги здесь, столько сколько вы хотели.

Он меняет позу, медленно, но я вздрагиваю, будто его движения были молниеносными. Отшатываюсь.

– Здесь все деньги.

– Я тебе верю, – делаю шаг назад, поворачиваюсь, с намерением покинуть квартиру, как можно скорее. – Но это не все.

– Не все? – оборачиваюсь.

– На колени, – подчиняюсь. От страха забываю, как дышать. Крик срывается, едва удается заглянуть под полы шляпы. На нем маска. Уродливая. Дыхание спирает. Страшно. Неизвестность страшит. Мужчина, что вальяжно сидит в кресле, широко расставив длинные ноги, тоже страшит. Его маска пугает больше всего. Детская, резиновая. – Не нравлюсь? Ползи, – и я ползу. Тихо поскуливая, глотая соленые слезы. Слышу звук: бряцает пряжка ремня. Сдерживать всхлипы уже не получается. – Заткнись. Заорешь – останешься без языка, – ладонью, в кожаной перчатке, он поднимает мое лицо, крепко, на грани боли, сжав подбородок. – Хочешь снять ее? – качаю головой. – Умная девочка, потому что мое лицо – будет последним, что ты увидишь. Папочка выколет тебе глазки.

Возня. Он расстегивает брюки, приспускает белье. А я не могу отвести глаз от его, светлых, горящих в прорезях маски.

– Поработай, шлюха, – перед лицом оказывается большой, вздыбленный член, увитый крупными венами.

25

– Не… не надо, – всхлипываю. Упираюсь ладонями в его колени, чувствуя давление на свой затылок. Но силы в нем немерено. Лицом касаюсь головки, от чего его член дергается. Он шипит, как от ожога. В тоже мгновение волосы стягивает до боли, запрокидывая мое лицо.

Его глаза холодные и горящие одновременно, сложно определить их цвет.

– Мы можем сделать это по-другому, – низкий, с хрипотцой голос переворачивает душу. – Тебе не понравится. Будет больно, – он обхватывает член рукой и проводит головкой по моему лицу, оставляя мокрый, от смазки, след на коже, размазывая по щекам слезы. – Что скажешь?

А я смотрю в его глаза, боясь даже представить, что он может со мной сделать.

– Я не хочу боли, – всхлипываю, зажмуриваясь.

– Умная девочка. Пососи, – он отпускает волосы, с губ срывается вздох.

Размыкаю губы, а заодно и челюсть.

Касаюсь бархатной кожи, со вкусом моих слез. Робко касаюсь языком, не разрывая зрительного контакта. Жду, когда в глазах блеснут злость, раздражение, отторжение. Но этого не происходит, наоборот, на дне колодцев-зрачков разгорается пламя. Подползаю ближе, наверное, колени красные, от ворса ковра.

Обхватываю губами головку, член снова дергается. Обвожу языком по кругу, его вкус не отталкивает, мгновенно разливаясь на языке, терпкостью.

Скольжу ртом вниз, по крупному стволу. По волосам пробегает волна его дыхания.

– Ледяные, – он дергается, когда я ладонью обхватываю ствол, и тут же слышу стон. Не хватает длинны пальцев, чтобы обхватить член. Я перестала чувствовать страх, все мысли и чувства атрофировались. Кроме одного, пожалуй, стыда.

Ритмично насаживаюсь на его член. В свете бра он блестит от слюны, как леденец. Мужчина часто дышит, все чаще я слышу его стоны, такие будто он делает это, сквозь стиснутые зубы, шипящие, надсадные.

– Что? – через захват волос он прерывает, отстраняет, запрокидывает голову. Из уголков глаз стекают слезинки. Глаза в прорезях злые, горящие.

– Я шлюха, – всхлипываю. Зажмуриваюсь. Чувствую себя грязной.

– Раздевайся, – отталкивает с силой. Заваливаюсь на бок, сдирая кожу с локтя, до крови.

– Не надо, – вою. – Простите!

– Раздевайся, – жестче. – Иначе, обратно пойдешь в разорванных шмотках.

Расстёгиваю пуговицы платья, но ему, видимо, надоело ждать. Сильные руки подхватывают меня, ставят на колени, прогибают в спине.

Подол платья вверх, трусики низ.

Я вижу носки его туфель, рядом с лицом, а следом, чувствую его член. В первые секунды у входа, а следом внутри.

Вскрикиваю от боли.

– Шлюха, – хрипит, вколачиваясь на всю длину. – Ты мокрая…Блядь, – ладонь опускается на ягодицу, обжигая болью. Снова вскрик, – Цыц! – еще шлепок. Его хрипы, смешиваются с моими всхлипами, с хлюпающими звуками, его вторжений в меня, с шлепками по коже, которая горит огнем, и с болью, что разрывается в моей груди.

Мужчина опускается грудью на мою спину, вдавливая в ковер своей тяжестью. Движение внутри перестают быть резкими, он переходит на плавный темп, входит, до основания, замирает на мгновение, выходит. Снова и снова.

– Тебе больно? – лица касается его маска. А внутри, разливается тепло. Прикусываю губы, до крови. – Больно? – его рука, в перчатке, проходится по животу. Гладит лобок. Касается клитора и начинает массировать. Кожа мягкая, движения точные, уверенные. – Больно?

– Да, – выдыхаю. Ладонь в перчатке шлепает по клитору. – Ай! Ах!

– Не ври, папочке, – он возобновляет ласки, продолжая плавно вторгаться в мое тело.

– Внутри, больно.

Может, только это ему и было нужно. Он отстраняется, крепко удерживая меня за бедра. Движения стали частыми, резкими, пока он не дернулся.

Он кончил в меня. Еще один шлепок. Я скорее почувствовала, нежели услышала, что он отстранился.

– Можешь идти, – сажусь на колени, упираясь пятками в ягодицы. Голова кружится, подкатывает тошнота. Чувствую, как из меня вытекает его сперма.

На ноги получается подняться с трудом, они ватные, не послушные. Натягиваю трусики, морщась от отвращения, одёргиваю платье.

– Деньги забери, – делаю шаг, к двери, не оборачиваясь. – Я сказал, забери!

26

Выйдя из подъезда, делаю несколько глубоких вздохов.

Тело тут же разбивает крупная дрожь. Делаю несколько шагов и сползаю по стеночке, прижимая к груди сумку. Из горла вырываются всхлипы, но я до скрипа сжимаю зубы.

Я не знаю, сколько бы я так просидела, игнорируя холод и боль, но мимо прошла старушка, с котом на руках:

– Наркоманы, проклятые! – на часах было хорошо за полночь, вот уж кому не спится. – Пошла отсюда! Счас милицию вызову!

– Полицию, – тихо поправляю я.

– Пошла отсюда! – у меня вырывается смешок. Вот будет подарок полиции, когда меня примут, с кучей денег в сумке.

С трудом поднимаюсь на ноги, дарить такой подарок я была не намерена.

«Да, пошел он!» – может быть даже вслух, сказала я, покидая двор, прихрамывая.

Я не помню, как добралась до дома.

Вадим звонил бесчисленное количество раз, но я не брала трубку.

В ванной я терла кожу мочалкой до крови, до алых полос на коже. С невиданным остервенением. Именно тогда, вопреки всему, во мне возродилась решимость. Я тебя вычислю, найду, во чтобы то ни стало. Найду и убью!

Кутаясь в махровый, пушистый халат, я услышала звонок. Вопреки моим ожиданиям, не по телефону, а в дверь.

На пороге стоял курьер, с букетом пышных пионов.

– Доброй ночи, – поприветствовал он. – Элина Ольховская? Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Я приняла цветы, и небольшой, но весьма увесистый, сверток. От запаха цветов закружилась голова, и я вспомнила, что сегодня ничего не ела.

Сидела за столом, обхватив голову руками.

Телефон звонил несколько раз. Но я увязла в прострации, и мне там нравилось. Как в теплом, плотном коконе. Пока руки сами не потянулись к свертку. Разорвать удалось с трудом. А когда удалось…

На стол посыпались фотографии, их было больше сотни.

Я закричала, что было мочи.

– Нееет! – раскидывала фото по кухне, рвала их, сжимала в кулаках. А внутри желчь выжигала душу. – Нет! – телефон звонил беспрерывно. – Нет!

Но трубку я, конечно, сняла.

– Не понравилось? – от его голоса моя душа взорвалась. Разлетелась на миллионы осколков, оставив внутри лишь зияющую пустоту.

– Зачем?

– Зачем «что»? Зачем я послал их тебе? Или зачем я послал их твоим родителям?

– Нет, не надо! Не надо! – кричу, срывая голос. – Прошу вас!

– Родители имеют право знать, кого они воспитали…

– Шлюху, да? Что вы хотите? Заберите все деньги!

– Ты убила мужа, я хочу, чтобы ты за это заплатила! – рявкнул он. Впервые повысив голос.

– Я сейчас же могу отправится в полицию.

– Тюрьма – слишком просто. Для тебя. Я устрою тебе ад. Не поверишь, уже вписываю адрес, на конверте…

– Что вы хотите? – сил просто не осталось. – Вы говорили, что любите меня.

– Только поэтому, я трачу на тебя столько сил и времени. Очищаю твою душу, через страдания. Когда я с тобой закончу, ты будешь чище ангела. Ложись спать, Элина. Я позвоню утром.

«Ну и где твоя решимость?» – захлёбываясь слезами, я ползала по всей кухне собирая фотографии, стараясь на них не смотреть. Этот урод, в квартире установил камеры. Снял все что со мной делал. Если он отправит их родителям… Сердце отца не выдержит!

– Все бесполезно, – сожгла снимки в раковине. А что, если наглотаться снотворного? Все закончится!

Уже лежа в постели, я сверлила взглядом баночку с заветными таблетками. Кажется, что даже потянулась к ней, а после резко одернула руку.

«Хрен тебе, урод!»

27

Вопреки моим ожиданиям, Вадим утром не приехал.

Я приняла душ, приготовила завтрак. Даже смогла его проглотить.

Поставила пионы в вазу, не расставаясь при этом с телефоном.

Несколько раз звонила Ольга, в конечном итоге, я согласилась с ней встретится, вот только не уточнила когда. Я уже не думала, что она причастна к тому, что сейчас со мной происходят, но люди, как правило не желают прощать другим, свои ошибки. А я ошиблась, в отношении Ольги.

К вечеру волнение дошло до пика. Я бродила от окна, к окну. Порывалась несколько раз позвонить Вадиму, но каждый раз замирала, с телефоном, в руке.

Вадим появился. Но вел себя странно. зашел во двор, решительно двинулся к двери, я сделала шаг от окна, а Вадим, развернувшись, пошел прочь.

– Вадим! – крикнула я, распахивая входную дверь, едва успев его окрикнуть, пока он не покинул двор.

Смирнов медленно обернулся. Его было не узнать.

– Вадим! – он стоял несколько минут, разглядывая меня взглядом, пропитанным болью и брезгливостью. – Вадим? – он колебался, в итоге сделал шаг ко мне, понуро отпустив плечи.

Закрыла за ним дверь, не делая попыток обнять.

– Вадим?

– Что это Элина? – только сейчас я заметила в его руках конверт. Я могла бы и не открывать, интуитивно чувствуя, что внутри. И оказалась права, Вадим получил точно такие же фотографии, что я ночью. – Ты с ним заодно? – захрипел он, пальцами надавливая на глазницы. Отшатываюсь. – Какого хуя, Элина?

– Я…я…я

– Что, блядь, ты? – рявкает Смирнов. Резко хватает меня за плечи и встряхивает. А после отталкивает с таким выражением лица, что хочется зажмуриться и никогда этого не видеть. Душа на разрыв. – Шлюха ты, Элина! – Вадим замахивается, но удара не последовало.

– Не смей, – отмираю я. – Не смей так говорить! Я вчера получила такие же снимки!

О, как, – зло смеется Вадим.

Вырываюсь, бегу в кухню. Пара снимков у меня остались. Я как чувствовала, не стала сжигать все.

– На! – кидаю Смирнову в лицо. Он их не ловит. Даже не шевелиться, смотрит в глаза, пока карточки, кружась не оказываются на полу, изображением вверх. Вадим переводит на них взгляд, бледнеет. Медленно опускается, поднимает с пола, на в силах отвести глаз. – Вон сумка, Вадим. В ней деньги. Он не взял.

– Элина, – звучит так надсадно, с такой болью, что хочется закричать. – Он тебя…изнасиловал?

– Шлюх не насилуют, – едва удается вытолкнуть из себя эти слова. Я ждала Вадима весь день, но сейчас, единственное что я хочу, чтобы он ушел, и больше никогда не возвращался. – Не подходи! – ору, выпячивая ладони вперед. Вадим замирает, не сводя с меня взгляда: сочувствие, тревога и капля жалости. – Вадим, – чуть спокойнее. – Пожалуйста, забери деньги и уйди.