Текст книги "Одержимый (СИ)"

Автор книги: Анна Михеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Он при этом смотрел так, будто все понимал и взгляд его был полон тоски. От того, я сжимала руку крепче, спешила его поцеловать, чтобы стереть этот взгляд, прогнать чувство неизбежности. Только когда мы занимались сексом мир сужался до размеров спальни, где я любила и была любима. Алексей умело прогонял боль и тяжесть с сердца, и пусть они возвращались, за часы свободы, от самой себя, я готова была отдать все.

– Ты больше не боишься меня? – я лежала на его груди, вслушиваясь в тяжелые удары его сердца. Рука Алексея чертила на бедре замысловатые знаки.

– Нет, – я поцеловала его грудь. – Не боюсь.

– Тогда чего боишься? – его рука продолжала скользить, но крепкое тело застыло, в напряжении.

– Я не…

– Я вижу страх в твоих глазах, – перебил Леша. Его плечи окаменели. – Вот сейчас он точно есть, – он мягко поднял мое лицо, погладил подушечкой пальца уголок губ, при этом неотрывно глядя в глаза. Я потянулась чтобы поцеловать его, прервать эту пытку, но Алексей не позволил. – Ну же! – пальцы удерживали подбородок.

– Что будет дальше? – это тот самый вопрос, который мучал меня и который я боялась задать даже себе.

– Дальше?

– Да. Когда-нибудь нам придется покинуть этот дом. Ты же помнишь, что за окном есть жизнь? – его глаза потемнели.

– Моя жизнь – это ты, Элина. На мир, за окном, я плевать хотел, – я дернулась, а пальцы сильнее сжали подбородок, на грани боли, фиксируя. Хотелось зажмуриться, чтобы не видеть выражения его глаз. В них безумие плескалось вместе с решимостью.

– Я…прости, – в уголках глаз защипали слезы.

– У нас не будет той жизни, к которой ты привыкла, – отрезал он. Поцелуй был жёстким. Алексей будто наказывал меня, терзая губы, прикусывая, за то, что пыталась разрушить иллюзию. На кончике языка появился привкус крови и тлена.

***

Она спала. Но даже сейчас ее лицо не было расслабленным. Она выглядела так, будто ожидала удара.

Отвожу с лица тяжелую прядь, едва касаясь кожи, Элина тихо всхлипывает.

– Леша, – одними губами произносит. Красивая она, пиздец, как картинка. Хотел бы сказать, что она моя, но нет. Я трахаю ее. Но жизнь, счастливую, свободную жизнь, дать не могу.

Когда я затевал все это, я не думал о том, что будет «после». Я хотел ее наказать, подчинить. Сделать из нее послушную собачонку, которая будет ползать на коленях и лизать туфли. Злости во мне было без меры. Пиздешь, что я не хотел причинять ей боль. Хотел, еще как. Более того, я хотел быть единственным, кто будет делать ей больно. Чтобы она, в полной мере, почувствовала, каково это, когда душу ковыряют раскаленной кочергой.  |Ч|и|т|а|й| |на| |К|н|и|г|о|е|д|.|н|е|т|

Я ловил извращенный кайф, наблюдая за ее страданиями. Делал так, чтобы она заплатила за всю мою боль, своей, мысленно прощая ее, по пунктам.

В тот, чертов день, я покинул дом, опасаясь, что сверну ей шею. Она мне врала, говоря, что не оплакивает своего любовника.

Когда вернулся, первым делом проверил камеры. Элина сидела на кухне. Я отмотал. А когда понял, что она сделала, едва не лишился рассудка. Последнего, блядь, рассудка! Я, в жизни, не испытывал такого страха. Ужаса! Я боялся, что опоздал. Держал в руках ее хрупкое тело, помогая ей выблевать отраву, и впервые в жизни, молился. Я обещал, что, если она останется жива, я ее отпущу. Всегда буду рядом, но на расстоянии.

Она выжила, но я все еще здесь. Как, блядь, ее отпустить? Сука!

– Леш, – Элина вздрогнула. Укрываю ее одеялом, коснувшись губами бархатной кожи.

«Она сказала, что любит тебя» – пронеслось в голове.

Только я не верил.

59

– Не вкусно? – спросил он, понаблюдав, как я ковыряю вилкой омлет.

– Вкусно, – выжимаю из себя улыбку, накалываю ломтик и отправляю в рот. Прошло уже несколько недель. А чувство, что я балансирую, на грани полнейшего краха, только усиливалось с каждым днем и вот, достигло апогея. Желудок сжался, отказываясь принимать пищу.

– Ты давно не была у родителей. Не хочешь их проведать? – я замерла, рука с вилкой зависла в воздухе. Это что, проверка? – Успокойся, я не пытаюсь тебя подловить, – улыбнулся Алексей, будто прочитав мои мысли.

– Я не знаю, – отвечаю.

– У тебя сложные отношение с ними? – спрашивает, делая глоток крепкого чая. Алексей предпочитал чай с утра. Только в обед он пьет кофе.

– Нет, хорошие отношения.

– Они тебе почти не звонят.

– Маме не нравился Саша. А папа, он, в общем, почти всегда поддерживает маму. Они перестали звонить, когда я вышла замуж. Сейчас, наверное уже переросло в привычку.

– Странно, – он улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. – Твой муж помог тестю с операцией.

– Да, – соглашаюсь. – Вот только в обмен «на». Родители знают об этом, хотя я и пыталась свести все к недоразумению. Мол с бумагами напутали. Но, Сашу, мама не возлюбила с первой встречи. Она была уверена, что он не сделает меня счастливой. И оказалась права. А что у тебя, с родителями?

– Мать умерла, когда я еще был на войне, – он пожал плечами. – Оставив мне покосившийся дом, в Тамбове.

– Не была в Тамбове, – я потянулась, чтобы коснуться Лешиной руки, но он убрал ее прежде, чем я смогла это сделать.

– Не велика потеря. Улица Профсоюзная, на которой я вырос, не изменилась со времен войны.

– А кроме мамы?

– Тетка есть. Живая. Сестра матери. Она, кстати, весьма рада моей смерти, – я подняла брови в немом вопросе, и Алексей пояснил: – Квартира, которую я имел, отошла ей. Она сейчас ее сдает, и получает не плохие деньги.

– А больше близких у тебя нет? Я расспрашиваю, потому что почти ничего о тебе не знаю, в отличии от тебя, – пытаюсь смягчить улыбкой.

– Друзья есть, служили вместе. Один из Тамбова, Игорь Воронин, а второй сейчас в Питере.

– Не хочешь их навестить? – спросила, прежде чем прикусить язык.

– Правильно, принцесса. Для всех я уже умер.

– Но не для меня!

– Так что, насчет родителей? – Леша видел, как сама мысль вырваться из дома меня оживила. – Поезжай. Я буду тебе звонить.

***

Я провела с ними две недели.

Все это время, единственным желанием, было вернуться.

Я скучала по Леше так сильно, что ночью выла в подушку. Но из чистого упрямства, не возвращалась. «Мне плевать на мир за окном», сказал он, оказалось, что и для меня он не имеет значения. Единственное, что имело значение, это ОН! Хотелось сжаться до размеров молекулы, просочиться в его грудную клетку, и осесть в районе сердца.

– Точно сегодня? Погода какая! Как поедешь?

– Все хорошо будет, не переживай, – поцеловала маму и папу. – Я позвоню, как доберусь, – пообещала, шагнув за родительский порог. Машину я гнала, как угорела, выжимая силу из всех доступных лошадей.

Руки дрожали, когда я открывала дверь. Потому что я знала уже, что будет дальше. Мы уедем, на край свете, где прошлое нас не достанет, и наша жизнь будет самой счастливой.

– Леша! – громко позвала я, едва закрыв за собой дверь. Мне никто не ответил. – Леша! – еще громче. Сердце замерло, повисло на тоненькой ниточке, грозя оторваться и разбиться. – Леш? – я сразу бросилась в кабинет мужа.

Книжный шкаф был отодвинут.

В небольшой комнате горел ночник.

Узкая кровать, небольшой холодильник, чайник, микроволновка: по одной стене, большой стол с множеством мониторов с другой. Экраны светились серно-белой крошкой, будто потеряли сигнал. На столе большая картонная коробка.

Я подошла, хотя ноги отказывались слушаться.

В коробке лежали маленькие головки камер видеонаблюдения. И лист бумаги, сложенный пополам.

Развернув его, я прочитала: «Ты свободна». Знакомый почерк. До боли, знакомый.

60

Я снова гнала машину.

Слезы текли, сводя видимость к нулю, но я смахивала их, продолжая давить на «газ».

В Тамбов я въехала с первыми лучами солнца. Улицу Профсоюзную нашла с помощью навигатора. Леша прав, она выглядела так, будто совсем недавно подверглась бомбежке.

На малой скорости проехала ее до самого конца.

Слева и справа видела только старые, деревянные, покосившиеся от времени, дома.

«Его здесь нет».

Но я вышла из машины, не обращая внимания на внутренний голос.

– Я его найду! – твердила я, заходя в каждый дом.

Мне повезло, в одном из домов продолжала жить сухонькая старушка.

– Почтальонша? – окрикнула она меня.

– Нет, – она махнула рукой, и закрыла калитку из кривого штакетника. – Подождите! – старушка остановилась, поправив на тонких плечах огромный шерстяной платок. – Я ищу дом Калугиных. Не подскажите…

– Тамары Лексеевны, что ль?

– Да, – хотя я не знала, как звали мать Леши.

– Прошла, – сказала, махнув рукой, в начало улицы. – Самый первый, по той стороне. Сосна там еще, – поднявшись с трудом по высокому порогу она скрылась в доме.

А я, бегом, побежала вниз, по улице.

Сосну я видела, и во двор заходила.

«Его здесь нет».

– Калугины? – громко позвала я, стоя во дворе. Дом выглядел так, будто в нем никто не жил десяток лет. – Леша! – закричала я, что есть мочи. – Леш, – всхлипывая поднялась по трухлявым ступеням. Ткнувшись лбом в дверь, заплакала. – Леш, пожалуйста, – «его здесь нет».

Есть его друг! Игорь Воронин!

Он может быть у него!

Я истратила все свое обаяние, и толстую пачку купюр, на рыжеволосую тетку из паспортного стола, но смогла-таки получить список всех Ворониных И. с адресами регистрации.

День клонился к вечеру.

Я смогла проехать только по десяти адресам из семидесяти.

Все Воронины, которых удалось опросить, никогда не знали Алексея Калугина.

На последнем адресе, я нарвалась на квартиросъемщиков. И да, удача улыбнулась мне. Молодая пара подтвердила, что Игорь, у которого они снимали квартиру – военный. Он получил квартиру от государства, за заслуги на войне, и проживает сейчас в ней, а эту, сдает. Вот только адрес, давать отказались, без разрешения Воронина. Обещали с ними созвониться. Значит, я приду к ним завтра!

Я найду его!

Если это не тот самый Игорь, я буду продолжать.

Составлю список, и буду ходить по квартирам каждый день, проверяя одну за одной. И если мне не повезет, я поеду в Питер.

Перед домом был небольшой сквер, туда я и направилась.

Я найду его!

Если понадобиться, я буду ходить по всем квартирам в Питере и показывать фотографию Леши. За день, я точно смогу окинуть целый квартал!

Села на скамейку и заплакала.

Я найду! Найду!

Вот сейчас посижу немного и поеду дальше, по списку.

Может стоит и тетку Лешину навестить? Может она подскажет, где его искать?

Я могла бы обойти квартиры по все России. Я буду его искать.

Мне не нужна свобода.

Было так больно, что не вздохнуть.

– Леша! – всхлипнула, поджимая ноги к груди. Казалось, что я разваливаюсь на части.

– Что? – ответил самый родной на свете голос.

– Леша? – я резко повернулась. Алексей сидел на другом краю скамейки. Я не верила своим глазам. – Это…ты?

– Я, – ответил он, не глядя на меня. Я видела только его профиль. – Расскажешь, что ты тут делаешь?

– Тебя ищу, – сердце сделало кульбит, и застучало так сильно, что перед глазами запрыгали разноцветные мошки.

– Мне тоже так показалось, – ответил он, не поворачивая головы. – Не мог поверить, что ты носишься по городу в поисках меня.

– Леш, – я не шевелилась, не делала попыток приблизиться, просто смотрела, и от счастья голова шла кругом. – Я составляла список поквартирного обхода в Питере, если не найду тебя здесь.

– А если не нашла бы меня и там? – он повернулся, а я едва не задохнулась. Столько всего было в его взгляде.

– Я бы обошла все квартиры в стране, – голос начал подводить.

– Иди сюда, – вскочив, я бросилась к нему. Села на его колени, поджав колени к груди. Он обнял меня всю, целиком, я будто в коконе оказалась. – Ты бы меня не нашла, – Леша целует висок, перебирает носом волосы. Его дыхание касается кожи, а я хочу плакать от счастья.

– А где бы нашла? – поломанным эмоциями голосом, спрашиваю.

– У себя за спиной. Тебе достаточно было обернуться.

Эпилог

Полтора года спустя

Алексей оказался прав.

На мир за окном стоит наплевать.

Мы расписались через месяц после того, как я вступила в наследство.

У полиции оказались улики, доказывающие, что моего мужа убил Вадим Смирнов. Дело Ирины Мироновой тоже раскрыли. Но тут же закрыли, в следствии гибели обвиняемого.

Я смогла покинуть страну.

И Алексей, вместе со мной, по поддельному паспорту.

Восемь месяцев мы провели в Шотландии, изредка выбираясь в Ирландию, Лондон. Правда, Рождество мы встретили в Париже. Но самое главное, рука Алексея, всегда держала мою.

Я улыбнулась своим мыслям, глядя сквозь солнцезащитные очки, как муж выходит из бассейна. Сегодня я скажу ему, что беремена.

– Ваш муж такой аппетитный, – немка, преклонных лет, рассматривает Алексея, будто индейку. – Не боитесь романов с его стороны? Хотя, видно, что он вас любит.

– Не боюсь, – отвечаю, поднимаясь с лежака. С Алексеем я забыла, что значит страх. – Мой муж не только любит меня, он мною одержим! Только мной!

***

– Ах, – стон срывается с губ. Леша так искусно ласкает соски, что доводит меня этими ласками почти до края. Обводит языком, прикусывает, тянет, всасывает.

– Вкусные, как вишенки на торте, – тут же берет другой сосок, всасывает, играет языком во рту, и смотрит на меня так, будто я и есть тот самый торт. – Я сожрать тебя хочу, – говорит, опускаясь к животу. Описывает пупок, оставляя влагу на коже.

– Люблю тебя, – выгибаюсь дугой.

– Живу тобой, – отвечает он, касаясь языком лобка. – Моя сладкая девочка, – язык обжигает промежность. – Мммм, – стонем вместе. – Я аккуратно, – вибрирует его голос на тонкой коже, когда он погружает в меня палец, и тут же возобновляет ласки языком.

– Лешаааа! Еще! – мелькает мысль, что он уже обо всем догадался, ведь мое тело он знает до последнего миллиметра, мелькает и тут же исчезает.

А после возвращается вновь, ведь в последнее время, Леша любим меня тягуче медленно, нежно, так нежно, что щемит сердце.

– Ты знаешь? – вырывается со стоном.

– Знаю, – улыбается он глазами. – Но все еще не верю, – мягко толкается, лаская пальцами живот.

– Не отпускай меня, – ахаю от ощущений.

– Я всегда за твоей спиной. Тебе достаточно обернуться…

Бонус. 1

В последнее время, мне снится один и тот же сон. Он из прошлого, о котором, я благополучно забыл. Оказалось ненадолго. Ну как, ненадолго. Прошло чуть больше четырех лет. Для кого-то это может быть срок, для меня, годы пролетели одним днем.

Не открывая глаз, протягиваю руку на другую сторону постели. Она пуста. Простыни ледяные. Элины нет. Когда я не натыкаюсь на ее теплое тело, я снова возвращаюсь в ад. В свой собственный. Персональный, блядь, где у меня только маска и пистолет.

Сажусь на постели и тру глаза. Лицо мокрое от пота. В груди бахает. Накрывает страхом и неизбежностью. Она ушла. Вот почему эти сны стали терзать меня, почти каждую ночь. Я ведь знал, что так будет. Знал! Мне не удержать ее. Ее глаза сказали мне об этом. Когда она смотрит на меня из них утекает жизнь. Они становятся пустыми. Она уже смотрела так на меня, когда я охранял Ольховского.

Воспоминания замелькали картинками, яркими, острыми.

Однажды, после ссоры с Александром, Элина сдернула с шеи жемчужное ожерелье. Бусы разлетелись по полу. Она стояла, глубоко дыша и сдерживала слезы. Заметив мое присутствие, Элина извинилась и ушла, а я ползал, собирал каждую жемчужину. Украшение я починил. Оставил его в холле. Утром Элина, мазнула по жемчугу равнодушным взглядом. Она его больше не надевала. Да, я псих. Я мечтал, чтобы этот проклятый жемчуг, которого я касался, вновь оказался на ее шее.

С силой давлю на глаза.

Ничего, блядь, не изменить.

Я нашел Элину в кухне. Она сидела в полумраке, обнимала ладонями чашку, от которой поднимался пар. Нереально далекая. Я не мог оторвать от нее глаз. Все возвращается на круги своя. За одним исключением – ее муж, я. Только это ничего не меняет.

Голос в моей голове, снова завопил о том, что я должен ее отпустить. А после, сигануть головой вниз с приличной высоты. Делаю шаг, чтобы заглушить голос. Элина меня замечает. Вздрагивает, поднимая лицо. Она бледная.

– Леш, ты почему не спишь? – спрашивает. Голос тихий, ровный. Эмоций ноль. А меня кроет так, что готов башкой об стенку биться.

– А ты?

Она пожимает тонкими плечами, кивает на чашку, мол вот в чем причина. Ясно, чайку попить захотела, но так к нему и не притронулась.

– Будешь? – Элина ежится под моим взглядом. Обхватывает себя за плечи, растирает.

– Ты давно встала?

– Нет, совсем недавно, – ложь. Простыни успели остыть. Что ты со мной делаешь? Чего добиваешься? Элинка поднимается. Суетливо заваривает мне чай. По большей части она ко мне спиной. Мне, признаться, так легче. Я не вижу ее глаз.

Она ставит передо мной чашку. Собирается отойти, но я беру ее запястье в захват. Тяну на себя. Она не сопротивляется, когда я тяну ее и усаживаю к себе на колени. Запах ее тела тут же бьет в нос. Она пахнет нереально. Утыкаюсь носом в ее волосы, подогревая агонию. Внутренности в хлам. Что ты делаешь? Чтомнесделать?

Не стоило возвращаться в Россию. За бугром все иначе было.

Элина дрожит.

– Замерзла? – за окнами горы снега. Глажу ее плечи. Скажи мне, маленькая моя, скажи, что ты хочешь? Я, ведь, ради тебя на все готов. Я все отдам. Что ты хочешь? Элина всхлипывает, утыкается носом в шею. Сжимаю ее. – Элина, – глажу спину. – Ты мне душу выворачиваешь, – хрипло. – Поговори со мной. Я, блядь, уже дошел до того, чтобы тебя отпустить. Ну плохо тебе со мной…

– Леша, – закричала она, вцепившись в мою кожу ногтями. – Алёшенька! – отстраняется, лицо мое зацеловывает. Ее губы соленые.

– Ну тихо, – ее лицо кривится, будто от боли. Это мука. – Поговори со мной, – прошу. – Я ж, блядь, не знаю, что творится в твоей голове, – сжимаю ее плечи. Встряхиваю. – Я не знаю, что с тобой делать. Отпустить, Элин? – в ее глазах мелькает страх. Как вспышка. – Не бойся, родная моя, то, что было, не повторится, – трактую по-своему. По лицу Элинки опять катятся слезы. – Я такой херни больше творить не стану. Ну? Успокаивайся, – стираю ее слезы. Она смотрит на меня, не мигая. Целую ее щечки, Элина еле дышит. – Знал бы я, к чему все приведет…

– Леш, – перебивает она. Касается ладонями груди, ведет вверх, обхватывает шею. Прижимается, всем телом прижимается. – Я так люблю тебя, – шепчет. А я… не верю. Говорит так, потому что боится, что монстр опять выйдет наружу. Не выйдет, не бойся, маленькая. – А ты? Ты любишь меня?

– Люблю, – отвечаю. Хотя мои чувства к этой женщине не влезут в это ублюдское слово. Я ради нее готов мир перевернуть.

2

Я проснулась среди ночи. Эти ощущения я знаю наизусть. Тянущая боль внизу живота и влага между ног. Я готова завыть в голос. Ничего не получилось. Снова. Я ненавидела свое тело.

Просунув ладонь между ног, встаю с постели. Леша спит.

Уже в ванной вижу на пальцах кровь. Крупные капли стекают по внутренней стороне бедра. Вою тихо, протяжно. Но тут же закусываю кулак. Нельзя разбудить мужа.

Внутри буря. Сморю на свое отражение. Я его ненавижу. Хочется расцарапать собственное лицо. Когда я потеряла ребенка впервые, я не воспринимала это так остро. Муж был рядом. Утешал меня. Поддерживал. Уверял, что все будет хорошо. Я верила, надеялась. Но все повторилось. Я не смогла удержать в себе маленькую фасолинку. И снова…

С каждым разом буря внутри росла. Я не смогу родить ребенка. Меня наказывают. Сверху, свыше. Я влюбилась без памяти в убийцу собственного мужа. Такие как я, не должны размножаться.

Врачей было столько, что все они слились в одно огромное белое пятно, утверждавшее что и я, и муж, абсолютно здоровы. Я балансировала на грани. Давила из себя улыбку, сохраняла спокойствие. В то время, когда мне хотелось кричать и крушить все вокруг. Я замыкалась, сознательно. Столько чувств атаковали меня, ежедневно. Чувство неизбежности давило катком.

Я просыпалась ночью, давилась слезами. Смотрела на мужа, умирая. Он оставит меня. У него своя боль, моей там не место. Я знаю. Я чувствую, когда он проваливается в прошлое. За то, что он делал, он себя ненавидит. А я его люблю. Это чувство распирает, приглушая боль. Я не смогу его отпустить. Мне проще умереть. Без его глаз, рук и шепота я не проживу ни дня.

Вытираю слезы.

Умываюсь холодной водой.

Проклятый тампон.

Дом тих. И пуст. Единственное тепло – это Алексей.

Он согласился вернуться в Россию. Мы купили большой дом. Живем на севере. Я надеялась, что мне станет здесь легче. Не стало. Есть ли вообще место для меня? Для нас?

Часто, перед глазами, мелькают картинки прошлого.

В них Леша был так близко. Господи, но почему я не обратила на него внимания? Все могло бы быть совсем иначе.

В эту ночь мое сердце разбивается, снова.

Леша дрожит, когда отвечает:

– Люблю, – сжимает меня с такой силой, что косточки хрустят. – Поговори со мной, – просит снова, надсадно.

– Месячные, – всхлипываю – Снова месячные, – крепкое тело мужа каменеет. – Я бракованная, Леш. Прости меня, – плотина будто рушится. Я кричу, изо всех сил кричу. Муж целует, обнимает. Он мой центр. Моя сила. Из-за него я не развалилась на части, когда выкидыш случился впервые. Но я больше не могу. Я так устала.

– Элина, – Леша гладит по спине, едва я выдыхаюсь. Вешу на нем как поломанная кукла. – Не молчи. В себе не держи, – я знаю, что Леша взвешивает каждое слово. – Ты хочешь ребенка, я понял. Но мне все равно, – отстраняюсь. Его глаза горят огнем. – Хреново звучит? – молчу. – Я на тебе помешен же. Мне глубоко насрать будут у нас дети или нет. Если это то, что ты действительно хочешь, давай еще раз сгоняем к врачу.

Только сейчас я поняла, что мое сердце сжимала невидимая рука страха. Она ослабила свою щупальца.

– А если я не смогу?

– Элина, – Леша выдохнул, запрокинул голову. – Ты совсем не понимаешь, что я к тебе чувствую, – надломано шепчет. Боли в его словах безмерно. Утыкаюсь в его шею, целую. Леша поднимается вместе со мной. Усаживает меня на столешницу. Целует.

– Месячные, – шепчу, загораясь. – Леш! – муж разводит ноги и касается меня через ткань.

– Наплевать, – сообщает, снимая домашние штаны вместе с трусиками. Тянет за нитку тампона, а следом отшвыривает его в сторону. – Я схожу с ума, Элина, – ласкает губами кожу.

– Я тоже, – подтверждаю. – Я боялась, что не нужна тебе такая. Я не смогу без тебя, – шепчу. – Не смогу! Не оставляй меня!

– Никогда, – обещает муж, толкаясь в меня. – У нас будут дети, маленькая моя. Я тебе клянусь!

***

Через три месяца мы стали родителями. Как Алексей и обещал.

Мы усыновили маленького светловолосого карапуза. Отказника. Я трогала его маленькие пальчики и не верила своему счастью. Назвали сына Михаилом.

– Смотри, – говорю мужу. Мишка жадно сосет бутылочку.

– Вижу, – Леша присаживается рядом. Смотрит на Мишку и…улыбается.

– Если верить моей матери, у меня тоже был зверский аппетит.

– Если верить моей матери, то я тоже была обжорой, – муж с нежностью касается Мишкиного лобика. Малыш вспотел от усердия. – Все хорошо, Леш? – спрашиваю.

– Хорошо, – смеется муж. – Знаешь, думал, начну тебя ревновать, но нет. Штиль в душе, Элина. Надеюсь, это не сон, – он стал серьезным.

– Не сон, – касаюсь его руки. – Мы поборем своих демонов.

– Моих, Элина, моих, – поправляет Леша. Улыбается. Его взгляд блуждает от меня к Мишке. – Хотя… Уже легче, знаешь.

– Знаю!

3

Наша жизнь, постепенно, менялась.

С появлением Мишки, дом будто ожил, наполнился жизнью и… людьми. Муж нанял горничную Марину, кухарку Елену Александровну и няню Ольгу. На счет последней мы дико спорили, но муж остался непреклонен. Со временем я оттаяла к этой женщине, признав, что помощь с Мишкой мне действительно была необходима. Сын рос шустрым малым. Привычка тянуть все в рот в нем была неискоренима.

Алексей изменился тоже. Все реже я улавливала на дне его глаз тоску. Он почти не просыпался среди ночи. Все чаще Алексей стал говорить, яваслюблю. Когда муж проводил время с сыном, мое сердце сжималось от нежности. Замирало от счастья, чистого и незамутненного. С каждым днем, в душе росла и теплилась надежда, что мы прощены. Оба. Что нам дали шанс на нормальную жизнь. Без крови, боли и ненависти.

Наверное, я ошибалась. Нас не изменить. Я смогла в этом убедится.

– Ты здесь прячешься? – Алексей стоял на пороге детской. Руки в карманах брюк, взгляд тяжелый, изучающий.

– Нет, конечно, – вру. Именно это я и делала последнюю неделю. Старалась свести время с мужем к минимуму. Приходила в спальню, когда Леша уже спал, уходила с первыми лучами солнца. Прикрывалась сыном, зная, что Алексей не станет выяснять отношения, допытываться, когда Мишка рядом.

– Идем, – тихо говорит Алексей. Я не двигаюсь. Впрочем, муж тоже. Стоит, не меняя позы. – Элина, – тон режет уши. А я боюсь. Буквально задыхаюсь от страха и паники, как тогда, в прошлой жизни, когда Алексей был лишь моим мучителем.

Вдыхаю кислород мелкими порциями, мысленно умоляя сына проснуться.

Мишка продолжает крепко спать.

– Идем, – сдаюсь. Горло сдавило.

Муж поймал меня за руку, когда я пыталась пройти мимо него.

– В спальню, Элина, понятно? – тихо, угрожающе. Киваю, а после несусь сломя голову, едва муж отпустил руку.

Сердце унять не получается, оно бьется где-то в горле. А потом, резко замирает, когда Леша, войдя спальню закрыл за собой дверь на ключ.

– Я спрошу один раз, хорошо? Что происходит? – молчу. Мысли в голове скачут как блохи. Я не смогу соврать. А правда нас убьет. Все окажется бессмысленным.

– Леш, – складываю ладони в умоляющем жесте. Выражение его лица остается неизменным. На секунду мне показалось, что он уже все знает. – Там, на приеме кое-что произошло.

– Что именно?

– Леш…

– Мне, блядь, клещами из тебя вытягивать? – шипит. Муж сейчас зол. Я буквально чувствую волны исходящие от его мощного тела.

– Лялин. Он…он поцеловал меня, – все было случайно. Я даже не почувствовала угрозы от одного из меценатов. В одну секунду я оказалась прижатой к стене, а его язык проник в мой рот. – Я…я тут же его оттолкнула, – душа затрещала по швам. Алексей запрокинул голову, некоторое время так стоял. А когда снова посмотрел на меня, ноги мои подкосились, и я рухнула на пол. Муж улыбался. Обреченно, грустно и решительно, одновременно.

– Твою мать, – выдает он, даже не пытаясь поднять меня. – Лялин, говоришь?

– Леш, я тебя умоляю, – всхлипываю. – Не надо! Я больше не пойду никуда! Буду сидеть дома, заниматься Мишкой…

– А что мне делать? Как поступить? – Алексей подходит, приседает передо мной на корточки. Пальцами подхватывает подбородок. Смотрит. Смотрит. Смотрит. – Ты моя, Элина. Моя, блядь!

– Твоя, – подтверждаю со всей поспешностью. – Навсегда! Я прошу тебя, оставь его. Ты все разрушишь, понимаешь? – тянусь к мужу, но он отстраняется.

– Ложись спать, – отрезает. Поднимается. Я пытаюсь тоже, но тело не слушается. Как? Как мне его остановить?

– Алёшенька, – всхлипываю.

– Я сказал: ложись.

***

Я сидела в детской, прямо на полу, у Мишкиной кроватки. Раскачивалась из стороны в сторону. Давилась слезами.

Нас не изменить. Сколько жизней мы загубили, оба. И сколько еще погубим? Нас ведь, наказывают, неужели он не понимает? Я молилась, чтобы Мишку не коснулась кара. Он ведь ни в чем не виноват.

– Знал, что ты здесь, – муж застыл на пороге. Пуговицы на рубашке расстёгнуты. Волосы взъерошены. Он выглядел уставшим. И, по-прежнему, с налетом злости. – Пойдем, – говорит, протягивая ладонь. – Я не трогал его, – меня прорывает. Закусив кулак, чтобы не разбудить сына, покачиваясь иду к мужу. Обнимаю его, утыкаюсь в грудь. – Пойдем, Мишку разбудишь.

Леша подхватывает меня на руки и несет в спальню.

Бережно укладывает на кровать и ложиться рядом сам.

– Не трогал? – переспрашиваю.

– Нет, – гладит мои волосы, перебирает пряди. – Я по городу колесил. Глушил злость. Во мне ее без меры, если дело касается тебя. Останавливало лишь то, что за мои поступки расплачиваться придётся тебе. Твой плач, после каждого выкидыша стоял в ушах.

– Леш, – обнимаю его, крепко-крепко. – Я больше не выйду из дома, я клянусь тебе!

– Будем выходить вместе. Придется и мне заняться благотворительностью.

У нас есть шанс. Есть! И мы его не упустим!