Текст книги "Добродетельная вдова"
Автор книги: Анна Грейси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Анна Грейси
Добродетельная вдова
Глава 1
Нортумберленд, Англия, 1816 год
– Мамочка, а моя рождественская свечка ещё горит?
Элли нежно поцеловала дочурку.
– Да, милая, горит. Не волнуйся и ступай в постель. Свечка на подоконнике внизу, где ты её и оставила.
– Светит в темноте, чтобы папа увидел и знал, где мы?
Элли помолчала. И когда она ответила, голос прозвучал хрипло:
– Да, родная. Папа узнает, что мы здесь, в тепле и безопасности.
Эми скользнула под старые одеяла и выцветшее лоскутное покрывало.
– А утром он будет с нами завтракать?
В горле Элли встал комок.
– Нет, дорогая, папа не придёт. Ты ведь знаешь.
– Но завтра же мой день рождения, и ты сказала, что папа придёт, – насупилась девочка.
Слёзы выступили на глазах у Элли, и она осторожно коснулась натруженной рукой щеки дочери.
– Нет, солнышко, это было в прошлом году. И ты знаешь, почему папа не пришёл.
Довольно долго обе молчали.
– Потому что я не поставила свечку на окошко?
– О, нет! – в ужасе воскликнула Элли. – Нет, дорогая, ты ни в чём не виновата, поверь. – Она сжала дочку в долгом объятии, поглаживая блестящие кудри, до тех пор, пока не сглотнула ком в горле, и сказала: – Дорогая, твой папа умер, вот почему он никогда не вернётся к нам.
– Потому что он не нашёл дорогу, ведь я не поставила свечку на окно.
Несчастный голос ребёнка ножом вонзился в сердце матери.
– Нет, сладенькая, свечка тут ни при чём. В папиной смерти никто не виноват. – Это была ложь. Харт сам свёл счёты с жизнью, но азартные игры и самоубийство были слишком страшной сказкой для ребёнка.
– Ну, хватит уже, – произнесла Элли как можно твёрже. – Завтра твой день рождения, ты уже большая – четыре года. И знаешь, что? Раз ты была такой хорошей девочкой и так помогала маме, утром тебя будет ждать потрясающий сюрприз. Но только если ты немедленно ляжешь спать.
– Сюрприз? Какой? – живо заинтересовалась малышка.
– Если я скажу, это уже не будет сюрпризом. Теперь засыпай. – Мать принялась напевать колыбельную, надеясь, что тревоги оставят её дитя.
– Я знаю, что это будет за сюрприз, – сонно пробормотала маленькая упрямица. – Папа приедет к завтраку.
– Нет, Эми, не приедет, – вздохнула Элли. – Папы нет уже год. Ты это знаешь, так почему настаиваешь?
– Это волшебная свечка, мамочка. Та леди так сказала. Можно загадать желание. Она вернёт папу, вот увидишь, – и, улыбнувшись, дочка юркнула под одеяло и там свернулась, как кошечка.
Элли нахмурилась. Ох уж эта жалкая цыганка со своими никчёмными сказками! Втайне от матери Эми обменяла полдесятка яиц и немного молока на толстую красную свечу. Вот уж действительно исполнение желаний! Больше смахивает на обычную рождественскую свечку, купленную втридорога. К тому же весьма жестокий трюк, коль старуха вбила ребёнку в голову, что свеча вернёт ей отца.
Те немногие воспоминания, что сохранились у Эми об отце, и то были приукрашены. Правда оказалась бы слишком болезненной для малышки. Харт никогда не был внимательным супругом и отцом. Сэр Хартли Кармайкл, баронет, хотел сына – наследника. Егоза со спутанными тёмными кудряшками и ясными синими глазами не представляла для него интереса. По правде говоря, она была совершенно ему не нужна, и он частенько об этом говорил – иногда и в присутствии Эми.
С щемящим сердцем мать смотрела на спящую дочь. Для неё не было ничего важнее на всём белом свете, чем её дитя. Элли подхватила свечу и направилась в свою спальню. Дрожа от пронзительного декабрьского холода, она быстро скользнула в толстую фланелевую ночную сорочку и легла в постель.
Она уже собиралась задуть свечу, как вдруг вспомнила о той, что всё ещё горит на подоконнике внизу. Свечи стоили денег. Элли не могла себе позволить жечь их просто так, без всякой определённой цели. Мать вспомнила личико дочери, только что умытое перед сном, светящееся надеждой, когда малышка ставила свечу на подоконник. У Элли перехватило горло. Она выскользнула из постели, снова надела туфли и завернулась в шаль. Она не могла себе позволить тех счастливых грёз, в которые так легко верят дети.
Элли уже спустилась до середины крутой узкой лестницы, когда внезапно дверь дома сотряслась от грохота ударов. Элли замерла. Жуткий холод пробирал до костей, коварные сквозняки кусали голые ноги, но она это едва замечала.
Стук повторился. Похоже, в дверь колотили кулаком. Элли не шевелилась. Едва осмеливалась дышать. За спиной что-то шевельнулось, и тихий голосок прошептал:
– Это сквайр?
– Нет, лапочка. Возвращайся в постель, – тихо и спокойно произнесла Элли.
Детская ладошка крепко вцепилась в её руку.
– У тебя рука холодная, мама. – Стук повторился, на этот раз дважды. Элли почувствовала, как дочка даже подпрыгнула от испуга. – Это сквайр?
– Нет, – твёрдо повторила Элли. – Он всегда поднимает крик, если я не открываю, верно? – Она почувствовала, как хватка на руке ослабла, когда до Эми дошли её слова. – Постой здесь, милая, я посмотрю, кто там.
Она спустилась ещё на шесть ступенек и теперь ей была видна входная дверь и крепкий деревянный засов, которой выглядел весьма внушительно. Элли быстро убедилась, что ключи мало что значат для её домовладельца.
Пламя волшебной свечки Эми прерывисто мерцало в темноте.
Кто-то снова постучал в дверь, уже не так громко, как прежде, и послышался низкий голос: «Помогите!»
– Это, должно быть, папа, – вскрикнула Эми прямо за спиной у Элли. – Он увидел мою свечку и наконец-то пришёл. – Девчушка проскользнула мимо матери и устремилась к входной двери.
– Нет, Эми, стой! – Элли бросилась за дочерью, едва не свалившись с лестницы, пытаясь помешать ребёнку впустить в дом бог знает кого.
– Но это же папа, мам. Это папа, – сказала Эми, силясь отодвинуть тяжёлый засов.
– Тихо, – Элли притянула ребёнка к себе. – Это не папа, Эми. Папа умер.
Их домик стоял на отшибе, скрытый за берёзовой рощицей. Но дальше по дороге располагался «Ангел» – постоялый двор, как магнитом тянувший к себе самую сомнительную публику. К Элли уже дважды приставали по пути домой. Учитывая наличие поблизости подобного притона, она ни при каких условиях не собиралась открывать дверь незнакомцу поздно ночью.
– Помогите! – снова донёсся тот же низкий голос. В этот раз он звучал слабее. Человек ещё дважды стукнул в дверь, теперь уже не так уверенно. Или как если бы силы покинули его, внезапно подумала Элли и закусила губу, всё ещё крепко прижимая к себе дочь. Возможно, это всего лишь подлая уловка.
– Кто там? – окликнула она. Ответа не последовало, лишь звук падения. И тишина. Элли с минуту нерешительно переминалась с ноги на ногу. И решилась.
– Оставайся на лестнице, дорогая, – велела она Эми. – Если это плохой человек, беги к себе в комнату и закрой дверь на засов, как я тебе показывала, поняла?
Эми кивнула, её личико сердечком было бледным и перепуганным. Элли прихватила самую тяжёлую сковородку, какая нашлась в доме, повернула ключ в замке и сняла засов. Подняв сковородку, она сделала глубокий вдох и распахнула дверь. Дождь со снегом заставил её вздрогнуть. Элли пристально вгляделась в темноту. Ни души. Ни звука. Всё ещё высоко держа сковороду, Элли осторожно сделала шаг, вглядываясь в темноту, и увидела огромное и холодное нечто у себя на пороге.
Это был мужчина, лежащий совсем неподвижно. Она наклонилась и коснулась его лица. Холодное. Бесчувственное. Её пальцы дотронулись до чего-то влажного, тёплого и липкого. Кровь. Рана на голове кровоточила. Мужчина ещё был жив, но умрёт, если она оставит его лежать на морозе. Бросив сковороду, Элли ухватила мужчину за плечи и потянула. Какой тяжёлый!
– Он умер, мама? – Эми спустилась вниз.
– Нет, милая, но он ранен. Нам надо втащить его в дом и согреть. Будь хорошей девочкой, беги и принеси мне коврик, что у камина.
Эми умчалась и в минуту обернулась с квадратным потёртым ковриком. Элли расстелила его как можно ближе к лежащему ничком мужчине и толкала раненого до тех пор, пока он не перекатился на коврик. Тогда она принялась тянуть изо всех сил. Эми тоже. Дюйм за дюймом они втащили мужчину в дом. Элли опустилась на пол, с трудом переводя дыхание.
Она снова заперла дверь на засов и зажгла светильник. На нежданном госте не было ни пальто, ни сюртука – лишь рубашка да бриджи. Обувь также отсутствовала, на ногах были заляпанные грязью чулки. А за окном декабрь, дождь со снегом и лёд.
Кровь обильно струилась из отвратительной раны на затылке незнакомца. Видно, ударили сзади. Трусливый удар. Его обобрали вплоть до пальто и ботинок и бросили умирать на морозе. Элли хорошо знала, каково это – лишиться всего. Внезапно покровительственным жестом она опустила ладонь на грудь мужчины. Она не смогла помешать преступлению, но не собиралась позволить человеку умереть.
Рубашка незнакомца была насквозь мокрой и ледяной на ощупь, тело под ней – угрожающе холодным. Элли быстро соорудила из чистой ткани повязку и обмотала голову мужчины так крепко, насколько осмелилась, чтобы остановить кровь.
– Нам надо снять с него эту мокрую одежду, – сказала она Эми. – Иначе он простудится до смерти. Можешь принести мне чистых полотенец из шкафа? – Девочка убежала, а Элли сняла с мужчины рубашку, нижнюю сорочку и мокрые грязные чулки.
Незнакомца жестоко избили. Кожа кое-где была содрана, на теле проступили синяки. Несколько синевато-багровых и тёмно-красных кривых отметин, словно его пинали ногами, и ещё чёткий отпечаток каблука на правом плече. Элли ощупала его рёбра и вознесла благодарственную молитву за то, что они, судя по всему, не были сломаны. Самое худшее – рана на голове, подумала она. Он выживет, если только не подхватил на морозе простуду.
Жёстким полотенцем она осторожно растёрла грудь, живот и руки мужчины. Во рту пересохло. Элли лишь раз доводилось видеть мужчину с обнажённым торсом. Но этот человек не был похож на её мужа.
У Харта грудь была узкая и костлявая, бледная и безволосая, живот мягкий, руки тоже бледные, гладкие и изящные. У этого мужчины грудь была широкая и твёрдая, но не костлявая. Он был сплошь крепкие мускулы, сейчас, правда, расслабленные, но всё же крепкие. Лёгкий пух мягких вьющихся волос покрывал смуглую кожу на груди, уходя за пояс бриджей. Элли старалась не замечать этого, продолжая растирать его полотенцем, возвращая тепло и жизнь в холодное тело.
Он удивительно чистый, подумалось ей. Его тело не отдавало таким кисловатым запахом, который у неё ассоциировался с запахом Харта. Этот мужчина ничем не пах – ну, может, слегка мылом, свежим потом и… кожей? Лошадьми? Как бы то ни было, решила Элли, находиться с ним рядом не являлось тяжким испытанием.
Несмотря на крепкие мускулы, мужчина был худ. Элли могла сосчитать его рёбра. А живот над поясом бриджей был плоским, даже чуть впалым. На коже она заметила множество мелких шрамов, не от недавних ран. Мужчина, который, возможно, всю жизнь воевал. Она взглянула на его руки. Не бледные руки благородного человека. Сильные, смуглые, натруженные, суставы сбиты и опухли. Быть может, он работает на ферме, или что-нибудь в этом роде. Это объяснило бы и мускулы, и худобу. Определённо, он не был богатым человеком. Одежда, пусть и хорошего качества, была старой и поношенной. Рубашку несколько раз неумело штопали. Как и бриджи.
Бриджи. Холодные и мокрые, они облепили его ноги. Их необходимо было снять. Элли сглотнула, потянулась к поясу, но задержалась, когда её дочь вбежала в комнату со стопкой полотенец в руках.
– Умница. Теперь, моя хорошая, беги наверх и принеси одеяло с моей кровати и горячий кирпич.
Эми снова умчалась, а Элли глубоко вздохнула. Она ведь знакома с мужской анатомией, твёрдо сказала она себе, расстёгивая промокшие бриджи. Была замужем. Но этот человек не был её мужем. И для начала, он гораздо крупнее.
Элли, перекатывая незнакомца на коврике, потянула с его бёдер бриджи, стягивая их всё ниже. Тяжёлая мокрая материя упрямо цеплялась за холодную кожу. Наконец, ей удалось справиться с ними. Дрожа, она села, откинувшись на пятки. Мужчина лежал перед нею обнажённый, а Элли уставилась на него, не в силах отвести взгляд. Затем поспешно набросила на бёдра мужчины полотенце.
– Это не твой папа.
Эми странно посмотрела на мать и снова побежала наверх. Элли подтащила мужчину как можно ближе к огню. Как только дочка вернулась с кирпичом, Элли поместила его в камин. Согрела немного супа и процедила его через материю в чайник.
– Суп из чайника? – захихикала Эми над этакой глупостью.
Элли улыбнулась, испытав облегчение от того, что девочка нашла причину посмеяться.
– Это займёт какое-то время, так что, юная леди, пора вам обратно в постельку.
– О, но, мама…
– Он ещё будет здесь утром, – отрезала Элли. – У нас тут уже есть один больной – не желаю, чтобы ещё и ты простудилась. Так что, мисс, живенько в кровать.
Она поцеловала дочку и мягко подтолкнула её к двери. Эми неохотно подчинилась. Элли спрятала улыбку. Её любопытная кошечка не спала бы всю ночь, если бы могла.
Она тщательно промыла рану на голове и наложила горячую повязку с травами, чтобы очистить рану окончательно. Незнакомец застонал и попытался отдёрнуть голову.
– Тшш. – Она провела рукой по его волосам, крепко удерживая припарку у раны. – Немного жжёт, но вам полегчает.
Мужчина затих, однако Элли чувствовала напряжение в его теле, словно какая-то его часть была в сознании. Защищалась. Она мягко успокаивала его, нашёптывая:
– Лежите спокойно. Никто не причинит вам вреда.
Постепенно его большое тело расслабилось.
Веки незнакомца дрогнули, и он медленно открыл глаза. Элли склонилась над ним, продолжая придерживать ему голову.
– Как вы себя чувствуете? – тихо спросила она.
Незнакомец ничего не ответил, глядя на неё синими глазами.
Как он себя чувствует? Так, словно голова вот-вот расколется. Он моргнул, силясь сосредоточиться на лице женщины. Хорошеньком лице, рассеянно подумал он. Нежная, гладкая кожа. Его взгляд скользнул по водопаду блестящих тёмных волос: от гладкого нежного лба до массы локонов, распавшихся вокруг плеч.
Кто она? И где они, чёрт возьми? На секунду он с трудом оторвал взгляд от женщины, осматривая комнату. Небольшая… коттедж? Его поместили в каком-то близлежащем коттедже? Иногда с ранеными так поступали: оставляли на сомнительное попечение крестьянок, пока продолжался бой… он нахмурился, стараясь припомнить. Они выиграли битву или проиграли? Или она всё ещё длится? Мужчина прислушался. Нет, грохота орудий не слыхать.
Он снова посмотрел на женщину. Сам вид дома ничего ему не говорил, но женщина… Он не мог отвести от неё взгляда. Добрые глаза, с беспокойством глядящие на него. Мягкие губы в тревоге сжаты. Прелестные губы. Волнуется? Или напугана? Он понятия не имел.
Мужчина попытался пошевелиться и услышал собственный стон. Голова просто раскалывалась от боли. Как будто кто рубанул по ней топором. Как это случилось? Шла кровь? Он попытался ощупать голову и обнаружил, что не может пошевелиться. Он в ловушке, проклятье! Не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Кто-то связал его. Его взяли в плен. Он начал вырываться.
– Тише, – успокаивающе произнесла женщина. Она принялась ослаблять путы на его руках. – Всё хорошо. Я просто плотно укутала вас в своё одеяло, вы же весь промокли, и я боялась, как бы вы не простудились.
Он посмотрел на неё. Кровь словно молотом стучала в висках. Болело всё тело, но хуже всего было голове. Его охватило смятение, и голова пошла крyгом.
Но тут его осенило. Женщина говорила по-английски. Не по-португальски, не по-испански или французски. По-английски – и не с каким-то там иностранным акцентом, а правильно. На его языке. Так где же они? Он попытался заговорить, спросить её. Его губы будто бы шевелятся, но язык не слушается. Его словно отрезали. Он чувствовал, как движутся его губы, но слова не шли. Сосредоточив взгляд на лице незнакомки, он попытался направить все силы на то, чтобы задать вопрос. Вопросы. Они просто разрывали его мозг.
Женщина снова опустилась на пол подле него и нежно отвела волосы ему со лба. Это было так хорошо, что он на мгновение прикрыл глаза, смакуя ощущение.
– Боюсь, у меня нет бренди, – извиняющимся тоном произнесла она. – Есть только суп. Вот, выпейте немного. Он придаст вам сил и согреет.
Согреет? Неужели ему надо согреться? Он понял, что дрожит. Он поднял голову, и хотя понимал, что женщина обращается с ним со всей возможной осторожностью, всё равно в висках застучало, перед глазами всё завертелось, и он почувствовал, что теряет сознание. Но потом женщина прижала его голову к своему плечу, крепко, и надёжно, и… как-то участливо. И он ухватился за её бедро, упрямо цепляясь за остатки сознания, и постепенно почувствовал, что затягивающая его чернота отступила.
Он вздрогнул, когда что-то клацнуло о зубы.
– Это всего лишь чайник, – тихо проговорила женщина. – В нём тёплый бульон. Выпейте, он вам поможет.
Ему хотелось сказать ей, что он всё-таки мужчина и в состоянии выпить бульон сам, из чашки, а не из чайника, как какой-то беспомощный младенец, но слова не шли с языка. Женщина наклонила чайник, и он должен был либо сделать глоток, либо пролить бульон на себя. Он проглотил. Бульон был хорош. Тёплый. Вкусный. Питьё согрело его изнутри. А она была такой славной и мягкой – её грудь у его лица, рука, обнимающая его, удерживая его подле себя. Ощутив слабость, он закрыл глаза и позволил кормить себя, как ребёнка.
Он пил бульон медленно, маленькими глотками. Лица касалось тёплое дыхание женщины. Казалось, она знает, по сколько давать ему отпить и когда ему надо отдохнуть между глотками. Он чувствовал запах её волос. Хотелось повернуть голову и зарыться в них лицом. Вместо этого он пил бульон. В очаге трещал огонь. Снаружи завывал ветер, стуча в двери и окна. В домике было холодно, пол под ним был твёрдым и промёрз, но, как ни странно, мужчине было тепло, уютно и безопасно.
Полусидя, полулежа подле незнакомой женщины, он покончил с бульоном и позволил ей вытереть ему губы, как маленькому. Минуту-другую они просидели в обоюдном молчании, а в голове у него водоворотом кружились невысказанные вопросы, также как кружился, закручивался вихрем ветер за окном.
Внезапно к нему пришло осознание того, что под одеялом он совсем голый. И уставился на женщину с ещё одним молчаливым вопросом. Кто она такая, что раздела его?
Словно угадав, чего он хочет, женщина зашептала ему на ухо:
– Вы оказались у моего дома примерно час назад. Не знаю, что с вами стряслось до этого. Вы были полураздеты и насквозь промокли. Замёрзли. Бог знает, сколько вы пробыли на морозе и как добрались до моего дома, но у дверей вы потеряли сознание…
– Папа уже проснулся? – раздался голосок, похожий на птичью трель.
Папа? Он открыл глаза и уставился на подвижное личико, с которого на него смотрели блестящие любопытные глазки. Дитя. Девчушка.
– Сейчас же в постель, Эми, – строго сказала женщина.
Мужчина вздрогнул и дёрнул головой, и в глазах снова потемнело. Когда он открыл их, то не знал, сколько времени прошло. Он уже не опирался на плечо женщины, а детское личико исчезло. А он весь дрожал, и сильно.
Женщина склонилась над ним, в тёмных глазах отражалось беспокойство.
– Простите, – пробормотала она. – Я не хотела вас трясти. Дочь напугала меня, только и всего. Всё в порядке? – лёгкая морщинка залегла между бровями. – Кровотечение прекратилось, и я перевязала вам голову.
Он едва понимал её. Всё, что он понимал, это только то, что голова болела невыносимо, и женщина беспокоилась за него. Он поднял руку и медленно провёл по её щеке тыльной стороной. Всё равно что потрогать прекрасный, прохладный, мягкий шёлк.
Она вздохнула и отстранилась.
– Боюсь, вы замёрзнете, если я оставлю вас здесь на каменном полу. Даже если огонь будет гореть всю ночь – а дров всё равно не хватит – каменный пол утянет всё тепло.
Он только смотрел на неё, стараясь побороть дрожь в теле.
– Вас можно согреть только в постели. – Женщина покраснела и отвела глаза. – У… у меня всего одна кровать.
Он нахмурился, стараясь понять, что она говорит, и не в силах отгадать, почему она так нервничает. Он всё ещё не помнил, кто она такая – удар совсем его доконал, – но девочка назвала его папой. Он пытался думать, но это лишь причиняло новую боль.
– Она наверху. Кровать. Я вас туда не дотащу.
Недоразумение разъяснилось. Незнакомка беспокоилась насчёт его способности подняться наверх. Он кивнул и стиснул зубы, переживая накатившую новую волну дурноты. Уж это-то он мог сделать ради женщины. Он поднимется по лестнице. Ему не нравилось, что она волнуется. Он протянул ей руку и заставил себя подняться. Жаль, что ему никак не вспомнить её имя.
Элли схватилась за протянутую руку и тянула, пока мужчина не встал прямо – дрожащий и ужасно бледный, но он стоял на своих ногах и был в сознании. Она подоткнула одеяло ему подмышки и завязала узлом на плече на манер тоги. Элли надеялась, что ему достаточно тепло. Босые ноги, скорее всего, мёрзли, но лучше пусть так, чем он запутается в одеяле и споткнётся. Или окажется голым.
Элли подставила мужчине плечо и повела к лестнице. Сперва надо было войти в узкую дверь с низкой притолокой – дом явно не был рассчитан на такого высокого человека, как незнакомец.
– Пригните голову, – сказала Элли. Он послушался, но потерял равновесие и качнулся вперёд. Элли, вцепившись в него, прислонила к двери, чтобы удержать на ногах. Испугавшись, что мужчина выпрямится и ушибётся о притолоку, она обхватила его голову одной рукой, притягивая ближе к своей. Незнакомец повис на ней, полубессознательно, тяжело дыша, одной рукой обнимая её, другой ухватившись за перила. Его губы, оказавшемся совсем близко к её лицу, побелели от боли.
Наверх вели всего четырнадцать узких крутых ступеней, но потребовалось сверхчеловеческое усилие, чтобы довести незнакомца до второго этажа. Мужчина, казалось, вот-вот потеряет сознание, если б не сосредоточенное выражение лица и не упрямые шаги, когда он медленно переставлял ноги. Непослушными руками он ухватился за перила и буквально втаскивал себя наверх, отдыхая после каждого шага, шатаясь от слабости. Элли крепко обнимала его, поддерживая изо всех сил. Он был крупным мужчиной, она бы не смогла удержать его, начни он падать. А если упадёт, то может уже и не очнуться.
Они едва ли обменялись несколькими словами, это была тяжёлая молчаливая битва. Один болезненный шаг за другим. Время от времени Элли ободряюще бормотала: «Мы прошли уже почти половину», «осталось всего четыре ступеньки», – но не имела ни малейшего понятия, понимает ли её незнакомец. Единственные звуки, которые он издавал, были напряжённый хрип или резкий болезненный стон в самом конце этого испытания. Одной лишь силой волей он цеплялся за остатки сознания. Элли ещё не приходилось видеть такого упрямства или такой силы духа.
Наконец они добрались до конца лестницы. Прямо перед ними была комнатушка, куда втиснули кроватку Эми, – клетушка размером не больше шкафа, но вполне уютная и тёплая. Направо была спальня Элли.
– Пригнитесь ещё раз.
Теперь она была готова, когда мужчина снова качнулся вперёд и, спотыкаясь, вошёл в комнату. Ей удалось направить его в сторону отгороженного пологом алькова, где была её постель. Незнакомец со стоном повалился поперек кровати и застыл, не шевелясь. Элли, задыхаясь, упала рядом, ослабев об облегчения. Её дыхание клубилось паром в ледяном воздухе. Надо укрыть мужчину, пока он ещё не остыл от трудного подъёма по лестнице.
У Элли не нашлось для него ночной сорочки. Он был слишком широк в плечах и груди для любой её одежды, а вещи, оставшиеся после Харта, она давно продала. Два её тонких одеяла не казались настолько тёплыми, чтобы спасти лежащего без сознания незнакомца от простуды. Самые толстые и тёплые одеяла были в постели Эми.
Элли укрыла мужчину простынёй и подоткнула края под тело. Собрала всю свою одежду и набросила поверх – платья, шали, выцветшую мантилью, поношенный плащ – всё, что укроет от холода. Достав горячий кирпич, она положила его в ноги мужчине и отошла. Больше для него ей нечего было сделать. Тут Элли поняла, что сама дрожит. И ноги замёрзли. Обычно она забиралась в постель, чтобы согреться.
Но сегодня в её постели посторонний.
Кроватка Эми была всего лишь узкой лежанкой, по размерам подходившей только ребёнку. Там не было места для Элли. Камин внизу постепенно гаснет. Она уселась на стул, подтянула колени к груди и как можно плотнее завернулась в шаль, создавая иллюзию тепла. Элли посмотрела на незнакомца. Он лежал, такой тёплый, расслабленный, в уюте, в то время как она, обхватив себя за плечи, пыталась согреться. Он слаб. Он без сознания. Он не узнает, что она лежала рядом с ним.
На цыпочках приблизившись к постели, Элли взглянула на мужчину. Он лежал на спине, дыша ровно и глубоко. В слабом свете свечи белая повязка резко выделялась на фоне смуглой кожи и густых тёмных взъерошенных волос. На худых щеках была заметна тень щетины. В её постели он казался таким огромным, тёмным, угрожающим. Он занимал на кровати гораздо больше места, чем она сама. А что если он очнётся? Нет, так нельзя. Элли поплелась обратно на стул. Становилось всё холоднее. Вокруг неё гуляли сквозняки, кололи её кожу, впивались, как крысы. Стук её зубов эдаким безумным эхом вторил глубокому и ровному дыханию мужчины.
Выбора не было. В конце концов, это её кровать. Если она замёрзнет насмерть, пользы от этого, что ему, что ей не будет. Что такое приличия, когда речь идёт о её здоровье? Элли помчалась вниз за сковородой. Она глубоко вздохнула, плотнее закуталась в простыню и ступила за полог со сковородкой в руке. Чувствуя, что сжигает за собой мосты, она задвинула занавеси, отсекая сквозняки. В крошечном закрытом пространстве она чувствовала себя ещё более наедине с незнакомцем, чем когда-либо…
Снаружи в окна стучали градины.
Осторожно, украдкой Элли затолкала сковороду под матрас, так, чтобы можно было дотянуться, и скользнула под одеяла. Мужчина не просто лежал в её постели, он занял её почти целиком. И почти все одеяла. Элли внезапно оказалась прижатой к нему от плеча до лодыжки. Старые простыни – вот единственная преграда между ними. Беспокойство не покидало её. Она толкнула мужчину:
– Ш-ш-ш! Вы очнулись? – её рука застыла в воздухе, готовая в любой момент схватить сковородку.
Незнакомец не пошевелился, он просто лежал, дыша медленно и ровно, как и в последнюю четверть часа. Элли попыталась отодвинуться, но от его веса матрас прогнулся, и она всё время скатывалась под бок мужчине. Это было очень тревожное ощущение. Она поёрзала, стараясь увеличить расстояние между ними. Простыня сбилась, замёрзшие пальцы коснулись его длинных ног… и Элли вздохнула от удовольствия. Он был такой тёплый, просто как печка.
Уж не лихорадка ли? Элли протянула руку в темноту и коснулась лба мужчины. Вроде бы холодный. Но это, возможно, от ледяного ночного воздуха. Она скользнула рукой под одеяло, чтобы пощупать грудь. Кожа была тёплой и сухой, мускулы под ней – твёрдыми. Не чувствовалось, что незнакомца лихорадит. Он был такой… приятный.
Элли отняла руку и завернулась в свой кокон из одеял. Она решительно закрыла глаза, пытаясь прогнать беспокойство от того, что в её постели находится мужчина. Разумеется, спать она не станет – её пугала возможность, что он очнётся, – но, во всяком случае, она хотя бы в тепле.
Строго говоря, ей прежде не приходилось спать в одной постели с мужчиной. Харт не утруждался оставаться с ней дольше, чем было необходимо. После соития он немедленно уходил, а как только Элли понесла, то вообще перестал ложиться с ней в постель. Так что само по себе ощущение спящего подле неё мужчины вызывало… беспокойство.
Она чувствовала его запах, запах мужского тела, аромат травяной припарки, которую она приложила к ране. Его большое тело заполнило постель. Одеяло приподнялось так, что между ним и телом Элли оказалось пустое пространство, куда проникал холод. Она придвинулась ближе, чтобы уменьшить этот разрыв, но всё ещё лежала скованно, отстраняясь от незнакомца, от места, где прогибался матрас.
Медленно и как-то само собой тепло его тела согрело Элли, и постепенно её напряжение ослабло. Её успокаивало то, что мужчина лежал неподвижно, убаюкивал ровный ритм его дыхания, и, наконец, она уснула.
А во сне её тело прижалось к его, невольно заполняя всё ещё остающееся между ними пространство. Холодные пальчики её ног, выбившись из простынного кокона, касались его обнажённых ног. Рука Элли покоилась на тёплой, твёрдой и широкой мужской груди между слоями укрывающей их ткани.
Элли разбудило тусклое зимнее солнце, освещавшее маленькую пустую комнатку, пробиваясь через занавеси алькова. Чувствуя уют, спокойствие и довольство, Элли сонно зевнула, потянулась… и поняла, что прижимается к мужскому боку, ногами обхватывает его ногу, ещё и рукой обнимает.
Она выскочила из постели, как камень из катапульты, и встала, дрожа на холоде, уставившись на незнакомца, недоумённо моргая, припоминая недавние события. Затем схватила что-то из одежды и поспешила вниз, развести огонь.
Мужчина проспал весь день. Не считая того, что он спал как убитый, Элли не смогла обнаружить каких-либо ещё признаков нездоровья. Несколько раз она проверяла рану на голове. Рана больше не кровоточила, не наблюдалось и следов инфекции. Дыхание мужчины по-прежнему было глубоким и ровным. Его не лихорадило, он не ворочался в постели. Время от времени он что-то бормотал, и каждый раз Эми неслась вниз, чтобы передать это матери.
Девочка была им просто очарована. Элли удалось убедить её не называть мужчину папой, но отогнать её от постели было невозможно. На улице слишком холодно, чтобы отпустить ребёнка поиграть, а размеры домика предполагали, что раз Эми не внизу с матерью, то она наверху смотрит на незнакомца.
Это безопасно, твердила себе Элли. И даже мило. Пока Эми наверху играла в куклы, она рассказывала спящему какие-то длинные, путаные сказки и немножко фальшиво пела песенки. Она рассказала о своей волшебной рождественской красной свече, которая привела его домой. Девочку, казалось, не заботило, что человек не отвечает на её болтовню, а просто спит.
Совсем другое дело будет, когда он очнётся. Если он вообще когда-нибудь очнётся.
Возможно, следовало пригласить доктора Джидса. Но Элли его недолюбливала. Доктор Джидс модно одевался, но рабочие инструменты у него были грязные. Он сделает мужчине кровопускание, даст какую-нибудь гадость собственного изобретения и заломит за это втридорога. У Элли было мало денег и ещё меньше доверия к этому врачевателю. Кроме того, Джидс был другом её домовладельца.
