Текст книги "Венецианское ожерелье"

Автор книги: Анна Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Но вот он закончился. Андреа протянула Заку ключ. Он открыл дверь, и они оказались внутри и в объятиях друг друга.

Узкие полосы лунного света лежали на полу, просачиваясь сквозь балконную дверь. Зак подошел к окну, поднял жалюзи, и потоки лунного света залили Андреа, неподвижно стоящую в центре комнаты. Он вспомнил, что вечером здесь играла музыка, и включил радио. На этот раз музыка была иной: романтичной, классической. Словно сама эта ночь обрела звучание.

Зак вновь обернулся к ней. Теперь, когда они остались наедине, можно было не торопиться. Они знали, что должно было произойти, и хотели, чтобы это произошло легко и непринужденно, без спешки.

– Ты похожа на принцессу эпохи Ренессанса, – сказал Зак. – У тебя кожа, как лунный свет. Это было первое, о чем я подумал тогда, когда ты вошла ко мне в офис. Мне пришлось отвести глаза и вновь взглянуть на тебя, чтобы убедиться в том, что ты и в самом деле существуешь. Я даже дотронулся до тебя в тот раз, помнишь?

Андреа кивнула. Как она хорошо это помнила!

– Ты и была настоящей, но казалась такой легкой, такой хрупкой. Когда я обнял тебя тогда, в кабинете… Неужели это было только вчера? – удивленно спросил он.

Его голос, казалось, доносился откуда-то издалека, и слова были необычными, почти нежными, даже поэтичными. Словно они были одни где-то в затерянном и позабытом среди других времен столетии, такие далекие от всего остального мира.

– Да, – произнесла она.

Половина комнаты лежала между ними, и никто не двигался.

– Но ты не такая уж хрупкая, – сказал он.

– Я сильнее, чем кажется на первый взгляд.

– Я уже понял. Сегодня, на пляже, когда ты обняла меня. И я вновь почувствую это! – поклялся Зак и двинулся ей навстречу.

И ее руки вновь обвились вокруг него, такие же крепкие, как и его объятия. Губы Зака прикоснулись к ее губам, сначала нежно, потом все более страстно, словно его желание вспыхнуло с новой силой. Андреа почувствовала, как огонь страсти растекается и по ее телу. Она уже не смогла бы отрицать свои чувства, даже если бы захотела. Так естественно было ощущать себя в его объятиях, жаждать этой близости.

Андреа провела кончиком языка по губам Зака дразнящим, призывным движением и легонько, почти умоляюще прикусила уголок его рта. Зак отозвался на поцелуй, еще плотнее прижал ее к своей груди, нащупал руками застежку сарафана и одним движением стянул его через голову Андреа. Ее нежная, изящная грудь предстала перед его взором, обнаженная, готовая принять ласки его рук, ощутить прикосновения его губ.

Но Зак неторопливо отступил на шаг назад. Отбросил платье на стул. Андреа стояла перед ним, вся как на ладони, в трусиках от бикини, которое он приметил еще с вечера. Это воспоминание заставило Зака улыбнуться, и его глаза задержались на них, прежде чем охватить ее стройные, красивые ноги в босоножках на высоком каблуке. И он вновь улыбнулся. На этот раз потому, что, кроме крошечных бикини и босоножек, на Андреа ничего не было.

Внезапно, словно следуя за подъемом музыкальной фразы, взгляд Зака вернулся к маленьким, аккуратным холмикам ее грудей. Инстинктивно Андреа потянулась, чтобы прикрыться, но Зак покачал головой и отвел ее руки назад. Он дотронулся до нежной, матовой кожи, и соски тут же напряглись и затвердели под его пальцами. Андреа судорожно вдохнула, но он был нежен, мягко обводя контуры ее груди и бережно принимая их в чаши своих ладоней. Он приостановился, чтобы еще раз окинуть ее взглядом, и провел руками по плечам Андреа и дальше, по спине, словно прикасался к прекрасному произведению искусства.

От этого прикосновения Андреа пронзила дрожь, в ее глазах затрепетал огонь, отразившийся в мерцании музыкальных ритмов. В ее притягательности была, казалось, какая-то невинность, неискушенность, когда она стояла перед ним с обнаженной грудью, такая тоненькая, с огромными глазами, сияющими на бледном лице. Дрожащими руками Андреа помогла Заку освободиться от пиджака, потом от галстука, расстегнуть рубашку. Одна вещь падала за другой, и каждый раз ее руки двигались все быстрее в такт убыстряющейся музыке. В ней, как и в их движениях, проявлялось нетерпение. Зак стянул с себя рубашку, отбросил в сторону, жадным движением подхватил Андреа на руки и отнес ее на постель.

Он на мгновение дотронулся до тонкой ткани ее трусиков, прежде чем поддеть пальцами мягкие края и спустить их ровно настолько, чтобы стал виден яркий темный треугольник на матовой белизне ее кожи. Черный, знойный эбонит и прозрачность слоновой кости. Взгляд Зака скользил между этой темной тенью и бедрами Андреа все время, пока его руки стягивали бикини все ниже и ниже по ее стройным ногам.

В порыве Зак сдернул с себя оставшуюся одежду и бросил в беспорядке на ковер. Он навис над Андреа, и она могла видеть его всего, обнаженного, изнемогающего от желания. С еле слышным стоном она протянула руки к Заку и привлекла его к себе.

Поцелуй его был нежен, он бережно прижал к себе ее хрупкое, изящное тело, пытаясь отсрочить неизбежное. Настанет время, и они подойдут к этому моменту, но медленно, неторопливо, со всем напряжением сдерживаемой страсти. Зак гладил легкими, скользящими движениями ее бедра, пока не ощутил меж пальцев влажный, истекающий любовным соком центр наслаждения. Умело, остро и бережно заиграли кончики пальцев мелодию любви. Так музыканты, наверное, отдаются импровизации на превосходном, отзывчивом инструменте. Андреа с тихим вздохом закрыла глаза. Весь мир перестал для нее существовать. Были только Зак и музыка.

Крик наслаждения сорвался с ее губ, влился в звенящую мелодию и смолк, заглушенный поцелуем Зака. В исступлении она прошлась влажным, горячим языком по его верхней губе, прихватила, слегка покусывая, нижнюю и бесстыдно вонзила язык между ними, проникая все дальше и дальше, в каждую складочку его вкусного, жадного рта, пока огненные прикосновения ее языка не заставили Зака застонать от возбуждения.

– Ты просто волшебница, – хрипло, сбиваясь, говорил Зак. – Чаровница. Я и представить такого не мог.

Андреа промолчала. Ее удивило не столько собственное бесстыдство, сколько неожиданное, неистовое желание ублажить, довести ласками до беспамятства этого человека. Ощущение было для нее новым. Никогда еще Андреа не теряла головы, но в тот момент, затянутая неодолимым водоворотом страсти, она забыла обо всем, кроме прикосновений его рук и силы своего желания.

Зак ласково нашел ее губы своими, покрыл чуткими, легкими поцелуями шею, лицо – отяжелевшие веки, аккуратный носик, щеки. Руки Андреа то плавно поднимались вверх по его спине, то вновь скользили вниз. Ей нравилось ощущение его кожи под легкими пальцами, хотелось раствориться в нем, стать его частью, слиться воедино.

Когда Зак заговорил вновь, его хриплый голос прерывался от желания:

– Я хочу, чтобы это стало чем-то незабываемым для тебя, Андреа. У нас впереди целая ночь. Вся ночь принадлежит нам.

Андреа подняла глаза, легко повторила кончиками пальцев изгибы его губ, бровей. Зак. Невозможное свершилось. Она была здесь, с ним, в его объятиях. Андреа страшила та грань, которую им предстояло перейти, но пути назад уже не было. Ее желание слишком велико.

Она улыбнулась.

– Разве может быть иначе, – прошептали ее губы, – если я здесь, с тобой?

В ее жизни не было других мужчин, кроме Паоло. Никто другой не мог заставить ее тело мучительно трепетать в ожидании близости. Зак, кажется, понимал это, понимал, что она ждала… Андреа казалось, что в ее жилах течет расплавленный огонь. Не было таких слов, которые могли бы описать это ощущение: она жаждала слиться с Заком и в то же время хотела, чтобы длилась и длилась дразнящая, мучительная игра. А вокруг них властно нарастало звучание музыки, вторя ее желанию.

Зак прикоснулся губами к упругой, нежной коже груди, страстно обвел языком ее контуры, постепенно сужая бесконечные плавные круги, и вот его губы уже завладели розовым, напряженным бутоном, жадно посасывают его, и волны острого наслаждения захлестнули Андреа.

Она выгнулась ему навстречу. Где-то вдалеке звенящие голоса скрипок вознеслись в недосягаемые выси, чтобы слиться с мощным хором оркестра, когда Андреа обхватила руками шею Зака и запустила пальцы в его густые темные волосы, умоляя взять ее сейчас. Прямо сейчас!

Настойчивая дробь барабанов эхом повторила эту просьбу, когда Зак подвел руку Андреа к неоспоримому свидетельству его страсти. И она прикоснулась к нему, сначала нерешительно, а потом все смелее, с любовным трепетом, зная, что он откликнется на призыв, идущий из глубины ее тела, и ответ этот будет равен по силе ее призыву, когда, увлекаемые страстью все выше и выше, они сольются в едином аккорде.

Зак опустился над ней на колени, и лицо его стало олицетворенной страстью. Все слилось и растворилось в жажде, от которой его глаза сделались темными и бездонными, огненными знаками начертавшей на этом лице символ желания. И все же он обуздал свой порыв и вошел в нее медленно, бережно. Она такая крохотная, такая доверчивая. Он не хотел причинить ей боль.

Андреа обхватила своими маленькими, сильными руками спину Зака и притянула его к себе. Она была готова к этому. Ее нетерпеливое, трепещущее тело раскрылось ему навстречу, жаждало принять его внутрь целиком, слиться с ним воедино. Он двигался мягко, медленно, пока ее тело не отозвалось ответным движением, и вот их тела уже в едином ритме, в единой совершенной гармонии. Слова перестали существовать. Только вздохи, стоны и крики наслаждения были тем единственным языком, которым владела их страсть. И лишь на этом языке говорили их тела, когда они открывали для себя все новые и новые возможности этого единения. Движения во власти единой страсти становились все более и более стремительными, сильными. И, подхваченные бурным течением музыки, они взмывали на волнах ее кристально чистых звуков и неслись к неудержимо приближающемуся водопаду финального крещендо.

Обессиленные, опустошенные, застыли они в объятиях друг друга. Руки их все еще были напряжены, и ногти впивались во влажную кожу, и сердца рвались из груди, но вечность уже накрыла их тенью своего крыла. Прошло и это. Умиротворенные, расслабленные, закачались они на теплых волнах ночи. На губах Андреа играла легкая улыбка. Сейчас, при свете луны, она заметила отсвет этой улыбки на лице Зака. Он открыл глаза и уютно устроил ее возле себя до утра, и Андреа знала, что ему от этого так же хорошо, как и ей.

Глава 8

Жалюзи были подняты, и номер Андреа купался в ярких лучах солнечного света. Они просочились сюда уже давно, робкие и нежные поначалу, набрали силу и ярким безжалостным огнем прорвались сквозь окно, чтобы заполонить всю комнату. Андреа вздрогнула и проснулась. Попыталась было перевернуться на другой бок, но что-то прижимало ее к постели и мешало пошевелиться. Она заерзала, пытаясь высвободиться, не разлепляя крепко сомкнутых век: палящее солнце ощущалось даже с закрытыми глазами. Ей по-прежнему не удалось сдвинуться с места. Андреа нехотя приподняла веки и увидела, что ей мешало: рука Зака лежала на ее животе, а нога вжала ее бедро в постель.

– Ты ведь не пытаешься от меня ускользнуть? Скажи мне. – Голос Зака со сна был хриплым.

– Мне удивительно, что ты еще вроде бы здесь, – честно ответила она.

– Не в моих правилах удирать под покровом ночи. По крайней мере не от тебя, Андреа. – Он уже вполне проснулся и привлек ее к себе.

Довольная и сытая после бурной ночи, сонная, она чувствовала тяжесть во всем теле. Андреа лениво сощурила глаза и подумала, что, если бы он поднялся и опустил жалюзи, она бы с удовольствием еще немного поспала. Но он их не опустил, он даже не сдвинулся с места, только его руки ласково бродили по ее телу, вызывая ответный трепет. И она покорилась их волшебству. Она никак не ожидала, что между ними возможна такая близость. Лежать вот так рядом с ним ранним утром, ощущать тепло его тела, томно сливающееся с ее теплом. В этом было что-то необычное, пронзительно-нежное, почти невозможное.

Когда Зак поцеловал ее, она ощутила растущее желание и покорилась этому чувству, позволив себе раствориться в мягко накатывающих волнах удовольствия. Буря страсти, обрушившаяся на них в темноте ночи, утихла и сменилась приливом нежности и ласки, игривыми, легкими поцелуями, дразнящими прикосновениями пальцев. Андреа осторожно дотронулась до лица Зака, провела подушечками пальцев от переносицы вниз, к кончику носа, и дальше, по линии скул, к шраму на его щеке. Шероховатая колкость появившейся за ночь на его лице щетины стала еще одной приятной неожиданностью в этом путешествии.

Оба они чувствовали себя удивленными и благодарными путешественниками в прекрасных неизведанных землях, щедро расточающих свои богатства, ничего не требуя взамен. Но то, что начиналось как легкая ленивая игра, захватывая их все больше и больше, неминуемо должно было закончиться близостью. Но даже тогда им незачем было торопиться. Они уже познали друг друга – у них было время. И это время стало их временем. Их тела соединились в едином танце, полном радости и гармонии. И когда все уже закончилось для них в последнем общем аккорде, Зак долго еще не размыкал своих объятий, вновь и вновь шепча ее имя. Полная радости и изумления, Андреа почувствовала, что погружается в сон, который на время разогнали солнечные лучи. На ее лице блуждала блаженная улыбка: хотя солнце и заставило ее встрепенуться, проснулась она все-таки из-за Зака.

– Я бы вот так целый день провалялась, – пробормотала она и, прежде чем окончательно провалиться в сон, успела подумать, до чего же все было чудесно и как хорошо было бы проснуться опять в его объятиях.

Все вышло не совсем так, как ей хотелось. Часом позже Зак бесцеремонно сдернул с нее простыню и протащил ее через всю кровать туда, где он уже пятнадцать минут сидел, нетерпеливо поглядывая на нее и недоумевая, когда же она наконец соизволит проснуться.

Андреа немного поворчала, а потом устроилась у него на коленях.

– Все равно нам рано или поздно придется покинуть эту гостеприимную комнату и выйти на свет Божий, – поддразнил ее Зак.

– Ни за что! – ответила Андреа, прильнула к нему, обхватив руками спину Зака, и спрятала голову у него на груди. Она подтянула ноги и застыла тугим калачиком в его объятиях. Андреа не чувствовала себя готовой отстраниться от всего этого и встретиться лицом к лицу с тем миром, о котором он говорил. По крайней мере не сейчас. Но Андреа уже чувствовала, что проснулась, и пробуждение принесло с собой мысли. Она думала о Заке, думала о них обоих.

Хотя они не произнесли ни слова о любви, Андреа знала, что такого человека, как Зак, она смогла бы полюбить. Все ее сомнения и страхи растаяли под его поцелуями и ласками.

Зак легонько ущипнул ее за ягодицу:

– Вижу, вижу: ты не спишь. Так что приоткрой свои ясные очи и скажи мне, что ты думаешь о том, чтобы устроиться здесь поуютнее?

Андреа спрятала улыбку у него на груди и повернула голову так, чтобы можно было говорить без риска быть неправильно понятой:

– Я только думала-гадала, как повлияет то, что между нами произошло, на положение вещей.

– Значит ли это, что мне необходимо уволить тебя с должности коллектора и нанять уже в другом, несколько более сомнительном качестве? – засмеялся Зак. – Нет, конечно. Я хочу, чтобы ты закончила работу. Это по-прежнему очень важно. Изменилось только одно. Теперь ты и сама по себе много для меня значишь.

Вот и все, хотя она дала ему достаточно времени, чтобы сказать больше.

Зак закрыл глаза и расслабленно откинулся на изголовье кровати, увлекая Андреа за собой. Выражение удовлетворенности, сквозившее во всем облике Зака, смягчило резкие черты его лица. Он не был готов к тому, что ему предстояло сейчас услышать, к тому, чем она собиралась с ним поделиться. Пальцы Андреа бродили по его мускулистой груди, зарываясь в заросли густых вьющихся волос. Все-таки она решила начать разговор. Попыталась убрать руку, но Зак накрыл ее своей ладонью:

– Не надо, Андреа. Твои руки такие мягкие, такие нежные…

– Я не могу говорить, когда мы заняты этим. А мне надо с тобой поговорить. У нас есть что обсудить, Зак, – упорно продолжала она, стараясь не обращать внимания на то, что он в это время нежно покусывал кончики ее пальцев.

Его глаза приоткрылись.

– В самом деле?

– Да. Очень важная вещь, которую тебе необходимо знать.

Андреа попыталась высвободиться из рук Зака, чтобы сесть напротив, но он не дал ей даже пошевелиться.

– Ну уж нет. Или мы говорим вот так, или никакого разговора не выйдет, – вынес он свой вердикт, все еще не уловив серьезности в ее тоне.

Андреа закусила нижнюю губу и нахмурилась. Зак не мог разглядеть выражения ее лица и продолжал дурачиться:

– Ну, конечно, теперь ты скажешь мне, что получила эту работу, предъявив поддельные документы и рекомендации.

Сердце Андреа словно подскочило и забилось так, будто хотело вырваться из ее груди.

– Что ты вовсе никакой не коллектор, а диверсант, подосланный, чтобы истребить на корню все кофейные деревья Нэвиллов.

Она расслабилась и даже издала нечто отдаленно напоминающее смех, но ей по-прежнему казалось необходимым рассказать Заку то, что она и не собиралась говорить ни ему, ни кому-либо еще, пока в составлении каталога не будет поставлена последняя точка. То, что между ними произошло, те чувства, которые она сейчас испытывает, а Андреа была уверена, что в этом они взаимны, заставило ее изменить свои планы. Всего она ему не откроет, Андреа чувствовала, что еще не готова говорить о своем прошлом. Драгоценности Каппелло пока не найдены, чего не скажешь об ожерелье Леонардо Доны. И он просто обязан знать об этом.

– А вот и нет, – сказала она, пытаясь подстроиться к игривому тону Зака. – Я и в самом деле коллектор, и даже весьма неплохой. Я знаю, что делаю, Зак.

Он протянул руку, взял ее за подбородок и повернул к себе лицом. Посмотрел на нее узкими щелочками серебристых глаз:

– Звучит более чем серьезно.

– Так оно и есть.

Сделав глубокий вдох, Андреа рассказала ему о той части коллекции, с которой уже успела познакомиться, об ожерелье Леонардо Доны и своих подтвердившихся подозрениях.

– Оно не может рассматриваться как принадлежащее к коллекции Нэвилла. Это ожерелье краденое, его необходимо вернуть Венеции.

Андреа почувствовала, как напряглось тело Зака, но выражение его лица не изменилось, и говорил он спокойно:

– Ты в этом уверена? Ошибки быть не может?

– Один шанс из тысячи, что я ошибаюсь, но мы можем легко это выяснить. Мне нужно только слетать в Нью-Йорк и засвидетельствовать подлинность ожерелья.

Самообладание Зака дало трещину.

– Ты хочешь взять ожерелье с собой в Нью-Йорк? – Его бровь недоверчиво поползла вверх.

– Да, – ответила она и нерешительно добавила: – Или мы можем сделать это вдвоем.

Так и не дождавшись ответа, она предложила другой вариант:

– Я уверена, что представители Венеции поторопятся сюда приехать, если в конце концов мы решим обратиться именно к ним. Это такая крупная находка…

– Давай не будем отвлекаться, Андреа.

Зак переместил ее так, что она оказалась напротив изголовья. Он спустил свои длинные ноги с кровати и сел, отвернувшись от нее. Теперь уже Андреа не могла видеть выражения его лица.

Уютное гнездышко его рук ускользнуло от нее, и вместе с ним ушло блаженное ощущение комфорта. Она должна была предвидеть, что так и произойдет, как только между ними ляжет тенью коллекция Нэвилла. Андреа надеялась, что этого не случится. А теперь единственным ее стремлением было узнать, что же чувствует сейчас Зак. Она не даст этому вот так закончиться.

– Значит ли это, что ты не хочешь, чтобы находка была засвидетельствована?

Андреа потянулась за подушкой, чтобы устроиться поудобнее, но заглянуть в лицо Зака ей не удалось.

– Мы же не можем делать вид, что ничего не произошло, – напомнила она.

Пока Андреа говорила, ее кольнуло подозрение: может быть, она ошиблась в этом человеке? А если он именно так и поступит?

Сердце на мгновение сжалось в груди, и это мгновение показалось ей вечностью.

– Конечно, мы не можем игнорировать факты, – отозвался он.

Только теперь Андреа поняла, что затаив дыхание ждала этого ответа. Она облегченно вздохнула.

Зак наконец обернулся, чтобы посмотреть на нее, но Андреа ничего не удалось прочесть в его взгляде.

– Если все так, как ты говоришь, и ожерелье подлинное, оно будет возвращено, но действовать придется осторожно и без спешки. Семье такие новости вряд ли придутся по вкусу.

– Догадываюсь.

Этого-то она и опасалась, именно поэтому Андреа никому ничего не рассказывала, предпочитая держать все в себе, и ему не собиралась, пока их близость не подтолкнула ее к откровенности.

– Я и сам не очень-то рад твоей находке, – заметил он с сарказмом. – Я надеялся спасти хотя бы кофейную плантацию, сделать так, чтобы она опять приносила доход. Твоя новость как удар. Наверное, эта вещь стоит немалых денег.

– Много сотен тысяч.

– И мы потеряем не только эти деньги. О нас поползет дурная слава, без скандала уж точно не обойдется. Инвесторы, с которыми я веду переговоры о плантации (сейчас они чуть ли не дерутся, чтобы ссудить меня деньгами), тут же разбегутся, как крысы с тонущего корабля. – Он помолчал и продолжил: – Ведь твоя находка никак не скажется на добром имени моего дяди.

– Он мог и не знать, что покупает, – сказала Андреа.

Зак пожал плечами. Его стальные глаза превратились в две узкие щели. Лоб прорезали морщины. Не осталось и следа от расслабленной умиротворенности, смягчившей было его черты. Андреа много бы дала, чтобы Зак стал прежним, но было слишком поздно. Она хотела было дотронуться до его лица, разгладить морщины, но что-то удержало ее от этого. Между ними уже не было той близости.

– Ты согласен с тем, что ожерелье необходимо вернуть? – помедлив, спросила она.

– Да, конечно же, – нетерпеливо отозвался он, – но я прошу тебя подождать, хотя бы до моего возвращения на Сент-Майкл. У меня здесь работы еще на день, и еще какое-то время нужно, чтобы, пока не поползли слухи, разобраться с финансовыми вопросами.

Андреа промолчала. Было еще слишком рано, чтобы давать какие-либо прогнозы относительно остальной части коллекции, но в ней росла уверенность, что этого явно будет мало, чтобы спасти плантацию и удовлетворить аппетиты членов этого семейства.

– Мне нужно, чтобы ты дала слово, Андреа, дала слово подождать.

– Поздно. Я уже рассказала, – едва внятно проговорила она. – Я уже рассказала Дэвиду.

– Марлоу? Черт, Андреа, лучше бы ты этого не делала.

– Мне казалось, что я поступаю правильно. В конце концов, он друг семьи, душеприказчик твоего дядюшки и временный управляющий поместья, – начала в ответ на его нападки оправдываться Андреа. Зак стиснул зубы. От него веяло ледяным холодом.

– Не стоило раньше времени выносить сор из избы. Прежде всего это семейное дело. Не так уж сложно было это понять.

– Да, это так, – признала Андреа.

Но это не все. Дэвид захочет узнать, что ей удалось выяснить в библиотеке.

– Дэвид спросит меня о результатах поездки, – сказала она Заку.

– А ты ему скажешь, что твои подозрения подтвердились. Только ни слова о том, что у меня возникли проблемы с деньгами. Ни ему, никому другому. То, что произошло между нами, не должно выйти за порог этой комнаты. Нашей комнаты, – добавил он, и голос его потеплел, напомнив ей о нежности прошлой ночи. – Согласна?

Андреа кивнула.

– Ну вот и хорошо. Умная девочка, – сказал он с улыбкой, и сковывавшая ее напряженность исчезла.

Вместе с Заком они смогут выстоять против недовольных наследников. Вдвоем они смогут вернуть ожерелье.

Зак раскрыл свои объятия, и она скользнула в свое уютное гнездышко, туда, где чувствовала себя счастливой и защищенной. Он обнимал ее и целовал, и она верила ему. Все устроится. Все будет хорошо.

Сходя в Виндзоре с самолета, Андреа улыбнулась пилоту. Ничто не могло сейчас испортить ей настроение. То, что уже не раз в ночной мгле представало перед ней загадочным, мрачным, пугающим, в ярких лучах солнца казалось интересным и даже милым. Аэровокзал со своими угрюмыми обитателями не стал исключением. Андреа радостно с ними поздоровалась.

Много неожиданного произошло за последние сутки, но все это вселяло в нее надежду. Она оказалась права в том, что касалось ожерелья Леонардо Доны, а в Заке ошибалась – большего счастья Андреа и представить себе не могла. А теперь она еще и доверилась ему. Это был серьезный шаг, но, без сомнения, верный. Для нее было большим облегчением знать, что он будет рядом с ней, когда настанет время рассказать обо всем Нэвиллам. Когда ей придется держать тройную оборону, ей понадобится любая поддержка, которой она только сможет заручиться.

Зак оставил Андреа ключи от «МГ». Она скользнула на сиденье. Компактная, изящная машина с радостным урчанием проснулась и словно сама собой помчалась сквозь мозаику солнечных бликов к Дрого-Мэнор. Андреа легко подъехала к дому. Мрачное строение больше не угнетало ее. Дурные предчувствия и привычное напряжение словно остались позади. На повороте, проезжая через ворота, Андреа увидела впереди смутные очертания неуклюжего гиганта и смогла по-новому, улыбкой, встретить этот странный, забавный дом, уже не леденящий ее кровь.

Солнце искрилось на его остроконечной крыше. Пушистые, легкие облачка затеяли игру в прятки среди башенок и дымовых труб, яркие птички то и дело перепархивали с карниза на карниз, вполне довольные своей жизнью под крылом обветшавшего свидетеля старины. Андреа вышла из машины и потянулась, широко раскинув руки, словно хотела вобрать в себя это яркое голубое небо. Какой чудесный день! Мысли о Заке переполняли ее, будущее сияло перед ней радужными красками, и весь мир вокруг купался в солнечном свете.

Бретт вышел в холл, чтобы поприветствовать Андреа, сочтя ее приезд веским основанием для того, чтобы запечатлеть на ее щеке поцелуй, который уголком задел ее губы. И вновь прикоснулся уже к другой ее щеке, сославшись на европейские традиции.

– Я только-только после ленча, – сообщил он Андреа. – Заходи. Харриет, накрой еще на одного человека! – крикнул Бретт.

Так и не получив ответа, он повысил голос. Со стороны кухни послышалось недовольное ворчание.

– Рейчел нынче вкушает пищу в городе, в избранном обществе местных мегер. Дориан наверху, переодевается. А потом у нас по плану прогулка верхом, – между прочим сказал он, с трудом сдерживая нетерпение, дожидаясь, пока Харриет обслужит Андреа и уйдет обратно на кухню. Когда за маленькой темнокожей женщиной захлопнулась дверь, Бретт в радостном предвкушении посмотрел на Андреа: – Все, все расскажи!

Она притворилась, что не расслышала этот вопль души, чем вынудила Бретта продолжить заговорщическим тоном:

– Теперь, когда мы остались одни, расскажи мне о своей находке.

– Находке?

Андреа прекрасно знала, что не собирается до бесконечности продолжать разговор в том же духе, прикидываясь полной дурой. Она просто хотела выиграть время, чтобы сообразить, как сказать Бретту ровным счетом ничего. Она с упоением принялась поглощать ленч, слоеную пышку, начиненную салатом из омаров, пока Бретт в беспокойстве приплясывал около стола.

– То, зачем ты ездила в Сан-Хуан, – подначивал он Андреа. – Совершенно очевидно, что тебе нужно было что-то проверить, и у меня сложилось ясное впечатление, что это что-то – нечто весьма существенное. Что же это такое было, Андреа? Что, в конце концов, происходит?

Андреа подняла на него глаза:

– Много чего. Я составляю каталог огромной коллекции, а в подобном деле редко можно обойтись без консультации.

Бретт недоверчиво поджал губы, но вид у него был обескураженный.

– Дорогой Бретт, – с улыбкой сказала она (Бретт, с его яркими голубыми глазами и выгоревшими на солнце волосами, выглядел подкупающе милым), – ты хотя бы представляешь себе, как ограничены мои возможности здесь, на острове?

– Мне кажется, ты несколько прибедняешься, – сказал он, печально скривив губы. – Ну хорошо, Андреа, я не буду на тебя давить, но меня гложет любопытство.

– Не тебя одного, – фыркнула Андреа. – А теперь расскажи-ка, что в мое отсутствие произошло в Дрого-Мэнор.

Искренняя улыбка стерла с его физиономии обиженное выражение.

– Не слишком тонкий намек на смену темы, но я повинуюсь. Рейчел и Дориан провели несколько раундов. Я судействовал. Вот, собственно, и все. Жизнь здесь течет с неизменной медлительностью. Прошлой ночью я выбирался в город для того только, чтобы лишний раз убедиться: и там ничего не изменилось.

Андреа ничего на это не сказала, хотя жизнь вокруг Дрого-Мэнор виделась ей совсем в ином свете. С тех пор как она здесь появилась, эта самая жизнь двигалась с неторопливостью и постоянством «русских горок».

– Даже погода и та уже наскучила, – вздохнул Бретт, когда стало ясно, что Андреа не собирается ему отвечать. – В Нью-Йорке идет дождь со снегом, в Чикаго идет снег, в Майами идут дожди. Здесь же изо дня в день погода превосходная, как обычно. Чтобы хоть как-то скрасить монотонность купательно-загарательного прозябания, я позвал Дориан прокатиться верхом. Джинсы ты с собой привезла?

– По правде сказать, да, привезла.

– На лошади ездить умеешь?

– По правде сказать, да, умею, – сказала Андреа. – Но мне, по всей видимости, еще предстоит поездка в банк.

– И думать забудь, – решительно отмел эту кощунственную идею Бретт. – Сегодняшний день объявляется выходным. Программа следующая: прогулка верхом вокруг кофейной плантации. Ну как? Звучит?

– Знаешь, весьма неплохо, но… – Андреа подумала о коллекции и, в частности, о драгоценностях Каппелло. У нее просто руки тряслись, так она хотела поскорее вернуться в банк и закончить работу.

– Андреа, уже четвертый час. День, считай, уже закончился. Наглядишься ты еще на эти драгоценности! Самое время взглянуть и на другие владения Нэвилла во всей их первозданной красоте. Кофейные деревья сейчас в самом цвету, прямо как на заказ. А цветут они, к твоему сведению, всего несколько дней. Ты об этом знаешь?

– Нет, не знала. На самом деле я вообще о кофе ничего не знаю, кроме… – Она подняла свою чашку.

– Того, как его пить. Ну конечно. Этим искусством я тоже владею в совершенстве, но знаю и еще кое-что. Могу немного поработать для тебя гидом. Ну, что теперь скажешь?

– Твоя взяла.

– Превосходно. Встречаемся через полчаса у конюшни. В палисаднике увидишь дорожку, иди по ней.

Андреа натянула джинсы и топик, надела теннисные туфли. Вряд ли это можно было назвать идеальным костюмом для верховой езды, но за неимением лучшего сойдет. Она не садилась в седло с подросткового возраста, с тех самых пор, когда вместе с отцом они долгими воскресными вечерами бок о бок катались по лондонским паркам. Андреа с радостью думала о предстоящей экскурсии: это и в самом деле внесет некоторое разнообразие в ее жизнь, и, может статься, ей удастся восстановить теплые отношения с Дориан, а может, и укрепить возникшую было дружбу с Бреттом. Это будет совсем не лишним.