Текст книги "Венецианское ожерелье"

Автор книги: Анна Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Он толкнул тяжелую дверь, ведущую в вестибюль банка. Потоки холодного воздуха заструились вокруг, и вместе с ними появился сэр Джордж, улыбка озаряла его лицо.

– Приятно провели время за ленчем? Хорошо, хорошо.

Мелодичный тембр его сочного голоса немного смягчил удар следующих слов, адресованных Андреа. Он не мог знать, с каким нетерпением и радостью ждала она обратной поездки в Дрого-Мэнор, когда предупредил ее, что Зака задержали дела.

– Он не сможет этим вечером заехать за вами, но, безусловно, я позабочусь, чтобы вас отвез кто-нибудь из моих служащих.

Прежде чем Андреа смогла ответить, Дэвид внес свое предложение:

– Спасибо, конечно, сэр Джордж, но я хотел бы сам отвезти Андреа.

– Похоже, за удовольствие сопровождать мисс Торнтон может разыграться настоящая баталия, – покачал головой сэр Джордж.

– Ну уж сегодня это удовольствие я никому не уступлю, – заявил Дэвид. – Я заеду за вами в шесть, Андреа.

Вернувшись в свою похожую на камеру комнатку, она попыталась выкинуть из головы мысли о том, что Зак за ней не приедет, и вызвать в памяти ленч, проведенный с Дэвидом. Она не смогла. Лицо Дэвида Марлоу расплывалось, и сквозь него проступали черты Зака Прескотта. И его прикосновение все еще горело у нее на щеке. Андреа поднесла руку к лицу, туда, где до него дотронулись пальцы Зака, и в который уже раз забыла о том, что их связывают лишь деловые отношения.

Около шести Андреа звонком вызвала охранника, чтобы сдать сейф в хранилище, а заодно и свой кейс. Оставляя здесь свои записи, она надеялась избежать лишних расспросов Нэвиллов, которым не терпится получить хоть какой-то намек о величине своего достояния. Конечно, ей нет нужды сверяться с заметками, чтобы вспомнить и описать какую-нибудь бесценную антикварную драгоценность, если что-то подобное попадется ей на глаза. Андреа это знала, знали и они. Ну, до сих пор ничего такого она еще не обнаружила, так что единственный прогноз, который Андреа могла бы дать, заключался в том, что счет идет на тысячи, а не на миллионы.

Дэвид ждал Андреа в машине. И вновь он не потревожил ее ни одним вопросом, и снова они приятно проводили время за непринужденной беседой, что побудило Дэвида притормозить на окраине Виндзора и пригласить Андреа на обед:

– На этой улице недавно открылся новый ресторан…

– Очень мило с вашей стороны, Дэвид, но сегодня вечером я хотела бы пообедать вместе со всеми, а в этом доме ложатся рано. Вспомните, я только что восемь часов просидела не разгибаясь за столом. Может быть, в другой раз, когда я привыкну к местному климату.

– Как только пожелаете, в любое время, – отозвался он, направляя машину к Дрого-Мэнор. – А если вы захотите связаться со мной до того, как мы в следующий раз увидимся, не стесняйтесь, звоните, Андреа.

Он пошарил в кармане пиджака и протянул ей свою визитку, которую Андреа с благодарностью приняла. Было приятно знать, что у нее есть друг, и этот друг не из Дрого-Мэнор. Его визитка была ниточкой, которая связывала ее с окружающей реальной действительностью. Солнце красным шаром застыло на вершине вулкана вдали и яркими, контрастными штрихами очертило его величественные склоны.

– У него есть имя?

– На географических картах его обозначают как Маунт-Гастингс, но местные жители дали ему свое имя. Спокойный. И он неизменно поддерживает свою репутацию.

Когда они свернули на узкую дорогу к Дрого-Мэнор, гора скрылась из виду, и впереди замаячил силуэт дома, напоминающий очертаниями форт. После пылающего в закатном солнце вулкана от одного взгляда на этот вид становилось холодно.

От предложения войти в дом Дэвид отказался, но возле машины задержался рядом с Андреа и дотронулся до ее руки чуть повыше локтя, словно пытался удержать еще на мгновение. Его серебристые волосы переливались в лучах заходящего солнца, и от голубых глаз, привыкших часто смеяться, лучиками разбегались морщинки. И вновь Андреа почувствовала, как он был с ней деликатен, обходителен. Но даже сейчас, когда Дэвид был рядом, ей грезились иные черты.

Андреа протянула ему руку, как будто с этим прикосновением наваждение должно было исчезнуть:

– Еще раз спасибо, Дэвид. Я вечно буду вам признательна.

– Не за что. Мне и самому было приятно.

Все еще не отпуская ее руки, он склонился к ней, и Андреа решила уж было, что он собирается ее поцеловать, но Дэвид внезапно выпрямился и отошел, помахав на прощание рукой. Когда он уехал, Андреа обернулась к дому и заметила, как в одном из окон второго этажа колыхнулась, опускаясь, занавеска. Она посмотрела вслед машине Дэвида, исчезающей вдали, и поняла, чем было вызвано его внезапное отступление. Кто-то за ними наблюдал. Андреа терялась в догадках: кто же из троих обитателей дома стоял у окна?

Вскоре она нашла ответ на этот вопрос. Когда Андреа входила в дом, по лестнице спускался Зак. Выражение его лица так сильно отличалось от того, которое было утром, когда он подал ей цветы, что Андреа заговорила в надежде вызвать в нем это воспоминание:

– А как цветы, выдержали поездку?

– Вряд ли, – отрывисто бросил он. – Слишком много времени провели в раскаленной машине.

Те, что она воткнула в волосы, тоже завяли, и давно были выброшены. Но ей было грустно с ними расставаться, а в голосе Зака не было и тени сожаления. Его это совсем не тронуло, даже взгляд остался по-прежнему жестким.

– Вижу, вы добрались домой.

– Да, – голос звучал тихо и, к ее собственному удивлению, как-то подавленно, – меня подбросил Дэвид Марлоу.

– Я так понял, что об этом должен был позаботиться сэр Джордж.

– Ну, Дэвид был неподалеку и предложил свою помощь. Я не вижу причин…

– Вы с легкостью заводите новых друзей, – оборвал Зак.

Что-то в его небрежной позе, в равнодушном тоне возмутило ее даже больше, чем его намеки. Неожиданно ее раздражение прорвалось наружу:

– Я и представить не могла, что вас касается моя дружба с Дэвидом, пока я справляюсь со своей работой…

– Которая уж точно меня касается, – парировал он.

Андреа выпрямилась, вытянулась во весь рост, страстно желая оказаться на несколько дюймов повыше, пока его взгляд нависал над ней. Зак не только приводил ее своим поведением в бешенство – он вынудил ее защищаться, и, если уж ей не хватило роста, чтобы испепелить его взглядом, она даст волю своей ярости:

– Смею вас заверить, мистер Прескотт, что Дэвид Марлоу никоим образом не отвлекает меня от выполнения моих обязанностей. Более того, его доброта и обходительность действуют на меня живительно… в отличие от всего прочего.

Она не собиралась этого говорить, не собиралась так явно нарушать рамки субординации, но зашла так далеко, что решила идти до конца. Поворачиваясь, чтобы величественно подняться по лестнице, она уловила в глазах Зака выражение насмешливого удовлетворения, и это свело на нет всю эффектность ее бегства.

«Черт», – выругалась она про себя, едва не столкнувшись на повороте лестницы с Дориан. Вдова этим вечером была больше похожа на соблазнительницу. Черное кружевное платье плотно облегало все изгибы ее тела, подчеркивая безупречность матовой кожи и сияние волос.

– Почему, что такое, Андреа? Ты выглядишь расстроенной. – В голосе Дориан сквозила неподдельная озабоченность.

– День выдался тяжелый, – солгала Андреа. – А ты смотришься великолепно, даже в таком платье.

Дориан нежно провела пальцами по мягким кружевам, обрамлявшим декольте.

– Спасибо, – ласково сказала она. – Зак повезет меня пообедать в новый ресторан, только что открывшийся в городе. Мне очень нужно хоть изредка выезжать развеяться, пусть даже это только Виндзор. – Потом она добавила: – Иногда Зак умеет быть очень милым. Желаю приятно провести вечер, Андреа.

Подобная перспектива Андреа не воодушевила. Она отказалась пообедать с Дэвидом, чтобы провести вечер в Дрого-Мэнор, в обществе Зака. Не того человека, с которым она столкнулась на лестнице, нет, другого, дотронувшегося в ночной тишине до ее щеки, а утром купившего ей цветы. Что-то должно было случиться, чтобы Зак так переменился. Возможно, то, что он увидел ее с Дэвидом, сыграло свою роль, но наверняка было еще что-то.

Андреа открыла ставни и выглянула в раскинувшийся внизу сад. С утра она предвкушала, как вечером пойдет прогуляться по пляжу, но сейчас даже это ее не привлекало. Чем могла она спровоцировать такое резкое изменение отношения к себе? Возможно, виной этому что-то, что произошло между Заком и Дориан? Наверняка. Ничто другое не смогло бы сделать его таким холодным.

А что до обеда, прикинула Андреа, можно попросить Харриет принести его в комнату. Возможно, она всего лишь наемный работник, но не потерпит необоснованно грубого обращения с собой. И обедать наедине с Рейчел она не станет.

Глава 5

За рулем старого «МГ» Андреа с особой остротой ощущала свободу и остроту жизни. Ветер развевал волосы, и каждый поворот бросал трепещущие пряди ей на лицо. Только что на прямом участке дороги Андреа поэкспериментировала с управлением, чтобы почувствовать машину, и теперь вела ее осторожно, ну, почти. Ей доставляло истинное удовольствие на хорошей скорости закладывать плавные, широкие виражи, изредка бросая взгляд с крутых склонов утесов, чтобы лишний раз испытать себя. Она старательно не обращала внимания на тошноту, каждый раз подступавшую к горлу. Еще несколько поездок, и это пройдет.

Странно было то, что Зак вообще оставил ей свою машину. Вечером он доводит ее до белого каления, а с утра предупредительно проявляет о ней заботу. Не лично, конечно, эту неприятную обязанность он переложил на Рейчел.

– Зак выехал с ревизией, – сказала Рейчел Андреа, когда столкнулась с ней в холле. – Теперь будете ездить в город на «МГ» сами.

Отдав это распоряжение, она сунула Андреа ключи и, поднявшись по лестнице, скрылась в своей комнате.

Нет, вряд ли это можно счесть проявлением заботы, хотя любой жест доброй воли со стороны Зака сам по себе вызывает удивление. Особенно после вчерашней отповеди.

Андреа поняла, что объяснение лежало на поверхности. Зак, как и другие обитатели Дрого-Мэнор, проявлял нетерпение. Он просто хотел, чтобы каталог был составлен как можно быстрее. Машина только способ ускорить завершение ее работы. Средство для достижения цели… и опекать ее больше не нужно. И заботиться самому о ней Заку тоже больше нет необходимости.

Длинный рабочий день начался для Андреа с комплекта траурных колец. Особенно популярны они были в XVIII и XIX столетиях, когда такие кольца носили в знак скорби по рано ушедшему любимому человеку. Кольца, хранившиеся в коллекции Нэвилла, не представляли особенной ценности, но среди них оказалось несколько достаточно любопытных экземпляров, чтобы заинтересовать других коллекционеров.

Наибольшую ценность представляло кольцо с овальной вставкой черной эмали, в окружении отборного жемчуга и бриллиантов. На вставке был изображен скорбящий ангел и искусно выгравированы слова: «Потерянный, но не покинутый». Ностальгическое чувство, возникшее при взгляде на эту вещицу, вызвало у Андреа улыбку. Она с любовью припомнила, что в отцовском магазине было много таких колец. Такого рода вещицы и пробудили ее интерес к геммологии.

Она по-прежнему находила милые, но не имеющие особого значения безделушки и тем вечером, и еще несколько дней подряд, пока не исчерпала содержимое первого сейфа и не заглянула в следующий.

И вновь Андреа выложила дрожащими руками все украшения в надежде отыскать среди них то, что, она знала, должно было быть здесь. И вновь ее ждало разочарование. Хотя…

На сей раз ей попалось нечто действительно ценное. Андреа подхватила бриллиант, не вставленный ни в какую оправу, и, бережно зажав его двумя пальцами, поднесла к свету. Глаз у Андреа был наметанный. Ей и самой пришлось огранить немало алмазов, но ни разу ей не попадался такой красивый, как этот. Каждая из его 57 граней, когда на нее падал лучик верхнего света, искрилась радугой всех оттенков. Запись она помнила и нашла ее без труда. Бриллиант шести карат, один из двенадцати, полученных из бенгальского бриллианта, найденного в Голконде в 1852 году. Огранка бриллиантовая.

Никакой пометки о цене не было, впрочем, как и чека. Но Андреа, продолжая рассматривать бриллиант, проникалась уверенностью, что Нэвилл выложил за него кругленькую сумму. Его стоимость, конечно, не настолько велика, чтобы удовлетворить запросы обитателей Дрого-Мэнор, но это, несомненно, самый ценный камень в коллекции, пока, во всяком случае.

На следующее утро, когда Андреа открыла третий сейф, она обнаружила сокровище ослепительной красоты. Украшение такого рода мог несколько столетий назад носить богатый и влиятельный человек. Она внимательно изучила свою находку, прежде чем составить описание: богато украшенное ожерелье, оправа в виде широкой массивной цепи из золота; ряды, выложенные жемчугом, перемежаются самоцветами различных тонов.

В этом случае самоцветы были сапфирами, не только обычные, васильково-синие, но и желтые, лиловые, коричневато-желтого оттенка хереса. Именно благодаря этой сапфирной радуге, а еще из-за баснословной цены ювелирного шедевра ожерелье представляло особый интерес и было, несомненно, выдающимся. Андреа открыла справочник, ведь обойти его вниманием не могли, но ничего не нашла. Ничего похожего, даже намека. Но в ее памяти это ожерелье было каким-то образом связано с Венецией.

Андреа прикрыла глаза рукой, абстрагировалась от серой комнатки и представила себе длинный коридор, тянувшийся сквозь сохранявшиеся веками в первозданном виде дворцы, церкви и музеи Венеции. Она как бы вновь бродила там, в Венеции, останавливаясь перед живописными полотнами, чтобы слиться с ними, навсегда запечатлеть их в своей памяти.

Путешествие по памятным местам привело ее во Дворец дожей. Она стояла перед портретом Леонардо Доны, дожа Венеции начала XVII века. На нем была бархатная церемониальная мантия, а поверх нее – ожерелье, подарок папы римского Павла V в знак дружбы, преподнесенный в 1610 году, еще до того, как дож и римский первосвященник оказались втянутыми в конфликт из-за разграничения сфер влияния светской и духовной власти. Ожерелье пропало в конце XIX века, но его существование было увековечено на портрете. Андреа постаралась припомнить все детали, чтобы удостовериться в правильности своей догадки.

Она открыла глаза и всмотрелась в ожерелье, лежащее перед ней на ткани. По всей видимости, украшение было то самое, хотя стопроцентной уверенности на этот счет быть, конечно, и не могло. Некоторые детали оправы Андреа помнила весьма смутно.

Она подняла тяжелое ожерелье и растянула его на пальцах. Интуитивно она чувствовала, что держит бесценную вещь. Андреа готова была поклясться, что это ожерелье дожа. Но только чутья было мало. Не зря ей об этом так часто твердил синьор Фарнезе. Любое предположение требует подтверждения. Ей необходимо удостовериться, что цепь из великолепных самоцветов и в самом деле давно утраченное ожерелье дожа. Ошибка обойдется ей слишком дорого.

В контракте Андреа было оговорено, что в случае необходимости она имеет право в интересах своего исследования предпринять поездку. Ей придется слетать в Пуэрто-Рико и получить консультацию в ближайшей крупной библиотеке при университете Сан-Хуана. Там она сможет проверить свои догадки.

Андреа вынула из своего кейса карандаш с блокнотом и начала аккуратно и тщательно перерисовывать ожерелье. В записях оно фигурировало как «ожерелье семнадцатого века неизвестного происхождения». То ли тот, кто его продал, не знал, с чем имеет дело, то ли Нэвилл не понимал, что покупает. Пока Андреа делала набросок, крепла ее уверенность, что оба они ни капли не сомневались, что перед ними ожерелье Леонардо Доны, украденное из дворца более восьмидесяти лет назад и, казалось, бесследно утерянное.

Когда Андреа выходила из банка, ее сердце готово было выскочить из груди. Если это действительно ожерелье дожа, то находка просто невероятная и обнаружена ею, Андреа. Переходя от одного коллекционера к другому, оно осело здесь, на Сент-Майкле, откуда наконец вернется к своему законному владельцу, городу Венеции, и его возвращение поможет ей восстановить свою репутацию. Андреа взобралась на сиденье компактной машины и помчалась на полной скорости к виднеющимся вдалеке горам, уговаривая себя успокоиться. Может быть, она и ошиблась.

Нет, ошибки быть не могло. Она нашла ожерелье Доны!

Когда петляющий серпантин и жуткие обрывающиеся склоны остались позади, а впереди показался поворот на узкую, обрамленную деревьями дорогу к Дрого-Мэнор, эйфория постепенно исчезла. На сей раз виной этому была не смена декораций. Ее отрезвило столкновение с действительностью.

Андреа оценивала это ожерелье в миллион долларов, и эта цифра во много раз превосходила стоимость любой другой из уже описанных драгоценностей, даже бриллиант оставался далеко позади. Это была настоящая жемчужина коллекции Нэвилла. Вот только Нэвиллам она не принадлежала. Это сокровище не принесет ничего этим людям, только ославит их как скупщиков краденого.

Дорога становилась все уже и уже, пока совсем не поглотила ее, а Андреа все пыталась распутать клубок бешено мечущихся в голове мыслей. Она обнаружила нечто большее, чем просто ожерелье, это еще и бомба, которая может разорваться в любой момент, как только семейство окажется в курсе. Андреа прекрасно представляла себе, что на данный момент эти драгоценности – единственное, что осталось от состояния Нэвилла. Если самое ценное, что есть в коллекции, краденое, то и драгоценности Каппелло тоже неизбежно всплывут, и, когда этот бочонок с порохом рванет, надежда Нэвиллов раздробится и рассеется на тысячи бесполезных осколков.

Андреа развернула машину, практически перегородив узкую дорогу, и остановилась, чтобы дать себе время подумать и решить, как действовать дальше. Одно было ясно. Семейству о своих подозрениях она говорить не станет. Права она или нет, но испытать на себе их ярость до того, как работа будет завершена, она не хочет. А потом она расскажет им все, но только в присутствии семейного адвоката. Зная этих троих из Дрого-Мэнор, как их знала она, нетрудно было представить, что кому-то придется постоять за нее, когда настанет время объявить, что особой ценности коллекция не представляет. Насколько оправданны ее сомнения, может быть, она что-то упустила? Она боится? Страстное желание Дориан спасти себя, Рейчел – восстановить Дрого-Мэнор, а Зака – сохранить лицо помогло ей осознать, что она действительно боится. Боится, что они не позволят ей вернуть ожерелье.

Они не могут ей помешать или все-таки могут? От мысли о том, как далеко, бывало, заходили любители драгоценностей, в том числе и невольно, ее бросило в дрожь. Чепуха, успокаивала она себя. Сейчас 80-е годы двадцатого века, а не семнадцатое столетие. Кроме того, когда придет время, Дэвид Марлоу будет рядом, чтобы поддержать ее.

Андреа взглянула наверх сквозь кроны деревьев. Одинокая чайка, сбившаяся с пути и залетевшая далеко от моря, парила высоко над головой. Потоки воздуха относили чайку к Дрого-Мэнор, и она присела на один из кирпичных дымоходов. Там она и сидела, горделиво охорашиваясь, когда Андреа подъехала к зданию. В Дрого-Мэнор нет ничего страшного. Это же просто дом, уговаривала она себя.

Оказавшись в доме, Андреа постаралась незаметно проскользнуть по лестнице. Ей хотелось съездить в Сан-Хуан так, чтобы Нэвиллы об этом не узнали. Но не тут-то было. Когда она проходила мимо гостиной, оттуда раздались голоса: звенящий от смеха Дориан, неожиданно мягкий Рейчел и мужской, более высокий, чем у Зака, и без хрипотцы. Она задержалась на мгновение, чтобы послушать, и тут же мужской голос окликнул ее:

– А вы, должно быть, Андреа.

Она обернулась и столкнулась взглядом с молодым человеком, вышедшим в холл. Его светло-русые волосы падали на лоб, а голубые глаза из-под вздернутых бровей смотрели на нее оценивающе и одобрительно.

– Я Бретт Нэвилл, – заявил он с обольстительной улыбкой, – мот, заблудший сын, вернувшийся в отчий дом. В честь этого события открыто шампанское. Входите, присоединяйтесь к нам.

Прежде чем она сообразила, под каким предлогом увильнуть от этого приглашения, Бретт подхватил ее под руку и втолкнул в комнату, полную улыбок. Дориан сияла, и даже неизменно мрачное лицо Рейчел просветлело. Андреа вскоре поняла, чем были вызваны эти улыбки. Бретт обладал живым обаянием, естественным кокетством и был воодушевлен вниманием аудитории, благосклонно слушавшей его рассказы о проигрышах и победах за игровыми столами Багамских островов.

– Проигрался, продулся в пух и прах, – ухмыльнулся он. – Вот почему я обрушился на Сент-Майкл: собрать урожай своих миллионов.

Он выжидающе посмотрел на Андреа и, так и не дождавшись какой-либо реакции, хлопнул себя по лбу:

– Ах, да! Мне же говорили, что наш коллектор так же нема, как и прекрасна.

– Работа еще далеко не завершена, – осторожно заметила Андреа.

– Но вы ведь уже открыли сундуки с несметными сокровищами, да ведь? – настаивал он. – Экзотические украшения Востока, бриллианты из Бразилии, жемчуг и изумруды баснословной цены…

Дориан пресекла это вдохновенное описание шкуры неубитого медведя:

– Ты ничего от нее не добьешься, Бретт. Андреа всегда держится настороже.

На сей раз в голосе Дориан раздражения не было. Она выглядела счастливой, держалась раскованно, и Андреа порадовалась, что приезд Бретта вернул ей хорошее расположение духа.

– Когда я закончу составлять каталог, – объясняла Андреа уже четвертому и не менее настойчивому члену семьи Нэвиллов, – все обо всем узнают.

– А до тех пор никто ничего не узнает, разве только…

– Разве только? – Андреа внезапно напряглась. Вспомнился страх, охвативший ее в машине, и теперь ей во всем чудилось что-то зловещее, даже в словах этого обходительного молодого человека.

– Ну, разве только мы станем любовниками, и ты выболтаешь свои секреты во сне.

Андреа засмеялась и успокоилась, удивляясь, как в ее голове могли возникнуть такие мрачные мысли о Бретте или других членах этой семьи. Они ничем не отличались от любой другой группы потенциальных наследников. Возможно, впереди их ждет богатство, и они хотят знать об этом. Она не осуждала этих людей. Что ж, сегодня она нашла нечто, что действительно могло бы сделать их мечты явью, но оно никогда не будет им принадлежать. Начнем с главного, решила Андреа, покинув комнату под тем предлогом, что ей необходимо переодеться к обеду.

Оставалось еще одно дело, и Андреа не мешкая спустилась вниз в кабинет обходным путем, вынула из сумочки визитку Дэвида Марлоу, набрала номер и, не сводя глаз с двери, стала с нетерпением ждать ответа.

Когда он наконец поднял трубку, она в двух словах рассказала, что нашла или думала, что нашла.

– Я должна съездить в Сан-Хуан и поискать записи об этом ожерелье в университетской библиотеке. Мне хотелось бы получить ваше согласие на эту поездку.

Нужно Андреа было не только это. Ей просто необходимо было рассказать ему об ожерелье. Она разрывалась от желания поделиться своей находкой с кем-нибудь, кому она могла довериться.

– Конечно, – сказал он. – Подобный случай мы оговорили особо в вашем контракте. Я зарезервирую для вас место. Есть рейс около полудня, так что я заеду за вами около одиннадцати и отвезу в аэропорт. Рассчитывайте, что останетесь там ночевать, – добавил он, – возможно, вы не успеете за один вечер.

– Что мне сказать семье?

– Так мало, как только сможете, – произнес он со сдавленным смешком. – Нет, Андреа, я серьезно. Даже не заикайтесь о своей поездке до завтрашнего утра. Это только разожжет их аппетиты, и вас замучают расспросами. Если они ничего не знают, то и сказать ничего не могут, да и предпринять тоже, так ведь?

Последних слов Андреа не услышала. Она прислушивалась к другим звукам, снаружи, рядом с окном кабинета. Шорох. Она прикрыла трубку рукой, чтобы заглушить возглас удивления. Всмотревшись в сгущавшиеся сумерки, Андреа различила шевеление в зарослях кустарника под окном.

– Дэвид, – мягко сказала она, – я не могу сейчас говорить. Завтра в одиннадцать я буду готова.

Андреа положила трубку и осталась стоять неподвижно, приглядываясь. Окно было наполовину раскрыто, ветра не было. Что-то совершенно точно двигалось от окна сквозь кусты, задевая ветки.

Андреа вновь овладело беспокойство. Она попыталась разогнать его, но тревога обволакивала ее душным ночным воздухом. Все было пропитано ею, и пытаться избавиться от этого чувства она не могла. Тревога правила этим домом и людьми в нем.

Ей удалось досидеть до конца обеда, так и не раскрыв своих планов, хотя вопросы сыпались на нее со всех сторон и проскальзывали даже в искрометной болтовне Бретта. Она встала из-за стола, как только закончила есть, не выдержав града вопросов и взгляда синевато-серых глаз, который повсюду следовал за ней. Дважды она ловила этот холодный взгляд, и оба раза Зак отводил глаза.

Андреа не знала, чем объяснить такое внимание с его стороны. Слишком все было запутано. Но если бы ей удалось заглянуть в его глаза, возможно, Андреа поверила бы в то, что уже прокралось в ее мысли: это Зак подслушивал под окном. Но ей не хотелось этому верить.

Так же, как раньше прикосновение Зака жгло ее еще долго после того, как пальцы перестали касаться кожи, так и теперь Андреа преследовал его пронзительный взгляд. Долго за полночь он не давал ей уснуть, раз за разом возникая в разгоряченном сознании. В конце концов Андреа сдалась, накинула халат и направилась в кабинет. Она выпьет бренди, а если и это не поможет, возьмет почитать какую-нибудь книгу. Все, что угодно, лишь бы избавиться от этого навязчивого взгляда, напоминавшего ей, что Зак следил за каждым ее движением, ловил каждое слово. Такое недоверие само по себе вызывает подозрения.

В доме царила тишина, когда она спускалась по лестнице. Все давно уже улеглись, но в холле еще не погасили лампу, и даже в кабинете горел свет. Андреа прикрыла за собой дверь и подошла к буфету. На какое-то мгновение ей почудилось, что все это сон, сон, в котором нет звуков. В комнате царила тишина, и приход Андреа ее не нарушил: босые ноги ступали бесшумно по истертому ковру, и воздушная ткань халата не шуршала в такт шагам. Она взяла графин с бренди, чтобы налить себе немного, но даже плеск темной жидкости, льющейся в бокал, не был слышен. Вот почему звук его голоса прозвучал как выстрел:

– Не удается заснуть?

Андреа стремительно обернулась. Руки дрожали, и ей пришлось поставить бокал, чтобы не расплескать бренди. Она разглядела фигуру в противоположном углу комнаты.

Зак сидел за столом и был едва различим в тусклом свете лампы. Он даже не приподнялся.

В голове Андреа мелькнула мысль, что он тут как тут каждый раз, как она оборачивается, или она догадывается, что он здесь: на террасе у дома, несколько дней назад, в окне, когда Дэвид подвозил ее домой, и сейчас, в кабинете, около полуночи. Не он ли был вечером в саду? Наверное, она должна была испугаться, но почему-то этого не произошло. Андреа только была озадачена, а еще ей очень хотелось поскорее уйти. Слишком уж легко он нарушал ее душевное равновесие, слишком уж был неотразим. Ее внезапно смутило, что скрытая крохотным шелковым халатиком ночная рубашка была совсем прозрачной. Андреа поплотнее запахнула полы халата на груди, подвязала на талии поясок и взяла бокал.

– Да, – наконец проговорила она в ответ на его вопрос. – Мне не спалось. Я возьму это наверх.

Андреа старалась не смотреть в его сторону, когда Зак, включив свет на полную мощность, направился к ней, длинноногий, поджарый. Рубашка, наполовину расстегнутая, открывала темные волосы на груди, вьющиеся от влаги ночного воздуха.

– Я не хотела отрывать вас от работы, – добавила она.

Зак шел к ней так, как, она думала, он мог бы пробираться по джунглям, – с грациозностью дикой кошки, и глаз у него, наверное, такой же острый. Ей представилось, что, как и многие животные, он способен видеть в темноте. В его движениях сквозила не только первобытная грация, они пробуждали чувство опасности. И все же Андреа его не боялась. Разве только того ощущения интимности, которое он навязывал ей каждый раз, когда они оставались наедине. Этого и… неподвластных ей эмоций.

Он подошел совсем близко, и на мгновение Андреа засомневалась: собирается ли Зак обнять ее или отпихнуть со своего пути. Оказалось, ни то, ни другое. Вместо этого он взял из рук Андреа бокал, откупорил графин, долил ей бренди, а затем, держа хрупкий, сужающийся кверху бокал в своей мощной руке, осторожно согрел напиток, покрутив его так, что маленький водоворот поднялся до самых краев. Не сказав ни слова, он вернул бокал Андреа.

– Я не работал, – сказал он немного погодя. – Просто сидел в полутьме. Думал.

Он налил и себе, так же согрел бренди и отошел от буфета, чтобы заглянуть ей в лицо своими ясными глазами, которые, казалось, светились. Их выражение совсем не походило на то, с каким он наблюдал за Андреа во время обеда. Одно это уже было утешительно. Взгляд был куда более теплый, даже интимный, и смутил ее ничуть не меньше.

Вокруг них сгустилась тишина. Казалось, даже ночные птицы умолкли. Он целую минуту, должно быть, смотрел на нее, прежде чем заговорить:

– Вы не пьете свое бренди.

Андреа сделала глоток, желая успокоиться. Но это было невозможно в душной черноте ночи, рядом с человеком, который мог одним прикосновением лишить ее власти над собой, очаровать, опутать своими речами.

Зак пригубил из своего бокала и улыбнулся Андреа, словно не было во всем мире для них ничего более естественного, чем стоять вот так друг против друга в тишине ночи и слушать, как сливается биение их сердец. Но что-то было в его серебристых глазах такое, что проникало в потайные уголки души, так глубоко, как никто до этого не осмеливался.

– «МГ» вам подошел?

Она кивнула:

– У меня еще не было возможности поблагодарить вас. Это было так заботливо.

– Забота не имеет к этому никакого отношения, – отмахнулся он. – Эгоизм – вот подходящее слово. Я хочу поскорее закончить дела с наследством.

– Конечно, – слабым голосом сказала Андреа. – Я значительно продвинулась за это время.

– Не сомневаюсь, что это так. – Он допил свое бренди. – И все же мне необходимо в этом удостовериться. Что вы нашли, Андреа? – прямо спросил он.

Андреа сделала еще один глоток, чтобы выиграть время. Знает ли он что-нибудь? Подслушал ли их разговор с Дэвидом? Или он просто закидывает удочку? В любом случае надо соблюдать осторожность.

– Я нашла коллекцию очень… интересной. У вашего дяди был, без сомнения, весьма разносторонний вкус.

Ответ был настолько уклончивым, что глаза Зака сузились.