Текст книги "Его несломленная соседка (СИ)"

Автор книги: Анна Долгова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

Выстрел помутил мой рассудок. Я словно сквозь туман вижу, как Машенька кидается мне на шею, крепко обхватив меня. Прижалась ко мне всем телом. Ее руки на шее в сцепке. Глаза широко распахнуты. Она смотрит мне в глаза и медленно шевелит губами, пытаясь мне что-то сказать. Я также крепко ее обнял и встал, как вкопанный.

Краем глаза вижу, как в квартиру после выстрела влетели мои пацаны. Они сразу же скрутили Спиридонова, повалив его на пол мордой вниз и защелкнув наручники на руках за спиной. Вся эта картина разворачивается за спиной у Машеньки и у меня перед глазами. И я не понимаю.

Почему Вадику и Лехе пришлось укладывать этого урода на пол вновь? Он же упал… Его Машенька толкнула.

Смотрю пристально на Машеньку. В глаза. Слезы. Застыли. Ее хватка на моей шее стала ослабевать.

– Маш… Маш, ты что? – шепчу.

– Больно, – одними губами шевелит она, не издав ни звука.

Догадка заставляет дрожать.

Медленно скольжу вниз руками. Аккуратно исследую ее спину. Дойдя почти до поясницы, чувствую теплую вязку жидкость на пальцах. Машенька инстинктивно дергается, опять распахивая глаза.

– Все будет хорошо, малыш… Верь мне. Ты же мне веришь? – шепчу ей, плавно оседая на пол вместе со своей очаровашкой.

Машенька только медленно кивает головой.

Моя девочка пострадала. ЕЙ БОЛЬНО! И я бы все сейчас отдал, чтобы забрать эту пулю себе!

– Сука! – слышу ругательство Вадика и громкий удар кулаком по скуле подонка.

– Скорую! – откуда-то раздался крик Василича.

– Вызвали уже! – крикнул кто-то из группы.

Все это я только слышал. Я боялся выпустить свою малышку из глазного контакта. Кажется Леха сунул мне в руки какую-то тряпку. Я прижал ей рану. От моего надавливания Машенька, уже закрывая глаза, снова их распахнула. Мне нельзя давать ей уйти в забытье.

– Маш… Маш. Смотри на меня, Маш, – шепчу, крепко прижимая тряпку к ране одной рукой, а второй любимую к себе.

В голове пустота. Только тяжелое дыхание выдает меня. Я был на войне. Я и не такое видел. Я и не с такими ранами сослуживцев вытаскивал. Мне нельзя терять рассудок. Не сейчас.

Я пытаюсь себя успокоить… Но сердце рвется наружу и хочется кричать! А еще замочить этого ублюдка!

Глаза Машеньки помогают мне справляться с эмоциями.

Сидя в позе лотоса, я положил ее к себе на одно колено. Прижимая к себе крепче, смотрю, как она периодически проваливается в беспамятство, но тут же выходит из него, стоит мне надавить тряпкой на рану. Да, вот так девочка моя… Держимся.

Начинаю закипать от гнева. Гнева на себя. Не уберег.

Гнева на нее. Опять «я сама»!

– Что же ты наделала.., – сдавленно шепчу ей в губы, склонившись над ней, чтобы слышать ее дыхание.

От осознания, что она кинулась ко мне для защиты, хочется взорвать в руках гранату. Что же я за мужик такой, что щитом моим выступает совсем маленькая девчушка?! Это я должен грудью бросаться на ее защиту!

– Спасибо, – еле шепчет мне Машенька.

Что? Еще и «спасибо»?!

– За что? – спрашиваю тихо, будто боюсь, что нас кто-то может услышать.

Чувствую, как ком плотно заседает в горле. Говорить тяжело. Дышать трудно. Глаза заволокло пеленой. На ее щеку падает моя слеза.

– За два месяца счастья…

– Глупая.., – я уже не в силах сдерживаться, и говорю с надрывом в голосе.

Маша улыбается. Необыкновенная.

Не замечаю, как начинаю раскачиваться, будто баюкая ее. Таким образом стараюсь заглушить свою дрожь. Руки предательски свело от напряжения, и теперь дрожь ощущается отчетливо. Меня колотит.

Маша не прекращает улыбаться, периодически дергаясь от боли. Взгляд ясный. Борется.

Медленно поднимает руку. Но ее сил хватает только, чтобы дотронуться пальцами до моей щеки.

– Наконец-то! – громко восклицает Василич, когда в квартиру заходят быстрым шагом врачи с носилками.

– Данные пострадавшей?! – кричат мне чуть ли не в ухо.

Какие данные?

– Маша, – мой язык совсем не слушается.

– Полные данные! – кричит один врач, пока второй пытается осмотреть мою девочку, которую я боюсь выпускать из рук.

– Дроздова Мария Ивановна, девяносто второго года рождения, – неожиданно громко и четко произносит Василич.

И меня осеняет… Я же даже ее фамилии не знаю…

Дроздова…

– Беременность сколько недель? – спрашивает врач, который осматривает ее рану, аккуратно приподняв ее у меня же на коленях.

– Беременность? – я до последнего не верил в слова Спиридонова.

– Здесь маточное кровотечение. Похоже на выкидыш, – поясняет гневно врач, смотря на меня с укором и злостью.

– Не знаю…

– Вот, – выскакивает Вадик из ванной, держа в руках какую-то полоску бумаги.

– Понятно, – врач берет полоску в руки и кидает ее на пол.

Машенька, словно почувствовав, что помощь подоспела, стала прикрывать глаза. Но уже не теряя сознание. Будто с облегчением. Теперь ее руки крепко вцепились в мои. Она боится от меня оторваться, когда ее стараются уложить на носилки.

А я… Я просто теряю связь с реальностью…

Она лежит на полу на носилках. Я сижу рядом и держу ее за руку. Крепко сжимаю, опасаясь переломов. Но и не сжимать не могу…

– Ну что, сука! Я же говорил, что уничтожу тебя! А тут еще и твоего выродка захватил! – довольно кричит Спиридонов.

Он только пришел в себя после удара Вадика. От его слов даже врачи, которые проводили какие-то действия по оказанию медпомощи, застыли и посмотрели в его сторону. В квартире вовсю уже работала группа криминалистов. Они тоже прекратили свои разговоры и остановились.

На мгновенье повисла звенящая тишина.

Разорвала ее Машенька.

Она медленно подняла свободную от меня руку, показывая выродку средний палец. Из последних сил, но четко и громко, насколько смогла:

– Не сломаешь.

Глава 4

Вот уже почти три часа смотрю на часы, висящие в коридоре больницы. Стрелка подходит к девяти. Сейчас бы я пришел домой. Меня бы встретила Машенька. Как всегда с улыбкой и поцелуем. Я бы обнял ее, поцеловал, провел пальцами по бархатной коже шеи. Прижал к себе крепко, боясь, что она вот-вот пропадет. Прошептал бы в ушко ласковые слова. Она бы от шепота трепетно скукожилась и воскликнула:

– Сережка, не щекочи!

Я бы смотрел в ее счастливые глаза, отчего мое нутро наполняется любовью и заботой. Именно сейчас мне не хватает запаха клубники. Хочется почувствовать под носом любимую белокурую макушку. Вдохнуть ее запах, окунуться в пучину преданности и счастья. А еще страсти и огня…

Но вместо этого я жду. Жду и боюсь.

Боюсь, что этого больше никогда не будет.

Мою Машеньку забрали в операционную. Еще в машине скорой она потеряла сознание, и я орал, как обезумевший, ее имя. Но она меня не слышала. А что, если она меня больше не услышит никогда…

Эти мысли вырываются у меня тихим сдавленным стоном, который опять слышит Василич.

– Не вздыхай. Все будет хорошо, – отсекает полковник мое отчаяние.

– Она же меня собой прикрыла, – впервые за все время, что мы сидим с ним под операционной, начинаю размышлять вслух. – Зачем... Глупая.

– Она просто женщина, которая любит, – пытается вразумить меня начальник.

– А как жить теперь дальше с осознанием факта, что ты скрылся за спиной у женщины? Что ты цел и невредим. А она мучилась от боли.

Повернув голову, встретился с глазами Василича, полными боли и печали. Он сидел со мной все время, хотя должен был заниматься разработкой Спиридонова в отделе. Но дав поручения пацанам, вооружившись телефоном и находясь всегда на связи, не отлучился от меня ни на секунду.

– Сергей, – начал он серьезно, отвернувшись от меня и уставившись в стену, – нам с тобой довелось познать в жизни самое настоящее счастье. Счастье – это быть с нашими женщинами. Ты с Машенькой, я с Ксеней. Согласись, что далеко не каждая встанет между тобой и дулом пистолета. Далеко не каждая пожертвует своей жизнью ради тебя. А ты при этом самый последний упырь, который ни во что не ставил ее заботу и любовь, – последняя фраза явно была адресована не мне. Василич решил излить душу.

– Шестнадцать лет назад Ксения решила со мной развестись. Достал я ее своими выходками. Постоянно пропадал на работе, а когда освобождался, не бежал домой. Отправлялся в клуб или к очередной любовнице. Впрочем, я и в клуб ходил на поиски новой легкодоступной девки. Они сами прыгали на меня. Вид табельного оружия и звание капитана предавали мне определенный шарм, – полковник горько ухмыльнулся. – Самое ужасное во всей этой эпопеи, что я абсолютно не скрывал своего поведения. А Ксеня терпела. Долго терпела. Поначалу плакала, просила угомониться. Хотела ребенка мне родить. Я все отмахивался от нее. Надоела мне со своими истериками. А потом она замолчала. Я прихожу весь в помаде, а она молча меня встретит и уходит к себе в комнату, хлопнув дверью. В постель со мной не ложилась. Начала жить своей жизнью. Долго так продолжалось, около двух лет. Мы вообще с ней не разговаривали…

– А разве так можно? Жить в одном доме и молчать?

– Можно, Сергей. Можно. Это тишина отчаянья. И вот однажды мне приходит письмо с приглашением в суд для развода и раздела имущества. Скажу честно, что я не ожидал этого. Наверное, только тогда меня током шарахнуло. Правда, ненадолго. В отместку ей я стал еще больше кутить, вообще перестал домой приходить. Приду утром, с перегаром. А она опять на меня посмотрит чужим и отстраненным взглядом, надушится перед зеркалом, прическу поправит и пошла каблучками по лестнице подъезда стучать. И вот на завтра у нас назначен суд, а сегодня вечером мы идем к моим родителям на семейный ужин в честь дня рождения моей мамы. Весь вечер Ксеня вела себя непринужденно. Улыбалась, мило общалась с моими родственниками, даже меня обнимала. Мы ушли любящей парой. Но стоило сесть в такси, как Ксеня отстранилась от меня. Отсела на противоположную сторону и вновь замолчала. Так мы и вышли возле арки подъезда. Я обиженный шел впереди, она сзади. Мы даже перекинулись с ней несколькими колкими фразами. Хотелось задеть ее посильнее за лицемерие перед родней. Она отстала от меня. Я уже почти из арки вышел, как услышал щелчок предохранителя. Обернулся, а на меня Ксеня бежит. Повисла на мне. Я даже выстрелов не слышал. Только глаза ее запомнил. Навсегда. До сих пор в кошмарах снятся.

– Так она после ранения в кресле оказалась? – начал я понимать что и к чему.

– Да, Сергей. Да. Вот сейчас она в кресле сидит, а я себя сжираю изнутри. Ей и тридцати не было, когда врачи сказали, что больше она не встанет. Дети тоже оказались под вопросом. И знаешь, Сергей, я разделил свою жизнь на до и после. До ранения я был балагуром, который писал черновик, а не проживал жизнь. А теперь я счастливый человек, потому что моя Ксеня осталась жива. И осталась со мной. Я долго вымаливал у нее прощение. Силе женщине и отваге можно только позавидовать. Ксеня три года гордо ухаживала за собой сама. Гордо и сдержанно переживала вердикты врачей. Однажды, я услышал, как она тихонько плачет. Представляешь, она даже не плакала передо мной. Это я рыдал, положив голову на ее колени и целуя ей руки. А она молча смотрела в одну точку и ждала, когда меня отпустит. Ксеня даже работала из дома, потому как старалась не жить за мой счет. У нее уже не было близких родственников на тот момент, но она все равно умудрялась не ставить меня в известность об очередном обследовании в клинике и добиралась до нее сама. И вот тогда я задумался: а кто из нас мужик в семье? А кто из нас ловит матерых преступников? Кто из нас капитан?

Я встретился взглядом с Василичем. Он понял, о чем думаю сейчас я.

– Я знаю, что тебя сейчас гложет, – в подтверждение моим думам продолжил полковник. – Ты был на войне, но Машенька закалилась до предела на мирской земле. И теперь у нас с тобой только одна цель в жизни. Делать наших женщин счастливыми. Во что бы это нам ни встало. Мы должны их холить, лелеять, любить, носить на руках образно и фактически.

– Спасибо вам, – ответил я после непродолжительного молчания. – Мне нужно было ваше признание.

Синхронно вздохнув с Василичем, продолжили смотреть в стену. Но вскоре вышел из операционной врач. Вскочили с полковником вместе.

– Ну что? – спросил я с нетерпением, ожидая самого худшего.

– Будет жить и это сейчас самое главное, – ответил хирург устало, снимая маску.

– Могут быть негативные последствия? – спросил Василич, опираясь на свой опыт.

– Думаю нет. Поскольку жизненно важные органы не задеты. Но вот ребро пострадало. Пуля в нем и застряла. Так что, крепкие кости в данном случае помогли спасти жизнь человеку, – на лице врача появилась легкая улыбка.

– Можно ее увидеть? – еле проговорил я, поскольку только сейчас стал осознавать всю свою ответственность перед раненной и прооперированной Машенькой.

– Нет, это ни к чему. Она будет спать. К утру отойдет от наркоза, вот тогда и придете. Обещаю, что пропущу вас.

На этих словах врач скрылся.

– Сергей, езжай домой, – велит начальник.

– А как же Спиридонов?

– А ты у нас здесь потерпевшая сторона, поэтому в допросах участвовать не будешь.

– Василий Васильевич, это жестоко.

– Да, жестоко. Поэтому сделаю небольшое послабление. С материалами дела ты будешь ознакомлен. Будешь в курсе событий.

В начале одиннадцатого я все-таки добрался до дома. До нашего с Машенькой дома… Я без стеснения называю ее квартиру НАШИМ ДОМОМ. Потому что моя квартира уже продана. Втайне от моей девочки. Я готовил ей сюрприз, поэтому даже вещи свои перевез в квартиру к Лехе. Все равно он в ней не живет. Сейчас же наш дом был похож на место бойни.

Криминалисты хорошо поработали, но вместо уборки натоптали еще больше. Стулья по-прежнему валяются. Земля от цветка раскидана уже по всей гостиной. Кровь на полу и брызги на стенах больно бьют по сердцу, напоминая, что здесь произошло. Стоя у входной двери, я по часовой стрелке восстанавливаю картину. Все то, что пережила моя Машенька.

Кулаки мои сжимаются, на лице желваки напряглись. До зубной боли стискиваю челюсть. Но через несколько минут машинально начинаю прибирать в квартире.

Слышу стук в дверь. Никого не хочу видеть. Но после второго стука с метлой в руках все же открываю. На пороге Леха и Вадик. У каждого в руках по бутылке вискаря.

– Тимур и его команда пришли на помощь, – грустно пошутил Вадик.

Глава 5

– Ну что, крошка, заждалась меня? – тихо, но внятно говорит Спиридонов, оказавшись на пороге моего дома.

Закрывает дверь на цепочку. Идет на меня. Я пячусь, но понимаю, что в западне и стойко принимаю первый удар. Ничего. Не в первой. Я справлюсь. Я сильная. Главное, Сергея нет рядом. Он не пострадает. Вот только от удара сильно стала болеть щека и вся челюсть. Без слов и прелюдий, как и обещал, бьет меня второй раз. И третий…

Перед глазами проносится вся картина. Будто смотрю на себя со стороны. От каждого удара чувствую боль. Невольно начинаю стонать и понимаю, что это не просто сон. Самая натуральная реальность. Причем принимаю я в ней непосредственное участие. Опять…

Чувствую боль во всем теле. Очень сильно жжет спину. Пытаюсь пошевелиться, но не получается. Не сразу понимаю, что лежу с закрытыми глазами. Надо бы открыть их. Открою, и весь этот ужас закончится. Но не получается.

Напрягаюсь. Сжимаю кулаки. Стараюсь пошевелить рукой. Немного получилось. Уже хорошо. Я чувствую свое тело. Чувствую боль. Значит, жива.

С трудом размыкаю губы. Странно. Пыталась открыть глаза, но поддались только губы. Слышу шуршание рядом. Кто-то рядом? А вдруг это Спиридонов?! Надо бежать!

От страха вновь оказаться с ним рядом глаза сами по себе открываются. Пеленой все заволокло. Ничего не вижу. Пытаюсь сфокусировать взгляд и утыкаюсь в белое полотно. Через несколько секунд понимаю, что это потолок. Над ухом раздается раздражающий писк. Хочется треснуть кулаком, чтобы он замолчал. Я даже бью машинально кулаком по чему-то мягкому. Но писк не прекращается. Только осознание больничной койки возвращает в реальность окончательно.

Смутно вижу шевеления с правой стороны. Кто-то сидит рядом. Поворачиваю голову и вижу немного седовласого мужчину. Он смотрит на меня с волнением.

– Машенька, ты как?..

Откуда-то издалека доносится его голос. Не сразу понимаю, что это Василий Васильевич. Страх проходит с наступающим чувством облегчения. Я в безопасности. Уже. Только тело болит. Шевелиться больно. Но это уже ерунда в сравнении с тем, что мне довелось пережить.

Нам довелось…

Так. Стоп.

Сергей.

В панике забываю о боли и отсутствии сил. Пытаюсь приподняться на локтях:

– Где Сергей? – мне показалось, что я кричу, но по факту еле пошевелила губами, поскольку своего голоса практически не услышала.

– Машенька, не переживай. С Сергеем все в порядке. Он дома.

Облегченно вздыхаю и будто падаю на что-то очень мягкое и обволакивающее. Это не просто больничная постель. Это спокойствие. Осознание, что все плохое позади. Да, все позади.

Был только один выстрел. Я это точно помню. У меня получилось закрыть Сергея. Больше всего боялась за него. Он не пострадал, раз дома.

– У него завтра сложный день, поэтому я дал ему возможность отдохнуть, – словно, услышав мои слова, говорит Василий Васильевич. – Точнее уже сегодня. Я его к тебе утром привезу. После твоей операции нас все равно не пустили к тебе. Я вот только недавно приехал. Уговорил врача, чтобы к тебе попасть.

– Зачем вы здесь? – шепчу, стараясь подать голос, но ничего не получается.

– Дежавю, Маш. Вторую девчонку уже не сберег, – говорит грустно, поджимая губы.

Несмотря на боль в теле, голова моя соображает. И я понимаю, к чему клонит этот человек.

– Расскажите?

– Потом. Не нужно сейчас тебе голову забивать моими переживаниями.

– Я больше не встану? – посещает меня шальная мысль.

– Нет! Что ты? – слегка эмоционально реагирует полковник. – Пронесло. Будешь бегать в скором времени в белом платье и фате. Но вот ваше с Ксеней упрямство зачастую выходит боком. И страдаете, прежде всего, вы сами. Вот точно также много лет назад я сидел перед Ксеней. Тогда еще не зная, что она никогда не встанет. Что за женское упрямство?!

Полковник начал злиться, но чтобы не показывать своих эмоций, встал и стал ходить по палате.

– Почему вам нужно вдалбливать, что женщины – это красивый, но слабый пол! Мужчина должен защищать! Мужчина должен быть сильным! А женщина должна довериться своему мужчине!

Он ходит от окна к двери, задрав вверх указательный палец правой руки и давая мне наставления. Ощущаю себя на планерке в их управлении. Примерно так Сергей изображал начальника во время очередного нагоняя за самоуправство оперативников.

Невольно улыбаюсь. Даже издаю слабый смешок. Его слышит полковник и оборачивается ко мне:

– Она еще и смеется! – взмахивает руками Василий Васильевич.

Я улыбаюсь во всю ширь. Так приятно, когда тебя отчитывают… Когда есть кому тебя отчитывать…

Это же прямое доказательство факта, что ты кому-то нужна…

– Теперь-то ты хоть понимаешь, что совершила ошибку?! – он машет руками, пытаясь меня вразумить.

Я, соглашаясь, киваю головой.

– Серьезно? – мужчина удивлен моему ответу. Да так, что даже садится рядом снова. – Ты, правда, осознаешь свой провал?

Я опять киваю согласно головой, не прекращая улыбаться.

– Ну наконец-то, – удовлетворенно вздыхает полковник. – Ксеню я три года после ранения обрабатывал. Вразумлял.

От переживаний у него даже испарина на лбу появилась. Василий Васильевич достал платок из кармана брюк и протерся им. Движения резкие, руки трясутся.

Он не за меня испугался. Он вновь пережил ситуацию со своей любимой Ксеней. И у них разрешилось все совсем плачевно. Отсюда и такие нервные порывы.

– Так ты напишешь заявление на Спиридонову? – добивает меня полковник, желая услышать мое четкое признание своей неправоты.

– Напишу, – говорю я уже с голосом.

Намерения мои четкие и уверенные. Теперь все только по закону. Как и десять лет назад.

– Вот и хорошо. А то я тут сижу и жду, когда ты в себя придешь, чтобы тебя тепленькой взять. Чтобы не смогла потом заднюю дать.

Я невольно засмеялась над его словами.

– А я думала, что вы за меня переживаете.., – с улыбкой, имитируя укор в голосе.

– Переживаете.., – повторил за мной полковник с ухмылкой, но потом стал серьезным. – Когда мы с Ксеней еще только женились, мечтали, что у нас родится дочь. Даже имя ей тогда придумали. Мария. А в итоге.., – он вздохнул тяжело, покраснел.

– Василий Васильевич, я не крещеная. Будете с Ксеней моими родителями?

Он резко посмотрел на меня. Смотрел в глаза долго, пытаясь понять, говорю ли я правду или сошла с ума. Но я была настроена решительно. Родителей хочется приобрести в любом возрасте. Особенно, если их у тебя никогда не было.

Понимая серьезность моих намерений, полковник отвернулся. Помотал головой. Потом принял прежнее положение, опустив голову. Я заметила как его губа нижняя немного затряслась. Он поднял голову, но боится смотреть на меня. В глазах слезы.

– Вот, – опять он журит меня указательным пальцем, – умеешь ты доводить мужиков. Кого до ЗАГСа, кого до слез…