Текст книги "Возвращение: Стихотворения"

Автор книги: Анна Баркова

Черная синева

 
Сумерки холодные. Тоска.
Горько мне от чайного глотка.
Думы об одном и об одном,
И синеет что-то за окном.
 
 
Тишина жива и не пуста.
Дышат книг сомкнутые уста,
Только дышат. Замерли слова.
За окном чернеет синева.
 
 
Лампа очень яркая сильна.
Синева вползает из окна.
Думы об одном и об одном.
Синева мрачнеет за окном.
 
 
Я густое золото люблю,
В солнце и во сне его ловлю,
Только свет густой и золотой
Будет залит мертвой синевой.
 
 
Прошлого нельзя мне возвратить,
Настоящим не умею жить.
У меня белеет голова,
За окном чернеет синева.
 

30 августа 1973

Разноцветный куст

 
В голом звон, в груди свист,
А день октябрьский по-летнему ярок.
На колени мне пал золотой лист,—
Наверно, последний подарок.
Предо мной поет разноцветный куст
Райской птицей… на серых лапах.
Я не знаю, какой у золота вкус,
Но смертельный у золота запах.
И томит меня золотая печаль
Под шепоты райской птицы
И зовет в никому не известную даль,
Откуда нельзя воротиться.
 

3 октября 1973

Сетования ведьмы

 
Но где же мое помело?
Куда я его закинула?
Взлетать мне теперь тяжело.
Еле влезешь в печь, на чело…
А бывало… Как ветром сдунуло.
Летишь, а звезды кругом
Так и сыплются вниз дождем.
Их сметало мое помело…
Ах, что было, то всё прошло.
Про ракеты твердит весь свет…
Я летала быстрей ракет.
Ихний «космос» только свистел,
Млечный путь подо мной блестел,
А планеты скрипели от злости
И «дрожали их дряхлые кости».
Ведь они веками, веками —
Потеряешь и ум, и память —
Всё крутились дорогой унылой,
Узаконенной и немилой.
Я летала по собственной воле,
Я делила с дьяволом долю.
А на шабаше! Боже ты мой!
Поклянусь я кромешной тьмой, —
То-то музыка, то-то размах!
Там Бетховен, и Лист, и Бах.
Нет, уж лучше молчать. Я не стану
Бередить мою старую рану.
Где ж мое помело? Оно
Истрепалось давным-давно,
Истрепалось, как я сама,
Как моей нищеты сума.
С ней пойду за верстой – верста.
– Подайте милостинку[6]6
  Сохранена авторская орфография. (Примечание верстальщика.)


[Закрыть]
   ради Христа.
 

1974

«Ни хулы, ни похвалы…»

«В тихий час вечерней мглы…»

(забыла, чье)

 
Ни хулы, ни похвалы
Мне не надо. Всё пустое.
Лишь бы встретиться с тобою
«В тихий час вечерней мглы».
 
 
За неведомой страною
Разрешатся все узлы.
Там мы встретимся с тобою
«В тихий час вечерней мглы».
 

10 сентября 1974

Тоска российская

 
Хмельная, потогонная,
Ты нам опять близка,
Широкая, бездонная,
Российская тоска.
 
 
Мы строили и рушили,
Как малое дитя.
И в карты в наши души
Сам черт играл шутя.
 
 
Нет, мы не Божьи дети,
И нас не пустят в рай,
Готовят на том свете
Для нас большой сарай.
 
 
Там нары кривобокие,
Не в лад с доской доска,
И там нас ждет широкая
Российская тоска.
 

13–14 декабря 1974

«Как пронзительное страданье…»

 
Как пронзительное страданье
Этой нежности благодать.
Её можно только рыданьем
Оборвавшимся передать.
 

1975

Шутка

 
В переулке арбатском кривом
Очень темный и дряхлый дом
Спешил прохожим угрюмо признаться:
«Здесь дедушка русской авиации».
А я бабушка чья?
Пролетарская поэзия внучка моя —
Раньше бабушки внучка скончалась —
Какая жалость!
 

1975

«Атомной пылью станет дом…»

 
Атомной пылью станет дом,
В котором я жила.
Он мне чужой. И чужие в нем,
Мои – только скука и мгла.
 
 
Мои в нем долгие ночи без сна
И злобный шепот беды.
Мои бутылки из-под вина
И пьяные книг ряды.
А
Я мое? Мое ли оно,
С досадой, страстью, мечтой?
Какой-то рабьей цепи звено,
А может быть, просто ничто?
 
 
Так пусть ничто превратится во ЧТО,
В воспламененную пыль.
…А впрочем, прости, я не про то
Про горящий степной ковыль.
 

6 июля 1975

«Себе чужая, я иду…»

 
Себе чужая, я иду,
Клонясь к концу пути.
Себя ищу, ловлю и жду,
И не могу найти.
 
 
Кто в атом теле – не понять,
И думой душу не обнять,
И сердца не постичь.
Мое неведомое «я»,
Душа заблудшая моя,
На мой откликнись клич!
 

11 июля 1975

«Вступившему на порог…»

 
Вступившему на порог
Другу моему:
– Кто послал тебя? Бог или Рок
В мою одинокую тьму?
Пусть бездна бед и несчетность зол, —
Не отпущу того, кто пришел.
Пусть смерть стоит передо мной,
Я не такой уж трус.
Даже из смерти,
   из смерти самой
Я к тебе непременно вернусь.
 

29 сентября 1975

Пурговая, бредовая, плясовая

Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!

Блок

1.

 
Вспоминаю свой рдяный рассвет.
Он сулил не добро, не добро.
Как дерзко плясало в осьмнадцать лет
На бумаге мое перо.
Казалось – пойду и все возьму.
Смою тоску, злобу и тьму.
Так казалось… А почему?
Говорят, что был излом, декаданс
И некий странный болезненный транс.
А я думаю – силы неловкий взлет,
И теперь ее никто не вернет.
 

2.

 
А потом забурлил красный дурман,
А потом казахстанская степь и буран,
А потом у Полярного круга
Закрутилась, взревела вьюга,
Тундровая,
Плясовая,
Бредовая.
Выкликай вслед за пургой:
– Ой-ой! Гой-гой!
 

3.

 
На сердце вечная злая пурга-любовь
Взметнула оледеневшую кровь.
Ведьма-пурга, бей! Лютей!
Дуй в глубину, в высоту!
Любовь эта хуже семи смертей,
От нее привкус крови во рту.
 

4.

 
Выползло солнце едва-едва
И тут же за край земли
Свалилась солнца голова,
Ее топором снесли,
   Ледовым,
      острым,
Острей, чем сталь.
Но казненного солнца не жаль, не жаль.
 

5.

 
В какой я вернусь в город и в дом
С моих обреченных дорог?
Кто меня встретит с хлебом, с вином,
На чей я вступлю порог?
Нет никого, нет ничего!
Только хохот пурги:
   Ого-го! Ого-го!
 

6.

 
Снега, снега,
Вся в снегу тайга.
В тайге коварная рысь.
Но мне все равно
Пропасть суждено,
И на рысь прошипела я: брысь!
Я в пятерочке иду
К вдохновенному труду,
А пятерочек не счесть,
Их пятьсот, наверно, здесь.
Шаг в сторонку – пуля в бок.
Повалился кто-то с ног.
Срок закончил человек.
Мы кровавый месим снег.
– Девки, что там впереди?
Погляди-ка, погляди.
– Там стреляли… По кому?
Ничего я не пойму.
– Девки, что там впереди?
Сердце екнуло в груди.
– Дура, шаг ровней, иди!
Топай с радостным лицом,
Иль подавишься свинцом.
Пурга поет, гудит с тоской:
– Со свят-ты-ми упокой!
И память вечная плывет
До Карских ледяных ворот.
Поглотит вечная мерзлота,
Наступит вечная пустота,
И нет ни могилы, ни креста.
 

7.

 
Но я упряма. Я живу.
Я возвращусь в столицу Москву.
Там двор-колодец, окно, стена
(Меня давно ожидает она),
И есть решеточка на окне,
Она кое-что напомнит мне.
На Полярном на кругу
Повстречала я пургу,
И с тех пор седой, кудрявой,
Беспощадной и лукавой
Позабыть я не могу.
Эх, пурга! Ох, пурга!
Мы с тобой два врага.
Чую, сгибну ни за грош,
Ты снегами заметешь.
Замети, замети!
Насмерть сбрось меня с пути!
И весь мир, пурга родная,
Без вина хмельным-хмельная,
В пляс погибельный спусти,
В черном ветре заверти!
 

Август – октябрь 1975

«Надоела всей жизни бессмыслица…»

 
Надоела всей жизни бессмыслица:
Что-то есть, где-то спать, где-то числиться
И платить за квартиру в сберкассу,
Пуще глаза хранить свой паспорт.
Всем болезням к тебе дорожка,
И друзья отойдут понемножку.
Поваляться в больнице недолго,
Умереть – дотащат до морга
И тело твое проклятое,
Истощенное и разъятое
На плиту в крематории – хрясь!
Равнодушно сдвинутся створки…
Книга жизни от корки до корки,
Или просто – мразь.
 

15 ноября 1975

«Такая злоба к говорящей своре…»

 
Такая злоба к говорящей своре,
Презрение к себе, к своей судьбе.
Такая нежность и такая горечь
К тебе.
 
 
В мир брошенную – бросят в бездну,
И это назовется вечным сном.
А если вновь вернуться? Бесполезно:
Родишься Ты во времени ином.
 
 
И я тебя не встречу, нет, не встречу,
В скитанья страшные пущусь одна.
И если это возвращенье – вечность,
Она мне не нужна.
 

15 декабря 1975

«Прости мою ночную душу…»

Помилуй, Боже, ночные души

(не знаю – откуда)

 
Прости мою ночную душу
И пожалей.
Кругом все тише, и все глуше,
И все темней.
 
 
Я отойду в страну удушья,
В хмарь ноября.
Прости мою ночную душу,
Любовь моя.
 
 
Спи, Сон твой хочу подслушать,
Тревог полна.
Прости мою ночную душу
В глубинах сна.
 

22 января 1976

«Жил в чулане, в избенке, без печки…»

 
Жил в чулане, в избенке, без печки
В Иудее и в Древней Греции.
«Мне б немного тепла овечьего,
Серной спичкой могу согреться».
 
 
Он смотрел на звездную россыпь,
В нищете своей жизнь прославил.
Кто сгубил жизнелюба Осю,
А меня на земле оставил?
 
 
Проклинаю я жизнь такую,
Но и смерть ненавижу истово,
Неизвестно зачем взыскую,
Неизвестно зачем воинствую.
 
 
И наверно, в суде последнем
Посмеюсь про себя ядовито,
Что несут серафимы бредни,
И что арфы у них разбиты.
 
 
И что мог бы Господь до Процесса
Все доносы и дрязги взвесить.
Что я вижу? Главного Беса
На прокурорском месте.
 

22 января 1976

«Протекали годы буйным золотом…»

 
Протекали годы буйным золотом,
Рассыпались звонким серебром.
И копейкой медною, расколотой
В мусоре лежали под столом.
 
 
Годы бесконечные, мгновенные,
Вы ушли, но не свалились с плеч.
Вы теперь, как жемчуг, драгоценные,
Но теперь мне поздно вас беречь…
 

«Я уж думала: все закончено…»

 
Я уж думала: все закончено,
Лишь пустыня да облака.
И меня не затравят гончими
Злая страсть и злая тоска.
Неужели часы случайные
После длинного, скучного дня
Разбудили все страшное, тайное,
Что терзало когда-то меня?
Прежним дьяволом околдована,
Я смотрю в свою темную ночь.
Все, что сломлено, что заковано,
Не осмеивай, не порочь.
Вот рванулось оно, окаянное,
Оборвало бессильную цепь,
И взметнулось бураном пьяным,
Потрясающим русскую степь.
 

Жизнь

 
Ты в мире самая влекущая,
Всего пленительнее ты,
Покорная и всемогущая,
Гроза и ливень с высоты.
 
 
Ты окружила нас запретами
И нарушаешь их сама.
Ты песня, вечно недопетая,
Ты воля, рабство и тюрьма.
 
 
Игрой прельстительно-преступною
Меня ты манишь на тропу
В познанье горько недоступное
И в безрассудную толпу,
 
 
Где пахнет потом и убийствами,
Разгромом, водкой, грабежом,
Безумных вожаков витийствами,
Цепями, петлей и ножом.
 
 
Паду ли с головой расколотой
Или убью кого-нибудь,
Или награбленное золото
Швырну на мой случайный путь?
 
 
Или, по-прежнему лукавая,
Меня к иному уведешь,
Иною напоишь отравою,
Иной болезнью изведешь.
 
 
Полна веселья, зложелательства,
Быть может, бросишь ты меня
С непостижимым издевательством
В объятья чуждого огня.
 
 
И превратит он в дым и пепел
Все, что сгорает и горит,
И ржавые расплавит цепи,
Освободит и закалит.