Автор книги: Анна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
— С Нарциссой и Драко все порядке, они отдыхают в комнате под присмотром Беллатрисы.
— Эта мазь меньше чем за сутки выращивает новую кожу.
— Выпей, это зелье снимает боль.
Фальшь. Сплошная фальшь. По большому счету Северусу было плевать на Малфоев, да и на всех остальных тоже. Если бы действие настойки удалось сделать постоянным, он вообще перестал бы о чем-либо беспокоиться.
Где-то в гуще леса, среди болот умирала Грейнджер. Умирала медленно и мучительно. Сквозь пелену искусственного безразличия, вызванного эликсиром, её боль почему-то проступала легко и отчетливо. Ощущалась как своя собственная. Она отчаянно дергала в грудине, ломилась в виски, звала рукой, протянутой издалека.
Северус смотрел на угольные складки плаща своего повелителя и гнал из головы все посторонние мысли. Гнал страх, что не успеет вовремя. Страх опоздать. Опять.
Из поместья, защищенного всеми видами чар, трансгрессировать без ведома Лорда было невозможно, но Северус не терял времени даром. Свободные секунды он посвятил пристальному изучению библиотеки Малфоев. Привычно уже спал урывками, книги брал с осторожностью, чтобы случайно не натолкнуть кого-то на лишние мысли, читал в спальне, пользуясь когда-то давно полученным от Люциуса, полным доступом к библиотеке, включающем право на вынос любых томов кроме родовых.
В богатой коллекции Малфоев среди описаний устаревших ритуалов, не доступных сейчас из-за отсутствия большинства компонентов, нашлось нужное средство. Способ разорвать магическую связь существовал и был более чем доступен Мастеру зелий. Сыворотка – особый состав, сложный, дорогой, трудоемкий, привязанный к фазе луны но вполне посильный. Начинать приготовление следует в пятнадцатый лунный день. Полнолуние. Для полной готовности сыворотки требуется чуть больше недели. Неделя плюс еще две до полнолуния. Почти месяц. Время, которого у него не было. Другое зелье, то, что не даст Гермионе забеременеть даже после полного подтверждения брака настаивалось в лаборатории, но Северус не испытывал уверенности в его силе и упрямо искал более гуманный выход, исключающий любую близость со школьницей. Вокруг сжималось огненное кольцо, предчувствие неотвратимой беды скребло в двери голодной кошкой.
К середине третьего дня Лорд отпустил его, снисходительно пошутив: "Так не терпится вернуться к директорским обязанностям?".
— Рад служить вам в любом месте.
Фальшь на грани фола. Северус был не доволен собой. Его беспокойство стало таким явным, что Лорд что-то заподозрил. Получив разрешение, мужчина спешно покинул поместье. Тут он ничем больше не мог помочь. У Нарциссы осталось достаточно Эликсира полководца и лечебных зелий чтобы продержаться еще немного. У Гермионы не было ничего.
Связь с девчонкой изредка дергала, вибрировала, в остальное же время ощущалась все слабее. Северус аппортировал недалеко от дома на самую границу защитных чар, созданных задолго до его появления в этом месте, а может быть и задолго до его рождения. Он подновлял защиту, но еще никогда не рисковал аппортировать в её пределы.
Сначала надо было посетить Хогвартс. Лорд мог узнать, что его самый верный упивающийся затерялся в пути, но таймер уже начал обратный отсчет. Северус чувствовал как никогда ясно – либо он поторопится, либо потом торопиться будет некуда.
Гермиона лежала поверх сбившегося одеяла, бледная, хрупкая, несуразно изогнутая. Веточка на снегу, упавшая на пол кукла, очередная жертва пыточных заклятий, одна из многих, что регулярно приходят во снах, мстя своему палачу. Руки со скрюченными пальцами, поза, выражающая бесконечное страдание. Северус видел это слишком часто. Цена доверия Лорда, рядом с которой даже убийство Дамблдора казалось невинным поступком.
На лице кровавые дорожки. Из носа, рта, глаз, ушей. Взгляд, направленный сквозь потолок, непрерывно шевелящиеся губы.
Северус бросился к ней, заклинанием сдирая мантию, слишком плотно застегнутую, чтобы справиться вручную, не потеряв уйму времени. Диагностические чары не показали никаких физических отклонений опасных для жизни. Легкое истощение и обезвоживание, ничего, что могло бы вызвать кровотечение.
— Мама… мама…мама…
На губах вспухали алые пузыри и тут же лопались от бесконечного жалобного "мама". Северус уже почти не помнил то время, когда, испытывая боль, звал маму. Последние годы чаще звала она.
При его приближении Гермиона хрипло выдохнула:
— Снейп…
Её глаза закатились, скрылись под восковыми веками, грудная клетка дернулась несколько раз и опала.
— Грейнджер! Грейнджер! — страх исказил голос, сорвал до высоких нот.
— Грейнджер!
Заклятье распустило белую ночнушку на мельчайшие волокна, взметнувшиеся в воздух, когда Северус коленями рухнул на кушетку.
— Гермиона…
Холодные губы, соленые, горькие, кровавые, не живые. Действовать не думая, не мешкая. Лег с краю, крепко прижимая холодное тело к себе. Лопатки у Грейнджер такие острые, а плечики такие худые… Девчонка еле дышит, тельце начал колотить озноб. Зельевар до скрипа стиснул зубы, медленно выдохнул, боясь спугнуть неуверенную, слабую, едва теплящуюся жизнь.
— Не умирайте, Грейнджер! Не вздумайте умирать!
Остальное легко получается само собой. Никакие уговоры, что так нужно, что это лишь необходимость, не оправдывали преступного возбуждения, с недавних пор охватывающего тело рядом с девчонкой. Эта несдержанность стала внезапным и очень неприятным открытием, дополнением к его бедам.
Последние сомнения уходят, когда Гермиона легко принимает в себя болящий от напряжения член. Впервые за много лет контроль потерян полностью, безоглядно. Грейнджер теплая, податливая, оживает, оттаивает под его ладонями, дышит часто, соблазнительно прогибается в пояснице, и плевать, что все белье в крови, главное, что на её коже после очищающего заклинания не осталось даже розовых разводов.
Северус не торопился, душил в себе жажду грубого животного секса – лекарства от дурных мыслей, от колотья в висках, вечного спутника ментальной магии, как защитной, так и атакующей, от чертовой реальности, тесной, как камера Азкабана, вязкой как запретные топи.
Она сама захотела больше и он с удовольствием исполнил это желание. Сегодня он не будет сдерживаться и жалеть о чем-то. Одно движение и девчонка на животе, под ним подмята, открыта, доступна. Только подложить под бедра подушку, чтобы улучшить угол вхождения. Можно уже не стесняться. Падать дальше все равно некуда. Злость охватывает такая, что неконтролируемый поток магии захлестывает комнату. Почему у него никогда не бывает как у людей? Почему все он должен брать силой? Почему ему стало это нравиться? С каких пор ему такое нравится? Почему Грейнджер, которую он уже откровенно грубо имеет, стонет в голос "еще"? Нельзя прикоснуться ко тьме и уйти потом невредимым. Он не агент Ордена Феникса, которого больше нет, он Упивающийся смертью, но совсем не желает ей упиваться.
Ухватить под выступающие косточки бедер, прижать, почти впечатать в себя и кончить наконец-то, пока дом не нашли по стихийным выбросам магии. Северус накрыл Гермиону телом и замер. Сердце неохотно возвращалось к привычному ритму, стучало гулко, как после длительной пробежки.
Отмалчиваться было как-то трусливо.
— Гермиона?
Она не плакала, не проклинала его, не молила ни о чем. Бодро отвечала на вопросы. Умная девчонка. Несчастная умная девчонка со взглядом побитого спаниеля. Рука сама тянулась её приласкать. На языке вертелись слова утешения, объяснений, извинений. Он не умел утешать. Укрыл, укутал в новое одеяло, без спроса одолженное в Малфой-Меноре, мягкое, теплое и легкое, как раз такое, какого в этом доме не хватало. Торопливо оделся. Мужская нагота по мнению Северуса не относилась к числу приятных зрелищ, особенно, если речь шла о его собственной наготе.
— Сколько дней прошло?
Северус не стал уточнять. Вопрос был понятен.
— Три.
Руки немного дрожали. Почти незаметно, опасно, предательски. Зельевар оставался в доме ровно столько, сколько потребовалось на приведение в порядок разбушевавшихся мыслей. Даже у его выдержки были пределы.
Хогвартс сожрал все размышления без остатка. Кэрроу за три дня превратили школу в пыточный лагерь. Больничное крыло не вмещало всех пострадавших. Поппи работала молча, не жалуясь на нехватку зелий. На Северуса она даже не подняла взгляд, и это было только вершиной огромного айсберга чудовищных последствий присутствия пожирателей. Хорошо осведомленный о нравах приспешников Лорда, Северус взялся за противозачаточные зелья. Нужному заклинанию потерпевших девушек могла научить мадам Помфри. Его знала любая взрослая волшебница кроме, пожалуй, Молли Уизли, но Поппи была излишне тактична и очень занята, а перепуганные, униженные девчонки никогда не являли собой образец сознательности. Разве что Грейнджер. Гермиона.
Смерть стояла за её плечами. Еще неделя промедления, может чуть больше и… Внутренний голос шептал, что нельзя тянуть, что брак нужно подтвердить немедленно, что девчонка все поймет, не будет сопротивляться. Но Северус вовсе не был уверен, что в нем говорит разум и жалость. После последнего раза их подвинуло другое совсем непривычное чувство. Желание. Похоть.
Дни медленно но неотвратимо, как кровь из вспоротой вены, приближали финал. В ход шли последние резервы, силы таяли, зелья не бодрили как раньше.
Лорд сменил гнев на милость, оставив Люциуса комнатной собачкой возле своих ног, а Драко отпустил в школу. Северус не появлялся в Малфой-Меноре, опасаясь лишнего внимания повелителя. Он подготовил все для зелья разделения магической связи, но безошибочным чутьем многажды битого человека чувствовал, что не успеет его закончить. Оставался еще резервный план. Простой и подлый.
Гермиону мужчина навещал каждый вечер. Она ужинала, бросая на него отчаянные взгляды из-под темных, горестно изломленных бровей. Северус сидел молча, иногда позволяя себя украдкой разглядывать девичий профиль. После еды Грейнджер по какой-то немой негласной договоренности поднималась в спальню. Иногда быстро, взлетая по ступенькам, будто надеясь убежать, чаще медленно как на эшафот. Больше она не теряла сознания от слабости. Северус не позволял, с каждым новым закатом становясь все несдержаннее. Ему не мешало, что девушка далеко не всегда отвечала на его ласки. Сомнофилия*, в конце концов, не самое тяжкое психическое расстройство.
Вечерние визиты стали неотъемлемой частью его жизни. День проходил в мучительных попытках минимизировать жертвы, не подставиться и ненароком кого-нибудь не убить. Северус стал с нетерпением ждать вечеров, хоть они и не сулили ему сна.
Благоразумие Грейнджер кончилось к выходным.
— Я не буду есть, сэр.
Северус не вздрогнул только благодаря своей выучке. Девчонка молчала всю неделю, исправно глотая еду с зельем сна наяву.
— Я не ослышался?
От глупого фарса с этим "сэр" и "мисс Грейнджер" его тошнило уже давно. Лучше бы она называла его грязным пожирателем. Или по имени. По имени.
— Нет. Не ослышались. Я не буду есть.
Северус потер указательным пальцем подбородок, скрывая своё замешательство.
— Будьте любезны хотя бы выпить чай, — сдержанно произнес мужчина.
— Нет.
Гермиона, сморгнув слезы, порывисто дернула рукой, которой сжимала глиняную чашку. Северус не уклонился. Горячий чай ужалил лицо, склеил волосы, брызгами разлетелся в стороны, стек под глухой ворот мантии. Девчонка, тяжело дыша, стукнула чашкой о стол.
— Не буду!
Злость не всколыхнулась в душе, просто усталость вышла на новый, призовой уровень, да и Гермиона выглядела слишком несчастной и потерянной. На неё не за что было злиться.
— Так надо, Грейнджер.
— Знаю, знаю, знаю! — Гермиона рыдала уже в голос от отчаянья закрыв лицо руками.
От взгляда на неё горло перехватывало, а в груди сжималось так, что хотелось прокашляться, чтобы выплюнуть это странное горькое чувство.
Северус поднялся из-за стола и подошел к девушке. С мокрых волос методично капало на мантию. Кап-кап. Черная ткань впитывала остывший чай.
Рано повзрослевшая, слишком много на себя взявшая девчонка сотрясалась от рыданий, а он не умел утешать и жалеть. Не припасено в кармане лимонных долек. Нет ни одного ободряющего слова для Поттера, чтобы подсластить мальчишке новость о крестраже в его глупой голове. Нечего сказать Грейнджер, просто потому что он не знает, что говорить.
Не плачь? Не плачь и молча жуй свой ужин?
Заклятье сна на секунду овевает серебряным ореолом встрепанную голову и поникшие плечики. Северус отставляет в сторону поднос с едой и укладывает девчонку грудью на стол. Джинсы, которые он совсем недавно ей принес, не расстегиваются, не поддаются, застревает пуговица в слишком тугой петле. Грейнджер лежит не шевелясь. На бледных щеках высыхают слезы.
Комментарий к Последние резервы
Сомнофилия — сексуальная девиация, которая выражается в навязчивом стремлении к совокуплению со спящим, находящимся в бессознательном состоянии или коме человеком.
========== Предложение ==========
Гермиона задыхалась, нечто тяжелое гирей давило на грудь, вибрировало и топталось. Девушка сонно перевернулась на бок, и нечто, издав странный фыркающий звук, сместилось на край кушетки. От этого гриффиндорка проснулась окончательно. Двигаясь как можно медленнее, она приподнялась на локте и посмотрела вниз. Подставив мягкое брюшко солнечным лучам, на полкушетки вальяжно развалился Живоглот.
— Глотик!
Впервые за долгие дни на душе посветлело. Кот приподнял приплюснутую морду, приветливо мяукнул, позволил сгрести себя в охапку и не дернулся, даже когда Гермиона разревелась, уткнувшись лицом в пушистую шерсть, только замурчал утробно, показывая, что рад видеть хозяйку.
— Глооооооотик…
Слезы хлынули нескончаемым потоком. Гермиона плакала за все невыплаканное, невысказанное, несделанное и сделанное, за все разом.
Живоглот пламенную встречу переживал без восторга, с учтивым спокойствием достойным сфинкса. Выдержав получасовой вселенский потоп под аккомпанемент непрерывного воя, кот вылез из ослабевших рук, разместился на подоконнике.
— Увы, Глотик. Я не могу тебя выпустить.
Гермиона последний раз шмыгнула носом и вытерла красные глаза. От слез сделалось легче. Жизнь продолжалась.
На столике, спрятанный от кота под круглой блестящей крышкой, стоял завтрак, рядом лежал Пророк. Обычно Северус оставлял еду на кухне, но в этот раз сделал исключение. Воспоминания неприятно кольнули остатки гордости. После вчерашнего вечера было некомфортно сидеть, это не позволяло забыться.
Гермиона заставила себя переодеться и принялась за завтрак. Вниз она бы не пошла, даже если бы пришлось поголодать. Вчера заклятье сна спало как только Снейп ввел в неё свой член, и ощущения не шли не в какое сравнение с теми, что приходили под действием зелья или в тот единственный раз в полумертвом бреду. Девушка забилась, заелозила по столу, пытаясь освободиться. Повторное усыпляющее она услышала но не почувствовала. Чары не действовали, зато путы сработали безотказно. Так унизительно не было ещё ни разу. Гермиона перестала дергаться и бездумно изучала темные узоры на древесине. Не было боли, впрочем, удовольствия тоже не было, прилив сил обычно очень ощутимый вовсе отсутствовал. Просто механические грубые движения от которых саднит задницу. Тогда почему-то ей стало очень смешно. Она смеялась и смеялась, возюкая носом по столешнице. Конечно Снейп прервал профилактические измывательства и перевернул её на спину, чтобы привести в чувства. Но Гермиона в чувства не приводилась, пока хлесткая пощечина не прервала эту сухую истерику.
— Вы урод! Моральный и физический! Урод! Урод!!!
Она кричала что-то еще и теперь не могла с точностью сказать что. Что-то про Гарри, про его маму, про Сириуса. Много оскорбительного и ранящего прямо в некрасивое, искаженное злостью лицо своего профессора. "Урод", эхом отдалось в ушах. От одного воспоминания об убийственно колючем взгляде Снейпа по позвоночнику пробегали мурашки.
Еда не лезла в горло, газетенку даже в руки брать не хотелось. Гермиона встала у подоконника, где беззастенчиво вылизывался Живоглот. Смешно, но она чувствовала себя виноватой. Ви-но-ва-той. За то, что сорвалась, отказалась от ужина, хотя знала, конечно, что нельзя этого делать. Что дергалась и орала как потерпевшая, могла бы полежать покорно, не рыпаясь, и "получить удовольствие" от процесса под названием "вечер под Пожирателем". Сегодня Северус словно извинялся: принес завтрак в комнату, разыскал кота. Девушка даже думать не хотела как сложно ему было найти Живоглота, после побега с площади Гриммо она не надеялась еще увидеть любимца. Для Снейпа невозможного, похоже, не существовало.
