Автор книги: Анна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Дверь зельевар больше не запирал и Гермиона смогла исследовать, оказавшийся неожиданно уютным, дом. На первом этаже кухня с каменной печью, занимающей полстены, старинной конфоркой и широким резным столом; маленькая темная гостиная с внушительного вида камином, вполне годным для подключения к каминной сети, распластавшейся на полу от двери до поленницы, медвежьей шкурой и веранда для неторопливых обедов и чаепитий, закрытая раздвижными дверьми, сделанными на восточный манер. С веранды можно было попасть на улицу, но тонкие на вид перегородки оказались крепче стали. На втором этаже кроме её спальни, больше похожей на кабинет, совмещенный с библиотекой были еще две запертые комнаты, попасть в которые не представлялось возможным.
Гермиона полюбила сидеть на кухне. Там почти весь день можно было читать не зажигая свеч. В огромные окна, забранные чистыми стеклами в ромбах свинцового витража, с утра до вечера лился ласковый теплый свет, рисующий на темной поверхности стола золотые полосы. Уставая от неподвижного сидения, девушка подходила к окну и подолгу всматривалась в густой лес, качающий кронами за широкой разнотравной поляной. На опушке деревья были тонкими и низкими, но дальше вытягивались вверх и напоминали могучих великанов Запретного леса.
Иногда Снейп не появлялся и Гермиона весь день оставалась голодной. Тогда она кипятила воду в медном котелке и заваривала мяту, пучками висящую под потолком.
За неполную неделю такое случалось дважды, и оба раза после этого поднос ломился от всевозможных угощений.
Любую попытку завести разговор Снейп просто игнорировал, а когда Гермиона особенно досаждала, в действие шло обидное но безвредное "силенцио", и девушке приходилось молча сжимать кулаки, исходясь от беспомощной ярости. Профессору, очевидно, некогда было с ней возиться.
За пять дней Грейнджер исследовала все уголки в доме и не раз упражнялась с палочкой, всегда с одинаково негативным результатом.
С каждой неудачей Гермиона отчаивалась все больше, понимая, что путь в магический мир ей заказан. В таком состоянии она мало чем могла помочь Гарри и Рону в поисках крестражей. Но самые большие страдания приносили мысли о родителях. Заклятье, которое она на них наложила было привязано к её магии. Никто другой не смог бы его снять. Это казалось очень удачной и безопасной идеей тогда, но не теперь.
Страх навсегда потерять семью, стать для самых близких людей неузнаваемой, чужой, ненужной был так велик, что Гермиона в слезах просыпалась ночами. Выплакавшись девушка подолгу лежала, уставившись в потолок и вслушивалась в гул пламени камина и тихий шепот леса.
Северус Снейп оставил ей жизнь для каких-то своих малопонятных целей. Может для того, чтобы в решающий момент повлиять на Гарри? Снейп не рассказал никому, что подсмотрел в голове у Гермионы. Девушка вертела ситуацию и так и сяк, но понять игру, затеянную зельеваром, не могла, и от этого становилось еще страшнее.
В альтруизм убийцы директора Гермиона не смогла бы поверить, даже очень того пожелав.
========== Будни профессора ==========
Проблемы сыпались как из Рога Изобилия. Сначала заклятье, расположенное на подходе к Малфой-мэнору, сработало, выявив новых пленников-школьников, потом среди этих пленников оказалась Гермиона Грейнджер собственной персоной, будто Лавгуд в подвале для головной боли Северусу было мало.
Придумывать предлог для посещения поместья Малфоев не пришлось. Северус как раз закончил готовить новую порцию укрепляющих зелий для Лорда. Необходимость лично проинструктировать господина по вопросам применения модифицированных эликсиров была отличным прикрытием и веским поводом оставить школу.
То, что Грейнджер будет подвергнута Ритуалу, не стало для мужчины сюрпризом. Девочку было жаль до безумия. Он почти готов был вмешаться, обрушить потолок всем на головы, обрушить гнев Волан-де-морта на голову себе. Поставить крест на ускользающей перспективе уничтожить этого монстра, но Грейнджер не подвела. Она в полной мере воспользовалась относительной свободой, оставленной ей магическими путами, и разрушила одну из рун. Воспоминание о том, как гаснет серебряный символ под тонкими, прозрачными почти пальчиками, Снейп вырвал из общей канвы событий и скрыл за десятью замками в мешанине своих мыслей где-то между ингредиентами для зелья сна и одним из многочисленных позорных эпизодов детства.
К сожалению расчет мужчины оправдался не полностью. Снейп надеялся, что девушка – правша по природе – сотрет правую руну, отвечающую за контроль магических потоков. Тогда маленький смерч в ритуальном зале откинул бы Лорда к стене, Малфой, потерявший значительную часть силы, как вершитель обряда получил бы сильнейший откат, а гриффиндорка в суматохе могла бы скрыться, завладев палочкой, оглушенной Нарциссы. Снейп даже был готов пожертвовать собственной палочкой. Самоубийство, но лучше так, чем смотреть на смерть ученицы.
В итоге все планы пошли прахом. Девчонка стерла руну с левой стороны, и Снейп даже отдаленно не мог предположить, как это изменило ритуал. Ясно было только, что ритуал свершился, но Лорд силы и вместе с ней частицы знаний Грейнджер не получил, а Северусу теперь прятать и защищать ослабевшую маленькую волшебницу.
Сам зельевар, покидая ритуальный зал, чувствовал себя очень странно. Ему хотелось посадить котика на колени и выпить чашку горячего какао.
Снейп тяжело выдохнул и помассировал пальцами виски, мечтая хоть на пару минут избавится от пульсирующей, назойливой головной боли.
Если сорванный ритуал просто разозлил Лорда, то легко, как к себе домой, аппартировавший в поместье Поттер, играючи освободивший всех пленников, привел его в неконтролируемую ярость. Наградить упивающихся «круциатус» через метку показалось змеистому мало. Следующие полчаса после побега Волан-де-морт громил особняк, не считаясь с его магической ценностью и потрошил каждого имевшего неосторожность попасть в поле его зрения. К тому моменту Грейнджер была уже в безопасности, по всеобщему мнению, в компании Поттера и абсолютно безумной.
Пострадали все. Малфой мучился больше прочих, ведь именно его бывший домовик перенес мальчишку в поместье. Северусу же кроме круциатус достался вынимающий душу сеанс легилименсии. Зельевар вынужден был раз за разом в подробностях вспоминать ритуал и все свои последующие действия по отношению к Грейнджер, тщательно исключив все связанное с её перемещением из мэнора. На счастье девчонки, и надо сказать на его собственное, ярость плохой компаньон ментальным атакам. Снейп раскрывал свое сознание, погружая Лорда в калейдоскоп извращенных желаний, связанных с гриффиндоркой и приправлял это образами изысканных пыток, происходящих в стенах Хогвартса.
Хранить в своей голове что-то столь отвратительное и чуждое было повинностью, необходимостью. Северус потратил уйму сил, чтобы создать фантазии, способные усыпить бдительность Лорда. Гермиона – вечно взлохмаченная, курносая заносчивая зубрилка, оставалась для профессора маленькой девочкой, сдающей всегда на полтора свитка больше положенного. Представлять её раздетой, связанной, избитой... Это была отдельная пытка – вынужденное саморазрушение. При необходимости ломать барьеры не так уж и сложно. Гнилостная преступная фантазия скрывала нечто опасное и важное, запрятанное на недосягаемую глубину.
Скомкав эссе очередного школьного «дарования», Северус щедро плеснул в стакан Настойку Полководца. Высокий графин с запотевшими стенками был наполовину пуст. Последнее время мужчина не мог обходится без этого зелья. Эликсир притуплял эмоции, позволяя легче переживать «разговоры по душам» с Лордом, бесконечные допросы и пытки магглов, волшебников, которых Снейп когда-то знал, детей, бывших детей, которых он когда-то учил.
Кровь омывала каменные полы под заливистый смех Беллатрисы. Чистая, красная, такая же как у всех людей на планете. Сжирала заживо очередную жертву Нагайна. Сам Снейп посылал красный луч в лоб допрашиваемому и думал, думал о заветном графине, способном хоть чуть-чуть притупить отвращение к себе и злость на Дамблдора. Даже умерев, он стоял за спиной Северуса, улыбаясь своей доброй лучезарной улыбкой.
— Так нужно, мой мальчик. Для всеобщего блага.
Иногда зельевару хотелось убить Дамблдора еще раз, окончательно уничтожая в себе то светлое, о чем так любил твердить директор.
Ухватившись за холодную ручку, мужчина припал к графину жадными глотками осушая его содержимое. Он пил, как затерявшийся в пустыне путник.
Ясность мысли. Ему нужна ясность мысли.
О цене можно будет подумать потом.
========== Ночи Гермионы Грейнджер ==========
Время утекало преступно быстро. Первые пять дней пролетели незаметно. Гермиона ела, спала и читала, сидя на кухне, всеми силами стараясь справиться с томительной усталостью, волнами накрывающей тело.
Сначала гриффиндорка думала, что дело в пережитых пытках и неудобной кушетке, но слабость не отступала ни после горячей ванны с ароматным отваром трав, ни после очередного сытного обеда. Все попытки скопить силы для побега терпели крах.
Варианта оставалось только два: либо Снейп травил её намеренно, либо ритуал отнял не только магию.
Зельевар появлялся редко и специально делал все, чтобы лишний раз не сталкиваться с Гермионой. Не увидь она его на кухне с подносом, решила бы, что о её трапезах заботятся домовики. Прервав поток тщательно заготовленных вопросов беспалочковым "силенцио", мужчина оставил еду на столе и молча аппортировал. Знатно припечатанная заклятьем Гермиона еще несколько часов не могла проронить ни звука.
Так уныло и странно проходили дни, и сколько еще таких бесполезных дней ждет её впереди Гермиона боялась загадывать.
На шестые сутки самочувствие резко улучшилось. Только проснувшись и свесив ноги с кушетки, Гермиона поняла, что сосущая пустота под ребрами куда-то исчезла, а апатия, после ритуала стремительно нарастающая, отступила. Очень хотелось жить, и еще немного - петь.
Укутавшись в плед как в тогу, девушка несколько раз переступила босыми пятками по полу, сочла его слишком холодным и натянула шерстяные носки – вместе с просторной мантией один из подарков от щедрот профессора.
Утро выдалось солнечным и, судя по слегка запотевшим окнам, холодным. Пошерудив кочергой еще горячие угли, Гермиона подбросила несколько поленец и нарисовала шестую палочку на гладком кирпиче. Шестой день.
Телу было легко. Прошла головная боль, делающаяся с каждым прожитым днем все назойливее и ощутимей.
Это было странно. Зелья? Размышляя и вспоминая подробности вечерней трапезы, Гермиона спустилась на кухню, чтобы найти там горячий завтрак, накрытый крышкой. Овсянка, бекон, яйцо, какао и восхитительный кусочек её любимого яблочного пирога с корицей.
Ничего особенного на ужин она не ела и не пила. Странных запахов и привкуса у еды не было, тем не менее что-то важное не давало девушке покоя.
Этой ночью ей снился сон. Не то чтобы Гермионе никогда не снились такие сны. Гриффиндорка вдумалась, вспоминая ускользающие подробности. Нет, определенно такие не снились.
Ночью было жарко. Так жарко, что тело в коконе одеяла горело и плавилось. Трещал камин, еловые дрова стреляли снопами искр, гаснущими на кованной решетке, мир за окном застлал розовый молочный туман, не выхватить взглядом крон ближайших деревьев.
Чьи-то руки раздели её. Бережно сняли длинную ночную рубашку – ту самую, в которой она обнаружила себя после ритуала. Горячий вздох обжег пупок, язык влажно и горячо прошелся по выпирающей бедренной кости, выше, вдоль по ребру, по затвердевшему соску, по шее.
Чужое дыхание щекотало ухо, а скользкие пряди скулу. Бережные но настойчивые пальцы что-то сумасшедшее вытворяли меж разведенных ног. Гермиона выгибалась, приникая обнаженным телом к твердой мужской груди, стонала, сквозь плотно сжатые зубы, почти плакала, искала губами чужие жесткие губы и жадно их целовала, царапала крепкие плечи, белеющие в темноте, шептала всякие глупости.
Потом мужчина поцеловав её в висок, так как целуют детей перед сном, спустился вниз, и его горячий язык, до этого смело исследовавший податливое тело, коснулся влажной промежности, доставляя стыдное ни с чем не сравнимое удовольствие.
Больше Гермиона ничего не помнила.
Ложечка, которой девушка помешивала какао, последний раз звонко стукнула о край чашки и замерла. Сон неохотно выплывал из памяти, неповоротливый огромный крейсер в слишком узкой бухте. Шквал эмоций с пробуждением ушедший на задний план. Живых, настоящих эмоций.
Девушка поерзала в кресле, надеясь притупить неуместное, остро нахлынувшее возбуждение. Ей не мог присниться подобный сон. Не должен был сниться.
Гермиона до боли прикусила костяшку пальца. Истерика никогда еще не служила на пользу дела. По лестнице гриффиндорка, путаясь в спадающем с плеч пледе, поднялась почти бегом. В своей комнате перед узким настенным зеркалом сбросила плед, на него бесформенной белой кучей упала ночнушка.
Ни новых синяков, ни засосов. Синие, посветлевшие по краям следы на предплечьях, метки, оставленные стальными пальцами Фенрира; длинная желто-зеленая уже полоса на бедре – стегнула ветка в лесу; разбитые коленки и темные пятна по позвоночнику – ссадины и синяки, печати холодного алтаря.
Изучив себя придирчиво и тщательно, гриффиндорка оделась. Доказательств жуткой мысли, посетившей её голову, не было, как не было ей опровержения. Спросить напрямую? Заткнет очередным "силенцио" и… А, собственно, что и?
Весь день Гермиона провела в сомнениях и раздумьях, уничтожая запасы сушеной мяты. Отвар совсем не успокаивал. Она чувствовала себя бодрой и здоровой, пару раз даже бралась за палочку, но не произнесла даже самого простого заклинания, не желая лишать себя надежды.
— Ужин, — вечером появился зельевар с привычным подносом под крышкой.
— Какое зелье вы подмешали мне вчера?
— Даже если бы и подмешал, наивно думать, Грейнджер, что я вам отвечу. Еще более наивно считать, что стану переводить на вас ингредиенты. Приятного аппетита.
В этот раз он не ушел. Сидел напротив, опустив крючковатый нос в какой-то свиток и ждал, пока Гермиона доест.
Гриффиндорка решила не вызывать подозрений, съела все и, сухо поблагодарив, поспешила в уборную, искренне надеясь избавиться от ужина, до того как подействует предполагаемое зелье.
Она даже взялась уже за ручку двери.
И проснулась, лежащей на кушетке. Бодрая, выспавшаяся, испуганная. Без единого воспоминания о минувшей ночи.
Седьмая палочка появилась на каминной полке. Грейнджер медленно натягивала теплые чулки и смотрела сквозь окно. Некоторые вещи встали на свои места. На некоторые вопросы нашлись ответы. Лучше бы их не было.
Почти до самого вечера девушка просидела на кухне. Нехотя проглотила завтрак, обеда так и не дождалась, сквозь урчание в желудке даже обрадовавшись этому факту. Иногда Снейп не приносил еды, видимо не мог.
Книгу Индерес гриффиндорка прочла дважды и даже написала эссе-рассуждение на три свитка. Ближе к вечеру, прихватив полотенце, она пошла в ванную комнату и четверть часа пролежала в деревянной бадье, одуряюще пахнущей можжевельником. Из круглых окошек под потолком сквозь разноцветные витражи на воду падали яркие блики. Магией этого места закат превращался в погожее утро.
Когда Гермиона вышла, ужин уже ждал на столе. Припрятав хлеб, девушка скормила содержимое подноса камину, а чай выплеснула в раковину. Со своими страхами надо встречаться лицом к лицу.
Ожидая в любой момент подвоха, Гермиона долго не могла уснуть, поэтому пробуждение от прикосновения холодной ладони к животу было резким и неприятным.
Все опасения оправдались, но поглядеть в лицо своим страхам оказалось не так-то просто.
Гермиона лежала на спине, а над ней между разведенных коленей нависал Снейп, выше и выше задирающий подол ночной рубашки. Возмущенный крик застрял в горле. Гермиона, парализованная омерзением и ужасом, ненавидела себя за не съеденный ужин. Снейп поступил с ней гуманно, почти пощадил, избавив от необходимости помнить и понимать. Она сама докопалась до истины, получив вместо сладких сновидений оживший кошмар.
— Сейчас, девочка, сейчас.
Зельевар стянул с неё ночнушку, бережно придерживая ладонью под спину, убрал каштановые пряди, попавшие на лицо, и настойчиво поцеловал в губы. В том сне она отвечала. Гермиона помнила, что отвечала на поцелуи, таяла, растворялась в них, и как же ей было хорошо тогда. Губы разомкнуть удалось с трудом, из груди вырвался задушенный стон. Она будет бороться, найдет выход, но сейчас никак нельзя раскрываться. Неизвестно как бывший профессор на это отреагирует.
От поцелуя кружилась голова. Губы Снейпа требовательные, сухие, прохладные, горькие как аптечная настойка умело терзали её рот. Гермиона отвечала, задыхаясь, часто смаргивала выступающие на глазах слезы.
Зельевар был слишком сосредоточен на процессе, чтобы что-то заметить. Он выцеловывал дорожки от ключиц к уху, нежно водил ладонью по бедрам, а Гермиона содрогалась внутренне от каждого прикосновения, от веса его теплого тела на себе, от черного водоворота панических мыслей, никак не желающих выстраиваться в цельную картину.
