Текст книги ""Профессии: из первых уст""

Автор книги: Ангелина Крихели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Раз уж мы коснулись институтов, то скажите, в каком вузе вы советовали бы учиться ребятам, которые собираются стать актерами?

– Я училась в свое время в Харьковском институте искусств, так он тогда назывался. Это была мощная актерская школа. Те, кто нам преподавал, все были ученики Леся Курбаса, выдающегося реформатора украинского театра. Он организовал в Харькове театр «Березіль», сейчас это театр им. Шевченко. Там были актеры, которые не имели никакого образования, потому что не было таких вузов. И они были родом из разных частей Украины. Курбас ставил им правильную украинскую речь, киевско-полтавский диалект. Он с ними занимался, как это тогда называлось, «механикой», сегодня это называется сценическим движением и сценической речью. Таким образом, образование они получали непосредственно у великого режиссера. Он знал, что хочет сделать, какими профессиональными навыками должны обладать актеры. Чтобы он мог воплощать свои замыслы, мог от них потребовать необходимого ему уровня игры, их нужно было сначала научить так, чтобы они впоследствии могли удивить мир.

У нас преподавали все его ученики, преподавала его жена. И, конечно, очень многие традиции шли оттуда, отношение к самой профессии. Что театр – это храм. Сегодня такого отношения нет. Сегодня «забежал» в театр просто так, а где-то есть просто халтура, которая приносит заработки, необходимые человеку. Такой мир сегодня. Никто не молится театру, ни для кого это не храм… На днях я увидела в новостях в бегущей строке, что нашему Харьковскому институту присвоено академическое звание. Театральная академия. Но я не знаю, какие силы там сегодня.

– Как вы считаете, где больше возможностей актеру раскрыться, возможностей для роста карьерного и творческого: в кино или в театре?

– Это разные профессии! Совершенно разные. В театре актер формируется, его собирают, выращивают. А в кино – только эксплуатация. Нам повезло, что Одесская студия находится не так далеко от Николаева, и там несколько проектов созданы совместными усилиями украинского и российского бизнеса, они вкладывают деньги. К нам приезжают из Одесской киностудии, фотографируют нас, набирают себе, так сказать, досье актеров, и приглашают. Мы иногда работаем в кино небольшие эпизодические роли. И столкнулись, конечно, мы все, первый раз когда ехали, с тем, что ни у кого не было опыта. Актеров нашего театра (человек, наверное, пять) пригласили сниматься. Мы поехали на пробы. Грим, костюмы, дают текст, ты читаешь, ассистенты режиссера отбирают и говорят: «да», «нет», «мы Вас пригласим». Это такой первичный этап для всех. И мы очень волновались: как сказать первое слово, как себя вести; будет ли такое отношение, как в театре. В театре какие-то почти семейные отношения, мы уже знаем, кто что может, кто на что как реагирует, как обойти острые углы… А там для нас было все в диковинку. Первое ощущение – машина там работает иначе, и все работает на актера: ты не думаешь, какой будет костюм, и принесут его или не принесут. Тебе его подали, и подали вовремя. Села на грим, тебя загримировали, тоже вовремя. Твое дело только выполнить задачу режиссера. В общем, чтобы «выкачать» из актера, то, что нужно режиссеру, тебя обеспечат всем необходимым.

– Недавно в театре было пополнение: и из Одессы ребята, и из Херсона, из других городов. Как вы оценили бы их?

– Им очень, я считаю, повезло, что они попали сразу в работу к Георгию Георгиевичу Кавтарадзе в спектакль «Солнечная ночь». Это была целая молодая волна. Я тоже когда-то была молодой волной, волной 1973 года. Здесь работал такой режиссер Геннадий Петрович Пименов, он очень любил работать с молодежью. Первое время преподавал у нас в институте, у меня на первом курсе был ассистентом по актерскому мастерству и способствовал тому, чтобы появлялись целые молодежные группы, до десяти человек. Так повторялось несколько раз. Потом пришла волна из училища культуры, и попали в «Верону». А эти, последняя волна, – они попали к Георгию Георгиевичу. Для них это большая удача. Очень важно, откуда «стартуешь». Или из массовки, или начинаешь сразу с соприкосновения с работой мастера. Маститые режиссеры, как правило, это люди, которые любят актеров, и это позволяет актерам раскрыться. Потому что есть доверие. Потому что есть творческая подпитка, и это может обеспечить успех.

– Скажите, а необходимо ли в актерской профессии знание иностранных языков?

– Да. Хорошо бы. У нас в вузе преподавали английский, немецкий и французский. Если заполняешь, например, анкету на кастинг, то там обязательный вопрос о владении иностранными языками. Это нужно сейчас, мы же видим это в фильмах… Вот у Сталины Лагошняк была роль в кино, и она учила немецкий язык. У нас в театре и другие актеры учат при необходимости языки.

– А какими языками владеете вы?

– Я только русский и украинский знаю, французский немного.

– Какие существуют в актерской профессии положительные и отрицательные стороны?

– Минусы – это то, что все наши дети выросли в предбаннике театра (улыбается). Они не знали в полной мере родительского внимания, не ощутили. Потому, что ты сам молодой, нагрузки большие. Играют сегодня намного меньше, конечно. А тогда, в дни нашей молодости, утром репетиции, обязательно утренние спектакли – сказки, вечером спектакли для взрослых. Так что дети все вырастали, можно сказать, в кулисах. И во время спектакля сидели рядком возле пульта помощника режиссера. И смотрели эти спектакли, знали их наизусть. Все минусы нашей профессии ощущают наши дети. Сегодняшние дети, дети наших молодых актеров – точно так же. Детство в реквизиторском цеху, возле пульта помощника режиссера, или в «брехаловке». Сегодня этого уже нет, а раньше «брехаловкой» традиционно называли закрытое небольшое помещение, где в моменты отдыха старшие актеры (и это не мы придумали, а когда пришли, это уже было) рассказывали театральные небылицы. Вот случилось то-то, вот такие вот курьезы, и это передавалось из уст в уста.

– Что вы хотели бы пожелать вашим будущим коллегам, будущим выдающимся актерам и актрисам?

– Я хотела бы им, конечно, пожелать встречи с режиссером, хорошей драматургии, чтобы это стало событием и для них, и для города, и для зрителей.

 

В наш город часто приезжают с концертными программами певцы, музыканты, сатирики, актеры – известные и не очень. Но есть и такие деятели искусств, которые посетить Николаев лично не могут в связи с плотным гастрольным графиком. Например, известный шоумен Ефим Александров, который согласился побеседовать с «Новой Николаевской газетой» и рассказать о том, как рождаются новые музыкальные проекты, дорогие сердцам певцов и зрителей. Песни родом из детства.

Для согласования этого интервью потребовалось несколько дней телефонных переговоров с пресс-аташе артиста. Она, как и сам Александров, приветливо и дружелюбно откликнулись на предложение о публикации нашей беседы. Но самым сложным оказалось найти для нее время в гастрольном графике, затем согласовать готовый текст, и…

В конечном итоге, материал был опубликован во всеукраинском журнале «Имена» под чутким руководством прекрасного редактора Юрия Анатольевича Минина.

 

ЕФИМ АЛЕКСАНДРОВ. «ПЕСНИ ЕВРЕЙСКОГО МЕСТЕЧКА»

– Ефим Борисович, в прессе часто упоминается ваш проект «Песни еврейского местечка», который впервые увидел свет в 2001 году, если не ошибаюсь. Полагаю, что нашим читателям было бы интересно узнать из первых уст, что чувствует актер и певец во время подобной премьеры? 

– Прежде всего, ответственность и волнение. Понимаете, я давно, еще во время работы на эстраде с Владимиром Винокуром, задумал такой проект, а именно: собрать песни еврейских местечек и записать их вместе с большим симфоническим оркестром, с привлечением джазовых музыкантов, с академическим хором. Мне очень хотелось, чтобы песни наших бабушек и дедушек, наших отцов и матерей, песни, хранящие традицию нашего народа, его душу, зазвучали величественно и гордо.

– В одном из интервью на вопрос журналиста вы ответили: «…в России мы не выступаем вообще. Но эта программа живет. Мы записываем диски, выпускаем фильм и ездим на гастроли – в Израиль, Америку, Германию, Австралию…». Хотелось бы спросить, могут ли украинские зрители надеяться увидеть этот проект в городах Украины? И в частности, в Николаеве?

– Я сам родом из Украины. Это моя Батькивщина! И я, конечно же, очень надеюсь, что такие концерты когда-нибудь состоятся здесь. А Николаев – замечательный город с замечательными музыкальными традициями, город, из которого вышел целый ряд прекрасных исполнителей и творческих коллективов. Я – всегда «за»! Проблема в том, кто именно организует подобные гастроли. 

– Возможно ли в будущем, что песни будут переведены с языка идиш на русский? Или это нарушит концепцию проекта?

– У меня есть варианты переводов песен на русский язык, но в данном проекте нам было очень важно, чтобы эти старинные песни были исполнены в своем оригинальном звучании, на идиш, на языке, который наши предки нарекли «мамэ лошн» (в переводе с идиш – материнский язык). Тогда, десять лет назад, наше представление было полностью на идиш, а сегодня мы включили в программу «еврейские» песни, которые изначально были написаны на русском языке. Это песни, которые родились после отмены так называемой черты оседлости, в начале прошлого столетия, они созданы замечательными музыкантами – выходцами из еврейских местечек, сохранившими в душе музыку и юмор этих островков еврейской жизни. Это, кстати, широко известные песни. Ну, например, «Школа Соломона Пляра», «Поезд на Бердичев», «Семь сорок», «История каховского раввина», «Как на Дерибасовской» и другие – все они из моего нового альбома «А поезд тихо Е...», который мы также записали вместе с Российским государственным симфоническим оркестром кинематографии.

– На вашем сайте можно прочитать множество отзывов известных и популярных в мире искусства людей. Таких как Аркадий Арканов, Игорь Крутой, Владимир Винокур и других. А как к проекту отнеслись представители власти? И трудно ли было реализовать его?

– Власти? Вы имеете в виду государственную поддержку? Наш проект существует только благодаря меценатам и, прежде всего, такому человеку, как Ян Михайлович Ашкинази, который тоже родом из Украины. Ян Михайлович – видный ученый, доктор технических наук, профессор, известный бизнесмен. Несмотря на чрезвычайную занятость, он с большим энтузиазмом помогает развитию нашего проекта. За эти годы на разных этапах всегда находились люди, которые оказывали нам помощь. Всем им я безмерно благодарен. Именно понимание этими людьми важности сохранения наследия наших предков, передачи этого наследия подрастающему поколению позволило нашему проекту развиваться все эти десять лет.

Не хлебом и не мацой единой жив человек! Ведь нам, слава Богу, дана душа. И именно песни, музыка, искусство в целом являются неотъемлемой частью духовного мира. Это реальность. И поэтому, чем больше в мире будет соприкосновения людей с разными культурами, тем больше будет в мире взаимопонимания. Ведь когда люди разных национальностей танцуют, например, еврейские «Семь сорок» или «Хава нагилу», «лезгинку» или гопак, они веселятся и радуются, а не занимаются националистическими спорами!

– Известно, что круг вашей деятельности весьма широк, и вы не только актер, певец и шоумен, но и продюсер, и режиссер новых музыкальных проектов. Каких именно?

– Совсем недавно родился новый проект. Мы записали на тон-студии Мосфильма альбом украинских песен «То все було не на паперi». Туда вошли, в основном, песни из моего детства, те, что я слышал теплыми украинскими вечерами в нашем маленьком дворике, когда в нем собирались все соседи. И даже две мои авторские песни на стихи украинских поэтов. В этом проекте я не только исполнитель, но и продюсер, как, впрочем, во всех моих сольных проектах, и, надеюсь, со временем мы дойдем до стадии режиссерской постановки концертного представления. Но не это важно. Я сидел в студии на сведении музыкального материала и вспоминал местечки моего детства и юности, мой Подволочиск и Волочиск, это на Тернопольщине и Хмельничине. Вот наш дворик, вот все взрослые играют в беседке в лото, несут к общему столу кто чем богат, и... по сто грамм тоже! А мы, детвора, бегаем вокруг... Вот яблоня зацвела прямо в мой день рождения, и мама на украинском восторженно говорит мне: «Сину, дивись, як яблонька зацвiла сьогоднi! Це вона тобi шле подаруночок в твiй день народження!». Так вот, сидел я на сведении этих песен, и слезы наворачивались на глаза. Ведь эти замечательные украинские песни – это такие же песни моей души, как и еврейские, как и русские песни... Мы пели их вместе с мамой и папой в те, уже далекие, но самые счастливые времена, когда родители были совсем молодые, и казалось, что так будет всегда…

– Всем и всегда интересно, едва лишь речь пойдет о деятелях искусства, как созревает в человеке решение стать артистом? Как быть уверенным в правильности своего выбора? Не сожалеют ли впоследствии артисты о том, что связали свою жизнь со сценой?

– Артистическая стезя – это не одни лишь аплодисменты и не близость к богеме или модный сейчас мир гламура. Нынешнее пришествие «в артисты» бывших участников КВН – это временное явление. Оно не должно служить примером для тех, кто сегодня мечтает пойти по этому пути. Актерский путь – это, прежде всего, путь сложнейшего восхождения. Конечно, этот путь зависит от случая и просто от удачи. Но надо уяснить, что случай и удача в данном вопросе – вещи эфемерные! На деле, тут, к сожалению, далеко не каждый дойдет до вершины, а тем, которые дойдут, поверьте, понадобится преодолеть огромные испытания, душевные и творческие муки, приложить настоящий большой труд. Вот у нас на курсе в театральном училище, а позже и в театральном институте вместе со мной учились талантливые ребята. Но творческая судьба сложилась у всех по-разному. Кто-то ушел из профессии вообще, а кто-то трудится в разных городах и странах. Они далеки от богемной жизни, их не встречают на гастролях лимузины, они не летают первым классом, не живут в президентских люксах. Дай-то Бог, чтобы гастроли вообще состоялись, и на этих гастролях хоть бы суточные вовремя выплатили. И вот эти ребята трудятся честно, самозабвенно, талантливо. И как раз это главное. Они в своих областных, городских театрах дарят людям доброе и прекрасное. Наверное, иногда возникает мысль о правильности выбора столь зависимой от множества факторов профессии, но это временные отклонения от выбранного курса, потому как все сполна восполняет Ее Величество Сцена! Я учился в ГИТИСе, и помню, как на юбилее института великий театральный педагог, ученица и соратница легендарных Михаила Чехова, Станиславского Мария Осиповна Кнебель обратилась к нам, студентам, не с поздравлениями. Она сказала, что мы выбрали путь, на котором каждому, всем без исключения сполна придется испить чашу своих горестей и разочарований, но это все же наш ВЫБОР! 

– Сейчас стало модным среди артистов и политических деятелей писать мемуары. Есть ли и в ваших планах их написание?

– Будете смеяться, но меня Володя Винокур давно и почти серьезно подстрекает написать книгу о наших гастрольных дорогах и приключениях. А их, уж поверьте на слово, у нас было множество. Но сидеть и бить пальцем по клавиатуре компьютера для меня в данное время очень проблематично. Хотя, скажу вам по секрету, можете воспринимать это не совсем серьезно пока, но у меня появилась, на мой взгляд, очень интересная идея – замысел повести или даже романа, и я ношусь с этим, придумываю композицию, драматургические перипетии, сюжетные ходы… Но вот когда я смогу этим заняться всерьез? Это мне даже не представляется.

– Какой город из посещенных вами запомнился более всего и чем?

– Город? Помню Сыктывкар – там я впервые вышел на эстрадную сцену с Владимиром Винокуром. Городов, где посчастливилось встречаться со зрителями, было много. Владивосток и Минск, Сан-Франциско и Донецк, Мельбурн, Тбилиси, Норильск, Сидней, Астрахань, Рим, Ташкент, Иерусалим, Рига, Ереван, Берлин, Когалым, Баку, Вильнюс, Уссурийск, Торонто, Ужгород, Лос-Анджелес... Да городов были сотни! Очень много. Очень. Я еще во время работы с Винокуром объездил практически весь Союз. Города – это, прежде всего, люди, которые там живут, зрители, которые приходят на представление. Вот не так давно я выступал с сольным концертом в Екатеринбурге, во Дворце спорта. Пять тысяч человек! Какой теплый зритель!

– Есть ли у вас заветная мечта? И возможно ли ее осуществление?

– Моя заветная мечта в данный момент – осуществить в Москве большой юбилейный концерт, записать его на телевидении. И для этого мы уже многое сделали. Но самая большая мечта – это сделать большой благотворительный тур нашего представления «Песни еврейского местечка» по городам России, Украины, Белоруссии, Прибалтики. Учитывая тот факт, что многим людям старшего поколения и материально, и физически сложно посетить такой концерт, наша задача заключается в том, чтобы изыскать средства для создания возможности всем желающим бесплатно посетить такие концерты. Для этого, конечно, потребуются большая организаторская работа и, прежде всего, помощь меценатов и спонсоров. 

 

С одной из театральных трупп в Николаев приехал Валерий Золотухин. Сейчас это кажется событием столь давним, что и не верится в его правдивость. Юрий Ицковский, пытливо глядя на меня своими мудрыми глазами и держа в руках номер журнала «Имена» и выпуск газеты, в котором размещено интервью с Галиной Губовой, задал только один вопрос: «Хорошо. А что скажешь, сможешь пообщаться вот с ним?..». И подвинул ко мне афишу спектакля.

Я задумалась. Театр всегда был для меня почти вторым домом. Множество талантливых и светлых людей я с радостью называла хорошими знакомыми или даже друзьями. Так что здесь я проблемы не видела. Беспокоило другое. Волнение и трепет от возможного общения с таким человеком. Нет, я никогда не раболепствовала перед «звездами», но всегда относилась с уважением к людям, которые, имея в багаже талант и опыт, добиваются высот, любви и признания зрителя. О чем с ним говорить, что спросить? Ведь до меня было задано столько вопросов.

Рассказываю это потому, что сейчас Валерия Золотухина уже нет в живых. Потому, что с ним связана целая веха кинематографа и театра. И потому, что этот фрагмент из жизни – отчасти рассказ о профессии. Профессии журналиста.

Добрый и всегда отзывчивый Иван Момот, работавший в одной труппе с Золотухиным, а некогда – в Николаевском академическом художественном русском драматическом театре, замолвил слово.

Перед спектаклем зашла за кулисы, застав Золотухина за разминкой речевого аппарата и «проходкой». Он измерял шагами сценическое пространство, занимался сценречью, вглядывался в темный пустой зрительный зал. Морщинистый, невысокий, внешне ничем не примечательный, утомленный постоянными переездами, он, тем не менее, эмоционально заполнял собой все пространство.

Вежливо и приветливо обратился ко мне с просьбой перенести интервью на следующий день, поскольку этот переезд его вконец измотал. К тому же, после просмотра его работы тем для беседы стало бы значительно больше. Он благодарно кивнул и внимательно посмотрел на меня, ничего не говоря.

На следующий день с фотографом пришли в гостиницу, где он поселился. Застали его за написанием дневника. Около двух часов говорили обо всем на свете. Начиная от Высоцкого, о котором он написал мемуары (экземпляр книги он подписал мне на прощание с пожеланием обсудить ее после прочтения), заканчивая последними тенденциями в искусстве. 

Он с гордостью рассказывал о здоровом образе жизни, который вел: зарядка, стойка на голове, здоровое питание – все это он назвал рецептом своего долголетия и трудоспособности. Часто делал паузы, листая дневник, чтобы зачитать фрагмент, или задумываясь о предмете беседы.

Валерий Сергеевич смотрел горящими радостью глазами-бусинками. И, наконец, заявил: «Я рад, что вы не стали, как другие журналисты, говорить со мной о моей личной жизни. Рад, что с вами можно поговорить о театре и кино, литературе. Это здорово, спасибо вам за беседу».

И я твердо и навсегда запомнила, что журналист – не только человек, пишущий грамотно и сжато или витиевато (в зависимости от концепции издания), но человек, постоянно находящийся на пути самосовершенствования, развития и познания. Нельзя лишь сделать вид, что ты понимаешь, о чем идет речь, когда садишься писать статью. Это оскорбительно для читателя. Нужно помнить, что по ту сторону газетных полос живой человек. Важно действительно понимать, о чем пишешь. А поскольку писать приходится на самые разные темы, то и кругозор должен постоянно всесторонне расширяться.

Эта беседа происходила 27 февраля 2011 года. Спектакль Московского независимого театра «Собачье сердце» по роману Булгакова с участием народного артиста России Валерия Золотухина состоялся 26 февраля.

 

ВАЛЕРИЙ ЗОЛОТУХИН:

«ИЗ КАКИХ „КАМУШКОВ“ СКЛАДЫВАЕТСЯ ОБРАЗ»

– Валерий Сергеевич, скажите, пожалуйста, насколько тяжелы переезды для актера? Ведь это такой напряженный график, когда в ночь переезд, утром репетиция, вечером спектакль, и снова дорога… Как это переносят актеры и есть ли какие-то способы облегчить эти переезды?

– Ну, во-первых, переезды начались ведь не вчера и, я надеюсь, не завтра они закончатся. Поэтому, если я себя отчетливо представляю в роли, или так скажу, в жизни артиста, – да? – то это… ну, с пяти, с семи лет. А активное такое передвижение в агитбригадах, в самодеятельности – это с пятого, с шестого класса. Сначала на конях, потом на тракторе, потом на разных телегах, поездах, самолетах… И, в общем, движение – это жизнь. А жизнь – это движение. Конечно, с возрастом появляются проблемы. Ну, например, с ногами… И, конечно, восемь часов просидеть в автомобиле, даже в хорошем, это трудно. Но, тем не менее, так приспосабливается организм, что он каждую минуту, каждую свободную секунду может отдыхать. То есть, я приучил себя к тому, что можно на пятнадцать минут… сидя… «отключиться». Или как-то там полежать, задрать ноги, и вообще пребывать в каком-то не публичном таком виде. Организм отдыхает, потому что я чувствую себя отдохнувшим! Поэтому: привычка, тренировка, режим все-таки помогают переносить поездки. И, более того, я без этого, как говорится, и жить-то не могу. 

Вот без чего я еще не могу жить, так это без «Собачьего сердца». Без того, чтобы подо мной не гудела дорога, чтобы была перспектива, что я сейчас из Донецка рвану во Львов или, я не знаю, в Барнаул. Ну, в Барнаул, конечно, самолетом. И потом, вот эта гостиница, отель – это, собственно говоря, мой дом. Я провожу времени в отелях гораздо больше, чем в семейной постели. Поэтому все как-то… приспособлено и на столе. И в смысле питания тоже: я не хожу в рестораны, в какие-то кафе… А делаю еду себе сам.

– Вы только что сказали о режиме. Вы имели в виду что-то конкретное или абстрактно говорили о режиме в целом?

– И абстрактно, и конкретно. То есть, режим в каком смысле? Сон! Достаточно пять-шесть часов, даже четыре, если короткого сна. Потом молитва, потом зарядка, стояние на голове. Обязательное. И сегодня я стоял вот здесь, в номере, семь минут на голове. И это, конечно, очень важно! Кроме того, что это физическая форма, это еще и, так сказать, осознание того, что ты в семьдесят лет стоишь семь минут на голове, это уже дает тебе превосходство некоторое. Перед жизнью что ли! Это не то, что подвиг, но во всяком случае, в течение сорока лет, и даже больше, я этим занимаюсь. К тому же, я вегетарианец. Для меня, так сказать, нет обжираловки. У меня вот дневник, да? Вот я вижу, здесь весов у меня нет, но когда я уезжал на Саратов, у меня вот 64 килограмма. Ну вот, видите, 64 килограмма (показывает записи в дневнике, бережно перелистывая многочисленные страницы). А вот это уже Запорожье… Там гастроли, поэтому здесь весов нет и вес мой не указан. Но, во всяком случае, последние… вот дома – 63 и 900. 64, или 63,900. Когда выпускали «Собачье сердце» там, в том дневнике было 65 килограммов, 64 и 300… Ну, в общем, где-то в пределах. Или сейчас я вижу, некоторые актеры наши, они уже до такой степени расползлись, костюмы уже…э-э…новые надо шить. И давно сшили. А у меня тот же самый. То есть, режим во всем. Ну, и кроме того, конечно, в первую очередь, воздержание от спиртного.

– А в каком возрасте и благодаря чему вы поняли, что непременно станете актером?

– Это произошло очень давно. В пять лет. Когда я понял, что за то, что я пою, мне платят. Молоком, пирожком или еще чем-нибудь… Я понял, что этим тоже можно зарабатывать хлеб в колхозе. И потом, это с детства так, со школы пошло, пошло, пошло… Конечно, у меня в жизни не так все гладко и-и… как это?... романтично представляется. Потому, что я в шесть лет упал и у меня случился, по диагнозу того времени, туберкулез кости. Я три года лежал привязанный к кровати, просто в горизонтальном положении. С 7 до 10 лет. Я понимаю, трудно представить себе это. Все как-то так на это не обращают никакого внимания на самом деле. А у меня нога была в гипсе, до восьмого класса я ходил на костылях. А поступил я на отделение оперетты. Все было, конечно, тоже случайно. Но, тем не менее… Я готовился в простаки, я готовился плясать, танцевать на сцене, петь и прочее, но… У нас преподаватель была, Галина Сергеевна Анисимова, которая сказала: «Молодой человек, вы пришли не на тот факультет». А она работала в театре Моссовета. И она меня сразу сориентировала. Приняла участие в моей судьбе. Я знал, что у меня есть свой театр, в котором я работал в то время, что учился. Если бы я участвовал в каких-то массовках… А так я, деревенский мальчик, я же из деревни, и в московских театрах!..

– То есть, волею Судьбы…

– Да, именно волей Судьбы!

– Скажите, а в каком спектакле вы считаете работу для себя наиболее плодотворной и интересной? И с какими актерами?

– Каждый спектакль – это как новая страна. Последняя премьера – это спектакль по пьесе Артура Миллера «Все мои сыновья». Постановку осуществил великий польский режиссер Кшиштоф Занусси. И он провел кастинг среди российских актеров. Он отдал мне роль, выбрал на эту роль меня. Мне было очень сложно. Потому что я же работаю в стационарном у Любимова, в театре на Таганке. Но Кшиштоф написал письмо Любимову с просьбой, чтобы он нашел возможность освободить меня на две с лишним недели для репетиций. И Любимов пошел навстречу, отпустил, и мы в Польше репетировали дома у Кшиштофа, работали над пьесой. А замечательной моей партнершей, с которой мы много уже снимались, была Екатерина Васильева, она играет мою жену. Настя Виденская играет… И, конечно, факт в том, что играть с этими людьми великолепно. И для меня это интересно. А также огромную радость я получаю в «Собачьем сердце». Потому что здесь… Это моя постановка, и в общем-то, я хозяин спектакля, хозяин роли, хозяин сцены, собственной судьбы. То есть, сценической в первую очередь. Это для меня очень дорогой спектакль. Там повсюду разбросаны какие-то символы. Например, вот шапочку мне сшила моя гражданская жена, Ирина Линдт. Мы с ней играли «Мастера и Маргариту». Я играл Мастера в театре на Таганке. А там, значит, шапочка у Мастера. Она сшила мне ее своими руками. Говорит: «Маргарита сшила Мастеру шапочку». И она ведь такая выворотная шапочка, двойная. На ней вензель вышит «ВВ». Ваня, Валера. Ванька тогда только родился, ему было около года. Поэтому «ВВ». Там тайна. Во всем заключена тайна. Пепельница, которую я держу в руках, сова, латунная пепельница, это мне подарила, отдала свою любимую пепельницу моя жена. Законная жена. Тамара. Она, значит, говорит: «Возьми пепельницу, она тебе поможет». У актера, хотя я человек верующий, но такие вещи тайные разбросаны по спектаклю. Четки мне подарил мой сын священник. Когда идет разговор у Преображенского с Борменталем: «…У вас же нет подходящего происхождения…». А он: «Что вы! Отец – судебный следователь…». «А у меня еще хуже: отец – кафедральный протоиерей...». А у меня сын священник. Четки, и сын священник. Для зрителя это может ничего не значить. Но это дает внутреннюю атмосферу для актера. А вообще, в этом варианте постановки два портрета висит. Сделано новое сценическое оформление. И там портрет молодого меня. Не знаю, но почему-то это напомнило портрет Капицы и Семенова, наших академиков и лауреатов Нобелевской премии, в исполнении Модельяни. Ну, любил он портреты маслом. И вот в этом стиле тоже… Вот эта вся символика такая, внутренняя символика! Для зрителя она, так сказать, невидима! Не разгадана… Да и не нужно, это я вам просто говорю для того, чтобы понять, из каких камушков складывается мозаика атмосферы, мозаика образа, мозаика роли и т.д. Для меня это очень важные вещи, они помогают мне существовать в образе. Вот вы спросили о партнерах, а все это – тоже партнеры! Ведь партнеры – не только живые актеры, но партнеры и вещи. Неживые предметы, как вот четки, пепельница там, шапочка… Все это имеет для меня какое-то значение. Весьма-весьма…