Текст книги "Золотой топор Вритры (Путешествие по Таиланду)"

Автор книги: Андрей Кочетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Опасная трансформация

Накануне выборов в столичный муниципалитет по местной программе телевидения показывали документальные кинокадры, запечатлевшие Бангкок в тот период, когда он был лет на двадцать – двадцать пять моложе. Сопровождавший кинокадры дикторский текст подводил зрителей к нехитрому выводу: вот, дескать, какая странная и, прямо скажем, не очень комфортабельная жизнь ожидала бы нынешнее поколение бангкокцев, не проявляй власти постоянной заботы и внимания к проблемам благоустройства «Венеции Востока». Это привлекательное сравнение было прочно закреплено за Бангкоком из-за обилия каналов-клонгов, до конца XIX века служивших практически единственными транспортными магистралями. Когда рассказывают о Венеции, в мыслях каждого рисуется чудесный город на севере Италии, «город-амфибия»– без мостовых и тротуаров. Повсюду вместо улиц – каналы. Жителей Венеции не беспокоят рев автомобильных сирен и треск мотоциклов, лишь гондолы бесшумно скользят по зеркальной водной глади.

Бангкок восьмидесятых годов представляет собой совершенно иную картину, даже отдаленно не имеющую ничего общего с Венецией. Люди здесь ходят по самым обыкновенным тротуарам, а машины движутся по не менее обыкновенным мостовым. Между автомобилями, выписывая головокружительные виражи, стараясь во что бы то ни стало всех Обогнать, снуют «самло» – трехколесные моторикши.

Ныне в столице Таиланда почти все каналы укрылись бетоном, уступили место широким улицам и зеленым бульварам. Казалось бы, действия городских властей можно только приветствовать: по настоянию санитарной инспекции они пошли на то, чтобы засыпать клонги, упрятать их под асфальт и тем самым избавиться от чудовищной сырости, разъедавшей Бангкок, серой плесенью покрывавшей здания, решительно покончить с нездоровым запахом пищевых отходов, которые повсюду сбрасывали прямо в воду.

Однако на смену одному злу пришло другое, еще более страшное с точки зрения последствий, которые с течением времени вырисовываются все с большей отчетливостью. «Город ангелов» опускается… Сантиметр за сантиметром, медленно, но неумолимо столица оседает, как бы «врастает» в землю. Бывшая «Венеция Востока» грозит превратиться в современную Атлантиду!

В 1970 году сотрудники Азиатского технологического института, впервые проверив жалобы горожан, утверждавших, что стены их домов из-за оседания грунта дают значительные трещины, установили следующее: за десять лет Бангкок «понизился» на целых пятьдесят два сантиметра. Причин этого бедствия несколько, но основными считаются две. Первая – бесконтрольное выкачивание грунтовых вод: через одиннадцать тысяч артезианских скважин для нужд города ежегодно поступает почти полтора миллиона кубометров воды. Вторая – ликвидация клонгов, которые служили довольно неплохой, как выяснилось, естественной дренажной системой.

Каждый год город оседает почти на десять сантиметров. Каждый год множится число районов таиландской столицы, опускающихся ниже уровня Чаупхраи. Ученые полагают, что, если немедленно не будут приняты эффективные меры, весь город к началу третьего тысячелетия окажется под водой.

Впрочем, под водой Бангкоку и сегодня приходится бывать не так уж редко. В сезон дождей столица как бы вновь превращается в «восточную Венецию».

«…Капот «тоёты» обдала желтоватая волна. В дверцу машины глухо, с всплеском ударила другая. Их гнал радиатором грузный автобус-экспресс, едва ползущий по затопленному проспекту… Бампер в бампер «плыли» рядом автомобили с зажженными среди дня фарами. У некоторых они светили из-под воды. Мотоциклисты плескались в потоке, пытаясь завести захлебнувшиеся двигатели. Мутная жижа перехлестывала пороги лавочек…» Это рассказ очевидца «обычного» наводнения. А вот в 1975 году было зарегистрировано наводнение, о котором говорили как о катастрофе. Разбушевавшаяся стихия практически полностью парализовала инфраструктуру Бангкока, причинила материальный ущерб в сто двадцать пять миллионов батов; половина города в течение месяца была затоплена. На улицах и проспектах появились лодки. Ни о каком автомобильном движении и речи быть не могло. Припаркованные около тротуаров машины полностью, ушли под воду – из нее торчали только крыши; ребятишки добирались до них вплавь и вели свои беззаботные игры на импровизированных островках. Владельцы многих магазинов, лавок, кафе пытались строить баррикады из мешков с песком, из целлофановых пакетов, наполненных чем придется. Но тщетно – вода проникала внутрь, в помещениях плескалась испуганная рыба.

Спустя восемь лет стихийное бедствие 1975 года было вытеснено из памяти бангкокцев самым разрушительным за последние четыре десятилетия наводнением. И самым продолжительным – оно длилось около пяти месяцев! Долго не забудут тайцы и чудовищного наводнения 1986 года…

В сухие периоды вряд ли кому придет в голову сравнивать сегодняшний Бангкок с городом на севере Италии. «Венеция Востока» канула в Лету. Но не все каналы исчезли. Небольшая сеть клонгов до сих пор сохранилась. Туристские проспекты о ней умалчивают. Каналы перестали быть достопримечательностью «города ангелов»; приезжим теперь не предлагают совершить по ним экскурсию. Исключение, пожалуй, составляет лишь «плавучий рынок», однако маршрут туда проложен таким образом, что трущобы Клонг Той и ему подобные остаются в стороне. Приезжим незачем заглядывать под внешне благополучную маску Бангкока.

В выходные и праздничные дни «плавучий рынок» функционирует особенно оживленно. Добраться до него не составляло труда: следовало лишь нанять прогулочный катер на пристани около отеля «Ориентал» и, миновав королевский дворец, Таммасатский университет, буддийские храмы, возвышающиеся на обоих берегах Чаупхраи, свернуть в клонг, который, извиваясь гигантской змеей, выводит любителей экзотики на «базар». Так мы и сделали.

Поездка была рассчитана на три часа, причем кроме «плавучего рынка» предстояло посетить храм Арун. Быстроходный катер резко обгонял «угольщиков», «перевозчиков», крестьянские баржи и сампаны, плоскодонки и другие плавсредства, груженные товаром. Лишь в одном месте взору открылись – нет, не трущобы – выстроившиеся вдоль берега среди пальм и бамбука, плотно прижавшиеся друг к другу деревянные домишки на сваях. В каждом от входа к самой воде спускались ступеньки. Двери и окна открыты, вернее они просто отсутствовали, их функции выполняли тростниковые занавески. Там, где занавески приподняты, можно было видеть полулежащих на полу у входа стариков с причудливыми трубками во рту – похоже, для марихуаны. Хозяйки жарили на соевом масле рис с чесноком в больших глубоких Сковородках в форме полушарий. Мужчины были одеты в панунг – кусок материи, обмотанный вокруг бедер, женщины в пасин, тоже кусок материи, но прикрывающий еще и грудь. Возле уходящих в клонг ступеней резвились черные от загара дети. Многие, еще не умея ходить, научились плавать. Непременная принадлежность каждой хижины – маленькая, вроде игрушки, пагодка с «добрым духом», такая же, что стояла на «одной ноге» около дома Бунчая Понсакуна.

Петляя по каналу, над которым, словно это улица, висели на проводах электрические лампочки и фонари для вечернего освещения «проезжей части», мы вскоре добрались до «плавучего рынка». В нос резко ударил приторный аромат восточных сладостей, настоянный на крайне неприятном запахе. Так пахнут плоды дуриана. Тайцы очень любят дуриан: в стране выращивают свыше шестидесяти его разновидностей. Наибольшим спросом пользуются сорта «золотая подушка», «длинный черенок» и «гиббон». Сочные сладкие плоды, покрытые твердыми шипами, порой тянут на три килограмма. Определять степень их зрелости следует по запаху (от него, видно, и пошло название фрукта), запаху настолько неприятному – смесь гнилого лука с тухлыми яйцами, – что в Таиланде запрещено вносить плоды дуриана в некоторые общественные места, в отели, кинотеатры, провозить их в самолетах, на пассажирских судах.

«Плавучий рынок» – зрелище и впрямь сказочное. Сотни тайцев на всевозможных суденышках с моторчиком, а чаще всего с одним длинным веслом на корме, съехались сюда, чтобы, не выходя на берег, купить, продать или обменяться товарами, невероятное разнообразие которых трудно себе даже представить. Бананы, папайя, плоды манго, рамбутана, летчи, мангустина, сакодиллы, свежая и сушеная рыба, креветки, ювелирные и другие изделия из меди и черненого серебра, тика и бамбука. Чем только не забиты «прилавки»! Чего только здесь не предлагали!

– Мистер, купите кольцо. Настоящее белое золото с аквамарином!

– Мистер, возьмите виноград. Лучше, чем у меня, нигде не найдете.

– Мистер, попробуйте «малако».

Услыхав знакомое «малако», я вспомнил забавный случай, который произошел с приехавшей впервые в Бангкок семьей одного советского специалиста. Как-то утром под окном виллы, где он поселился с женой и сыном, раздались выкрики: «Малако, малако!» Мамаша, сунув сыночку бидон и несколько батов, послала мальчика на улицу. Тот вскоре вернулся, но без молока. Зато в руках он тащил продолговатый зеленый плод папайи, которая по-тайски звучит как «малако».

Торговцы и торговки в широкополых соломенных шляпах, предохраняющих от солнечного удара, с деревянными обручами внутри, для того чтобы шляпа не прилегала вплотную к голове, наперебой расхваливали и протягивали свой товар. На «плавучем рынке» нелегко удержаться от соблазна. Вместе с моим товарищем и коллегой по работе мы приобрели по медному брелоку для ключей – крокодилов на цепочке – и, поскольку наступило обеденное время, съели цыплят-табака, приготовленных на наших глазах. Нам приходилось пробовать их и раньше. В Бангкоке их жарят прямо на улице. Остро наперченного, натертого чесноком цыпленка распластывают, зажимают концом расщепленной бамбуковой палки и пять-десять минут вертят над раскаленными углями. Цыпленка мы запили холодным кофе, который один из лодочников разливал в целлофановые пакеты, вставлял в них соломинки и накрепко связывал «под горлышко».

На обратном пути, когда наш катер вынырнул из клонга – густая крона нависших над головой пальм делала его похожим на туннель – и весело помчался по залитой солнцем поверхности Чаупхраи, оставляя за собой белую полоску пены, мой спутник спросил:

– Ну как цыпленок?

– Отличный, – искренне ответил я.

– Хочешь, раскрою секрет?

– Валяй, – пробормотал я, предчувствуя какой-то подвох.

– Это был не цыпленок.

– Не может быть! А что же?

– Лягушка!

Мне стало дурно. С минуту я сидел, словно окаменев.

– Лягушка! Почему же ты раньше молчал?

– Не хотел расстраивать, – был ответ. – Видел, с каким аппетитом ты уминал «цыпленка-табака».

– Так значит, я и прежде ел эту гадость?

– Конечно. Но пожалуйста, успокойся. Лягушки не простые. Их специально выкармливают. Деликатес!

Как я уже сказал, в прогулку по клонгам входил также осмотр храма Арун. Обнесенный белой каменной стеной, он стоит на самом берегу реки словно крепость. В его архитектурный ансамбль помимо центральной основной группы из пяти ступ разной высоты входят несколько крытых галерей – для хранения изображений Будды и священных текстов, и навесов, под которыми верующие могут пережидать дождь, схорониться от солнца.

Несмотря на жару, я полез по узкой лестнице на вершину центральной восьмидесятиметровой башни храма, откуда открывался вид на Бангкок. Вдали были видны ват Пра Кео; ват По, стены которого расписаны сюжетами из мифологии, астрономии, медицины и географии; Золотая гора, где, согласно преданию, находятся останки Будды; резко контрастирующие с культовой архитектурой современные отели «Дусит-тани», «Рама», «Шератон».

Любуешься красотами «города ангелов», вглядываешься и восхитительную панораму таиландской столицы и с горечью думаешь о том, что в один прекрасный день все эти замечательные творения рук человеческих могут быть стерты с лица земли. Они исчезнут, если не прекратится бесконтрольное выкачивание грунтовых вод, если срочно не будут найдены новые источники водоснабжения города. Создание эффективной дренажной системы и строительство плотин – единственное спасение города. В противном случае оправдаются самые мрачные прогнозы специалистов: «восточная Венеция» превратится в современную Атлантиду.

О чем умалчивают туристские проспекты

Можно ли на участке размером один гектар дать полное представление о стране, площадь которой уступает Франции всего на каких-нибудь тридцать три тысячи квадратных километров?

Можно ли на таком сравнительно крошечном клочке земли наглядно и всеохватно представить, как живет народ Таиланда, рассказать о флоре и фауне этой страны, о сельском хозяйстве и промышленности, о культуре и искусстве, национальных спортивных играх и еще о многом, что в совокупности определяет лицо государства?

Путеводитель по Тимленду отвечает на все эти вопросы утвердительно.

Что такое Тимленд?

Если данную аббревиатуру (предварительно отделив от нее слово «лэнд», в английском языке означающее, как известно, «земля» или «страна») сначала раскрыть, расшифровать, а затем перевести на русский, то получится «Таиланд в миниатюре».

Каждый, кто прибывает в Бангкок самолетом, невольно обращает внимание на огромную красочную рекламу, находящуюся приблизительно на полпути между аэропортом «Донмыанг» и собственно столицей. Плакат с изображением слонов, перетаскивающих бревна, призывает посетить Тимленд, и поставлен он в том месте, где от основной автомагистрали отходит в сторону узкая проселочная дорога, заманчиво и таинственно скрывающаяся в густых зарослях. И конечно, каждому любопытно и интересно узнать, что же представляет собой на деле загадочный «мини-Таиланд»…

Машина медленно ползла по пыльной дороге, проложенной среди плотного невысокого кустарника и разнокалиберных пальм. То тут то там на обочинах попадались высушенные солнцем змеи, раздавленные колесами автомобилей. Вскоре мы подъехали к высоким, красного цвета воротам из полированного тика, покрытым ажурной резьбой. Золотые буквы свидетельствовали о том, что по другую сторону ворот находился «Тимленд». Поставив машину под специально оборудованным навесом и пройдя нехитрую процедуру, в результате которой каждый из нас лишился ста батов, а взамен приобрел входной билет, мы оказались на территории «Таиланда в миниатюре».

Согласно программе, полученной при входе, до начала представления оставалось еще около часа. А пока следовало осмотреть Тимленд самостоятельно. Первым, с чем предстояло ознакомиться, был процесс выращивания и обработки риса…

Таиланд – страна аграрная, и абсолютное большинство ее жителей (около семидесяти процентов самодеятельного населения) занимается сельским хозяйством, которое дает двадцать пять процентов валового национального продукта99
  Из пятидесятимиллионного населения Таиланда в городах проживает лишь девять миллионов человек.


[Закрыть]. Главная культура – рис, ежегодное производство которого составляет двенадцать-тринадцать миллионов тонн. Под этой культурой занято почти девяносто процентов обрабатываемой площади.

Участок земли в экспозиции Тимленда, где «выращивали» рис, был разбит на несколько маленьких квадратов, наполненных водой и отделенных друг от друга невысокими насыпями. В одном из квадратов крестьянин в панунге и соломенной шляпе пахал землю. Почти по колено в мутной жиже, он ходил за плугом, который тащил буйвол: зрителям демонстрировали способ взрыхления почвы.

Примитивный плуг, деревянная соха, кетмень, мотыга и серп – вот, пожалуй, и все орудия сельскохозяйственного производства многих крестьянских семей. Никаких современных механизмов, никаких машин для облегчения тяжелого ручного труда. Впрочем, машины и механизмы есть: тракторы, опрыскиватели, молотилки… Вопрос в том – у кого.

В стране господствует полуфеодальное землевладение. В целом, все шире испытывая воздействие капитализма, таиландская деревня продолжает оставаться отсталым сектором хозяйства, для которого характерны отсутствие у главной массы трудящихся основных средств производства, концентрация их в руках немногочисленных эксплуататоров. Вместе с тем аграрный строй Таиланда отличается некоторыми специфическими особенностями: в нем преобладает парцеллярное (семейно-индивидуальное мелкотоварное) крестьянское хозяйство. Масштабы крупных земельных владений здесь меньше, чем в других развивающихся странах, весьма значительна прослойка середняков, почти нет иностранного землевладения.

Двадцать пять процентов крестьянских семей вообще не имеют земли. Им приходится арендовать ее у помещиков. Непомерные налоги и эксплуатация со стороны торгово-ростовщического капитала превращают сельских тружеников в самую бедную и угнетаемую часть населения. Производит рис каждая семья, как правило, в одиночку. Однако даже если сил и средств для выращивания урожая семье хватает, то приобрести современные орудия производства единолично совершенно невозможно. Таиландскому крестьянину подобная роскошь не по карману. Все это конечно же не может не сказываться на производительности труда в сельском хозяйстве: она в Таиланде очень и очень низкая.

В стране, правда, действуют кооперативы. Но цель, которую преследуют большинство из них, – отнюдь не совместное ведение хозяйства. Возникли такие объединения более полувека назад для содействия крестьянам в деле продажи части урожая, организации поставки им товаров первой необходимости по льготным ценам. В снабженческо-сбытовых кооперативах насчитывается полтора миллиона человек.

С начала пятидесятых годов развитие сельского хозяйства в Таиланде шло в течение почти трех десятилетий главным образом экстенсивным путем: за это время освоенная площадь увеличилась примерно в три раза – более чем с шести миллионов гектаров до семнадцати. Специалисты полагают, что резервы прироста годных для распашки земель практически исчерпаны. Необходимо интенсифицировать сельское хозяйство, повсеместно создавать кооперативы широкого профиля. Несколько таких кооперативов уже действуют; обработка земель в них ведется сообща, размеры фондов позволяют покупать трактора, в том числе и хорошо зарекомендовавшие себя машины с маркой «Сделано в СССР». В перспективе планируется создавать так называемые образцовые деревни – в три стадии. На первой стадии крестьянам будут предоставляться земельные наделы, обеспечивающие необходимый прожиточный минимум; строительство коммунальных сооружений будет находиться в ведении провинциальных властей. На второй стадии государство поможет сельским труженикам наладить и улучшить системы общего и профессионального образования, здравоохранения. Третья стадия предусматривает кооперирование в вопросах капиталовложений и сбыта продукции.

Вряд ли кто из таиландских крестьян отказался бы переселиться в подобные деревни, однако они пока что существуют лишь в проекте, на бумаге соответствующего министерства. Действительность же современной деревни далека от этих планов. С рассветом выходит крестьянин на рисовое поле и покидает его затемно. Пригнувшись к земле, медленно передвигается он по колено в воде под палящим солнцем. Редко увидишь на поле быка, еще реже трактор.

Но вернемся к нашей экскурсии по Тимленду. В другом квадрате рисового поля женщины высаживали светло-зеленую рассаду риса. Быстрыми ловкими движениями они втыкали молодые побеги в землю на расстоянии двадцати – двадцати пяти сантиметров один от другого. Тут же демонстрировалось устройство, с помощью которого повсеместно крестьяне качают воду из каналов на поля: двое молодых ребят, нажимая на деревянные, наподобие велосипедных, педали, приводили в движение цепь с насаженными на нее лопастями; вода плавно струилась по желобам.

В последнем отделении «павильона рисоводства» показывали, как серпами срезаются созревшие стебли, как они связываются в небольшие снопы. Затем стебли раскидывали на расположенной рядом площадке, посередине которой был врыт кол. Это ток. К колу был привязан буйвол; он лениво ходил по кругу и топтал стебли, выбивая из них «падди» – неочищенный рис. Чуть в стороне, под навесом, несколько молодых ребят, окружив большой чан, наполненный рисом, поочередно били деревянными молотами по зерну. Они старались попасть непременно в центр, чтобы рис не разбрасывался на землю. Похоже, так молотили еще в прошлом веке.

Обрабатываемый в Тимленде рис скорее всего идет на кухню, где готовят еду для работников «мини-Таиланда». А вот урожаи риса, выращенного за пределами Тимленда, в хозяйствах крестьян, не объединенных в кооперативы, оказываются либо в амбарах помещиков, о чем говорилось выше, либо в руках посредников и спекулянтов, которые сбывают сельскохозяйственные продукты по ценам, во много раз превышающим покупные. И хотя правительство выделяет фонды, осуществляет программы, направленные на поддержание крестьянских хозяйств, поощряет создание кооперативов, крестьяне в общей своей массе продолжают оставаться неимущими. Стремясь освободиться от долговой кабалы, часть их по примеру Бунчая Понсакуна бежит в город, лелея мечту вырваться из тисков бедности, другие предпочитают борьбу. В местных газетах нередко появляются сообщения, что в такой-то провинции фермеры выступили против помещика, в таком-то районе они провели митинг, требуя увеличения закупочных цен, в такой-то волости крестьяне расправились с перекупщиками.

Земельный вопрос стоит в Таиланде чрезвычайно остро. Еще в 1975 году был принят закон об аграрной реформе, согласно которому в течение трех последующих лет намечалось перераспределить шесть с половиной миллионов раев. Однако до сих пор безземельным и малоземельным семьям но выделено и половины предусмотренных площадей. Крупны» помещики, объединяясь с торговцами-спекулянтами, всеми силами противятся правительственным реформам, идут в обход принимаемых властями указов, выискивают лазейки, чтобы удержать свои позиции, – все это в конечном счете оборачивается дальнейшим разорением мелких хозяйств, не столь, может быть, быстрым, как прежде, но неуклонным.

Таиланд издревле славится изделиями из бронзы, ценной древесины, из особой глины – селадона, шелковыми тканями, драгоценными и полудрагоценными камнями, используемыми в ювелирном деле. Все это мы увидели в одном из демонстрационных залов Тимленда. Часть его была отведена под цех керамики. Несколько мастериц, ловко вращая ногами гончарные круги, быстро изготовляли глиняные тарелки, вазы, горшки; другие лепили фигурки людей, рыб, животных, делали пепельницы, подсвечники, подставки для настольных ламп. Художники после обжига тут же раскрашивали сувениры, покрывали их лаком – каждый посетитель мог приобрести таиландский селадон прямо «с огня».

Половина следующего помещения была заставлена ткацкими станками. Старыми и допотопными. Впечатление такое, будто они попали в Тимленд из глухой деревни начала прошлого столетия. Тем не менее из-под рук ткачих выходила узорчатая шелковая материя, восхищавшая нежным и тонким восточным орнаментом, удивительно приятным подбором красок.

В том же зале была устроена выставка национальных музыкальных инструментов – их насчитывалось приблизительно шестьдесят видов. Мы с интересом разглядывали ангалун, чакау, гон вонг йай… Последний, к примеру, являл собой набор из полутора десятков гонгов, подвешенных на круговой раме, внутри которой размещается исполнитель. В экспозиции были представлены пинай, по звучанию напоминающий шотландскую волынку; талон – двойник индийского тимпана; клонг тьяд – барабан китайского происхождения; такау – внушительного размера гитара; ренад ек – ксилофон в форме речной ладьи, сделанной из крепких пород дерева; скрипки сау дуанг, сау о, сау сам сай, монотонно-печальные звуки которых так нравятся таиландцам. Сау сам сай, состоящая из треугольной скорлупы кокосового ореха, грифа слоновой кости и трех шелковых струн, пожалуй, наиболее распространенный в стране струнный музыкальный инструмент. Рассказывают, что едва ли не главным увлечением правившего Сиамом в начале минувшего века короля Рамы Второго была игра на сау сам сае. Его замечательный инструмент сравнивали со скрипкой Страдивари. За удивительную чистоту и нежность звучания король назвал его «Сверкающим». Где он сейчас, никто не знает. Оптимисты настаивают на том, что когда-то «Сверкающий» был помещен в столичный Национальный музей и, если хорошенько порыться в его хранилищах, он наверняка обнаружится среди заброшенных экспонатов; скептики же полагают, что все это выдумки – такого инструмента и в помине не существовало. Осмотр экспозиции сопровождался тихой, льющейся из репродукторов музыкой. Надо сказать, что для тайцев, как и для других народов Юго-Восточной Азии, музыка является важным элементом времяпровождения. Любое мероприятие – праздник урожая или свадьба, рождение или кремация, религиозное торжество или спортивное состязание – не обходится без приглашения группы оркестрантов, иногда профессионалов, а чаще всего любителей, пользующихся неизменным уважением среди сограждан.

Европейцам сиамская национальная музыка обычно кажется несколько заунывной и однообразной, но среди жителей Таиланда, особенно в провинциях, традиционные народные мелодии очень популярны. Необычность музыки вызвана тем, что в октаве, при равномерном расположении семи полных тонов, отсутствуют как полутона, так и система гармонии; красота того или иного произведения заключена только в прелести основной темы, которую исполнители заучивают на слух и разнообразят импровизацией.

В стране широко распространены и европейские музыкальные инструменты. Они стали проникать в Сиам с конца XIX века, с ними же пришли и принципы западной музыкальной гармонии. В 1891 году, во время визита русской миссии в Бангкок, королевский военный оркестр впервые исполнил на балу «Сиамскую кадриль», произведение, написанное в европейской манере. С того времени и вплоть до наших дней таиландским композиторам не чужда западная музыка, отдельные принципы которой они переносят на национальную почву.

Время, отведенное на самостоятельный осмотр Тимленда, истекало, до начала представления оставалось несколько минут, и мы, следуя примеру остальных посетителей «мини-Таиланда», направились к центральной площадке. Путь наш лежал мимо аквариумов, где плавали рыбки и рыбины всевозможных цветов и размеров, мимо террариумов, кишевших ящерицами, змеями и крокодилами, мимо клеток со сказочными птицами, сиамскими котами, обезьянами-гиббонами, макаками, лангурами, долгопятами.

Первым номером программы, которую нам предложили в Тимленде, были народные танцы. На лужайке появилось не менее ста девушек в пестрых, переливающихся на солнце национальных костюмах. Смотришь на танцовщиц и понимаешь, что не зря Таиланд издавна считается страной красивых женщин.

Тайские танцы… Спокойные, плавные, неторопливые и вместе с тем очень выразительные. Глядя на девушек, представляешь: вот сейчас они ткут шелк, теперь собирают урожай, вытаскивают сетями рыбу. Зрелище яркое, красочное. На головах у танцовщиц конусообразные шапочки. В такт музыке девушки делают движения пальцами с надетыми на них длинными бронзовыми наконечниками…

Затем была показана работа слонов. Обычная, каждодневная работа, которую эти могучие животные выполняют во многих таиландских провинциях. Два слона принесли откуда-то десяток бревен, аккуратно сложили их штабелем, подровняли хоботами и столкнули в небольшой пруд, после чего проделали ту же операцию, только в обратном порядке – словно в кино, когда по недосмотру раззявы механика пленку пускают задом наперед: слоны выловили лесины из воды, сложили штабелем, подровняли хоботами и неторопливо куда-то унесли.

Далее мы стали свидетелями петушиного боя, схваток воинов на тайских мечах «краби-крабонг» (дословно– «палка-шест»), на копьях, просто на палках; видели, как укрощают королевских кобр.

Представление завершила сцена из классической танцевальной драмы в масках, по-тайски – «кхон».

Трудно сказать, когда зародилось искусство «кхон». Доподлинно лишь известно, что более шести веков назад, в период Сукхотаи, постановки «кхон» уже существовали. Правда, тогда, как и позднее, во времена Аюттхаи, «кхон» ставился только избранными и только для избранных. Это было искусство придворное, и принимать участие в спектаклях-пантомимах могли лишь принцы, министры, члены королевской семьи, приближенные монархов. И только мужчины! К прошлому веку, уже в бангкокский период, «кхон» «вышел» из дворцов на улицы и площади. Спектакли с участием актеров уже обоего пола разыгрывались на открытом воздухе, причем нередко в них принимали участие слоны. Сейчас «кхон» – популярнейшее народное представление. Тайский вариант знаменитого индуистского эпоса «Рамаяны» – «Рамакиан» да эпические поэмы «Махабхараты» служат чуть ли не единственными источниками тем для «кхон». А для того, чтобы показать на сцене весь спектакль «Рамакиан» от начала до конца или разыграть в лицах восемьдесят пять тысяч двустиший (шлок) «Махабхараты», требуется не один вечер и даже не одна неделя!

Перед нами прошла заключительная сцена сиамской версии «Рамаяны» – жестокая битва между обезьянами, которые помогали принцу Раме вернуть прелестную Ситу, и демонами, слугами десятиглавого царя ракшасов Раваны, похитившими красавицу царевну. Танцы сопровождались громкой тревожной музыкой, актеры исполняли невероятные акробатические кульбиты. Все участники спектакля были в разноцветных масках: Рама – в зеленой, его сводный брат Лакшман – в золотой, Сугрива, царь обезьян, – в красной, Хануман, мудрый советник Сугривы и предводитель обезьяньего войска, – в белой. Боги и богини были украшены коронами и тиарами. Военачальник ракшасов, с которым сражался Хануман, кроме жуткой маски с кривыми клыками носил пирамидальный головной убор, на котором в три ряда были прикреплены маленькие маски, символизировавшие способность демона к превращению в другие существа. Вообще для персонажей «кхон» существует бесконечное множество различных масок; для одних только демонов их более сотни.

Помимо «кхон» в Таиланде существует театр «лакхон», где актеры выступают без масок, но сильно загримированы. Популярен также теневой театр – «нанг». Эта наиболее древняя форма театрального искусства упоминается в хрониках 1458 года. Слово «нанг» в переводе с тайского означает «кожа». Изображения героев для спектаклей «нанг» и даже целые сцены сначала рисуют на специально выделанной буйволиной коже, а затем вырезают и раскрашивают. Фигуры, освещаемые в вечернее время лампами сзади, отбрасывают тени на прикрепленный прямо на улице к столбам экран из тонкого полотна длиной около пятнадцати и шириной от четырех до шести метров. По обе стороны от экрана рассаживаются музыканты, певцы, декламаторы. Передвигая фигуры, актеры танцуют, по ходу действия декламаторы объясняют зрителям смысл пьесы, поступки того или иного героя. Обычно фигуры «нанга» окрашены в черный цвет, но они могут быть и цветными – для дневных представлений, которые даются не за экраном, а перед ним. В последние годы число трупп театра «нанг» сильно сократилось, это искусство даже в провинциях вытеснил кинематограф. Отмирает и некогда знаменитый марионеточный театр «хун».