Текст книги "Новая Россия, или, это мы, оба-двое! (СИ)"
Автор книги: Андрей Бирюков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Андрей Бирюков
Новая Россия. или вот они, мы, оба двое!
Исключительное право публикации книги Андрея Бирюкова «Новая Россия или это мы, оба-двое!» принадлежит Андрею Бирюкову и персонажам этой книги. Выпуск произведения без разрешения автора и персонажей данного повествования, считается противоправным и преследуется по закону всеми котами участниками данной драмы.
© А. Бирюков, 2021
© ООО «Коты и Люди», 2021
* * *
Я – объектив, холодное стекло,
Через меня, весь солнца спектр просеяв,
Одни снимают доброе кино,
Другие зло и пошлости лелеют.
˻
И я смотрю, на то, как мир живет,
Как он страдает, покрываясь потом,
Но для добра ли, зла – мне все равно,
Я птиц снимал, подстреленных в полете!
˻
Мне чувствовать, как людям, не дано,
Я сквозь себя просеиваю звуки,
И все равно – в крови, или в грязи,
Иль чистые меня сжимали руки.
˻
Я объектив, холодное стекло.
Мне суждено смотреть холодным взором,
На тех, кто нынче в лавровых венках,
И кто в неувядаемом позоре.
˻
Я чист, прозрачен, пятен нет на мне
И репутация моя совсем безгрешна,
Мне все равно, кто будет на кресте,
Мне лишь бы это все заснять успешно.
˻
Страшней тепла для душ на свете нет,
Лишь кто холоден – тот покрыт бронею,
А кто живет для душ и для сердец,
Сгорает хрупкою и тонкою свечою.
˻
И я смотрю, на то, как мир живет,
Как он страдает, покрываясь потом,
Но для добра ли, зла – мне все равно,
Я птиц снимал, подстреленных в полете!
˻
Андрей Бирюков – Я – Объектив
Автор выражает искреннюю благодарность всем, кто оказал неоценимую помощь в работе над романом, без чьей помощи эта книга вообще бы не появилась на свет.
Андрей Бирюков
Вступление
Необходимое вступление, которое я счел нужным написать, когда понял, что описание приключений моих героев вырвалось из-под контроля, и они стали жить своей жизнью, совершенно не принимая во внимание замыслы автора. Сперва я пробовал говорить с ними рассудительно, призывая к уже известным фактам; я пробовал увещевать их, говоря о том, что замыслы писателя касаются только его самого, но в ответ получил отповедь от всех без исключения. Как выразился один из моих героев: "ежели кто-то решил написать фантастическое произведение, то нечего удивляться, что реальные герои разошлись во мнении с созданными моим воображением. И пенять я должен, в первую очередь, на самого себя. На то она и фантастика, там возможно всё." Данное положение, высказанное ими, не смогло поколебать мое уверение в том, что я вовсе не собирался писать фантастический роман, скорее наоборот, через призму прошлого я пытался показать наше настоящее. Но и это никаких результатов не дало. Герои продолжали вести себя так, как им заблагорассудилось.
Таким образом, первоначальная задумка создать фундаментальное по своей философской направленности и блистательное в плане красноречие произведение, стала трещать по швам. Одно время меня это бесило и я целыми днями не прикасался к клавиатуре, но, как ни странно, по прошествии некоторого времени, я понял, что капризничать я могу сколько угодно, и как угодно, но мои герои все равно будут вести себя так, как им захочется. Ну а раз так, то почему бы не попытаться найти с ними общий язык? В результате, я попробовал написать пару абзацев, затем еще, и на исходе третьей главы я понял, что мне, оказывается, самому делать вообще ничего не нужно. Единственной моей задачей стало переводить в более или менее литературную форму все то, что рассказывали мне мои герои. Это было весьма забавно, когда, в общем-то, творил не я, а вытворяли мои герои. А я оказался всего лишь своего рода репортером.
Конечно, порой мои герои взбрыкивали и говорили, что надо оставить все как есть, а Иван Михылыч даже высказался в том смысле, что еще древние рьяно следовали принципу "Epistula non erubescit" (то бишь, бумага не краснеет), но я оставался непреклонным, утверждая, что я тоже имею некотрое право на свое мнение, и, в итоге, осознав тщету своих усилий, мои герои продолжили свои удивительные приключения. Как потом сказал мне один из них, на общем собрании было решено проявить ко мне снисходительность, поскольку все остальное я передал как можно более точно.
Найденный нами консенсус позволил мне написать данное произведение довольно быстро, хотя, порой, я впадал в самое настоящее отчаяние, когда мои герои вдруг начинали вести совершенно не по-геройски, а как самые обыкновенные люди. Так, например, ко мне ночью заявился Иван Иваныч Скакотян, который заявил, что я напрасно сделал из него отъявленного мерзавца. поскольку на эту должность претендуют вполне реальные люди, а вот у него, душа и сердце ранимые, словно оранжерейные цветы. Поговорив с ним, я сумел убедить его, что роль деятеля Абвера подходит к нему как ни к кому иному. Потом мы с ним распили бутылку вина, и он ушел гордый и возвышенный, поскольку таких, как он, в романе нашлись считанные единицы. Но честно говоря, на его фоне они могли бы считаться душками, ежели бы не другие пороки, отсутствовавшие у Скакотяна.
Больше всех мне досталось, конечно же, от губернатора, Бориса Эдуардыча. "Я," заявлял он, "образ собирательный, и прилепиться к какому-то одному действующему лицу не могу. Мне простор нужен, но в одном лице. Распыляться – не моя стихия. А у тебя куда ни кинь – все одним миром мазаны. все на меня похожи, или я на них. Непорядок!" Жаловался он долго, указывал, что, мол, всяким там Скакотянам и Свинсстонам хорошо, они персонажи вымышленные, им и так хорошо, не надо искать свой прототип, веселись, как хочешь. А ему никак не разорваться, даже если бы он и захотел. "Подавай," говорил он мне не раз, "реального подлеца. Чтобы и он себя увидел во мне увидел, и мне в нём жить было хорошо"
Пришлось исхитриться и объяснить, что в нём, то бишь, Борисе Эдуардыче, сконцентрировалась вся суть государственной власти, все приспособленческие качества, хамелеонство и пороки. А значит, он есть лицо уникальное, на которое надо равняться, а иным так вообще надо долго расти и работать над собой. После некоторого размышления Эдуардыч со мной согласился, и, с присущим ему апломбом заявил, что в следующей книге он развернется на всю катушку. На мой вопрос, а нужна ли еще одна книга, он также категорично провозгласил, что в этой не все таланты его были выведены наружу, а посему, он непременно издаст указ о написании второй книги. Причем, для этого он пообещал мне свое личное покровительство. Даже обещал лично проследить, чтобы все авторские отчисления были бы выданы в двойном размере. А если возникнут трения с законом, то он, Борис Эдуардыч, вхож в разные кабинеты и сумеет все уладить. Не скажу, что перспектива трений с законом меня обрадовала, но спорить с ним не стал, во избежание всяческих пакостей, на которые, как известно, он весьма способен.
Не думаю, что когда-либо я возьмусь еще за одну книгу с такой пестрой и неуправляемой компанией, да еще памятуя о том, что могу, сам того не зная, угодить на старости лет в иностранные агенты, в пятую колонну, в лица, раскачивающие лодку и в экстремисты, только на том основани, что до сих пор считаю "Чипполино" и "Незнайку на Луне", великими шедеврами советской и мировой литературы, не говоря уже о "Мальчише-Кибальчише," столь поспешно вычеркнутыми из школьной программы.
Были, конечно же, и другие визиты, но рассказывать о них – значит написать еще один роман, а это, как я указал выше, точно не входит в мои планы. По крайней мере, пока. Потому, хочу заверить своего читателя, что выведенные в моем романе лица имеют сходство только именное (то есть, по имени). В реальности же, герои могут, как походить на своих прототипов, так и отличаться от них. Поэтому, читая мой роман, прошу помнить, что сходство с реальными зрителями зиждется только на моем мнении о них, на некоторых фактах из недавней нашей истории. Ну, и само собой разумеется, повествование базируется на моей фантазии, которую каждый писатель имеет право использовать в своем творчестве, ибо роман сей принадлежит не к документальным исследованиям, ни, тем более, к историческим хроникам. Все события, описанные в книге – самые что ни есть фантастические, и выдуманные от начала до конца. Так что, когда вы прочтёте о том, что главные герои закончили институт физики – это самая что ни есть выдумка, нисколько не соответствующая правде. То же самое можно сказать о роде занятий и иных фактах остальных лиц романа. Уверяю вас, вы и сами это поймете, когда прочтете определенное количество страниц романа.
Если же вы заметите определенное сходство и схожесть с реальностью или определенными лицами, то это будет означать только то, что автор сей книги не окончательно утратил связи с реальностью и не утратил чувства юмора, без которого как-то тяжело выживать в наши нелегкие времена рывков с колен, прорывов, стабилизации, обнуления, невиданных взлетов сельского хозяйства и великих достижений.
Кроме этого следует указать, что в конце книги вы встретите фотографии некоторых из тех людей, чьи образы и чье знакомство с ними помогли мне в создании этой книги, и, хотя, я нисколько не преследовал цели рассказать именно о них, о реальных людях, не упомянуть о их неоценимой помощи в создании этой книги, я не вправе. Именно их образы, моя дружба с ними помогли мне написать так, как я написал. А если что не так – то прошу простить меня, ибо не может человек объять необъятное, как говорил Кузьма Прутков.
Я долго думал, как же мне назвать жанр, в котором я работал. Трагедия? Или все-таки фарс? некая импровизация, игра ума? Но так и не пришел к определенному выводу. Здесь, наверное, есть все, что могла выдумать пытливая мысль человечества в области литературы, но, будучи по своей натуре человеком скромным, я решил без каких-либо затей, назвать свое произведение романом, просто романом, в котором каждый сможет найти близкое для себя.
На этом прошу позволить мне откланяться и пожелать вам приятного чтения.
Глава первая. Мы едем-едем-едем, в далёкие края...
–Андрюха, хватит там сидеть! Что ты там ковыряешься? Скоро митинг, а ты ни у шубы рукав. Вот скажи мне на милость, что ты там забыл? Все гайки прикручены, шайбы присобачены. Какого рожна тебе ещё надо?
–Серый, уйди, а? Что ты пристал ко мне со своим митингом, как пьяный до радио – спой, да спой? Дел у нас других больше нет, что ли? Вот если бы на твоем митинге помогли выбить новые приборы для нашего ускорителя, так я бы туда не просто пошел, я бы туда на крыльях полетел и всех обогнал. Только кто их нам там даст? А языком трепать – не мешки ворочать. А если ты считаешь, что все кони пьяны, а хлопцы запряжёны – вперёд и с песней. А меня оставь в покое.
–Ну, это ты зря так, там будут выступать из Москвы люди, которые с самим Борисом Николаевичем работают. Вот! А ты про какой-то ускоритель болтаешь. Нам что, снизу подпекает? Такое впечатление, словно ты не понимаешь, что если бы не эти коммуняки, то у нас бы все было. И ускоритель, и новое здание для него, и даже колбаса.
–И колбаса? – иронично хмыкнул Андрей. –Отец родной, что бы я без тебя и без колбасы делал? Вовремя ты мне глаза открыл. Вовремя.
–И колбаса, в том числе. Чего ты ржешь? Не хлебом единым, сам знаешь. Вот как только Николаевич возьмет власть в свои руки, так заживем. Йэх! Каждый будет кум королю и сват министру. У всех все будет. А значит и самая замечательная колбаса у нас обязательно будет! Со смясом. Но все это произойдет, только если мы все вместе, одним фронтом, выступим за Ельцина! Если не он, то кто? Кто, более его, достоин быть верховным правителем России? Никто! И когда его победа придет, то ты забудешь про ускоритель моментом. Потому как наступит самая настоящая благодать.
–Ну да, размечтался. И с его обещаниями колбасы каждому второму, не считая первого, мы просто все профукаем, потому что ни фуя не будет. Никакой благодати. Одни ошметки и ничего более.
Внизу установки что-то зашуршало, загремело, и на свет появилась сначала лохматая голова, а потом и сам обладатель головы. В руках появившегося на свет божий человека находилась охапка всевозможных инструментов, которые он умудрялся удерживать в руках, не роняя.
–Эх, Серега, дури в тебе от этих митингов. Вроде бы взрослый человек, а в сказки веришь. Знаешь, как говорили древние латиняне? Скажи мне, на какие митинги ходит твой друг, и я скажу, кто он. При чем тут колбаса и коммуняки? И почему именно Ельцин? Или ты считаешь, что если у нас колбасу по триста сортов не делают, а делают только три, то только по причине того, что все эти директора фабрик и колхозов коммуняки, и потому следует всю ихнюю колбасу на помойку выкинуть, а завести к нам заморскую, баклажанную? А, впрочем, даже если и начнут делать триста сортов, то, во всяком случае, данная гипотетическая колбаса и ее наличие или отсутствие – это еще не повод для того, чтобы по митингам шастать. И позволь мне тебе напомнить, что сей упомянутый тобою ускоритель не какой-то, а наш с тобой. Дать бы тебе плетей пятьдесят за такие слова. Для ускорения. И перестройки сознания.
–Ну ты не заговаривайся, все-таки сейчас 90-й год, не 37-й. Плети, кнуты. Че ты вообще несёшь? Сам-то далеко из детских штанишек вылез?
–Опять за рыбу деньги. Вот ты сейчас тридцать седьмой-то для чего приплел? То, что сейчас на дворе год 1990 от рождества Христова, еще не означает, что я должен бежать как угорелый на митинг, где опять потребуют всем суверенитета, а каждому второму, не считая первого, пообещают по бочке варенья и ящику печенья. Насмотрелся я за эти годы на митинги, от которых только и пользы, что пар выпустить можно. А работать кто будет? Пушкин? Так что, не в колбасе дело. Не дело по этим митингам шляться! И не повод, чтобы о деле забывать! Горланить и языком трепать каждый может. Твой Ельцин лучше бы делом занялся, а не по митингам шастал. Вот ему, кстати, я бы точно с удовольствием плетей отсыпал. Штук по 50 за каждый трёп.
–Колбаса, говоришь, не повод? А что тогда повод? Да и без доброго шмата колбасы грустно, однако. Особливо под горилку. Так что, лозунг дня: не будет колбасы – не будет и силенок, чтобы нам с тобой до нашего ускорителя добраться.
–Колбаса. – усмехнулся Андрей. –Далась тебе эта колбаса. Ну, ладно, представим, что будет тебе сто сортов колбасы. Или даже двести. И что, ты каждую из них пойдешь покупать? Или тебе сейчас мало тех трех, что сейчас купить можно? А ты уверен, что все сто сортов будут одинаково вкусны? Что туда насуют, неизвестно, даже черт знать не будет что там. Про нашу то мы всё знаем, её даже кошки едят, аж урчат от удовольствия. А новую из чего делать будут? На сто сортов колбасы мяса не хватит. И туалетной бумаги тоже. А насчет повода… Чтож, повод, это когда придут тебя грабить, твою жену убивать, мать твою из квартиры выселять. Но до этого, я надеюсь, вряд ли дойдет. Если, конечно, твои дружки демократы очередной номер не выкинут. Кстати, не удивлюсь, если они именно так поступать будут.
–Ты говори, да не заговаривайся, Андрей! Ты мне, конечно, друг, но Ельцина с демократами не трожь. Они ребята нашего закала и за нас последнее отдадут. Он хоть и большой человек, а с привилегиями борется ого-го как! На работу пешком ходит! В обычной поликлинике лечится. Это тебе не твои коммунисты, которые только и знают, что на своих "Волгах" по бабам шастать, вместо того, чтобы делом, как Борис Николаевич, заниматься.
–Ну да, ну да. Я не могу есть икру, не могу пользоваться импортными лекарствами, пока у других нет денег на аспирин. Так что ли, он нам говорил? А заснять его как успели в поликлинике? Экстрасенс какой должил? Я тебе вот что скажу, как старый прожжённый циник. Журналюг этих, небось, сам он и вызвонил. А если не сам, то помощнички подсуетились. А журнашлюшки... Чтож, они нынче, на всякую пакость, как мухи на одну субстанцию бросаются. Одно слово, что вторая древнейшая профессия. Если даже не первая.
–А что, разве не так? Он и правда икру не ест ложками. Золотые слова золотого человека. А насчёт того, что сам позвал. Не пошёл бы он на это. Гласность, брат, это...
–Гласность это всего лишь слова, пустые, бессмысленные и лишённые всякого смысла. Слова, видите ли, у твоего Ельцина золотые. Сказал бы я тебе, из чего они сделаны, да ссориться неохота.
Андрей замолчал. Ничего не говорил и Сергей, словно бы не желая продолжать ставший неудобным для них обоих разговор. Оба смотрели в разные стороны и молчали.
–Вот именно, слова! – cнова сказал Андрей, выждав паузу. -А всех дел реальных у него – сплошная болтовня на митингах, да полный развал всего, что у него на пути становится. Он хоть что-то построил, Боря твой хренов? Как подумаю, так, ей-Богу, выходит, что Лигачев сто раз был прав, когда сказал: Борис – ты не прав!
–Динозавр хренов, на кого свой язык поднял, твой Егорушка. Андрюха, ну хоть бы ты не повторял его слова! Ты что, правда веришь этому старому хрычу?
Андрей недоуменно посмотрел на друг поверх очков, махнул рукой и собрался снова залезть под установку. Но его собеседник с необычайной проворностью схватил его за рукав и затараторил с горячностью:
–Да ты пойми, дурья твоя башка! Если мы сейчас не отстоим демократию, то красно-коричневые всех нас сожрут, даже косточек не останется. Наша сила – в единении! И только тогда демократия сможет победить! Помнишь, как Борис Николаевич про сто сортов сыра рассказывал в американском магазине? А про колбасу? Вот! И у нас такое же будет. Как в Америке – каждому колбаса! И сыр! И много-много! И никаких очередей! Не жизнь, а сказка.
–Вот именно, сказка, – хмыкнул Андрей. -Вроде взрослый человек, а в сказки веришь. Хочешь, я тебе тоже одну такую расскажу? Жили-были старик со старухой, жили они себе, не тужили, пока в один, далеко не очень прекрасный день не выдали им по приватизационному чеку...
–Перестань! – Серега в отчаянии махнул рукой и снова начал заезженную песню о колбасе, сыре, разудалом добром молодце Борисе и о красно-коричневом большинстве, которое готово смести кого угодно, лишь бы не лишиться своих привилегий и не наступило светлое царство свободы.
Серега еще долго мог бы нестись по просторам русской демократии, но его собеседник освободил рукав рубашки от хватки собеседника и снова полез под установку. И через несколько секунд оттуда послышалось звяканье металла и характерные для русского языка подбадривающие слова, которые, как известно, не входят в инструкцию по ремонту, но благодаря которым, любой ремонт русскому Левше всегда по силам, и даже весьма споро делается. Серега неловко переминался с ноги на ногу, было видно, что в нем борются два желания. Уйти или остаться. И в конце концов, махнув рукой, он шмякнул сумку на землю и тоже полез под установку, не забыв захватить свою часть инструментов. Не забыл он упомянуть и специфические термины, которыми он обозначил политическую незрелость некоторых слоёв общества.
–Что, наука все-таки лучше? – ехидно, но беззлобно спросил Андрей, словно бы не услышавший последние фразы друга. А может, и действительно пропустил их между ушей. В конце концов, до разговоров ли занятому серьезным делом человеку?.
–Может и лучше. – не обиделся приятель. –Но без помощи всех демократических сил наша страна в такое превратится, что, вполне вероятно, наша с тобой установка как раз и понадобится. Будем сматывать удочки, улепетывая от реакции. Вот тогда попомнишь, что со мной на нужное дело не пошел. Будет близок локоток, да не укусишь. И не говори потом, что я тебя не предупреждал. Вся последующая катавасия будет на твоей совести.
–А может наоборот, никуда убегать не придется? И вся эта твоя демократия, может, и гроша выеденного и яйца ломаного не стоит, и обернется она в один день большим вселенским пуком. Слыхал такую поговорку: вдруг раздался громкий пук? Вот такой пук как раз и может случиться. Такой вариант не рассматривается? Пук – и нету ничего. Только одно зловоние останется.
–Ты это брось, – убежденно заговорил Серега. –Посмотри вокруг, что творится-то. И все наши демократы, как один, стоят за свободную личность.
–Значит, будут грабить. Мы это уже проходили, сударь.
–А ты 37-й год вспомни. ГУЛАГ, опять же. Однако лучшие люди страны если уж тогда выстояли, то теперь мы уж точно построим новое общество. Вот только доломаем старое, и новое здание построим. Лучше прежнего. Или опять скажешь, что враки?
–Боже мой, Серый, ты опять Солженицына начитался на ночь, с его десятками миллионов расстрелянных, да сотнями миллионов репрессированных? Взять бы этого умника, да рожей в дерьмо. Глядишь, и поумнел бы и пошёл бы не Россию обустраивать, а свой нужник. И то пользы было бы намного больше. В крайнем случае, чернила бы перестал переводить зря, а использовал бы налипшую на бороду консистенцию.
–Дался тебе этот бородатый хрыч. Ты же прекрасно знаешь, что я его не читал и читать не собираюсь.
–Ну, тогда сделай милость, и скажи мне, что твои демократы понастроить могут? За пять лет только одна говорильня. Кроме болтовни, никаких чудес ожидать от них не приходится. Сплошное бла-бла-бла шоу и больше ничего. Прав был Ленин, сто раз был прав, назвав интеллигенцию не мозгом нации, а ее говном. Хочешь, я тебе полную цитату выдам? Между прочим, полезно будет для твоего демократического развития.
–Эх, Андрюха, Андрюха. Никакого в тебе уважения к настоящим гигантам.
–Мысли, что ли? Ну да, а также к отцам русской демократии, особам приближенных к государю амператору, и прочая, прочая, прочая. Извини, но пиетета у меня к ним точно нет. и вряд ли когда будет.
–Ладно, если для тебя Солженицын не указ, Ельцин ничто, демократия ни к черту не годится, то народ для тебя что или кто?
–Ну, народ, пожалуй, можно и принять во внимание. Только не насмотревшийся зомбоящика. Поскольку, после просмотра нашего ТВ, человек автоматически становится кандидатом в палату номер шесть. Причем, надо признать, делают ребята свою работу настолько качественно, что просто диву даешься. Психиатрия отдыхает. Невольно снимаю перед ними шляпу. Тут да, мастера слова, шакалы пера и телекамеры.
–Ну, хорошо, оставим народ. Обратимся к реальности. Вот, скажи, будут гебешники от нечего делать хорошим людям жизнь портить? Будут. За просто так кинутся убивать? Кинутся. На Ельцина кто руку поднял, знаешь? Вот то то и оно. А за что, спрашивается? За красивые глазки? Неееет. Там всё намного сложнее.
–Да ну? – недоверчиво хмыкнул Андрей. Ну-ка, с этого места попрошу поподробнее.
Сергей аж засопел от возмущения.
–Вот, например, ты историю с мостом знаешь?
–Ну, давай, расскажи, интересно очередную байку послушать. Вот уж чего в тебе не замечал ранее, так это мифотворчества. Ergo – пора привыкать. Может, хоть в этом какой-то толк получится. Если не хорошим специалистом, так хоть пером будешь на хлеб с маслом зарабатывать.
При этом Андрей усмехнулся и демонстративно посмотрел на часы, показывая, таким образом, чтобы его друг не вдавался в излишние подробности.
А Сергей, делая вид, что ничего не заметил, подвинулся к очередному блоку установки, устроился поудобнее, и начал рассказ, не забывая при этом работать и руками.
История из всероссийской летописи о неубиваемом праведном Бориске, коварных гебистах, удивительной живой воде, истинно верных помощниках и о чудесном спасении из лап врагов демократии и прогресса, случившейся в нашем богоспасаемом Отечестве.
‘‘...и был тот Борис лицом светел, а волосы имел сединами убеленные, аки у старцев мудрых, что садятся вечером возле озера и читают мысли дневные, овцам да баранам, страждущим слова бодрого, в умы-разумы приводящего, и к коим старцам, не чинясь, причислен бысть Борис, сын Николаев. Надобно сказать, что разума сей муж доблестный был весьма сильного, смел и честен, и до того красиво говорить умел, что резал правду-матку в глаза, не ведая ни чину, ни роду, ни племени, и усекал до стыда великого виновного в грехах смертных. В данных науках муж сей себя весьма уседствовал и поощрял зело, аки некия мудрецы не могут сподобиться. От трудов праведных лечил он и себя и приходящих к нему не токмо словом, но и водой животворящей, у инородцев же имеющей название воды огненной. Оная вода не токмо в ум вводила, но и от прелестей иных отводила, отделяя зерна от плевел.
На соборы да думские посиделки в карете не ездил, все пешком, да пешком, благо и идти было недалече, ибо стояла хоромина боярских раздумий напротив усадебки Борискиной. На поселян, да челядинцев, да отроков, сии подвиги и похождения весьма благостное проявление имели, и до того в душах их веселие зароняли, что находились головы горячие, с царем его сравнивать дерзавшие. И посему поимели челядинцы боярские, да опричники государевы, на Бориса злость неимоверную, – ибо, как можно было кликать Бориску на царство? -посадили на коней железных злых людей, числом до ста, да кроме них всякого подлого люду, которым было несть числа. Но береженого Бог бережет, ибо не в силе правда, и рассеялась сила злая, в темноте же вечерней не найдя искомого, ибо согласно Настрадалису Бражнострадальному, на Бориске свет Николаевиче да почиет слава мирская, и не будет ворогам его ни чести, ни прибытку, ни иного достояния. И в нощи благочинного Бориску потерявши, злые люди обрели срам великий. А все остальное, почести, подати и прочие знаки величия, согласно тому же Настрадалису, достались лишь избранному, да возлюбленным баранам из стада мирского.
Но коварство врага рода человеческого, границ и роздыху не знающего, нашло таки грядущего по пути светлому, и оставшиеся в целости василиски гебешные, аки злые татаровья, набросились на мужа доблестного и накинув мешок на голову его, кинули в реку бурную. Но пришедшие к Бориске, аки тати в нощи, зело просичтались, поелику сама река, подобно любви народной, не приняла его в свое лоно, но насупротив, отнесла за многие сажени и еще десять аршин от злого моста, дабы спасти возлюбленного неофита буржуинства новоявленного. И откинувши мешок с главы своей, воскликнул Бориска: "ежели сама река меня не восприяла, кто же против меня дерзнуть может, без опаски быть преданным поруганию?" Ибо сказано было в пророчествах Буткинских: "да если накинут плат на голову его, то не увидят очи ни света, ни цветов ярких, ни голубиц райских, откинув же плат сей с головы, возвратится к нему и зрение, и обоняние, и спасение от оптических обманов слуха, да слуховых грехов зрения, да обоняния. И людишки подлого звания, боярские дети, тати да прелестники, ободренные спасением чудным, поведут его в палаты царские, в богатые хоромы кремлевские, во спасение доброго люда." И победив так врагов своих, одним видом своим в постыдное бегство врага обратив, Бориска сей славу обрел, доселе невиданную. О коей и поведал потом в исповедях на заданные темы. А чтобы лишить поганцев нечестивых нападок злых, сии темы были им искусно сокрыты, да всякими хитростями словесными изукрашены. К мосту же началось хождение людское, и не зарастет к нему тропа, и будут на нем твориться чуды чудные и дивы дивные, покедова не изведётся род буржуинский на святой Руси."
***
–Что-то мне кажется, ваша светлость, что вы тут, мягко говоря, неправду гоните. Фуфло толкаете. И слова-то какие нашел. Тебе, Серега, не физикой надо было заниматься, а книжки писать. Вот бы славы познал. Фантастика нынче в моде.
–Может и стану писать. Когда-нибудь. А пока надо защищать свободу и демократию. Если не мы, то кто же, а?
–Ну-ну, блажен, кто верует. А ты сам-то как думаешь, вот придет твой Борис Николаевич со товарищи во власть, и сразу лучше станет? Красно-коричневые сгинут как дурной сон, а впереди нас будут ждать хрустальные хоромы, да кущи райские? Будем жрать французскую булку, запивать ее шартрезом и звенеть гусарскими шпорами на балах? Забыл ты, парень, что сначала человек захватывает власть, а потом власть захватывает человека. Так что, не в красных дело. Прав был профессор Преображенский: "разруха в головах." И не надо читать перед обедом газет. Никаких не читать. И телевизор не смотреть.
–Нет, Андрюха, если бы не красно-коричневые, то мы уже давно бы по заграницам ездили, каждому по две "Волги" было бы выдано.
–А сейчас что? Кто мешает? Работать им надо, мать их за ногу!
–Так они и работают на благо обновленной России.
–Градусник тебе поставить надо. Экую пургу несёшь.
–Андрюха!
–Уже 23 года как Андрюха. И вообще, отстань со своей политикой и прочими сказками. Иначе мы тут до морковкиного заговенья сидеть будем. Лучше подай-ка мне ключ на 24.
Разговор на время затих. Только слышалось сопение, пыхтение, звяканье металла и, время от времени, неповторимый и непременный русский фольклор. Наконец, по прошествии энного времени, оба вылезли из-под установки, изрядно перемазанные, но довольные.
–Ну вот. Теперь дело за малым, выбить финансирование энергоснабжения. И можно будет проводить первый опыт. Без колбасы и сыра. Ха-ха!
И немного помолчав, Андрей добавил мечтательно:
–Можно, конечно, и самим напрямую на линии энергоснабжения выйти, дурное дело не хитрое. Что скажешь, Жеглов?
–Ну и рожа у тебя, Шарапов. Ежели мы это сделаем, вот тогда точно поедем туда, где Макар телят не гонял. А мне это что-то не по кайфу. А тебе?
–Не дрейфь, это я так, чисто помечтал. Но вот так бы взять, да без всяких разрешений, а?
–Это точно. Пока дождешься согласований, разрешений, допусков– пропусков, времени уйма уйдет. И, между прочим, был бы тут Борис Николаевич, то он бы нам запросто помог.
Андрей только скептически хмыкнул, но ничего не сказал. Некоторое время они шли молча, пока Сергей не сказал:
–Вот только, Андрей, я немного побаиваюсь, а вдруг расчеты неверны, или даже вся теория параллельного мира, это не что иное, как просто ошибка мысли? Такое ты допускаешь?
–Я многое допускаю, не первый год в науке. Но в данном случае, я уверен на все сто. Если ты помнишь, то все расчеты мы с тобой заранее разбили на куски и отправили разным академикам, якобы для проверки частных явлений общей теории поля.
–Ну, помню. И что с того?
–А то, что я в конце каждого письма приложил некоторые фрагменты нашей с тобой теории, чтобы проверить на совместимость и логичность наших построений.
–А мне, значит, ничего не сказал! Хорош, гусь!
–Ты не кипятись, теория, как была наша с тобой, так она и останется. Да и дело сейчас не в приоритетах и авторах. Дело в том, что ни один из ответов не дал отрицания или просто сомнения в наших построениях. были определенные допуски в направлениях перехода, но не больше. Всего лишь допуски, то бишь, даже не сомнения, а всего лишь ничтожные вероятности. Понимаешь, что это значит? Или повторить еще раз?
