Текст книги "Сибирская Симфония (СИ)"
Автор книги: Андрей Скоробогатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
Скрипнула дверь. Тихон уж думал схватиться за ружьё, но внутрь вошёл не мутант, а человек – безусый и безбородный, с непокрытой, коротко стриженной головой. На вид ему было лет шестьдесят, не больше, а в глазах была мудрость.
В руках дядька держал две больших бадьи, которые тут же опрокинул на пол около печи, где было потеплее. На пол выкатился десяток колючих шариков – Тихон из-за любопытства привстал, подойдя на пару шагов ближе, и увидел, что это ёжики – замрёзшие, недовольные и тихонько матерящиеся.
– Они что… разговаривают?
– Нет, – ответил Пал Палыч. – Только матерятся. Скоро весна, им пора выходить из спячки. С ними будет повеселее в доме. А меня Пал Палыч зовут.
Начальник полигона подал руку и поздаровался.
– Тихон, а отчества не имею.
– Валерьян Валерьяныч. Лейтенант Балалаевского КГБ.
– Слышали, слышали. Что, цистерну привезли?
Тихон молча кивнул на цистерну, поставленную в углу.
– Её в дом нельзя. Вы её давайте пока с обрыва столкните, а я как раз с печью разберусь и на стол накрою.
Выйдя из избы, Тихон с удивлением заметил, как быстро и сильно посветлело – солнце уже вовсю светило на юго-востоке, его лучи пробивались сквозь кроны старых дубов.
– Куда, туда? – спросил Тихон, помогая Валерьянчу катить бочку по снегу.
– Туда, Тихон, туда.
Дойдя до обрыва, Тихон остановился и обомлел от открывшейся картины. Если бы сибиряк видел полотна Иеронима Босха, то ему было бы с чем сравнить.
Внизу кипела жизнь. Там был широкий карьер-кратер, тянувшийся на пару километров, голый от снега и напоминавший котёл. Между тысячами жестяных бочек, на серой горячей почве росли причудливые растения с гигантскими алыми цветками, чьи длинные тени спиралями тянулись под светом восходящего солнца. Гейзеры били вверх, тысячи животных, включая доисторических динозавров и мифических горгулий, пожирали друг друга, сплетались в смертельных схватках и делились, как делятся одноклеточные организмы. Ровным строем откуда-то с запада шли мужики – дикие, в рваной одежде, похожие на животных. Казалось, какая-то невиданная сила вела их сюда и заставляла бросаться в самое пекло мутагенеза. Обратно по скользким склонам холма карабкались группы мутантов – разноцветные, разношёрстные и разные по размеру.
Тихон толкнул бочку вниз, она с грохотом покатилась по каменистому склону.
Вот и всё, подумал он и обернулся.
7. Весна
– Вот и правильно, – сказал Валерьяныч. Голос его прозвучал недобро, в руках кэгэбэшника был револьвер.
– Э, ты чего, Валерьяныч⁈ – воскликнул Тихон. – Мы же это… друзья?
Кэгэбэшник немного опустил ствол, на его лице лежала тень сомнения.
– Пойми, ты действительно мне друг, Тихон, и был хорошим спутником, но есть вещи важнее. Я служу государству Сибирскому. Ты узнал слишком много, эти тайны мало кому известны. Да и о полигоне этом знать не положено.
– Как это не положено⁈ Дык ведь наши Никита с Лаврентичем сколько раз уже сюда ездили!
– Никто из ваших сюда не ездит. Всегда отдавали цистерны нашим сотрудникам, или продавали балалаечному магнату, чтобы он сам мутантов разводил. А то и вообще просто в сугроб бросали – вот почему у нас мутанты где не попадя заводятся. В общем, решали вопрос с цистернами. А из-за тебя мне пришлось тащиться лично в такую глушь…
– И из-за этого ты на меня теперь револьвером тычешь?
– Нет, Тихон, не из-за этого. Слишком много ты узнал лишнего. Для тебя это был путь в один конец, я это понял сразу. Теперь у тебя два выхода – или в карьер, чтобы ты мутантом стал, или – на тот свет.
Лейтенант снова поднял руку с револьвером и прицелился, но позади него скрипнула дверь.
– Остановись! – послышался властный голос Пал Палыча. Лейтенант обернулся. Ружьё начальника Балалаевского полигона было наставлено на кэгэбэшника. – Этот мужик – особенный. Он не из нашего мира. Мы не должны его трогать.
– Как так не из нашего⁈ – воскликнул Валерьяныч. – Из какого это ещё?
– А без понятия. Мне не сообщили. Сказали только – к тебе скоро два мужика придут, один кэгэбэшник, а другой темнокожий. Ты их не трогай, пусть нас дождутся.
– Кто сказал⁈ – одновременно спросили Валерьяныч с Тихоном.
Пал Палыч многозначительно указал пальцем наверх.
– Большое Сибирское Начальство, что ли?.. – неуверенно спросил кэгэбэшник.
– Что ж вы такие непонятливые! Инопланетяне.
Лейтенант вскрикнул от удивления, потом повернулся к Тихону и сказал:
– Нет уж, этим я его точно не отдам! Пусть сам погибну, но чтоб ещё хоть один сибиряк попал в руки к этим зеленозадым!.. Считаю до трёх, Тихон. Или ты прыгаешь вниз, или я стреляю. Раз…
Тихон начал медленно поднимать руки и пятиться назад.
– Два… Не дури!
Тихон быстро запустил руку за пазуху, где всё ещё лежала золотая балалайка.
– Три!.. – крикнул лейтенант, но выстрелить не смог.
Звенящий гул, до этого медленно нараставший, внезапно стократно усилился, глуша любые звуки, вдавливаясь в виски. Голова раскалывалась от боли, вселенский грохот поглотил всё вокруг и заставил упасть на землю
Тихон знал, что такое бывает только раз в году, а то и реже. Когда приходит весна.
Снег вокруг начал стремительно таять, превращаясь в тонкие ручейки и пар, стало жарко и душно, как в парилке, и спустя минуту снега почти не осталось. Гул не прекращался, но Тихон кое-как поднялся с земли, сбросил шапку-ушанку и схватился за виски. Сквозь клубы пара, поднимающиеся к небесам, проступали очертания сибирской земли, освободившейся от снега. То здесь, то там на проталинах виднелись сочные побеги черемши, папоротника, одуванчиков и развесистой сибирской клюквы. В роще запели откуда-то появившиеся птицы, ёжики выбежали из дома Пал Палыча на крыльцо и нюхали безумный весенний воздух своими острыми носами, матерясь от восторга. Сам хозяин полигона присел на ступеньки рядом с ними, приобнял винтовку и блаженно улыбался, закрыв глаза.
А позади, в кратере, стало пусто: мутагенез прекратился, сибирские мутанты с чудовищами стали призрачными силуэтами, растаявшими и унесёнными куда-то наверх вместе с весенним туманом…
Валерьян Валерьяныч, тряся головой, слепо шарил перед собой, пытаясь отыскать выпавший из рук револьвер. Тихон не стал ждать этого, расстегнул тулуп и подхватил выпавшую из-за пазухи золотую балалаечку, неумело ударил по струнам. Луч света ударил откуда-то сверху, земля ушла из-под ног, а сознание померкло.
8. Эвакуация.
– В Центральное.
– Нет, лучше на Урал. В Каменный Пояс. У них там империя.
– В Курятник. На пару лет – самое то. Или к ацтекам.
Тихон открыл глаза. Он висел в невесомости внутри просторного пустого помещения. Перед ним, скрестив короткие ноги в позе лотоса, висели три зелёные фигуры, облачённые в золотистый саван. У одного из инопланетян, более тёмного, были заплетены рыжие дреды, у второго – ленивый ирокез и короткая борода, а третий носил роскошные пышные усы. Голоса были бестелесными и беззвучными, как во сне.
– Это вы меня куда везёте?
– Ты прошёл все испытания, Тихон, – сказал рыжий инопланетянин. – Мы можем перевести тебя на другой уровень твоего личного ада.
– В смысле, ада?
– В прямом, – ответил другой, с ирокезом. – Для каждой личности в пространстве существуют уровни мира, более адские и более райские. Ты родился в изолированном мире Восточного Самоа и был сыном короля. В пятнадцать лет ты подготовил покушение на своего отца, за что был передан нам, Наблюдателям, для передачи на один из самых низких уровней мироздания, в суровую сибирскую реальность.
– Ага… А теперь можно обратно, в это самое Самоа?
– Нет, – строго ответил усатый. – Но показать мы тебе его можем.
Вокруг Тихона возник полукруглый голографический экран, в котором он увидел рай. Тёплое южное море лениво набегало волнами на песок, розовые чайки носились над гребнями волн. На берегу грелись смуглые девушки в купальниках, жующие жвачку и бросающие цветастые фантики в воду. Чуть поодаль росли пальмы с чудесными плодами, похожими на пельмени, и гуляли маленькие розовые слоники, милые и пушистые. Воображаемая камера пронеслась дальше, вглубь райского острова, там на невысоких горах стоял величественный замок с острыми соломенными крышами, крутились карусели и мигали огнями увеселительные заведения. Тихон заметил на улице группу странных мужчин в полосатых рубашка и с радостью узнал в них политзаключённых, пропавших с их станции полгода назад.
Всё это неожиданно показалось таким родным и близким, что Тихон стал вспоминать своё детство – короткие обрывки и кадры
– А почему это мне туда нельзя? Им, понимаешь, можно, а мне…
– Акклиматизация. Инкубационный период. Ты так сильно привык к медвежатине и сибирской водке, что сразу просто так вернуться в рай не сможешь. У вас же там одни вегетарианцы!
– Веге… что? – переспросил Тихон.
– Мясное у вас там не едят, – почесал бороду зелёный. – Закон такой.
Тихон задумался. Стоит ли менять Сибирь на мир, в котором не едят мясного и не пьют водку? А может, так и нужно – не есть и не пить, может, к этому его, Тихона, сущность и лежит?
– И куда вы меня теперь?
Инопланетяне переглянулись.
– А давайте мы его на пару с тем гавриком очкастым? – предложил рыжий, с дредами. – В Центральное. Мне кажется, там вместе они неплохо справятся. А через пару лет – на Самоа.
9. Вместо эпилога
– Забыл, как эта фигня называется? С яблоком такая. У того, который последний подал.
– «Айфон», – Иероним Дермидонтыч поправил очки. – Предположительно пятый, возможно, четвёртый.
– Мощный?
– А то! Уж помощнее твоего «Филипса».
Тихон обиженно достал из кармана свой сотовый и посмотрел время.
– Да ну, мне его хватает. Ну что, до дому? Пока метро работает.
– Пожалуй, пора. Неплохо сегодня поработали… Девушка, подайте нищим прогрессив-металлистам!
Девушка, неуклюже перебегавшая на высоких каблуках подземный переход, сначала скривила напомаженные губки в презрительной усмешке, потом посмотрела на бородатого негра в рубахе-косоворотке и улыбнулась. Но денег не дала.
– Гордая, – шепнул Иероним Демидонтыч, снимая со спины чехол-рюкзак для балалайки. Тихон же возился с комбиком, отцепляя шнуры электрогитары. – Тихон, я тут, это самое… Не хотел сразу говорить, но, в общем… Любку снова на ночь позвал. Ты не против?
Тихон нахмурился.
– А мне опять на вокзале ночевать? Сними уже отдельную комнату, или к ней переберись. Я спать хочу!
Иероним грустно потупил взор.
– Ну любит она меня, что поделать…
– Любит… Любка… – усмехнулся Тихон. – Конечно – наплёл ей с три короба про анти-водку свою, да про чтение мыслей. Мы же тут временно! А когда зелёные через полгода обратно прилетят, что скажешь? Без бабы – никуда?
– Ага! Так и скажу! – с запалом сказал бывший учёный. – Может, она тут тоже своё испытание проходит, и ей вместе со мной в Самоа надо. А не возьмут – так и пусть не возьмут, здесь останусь, мне тут нравится.
– Шут с тобой, – Тихон вручил балалаечнику комбик с аккумуляторами и закинул гитару в чехле за спину. – Приводи свою Любку. Пойду на вокзал спать.
Они прошагали до входа в метро, остановились и попрощались.
– Ты только это, Дермидонтыч… Ты с ней не пей, ладно?
– Да за кого ты меня принимаешь⁈ Я что, думаешь, не помню?
– Не пей. Терпи, – сказал Тихон и зашагал по лестнице наверх, навстречу огням вечернего Новосибирска.
Потом он шёл к вокзалу мимо шумного потока машин, тихо насвистывая мелодию из «Эх, дубинушка, ухнем», и думал – какая, всё же, хорошая тут Сибирь.
Хорошая. Только ненастоящая.
БОНУС – Минус Сорок
Дополнительный рассказ во вселенной «Сибирской Рапсодии», написанный в 2009 году.
1. Проблема
Главный начальник Сибири был разбужен звонком в полвторого ночи. Ерофей Ерофеич, подняв трубку большого дискового телефона на письменном столе, приготовился гневно высказаться в адрес звонящего, но услышал голос главы сибирского КГБ Хвостова и потому лениво отозвался:
– А, это ты… Что такое?
– Беда, Ерофеич. Кризис, не иначе.
Начальник Сибири присел на край кровати, налил свободной рукой водки в стакан, выпил, и спросил:
– Опять китайцы?
– Нет, Ерофеич, с китайцами все в порядке. Сидят себе за границей, никого не трогают. Тут дело, пожалуй, посерьезнее будет. Настоящая катастрофа. Надо Совет Большого Начальства созывать.
– Ну ты хоть скажи, что за проблема? – Ерофеич почесал подбородок.
– Проблема национального масштаба. Это не телефонный разговор, нас могут подслушать западные шпионы.
Сибирский начальник поморщился.
– Опять твои шпионы, да кто нас подслушает в два часа ночи?.. Приезжай тогда, раз по телефону не хочешь, да и рассказывай все как есть.
– Не могу, Ерофеич – сани в ремонте, давай уж лучше ты ко мне.
Начальник Сибири бросил трубку, выругался, но делать было нечего. Надел дорогую норковую шубу, шапку-ушанку и валенки, разбудил хромого извозчика и пошел вместе с ним к сараю, где жили ездовые собаки. Спустя десять минут собачья повозка мчалась от особняка по заснеженным просторам в направлении столицы, города Сибирска. Ерофей Ерофеич ёжился от холода и периодически пил припасенную водку из горла, для согреву.
Миновав постовых, повозка въехала в город и помчалась по безлюдным улицам. В столь раннее время и мужики, и городские медведи мирно спали. Сибирский начальник с извозчиком беспрепятственно доехали до мрачного двухэтажного здания, украшенного гербом – двуглавым медведем с балалайкой и бутылкой водки в лапах. Это были КГБ-шные Застенки, оплот военной диктатуры и сибирского тоталитаризма. Оставив извозчика с собаками мерзнуть на морозе, Ерофей Ерофеич поздоровался с двумя охранниками в круглых фуражках и поднялся по лестнице в кабинет главы сибирского КГБ.
– Плохо дело, Ерофеич, – сказал Хвостов. – Водка кончается.
– Так пошли кого-нибудь на склад, – пробурчал главный начальник Сибири. – Проблем то. И ради этого ты меня разбудил?
– Ты не понял. Водка СОВСЕМ кончается. Через две недели все население Сибири рискует остаться без главного национального ресурса. Я же сказал – кризис наступает!
Ерофей Ерофеич остолбенел, затем схватился за голову и стал в панике бегать по кабинету.
– Срочно! Собирай Совет! Начальников всех городов! Чтобы послезавтра все были!
2. Перспективы
– Коллеги! – объявил Ерофей Ерофеич с трибуны. – Для нашей дорогой и горячо любимой Сибири наступают тяжелые времена.
В зале столичного Горсовета находилось семьдесят человек. Многие из городских начальников были пьяны и не слушали своего шефа, в зале царили шум и неразбериха.
– Ну, мужики! – крикнул Ерофеич, пытаясь добиться хотя бы какого-то порядка в рядах Большого Начальства. – Эй, там, сзади! Степан Степаныч, убери балалайку, невозможно совсем от твоей «Дубинушки»!
Степан Степаныч, начальник Усть-Илимска, проворчал что-то невнятное, но инструмент убрал.
– Ты давай, говори, что случилось-то! – крикнул нетерпеливый Аполлон Аполлоныч из Владивостока, сидевший на первом ряду. – Что я, зря семь часов на бомбардировщике через полсвета летел?
Ерофей Ерофеич осушил стакан, потом проворчал, оправдываясь перед Аполлонычем:
– Так ведь не слушает никто… Ну и пусть. В общем, ситуация у нас такая. Кризис, одним словом, и безрадостные перспективы! Москва и остальные европейские поставщики этилового спирта с понедельника прекращают поставки по трубопроводу Свердловск-Тобольск.
Главный начальник Сибири сделал многозначительную паузу.
– Безобразие! – первым не выдержал начальник Балалаевска, Тимофей Тимофеич. – Как же мы без спирта! Где московский посол?
– Посла! Где посол! – послышались голоса в зале.
– Сергей Владиславович, поднимитесь сюда, – позвал Ерофеич. – Проясните ситуацию.
На трибуну поднялся полный мужчина в пиджаке, без бороды. Ерофеич налил ему водки в стакан, но тот брезгливо поморщился и начал речь.
– А что я могу сказать? Такова ситуация на мировом рынке спирта и алкогольной продукции. Цены поднялись. Дефицит. Эксплуатировать трубопроводы для снабжения Сибири спиртом становится нерентабельно. То же и в других странах. Мы предложили продолжить поставки по железной дороге, ограниченными партиями, но новый договор вы подписывать не собираетесь.
– Да как по железной дороге? – воскликнул Апполоныч. – Да разве по железной дороге можно? Мы и десятой доли спирта по ней не провезем. Без спиртового трубопровода не обойтись!
– Все другие страны производят поставки спирта обычным транспортом, водным или сухопутным, – парировал московский посол. – Мне вообще не понятно, зачем сибирякам так много алкоголя?
Со второго ряда вскочил худой мужичек, начальник северного Медвежанска.
– Да что вы понимаете! Вы, москвич! У нас в Сибири морозы девять-одиннадцать месяцев в году. Бывает под шестьдесят градусов, плевки в воздухе замерзают! У нас даже женщины из-за этого не живут уж лет пятьдесят, как все это началось. А мужикам без водки никак! Организм у сибирских мужиков так устроен, что вместо крови – алкоголь, наши ученые установили…
– Ну, я слышал, но это спорная теория, – спорил Сергей Владиславович. – Это противоречит здравому смыслу и законам биологии.
– Да у нас тут все противоречит здравому смыслу, с тех пор как в 80-х годах военные испытания привели к мутации планеты, – грустно вздохнул Ерофей Ерофеич, стоявший рядом. – А как иначе? Иначе нельзя. Одно я точно знаю – среднегодовая норма на одного сибиряка – не меньше полутора тонн спиртосодержащей жидкости. Летом теплее, пьют меньше, кое-кто самогон гонит, а зимой – по пятнадцать бутылок в день, и самогоном не обойтись. Помножьте на шестнадцать миллионов мужиков, и вы поймете, что без трубопровода нам никак.
Посол развел руками и ушел с трибуны, бросив напоследок:
– Я посол, я ничего не могу сделать…
Зал немного приутих, все обдумывали услышанное, потом кто-то с задних рядов выкрикнул:
– А мы им нефть перекроем!
Кто-то пошел дальше, и рявкнул:
– Да, а потом ракетами их, ракетами!
– Нет, мужики, нельзя же так, все же они наши соседи и бывшие соотечественники, – попытался успокоить народ Ерофей Ерофеич, возвращаясь на трибуну. – Надо искать выход самостоятельно.
– Хотя нефть все же перекроем, – тихо сказал в сторону начальник КГБ Хвостов, стоящий за трибуной.
– Это все происки зеленозадых супостатов! – заявил начальник Угрюмска, привыкший во всем винить инопланетян, и достал из-за пазухи припасенную бутылку.
– Но позвольте, у нас же есть два спиртовых завода, в Красноярске и Хабаровске, -сказал Тимофеич. – Неужели их мощности не хватит?
Ерофей Ерофеич покачал головой:
– Не хватит. Водочные фабрики в большинстве городов работают на зарубежном сырье, своего спирта не достаточно.
– Хорошо, если спиртовых заводов мало, то почему бы не построить ещё парочку силами политзаключенных? – предложил вариант Аполлоныч. – Я не думаю, что на это уйдет много времени.
– Политзаключенных не хватит, – высказался Хвостов. – Они и так строят три новых нефтепровода и две атомных электростанции. Нет, ну мы, конечно, можем поменять законодательство и на время увеличить их численность, но это долгий процесс.
– К тому же остается проблема сырья, – добавил Ерофеич. – Нашим двум заводам и так не хватает зерна и крахмала для производства, а из-за рубежа вести его сложно и дорого.
– Да и не хватит парочки заводов, – сказал Хвостов. – Один большой завод пятьсот тонн спирта в сутки делает, а у нас по стране водки за день, бывает, по шестьдесят тысяч тонн выпивают. За границей заводов восемнадцать заводов в трубу спирт гнали. Что, кстати, с ними будет, Сергей Владиславович?
Толстый московский посол поднялся со своего места, презрительно оглядел зал и громко сказал:
– В то время, как вы пьете водку, мы покоряем космос и производим шоколад. Мы переоборудуем часть заводов под нужды космической отрасли и кондитерской промышленности, делов-то!
– Это безобразие! – выкрикнул Тимофеич. – Как можно, нет, вы послушаейте, как можно есть этот… шоколад!
Зал загудел, кто-то начал грозить кулаком и выкрикивать угрозы в адрес посла, кто-то начал оживленно беседовать со своим соседом, распивая спиртное, а Степан Степаныч, начальник Усть-Илимска, устал от шума, уснул и захрапел.
– Но должен же быть хоть-какой то выход? – воскликнул Аполлоныч. – Неужели все так безнадежно?
– Похоже, выход из кризиса у нас один, – с грустью в голосе сказал начальник КГБ, и в зале стало тише. – Раньше брали спирт из Европы, теперь придется просить Азию, у них спирта много… Есть старая ветка газопровода, идущая из Иркутска, ее можно переключить к спиртовым трубам, и тогда…
– Китай? Никогда! – воскликнул Ерофей Ерофеич.
– Надо, Ерофеич, надо, – Хвостов снял круглую фуражку, обнажив лысину. – Мы продадим Сибирь за водку бывшему врагу, но только так мы спасем народ от верной гибели.
3. Проба
– Вот, Васька, пришли, – сказал старый геолог своему молодому напарнику и воткнул лыжные палки. – По карте залежи прямо под нами. Четыре километра, считай, часа полтора бурить.
– Фу, наконец-то, – уставший мужик уронил лямку тяжелых саней на снег. – Нет, Максимыч, а вдруг все же это газоконденсат, а не нефть?
– А шут его знает, может и газоконденсат. Разведчики вечно все напутают. Нам-то какое дело, сейчас пробу возьмем – а там уж пусть в лагере думают, кому отдать – газовикам или нефтяникам. Бери вон лопату с моих саней, сейчас мы разгребём тут маленько и палатку поставим.
Когда палатка была расставлена, геологи развели у ее входа костер и стали варить похлебку из консервов, грея руки о котелок.
– Слыхал, чего вчера курьер в лагере говорил? – спросил старший геолог.
– А?
– Говорят, кризис водошный.
– Да ну! – не поверил Васька. – Водка всю жизнь была в Сибири, чего ей деваться-то.
– Молодой ты, многого не знаешь… Давным-давно водки в Сибири не было. Ну, то есть была, но так – немного совсем. Потом грянули холода, Сибирь независимой стала, спирт из Москвы пошел, по трубам. А теперь не дает Москва спирту, третий день уже как вентиль перекрыли.
– И что теперь?
– А разное говорят. Одни говорят, китайцам за спирт Дальний Восток отдавать будут, другие говорят, что и Китай не поможет – у них тоже с алкоголем проблемы. А кто-то говорит – Китай, не Китай, а водку пить все равно надо, иначе совсем никак. Одним словом, не понятно, что станет с народом сибирским.
Молодому геологу взгрустнулось. Он надел варежки, стряхнул сосульки с бороды, и спросил:
– А сколько водки еще осталось?
– У нас или вообще? – не понял Максимыч. – У нас – два литра с полтиной. А вообще по стране – вроде как на дней семь. Курьер сказал, что в столице поговаривают про тайные склады КГБ, говорят, если тяжело будет, народ взбунтуется и штурмом на них пойдет… Ну да ладно, сейчас перекусим, костер потушим и бур поставим.
Компактный бур с насосной станцией были тяжелыми и еле помещались на двух санях. Когда мотор заработал, и на мужиков полетела глина с грязью, Максимыч запел зычным голосом, желая приободриться:
Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня,
Не морозь меня, моего коня.
Не морозь меня, моего коня,
Моего коня белогривого…
Васька, хоть и молодой, стал подпевать:
…Моего коня белогривого,
У меня жена, ох, ревнивая!
У меня жена, ох, красавица,
Ждет меня домой, ждет – печалится.
Я вернусь домой на закате дня.
Обниму жену, напою коня!
– А что такое жена, Максимыч? – спросил молодой геолог старого, когда они допели песню.
– Это, Васька, женщина такая специальная. Раньше, говорят, у каждого мужика по жене было, а теперь уж лет пятьдесят нет ни у кого жены. Да и вообще нету женщин в Сибири, в телевизере только, зато водка есть… Была то есть… Смотри-ка, полилось что-то! Выключай машину.
Старый геолог вылез из палатки, подошел к буру и смахнул пальцем с бурильной трубки подтекающую жидкость.
– Прозрачная какая-то, – удивленно проговорил Максимыч.
– Парафинка, что ли? – предположил молодой. – Хотя нет, парафиновая нефть не такая по густоте.
– И пахнет как-то странно, – геолог понюхал жидкость, потом рискнул попробовать на язык. – Васька, так это ж водка!
– Да ну!
– Да я тебе говорю, на, сам попробуй!
Молодой сибиряк попробовал жидкость на вкус и кивнул.
– И взаправду, водка! Получается, что там, под землей, водошное месторождение?
– Получается, так, – кивнул Максимыч. – Чего только на земле Сибирской не бывает.
– И что теперь делать?
– Как что делать, ты в первый раз, что ли? Сейчас в колбу сольем, скважину законсервируем. Потом переночуем, да повезём пробу в лагерь, а что там дальше – это уже не наши заботы.
Когда рассвело, геологи отправились в обратный путь, а на месте пробной скважины остался стоять бело-серо-черный флаг.
– Получается, не будет кризиса? – спросил по дороге Васька.
– А кто его знает, – ответил Максимыч. – Это уже пусть начальство решает, что с кризисом делать. А наше дело малое – колбу с пробой до лагеря довезти. Ты только смотри, будешь по дороге водку пить – не перепутай!
Василий с Максимычем ехали мимо сибирских кедров и сосен и не догадывались, что их имена войдут в историю Сибири, как имена спасителей отчизны. Ведь это именно они принесли народу спасительную весть, вернули стране водку – ее народное достояние, ее радость и боль.
май 2009.
БОНУС – Советский айфон. Помните, каково это было?
Решил добавить сюда короткую спонтанную зарисовку, отлично ложащуюся на сеттинг «Сибирской Рапсодии»
Помните, каково это было?
Всем кооперативом четыре года на один талон бутылки собирали, сдавали. Пять вагонов бутылок сдашь – тебе в райкоме дают талон на айфон и ставят большую печать – иди, мол, получай…
А потом стоишь неделю очередь, стоишь под проливным дождём и не спишь. Наконец-то – приходишь, даëшь талон, сторублëвок с Ильичом цельный чемодан отсыпаешь, а тебе дают ЕГО – божественное творение Стивена Джобса, беленький, с округлыми краями, да с квадратным электронно-лучевым экраном 320×240 пикселей. С внешпромторговской симкой, годовой подпиской на телетрансляцию Санта-Барбары, 640 килобайтами интернета на месяц, приложением «Голоса Свободы Америки*» и шестизначным аккаунтом «Аськи».
Кладёшь его в авоську, и несёшь домой нераспакованный, чтоб все видели и завидовали, а по дороге стакан кваса на оставшиеся 3 копейки покупаешь, потом месяц не ешь и не пьёшь – зато с айфоном.
Причем айфонов тогдашних в свободной продаже было очень мало. На советских кухнях шептались, что мнгого оседало в широких карманах различных чинуш, партноменклатуры и московской «золотой молодёжи». Впрочем, поговаривали также, что часть выдавалась ветеранам Бородинского сражения. Ещë заслуженным мамонтоводам Чукотки большие партии выдавали, ударникам мамонтоводческого труда, поговаривают. Но потом вымерли мамонты в СССР, перестали давать.
(* запрещённое, иноагентское и террористическое, разумеется, приложение)
