Текст книги "Сибирская Симфония (СИ)"
Автор книги: Андрей Скоробогатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Тихон, так ты из какого города? – послышался запыхавшийся голос Валерьяна Валерьяныча.
– Сибирск. – не оглядываясь, кивнул Тихон. – Я же тебе говорил, когда ты на меня бумаги строчил. Ты мне лучше скажи, что это за коридор такой.
– Это секретный объект! – почти взвизгнул Валерьян. – Тебе об этом знать не полагается.
– Не полагается! – передразнил Тихон. – А ничего, что мы уже по нему полчаса как идём? Хоть скажи, куда он ведёт.
Звуки гремящей бочки прекратились – утомившийся Валерьян остановился отдохнуть, достал сигарету, чиркнул спичкой и закурил. Угостил табаком Тихона.
– Во всех избах наших сотрудников, в погребах, есть такая дверца, через которую можно выйти в этот коридор. Сначала сюда хотели проложить рельсы, пустить дрезину – было бы метро, но теперь…
– Серьёзно! – удивился сибиряк.
– Это ещё что… Под другими городами, в том числе и под твоим Сибирском есть и не такое… Но, сам понимаешь, подробностей я тебе сказать не могу.
– Понимаю, – кивнул Тихон. – Ты мне скажи, а водка у тебя в погребе есть?
– Я не пью водку! Только коньяк! – горделиво сказал Валерьян Валерьяныч и добавил немного смущённо: – Ещё кефир, но это по праздникам.
– Коньяк? – переспросил Тихон и захохотал. – Это то самое пойло западное, которое всякие нефтяники пьют? Так оно же слабое! То-то я смотрю, ты такой хилый.
– Попрошу не дерзить, товарищ Тихон, – грозно поведя усиками, сказал Валерьян Валерьяныч. – Мой отец был последним производителем коньяка в нашей стране. Он оставил большое наследство, которое… я не могу выпить до сих пор. Лучше пошли дальше.
– А где ж твой батя? – спросил Тихон, выбрасывая сигаретный бычок и затаптывая на всякий случай ногой.
– Без вести пропал, – грустно ответил Валерьяныч. – Уж года три как. Не иначе, зеленозадые забрали. Поворачивай, теперь нам налево.
Ответвление коридора пошло немного вверх. Валерьянычу катить бочку стало совсем тяжело, и в конце концов Тихон не выдержал и поменялся местами с хилым лейтенантом – пошёл позади, подталкивая бочку.
– Как так получилось, что сын Тимофея Тимофеича стал против отца? – спросил он лейтенанта.
– Тёмная история, – немного неохотно ответил тот. – Ещё лет десять назад, когда сыну было лет двадцать, товарищ генерал хотел сделать его нашим сотрудником, проверенным товарищем, но тот увлёкся прогрессивным металлом. Отец водил его по лекарям, по психологам разным, они его электрошоком лечили, но бесполезно. Потом махнул рукой, мол, пусть растёт тем, кем есть. А тут как раз бывший директор завода балалаечного был уличён в измене родины – наёмных политзаключённых жалел и на свободу отпускал. Вот и отправили его самого в лагерь, а воспитанника товарища генерала – на его место. А он вместо того, чтобы быть подмогой в отцовских делах отбился от рук и стал чудить. Так рассказывают…
– А ты сам с ним как, с товарищем генералом? Хорошо трудишься?
– Товарищ генерал хороший командир, – сказал Валерьяныч. – Справедливый. Но излишне спокойный. Он считает, что он умнее меня. Считает меня не достаточно опытным. Постоянно командует. Но в чём-то… во многом, я превзошёл его. Я бы мог стать великим и могущественным среди кэгэбэшников! А вынужден с необразованным мужиком…
– Кончай разговоры, тут какая-то дверь. Похоже, пришли.
– Сейчас, сейчас, – Валерьяныч стал рыться в карманах своей офицерской шинели.
За дверью оказалась лесенка, ведущая наверх, в какое-то тёмное помещение. Валерьяныч помог Тихону затащить бочку наверх и затем скрылся где-то в темноте. Спустя пару мгновений вспыхнул свет.
Помещение, несмотря на низкий потолок, оказалось огромным. Вперед на метров сто тянулись ряды больших деревянных бочек, лежащих на боку.
– Наследства отца, – пояснил лейтенант. – Иди пока в дом, там теплее.
Не без труда отыскав в коньячных лабиринтах выход в дом, Тихон заторопился на улицу. Во-первых, после душных подземелий захотелось подышать морозного сибирского воздуха, а во-вторых, давно хотелось по малой нужде.
Изба оказалась большой, двухэтажной, и, судя по всему, построенной сравнительно недавно. Внутренний двор был огорожен высоким деревянным забором, почти частоколом, из-за которого жилище выглядело крепостью. Снаружи, на большом отдалении, слышались редкие выстрелы. Сходив до туалета, Тихон не выдержал и, открыв железный засов, высунулся наружу.
Фазенда Валерьяна Валерьяныча стояла на пригорке, почти на самой окраине Балалаевска. Город отсюда был виден как на ладони. Длинный «гриф» центральных улиц и железнодорожных путей, и треугольный контур огней заводских кварталов, в окружении лесов и невысоких гор. Величественная картина, но тревожная, неспокойная.
Над центральной частью и площадью повисли клубы дыма – не обычного печного, а нехорошего дыма, который бывает только во время войны. Но этого было мало – Тихон чувствовал, что чувство непонятной тревоги идёт откуда-то с другой стороны, и наконец он всё понял, когда поднял глаза к небу.
Десяток летающих тарелок, маленьких, похожих на точки, неподвижно висели над беспокойным городом. Одна из них отделилась от группы и полетела на той же высоте в сторону Тихона. На секунду оцепенев, сибиряк инстинктивно сделал движение, которым хватаются за ремешок двустволки, но тщетно – инструмент он забыл в доме. Захотелось укрыться, спрятаться от энело, как тогда, во время первого контакта, однако Тихон победил это желание и стал смотреть, что будет дальше.
Энело зависло наверху, в самом зените, но не стало выпускать лучи и забирать сибиряка. Наоборот – какой-то крошечный предмет выпал из днища летающего блюдца и полетел вниз. Инопланетяне сделали пару пируэтов над избушкой и улетели обратно, к центру города, поближе к своим друзьям.
Тихон вышел на улицу, в сугробы, и пошёл к редкому подлеску, туда, где примерно упал таинственный предмет.
– Я буду стрелять! – послышался сзади визгливый голос Валерьяна Валерьяныча.
– Тихо ты! – отозвался сибиряк и продолжил путь. – Никуда я не ухожу.
– Тогда пошли коньяк пить!
– Тут что-то с тарелки упало.
– С тарелки?.. – кэгэбэшник только сейчас заметил, что творится над городом. Снял кепку и испуганно прижал к груди. – Это же… что же это такое!.. Надо же сообщить высшему командованию, такого не должно быть!
– Сиди там, где сидел, без тебя всё сделают, – посоветовал Тихон, и стал рукавицами раскапывать сугроб.
– Ну что там, нашёл что-нибудь?
– А как же!
Тихон отряхнул от снега находку. В его руках оказалась небольшая, всего в две ладони шириной перламутровая балалайка, с двумя золочёными струнами. Блестящий предмет, казалось, излучает некую могущественную, неведомую энергию, о происхождении которой можно только догадываться. Тихон захотел снять рукавицу и провести рукам по струнам, но не рискнул – мало ли, что будет. Ведь это не простая балалайка, инопланетянская. Сибиряк прижал инструмент к груди и, посмотрев в сторону тарелок, тихо сказал:
– Спасибо!..
V – Сибирские Тайны
V. Сибирские тайны
1. Упряжки
Балалаевский край обширен. При советской власти на его территории располагались Красноярский край и Иркутская область, но после мутаций планеты, приведших к увеличению Сибири, все прославленные крупные города в этой части света сдвинулись со своих мест и остались стоять заброшенными в глубинах сибирской тайги.
География местности продолжала со временем немного меняться, и точные места расположения секретных объектов знали единицы.
По словам лейтенанта, полигон располагался в глухом лесу к северо-востоку от Балалаевска. Путь туда занимал по меньшей мере восемь дней. Стали считать – коньяк крепче водки, поэтому вместо дневной нормы в двадцать бутылок достаточно десяти. Умножить на двоих и на две недели – получается около двух бочек.
Бочки с трудом подняли из погреба и положили на сани. На другие сани положили радиоактивную цистерну, патроны, пятьдесят килограмм вяленой медвежатины и другие нужные вещи. Валерьяныч достал откуда-то вонючую белую краску и замазал ею ржавые бока цистерны, чтобы никто не заметил знак радиоактивной опасности.
Всего санок получилось три штуки – две с поклажей и одни пассажирские. Сцепив их вместе, Валерьяныч убежал куда-то, а затем вернулся с шестью ездовыми собаками – огромными сибирскими лайками, превышавшими по размерам среднего волка.
– Как же мы их всех прокормим? – почесал затылок Тихон
– Ты не бойся, это особая порода, кэгэбэшная. Расход медвежатины – пять килограммов на сто километров. Главное, вовремя подбрасывать корм.
– А мимо кордонов как пропустят?
– Пропустят, это всё под контролем. Ну, присядем на дорожку.
Присели. Выпили по бутылке коньяка. Тихон подумал, что уже начинает привыкать к его странному вкусу.
– Знаешь, а я когда сюда ехал, особую водку на заброшенных складах нашёл. Так она такое делает!
– Знаем, – кивнул Валерьяныч. – Водки много разновидностей бывает, только не все про это знают. Говорят, недавно анти-водку изобрели, но я в это не верю, это было бы полным безобразием.
Затем оделись – Валерьяныч вместо фуражки и шинели надел гражданское, чтобы не выделяться, и взял двустволку вместо пистолета. Собаки по команде выволокли за ворота санный «поезд», лейтенант закрыл ворота, бросил вожаку корм, и упряжка помчалась по улице, распугивая редких прохожих.
У кордона пришлось притормозить – там дежурил толстый усатый мужик в рогатом шлеме и с двустволкой. Судя по всему, выезд из города уже контролировался повстанцами.
– Куда едем? – грозно спросил он мужиков.
– Беженцы мы! – тонким голоском пролепетал лейтенант. – Я и батька мой. Едем в северные края из нашего бушующего города.
– Хм, беженцы… – задумался дежурный. – А ну показывайте багаж, чего вы там увозите?
У Тихона сжалось сердце. Свою инопланетную балалайку, подаренную инопланетянами, он бережно хранил за пазухой, но вот цистерна…
– Что это у вас там? Что за бочёнок?
– В этих двух – водка, а в маленьком… – Валерьяныч замялся.
– Что⁈
Тихон потянулся было к двустволке, но лейтенант спас положение.
– Кефир! Стыдно признаться, но там кефир!
Постовой залился громким, противным смехом. Позор-то какой, подумалось Тихону. Пристрастие к кефиру многим казалось извращённым и пагубным даже в столь либеральном городе, как Балалаевск, и открыть признаваться в таком мог решиться не каждый. Но выбирать не приходилось. Воспользовавшись ситуацией, Валерьяныч с Тихоном вскочили на сани, крикнули собакам и промчались через открытые ворота навстречу тайге.
2. Тайга
– Мы точно туда едем? Не заблудились?
– Не заблудились… – немного неуверенно отозвался Валерьяныч. – Всё хочу спросить… А почему ты темнокожий? Ты что-нибудь знаешь о происхождении?
Тихон пожал плечами.
– Я сам не знаю, что это значит, и откуда я такой взялся. Мне говорили когда-то давно про какую-то Африку, но я не верю. Я сибиряк, просто другого цвета. А что значит чёрный цвет на сибирском флаге, Валерьян?
– Он означает бурого медведя, – отозвался кэгэбэшник.
Они ехали по заснеженным пролескам сибирской тайги уже третьи сутки. Ночёвки были не из лёгких – всю ночь вдалеке выли волки, и спать толком не получилось. Мысли путались, глаза слипались.
– Ты когда-нибудь боролся с медведем так, чтобы один на один?
– Нет, – отозвался Валерьяныч. – Я в лес-то ходил всего пару раз, а в городе у нас медведи ручные. У меня другая история была, пострашнее.
– Что, мутанты?
– Ладно бы мутанты. Женщина.
– Да ну! – Тихон от неожиданности резко повернулся к собеседнику, чуть не повалив сани. – Их же в Сибири не бывает? Только в книжках, да в телевизере.
– Это для вас, простых смертных, не бывает. А мы много чего такого знаем, о чём вы не слыхивали.
– Расскажи давай.
Лейтенант замялся.
– Ну, вообще-то всё, связанное с женщинами, носит гриф «Секретно»…
– Говори! – прикрикнул Тихон. – Сказал «а», говори и «б».
– Хорошо, хорошо, уговорил.
3. История лейтенанта КГБ Валерьяна Валерьяныча про женщину
Валерьян Валерьяныч подкинул корма собакам, устроился поудобнее и начал рассказывать.
– В позапрошлом году было. Меня с ответственным поручением отправили в Тобольск, чтобы передать их начальнику документы. На дворе было позднее лето, уже сильно похолодало и выпал снег.
– В том году вообще лета толком не было. Так, пару недель… – вставил Тихон и осёкся.
– Не перебивай, пожалуйста. Посадили меня на поезд, и покатил я через полстраны на запад. Народу в тот раз ехало много, человек тридцать во всём поезде. Взвод ракетчиков ехал и конвоира два с преступником, в лагерь его везли. Ну, туда я доехал нормально, без приключений, все дела решил, документы передал, а вот обратно… Сел я в поезд, и понимаю, что кроме машиниста и истопника никого во всём составе нету. Боязно немного стало, мало ли кто в пустых вагонах заведётся – мутант, или абы кто. Медведь на стоянке приблудится. И стал я потому в разных вагонах ночевать.
И вот проснулся я как-то ночью, в туалет захотел. Открываю я дверь купейную, а там, в проходе мужик стоит – худой, невысокий, на голове вместо шапки какая-то тряпка намотана.
Я в купе тихонечко вернулся, револьвер прихватил и к спине приставил.
«Кто такой⁈ – говорю. – Откуда взялся, никого же не было в поезде!»
А человек этот громко взвизгнул, повернулся, заплакал и говорит:
«Не стреляй, я заблудилась».
Я пушку опустил
«Ты, – говорю, – неправильно глаголы употребляешь, окончания путаешь. Надо говорить – я заблудился».
«Нет, – отвечает. – Всё верно. Просто я не мужик вовсе, а женщина. Баба я, с Запада родом».
Я аж чуть не упал от удивления. По правде сказать, я и раньше у старших офицеров слышал, что в Сибирь женщины забредали, но думал, что это байки, навроде рассказов о мутантах. Пощупал её за рукав – живая.
«С запада? Это ж откуда?»
«Из Питера. Раньше мы севернее были, но потом Европа скукожилась, и мы теперь в Подмосковье».
Не поверил я, снова ствол поднял и говорю.
«Раз женщина, то почему у тебя усы? Я фотографии видел и телевизер смотрел, меня не проведёшь!»
«Для маскировки, – говорит, – усы. Давай лучше, соколик, в купе пройдём, чаем меня напоешь и про жизнь свою расскажешь».
А мне и боязно, с одной стороны, и интересно – что дальше-то будет? Редко кому удавалось живьём с женщинами переговорить. Да и чай я всего второй раз в жизни пил – жуткий, должен сказать, напиток. В общем, слово за слово, рассказывает она мне про Москву и Подмосковье – информация секретная, я тебе об этом не скажу. А потом как давай ко мне жаться и ластиться, и шинель с меня снимать. «Понравился ты мне, – говорит, – давай детей делать!» Мне Тимофей Тимофеевич рассказывал, мол, для того они и созданы, чтобы других сибиряков делать. Ну я ей и говорю – давай.
Лейтенант вытащил сигарету, спички и закурил.
– Ну, и что дальше-то было? – нетерпеливо спросил Тихон.
– Да, я уж и не помню толком, – отмахнулся Валерьяныч. – Давно было, забыл уж всё. Да и зря я это всё рассказываю.
– Не ври! Всё ты помнишь.
Валерьяныч докурил и неозотно продолжил.
– Ну, в общем, раздела она меня догола, сама разделась, трётся об меня, трётся, а потом говорит она мне, мол, холодные вы все, сибиряки, и вместо крови у вас спирт. Так, говорит, за год скитаний ни одного подходящего и не встретила. Оделась, усы наклеила и вышла…
– Что с ней потом стало?
– А мне почём знать? Дальше поехала. Может, поймали её… Ну что, может, по коньячку?
– Да, пора бы уже, – кивнул Тихон. – Только… чего это собаки встали?
– Хоп, хоп! – крикнул им Валерьяныч, но они встали, как вкопанные, поджав хвосты. Кто-то заскулил, кто-то тихо зарычал, прижимаясь к саням.
В лесном полумраке, под светом полной луны впереди загорелись зелёные огоньки звериных глаз. Тихон и Валерьяныч молча вытащили двустволки, сунули патроны и прицелились. Зверьё не торопилось, они молча выжидали. В середине виднелись два больших глаза-фонаря, судя по высоте и по ширине морды их обладателя, зверь был больше обычного раза в четыре. Пара его соплеменником отделилась и стала обходить сибиряков слева.
– Окружают, заразы.
– Царь-волк, – прошептал Валерьяныч. – Нам рассказывали про них. Нам не уйти. Прости меня, Тихон, если чем обидел. Прости, что неотёсанным называл…
– Ты это брось! – Тихон соскочил с саней и начал тащить вторые, грузовые, к себе. – Поставим их треугольником, а сами внутрь залезем. Авось отобьёмся!
– Стой, там же коньяк!.. – вскрикнул Валерьяныч, но было поздно – Тихон опрокинул сани, бочки упали в сугробы и залез на них, положив ствол ружья на лыжу, как на амбразуру.
Первым из тёмных перелесков вышел волчий вожак. Это был светло-серый, почти белый зверь, ростом в холке метра два, а то и больше. Зверь наклонил голову и медленно приближался, тихо рыча. Тихон выстрелил, но зверь уклонился от выстрела и продолжил спокойно идти вперёд по сугробам, ничуть не напуганный шумом. Следом короткими прыжками по снегу двигались ещё три или четыре хищника, они выглядели несколько пугливее и словно прятались за своим хозяином. Внезапно слева метнулась тёмная тень, и волчья морда с оскаленной пастью нависла над санями. Валерьяныч вовремя прижался внутрь, в центр импровизированной крепости – зубы клацнули в сантиметрах от его лица. Тихон ударил зверя прикладом, в следующий миг лейтенантский выстрел в упор отбросил волка назад. Тихон на миг выглянул – второй нападающий хищник слева застыл в паре метров от саней, около трупа своего сородича. Основная группа продолжала окружать сани.
– Стреляй в вожака, в вожака! – крикнул Валерьяныч и выпалил в главного монстра, попав ему в плечо. Зверь нагнулся и зарычал, переходя на вой, но серьёзно не пострадал. В два прыжка он преодолел расстояние до саней и остановился над сибиряками. Тихон с Валерьянычем в безмолвном ужасе смотрели на гигантскую голову, застывшую над ними. Зверь шумно дышал, из его приоткрытой пасти с кинжалами клыков клубами шёл пар. Царь-волк застыл, словно глумясь и надсмехаясь над беспомощностью сибиряков.
Тихон медленно положил ружьё на землю, вытащил золотую балалайку из-за пазухи и ударил по струнам.
Послышался отдалённый грохот, и яркая вспышка озарила тайгу. В короткий миг сани перевернуло и завалило снегом, и Тихон потерял сознание.
4. Геолог-31
– Союз нерушимый республик народных навеки сплотила великая Русь!..
В ушах заныло. Тихон открыл глаза. Он лежал на каком-то жёстком матрасе, запеленованный в красное полотнище – как был, поверх тулупа. Слева, на соседней койке лежал спящий Валентиныч. Тихон разглядел на боку его красного кокона серп с молотом.
Впереди, внутри небольшого зала стояло десять человек. Худые, немного сгорбленные фигуры, облачённые в рваные ватники и свитера, стояли к пленникам спиной. И пели нестройными тихими голосами, подпевая старому граммафону в углу:
– … Да здравствует созданный волей народов, единый, могучий Советский Союз!
Приглядевшись, Тихон разглядел в тусклом свете на дальней стенке портреты Сталина и Ленина. Советские флаги. Портреты вековой давности. Но зачем⁈
– Эй, мужики, вы чего меня связали! А ну отпустите!
Половина поющих замолкла и оглянулась.
Старики. Перед Тихоном были дремучие, сухие старцы с бородою до пояса.
Парочка стариков перекинулась вполголоса парой фраз, после чего снова вернулась к пению. Когда гимн допели, патефон был выключен, один из стариков вышел вперёд и обратился к собравшимся:
– Товарищи! В этот знаменательный день, в прекрасный день Весны и Труда партийное руководство направило к нам на воспитание двух комсомольцев. Ура, товарищи!
Послышались жидкие аплодисменты.
– Молодые комсомольцы, направленные к нам из Облсобеса на собачьих упряжках, столкнулись с вредными буржуазными явлениями. Империалистический враг, товарищи, не дремлет, он бродит вокруг нас, вынюхивая наши планы. Но мы, вооружившись знаменем мировой революции…
– Мужики! – снова заорал Тихон. – Какая, к чёрту, революция, я в туалет хочу!
– Вам, юноша, приписан постельный режим, – сказал другой старик, в очках. – Вы были контужены взрывом нашей гранаты, и поэтому…
– Освободите меня! Иначе… Иначе я в ваше красное знамя нагажу!
Двое старичков резво подбежали к кровати и принялись развязывать Тихона. Краем глаза сибиряк заметил, что рослый старик у входа смотрит с лёгким недоверием и держит в руках какой-то допотопный охотничий обрез. Значит, не доверяют?
– И напарника моего развяжите.
– Но комсомолец спит! Нехорошо тревожить сон.
– А он не комсомолец никакой, а кэгэбэшник!
В зале послышались охи. Тихон даже немного заволновался за стариков – мало ли, вдруг у кого слабое сердце? Наконец, старик в очках подошёл и легонько толкнул Валерьяныча в плечо.
– Эй. Эй! Ты что, правда из… органов?
Валерьяныч разлепил сначала один глаз, потом другой. Молча, неторопливо огляделся, не спеша что-то говорить. Тихон даже немного зауважал своего спутника – тот оказался хорошо обучен и явно знал, как вести себя в плену.
– КГБ, да?
– КГБ, – наконец кивнул лейтенант. – Сам товарищ Берия послал меня к вам!
Наступила напряжённая тишина. Казалось, пленители боялись выдохнуть.
– Но позвольте… – наконец решился прервать молчание главный, который только что вещал с трибуны. – Лаврентий Павлович некоторым образом… скончался ещё когда я был ребёнком, за лет двадцать до основания нашей станции «Геолог-31».
Геологи, понял Тихон. Но как им удавалось выжить все эти годы?
– Мы прибыли сюда в семьдесят пятом, то есть примерно восемьдесят пять лет назад, – продолжал начальник геологов. – Спустя семь лет связь с нами прервалась, наступили климатические изменения, и мы остались одни. Мы поняли, что советская власть находится в опасности, и решили хранить заветы Ильича, потеряв связь с внешним миром. Однако геологические изыскания мы не прекратили – в окрестностях станции нами разведано и продолжают осваиваться месторождения урана и нефти. Нас осталось одиннадцать человек из тридцати, но мы продолжаем надеяться, что партийное руководство не до конца забыло про нас, документы найдутся, и мы…
– Бедные… Как же вы без водки-то?
– А мы трезвенники! – воскликнул «доктор». – И не курим, поэтому и дожили до ста-ста десяти лет.
– Да ладно тебе врать, Сергей Степанович! Сам кедровку в позапрошлую зиму пытался на спирту настоять.
– Дык ведь то – не из стремление напиться, а сугубо из научного интересу!
– А самокрутка из еловой хвои? Тоже из интересу?
– Вместо того, чтобы трепаться, лучше бы вы меня освободили, – напомнил о себе Валерьяныч, и дикие геологи начали его освобождать. – А моего товарища проводите в туалет.
По дороге до нужника Тихон заметил странные осветительные приборы на подоконниках длинного барака: в цветочных горшочках в бурый каменистый субстрат были воткнуты старинные лампочки Ильича, подпёртые карандашиками и мерцавшие неровным, тусклым огнём.
– А чего это они светят?.. – спросил Тихон.
– Уран, – коротко пояснил геолог. – Холодный термоядерный синтез. Главное, графитовый стержень из горшочка не вытаскивать, а то будут неприятности.
Тихон кивнул – про графитовые стержни он помнил ещё с работы.
Работа. Казалось, родная атомная станция была так давно и далеко, что он уже никогда туда не вернётся. А стоит ли возвращаться? После того, что с ним случилось и что он увидел.
Может, ну его, этот внешний мир? Остаться тут, на станции, со стариками. Уран выкапывать и в цветочные горшочки складывать. Красота, а не жизнь!
Но нет, он ещё не выполнил свою главную миссию.
Интересно, а как раньше Никита с Лаврентичем с атомной станции проделывали этот путь с цистернами? Если с такими же приключениями, то почему молчали? А если спокойно, то почему у него всё не так гладко идёт?
– Вещи наши где? – спросил Тихон, вспомнил про цистерну.
– На склад оттащили, – старик приоткрыл входную дверь. На двое мела метель, сквозь которую виднелись очертания ещё двух бараков, обнесённых бетонной стеной с колючей проволокой. – Санки, правда, только одни вытащить смогли, и пара собак от взрыва погибла. Но ничего, мы выживших отогреем и приютим, собаки нам нужны.
Когда Тихон вернулся, Валерьяныч уже всё узнал и обо всём договорился. Тихо подозвал спутника в сторону и сказал.
– Объяснил им про наше задание, они спорить не стали и сказали, что завтра отдадут нам свой снегоболотоход. Я слышал про них от начальства, поговаривают, у нас в регионе целых три таких одичавших станции с геологами-аксакалами. Как я понял, раз в год нефтяники всё же привозят им какой-то товар в обмен на топливо – ну, нефтяники, сам знаешь, народ тёмный, живут обособленно.
– Странно, почему они до сих пор живы. Если они ещё при советской власти сюда пришли.
– Вера, Тихон. Вера и радиация – вместе они творят чудеса.
5. Тайна
Древний снегоболотоход, покачиваясь на гигантских надувных колёсах и попыхивая дизельным двигателем, медленно полз по сугробам.
– Дальше оврага я вас не повезу, – сообщил шофёр-геолог. – Обратно через два дня заберу. Там проклятые места, полные капиталистических предрассудков.
– Мутанты, что ли? – спросил Тихон, сидевший на заднем сиденье с Валерьянычем.
– Уж не знаю, как вы их там называете. По мне, так все они – дети произвола генетики, продажной девки капитализма.
– Дед Степан, – обратился к геологу Тихон. – А ты женщин видел?
– Конечно видел, как не видать? У меня и жена в Свердловске была. Уж не знаю, жива, или нет, старушка.
Свердловск, как и прочие уральские города, таинственным образом исчезли с карты ещё во времена мировых мутаций, оставив после себя только железнодорожные пути, но Тихон тактично промолчал.
– И какая она, эта жена? Похожа на нас, мужиков?
– Ты, Тихон, брось его о женщинах спрашивать, – немного раздражённо сказал лейтенант. – Он уж забыл всё.
– Ничего я не забыл, всё помню! – усмехнулся Степан. – Бывало, засидишься в конторе, придёшь с работы поздно, а она с порога – «Где шлялся, скотина, почему помада на лице?» И сковородкой – хрясь! А это не помада вовсе, а свёкла, мы на обед свёклу варёную ели, вот и испачкался ненароком.
Опасные они, эти женщины.
– Валерьяныч, а помнишь, ты рассказывал про то, что женщина из Подмосковья заблудилась?
– Ну помню, – похоже, присутствие геолога не смутило кэгэбэшника.
– Ты знаешь, каково у них там, на западе, в Подмосковье?
– Ладно, Тихон, – грустно сказал Валерьяныч, перейдя на полушёпот. – Расскажу я тебе главную сибирскую тайну. В Москве и Подмосковье почти одни женщины и живут. Из мужиков только начальство подмосковное, да юноши до шестнадцати-двадцати лет. У Сибири там инкубатор, слышал такое слово? Термоядерные нагреватели стоят вокруг в каждом районе, поддерживают плюсовую температуру. У всех женщин по ребёнку, а кто успеет – по двое.
– В смысле, успеет?
– В том смысле, что всего два-три года можно замужней ходить. Потом мужа из семьи на поезд сажают, дают таблетку специальную, да дают запить водкой, первым стаканом водки в его жизни. И забывает парень всё, что с ним было, и становится сибиряком. А здесь уже приёмный отец его воспитывает. Ясно, Тихон?
– Получается…
– Получается, и у меня где-то сын есть, или дочь, и у тебя. И у начальства точно так же. Это самая главная тайна сибирская, а всё остальное – про инопланетян, да про мутантов – так, фигня.
– А как же китайцы?
– Нету уже давно китайцев, постановка всё это, и домыслы.
– Получается, цирковая теория мира – это?..
– Ага.
– И ты мне это всё так просто рассказал⁈
Валерьяныч отвернулся в окно и пробормотал.
– Шапку надевай, уже к оврагу приехали.
Цистерну пришлось тащить на самодельных волокушах – полноценные сани геологи поскупились дать. Лыжи были старые и потрескавшиеся, а лыжных палок тоже не дали, и приходилось толкаться палками импровизированными, сучковатыми.
Овраг явно был искусственным – не овраг, а ровная глубокая траншея, отделявшая полигон от остального мира. Сибиряки с трудом затащили цистерну наверх и зашагали вперёд по узкой просеке.
Деревья вокруг изменились – вместо привычных сосен стояли коренастые, раскидистые вязы и дубы. Луна жёлтой яичницей тускло просвечивала в кронах деревьев, а на востоке небосвод уже порозовел – световой день неуклонно увеличивался. Тихон глазел по сторонам – лес вокруг был совсем другим, непохожим на сибирскую тайгу. Сугробы здесь были неглубокие, а на болотистых лужайках сквозь снежный покров пробивались зелёные ростки осоки.
– Вот и не заметили, Тихон, как уже весна не за горами, – проговорил Валерьяныч. – Сейчас, главное, начальника полигона на месте застать, а то он мужик занятой.
– Как его звать?
– Пал Палыч. Я, правда, раньше его не видел, но рассказывали.
На дорогу выскочил крупный заяц. Тихон чуть не потянулся к винтовке за спиной, как вдруг заметил, что у зайца человечье лицо – удивлённо-растерянное, с густыми рыжими усами. Вспомнился двор родной атомной станции в день, когда подвальные мутанты прорывались из подвала, и Тихону вдруг стало жалко их, несчастных и убогих.
– Не стреляй в них, это их земля, – сказал кэгэбэшник. – Если сразу пустили, то лучше не трогать.
– И не собираюсь, – немного обиженно отозвался Тихон. Неужели не видно?
Заяц ушёл с дороги, а из кустарника высунулись суровые, бородатые лица с заячьими ушами и лосиными рогами – десятки мутантов молча, с любопытством наблюдали за процессией.
6. Полигон
Решётчатый забор полигона с колючей проволокой поверху показался через минут десять ходьбы. Тропинка в этом месте чуть сворачивала, и за открытыми воротами виднелась простая сибирская избушка. За избушкой, казалось, начиналась пустота – в предрассветных сумерках оставалось непонятно, то ли там был обрыв, то ли пустое заснеженное поле.
– Ну вот мы и пришли… – сказал Валерьяныч, просовывая руку и открывая изнутри шаткую калитку. Голос его прозвучал раздражённо, с какой-то тревогой, словно он хотел продолжить, но побоялся.
Дом пустовал. Он ещё хранил тепло натопленной печи, похоже, хозяин ушёл не так давно. Внутри было по-отшельнически скупо и аскетично, на столе лежала кипа бумаг и стоял отчего-то почерневший стакан.
Тихон с Валерьянычем присели на лавочку. Долго молчали, наконец, Тихон сказал:
– Где тут водка?
– Что-то даже не хочется, – усмехнулся Валерьяныч. – Странно.
И Тихон понял, что ему тоже не хочется, и что это тоже странно, наверное, всё влияние общества геологов. Поднялся и подошёл к столу, прочитал на обложке бумаг надпись «Конституция Свободного Великого ото Всех Независимого Унитарного Государства Сибирского (новая редакция)». Осторожно откинул первую страницу и прочитал первую статью:
«Мужик, медведь, мутант и инопланетянин, их права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод инопланетянина, мутанта, медведя и мужика – обязанность государства»
Чертовщина какая-то. Зачем переписывать конституцию?
