Текст книги "Сибирская Симфония (СИ)"
Автор книги: Андрей Скоробогатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Движение по занесенному снегом дощатому тротуару в этой части города было достаточно оживленным – встречный человек или медведь попадался каждые две-три минуты. Медведи в таких местах были в большинстве своем смирные и приученные обходить мужиков с ружьями стороной.
Впрочем, один раз, пару месяцев назад, ученому пришлось отбиваться от неожиданно напавшего медведя. Как назло, в тот раз заклинило патрон в старенькой ружбайке Дермидонтыча, и он точно бы погиб, если бы косолапого-шатуна не завалили мужики из проезжающего мимо трамвая. Ученый рассказал об этом случае на работе, и ему дали новое, особое ружье, выдававшееся только сотрудникам НИИ. Сейчас, однако, Дермидонтыч уже не был этому рад.
«Как тяжело идти мне, – думал МНС, поправляя лямки большого ранца. – У всех мужиков ружья как ружья, один я белая ворона, участник этого дурацкого эксперимента с новыми системами оружия».
Впереди по улице шел толстый продавец водки с полупустыми авоськами, поравнявшись с ученым, он усмехнулся и спросил:
– О, а это что у тебя такое?
– Это… ружье такое у меня… – промямлил ученый, растеряно показывая на резонатор на поясе. – Стрелять чтобы…
– Да? – удивился любопытный продавец и остановился. – А с виду на шланг похоже, как у этого… у пылесоса. Я такие на старой свалке видел, за городом.
«Он смеется надо мной», – подумал Иероним, еле сдерживая слезы, а сам проговорил обиженно:
– Вы понимаете, я… я участвую в эксперименте, мне его Герман Питиримыч дал, это… это генератор когерентного излучения новейшей разработки… Я правда не виноват, что оно похоже на ваш пылесос!
– Ученый, что ли? – прищурился продавец.
– Да, я Дермидонтыч, сотрудник… младший научный сотрудник, – сказал Иероним, сутулясь.
Продавец кивнул:
– Вижу, уже понял… А что это у тебя за спиной такое?
– Это аккумуляторный ранец.
– Хм, интересно, интересно! А покажешь, как он стреляет?
Иероним Дермидонтыч напрягся, лихорадочно пытаясь выдумать подходящий ответ для отказа.
– Вы понимаете… Я никоим образом не хочу обидеть вас… или разозлить, дело в том, что мне не рекомендуется лишний раз демонстрировать принцип действия этого устройства посторонним…
– Ну хорошо, не хочешь забесплатно, так вот – возьми! – сказал продавец и достал из авоськи бутылку водки «Простой». – Я тебе водку, а ты мне стреляешь вон в тот сугроб!
Иероним Дермидонтыч окончательно растерялся. Отказывать продавцу, предлагающему водку за демонстрацию выстрела, стало совсем неприлично, с другой стороны – как на подобное посмотрит начальство?
– Тут еще понимаете… батареи рассчитаны всего на 4–5 выстрелов. А вдруг я встречу стаю огромных волков?
– Какие волки! – нахмурился мужик с водкой. – Ты не слышал разве, что городское начальство наняло солдат со второй Сверхстратегической Ракетной Базы, и они все окрестности Сибирска очистили?
Дермидонтыч молчал, глядя на кончики своих лыж. Он и вправду не слышал про волков, но говорить об этом не стал, подумав, что ему все равно не поверят.
– Возьми тогда две бутылки! – настаивал продавец и полез в авоську, но МНС вздохнул и покачал головой. – Ну хорошо, не хочешь водкой, возьми акциями, или вон – шкуркой горностая.
«Как же отвязаться от столь назойливого мужика? – думал ученый. – Нужно придумать что-то, что станет одинаково выгодно и ему, и мне, в то же время не будет попирать законы нравственности и общественные устои, иным словом, нужно пойти на компромисс…»
– Нет, вы еще знаете в чем дело… Я, понимаете, очень отрицательно отношусь ко всякому взяточничеству и мздоимству, пусть даже водкой и шкурками… Давайте я вам просто так опишу принцип действия… – с этими словами ученый воткнул лыжные палки в снег и снял ранец. – Как вы уже поняли, устройство состоит из аккумулятора, расположенного в ранце, питание от которого поступает по жгуту проводов к корпусу оптического резонатора, который в свою очередь включает в себя…
– А, ну тебя, – зло махнул рукой продавец и отправился дальше, но Дермидонтыч, увлеченный повествованием, из-за близорукости не заметил этого и продолжил рассказ.
– … рабочее тело, источник накачки и два зеркала, одно из которых полупрозрачное. Рабочее тело – это, знаете ли, основной определяющий фактор рабочей длины волны, а также остальных свойств орудия, в данном случае – это углекислота, – ученый положил ранец на землю и снял с пояса резонатор. – Источник накачки (устройство которого слишком сложно и я не буду описывать) подает энергию в систему, чтобы получить эффект инверсии электронных населённостей, что вызывает вынужденное излучение фотонов и эффект оптического усиления, вот…
С этими словами Дермидонтыч, заговорившись, случайно нажал на кнопку. Через мгновение лазер щёлкнул, луч был практически не видим, но мощность выстрела была достаточной. В двадцати метрах по тому направлению, куда указывало дуло резонатора, переломился и упал стальной трамвайный столб. Провисшие провода попали на рельсы, произошло короткое замыкание, и трамвай, шедший по улице, остановился. Из трансформаторной будки на углу повалил дым, погас свет фонарей.
– Вот сволочь! Сам стреляет, а мне не показал! – послышался в темноте крик продавца.
«Интересно, какой срок мне дадут?» – уныло подумал Дермидонтыч, надел ранец с аккумуляторами и побрел дальше по лыжне. Мысли о том, что его посадят, периодически всплывала в сознании и развивалась в красочные картины страданий и тюремных лишений. Неожиданно сзади послышались удивленные голоса. Ученый обернулся и увидел большой желтый дискообразный предмет, зависший в метрах пятидесяти над вставшим трамваем…
Надо сказать, что Иероним Дермидонтыч уже имел опыт наблюдения энело. Примерно два года назад, по весне, ученый охотился на зайцев в лесу. Голодный сибиряк долго выслеживал длинноухого по следам и настиг его на лесной опушке. В то время всем ученым выдавали на пробу новейшие оптические прицелы для двустволок, похожие на бинокль, и подстрелить настигнутого зайца не составило труда. Обрадовавшись, Дермидонтыч отправился на лыжах к заячьей тушке, но, пройдя полпути, увидел большую летающую тарелку, незаметно подлетевшую к поляне и выпустившую лучи. Ученый спрятался тогда за сосной и с грустью для себя наблюдал, как подстреленный заяц, подвергнутый инопланетному излучению, как ни в чем ни бывало поднялся и ускакал от охотника. С тех пор МНС возненавидел инопланетных мерзавцев, оставивших его без обеда…
Мужики, к тому времени уже выпрыгнувшие из вагона, недоуменно смотрели вверх, на незваных гостей. Некоторые пассажиры с воплями побежали с улицы. Дермидонтычу тоже было страшно, он разрывался между желанием убежать и обязанностью выполнить свой гражданский долг. Энело тем временем выпустило лучи, и трамвай медленно начал подниматься над рельсами. Увидев эту картину, МНС не выдержал.
– Братцы! – истошно закричал Иероним Дермидонтыч. – Стреляйте, друзья! Не позволяйте им забрать трамвай!
Мужики осмелели и стали палить в воздух, но пули энело не брали, а трамвай продолжал медленно лететь вверх. Тогда Дермидонтыч снял с пояса резонатор и дважды выстрелил в энело. Он понимал, что это почти бесполезно – ведь земное оружие не способно противостоять инопланетной угрозе. Каково же было удивление ученого и остальных наблюдающих, когда после лазерного выстрела энело выключило лучи, накренилось и, заискрив, стало медленно скатываться по воздуху в сторону Дермидонтыча. Отпущенный трамвай с грохотом свалился на рельсы, а ученый схватил палки и побежал от пикирующего на него неопознанного объекта – еще бы, ведь тарелка была больше трамвая в диаметре и выглядела горячей.
«Задавит… Не успею…» – промелькнули пессимистичные мысли, и МНС сжался, ожидая тяжелого удара. Однако прошла секунда, вторая, третья – было тихо, и обернувшийся ученый увидел пустой тротуар с полосой растаявшего снега в паре метров позади себя.
5. Ожидание
У Дермидонтыча было не простое жилище – он жил в старой кирпичной башне, оставшейся еще с советских времен. Деактивировав сложную оборонительную систему – при неправильном нажатии на дверной рычаг на посетителя сверху падал кирпич – Иероним зашел в здание. Скинув ранец и длиннополый кожаный тулуп, ученый устремился по винтовой лестнице наверх, где лежала балалайка-контрабас.
«Сейчас за мной придут люди в фуражках, – думал он. – Наслажусь же в последний раз игрой на инструменте».
Размотав паутину, которую живучий сибирский паучок успел сплести над поставленной в чердачном углу балалайкой, ученый запел фальцетом, перебирая толстые струны.
Сколько нужно темных лет?
Тьмы, родившейся на свет?
Сколько можно темных тайн?
На вопрос ответ мне дай!
Сколько можно плыть вперед,
И не знать, куда несет?
Сколько можно страшных бед,
Чтобы дал ты мне ответ?
Ветер завывал в трещинах башни, было холодно и мрачно, лишь тусклый свет луны падал в чердачное окно. Жизнь проносилась перед глазами Дермидонтыча…
Вот его привезли на поезде в Сибирск и выдали отца-наставника – старого фрезеровщика с секретного завода Дермидонта. За пять лет обучения он научил молодого сибиряка стрелять из винтовки, пить водку и ходить на лыжах по сугробам. По стопам «бати», однако, Иероним не пошел – поступил лаборантом в НИИ, да и водку пил не охотно, как ненастоящий сибиряк. Жили безбедно – был даже небольшой черно-белый телевизер и большая библиотека старых книг. Сначала все было хорошо, но потом, как раз во времена либеральных реформ и увлечения народа прогрессивным металлом, отец с сыном поддались течению и стали по выходным разучивать и играть западные песни. Любовь к иноземной культуре была столь сильной, что даже после запрета прогрессивного металла Дермидонт с Иеронимом не прекратили музицирование.
Удивительно ли, что до КГБ со временем дошли слухи. Иероним помнил то раннее весеннее утро, когда люди в круглых фуражках пришли за отцом. Он кричал им: «Заберите и меня, я тоже песни пел!», но, видимо, КГБ-исты попались глухие (еще бы, без ушанок в такой мороз), и молодого сибиряка оставили. Телевизер и одну из балалаек тоже забрали, оставив лишь басовую. С тех пор Иероним жил один, и, несмотря на то что пора уже давно привыкнуть к суровой жизни одинокого, как и все остальные, сибиряка, ему было тоскливо.
Сколько можно мерзких слов
И поруганных основ?
Сколько нужно красных глаз,
Оборвавшихся вдруг фраз?
Сколько нужно страшных бед?
Сколько нужно, дай ответ!
Сколько можно грязной лжи?
Сколько можно, ты скажи!
Стук в дверь заставил Иеронима прервать музицирование. «Это за мной», – понял он, тяжко вздохнул и, поставив балалайку в угол, медленно спустился по лестнице вниз. Надел тулуп, валенки, взял узел с самым необходимым, приготовленный еще в прошлом году, осмотрел стеклянным взглядом комнату и открыл дверь.
– Здорова, Дермидонтыч, что долго не открываешь? – сказал стоявший на пороге мужичек и зашел внутрь. Это был сосед ученого, Георгий Ипполитыч, профессиональный диссидент, отсидевший по лагерям в совокупности двенадцать лет.
– А, это ты… – растерянно проговорил Дермидонтыч и спрятал узел. – А я тут ожидал, знаешь, сотрудников Комитета.
Ипполитыч закрыл дверь, поставил на пол авоську с бутылками и, покачав головой, спросил:
– Они должны прийти сюда? Прийти и нагло попрать твои гражданские права и свободы, как это они обычно делают?
– Ну… почему попрать свободы… Ты знаешь, я ведь действительно провинился.
Георгий сел на старинный стул, пододвинул авоськи и стал разливать жидкость по рюмкам, как настоящий интеллигент.
– Ты, вероятнее всего, не знаком с презумпцией невиновности. Пока твоя вина не доказана, ты не виновен, такова практика цивилизованного Запада. Еще я бы рекомендовал тебе растопить печку, или что там у тебя, все время название забываю…
– У меня инфракрасный обогреватель… – ученый нажал какой-то тумблер на стене, и температура начала повышаться. – Но ты не понял, я действительно виновен, и с минуты на минуту за мной должны прибыть сотрудники КГБ.
Ипполитыч кивнул головой на второй стул.
– Ты присаживайся, Иероним, чувствуй себя как дома. А КГБ-истам мы отпор дадим. Будем ждать их вместе. На нашей стороне свобода и истина!
Ученый хотел было возразить, что он и так чувствует себя как дома, ведь это же его дом, но спорить по этому поводу не стал и сразу же сел на стул.
– Вот ты скажи, Дермидонтыч, кто-то же должен отстаивать попираемые нашим полицейским государством гражданские права, так?
Иероним кивнул и, морщась, выпил водки.
– А ты посмотри на медведей! Их, невинных, преследуют люди с оружием, сотнями, тысячами жестоко убивают. Рабски эксплуатируют на фабриках и ракетных базах. Едят, в конце концов! Никто не защищает права животных, они еще более бесправны, чем мы, мужики. Вот ты знаешь, Иероним, как называется наше государство?
– Сибирь? – предположил МНС.
– Ученый, а таких вещей не знаешь, – разочарованно проговорил диссидент. – Полностью наше государство именуется «Свободное Великое ото Всех Независимое Унитарное Государство Сибиряков и Медведей». Сокращенно – СВоВНУГСиМ. Раньше, говорят, повсюду висели таблички с полным названием, – Ипполитыч допил рюмку и налил ещё водки. – Потом только их поменяли на короткое «Сибирь», чтобы люди не путались. Но в официальных документах все так и осталось. Так вот… Ты читал конституцию?
Дермидонтыч отрицательно покачал головой.
– Конечно, не читал, еще бы ты читал. Простым мужикам читать конституцию запрещено! Но я еще пару лет назад достал один подпольно перепечатанный экземпляр, он хранится у меня в погребе в целлофановом пакете. И что бы ты думал? Во второй статье черным по белому сказано, – сосредоточенный взгляд Георгия был устремлен вверх, он резко встал со стула, вытянул руку с рюмкой и продекламировал: – «Мужик и медведь, их права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод медведя и человека – обязанность государства». Высшая ценность! Обязанность! Понимаешь? И что у нас происходит…
– А я сегодня… посредством лазера нарушил трамвайное движение и спровоцировал нападение энело! – с горечью в голосе признался Дермидонтыч, ожидая выслушать порицание, но диссидент лишь коротко кивнул и продолжил.
– Я хочу сказать, что нигде в мире не происходят такие безобразия, как в нашей стране! Вот что я хочу сказать. Ты знаешь какое-нибудь место, в которой было так же холодно, как у нас?
– Гренландия? – предположил Дермидонтыч.
– Ты что! В Гренландии намного теплее, там уже половина ледников растаяла.
– А Канада?
Ипполитыч задумался, выпил немного из рюмки и снял шубу.
– Быстро у тебя согрелось. А про Канаду, к своему стыду, сказать ничего конкретного не могу – не владею информацией.
– Может, Восточное Самоа?
– Забудь про Восточное Самоа, мой друг, – грустно покачал головой Ипполитыч. – В результате акта случайной военной агрессии одного из наших медведей эта суверенная демократия перестала существовать. Виной тому – разгильдяйство военных наших ракетных баз и отсутствие контроля над сотрудниками-медведями. Хорошо, даже если не говорить про погоду, где ты видел страну, в которой зима – девять, а то и все одиннадцать месяцев длится? А солнечный цикл? В какой нормальной стране солнечный день в августе длится четыре часа?
Дермидонтыч согласился.
– Еще у нас мутантов за людей не считают, – продолжал диссидентствовать Ипполитыч. – Да как же они не люди, если любой мутант, какого не возьми, на человека похож?
– С мутантами все сложнее… – рискнул поспорить ученый.
– Да? Очень интересно, – сказал Георгий и откупорил бутылку. – И что в них такого сложного?
– Ты понимаешь, науке очень сложно поддается изучение этих антропозооморфных существ. Совершенно не ясны социально-биологические аспекты их возникновения, равно как и… – Иероним выпил рюмку. – Равно как и их некоторые их зоологические особенности.
– А по мне, так все просто. Радиация кругом, вот и появились. Говорят, это вы, ученые, виноваты, что их так много расплодилось, но я не верю. Если кто и виноват в возникновении этих… как ты сказал?
– Антропозооморфных, – подсказал Иероним.
– … Морфных существ, так это государство, которое ничего не сделало, чтобы уменьшить радиационное заражение и остановить мутации как планеты, так и животных с людьми. Вот так.
Ученый, чувствующий похмелье и заметно посмелевший, возразил:
– Нет, ты, наверное, просто плохо знаком с гипотезами по поводу процесса образования мутантов. Большинство ученых считают, что мутанты вообще не размножаются, ими становятся одичавшие мужики либо беглые уголовники, иначе говоря, плохие люди…
– Вот она! – вставил диссидент. – Вот она, вся наша государственная система научных взглядов: «плохие люди», видите ли, становятся. То есть, хороший человек, по-ихнему, мутантом стать не может, такое, дескать, только в наказание? Сплошной обман! Мутантом в условиях нашей реальности может стать любой! Но я тебя прервал, продолжай.
– Так вот, это традиционная точка зрения, но она не может объяснить две вещи: почему их так много, и как человеческий организм так быстро преобразовывается в мутантский? Для этого простой радиации мало, возможно, тут виноваты инопланетяне! Это про процесс появления… А если говорить про питание…
– Не верю я в инопланетян, Иероним, – покачал головой диссидент. – Это все выдумки нашей военщины, которой мало заморских противников, так они ещё и инопланетных придумывают.
– Да как же ты можешь не верить, когда они теперь каждую неделю над городом появляются!
Ипполитыч вздохнул, залпом выпил алкоголь, похлопал ученого по плечу и сказал серьезно:
– Сейчас тяжелое время, Иероним. Мы, интеллигенция, должны сплотиться и выступить против диктатуры Большого Начальства. – Георгий поднялся и встал у окна, заложив руки за спину. – Поэтому я решил все-таки поведать тебе, как соратнику, свою тайну. Уже почти год у меня есть специально оборудованная лесная сторожка, в которую я перенес контрабандную печатную машинку и две пачки бумаги. Все эти годы по вечерам я писал трактат «Сибирская несправедливость». В нем я вскрыл все изъяны нашего бесправного общества, нашего полицейского государства. Скоро будут написаны последние страницы, и рукопись отправится в Иркутск, в подпольную типографию Ильи Константиныча. Тираж ожидается небольшой, всего двести-триста экземпляров, но и этого будет достаточно, чтобы зажечь огонь неповиновения среди народных масс. Что скажешь?
«У, а за это меня еще и расстреляют», – подумал Дермидонтыч и решил перевести разговор на другую тему.
– А к нам сегодня удивительную технику привезли, с Запада. Вычислятор называется, выглядит как телевизер, только кнопок значительно больше.
Ипполитыч повернулся.
– Компутер, что ли?
– Извини, что? – не понял Иероним.
– Да компутер, говорю. Вычислительная машина. Хорошая вещь, у нефтяников они на каждом углу. Давай, расскажи, и что он может.
– А мы думали – телевизер… Ну, все функции этого устройства мы не успели изучить, пока что мы смогли посмотреть на нем архив изображений зарубежных мутантов.
Ипполитыч нахмурился.
– Каких мутантов? На западе мутантов нет, это только у нас такое безобразие. Наверное, это было что-то другое. Как они выглядят?
– Без одежды, волосы длинные и со всяким странными вещами на теле, вот такими, – ученый хотел было жестами показать, как это выглядит, но друг хлопнул его по рукам.
– Не показывай на себе! Примета плохая. Это, брат, не мутанты. Скорее всего, это женщины. Они жили в Сибири до того, как тут начались всякие изменения, потом их всех куда-то вывезли. Это особый тип людей, без них невозможно деторождение.
Иероним задумался. Безусловно, он слышал о женщинах, читал старые книги, в которых были женские имена и персонажи – но это же книги, красивый художественный вымысел, далекий от суровой действительности.
– Человек – венец творения! – гордо сказал Иероним. – Это только у животных деторождение, а люди сами получаются.
– Брось, – сказал диссидент. – Люди мало чем отличаются от животных, не зря создатели конституции уровняли нас с медведями. Ты никогда не замечал, что все жители сибирских городов старше двадцати лет? Нет ни одного ребенка.
Ученый кивнул.
– Именно этот факт и доказывает теорию о естественном появлении человека. У сибиряков нет детенышей, они им просто не нужны. Люди появляются в Сибири естественным образом, без помощи…
– Нет, это доказывает, что от нас всех что-то скрывают! Откуда берутся сибиряки? А кто его знает! Единственное, что из всего этого ясно – без женщин и деторождения тут не обошлось. Вот ты помнишь свою жизнь до двадцати лет?
Иероним замолчал. Свою жизнь до двадцати лет, как и все остальные сибиряки, он не помнил.
6. Отдел
Сотрудники в фуражках так и не пришли к Иерониму. Он прождал их всю ночь и, в результате, плохо выспался. Лазерный аккумулятор был наполовину разряжен, поставить на подзарядку ученый его забыл, за что от начальства полагался большой нагоняй. Да и вообще, ходить практически безоружным утром было не так уж приятно. Позавтракав солониной, МНС отправился на работу.
«Раз меня не забрали из дома, значит, возьмут на работе, – грустно думал Дермидонтыч, сидя в трамвае. – Несомненно, если вычислить вероятность моего завтрашнего пребывания на свободе, она окажется намного меньше того, что меня посадят в лагеря».
Ещё сибиряку не давали покоя мысли, сказанные соседом. Голые мутанты с волосами, женщины, которых увезли куда-то, своя жизнь до двадцати лет, о существовании которой он даже не задумывался. «От нас всех что-то скрывают» – эта фраза теперь постоянно крутилась в его голове. Что могут скрывать от сибиряков, когда все просто и понятно?
Проехав то место, где вчера им была сбита летающая тарелка, Дермидонтыч заметил группу странных мужиков в противогазах, огородивших место падения и шаривших в снегу металлоискателями. Через пару метров после огороженной территории трамвай должен был остановиться, но к трамваю сразу подбежали люди в фуражках. У Иеронима часто забилось сердце – он подумал, что это пришли за ним, но сотрудники в трамвай не зашли, они замахали руками вагоновожатому, и тот поехал дальше, не открывая дверей.
На следующей остановке вошел Феофан Фролыч.
– Дермидонтыч, здравствуйте! – воскликнул он. – Вы слышали, что за новости ходят в народе?
– Боюсь, что нет, Феофан Фролыч, – проговорил МНС, глядя в окно. Его мысли были заняты другим.
– Говорят, вчера вечером впервые в истории была успешно отбита атака энело, повредившего имущество трамвайного парка! Очевидцы утверждают, что тарелка чуть не забрала трамвай, но кому-то из пассажиров удалось сбить аппарат. Правда, он успел исчезнуть, почти не оставив следов. Большое начальство заявило, что представит героя к государственной награде, если станет точно известно, кто это был.
«Награда, – услышал ученый, и ему стало еще грустнее. – Кому-то дают награды, а меня ожидают лагеря и страдания». Фролыч продолжал.
– Но ведь понимаете, в чем дело. Энело невозможно сбить простым оружием, для этого нужно что-то особенное. Я не сомневаюсь, что его сбил какой-то наш сотрудник, вооруженный экспериментальной лазерной пушкой! Я близко не вижу других видов вооружения, способных сбить подобные аппараты. Осталось установить, кто это сделал, и наш НИИ получит государственную награду!
Утро началось как обычно. Спустя десять минут после начала рабочего дня в комнату ворвался Арчибальд Арчибальдыч, принялся рвать и метать.
– Ты насекомое!!! – истошно заорал он сперва на лаборанта Пантагрюэлича, из-за чего двухметровый парень испуганно вжался в кресло.
Плюнул на доску и размазал тряпкой расчеты, Христофора Себастьяныча несколько раз ударил головой о чертежный стол, хотел было проделать то же самое и с Фролычем, но тот замахнулся на него микроскопом, и зав. лабораторией подбежал к Дермидонтычу. Тот привычно пригнулся и обхватил руками голову, готовый вынести побои, но начальник внезапно остановился около него, пару минут смотрел, не мигая, дергающимися глазами, затем крикнул:
– К директору! – и убежал из помещения.
«На допрос вызывают», – понял Иероним, вздохнув, поднялся и пошел в коридор.
Казалось, путь до кабинета директора занимает вечность. Тяжелые мысли, стук собственных шагов по истертому паркету – ученому казалось, что это последние шаги его свободной жизни.
Открыв дверь, Дермидонтыч понял, что ожидания его не обманули: в кабинете, помимо директора Гермогена Гермогеныча, находились два сотрудника в фуражках и доктор технических наук Порфирий Соломоныч.
– Иероним Дермидонтыч, здравствуйте… – медленно проговорил директор, развалившийся в кресле и подпиливающий себе ногти пилкой. – Признайтесь, это вы вчера находились с лазером в районе центрального проспекта?
– Нет, никак нет, – пропищал Иероним. – Я там… рядом просто был!
– Ну, голубчик, перестаньте волноваться. Ничего страшного, если это правда, в таком случае вы, не побоюсь этого слова, – герой…
– Майор Филиппов, – представился один из КГБ-шников и пожал Дермидонтычу руку. – Это вы сбили вчера летающую тарелку?
«Лучше сознаться сейчас, иначе они будут пытать», – решил Иероним и, еле сдерживая слезы, выкрикнул:
– Да, это я выстрелил в трамвайный столб! Это все из-за меня!!
– Майор Петров, – поздоровался второй в фуражке. – Насколько нам было известно, столб повредили не вы, а само энело. Но даже если это и так, дело это не меняет. Инопланетяне собирались захватить трамвай, а вы воспрепятствовали этому. Мы ждем вас в пятницу в Горсовете на церемонии по вручении государственных наград.
– Также хочу вам сообщить, – пропел Гермоген Гермогеныч, – что вы очень хорошо показали себя при работе с техникой, а потому переводитесь в другое подразделение. Теперь вы старший научный сотрудник. Порфирий Соломоныч?
Доктор наук подошел к ошалевшему ученому и поздоровался:
– Иероним, теперь ты будешь работать в моем отделе, в отделе экспериментальной метафизики. Отдел секретный, говорить об этом никому постороннему нельзя.
– Распишитесь, голубчик, вот здесь и вот здесь, – директор подвинул две бумажки. Иероним поставил две закорючки, не читая. – Ну и славненько. А теперь, Порфирий Соломоныч, введите своего подчиненного в курс дела.
Соломоныч подхватил ученого за локоть и повел по коридору.
– Захвати верхнюю одежду, нам придется выйти из НИИ… Дело очень серьезное, государственной важности!
Они зашли в лабораторию, Дермидонтыч снял с вешалки свой кожаный тулуп с шапкой и собрался уходить. Феофан Фролыч оторвался от микроскопа и спросил:
– Куда вы, Иероним Дермидонтыч?
– Не отвечай ему, все равно теперь ты тут не работаешь, – шепнул ему Соломоныч.
– По… погулять, – соврал ученый и доктор повел его дальше.
Они вышли во двор. Два майора тоже покинули здание и стояли теперь около старого сарая, наполовину занесенного снегом. Иероним прошел по узкой тропинке, попутно соображая, зачем его туда ведут. «Не иначе, как все это – тщательно разыгранная игра, – думалось ему. – Точно, театр, надо мной посмеялись, а теперь ведут на расстрел. Но сопротивляться бессмысленно. Это моя судьба, и я должен встретить свою гибель с достоинством».
Майор Петров достал ключ и отпер большой амбарный замок. За дверью вела лестница, ведущая куда-то вниз, в подземелье.
– Не бойся, Дермидонтыч, иди вперед.
«Сейчас я зайду внутрь, а меня запрут и оставят умирать!» – понял Иероним и рискнул сказать:
– А давайте вы пойдете вперед, а я за вами.
– Как хочешь, – отозвался Соломоныч и, обойдя ученого, направился вниз.
«Раз он сам туда зашел, возможно, игра продолжается», – понял ученый и последовал за доктором.
Лестница заканчивалась решетчатой дверью. Порфирий Соломоныч нажал большую кнопку около двери, и она загорелась. Дверь сарая сзади захлопнулась, послышался скрежет запираемого замка.
– Пока мы ждем лифта, посвящу тебя в курс дела. В общем, практически все, чем вы тут, сверху, занимаетесь – всего лишь прикрытие настоящим исследованиям, которые идут внизу. Но обо всем по-порядку…
Дермидонтыч, никогда до этого не видавший лифтов (в Сибири редко встретишь здание выше двух этажей), несколько боялся предстоящей поездки. Возможно, это было что-то вроде боязни закрытых пространств, сопряженной со страхом неизвестности. «Нет, возможно, меня не убьют сразу, – думал Иероним. – Может, я нужен им для каких-то страшных экспериментов?»
– Возможно, тебе это покажется неожиданным, но еще сорок лет назад было установлено, что старые, традиционные законы физики на территории Сибири не действуют. Да, не удивляйся. И таблица периодических элементов Менделеева, и атомнарная теория строения вещества в ряде случаев просто не способны объяснить происходящих явлений. Ты же знаком с корпускулярно-волновым дуализмом?
– Конечно, – отозвался Дермидонтыч. – Свет может вести себя и как волна, и как частица…
Лифт приехал, и Соломоныч открыл дверь, показывая рукой, что надо войти.
– Вот! Именно это же проявляется в условиях сибирской действительности, только в гораздо больших масштабах.
Ученые вошли. Иероним заметил, что у лифта всего две кнопки. Дверь закрылась, доктор наук нажал кнопку «вниз», и кабина медленно поехала.
– Что… что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что большинство окружающей нас материи может проявлять себя, в зависимости от условий, по разному. Взять, к примеру водку. С одной стороны, это всем известное соединение – цэ-два-аш-пять-о-аш, разбавленное аш-два-о и с незначительной примесью других соединений. Но это только с одной стороны! При определенных условиях водка способна проявлять себя как особая, химически неделимая гипер-субстанция! Так же и многие другие окружающие нас жидкости и твердые тела. Воздух, скажешь, – смесь газов? Полная брехня! Это тоже элементарная гипер-субстанция. То же самое и со снегом, древесиной и чугуном. Пока что открыто пятьдесят шесть элементарных гипер-субстанций. Но весьма очевидно, что это неполный список, ты понимаешь?
– Понимаю, – ответил Иероним, хотя он был ошарашен такой бессовестной ломкой научных догматов. Лифт остановился.
– Именно для этого и были созданы подземные научные центры, в которых синтезируются новые гипер-субстанции. Крупнейший расположен здесь, под Сибирском. Его строили политзаключенные в течение тридцать пяти лет, в обстановке строжайшей секретности.
Соломоныч открыл дверь ключом. Пройдя небольшой коридор, ученые оказались в большом, плохо освещенном зале, в центре которого находилась огромная металлическая конструкция со множеством трубок, лестниц и непонятных устройств.
– Вот он! – воскликнул Соломоныч, раскинув руки. – Большой Кефиро-Водочный Коллайдер!
7. Открытие
– Коллайдер? – удивился Дермидонтыч. – Вы хотите сказать, сталкиватель?
