Текст книги "Безликое воинство(СИ)"
Автор книги: Андрей Белоконь
Жанр:
Киберпанк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
И ещё что было. Всему экипажу приказано по окончании вахты забирать со склада комплекты боевого оружия, а заодно и обмундирование для тропических широт. Я вместе со всеми порадовался лёгкой одежде: сандалиям, жёлтым с зелёными пятнами шортам и такой же майке. Но ещё больше я рад тому, что отправил на склад занимавшую в каюте много места тёплую одежду и экипировку для холодного климата. Особенно объёмной (для нашей маленькой каюты) была верхняя одежда с пухом хемроза – комбинезон, куртка, шапка (а также и тёплые стёганные одеяла) – всё в двух экземплярах. Многие жители на моей родине никогда и не видели такой одежды. Хемрозы это чёрно-белой масти водоплавающие птицы, что гнездятся по берегам Арктиды. Они выстилают свои гнёзда этим пухом, и живущие в тех краях охотники на диких фрагидов после того, как птицы отгнездятся, собирают пух из покинутых гнёзд. Нет одежды теплее той, что начинена этим пухом.
В новый комплект входят также защищённые бронепластинами куртка и брюки, лёгкие ботинки со шнуровкой, летняя каска с солнцезащитным козырьком, жилет с надувными секциями и со всякой полезной всячиной в кармашках (компасом, зажигалками, открывалкой для консервов, сигнальным фонариком и т.п.) и ещё кое-какое тропическое снаряжение. Но пока нахожусь на судне вне вахты, я могу носить майку с шортами и сандалии – я как раз в этом сейчас сижу и пишу эти записи в дневник – такое облегчение!
Теперь про само оружие. Забрал свою винтовку, это всем известная винтовка типа "ферга", только с укороченным стволом, из неё я отлично стреляю, как и из револьвера. А вот холодным оружием владею я не очень. Мечом (меч вручают выпускникам военных академий – если не знаете – мой с первого дня плавания висит в каюте рядом с мечом Ибильзы) ещё владею сносно, а ножевой бой в конце четвёртого семестра я еле-еле сдал. Если быть совсем откровенным, учитель меня просто пожалел – ну нет у меня способностей к этому. И если когда-то и где-то дойдёт до рукопашной (о, Близнецы, не допустите этого!), я буду не самым лучшим бойцом. Скорее всего, скромные показатели по рукопашному бою и определили мою судьбу – ведь экипажи таких кораблей, как наш, не захватывают вражеские суда и, тем более, не принимают личного участия в наземных операциях. У нас даже костюмов химзащиты на весь экипаж только четыре штуки, и предназначены они лишь для аварийных работ. Так что этот увесистый рулон – комплект ножей на перевязи – я даже не развернул. Надо будет предложить Ибильзе или Арзе поменяться: мои ножи на их настойку или какое-нибудь лакомство... всё равно толку мне от этих ножей никакого. Ну вот, опять я о еде. Дома я, помнится, воротил нос от домашних сладостей, которые готовила мама, а здесь я готов поглощать сладкое в любом количестве – лишь бы нашлось. Странно мы всё же устроены...
-я боевая вахта
миль от базы. Мы идём под водой к северу от Имеру курсом на перехват конвоя. Меня отпустили на три часа поспать, но мне нужно всё записать... События развиваются так быстро!
Вахта началась для меня на верхней палубе и не то чтобы удачно. Я опять занимался бессмысленной проверкой ракетных ПУ! Не подумайте, что я отношусь к этой обязанности небрежно: как и требует регламент, я тщательно осмотрел замки крышек пусковых контейнеров, заправочные и пожарные патрубки и всё остальное, что положено. Скорость была узлов 30, палубу обдувало встречным воздушным потоком, и при каждом ударе корпуса об очередную волну меня накрывало густым облаком солёных брызг, судно бросало из стороны в сторону и я по возможности пристёгивался страховкой к низкому фальшборту. Вот тогда и прозвучал сигнал тревоги и срочного погружения – нехитрая мелодия из коротких и резких звуков. Учения давно закончились и если прозвучал такой сигнал, значит, капитан принял единственно правильное решение, значит имелась прямая угроза со стороны противника. Меня вдруг охватил приступ паники: я испугался, что про меня забыли и я не успею покинуть палубу и "Киклоп" нырнёт, а я останусь один в открытом океане. Даже если меня не растерзают хищные хозяева этих вод ксариасы, никто не станет вылавливать из воды одного члена экипажа, если опасность грозит всему судну... Моё сердце бешено заколотилось, я отстегнулся и опрометью бросился к люку, ведущему с палубы внутрь судна. Я решил, что электрические замки люка вот-вот лязгнут и оставят меня снаружи. О, какая глупость и какой позор для меня! Хотя я понимаю, что этот срыв случился из-за нервного напряжения: я ведь так долго ждал контакта с противником, но мне так стыдно! Я признаюсь себе в том, что я всё ещё необстрелянный юноша в офицерском ранге, а ведь вскоре мне предстоит принять первый бой и придётся напрячь все душевные силы, чтобы принять его достойно и не сойти с пути Учения. Но мужество и храбрость возрастают во мне, и я нахожу утешение, как только вспоминаю слова Хардуга: не падает лишь тот, кто смотрит себе под ноги; кто же смотрит далеко вперёд, а тем более вверх, на небо, часто падает, и разбивает своё лицо, и пачкает его в грязи.
Согласно устава, я немедленно отправился в рубку и занял свой пост среди других вахтенных. Мне стоило огромных усилий унять трясущиеся руки и колени. Теперь, когда "Киклоп" шёл под водой, один из экранов показывал графики, построенные на основе данных от гидролокатора, глубиномера и других приборов. Как любой офицер на судне, я умею по этим графикам оценивать обстановку и определять цели. Графики были чистыми, что и не удивительно: дно очень глубоко, а о противнике мы раньше узнаем из других источников. Скорее всего, и в этот раз капитан или второй дежурный офицер получили сообщение от наблюдателей. Но по той же инструкции я не имею права отвлекать кого-то на посту вопросами: когда сочтут нужным – сами скажут. Я лишь занял своё место и набрался терпения. И вот спустя буквально минуту-полторы подходит второй офицер и протягивает мне маленький листок. Это был приказ от командования, переданный с базы. Красным карандашом были подчёркнуты слова: "Угроза с воздуха! Всем подводным судам к востоку и северо-востоку от Оконечного моря немедленно перейти в подводное положение ... следовать прежним курсом". Я подумал об экипаже нашего дирижабля (через него этот приказ и был ретранслирован). Они вряд ли успеют набрать безопасную высоту и при таком раскладе, скорее всего, все они обречены. Что бы там ни приближалось – противолодочные аэропланы, или же дирижабль-охотник, – наших наблюдателей просто собьют, а если кто-то из экипажа спасётся, подбирать их будет некому... Моя спина похолодела: дирижабль-охотник – это гораздо страшнее стай зубастых ксариасов. Смертоносные диски, которыми напичкано его чрево, пилотируют не люди, а маленькие серокожие гомункулы, которые не знают ни боли, ни страха, не чувствительны к перепадам давления и не теряют сознание от перегрузок. Диски охотника стремительно входят в воду и обнаруживают цель активным сонаром. Под водой от них нет никакой защиты: если они сядут нам на хвост до того, как мы успеем нырнуть достаточно глубоко, нам конец.
В Академии нас учили, что гомункулы не люди, хотя их выращивают из человеческих клеток, и даже не животные. Они как биологические механизмы. У них мозг, подобный человеческому, но их мышление имеет узкую специализацию: оно направлено только на выполнение той задачи, что была заложена биоинженерами. Поведение животных гораздо сложнее, они как мы: они общаются, любят, строят планы на будущее, пользуются орудиями. У животных нет лишь веры и они не способны сотворить новое. Вера и творчество отличают людей от младших по духу существ. Я вдруг представил себя гомункулом и мне стало совсем плохо... Эх, если бы можно было заменить гомункулов теми электронными устройствами, которые умели делать древние...
Мои трусливые мысли прервала команда: "офицера связи – к капитану!"
Дежурил Озавак-Ан. Я вытянулся и начал доклад по форме, но он (как и почти всегда это делал с подчинёнными) прервал меня жестом руки и спросил, сколько времени мне понадобится для запуска аэроплана-разведчика и разведки обстановки по району, удалённому к юго-западу примерно на морских миль. Это считайте был уже восточный край Имеру. Но ведь дальность полёта этого разведчика едва дотягивает до 400 миль – и это в идеальных условиях! Я смутился, но ответил, что час-полтора, но что потом придётся искать и отлавливать приводнившийся аэроплан. Озавак чуть поразмыслил и уточнил, что цель надводная и очень крупная, на мелкие цели можно не обращать внимания, и возвращать беспилотник не нужно – нет времени. Во сколько я смогу уложиться... Признаться, я и так не очень представлял себе, что отвечать, а этим он окончательно вогнал меня в ступор. И мой язык как-то без моего участия вдруг ляпнул, что с двумя матросами уложусь в один час. Капитан невозмутимо кивнул и сразу же дал команду на всплытие и приказал поднять матросов. Мне он лишь указал взглядом на люк, ведущий на палубу. О, Близнецы! У меня опять сердце в пятки ушло. В такой обстановке каждая минута пребывания наверху грозит нам воздушной атакой и гибелью, и от моих действий сразу стали зависеть две важнейшие вещи: выполнение боевой задачи и жизнь самого нашего судна со всем экипажем! Крупная надводная цель – почему кэп не сказал, к примеру, "авианосец" или "крейсер"? Да чего уже было гадать и сомневаться! После характерного толчка, который знаменует всплытие, и соответствующего звукового оповещения, электрозамок люка был разблокирован и я выбрался наружу вместе с подоспевшими матросами. Запуск эроплана-разведчика осуществляется с надводного положения при помощи пневматической катапульты, которая в разобранном виде хранилась в том же отсеке, что и сам беспилотник. Не буду здесь подробно описывать, как мы с матросами извлекли из ящиков детали аэроплана, как я прилаживал ему крылья, подключал к стартёру, тестировал цепи и дренажил топливную систему, пока два моих помощника собирали катапульту. Всё получилось быстрее даже, чем я рассчитывал. Маленький, почти бесшумный двигатель запустился, сжатый воздух забросил разведчика вверх, на катапульте зажглась лампочка, сигнализирующая о нормальной работе телеметрии. Затем я оставил матросов разбирать катапульту, а сам вернулся на пост. Дистанционное управление, хвала Хардугу, работало без проблем. Я заставил беспилотник сделать круг над "Киклопом", чтобы всё проверить, затем направил его по пологой дуге в заданный квадрат. Экран показывал мне картинку с широкоугольной камеры и пеленги радиосигналов, которые ловила его антенна (их было слишком много, и в данном случае они были бесполезны). Долгое время море впереди было чистым, не смотря на отличную видимость. Я и не ожидал увидеть ничего особенного, пока мой разведчик не наберёт высоту и не пролетит хотя бы сотню-полторы миль. Минут через 20 на краешке горизонта показался берег. Возможно, это была Пасифида, или какие-то острова в море Имеру. И вот ещё через какое-то время я увидел далеко впереди светлую чёрточку волнового следа на воде. Сначала одну, затем ещё несколько более тонких по разным сторонам от неё. Большое судно с сопровождением – конвой. Расстояние от нас по прямой не 300 морских миль, как говорил кэп, а немногим более 200. Ещё сотня миль, и "Киклоп" могли засечь их радары. А вот наш маленький аэроплан-разведчик очень скоро заметили с одного из кораблей конвоя, и к нему потянулись следы трассирующих очередей. Когда разведчик подлетел ближе, я выключил его двигатель, чтобы по нему не навели тепловую ракету, и переключился на камеру с телеобъективом, чтобы подробно разглядеть корабли. Меня, конечно же, интересовал в первую очередь самый большой корабль. Я поначалу принял его за плавучий ангар, прорешёченный сверху балками мостовых кранов. Но когда беспилотник подлетел ближе, я чуть не упал со стула (наверное, упал бы, если бы меня не удерживали захваты): это не краны, это были гигантские пушки!
Джаггернаут – так называют плавучие крепости. И эта крепость движется в направлении Пасифиды. Насколько я знаю, у них слабое оборонительное вооружение, но такие крепости всегда сопровождает крупное соединение из кораблей и летательных аппаратов. В начале войны было несколько джаггернаутов, но уцелел вот этот, может быть, самый крупный из всех. Я стал вспоминать то, что нам совсем недавно говорили на занятиях. Их строили в виде отдельных секций, а затем соединяли вместе на плаву, потому что строить такой огромный стапель было бы безумным расточительством. Носовая и кормовая секции имеют двигатели, а секции, расположенные между носом и кормой, несут вооружение, и ещё они содержат герметичные отсеки, поэтому, чтобы потопить крепость, придётся постараться. На мой взгляд, самое лучшее – это серьёзно повредить силовые установки носовой и кормовой секций, а затем ударить по крепости с одного борта – тогда джаггернаут может лечь на бок или даже перевернуться, и в итоге затонуть. Для таких ударов потребуются термоядерные боеголовки. А ещё нужно обезвредить корабли охранения... Я сразу понял, что одного нашего «Киклопа» для успешной атаки будет недостаточно. Но, подумалось мне с восторгом, шанс сорвать их операцию у нас всё же есть!
Характеристики этой плавучей крепости я хорошо запомнил ещё в академии: полный ход всего около узлов, вооружена двадцатью четырьмя тяжёлыми дальнобойными орудиями. Каждое из орудий посылает при выстреле снаряд массой около 10 тонн на дальность почти 40 километров. Скорострельность каждой пушки может достигать двух, а то и трёх выстрелов в час, но после нескольких выстрелов стволы на таких пушках необходимо заменять – хотя и этот процесс автоматизирован и занимает лишь несколько часов, а запасные стволы хранятся в недрах самой плавучей крепости. У других джаггернаутов было самое разное вооружение, но суть одна и та же: одним залпом такая крепость способна снести практически любое береговое сооружение. Это позволяет атаковать цели, хорошо защищённые от воздушных ударов со стороны моря, а также экономить ядерные заряды. Нетрудно догадаться, что сокрушительные залпы этой крепости предназначены для береговой обороны Пасифиды. Подобная крепость в начале года уничтожила нашу базу Тонкий Мыс. Хотя прямое попадание термоядерного заряда выжгло всю носовую часть того джаггернаута, он не потерял ни плавучести, ни хода, ни боеспособности, и оставшиеся орудия несколькими залпами превратили Тонкий Мыс в оплавленные развалины.
Это всё промелькнуло в моей голове быстро, и я открыл рот, чтобы громко доложить капитану, но тот уже всё понял (не иначе – по выражению моего лица!) и уже направлялся к моему посту. Я вскочил, уступая ему место, но он вернул меня назад, положив мне руку на плечо. Я весь затрепетал от такого знака расположения и доверия! "Докладывайте" – сказал кэп спокойно, встав справа за моей спиной, чтобы видеть мой экран. По мере доклада я делал необходимые расчёты: "Джаггернаут, 24 пушечный, в составе конвоя... ход 7 узлов... курс на юго-запад... удаление 200-210 морских миль, визуально подтверждены четыре эсминца, эскортный авианосец, дирижабль-охотник..." "Где-то ближе к нам могут быть ещё охотники, вы тоже поглядывайте на радар", – сказал мне Озавак-Ан, затем он негромко скомандовал штурману: "Курс на перехват конвоя. Полный надводный ход." Потом он опять обратился ко мне: "Отлично сработали, Адиша-Ус. Направьте разведчик на юг, это собьёт их со следа. И сообщите на базу состав, координаты и курс обнаруженного конвоя. – Затем он громко обратился к остальным офицерам: – Все следите за воздушной обстановкой! Если засечёте что-то, не медлите ни секунды – сообщите штурману и мы ныряем." Этот призыв был лишним: все прекрасно осознавали опасность и были готовы не отрывать глаз от приборов. Я развернул разведчик и мысленно попрощался с ним, а затем отправил шифрованное послание на "Синюю Скалу". Следующие полчаса, или около того, мы шли на экране на полном ходе, затем "Киклоп" должен был нырнуть под воду, потому что мы уже вошли бы в зону действия их радаров. Дальше должно было начаться преследование джаггернаута вслепую – до момента акустического контакта. Но тут появился – как и предупреждал Озавак-Ан – вражеский дирижабль. Не с той стороны, где шёл конвой, а с запада. Он был ещё высоко и далеко для атаки на нас, когда его засёк наш радар. Разбираться, что это за дирижабль (скорее всего разведчик, но мог быть и охотник) означало бы подставить шею под лезвие меча. Сыграл сигнал и "Киклоп" нырнул. У меня сразу заложило уши и резкая боль кольнула в паре мест в голове. Как же досадно испытывать это каждый раз!..
Взломать береговую оборону Пасифиды было бы непросто даже для джаггернаута: основу её составляют бронепоезда, тоже с дальнобойными орудиями (не с такими большими, конечно), которые двигаются вдоль берега по сети железных дорог. Радары, наводящие их снаряды на цели, расположены на возвышенностях далеко от береговой линии – залпами с плавучей крепости их не достать. Да и если достали бы – наземные радары легко заменить несколькими дирижаблями. И чтобы наверняка попасть в бронепоезд, нужно надолго обездвижить его, а значит, предварительно придётся разрушить сами дороги. Дороги проходят в укреплённых траншеях, сами пути многократно дублированы, так что повредить их сложно. За то время, пока они будут это делать, их самих могут уничтожить. Несколько хороших пробоин – и тихоходный неповоротливый джаггернаут скроется в бездне Восточного океана вместе со своими гигантскими пушками. Хотя для этого понадобится по меньшей мере линкор, или с десяток таких малюток, как наша, но сама возможность набить этой плавучей крепости дыр в корпусе – невероятная удача! Отправляющий в Бездну – чем не Честное имя?
Озавак-Ан подошёл ко мне совсем близко, наклонился к моему уху и не приказом, но добрым словом отправил меня отдыхать – то ли он вспомнил мой совет с прошлой вахты, то ли просто хотел, чтобы я имел свежую голову во время предстоящего боя. Как же воодушевляет отеческое слово капитана! Вся моя боль мигом прошла, я вернулся в свою каюту, и вот я сижу за столиком и дописываю всё в журнал. Не знаю, когда меня позовут на пост, но пока лучше всё же поспать.
Я опять засну с мыслями о тебе... В какой из мрачных пещер ледяной Арктиды тебя держат в плену, прекрасная Виланка, и жива ли ты? Каждый раз, лёжа в койке после тяжёлой вахты, я представляю, что и ты лежишь на ней в моих объятиях, и тогда я засыпаю со счастливой улыбкой...
Гл. II. Светлые Чертоги Эоры
Добрейшему моему учителю и наставнику,
достославному Рамбуну Рам Карапу,
с почтением и благодарностью
внимательная и во всём прилежная
Виланка Пал Гея
Многомудрые коллеги!
Меня просили самолично представиться тем из вас, кому я не знаком, а также напомнить о себе тем кто, возможно, в потоке трудов и забот размыл память о наших прошлых свиданиях ... Итак, моё имя звучит как Рамбун, что означает придонную тварь, живущую в морях моего мира. Подобно тому, как та тварь просеивает щупальцами ил в поисках своей снеди, я просеиваю знания разнообразных сфер в поисках редких, но сладких для разума зёрен истины. Далее я Рам, что, как выяснили мы совместно с моим благород нейшим другом, хитроумным профессором Бором Хиги, означает «секулярный философ». Карапами же называют весь наш род, хотя и не все из нас имеют такой член в своём имени. Твердь моего мира зовётся Геей. Её внешняя поверхность – обиталище многих племён, что сменяют друг друга, то густо плодясь, то почти исчезая с её лика. Та твердь изменчива и подвержена циклам, ис полненным хаоса и людских горестей. Мы же живём в обширных пространствах вглуби, под сенью внутреннего неба, и делим наш неизменный мир с великанами и другими благородными существами.
Глубокочтимые мудрецы тысячи миров! Истинно благословенный разум питается идеей, что основа сущего есть добрая духовность. Из идеи этой произрастают все правила и учения, воспитывающие в человеке праведные устремления и ведущие его к сознательному совершенству. Удивительно, как во всех ойкуменах те учения схожи между собой, и не менее удивительно, как позволяет себе разум их исказить и извратить, обращая порой во зло. Но как тропинка в лесной чащобе петляет, обходя корни, болота и рытвины, но всё же приводит нас к селению, так и пути праведных устремлений в конце концов имеют верное направление и одну вожделенную духом цель, ради которой тот дух и существует. Так и мы, здесь собравшиеся, пришли разными путями под своды этих Светлых Чертогов, дабы приложить свой разум к предмету столь же таинственному, сколь и зловещему, и разрешить от него мой несчастный мир. И я должен сейчас первым из мира Геи поведать вам в возможных подробностях о том, что творится ныне в его внешних обителях.
Гею, нашу Голубую Жемчужину, постигло невиданное ею доселе несчастье, одна из страшнейших пагуб, что сущи в обитаемых мирах, которую люди с поверхности теперь именуют «смутый купол», потому как видится она подобно колпаку из мутного стекла. При взгляде же снаружи ясно, что вокруг всей Геи сгустилось плотное облако. Вам ведома та напасть как Шал-Гур, или Безликое Воинство. Я провёл тщательнейшие изыскания в библиотеках глубинных земель, бессонными ночами в мерцающем свете свечей я вникал в полуистёртые манускрипты, которых пытливый взор мудреца не касался бесчисленные века. Но я нигде не нашёл ни малейших упоминаний о чём-то схожим с этим куполом, или с теми особенностями, что сопровождают его явление. Я собственнолично убедился и могу лишь констатировать, что из мудрецов моего мира никто не оставил свидетельств или даже намёков, что когда-либо в прошлом подобное явление имело место у нас. Лишь в одном из хранилищ книжного знания, а именно в том, что содержит в себе книги мудрецов с поверхности, я среди пыли и истлевших фолиантов отыскал труд допотопного секулярного мудреца по имени Арес Честный, в котором описан некий проклятый людьми род. То зло проникло на Гею во времена великого мора, называемого «чёрная смерть» и, движимое ненавистью и завистью ко всему человеческому, принялось хитрой ложью смущать умы людей, размежевать их, присваивать плоды трудов их и насаждать войны. Однако род, что описывал допотопный мудрец, не привёл в итоге к куполу или схожему явлению, и имел он бытность с толь давно, что от времён тех почти не осталось памяти. То человечество сгинуло вскоре своим черёдом, как и предыдущие, поглощённое стихиями Геи. Посему вернёмся к скорбям сегодняшним. Я помышляю, что нам истинно важно определить, какие условия предшествовали нашему предмету, и я почитаю тут своим долгом изложить вам собственные соображения, к каковым мой разум пришёл через густые тернии сомнений и раздумий.
Я с горечью свидетельствую, что тому времени, как Гею настигла эта пагуба, на поверхностных просторах её суши вновь расплодились племена, увы, неумолимо, как и многочисленные их предшественники, погрязшие в упрямом невежестве. Как язва получает власть лишь над ущербным телом, так и все несчастья человеческие тяготеют к недугам, уже взращённым людьми самими в себе. Нынешнее человечество давно потеряло в нас верных водителей и наставников, и теперь даже мудрые среди них боятся и не понимают нас, и даже не верят в само существование глубинных земель и утверждают, что мы живём в обычных подгорных пещерах. А ведь это мы, именно мы сохранили древнейшие знания об их предшественниках, что процветали на Гее до последнего её потопления, и бережно донесли эти знания до них, когда сами эти упрямцы прятались от диких зверей в пещерах. От нас они узнали, как называются планеты, и как сами они живут на поверхности одной из них, и наименования материков и морей, и имена стихий и всяких тварей. Иногда мы давали им подсказки, дабы избежать больших бед или восстановить равновесие. Воистину, нет более неблагодарного занятия, чем бескорыстная помощь упёртым глупцам! Используя переданные нами знания, они создали свою науку, и наука та не стала чистым и тонко отточенным инструментом, назначенным служить поискам истины, а была принуждена служить их алчности и оправданию их лжи. Своих клерикалов при посвящении они оскопляют, дабы дух их не был одержим никакими иными вожделениями , и питают их с ложечки лучшими яствами, дабы те заботились лишь о горнем, и искушают во множестве наук. Увы, не знающая невзгод растительная жизнь развращает их в печальном итоге. Таковой мудрец перестаёт внимать гласу строгой логики и даже авторитету самих основателей наук. Он более не ищет истину, а тщится найти оправдание своим заблудшим воззрениям, и совращает на тот путь своих учеников, вместо того, чтобы вразумлять их и наставлять. Где в сякий искушённый в науках муж, испытывая разумом естество, в мыслях своих расчленяет и сочленяет его в различных проекциях и ипостасях, дабы насыщать свой ум отрадой добрых познаний, там они прилагают беззаботную свободу своего разума к измышлению машин! Машин сколь хитроумных, столь же и бесполезных и даже изуверских! Они навязчиво предлагают нам свои машины в обмен на наши чудодейственные эликсиры и даже на секреты их составления. Самонадеянные глупцы! Возьмём хоть устройство, играющее музыку, словно целый оркестр виртуозов. Вместо наслаждения общением с живыми музыкантами, являющими совершеннейшее вдохновенное мастерство игры на добротных инструментах, мне предлагают сравнить, насколько высокий или низкий, объёмный или плоский звук доносится из нелепого вида ящиков, кои питаются от электрических сил и делаются простыми рабочими на их фабрике. Но самое возмутительное, глубокочтимые коллеги, то, что скопцы измышляют – о ужас! – машины, назначенные копировать и размножать знания. Скажите мне, кому нужно такое знание, которое размножено машиной и которое каждый может получить? Оно как поддельная драгоценность, дармовая базарная безделушка, он о радует лишь мошенников и злодеев. Знания истинно ценны своей уникальностью, они – удел избранных. Сколь прекрасен учёный муж, владеющий сокровищами избранных знаний, столь безобразен мир, где все знают одинаково. Людские массы в том печальном мире подобны слепым термитам, всё человеческое в них угасло. И м ожно ли считать мудрым того, кто знает то же, что и все? Таковой м удрец, что стремится окружить себя одними лишь единомышленниками, идёт сам и ведёт свой круг прямым путём к безумию! Само определение персоны на гомогенном фоне, сама суть человеческой индивидуальности, основа всех творческих начал её есть уникальные знания. Пространное же разнесение по умам одинаковых знаний – это кратчайший путь к убиению природы человеческой !
Столь масштабное н ебрежение людей к логосу приводило в прошлом к возмущению стихий Геи, и мы полагали, что стихии те вновь грозятся перемешаться в хаос, как бывало уже не раз в древнейшие времена, и сжечь порочный мир во вспыхнувшем из недр огне, и утопить в хлынувших водах, и погрести в наползающих льдах. Это являло бы собой неизбежный порядок вещей, что не единожды уже прошествовал, но вот случился этот нежданный для нас поворот: так в отверстую рану вместо обычной гнили попадает смертельный столбняк. Таковое моё соображение о сём предмете: кто, предаваясь своей гордыне, забывает и игнорирует духовные истоки разума, идёт по тонкому и ненадёжному льду своего высокомерия, и чем дальше он по нему уйдёт, тем глубже будет пучина, разверстая под ним, когда лёд тот наконец треснет.
На этом, многомудрые коллеги, позвольте завершить мою краткую речь перед вами и откланяться. Если в том возникнет у кого-то из вас желание, я буду рад в личном общении в приватной обстановке моих или же ваших покоев, за благополезной беседой с непременным вкушением нежнейшего нектара, одного из даров сего достойнейшего мира, подробно изложить любые ведомые мне тонкие детали и глубокие подробности нашего предмета.
Летопись Виланки
Несколько месяцев назад, когда мой учитель унёс меня в Симбхалу, я обрела новую жизнь, а сегодня, очнувшись после сна в кварцевом саркофаге, я оказалась в месте, о котором не помышляла даже в самых сладких грёзах. У меня такое ощущение, словно я спала не весь наш путь из Агарти, а все свои четырнадцать лет, и только-только наконец окончательно очнулась. Моя прошлая жизнь вспоминается мне теперь как отягощённый многими кошмарами сон, а моя душа маленькой птичкой порхает в просторах вечного света, потому что я, хвала добрейшему моему учителю, пребываю в Светлых Чертогах! Далеко внизу, под нами, закрытые кое-где белой пеной облаков, играют красками земли и сверкают воды, а над нами в густой синеве сияет ясное светило этого сокровенного мира – солнце легендарной Эоры!
Я не знаю, сколько времени прошло с того момента, когда наш корабль покинул Гею и нырнул в чёрную безднукосмоса. Когда я открыла глаза, первое, что я увидела, это была плавающая надо мной борода почтеннейшего учителя Рамбуна, который успокоил меня добрыми словами и заботливо помог выбраться из саркофага и схватиться за поручни, которые приделаны по всем стенкам корабля. В невесомости голова моя кружилась, казалось, вся кровь прилила к ней, но в остальном я чувствовала себя вполне сносно. Второй прибывший с нами ученик – долговязый Салинкар – держался тогда немного поодаль, ближе к выходу, уже приведённый нашим наставником в чувства. Мы находились в пустом пространстве, где нас встречал другой корабль – из мира Эоры. Корабль тот называется "звездолёт Тай-Та". Я не увидела, как "Тай-Та" выглядит снаружи, так как у нашего корабля нет окон. Едва выбравшись из камеры, в которой стояли наши саркофаги, мы – трое прибывших – высокочтимый Рамбун и двое его учеников – вместо соседних помещений, волшебным образом оказались вдруг в другом месте, где была уже сила притяжения и где всё было залито молочно-белым ярким светом. Сделав буквально ещё несколько шагов, мы попали в огромный, почти не освещённый зал, над которым куполом нависало ночное небо. Россыпи адамантов, сапфиров и рубинов, засиявшие в лучах полной луны в тот момент, когда она заглянула в пещеру с сокровищами,уступили бы в своём великолепии этому усыпанному звёздами и расцвеченному красочными переливами небесному своду! Это было как первый глоток той истинной жизни, к которой мы стремились, как откровение, которого мы так ждали... Внизу, под куполом, мы увидели несколько больших мягких кресел и какие-то испещрённые светящимися пятнами и огоньками низкие столы или секретеры – что-то подобное им. Никто в тот момент не вышел нас встретить, но водном из кресел уютно расположилась маленькая грациознаяженщина с гладкой тёмной кожей, объёмным узором из волосяных жгутов на голове и пронзительным взглядом больших блестящих чёрных глаз. Когда наши глаза встретились, у меня засосало под ложечкой: в её взгляде я почувствовала огромную мощь, такую, что недоступна людям, и обещание почти безграничных возможностей, которые многократно превосходят ваше желание и даже воображение.
