Текст книги "Безликое воинство(СИ)"

О, Хардуг, это было со мной, и это тоска моей души! Как помню я каждую букву Учения, так и мельчайшие детали воспоминаний о том дне никогда не сотрутся из моей памяти. Жуткий звук раздавался над моим родным городом – Фаором – я и теперь слышу иногда этот звук во сне и просыпаюсь, со вставшими дыбом волосами и весь мокрый от пота: вой ветра и крики людей, треск шатающихся стен и скрежет гнущегося металла сложились в единый протяжный стон, словно стонал сам наш обречённый мир. Порывы ветра над подрагивающей землёй, вместе в пылью и каплями конденсата (я не могу назвать это явление дождём, так как мы давно не видели в небе нормальных облаков!) несли какие-то чёрные хлопья, вроде сажи, хотя я не видел пожаров. Наш гигаполис до того момента был относительно спокойным местом, и теперь его жители или стояли в растерянности, или в панике бегали по улицам, и многие не понимали, что происходит, что нужно делать, куда и зачем они бегут. Близился к концу третий год моего обучения в разведакадемии и я как раз возвращался домой с занятий – нас распустили пораньше из-за прогноза землетрясения. По слухам, что я успел узнать от других курсантов, где-то глубоко под нами противник атаковал город тектоническими торпедами. Замерли транспортные тротуары, поезда не ходили – ни наземные, ни подземные, станции были закрыты, даже велосипеда у меня не было, и я добирался до дома пешком, точнее, как и почти все тогда на улицах – бегом. Наш старый дом, принадлежавший ещё моему прадеду, находился недалеко – прадед когда-то был в академии наставником. В квартале от меня над домами возвышались гигантские башни-трубы электростанции. Ближайшая ко мне вдруг начала рушиться: в той части, что, казалось, почти упиралась в небо, появилась косая трещина и большой кусок начал крениться и медленно сползать вниз. Кажется та, что находилась дальше за ней, тоже начала трескаться. Хотя электростанция и находилась далеко от меня, я подумал, что обломки могут накрыть улицу, по которой я бегу, и я кинулся прятаться в ближайшее строение, надеясь найти там укрытие.

Это был маленький двухэтажный дом, втиснутый между двумя другими – подобных домов в нашем городе – многие тысячи. Обстановка на первом этаже показалась мне скромной, это было жильё простых людей, может быть таких же, как мои родители, и там оказался мальчик лет пяти. Он сидел, забившись в угол большого старого дивана, и со страхом и растерянностью смотрел куда-то в глубину погружённой в полумрак комнаты, на меня он взглянул лишь однажды. Я решил, что родители его не успели ещё добраться до дома, а он, очевидно, ожидал увидеть знакомое лицо и испугался, увидев незнакомца. Я подошёл к алтарю Близнецов, что располагался на комоде, и приложил пальцы ко лбу в жесте почтения. Это простое действие успокоило меня, и тут мальчик произнёс только одно слово: «виланка» . Я удивился, что он упомянул вдруг эту маленькую стремительную птичку. «Наверное, залетела в дом» – подумал я – виланки хоть и гнездятся по берегам рек, нередко залетают в городские кварталы. Я сказал ему, что всё хорошо и я сейчас уйду. Но тут над моей головой раздался грохот и я решил, что на дом падают куски той трубы, и почти в тот же миг сверху донёсся женский крик. «Виланка!» – громко позвал мальчик и спрятал голову между диванных подушек. Значит, Виланка – это имя! И вместо того, чтобы уйти, я бросился на второй этаж, чтобы помочь незнакомой женщине с этим именем. Наверх вела двухпролётная деревянная лестница с перилами, и я торопливо поднялся по ступенькам, ожидая увидеть разрушения и опасаясь ещё больше напугать ту или тех, кто находился наверху. Но как же я испугался сам! Там, на втором этаже, едва поднявшись, я увидел ЕГО. Карапского колдуна. Я до этого видел карапов только на фотоснимках и в хронике, но ошибиться было невозможно. Необъятная грузная туша, длинная борода из промасленных косичек, огромный нелепый цветок вместо шляпы, крупные черты лица, включая круглые, горящие злобой глаза. На руках у колдуна повисло бездыханное тело юной девушки, прекраснее которой я не видел в своей жизни! Так как руки карапа были заняты, он положил свой огромный посох прямо поверх её тела; посох был увенчан набалдашником из засушенной и сморщенной человеческой головы. С этой ужасной головы тоже свисали промасленные косички. О, Близнецы, я никогда не забуду этой картины: я видел её лишь краткое мгновение, но каждая деталь осталась в моей памяти, словно я глядел на неё тысячу лет... Колдун недобро усмехнулся и то ли чихнул, то ли кашлянул, то ли крикнул какое-то короткое слово в мою сторону и у меня все мышцы свело судорогой так, что я тут же скатился по лестнице обратно на первый этаж. Сразу после этого сверху потянуло сильным сквозняком, затем послышался тихий хлопок и свист, словно что-то втянуло воздух. Я ещё какое-то время не мог встать, моё тело не слушалось и местами нестерпимо болело так, что я едва не терял сознание. Но в конце концов всё прошло и я, словно во сне, вновь поднялся по лестнице. Но наверху уже никого не было. Крыша была проломлена в нескольких местах, валялись обломки и было много пыли, но всё это вполне подлежало уборке и ремонту. Тут я пришёл в себя, и ко мне с ещё большей силой вернулся страх. Я поспешил покинуть этот дом, даже не спросив у мальчика про родителей. Совесть потом долго мучила меня. Нужно было спросить, придут ли его родители! Девушка, похищенная карапом, Виланка, была слишком молода для матери мальчика – скорее всего, это была его сестра. Я должен был дождаться взрослых и всё им рассказать, но я сам был напуган и хотел только поскорее добраться до своего дома и увидеть своих близких.

Не отпускай мою руку, о Хардуг Праведный! Без Учения мы сами становимся как потерянные дети – мы беспомощны, растеряны и идём к одичанию и гибели... На пути твоего духовного восхождения Хардуг Праведный держит тебя за руку и тянет в гору, а Ардуг Ужасный толкает тебя в спину. Лишившись их поддержки хоть на мгновение, ты рискуешь оступиться и сорваться в пропасть. Когда муки совести когтями терзают твою душу, или горечь позора и кислота разочарования сжигают её изнутри, знай: это лишь слабые миазмы огненной реки страданий, что течёт по дну той пропасти.

Я уже видел термоядерную вспышку раз пять или шесть, но в тот первый раз, что случился, когда я вышел из злополучного дома на улицу, заряд рванул где-то высоко в атмосфере, но достаточно близко, чтобы это привело меня на госпитальную койку с ожогом сетчатки. Я ослеп сразу, а также получил ожоги кожи лица и кистей рук – на моём лице до сих пор видны небольшие светлые пятна от тех ожогов. Лёжа тогда с повязкой на глазах и тьмой в душе, я видел перед собой почти постоянно одну и ту же картину: карапа, держащего в алчных руках бесчувственное тело Виланки. Я любовался прекрасным лицом девушки, чёрным шёлком её волос, гладкой бархатистой кожей, изящной и хрупкой фигурой... Какая судьба ждала ту девушку? Я весь содрогался от ужасных мыслей. Карапы – людоеды! Но они не просто едят похищенных ими людей – они сначала ставят на них ужасающие опыты, больше похожие на изуверские пытки и казни, и только после этого несчастных съедают. Как будто мало нам страданий от этой войны!

В госпитале я узнал, что атаку на Фаор мы успешно отбили, хотя наш район изрядно пострадал. Мои родители и братья ежедневно навещали меня и молились за моё исцеление, и моё зрение в конце концов вернулось. Меня выписали через шесть недель, и почти сразу, лишь забежав домой переодеться и обнять родных, я отправился к тому дому. Но его не было. Почти весь тот квартал сгорел в пожаре и на месте домов остался только обгорелый мусор. Как часто бывало в таких случаях, что-то о судьбе жителей можно было узнать на местной доске надежды, где оставляют записки те, кто уцелел сам или кто ищет уцелевших. К моей досаде дом, где жила семья Виланки, как и многие в этом районе, не имел номера, а только название, которое я в первую очередь и пытался узнать. Я спрашивал у всех, кого заставал у той доски. Я прочитал все клочки бумаги, что были на большом щите из досок, и даже перечитал те бумажки, что валялись рядом на дороге. Я приходил к доске надежды ещё несколько раз и снова спрашивал и читал... Мне не повезло. Никто не мог вспомнить семью, где жила бы девушка с таким именем, и имя её не упоминалось ни в одном из клочков бумаги. Наверное, если бы у меня оказалось больше свободного времени, я даже в том хаосе смог бы что-то придумать и найти, но у меня тогда было слишком много других забот. Мне пришлось срочно догонять своих сокурсников по академии по всем пройденным в моё отсутствие темам, а также ходить на лечебные процедуры. И хотя я никогда не забывал карапа, Виланку и тот дом, сразу после выпуска моя судьба ещё быстрее закрутилась. Совершеннонеожиданно меня назначили офицером связи во флот, в результате чего я и попал на «Киклоп-4».

Честно говоря, ещё учась в академии, я рассчитывал на службу на каком-нибудь стратосферном постунаблюдения, а в качестве подарка от Близнецов – хотя бы самой рутинной должности в космическом флоте. Нет, не на боевом межпланетном корабле конечно, а на одной из огромных орбитальных станций, что сияли раньше в небе яркими белыми звёздами, или на станции в точке либрации у Селены, или даже на самой Селене. Не то чтобы меня привлекало житьё в крутящемся в вакууме «орбитальном колесе», или уж тем более в металлической бочке, зарытой в реголит, а просто именно там, как мне тогда казалось, находился самый передовой, а значит самый интересный, край всех этих событий. Да и месяц службы в космосе идёт за полгода в сухопутных войсках. Но к моему выпуску мы уже потеряли и космос, и даже стратосферу, и я получил предписание во флот, потому что на тот момент не хватало офицеров именно во флоте. Огорчён ли я? Нет! Напротив, это тоже славное место, вполне подходящее, чтобы получить Честное имя. Да и морскую качку я нормально переношу... да и другие плюсы имеются... но о них позже.

Представлюсь. Меня зовут Адиша-Ус, мне скоро исполнится 15 лет, я младший офицер 2 ранга. Моя семья ведёт свой род от Снайпера с Собачьими Глазами, и хотя я не принадлежу официально к династическим военным, у меня имеется родовая татуировка на спине в виде светлоокой собаки. Мои родители, так же как и их родители, традиционно – учителя и наставники, а мой прадед был наставником в школе военных разведчиков. Из троих моих братьев двое – заводские техники, и лишь один, Какада-Ус, пошёл по стопам наших предков и стал наставником. Немногим больше четырёх месяцев назад я был выпущен из Академии войсковой разведки – наследнице той самой школы. Я успешно прошёл все три года – полный курс – и я очень горжусь этим! И мои родители и старшие братья не могли нарадоваться, что я теперь воин, а не гражданский служащий. Радуюсь с ними и я, потому что каждому воину дана великая свобода: свобода выбирать между трусостью и храбростью, позором и честью, забвением и славой. Так учит Хардуг Праведный.

На далёкой северной военно-морской базе Синяя Скала, куда меня отправили со сборного пункта, я прошёл трёхмесячный курс подготовки к службе на океанском флоте. Почти всё это время мы ходили по заливу на торпедном катере и имитировали выполнение боевых задач. Учитывая, что торпедные катера устарели и вообще не применяются в этой войне, можно засчитать это время как адаптацию к неведомой доселе флотской жизни. А заодно и к холоду! Подозреваю, что базу так назвали не из-за цвета скалы (который на самом деле серо-коричневый), а из-за того, что там все синеют от холода. Сразу же по окончании курса, даже не дав пару суток отпуска, нам выдали предписания на боевые корабли, вот мне как раз на "Киклоп-4".

Распишу о судне и команде. "Киклоп" это малый ракетоносец, вооружённый шестью пусковыми установками для многоцелевых крылатых ракет "зазубренное жало". Боеголовки ракет термоядерные, предназначены для гарантированного поражения крупных защищённых целей. Каждый из офицеров готов занять кресло боевого поста и управлять такой ракетой по теленаведению – нас долго учили этому ещё в академиях, и это искусство все мы знаем в совершенстве. Сбить такую ракету после запуска очень сложно, поэтому жалим мы смертельно. Наш экипаж, включая мою персону, состоит из восемнадцати человек: двух капитанов, штурмана, офицера по вооружениям, офицера связи и разведки (то есть меня), офицера-электромеханика, офицера-моториста с двумя помощниками, врача и восьми матросов.

Я вообще не понимаю, почему эту серию назвали "киклопами": судно совсем небольшое и скорее походит на раскормленную черепаху с морской фермы – из-за четырёх расположенных по углам плоского широкого корпуса огромных гибридных турбовентиляторов. Единственное, это что ближе к носу возвышается рубка с основными постами, имеющая полукруглое остекление, которое с большой натяжкой можно посчитать за огромный глаз. Помимо установок с крылатыми ракетами, из вооружения у нашего "Киклопа" имеется противовоздушный ракетный комплекс и две дистанционно управляемые пушечные турели (носовая и кормовая). На базе Синяя Скала, с которой мы и вышли на боевое задание, нам добавили ещё беспилотный аэроплан-разведчик (точнее даже два, второй в виде комплекта для сборки) и этот аэроплан находится теперь в моём ведении, так же как и вся бодяга по разведке целей.

Я и без того благодарил Ардуга Ужасного, что попал на судно с ядерной силовой установкой – надёжное, чистое и обладающее избыточной энерговооружённостью, потому что оказаться на скоростном катере с пироксилиновым двигателем, и уж тем более на одной из смердящих метановых лоханок, мне вовсе не хотелось. Но к ещё большей моей радости, для офицеров на "Киклопе" предусмотрены отдельные двухместные каюты, как на каком-нибудь крейсере! Каюты совсем небольшие, но они укомплектованы по-царски, словно кто-то проектировал не военное судно, а прогулочную яхту. В моей каюте, имеющей площадь чуть больше 4 квадратных метров, помимо неоткидной и довольно широкой двухъярусной койки, помещаются столик с креслом, кухонный узел, рукомойник (с пресной водой!) и даже встроенный в стену цветник с маленьким алтарём. Большой экран показывает картинку с наружных камер так, что я могу видеть круговой обзор с судна, не вставая с койки. На него же выводится навигация и графики с радиолокационной станции и с четырёх акустических антенн. Экран не тот из тонких пластинок с зыбким изображением, что стоит у вас дома, а кондовый флотский экран, прочный и невосприимчивый к электромагнитным импульсам. И показывает он чёткую и контрастную картинку. Иллюминаторов в каюте, правда, не предусмотрено: единственное неэлектронное окно на судне имеет только рубка, да и то часто бывает закрыто броневыми щитами. Для экономии места пищу мы должны принимать в своих каютах, разогревая в маленьком духовом шкафу офицерские пайки. У врача и капитанов каюты побольше, впрочем, капитаны по очереди дежурят на посту управления, поэтому одна из коек почти всегда пустует, каюта же врача одновременно и медпункт. Для офицеров не предусмотрено своей кают-компании, но зато рубка достаточно просторна: там расположены шесть основных постов и при желании можно разместить сверх того ещё двоих или троих человек, так что общие собрания, если в них возникает нужда, проходят там.

У "Киклопа" три режима крейсерского хода: полёт на экране, глиссирование и подводный. Первый – самый скоростной и спокойный: судно просто летит над водой, используя эффект экрана. Если бы мы могли идти на экране постоянно, мы бы достигли самой удалённой в океане цели всего за несколько суток. Но, увы, в отличие от больших судов, для нас такой режим возможен только при не слишком большом – баллов до 5-6 – волнении. При более сильном волнении и порывистом ветре, при интенсивном маневрировании и ещё во многих случаях "Киклоп" плывёт как скоростной катер, и тогда весь его корпус вибрирует и сотрясается, а турбины, тихо поющие на экране и почти бесшумные под водой, воют как голодные шакалы. В случае неподходящей погоды для судна всё-таки предпочтителен подводный ход. При переходе в подводное положение пушечные турели, противовоздушная ракетная установка и наружные антенны, если они были выдвинуты наружу, прячутся внутрь, на остекление рубки опускаются щиты, а турбины меняют режим работы, и судно ныряет, используя свой корпус как гидродинамическое крыло. Ныряем мы быстро – куда быстрее любой подводной лодки – и достаточно глубоко, чтобы скрыться от гидроакустических станций противника – если они где-то у поверхности. И, что нравится мне гораздо больше, благодаря этому свойству судна (способности нырять и плыть под водой) продуктовый набор в пайке расширенный – как у полноценных подводников, – в него входят концентрат вина, сублимированные ягоды, сгущённое молоко, лучшие сорта рыбы и даже настоящее животное мясо!

А, ещё не написал о матросах! Эти коренастые мускулистые балагуры, как водится, живут в общей каюте ближе к корме, а принимают пищу и проводят нехитрый досуг в соседнем помещении вроде кубрика. Кроме морского дела, наши матросы обучены диверсионной работе, а при крайней необходимости их можно задействовать как десантников. Каюту с ними делят два пожилых гражданских моториста (ядерная силовая установка у "киклопов" требует особого внимания), седых, усатых и ворчливых, и матросы относятся к ним чуть ли не как к отцам родным (что немало забавляет молодых офицеров вроде меня). Одного из них зовут Вархис-Хар, он вообще-то совсем старый, я постеснялся спросить, но наверняка он старше моего отца, думаю, ему лет 50. А о втором скажу отдельно, ибо таких людей я раньше не встречал. Это рыжеусый Свен с островов Европы, что лежат к северу от солёных болот, в которых похоронены города-призраки. У Свена, как и у многих с его земли, глаза почти круглые и их ирис совсем бледного серо-голубого цвета, отчего глаза его как будто светятся потусторонним голубоватым огнём, и только маленькие чёрные зрачки посреди каждого глаза словно вынимают душу из того, кто посмел встретиться с ним взглядами. И белая кожа, тоже с голубым оттенком, добавляет к его облику ещё немного жути. Наверное, таким и был мой далёкий предок – Снайпер. Точнее, такими по легенде были его глаза, а вот каков был его характер, о том ничего не известно. А вот моторист Свен по натуре – безобидный весельчак, хоть и любит донимать матросов замечаниями.

Пара капитанов "Киклопа-4" – чуть ли не патриархи, очень опытные ветераны. Я несказанно рад служить подих началом – это огромная честь. Один из двух – Озавак-Ан, тот самый Дважды Рождённый, что принимал участие ещё в сражении в проливе Аранк, он командовал там подводным крейсером. В Аранкской битве он заслужил своё Честное имя (клянусь посохом Хардуга, когда-нибудь и я заслужу Честное имя!). На внешность этот кэп жилистый, широкоскулый, кожа темнее шоколада собрана на лице в крупные упругие складки, у него обычные для его возраста и положения лысина и бородка и твёрдый как мозоли матроса характер, скупой на вербальное общение. Я не знаю точно, почему его назначили командовать маломерным судном после таких подвигов, но ходили слухи о его трениях с высшим командованием. (Позднейшая заметка на полях:Я ничего не знал о нашей великой цели, когда писал эти строки!)Другой капитан – Скванак-Ан – немногим моложе своего напарника, низенький и круглолицый, нрав же имеет вовсе угрюмый и молчаливый. О его биографии не ходило даже слухов, хотя по виду он – опытнейший морской офицер. Оба судовых начальника происходят из династических военных моряков, что понятно по приставке Ан, и ни о чём, кроме текущих дел службы, с этими людьми можно даже и не заговаривать – это станет пустой тратой времени.

Ещё на сборном пункте, где нас формировали, я сдружился с одним из оружейных офицеров, несгибаемого оптимизма парнем, который закончил войсковую академию в тот же год, что и я свою разведакадемию. Его имя Ибильза-Хар. Именно с ним я делю теперь каюту. Кроме обычных для армии страстишек – травить байки и играть в пуговицы, – у нас практически нет общих интересов, зато мы, что называется, сошлись характерами, и относимся друг к другу с симпатией и уважением. Как учит Хардуг Праведный, истинная любовь часто бывает безответной, зато истинное уважение всегда взаимно.Когда совпадает время отдыха между нашими вахтами, то за чашкой чёрного флотского шоколада, сдобренного капелькой настойки, мы травим эти самые байки или играем пуговицами в кошки-собаки по разлинованному на планшете полю (почему на флоте все любят именно эту игру?) и убиваем таким образом время. Мы не боимся подтрунивать друг над другом, но никогда не делаем это со злобой. Порой к нам присоединяется корабельный врач Заботливый Арза. В армии мужчин его возраста – лет 25 – осталось немного, большинство отслужило свой срок, не став профессиональными военными, многие погибли или стали инвалидами. Арза уже неоднократно участвовал в боях, в сравнении с нами он выглядит опытным и возмужавшим, но в общении наш врач очень лёгок, с ним чувствуешь себя на равных. Он играет, конечно же, лучше нас (сказывается опыт!), но тем почётнее у него выиграть. Заботливый Арза также может интересное что-то рассказать и других умеет слушать, а также он охотник от души посмеяться над шуткой, и всё это нас вполне устраивает.

Наш "Киклоп", после двух недель патрулирования окрестностей упомянутой базы, направился на встречу с флотским соединением, которое называется "девятая отдельная флотская группа". Её состав и задача известны пока только нашим капитанам. Офицеры, включая меня, знаем лишь то, что точка рандеву находится в западной части Оконечного моря, примерно в двухстах морских милях от побережья Пасифиды, так что нам нужно пересечь с севера на юг почти весь Великий Восточный океан. Мы уже порядком намёрзлись под холодными ветрами Синей Скалы и очень рады такому направлению. Впрочем, другого и быть не могло. В полёте на экране мы бы достигли нужной точки за двое суток, может чуть за больше. Но океан есть океан... Нас сопровождают воздушные наблюдатели: летающая лодка и дирижабль, и благодаря их ретрансляциям ещё есть постоянный контакт с базой, и поэтому работы хватает как мне, так и штурману.

Вы все помните, потому что тогда в новостях это твердили час за часом и день за днём, как стало темнеть небо. Вначале это заметили обсерватории, и появились гипотезы вроде того, что планета попала в газопылевое облако. Толстяки в роговых очках – клерикальные учёные скопцы – пугали нас, что это отразится на климате и начнутся небывалые бури, моря замёрзнут и т. п. Потом выяснилось, что темнеет только часть видимого спектра и при этом растёт интенсивность инфракрасного и микроволнового излучения, причём так хитро, что общий тепловой баланс планеты практически не нарушается. Это открытие вызвало к жизни ещё более хитроумные гипотезы, на которые так горазды жрецы праведных наук. Когда уже над планетой вместо привычного голубого неба образовалась туманная дымка, участились военные столкновения, в центральных областях Асии стали разгораться локальные конфликты, грозившие перерасти в масштабную термоядерную войну , и поначалу никто не связал напрямую эту дымку с разгорающейся войной. Точнее, раздавались голоса моралистов о том, как велика подлость политиков: всё человечество вот-вот постигнет непонятная природная катастрофа, а они развязывают грязные войн ы. Некоторые странные сообщения, например, о спускавшихся сверху, словно из ничего, радужных нитях, о которых рассказывали немногие уцелевшие в самых ожесточённых столкновениях, поначалу считали байками. А потом стали пропадать спутники, орбитальные станции разрушились и упали на Гею, и всю планету накрыл Смутный Купол...