Текст книги "Даймон"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Дорожка 10. «Bella ciao». (3`13).

Из тех песен, что заслуживают даже не статьи, а целой книги. Данное исполнение в Италии считается эталонным (женский голос в сопровождении женского же хора). Исполнение интересно и тем, что оно ближе всего к музыкальной первооснове – «жалостливой» народной песне «La ballata della bevanda soporifera». Более того, начало песни – точная цитата из иного первоисточника – песни «Fior di tomba» («Цветок на могиле»), откуда был частично заимствован текст.

Вторник, 5 августа 1851AD. Восход солнца – 7.51, заход – 16.58. Луна –IIфаза, возраст в полдень – 8, 6 дней.

Мои попытки привести в порядок записи и впредь фиксировать все происходящее с должной регулярностью пока что тщетны. Сообразил я это сегодня около десяти утра, когда Мбомо без особых церемоний свалил меня с ослика прямо на пыльную тропу. Через мгновенье я понял, что в моих руках игольчатое ружье Дрейзе, в руках упавшего рядом Мбомо – его американский драгунский карабин, над головами жужжат стрелы, а откуда-то сзади уже прогремел первый мушкетный выстрел.

Думать о том, кто и почему вздумал напасть на наш караван, не было ни времени, ни возможности. Глаза уже выискивали возможную цель, но в первую минуту ничего, кроме высокой травы и нескольких брахистегий вдалеке я ничего не заметил. Потом трава колыхнулось, показалась высокая черная фигура с длинным копьем. Исчезла. Через миг появилась снова.

Мбомо выстрелил. Не попал. Пришлось стрелять мне.

Так все и началось. Теперь, счастливо уцелев, можно спокойно подводить итоги.

Караван – богатая добыча для здешних мест. Кроме того мистер Зубейр Рахама успел нажить себе немало врагов, посему к чему-то подобному мы были готовы. Охрана неплохо вооружена, кроме того личный колдун мистера Зубейра предупредил об угрозе нападение еще третьего дня (!), даже назвал более-менее точное время – "до полудня".

Не веря в какие-то особые способности здешних колдунов, допускаю, что нашего хозяина предупредили лазутчики, рассылаемые из понятной осторожности по всем направлениям. Заслуга же их приписана ворожбиту из вполне очевидных соображений.

Так или иначе, но действовали все на диво слаженно. Надсмотрщики быстро уложили рабов на землю и взялись за оружие. Так же поступила личная охрана Рахмамы и он сам. Вскоре стрельба гремела со всех сторон.

Известно, что читатели обожают подробные описания не только боев, но и вооружения, чем многие авторы склонны злоупотреблять. Реальная ситуация их бы, пожалуй, разочаровала. Несмотря на невиданный прогресс в деле изготовления орудий смертоубийства (чему пример новая винтовка американца Шарпа, виденная мною еще в опытном экземпляре), в глубинах Африки разумнее всего использовать старые проверенные мушкеты. Причина очевидна: отлить свинцовую пулю не представляет труда, патроны же изобретения Минье достать здесь невозможно. Стрельба ведется обычно с достаточно близкой дистанции, на которой при некотором умении нетрудно попасть даже из мушкета.

Мой небольшой оружейный запас, куда, кроме ружья Дрейзе, предназначенного для подобных случаев, входят охотничья курковая двустволка Лефоше (для охоты), три старых английских мушкета, американский драгунский карабин и три револьвера "Кольт", в этих местах представляет собой истинное сокровище.

Надеюсь, мой друг Ливингстон, гордящийся своим могучим арсеналом, счастливо не прочтет предыдущий абзац. Увы, оружие стоит немалых денег, которых у преподобного просто нет. Мне повезло, поскольку перед приездом в Африку я побывал в Северо-Американских штатах, где цены куда умереннее.

Однако в реальном бою, подобному сегодняшнему, огнестрельное оружие далеко не всегда гарантирует успех. Я разрядил во врага ружье, фигура вновь исчезла, причем я так и не смог понять, насколько успешен был выстрел. Заряжать вновь не было времени – вместо одного прямо на нас с Мбомо (и на нашего бедного ослика) мчались сразу пятеро. Теперь их можно было разглядеть – почти голые, несмотря на прохладную погоду, в яркой бело-синей раскраске, с тяжелыми бусами на шее – и странными, невиданными еще копьями. После боя я внимательно разглядел одно из них – очень длинное, с узким тонким наконечником, так непохожее на привычные ассегаи. Вдобавок, наконечники копий и стрел, как выяснилось впоследствии, были смазаны неким сильным растительным ядом. К счастью, во время боя мы сего не знали, но это мало улучшило наше нерадостное положение. Под рукой оставались лишь один заряженный мушкет и револьвер, остальное было в багаже. Посему Мбомо, сообразивший, что к чему прежде меня, отдал мушкет и приготовил свои метальные ножи.

Первый из пятерки был мною застрелен. Затем, отбросив мушкет, я встал на колено и приготовил револьвер. Почти тут же в мою сторону полетели два копья, я вновь упал и услышал негромкий стук – копье упало совсем близко.

Ударил выстрел из карабина – Мбомо все-таки успел перезарядить свое оружие.

Когда я вновь приготовил "Кольт", бой уже кончился. Перед нами лежало два трупа, но живые исчезли, растворившись в высокой траве.

Ослик уцелел, чему я невероятно рад. Между прочим, мы до сих пор не дали ему имени.

Мбомо, не успевший воспользоваться метательным ножом, изрядно расстроился. Я тоже не опробовал револьвер, но совершенно не горюю.

Из охраны каравана погибли двое, еще двое вскоре умерли от яда. В суматохе бежал один раб. Мы насчитали двенадцать вражеских трупов, все в описанной выше раскраске, с бусами и узкими копьями-жалами. Вероятно, кое-кто из убитых и раненых был унесен своими же товарищами.

Нам достался один пленный, легко раненый мушкетной пулей в ногу.

Эта история, обычная для Африки, имела тем не менее интересный эпилог. Прежде всего объявился мой Даймон. Оказывается, он, подобно помянутому уже колдуну, знал (!) о предстоящем бое и не хотел мне мешать (!!!). Поздравив с успехом, он походя пояснил, что нападавшие были из племени ндорума, живущего далеко на севере и промышляющего откровенным разбоем. Оказались они здесь не сами по себе, а будучи нанятыми неким купцом, конкурентом мистера Зубейра.

Напоследок Даймон посоветовал внимательно осмотреть лежащие передо мной трупы.

Нечего и говорить, что я поначалу не придал веры сведениям, полученным столь оригинальным образом. Тем более ни я, ни Мбомо никогда не слыхали о племени с названием "ндорума". Каким же было мое удивления, когда очень скоро все сказанное подтвердилось. Пленный, спасая свою жизнь, поведал именно то, о чем немногим ранее сообщил мне Даймон.

Окончательный сбитый с толку, но и одновременно чрезвычайно заинтригованный, я оглядел мертвые тела, лежащие у тропы. У одного ничего не оказалось кроме убогой набедренной повязки и копья. Другой, почти голый, тем не менее носил кожаный, обшитый медными бляшками пояс, за который был заткнут очень длинный нож странного вида. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что нож изготовлен из цельного когтя невиданного размера.

Длина лезвия кинжала – два фута и восемь дюймов. Сам коготь был, судя по всему, еще больше.

Осознав, что именно обнаружено, я чуть было не завопил во всю глотку, взывая к бесстыжему Даймону, столь хитро натолкнувшему меня на эту находку, но не пожелавшему ничего пояснить. Мое недоумение отчасти разрешил один их надсмотрщиков родом из племени макололо. Такие когти он уже видел.

Итак, зверь Керит-чимисет. Очень приятно, мистер Керит, благополучны ли ваши дела?

Дорожка 11. «DieMoorsoldaten». Музыка и слова:R.Goguel,J.Esser,W.Langhoff. (3`49).

«Болотные солдаты» – песня заключенных немецких концлагерей. Написана в Дахау. Как и все немецкие маршевые песни, великолепна, к тому же не имеет омерзительного привкуса нацизма. «Болотные солдаты, идем среди проклятых болот…»

Хорошо, если тебя, взрослого серьезного парня, почти что дипломированного историка, девушка называет "малюня"? Конечно, хорошо, даже очень. На людях, где-нибудь у демократов в присутствии гостя из Канады, можно и сквозь паркет до самого фундамента провалиться, когда к тебе этак: "Малю-юня! Мой малюю-ю-юня!" Но если один на один, если ее губы касаются твоей шеи, скользят мягко, вокруг стылые зимние сумерки, но тебе тепло под легкой простыней?

– Малю-юня! Мой малюю-ю-ня! Мой бидный!..

"Бидный" – потому что кровавые отметины на лице, и на боку отметины, и на плече. Вот и скользят губы – осторожно, кожи еле касаясь.

– Малю-юня! Моего малюню побылы. Би-и-идный!..

Про "побылы", конечно, и речи не было. Не собирался отставной демократ Алексей Лебедев жаловаться. Напротив! Факт по всякому представить можно. Одно дело – отметелили на ровном месте ни за что, ни про что, совсем иное – вступил в неравную драку с нациками, в бой кровавый за права человека, за европейскую интеграцию. Пострадал, но и врагу не сладко. Наше кун-фу все равно ихнего сильнее!

Так и сказал, только не обманешь. Умная она, Варя из Тростянца, даром что ни по-русски, ни по-украински чисто говорить не выучилась.

– Малюю-ю-юня! Ты полежи, малюю-юня, не поспешай. А я тэбэ цилуваты буду… Би-и-идный!..

Спешить Алеше и в самом деле ни к чему. Куда спешить? Сквозь холодный мерзлый город, прихваченный вечерним морозцем, в пустую комнату, где ждет только немытая чашка из-под кофе? И зачем? Тепло, Варя рядом, ее рука на груди, а по темному потолку – легкие световые зайчики. То ли от окон соседнего корпуса, то ли даже откуда повыше. Трудно найти Эдем в чужом городе, пусть самый маленький, за тонкой дверью из деревоплиты, с двумя фикусами на окне и старым кассетным магнитофоном прямо на полу. Удобно! Протянул руку – щелк. Слушай мюзикл про Собор Богоматери пока не надоест.

– Малю-ю-юня! Ты самый лучший, мой малюю-юня. Мэни ни с кем ще так хорошо не було, ни с кем. И не будэ! Мой малюю-ю-юня!..

Потому и не расстался он с Варей Охрименко, работницей завода холодильной аппаратуры, хозяйкой маленького Алешиного рая. Хотя по его теории им даже встречаться не стоило. Каста есть каста. Суржик с выворачиванием слов наизнанку ничего, даже с песней про Эсмеральду-цыганку свыкнуться можно (не "Руки вверх!", и слава богу). Но если все, что молодого историка Лебедева интересует, заботит, тревожит, для девушки из Тростянца исключительно "Тю! От дурныця!"? Иной раз найдешь в библиотеке, в книжке древней, изданной в городе Бонне 1844 AD, такое! Такое!!!

"От дурныця! На що тебе, бидный малюня? Лучше ко мне йды!.."

Et vice versa. Варю тоже интересовали совершенно никчемные Алешиной с точки зрения вещи. Постоянная прописка, скажем, или лишний отгул. Или новая шуба, потом как в старой на улицу не выйдешь. "Дурныцями" это воспитанный молодой человек вслух не называл – но слушал вполуха.

Где двоим таким встретиться? Нигде! Разве что на случайной дискотеке – или в метро друг другу на ноги наступить.

Познакомились, как ни странно, в университете, в святая святых – на пятом истфаковском этаже. Варина подруга, тоже из Тростянца, вздумала на исторический поступать, на День открытых дверей зашла, что в начале каждого марта бывает. Варя, дабы землячку морально поддержать, с ней вместе в храм знаний пожаловала. А второкурснику Лебедеву доверили важное задание – отвести будущих абитуриентов в университетский музей. С пятого этажа на второй.

Подруга не поступила – срезалась на первом же экзамене. А Варя с Алешей как-то рядышком оказались. Думали вначале: раз – и раз-бежимся. Но все не разбегались. Несколько нестойких минут Эдема, когда никуда не хочется уходить, у тебя все в порядке, ты самый-самый, Варины губы скользят по коже…

– Мой малюю-юнечка! Мой такый хороший…

Что еще надо в такой миг? Даже о борьбе за свободную прессу и права сексуальных меньшинств напрочь забудешь. Не то, чтобы надолго, но все же…

– Вин хочэ меня в отдел техничного контроля перевесты. А я й нэ знаю. Працюваты легче, а от зарплата почти нияка.

Вздохнул Алеша. Кончился Эдем.

* * *

Иногда Алеше начинала напрочь не нравиться его жизнь. Совсем. Если со стороны взглянуть… Не надо со стороны, изнутри тоже не слишком весело. Всякое в таких случаях психология рекомендует. Вспомнить, например, что другим еще хуже. Алешин однокурсник, Семен Синецкий, с детства калека, горб на плечах таскает, бедняга. Другой, Петро Никоненко, вообще, в самом начале семестра, в сентябре, под электричку угодил. Третий…

Помогало, но не всегда. И не надолго, особенно, когда Эдем кончался. Алеша начинал понимать, что лежит голый под простыней, пахнущей карболкой, сейчас придется вставать, искать неведомо куда завалившуюся майку, одеваться, брать паспорт на у вахтерши, выходить на холод. А завтра Варя зайдет в кабинет к хачу-начальнику, тот закроет дверь, кресло подвинет…

Зачем только рассказывала? Понятно, зачем, но все-таки…

…А Хорсту Die Fahne Hoch Женя досталась. Не то завидно, что Профессорова дочка красоты неимоверной. Девчонка, как девчонка, Вари немного помоложе. Но ведь вдвоем интересно! По-настоящему, не только когда она слова ласковые шепчет. У них тайна – одна на двоих. Пусть на троих, если Профессора считать.

Какую именно программу вы ставили Алексею? Надеюсь,не«Gateway Experience»?

А если "Gateway Experience", что тогда? "Gateway Experience" – "Врата восприятия". Восприятия – чего? Не его ли, Алеши, дурацкой "телеграммы"?

"Хочу – идиотами – командовать!" Фу ты, стыдно даже!

А вдруг услышали?!

* * *

– Алеша, мени трыста гривень нужно. Дужэ! Розумиешь, я год за свет на платила, видключиты могут.

– Варя, я…

– Не хочу в його брать. Понимаешь? И скупый он, приныжуватыся не хочу. Так выходыть, что он сам в мэнэ просыть, а если я попрошу… И еще мэни сережки нужны.

– Но я тебя уже…

– Дурный! То бижутэрия, а я золотые хочу. Не очень дорогие, я придывылась. Знаешь, такие, як кольца… Мне вжэ двадцать пять лет, Алеша, не можно мне, бижутерию носить. Так знайдэшь? Мени послезавтра нужно.

Дорожка 12. «Марш». Исполняет Александр Галич. (3`03).

Очередная интерпретация «Славянки», может быть, самая удачная. Запись редкая, один из немногих случаев, когда Галич пел под оркестр. Именно этот вариант «Славянки» предлагался в качестве Гимна Российской Федерации. «Вперед, за взводом взвод, труба боевая зовет. Пришел из Ставки приказ к отправке, и значит нам пора в поход».

Морда – испугаться можно. Если не испугаешься, бери крысу – и о морду со всего размаху. Смерть грызунам, вредителям народного хозяйства!

Морда не сама по себе – на фоне кирпичной стенки. То ли на мученичество тонкий намек, то ли у художника совесть заговорила.

– Нам здесь жить! Нам! Здесь! Жить!!!

Это уже слоган. Белыми буквами по плакату – и голосом, словно перевод для особо непонятливых.

– Нам здесь жить! Честной стране – честное правительство! Наш блок – блок честных людей!.. Нам здесь!..

Поежился Алеша от холода, на шаг отошел, дабы все вместе обозреть: плакат, глашатая с мегафоном, еще одного с пачкой свежих газет наизготовку. Вот и экран белеет, на экране та же Морда Крысобойная, тот же лозунг. Сейчас фильмик крутить-вертеть начнут, но пока мегафон старается.

– Честные люди – честный парламент! Честной стране – честную власть!..

Проорал, мегафон опустил. Фильмик? Нет, для начала затравку – ретро-песни, про "На дальней станции сойду". Независимость – независимостью, но все мы born in the USSR.

Оглянулся Алексей, в сторону станции метро посмотрел. Там тоже экран, тоже мегафон, даже два. Чем удивляться? Вечер, народу тьма, самое время про "Нам здесь жить!" надрываться.

…"Нам здесь жить" – роман так называется, Алешей еще на первом курсе читанный. Интересно, Морда авторам за слоган отстегнула? Или как всегда?

Забыл Алексей Лебедев про выборы – не до выборов ему теперь. Не поленились – напомнили. Прямо-таки дежа вю. Год назад ради честных выборов в палатках мерзли, теперь в палатки, не зовут, но бывшие братья-демократы сейчас наверняка тем же заняты. Только вместо Морды "Нам Здесь Жить" на плакате сам господин Усольцев. И крутят не "совок", а нейтрально-европейское. Тоже намек – на грядущую интеграцию.

– Честное правительство-о-о!…

Обратно Алеша тем же путем добирался. Руки в карманы, шарф под подбородок. Куда спешить? В пустой комнате волком завыть можно. В бар "Черчилль", джаз послушать? Эх, лучше не вспоминать! Даже на кино не хватает, не при "совке" живем, когда билет сорок копеек стоил. Про театр и вспоминать нечего.

– Нам здесь жи-и-и-ть!..

А зачем театр, если прямо под носом настоящая жизнь, без дураков? Можно даже сказать, История. Вот она, вершится, родная! Президента в палатках высидели, теперь парламент вычудим.

– …Год назад нас всех обманули! Обманули! Шайка, пришедшая к власти, занялась дележкой того, что не успели разворовать! Наш блок требует: казнокрадов – под суд!..

Ничего особенного Алеша увидеть не рассчитывал. И так понятно. Демократы – про Европу, остальные – про Россию, демократы – про Голодомор, остальные – про русский язык. И все вместе – про честное правительство.

О чем еще скажешь? Об отмене депутатской неприкосновенности? Так на Морде Крысобойной, если журналистам верить, три уголовных дела висит. У господина Усольцева… Нет, не уголовщина, и не у него, а у его брата…

– Товарищи! А давайте их всех изберем. Всех, кто пожелает. Изберем – и за решетку, скопом. По "десятке" с конфискацией навесим, а там и разбираться начнем. "Нам здесь жить"? Это нам – здесь жить, а они, сволочи, думают на вилле швейцарской спрятаться, когда припечет. Не спрячутся, не успеют. На черта нам вообще эта говорильня? Вор должен сидеть в тюрьме, правильно? Обещаю – сядут! Парламент закрыть, политиков – на нары!..

Ого, кто там такой смелый? Обернулся Алеша, головой покрутил. А тут, откуда ни возьмись, патруль с дубинками.

– Ваши документы!

* * *

Задерживали Алешу Лебедева регулярно. Выпившего – считай, за дело (не попадайся!), но и трезвого в покое не оставляли. То ли старая куртка подозрительной казалась, то ли из здоровой ненависти к тем, кто в очках и виду интеллигентного. Не братка же с обрезом под полою останавливать, не бомжа инфекционного!

Алексей привык, потому и с паспортом не расставался. Сегодня задерживать его сам милицейский бог велел: личность, словно после парламентской дискуссии, со стороны смотреть страшно.

– Прописка временная?

Вздохнул Алеша – началось! Отпустят, понятно, потому как трезвый и с документами, но помурыжат вволю. Почему губа разбита, зачем очки надел…

– Глядите, товарищи! Менты парня задержали. Ничего не делал, стоял, агитацию слушал. А почему задержали? Потому что бандюганов тронуть боязно. Трусы они – менты. И воры! Не должен народ ментов бояться – пусть они от народа прячутся. На нары ментов! На нары!

Дрогнул Алешин паспорт в милицейских пальцах.

– Депутат, вор и продажный мент – враги народа! Покрывают друг друга, гады! Самое время вернуть смертную казнь! Мы не призываем, товарищи, мы ее просто вернем. И скоро!..

Отдали патрульные паспорт, не стали вопрос с пропиской усугублять. Отдали – в сторону смелого крикуна шагнули. Алеша спрятал паспорт, подумал чуток – и за ними.

Кто же там решительный такой?

Далеко идти не пришлось. Слева от входа в метро, где днем цветами торгуют, толпа невеликая. Посреди – парень с мегафоном, над ним полотнище малиновое, тяжелого бархата. Буквы золотые: "Отечество и Порядок".

Покачал головой Алеша, подход оценив. Не ноу-хау, конечно, но весьма доходчиво. Глядишь, и выйдет что-то.

Только зря этот смелый родную милицию поминал. Сейчас, прямо здесь, и повяжут.

– Завтра мы опубликуем список аптек, где торгуют наркотиками. Все они – под ментовской "крышей". Сходите, товарищи, поглядите, как "торчки" поутру собираются, прохода людям не дают!..

А патруль уже рядом, руки к смельчаку тянет. Только опустились руки – шагнули из толпы крепкие парни с знакомыми повязками, загородили дорогу. Золотые крылышки на синем фоне, значки-"поплавки" на куртках. Чуть не присвистнул Алеша. "Десант"! Вот оно что! Интересно, полезут, эти с дубинками в драку, рискнут здоровьем?

Не полезли. Здоровье – оно свое, не казенное.

* * *

– Товарищи работники милиции! Если вы – парни честные, если наркотой не торгуете, перед бандитами не шестерите, идите к нам. Что мешает всех бандитов извести? Депутаты, адвокаты и законы. Правильно? Законы мы изменим, депутатов посадим, на адвокатов охоту объявим. А гады всякие, что нас сейчас запоминают и из-под полы фотографируют, пусть знают, что и у нас фотоаппараты есть. И семьи имеются – и у нас, и у вас, и дети в школу без охраны ходят…