Текст книги "Даймон"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Дорожка 2. «Pieces».Песняиз к/ф «The Stunt Man» (1979.г). Композитор Dominic Frontiere .(3`37).

Песня звучит в момент, когда затравленный герой, уйдя от погони, попадает в шумный, заполненный толпой, курортный городок. Он идет по улице, пытаясь слиться с толпой, стать таким же, как все, раствориться, исчезнуть…

– …Вниманию встречающих! Прибыл автобус Чернигов-Харьков. Повторяю. Вниманию встречающих…

Хорошо, когда встречают. Даже когда понимаешь, что не дите малое, не красная девица, не президент республики Буркина-Фасо. И к чему? Обычное дело – поехал, вернулся. Не на южный полюс, не на десять лет…

Вышел Алеша из автобуса, сумку на плечо закинул, поглядел в серое небо. Опять тучи! И тут не везет. Уезжал – солнышко, вернулся…

Вернулся. Автовокзал, в воздухе – привычный бензиновый дух, народ уже расходится, кто к стоянке такси, кто к метро. Кому-то букет орхидей вручили, у кого-то чемодан из рук взяли…

Оглянулся Алексей Лебедев, просто так, на всякий случай. Не встречают? Не встречают. А на что, интересно, надеялся, ждал чего? Господина Усольцева на личном "Мерседесе"? Почетный караул Десанта?

…Варю?

Отставной демократ Лебедев пристроил сумку поудобнее, шагнул по грязному асфальту. Чего уж там! Уехал, вернулся, всего и проблем!

Домой Алеша ездить не очень любил. Не слишком далеко, и мама все время зовет, скучает. А все равно не нравилось. Приедешь – и словно в Прошлом оказываешься. Знакомая с детства комната, книжный шкаф, проигрыватель "Аккорд-стерео", отцовский. Только не то это Прошлое, в которое с помощью уэллсовской Time Machine попадаешь. Не Уэллс – Стивен Кинг с его лангольерами. Жизнь ушла, и ты ушел, остались старые декорации, пыль, гнилые креветки в холодильнике. Пиво не шипит, спички не горят…

Мать давно приглашала, звала, Алеша же все откладывал, не ехал. Теперь собрался – и пожалел. Почти сразу, как отца пьяного в коридоре увидел. А мама…Что мама? Не поможешь, даже не присоветуешь. Пытается не плакать, веселой выглядеть…

Ударила тяжелая сумка о бок (мама три банки варенья в последний момент положила), дернул Алексей локтем, наткнулся на что-то непонятное. Да, конечно! Газета, киевские "Ведомости", в дорогу купил, чтобы скучалось меньше.

Выкинуть?

– Молодой человек, так и будете стоять? Вы мешаете!..

– А? Извините…

* * *

Газета за время пути изучена досконально. Делать было нечего, думать – не думалось, даже о бинауральных ритмах и прожекторах в черном небе. Отчего же не почитать, будущему историку не без пользы. На истфаке учили анализировать прессу, не современную, правда – советскую. Важный исторический источник, мимо не пройдешь. Ничего сложного, не при демократии, слава богу, жили. Берешь «Правду» или, допустим, «Красную Звезду», смотришь, вначале на какой полосе материал. Если на первой – одно, на третьей – иное совсем. Потом шрифт, размер заголовка, подпись. Азбука, в общем. Это у демократов ни порядка, ни системы. На первой полосе выборы пополам с дурной рекламой, и на второй тоже самое, и на третьей. Коалиции, жалобы в Центризбирком, выступления по городам и весям, скандалы, компромат, компромуть…

Тоска!

Про сгоревшую аптеку на третьей странице напечатали. Так себе заметочка, размеров невеликих. Название, словно из советских времен, никакое: "Происшествие". У Остапа Бендера ярче получилось. "Попал под лошадь" – экспрессия!

Двое в аптеке на Костомаровской живьем сгорели. Девушка двадцати двух лет, провизорша – и "неизвестный мужчина лет тридцати". Журналюга ушлым оказался. Для кого неизвестный, кому очень даже знакомый. Старший лейтенант милиции Сергей Гаврилович П-ко. То ли Петренко, то ли Писаренко, невелика разница.

Девушка сразу сгорела, насмерть, мужчине помучаться довелось. В 4-й неотложке до утра полежал, в сознание не приходя – и только тогда преставился. Отбыл – к богу своему милицейскому.

Пресс-центр МВД насчет "П-ко" промолчал. То ли был такой, то ли нет. Насчет самого факта высказался кратко: идет, мол, расследование. Наиболее очевидная версия – неисправность электропроводки. Они, провизорша и неизвестный, видать, проводку вдвоем и чинили.

Хмыкнул товарищ Север, такое прочитав. Чинили, как же! Вечером поздним, в полной темноте… Нашли, дураки, место и время! Все планы поломали. Трупы – дело необходимое и очень наглядное, но не с них начинать следовало. Сами виноваты, блудодеи!

Про наркотики, само собой, ни слова, ни намека.

Проанализировал товарищ Север ситуацию и в целом доволен остался. Грешны служивые по уши, если шума не поднимают. Работника милиции, словно свинью, осмолили, а начальство даже вой для приличия не подняло. Искать будут, ищут уже, но тихо потому как… Боятся? Конечно, боятся! Значит, самое время продолжить.

Интересно, этого «П-ко» бетоном заливали?

Послушал Алеша кровожадного товарища Севера, удивился. Ни страха, ни жалости. Ментовский бог с этим "П-ко" – и кол осиновый в дорогу. Но провизорше посочувствовать можно. Вдруг она не от хорошей жизни с наркотой связалась – и со старшим лейтенантом заодно? Варя тоже…

Товарищ Север упреку не внял, даже не стал лишний раз заметку пересматривать, чтобы запомнить имя-фамилию заживо сгоревшей. Зачем? Не свечку же в ближайшей церкви ставить. Делала, небось, минет прямо на рабочем месте, увлеклась, не заметила, как ночь настала. Старательная была, подстилка ментовская!

И ее – в бетон!

Алеше мысли такие не слишком понравились. Черт знает как далеко ушел товарищ Север от демократических принципов! Жизнь человека – она, знаете ли, священна. Оноприенко-живорез пять десятков душ невинных погубил, а казнить не моги – корми за счет налогоплательщиков, телевизор цветной в камеру ставь. Потому что европейским путем движемся, а для европейцев жизнь убийцы – высшая ценность. Убийца – он не Караджич какой-то, не Милошевич, к нему с пониманием подходить следует. А что товарищ Север предлагает? Оноприенко, любимое дитя демократия – тоже напалмом? В рот залить, дать окурком зажевать? А как же Совет Европы?

В рот окурок – и прямая трансляция на Страсбург!

Не одобрил Алексей подобные злодейства, осудил. И заметка надоесть успела. Правда, остальное тоже не слишком интересно. Десант с милицией подрался, на "Отечество и Порядок" в суд подали… У них что, других новостей нет? Ага, во Львове свой Десант создали – движение "Опир". Парад провели возле памятника Шевченко, где раньше Ленин стоял. "Опир" – Сопротивление? Интересно, кому?

Что Десант, что "Опир" – какая разница? Одним миром заляпаны!

В урну газету? В урну!

* * *

– Варвару Охрименко, пожалуйста… Да, я подожду. Варя? Варя, это я… Да, сегодня приехал, домой ездил… Извини, я не знал, что занята. Я тебе очень видеть хочу, очень! Варя, не бросай трубку! Варя!..

Дорожка 3. «Город». Исполняет Борис Гребенщиков. (2`37).

Песня-загадка. Сейчас, кажется, удалось докопаться до истины. Музыка – Владимира Вавилова ( не Франческо ди Милано), слова – Анри Волохонского (не Гребенщикова, не Хвостенко, не Юнны Мориц). Песня написана осенью 1972 год, настоящее название – «Рай». Знаменитый Хвостенко-"Хвост" был ее первым исполнителем.

– Женя! Говорю тебе – опасно. Это не шутки! Профессор предупреждал. Опасно!..

– Хорст! Он что тебе – папочка? Мне он папочка, сама разберусь. Все в жизни опасно! По улице ходить – тоже…

– А если ты не вынырнешь? Что тогда, а? Алексей, скажи ты ей, наконец!

– И что мне Алеша скажет? Все, не мешайте! Марш на кухню, можете пока кофе заварить. Алеша, ты кофеваркой пользоваться умеешь?

Милые бранятся – только тешатся. Об этом Алексей подумал уже на кухне, кофеварку изучая. А еще прикинул, сколько у человека жизней может быть. У него, к примеру. Первая жизнь – студенческая. Никакая, если вдуматься. Ни успехов, ни перспектив, только и хорошо, что шинель не надо надевать. С его "минусом", впрочем, и так бы не взяли.

– Игорь, тебе с сахаром?

– А? Нет, я просто… Алексей, нельзя же так! Женя тебя реально уважает, объясни ей. А то, как в старой книжке про фантастику. Папа-профессор в командировке, а юные пионеры его Машину Времени изучают. Поговори, она тебя послушает.

– Меня?!

Вторая жизнь – демократическая, партийная, в дружной команде господина Усольцева и супруги его. Год назад весело было, интересно. Палатки, листовки, песни у микрофона, журналисты. И победа – почти настоящая. Почти…

Была – и нет. Ни победы, ничего. Наплевать – и забыть.

– Понимаешь, Алексей… Я… Детдомовский я, блин, самый настоящий. Реально! Бросили папа с мамой. Породили – и в мусорное ведро! Ох, встретил бы, ох, поговорил! В детдоме, сам понимаешь… Учился, книжки читал, а все равно. У Жени отец – кто? То-то и оно. Женя с детства на трех языках разговаривает. Реально! Спасибо Десанту, в бандиты не пустил! А ты – интеллигент…

– Интеллигент-либераст. В очках и галошах.

– Не в галошах, Алексей. Если ты с самим Семеном связан…

Вот именно. Еще одна жизнь: Семен, он же товарищ Север. Но об этой жизни думать пока не хочется. Не место, не время. Лучше просто пить кофе за кухонным столом, по сторонам поглядывать. В таком доме и кухня непростая. Посуда – словно не из магазина, а из музея, знакомый запах восточных благовоний. На стене – цветная фотография в рамке. Раки, целая дюжина, только что из кастрюли. Здорово снято, хоть сейчас на выставку. Чья работа, кто постарался?

– Жаль, поговорить нельзя. Ни с Семеном, ни с Юрием Владимировичем. Ты, Алексей, про Львов слыхал? Там же штурмовиков собирают, эсэсовцев! Эти, из "Опиру"…

– "Опору", Игорь. Там чередование гласных.

– Фашисты там! Реально! "Сичевые стрельцы"! Если сократить, что выходит? "СС"! Помнишь, Профессор про переворот говорил?

Опять политика! И на профессорской кухне от нее не спрячешься, не затаишься. А хотелось бы! Прав Хорст Die Fahne Hoch – точно как в старой книжке. Профессор в нетях, любопытная дочка в его компьютере шмон устраивает. Что ты, папа, там хранишь, от дочки любимой прячешь? Не Машина Времени, но где-то близко.

Женя-Ева и позвонила – по мобильнику. Алеша уже в метро спускался, а из кармана – "Die Fahne hoch, die Reihen fest geschlossen…".

…Специально для Евы, для ее звонков, подобрал. То ли из вредности, то ли для достоверности. Хотел для Игоря "Суоми-красавицу" найти, но не успел.

В метро спускаться не пришлось. Рядом Профессорова квартира – десять минут ходу от автовокзала. А как в дверь знакомую позвонил, так и началась еще одна жизнь, самая интересная. Как в романе: копалась Ева в компьютере, пароли папины вскрывала.

Нашла.

Непонятно что пока, но, кажется, "именно то". Еще одна программа, настоящая. Ева даже взглянуть не дала. Как успел догадаться Алеша – еще одна картинка. Не просто картинка, понятно, нечто сложное, огоньками мигающее. "Именно то", что верным курсом между облаков направляет.

– Игорь! Неужели ты не понимаешь? Десант, "Опир"… Политики вами в шахматы играют! В шашки – в "Чапаева", в вышибалочку!

– Нет, Алексей. Пытаются, конечно, но мы не позволим. Видал, чего творится? Из Киева ребята приехали, рассказывают. Кто бы на выборах не победил, проигравшие не смирятся, людей на улицу погонят. Под пули! Вот тогда мы, Десант, и понадобимся.

– Игорь, о чем ты? Какие к черту пули?

…То ли дело напалм! Просто – и красиво, как детской песенке. «Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» Не гаснет. Проверено!

– Самые настоящие, Алексей. Думаешь, зачем в стране подполье создавать? Именно на такой случай. Начинать следует не когда петух в… в ухо реально клюнет, а прямо сейчас. Север… Семен – молодец! Ты знаешь…

– Нет! Не знаю, Игорь. И знать не хочу.

И еще одна жизнь – та, что с Варей. Но тут полный аврал. Ни разобраться, не выбраться. Сегодня она снова к хачу пойдет…

В бетон, в бетон, в бетон!..

– А зачем прятаться, Игорь? Почему бы самого Профессора не спросить? Расскажет, объяснит.

– Ага. Ты его, Алексей, еще не знаешь.

* * *

Не стал спорить Алеша с Хорстом Die Fahne Hoch. Зачем? Всегда полезно кое о чем умолчать. Пригодится – вроде запасного магазина. Многое о Профессоре узнать не довелось, но и малое интересным бывает. Хорошая вещь – Интернет. Перешерстил Алексей все, что об институте Монро нашлось, и на русском, и на нерусском. И о Профессоре – тоже. На первый взгляд ничего странного: родился, учился, защитился. В списке публикаций – все про секты и про «кризисные культы». Но с Миллениума совсем иные статьи пошли. Про эвереттику, скажем, или про Джека Саргати. Алеша даже не представлял, что это такое, с чем едят. Ничего, узнал. И про Хью Эверетта с теорией «многомирья», и про Джека Саргати, изобретателя Q – реальности, и даже про облака, между которых довелось побывать. Не до самого донышка, но кое-что сообразить сумел.

А когда сообразил, понял, что может быть за белыми облаками, тогда и подумалось. Эту бы жизнь главной сделат! Все остальное – чепуха, мелочь, дешевка. Даже канистра с напалмом.

Хотя… Одно другому не помешает.

Жаль, Профессор не доверяет. Может, попробовать, переговорить? Без Евы, без Игоря, самому? Вдруг?

* * *

– Die Strasse frei den braunen Batallionen die Strasse frei dem Sturmabteilungsmann…

– Женя, Женя! Что случилось!

– Es schau'n auf's Hakenkreuz voll Hoffnung schon Millionen der Tag fuer Freiheit und fuer Brot bricht an.

– Женя! Ева!.. Что случи..

– Все случилось! Все! Я разговаривала, разговаривала, разговаривала! С покойником, с покойником! Получилось!..

 
Zum letzen Mal wird nun Appell geblasen
Zum Kampfe steh'n wir alle schon bereit
Bald flattern Hitler-fahnen ueber allen Strassen
Die Knechtschaft dauert nur mehr kurze Zeit
 

Дорожка 4. «Jeszcze Raz Vabank». Инструментальная тема из к/ф «Ва-Банк». Композитор Хенрик Кузьняк (2`44).

В комментариях особо не нуждается

Пятница, 15 августа 1851AD. Восход солнца – 7.31, заход – 17.18. Луна –IIIфаза, возраст в полдень – 17, 9 дней.

Ночные наблюдения были успешны. Не без гордости занес полученные цифры в свой потрепанный дневник. Все-таки получилось! Я, Ричард Макферсон…

Чтобы успокоиться, пришлось вызвать в памяти кислые физиономии коллег из Королевского Географического общества. Тут же отпустило.

Ночная работа проделана вовремя – к утру роскошное звездное небо исчезло за подступившими с севера тучами. Зима! До весны, до первых оранжевых побегов, уже подать рукой. Но все-таки еще зима.

В Талачеу мы прибудем завтра. Сегодня же почти весь день стояли – Рахама через гонцов вел переговоры с не слишком доверчивым местным рундо. Дневка оказалась небесполезна. Бедняга Куджур, так пострадавший от мерзких цеце, немного отдохнул – и мы все вместе с ним. Наш пес, оценив ситуацию, спал без задних ног почти весь день, при этом достаточно громко похрапывая. Просыпался он лишь два раза – к обеду и ужину. Поистине, Чипри доволен жизнью!

Пользуясь свободным временем, а также убытием (надолго ли?) моей спутницы-лихорадки, записываю то, что было пропущено вчера. Мистер Зубейр приглашал меня вовсе не для того, чтобы рассказать о стране Миомбо-Керит (она же Читабо). Точнее, не только для этого.

Рахама умен и наблюдателен. В отличие от многих негров и арабов он прекрасно отличает португальца от француза, англичанина же – от шотландца. Вполне вероятно, он не поленился навести справки о своем спутнике. И вот результат. Отдав дань вежливой беседе, он внезапно переменил тон и без особых обиняков предложил стать его компаньоном.

Предложение мистера Зубейра сводится к следующему. Сейчас англичане прочно закрепились на побережье, вытесняя оттуда арабских купцов. Оживились и португальцы, прежде терпевшие таких, как Рахама. Торговля упала, более того, традиционные пути, по которым доставляют к побережью невольников, оказались под угрозой. Мистер Зубейр считает, что лет через десять работорговля в этом районе будет прекращена. Но именно в этом (!) районе. Огромные внутренние области Южной Африки пока недоступны ни англичанам, ни португальцам. Достаточно надежно обосноваться там – и проложить новые пути к восточному побережью с выходом несколько южнее острова Занзибар, где можно будет расширить уже существующие гавани. В глубине же материка, в земле миомбо, следует построить несколько крупных укрепленных факторий, предварительно договорившись с местными рундо.

Этот план уже выполняется. Будущая война – его часть. Средства, включая оружие, у нашего хозяина в изобилии. Более того, он поделился неким, по что тайным, замыслом. По заказу Рахамы во Франции строят два легких вооруженных парохода (!!!), которые он собирается доставить на Замбези. Пароходы станут плавающими крепостями, обеспечивающими мистеру Зубейру контроль над тысячами миль прибрежной территории. По сути, создается целое государство, имеющее все шансы просуществовать не один десяток лет.

Жаль, всего этого не слышал мой друг Дэвид Ливингстон. Вот оно, пришествие цивилизации на Черный континент!

Зачем Зубейру я?

Кажется, он ведает о моих неприятностях с властями, случившихся еще в студенческие годы. Мои мечты о независимой Шотландии Рахаме едва ли известны, зато неодобрение колониальной политики правительства Ее Величества я никогда не скрывал. Посему мне предлагается оставить службу Британской Короне и стать "джентльменом удачи" в одной связке с нашим хозяином. Зубейру будут полезны мои знакомства среди колониальной администрации Южной Африки и Анголы, мои картографические знания – и сам факт, что с ним сотрудничает "белый".

По поводу рабства Рахама высказался просто. Оно было и будет, пока в этом есть хозяйственная необходимость. Негры в любом случае станут продавать (а если не найдут покупателя – убивать!) своих сородичей. Так с чем спорить, с чем бороться?

Ответа я пока не дал. Просто сказать "нет!", а заодно произнести гневную речь о торговле людьми. Но этим я ничуть не облегчу положение – ни бедных невольников, ни свое собственное.

Между прочим, единственным серьезным препятствием для осуществления своих планов Рахама считает вовсе не англичан, не португальцев, даже не арабских сородичей-конкурентов, а страну на севере. Ту самую – Читабо. Миомбо-Керит.

Услышанного вполне хватило бы для многодневных раздумий (есть о чем!), но главный сюрприз ждал меня вечером. Прежде чем рассказать о нем, не могу не доставить себе удовольствие, процитировав собственные строки. "Даймон, о котором я не решался писать в дневнике, вновь здесь, со мною". Как быстро привыкаешь даже к самому невероятному! Что мне записать теперь? Толпа не нашедших покоя духов обступила меня со всех сторон…

Конечно, не толпа. Случилось именно то, о чем предупреждал удалившийся неведомо куда Даймон. Со мной заговорил некий дух определенно женского пола. Сородич Даймона, а если совсем точно, его дочь.

Ее зовут Евгения. Вероятно, правильнее написать "звали", но не хочется думать о молодой девушке (ей двадцать лет), как об умершей. По-английски говорит бегло, лучше чем Даймон-отец, зато и акцент куда сильнее. Прислушавшись, я наконец-то понял. Духи, не дающие мне покоя – русские! Правда, мое предположение было тут же отвергнуто. Не русские – украинцы, из страны, находящийся в мире духов в южных пределах нынешней Российской империи. Но в любом случае я почти угадал.

Следует заметить, что дух по имени Евгения был очень взволнован. Как я понял, произошла история, почти аналогичная той, что случилась с учеником незабвенного Роджера Бэкона. Мой Даймон, что бы он не говорил о себе – великий чародей, даже в мире духов. Он уехал по своим чародейским делам, любопытная же девица поспешила прочитать заклинание. Когда мы заговорили, она, кажется, сильно испугалась. Евгения, как и ее отец, считала, что разговаривает с покойником (!!!)

Не будучи тем, кого вызывал ученик Бэкона (спаси меня Создатель!), я поспешил успокоить девицу. Затем, воспользовавшись ее растерянностью, задал несколько вопросов. Ответы ее не внесли особой ясности, но оказались по-своему интересны.

На ее календаре – февраль 2006 года от Р.Х. Она находится в той же квартире, которую описал мне Даймон (вид за окном! бомджи!). Не одна – в соседней комнате ее ждут спутники. Это ее возлюбленный – некий Хорст (в России, как известно, живет много немцев) и друг по имени Алексей. В разговор со мной она вступила, предварительно просмотрев специально подобранные изображения на "экране" и подвергшись воздействию какой-то особой музыки. Сама она считает, что "система" (выражение самой Евгении) такова. Музыка, точнее, нечто, в ней таящееся, открывает дверь в "ноосферу", вероятно, прибежище иных душ. Изображение "выводит" на "список адресов". Сами адреса – ряды мигающих точек, образующих, непонятно как, числовые номера. В этом "шифре" не должен присутствовать ноль.

Я, всегда представлявший колдовство исключительно по "Макбету" Шекспира, был сильно озадачен и заинтригован. К сожалению, ничего уточнить не успел – разговор длился не слишком долго.

Осмыслить все мне еще предстоит. Пока же меня не покидает грусть. Евгении двадцать лет, она мертва. И даже не ведает об этом.