Текст книги "Волонтеры Челкеля"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

5. ГОЛУБЫЕ СВАСТИКИ

Отряд Степы Косухина отбил за день четыре атаки, но под вечер все же не выдержал и откатился за станцию. Взбешенный Степа лично уложил двоих паникеров, дал измученным дружинникам полчаса отдыха и вновь атаковал Иннокентьевскую. Каппелевцы, не ожидавшие контратаки, дрогнули и отошли за сопки. Ночью подошла подмога – несколько десятков эсеровских боевиков, присланных из штаба Политцентра, и Косухин, передав команду своему заместителю, с которым в горячке боя даже не успел познакомиться, лег спать, велев будить себя лишь в случае атаки белых гадов.

Очевидно, каппелевцы тоже выдохлись, поскольку Степе удалось поспать до утра. Его разбудил прибывший на позиции Федорович. Глава Политцентра был как всегда мрачен, и сообщил, что станцию придется все же оставить – чехи требуют создания здесь нейтральной зоны. Косухин высказался по адресу проклятых легионеров, после чего они раскурили с Федоровичем свежую пачку папирос «Атаман».

– Ваш Чудов, похоже, подрастерялся, – неодобрительно заметил Федорович, затягиваясь крепким табаком.

– Но-но, – сразу же встрепенулся Степа, почувствовав кровную обиду за товарища по партии. – Вы не очень-то…

– Завтра чехи передают нам адмирала, – продолжал Федорович, не отреагировав на Степину реплику. – Я думал, что по крайней мере порядок в городе ваша организация способна обеспечить…

– А то! – согласился Косухин. – И правильно думали…

– Ваш товарищ Чудов уже несколько дней ловит каких-то Лебедева и Арцеулова. Вчера этот Арцеулов устроил налет на городскую тюрьму. В охране есть потери, один заключенный сбежал… Интересно, куда прикажете помещать Колчака?

– Во гады! – только и мог прокомментировать пораженный Степа.

Его ненависть к беляку Арцеулову выросла по крайней мере вдвое.

– Я говорил с вашим товарищем… как его… Венцлавом, – продолжал Федорович, очевидно, всерьез обеспокоенный положением в городе. – Он обещал усилить охрану. К нему прибыл отряд из солдат его полка…

– Из полка Бессмертных Героев! – обрадовался Косухин. – Ну, теперь точно все будет в порядке!

– Надеюсь, – с сомнением заметил Федорович. – Вначале я не придавал поискам этих двух офицеров особого значения, но теперь, когда в город привозят Колчака… По-моему, это становится опасным. Товарищ Косухин, у меня нет к вам претензий, как к командиру, но может, вам стоит вернуться в город?

«Ишь ты, – хмуро подумал Степа. – Нет у него, понимаешь, претензий, эсер проклятый!»

Впрочем, он поймал себя на том, что похвала Федоровича пришлась все же по душе.

– Прикажете вернуться в город? – нелюбезно осведомился он. Федорович был, похоже, прав, но Степа никак не мог привыкнуть подчиняться какому-то эсеру.

– Да, возвращайтесь, – кивнул Федорович, не заметивший всей сложности косухинских переживаний. – Вы, кажется, уже успели накрыть несколько офицерских явок? Надеюсь, до завтра вы разберетесь с этими Лебедевым и… как его?

– Арцеуловым, – подсказал Степа. – Ниче, товарищ Федорович, я этого гада лично к стенке поставлю…

К полудню Степа был уже в городе. Пров Самсонович после вчерашнего казуса был несколько не в себе. Очередная травма и несколько глотков газа, которые довелось вдохнуть ночью, стоили ему потери голоса. Пров Самсонович теперь не гудел басом, а больше шипел, иногда сбиваясь на сип:

– Обнаглели, белые гады, товарищ Косухин, – сообщил он Степе и надолго замолчал. Было заметно, что мысли его двигаются медленнее обычного. Наконец, надумав что-то, решительно просипел:

– Ты… эта… поймай их, товарищ Косухин! Всенепременно поймай!

Степа с сожалением поглядел на раненого льва революции, козырнул и отправился в соседний кабинет. Но там было пусто – товарищ Венцлав отсутствовал.

Командира 305-го полка Косухин нашел во дворе. Венцлав стоял перед строем каких-то незнакомых солдат в таких же, как у него, серых шинелях. На рукавах краснели треугольные нашивки, на головах – высокие суконные шлемы со странным знаком – голубым крестом с изогнутыми краями. Степа, привыкший к своей красной звезде с плугом и молотом, поневоле удивился, заодно прикинув, что в таких шинелях бойцам будет на здешнем морозе холодновато. Незнакомые солдаты стояли ровно, как на смотру; красноватые как у товарища Венцлава лица, были спокойны и равнодушны.

– Здравствуйте, товарищ Косухин, – Венцлав, козырнув Степе, кивнул на строй в серых шинелях. – Прошу знакомиться: бойцы моего полка. Пришли сегодня утром. Прорвались через тайгу.

«Ого!» – подумал Степа, по своему опыту знавший, что такое переход через зимнюю тайгу. Он подошел ближе к строю и, чувствуя неизбежное волнение – ведь перед ним были бойцы 305-го! – произнес:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здра! – дружно и слаженно ответили бойцы, причем, как Степа успел заметить, даже не покосившись в его сторону. Косухину стало не по себе – бойцы отвечали непривычно, да и держались они в строю слишком ровно для отвыкших от дисциплины красноармейцев.

«Ишь, гвардия!» – подумал Косухин и доложил Венцлаву о разговоре с Федоровичем.

– Знаю, Степан Иванович, – кивнул Венцлав. – К тому времени, когда сюда привезут адмирала, с Арцеуловым мы покончим. Но Лебедева нужно взять живым… Запомните – только живым.

– Хоть бы знать, как он выглядит, – неуверенно заметил Степа. – И фамилию-то настоящую… Может, его и нет вообще, этого Лебедева?

– Думаете, Ирман соврал? – мрачно усмехнулся Венцлав, и Косухин вздрогнул, вспомнив страшную ночь у могилы генерала. – Нет, Степан Иванович, мертвые не лгут. Я приказал перерыть архивы военного министерства. Там многое пропало, но вдруг все же повезет… По городу идут сплошные обыски, но своих бойцов я держу в резерве. Они еще понадобятся…

Косухин не удержался и спросил о странном знаке на шлемах у бойцов 305-го.

– Свастика, – чуть улыбнулся Венцлав. – Знак бегущего огня… Введена приказом Реввоенсовета в некоторых частях. Она мне нравится. Это очень древний знак, товарищ Косухин…

Степа, решив как-нибудь попозже расспросить товарища Венцлава об этом странном символе, поинтересовался о дальнейших приказаниях. Венцлав, подумав, велел Косухину проверить посты внешней охраны, а затем подождать его в караулке.

– Я бы в город лучше, – возразил Степа. – Потрусил бы буржуев… Глядишь и накрыли бы, чердынь-калуга!

– Мы найдем их, Степан Иванович, – мрачно усмехнулся Венцлав. – И если не ошибаюсь, найдем скоро. Вот тогда вы и пригодитесь…

Косухин не стал спорить. Он некоторое время просидел в караулке, где, перекуривая, выслушал историю ночного нападения на тюрьму. Узнав, что белый гад Арцеулов затеял это ради освобождения студента-заложника, он чрезвычайно удивился. Расспросив охрану, он изумился еще более – оказывается, капитану был нужен тот самый очкарик, которого Косухин арестовал в доме на Троицкой. Степа вспомнил бедную девушку, которой он принес генеральскую кошку, и с сожалением подумал, что так и не забежал ее проведать. Впрочем, он успокоил себя тем, что завтра же выкроит время и занесет ей кое-что из пайковых продуктов.

– Студент-то, выходит непростой, – рассудил Степа. – Газ, опять же… Вдобавок этот Лебедев – летчик. Но ведь «Владимир Мономах» – это золотой запас?

Косухин поневоле задумался. Конечно, летчик вполне мог пригодиться проклятым белякам – ведь товарищ Венцлав сказал, что тайник с золотом где-то недалеко. Собственно, и газ – оружие, выдуманное проклятыми империалистами – мог быть использован для борьбы с победившим пролетариатом. Но вот зачем этому Лебедеву студент-очкарик с Троицкой? Значит, те, кого он, Косухин, забрал тогда во время ночного ареста, тоже могли бы быть связаны с операцией «Мономах»? И даже эта несчастная девушка?

Впрочем, Степан рассудил, что больная девушка здесь, вероятно, ни при чем, а вот относительно всего остального, ему следует доложить товарищу Венцлаву и желательно поскорее…

Он вышел из караулки и пошел искать командира 305-го. Однако, того нигде не было. Косухин покрутился по двору и обратил внимание, что бойцы в серых шинелях – красноармейцы Полка Бессмертных героев, – расположились тут же, прямо во дворе, несмотря на мороз и начавший падать снег. Они сидели на сваленных у стены бревнах, поставив винтовки в пирамиду. Сидели они странно – никто не курил и, насколько успел заметить Косухин, не разговаривал.

«Вот чудики!» – подумал Степа, подходя поближе.

Он не ошибся. Бойцы 305-го сидели молча, не двигаясь и даже не стряхивая снег, падавший на шинели и высокие шлемы со странным голубым знаком. Глаза у всех были широко открыты, но Степа заметил еще одну поразившую его особенность – эти глаза не моргали.

«Ну и странный народ!» – рассудил Косухин. Он стал рядом, попытавшись заговорить.

– Давно тут, товарищи? – вопрос был глупый, поскольку Степа и так знал, что бессмертные герои прибыли сегодня утром. Впрочем, это не имело значения, поскольку никто не думал отвечать. Косухин потоптался еще минуту, решив было уходить, как вдруг обратил внимание на одного из красноармейцев. Высокий суконный шлем закрывал половину лица, но странный краснолицый парень показался знакомым. Степа всмотрелся.

– Федя! Княжко! Ты?!

Слова вырвались сами собой. Красноармеец никак не реагировал, и в ту же секунду Косухин обругал себя последними словами. Бред! Его друг, красный командир Федор Княжко никак не мог быть здесь…

Федю ранило под Бугурусланом, и он умер на третий день от заражения крови. Комполка приказал похоронить красного командира Княжко в центре освобожденного от белых гадов города, но внезапно из самой Столицы пришла телеграмма, что прах доблестного героя будет похоронен у стен Главной Крепости, рядом с павшими защитниками дела пролетариата. Федю уложили в цинковый гроб и отправили в специальном вагоне. Косухин провожал друга до станции, хорошо запомнив пустой товарный вагон и серый гроб с нелепыми цинковыми гирляндами.

– Извини, товарищ, обознался, – пробормотал Степа, хотя тот, кто был так похож на Федю, кажется, его даже не слышал. И вдруг взгляд Косухина упал на руку этого, похожего. Рука, как рука, но на кисти синела небольшая татуировка. Степа был готов поклясться, что узнает буквы «Ф.К.» – Княжко, по его рассказам, сделал эту наколку лет в двенадцать, когда служил в подмастерьях.

Косухин повернулся, и, стараясь не оглядываться, пошел прочь. Можно было, конечно, спросить о странном красноармейце у самого товарища Венцлава, но Степа вдруг понял, что делать этого не станет. Более того, ему почему-то совсем расхотелось докладывать о квартире на Троицкой. Степа представил себе, что товарищ Венцлав прикажет доставить сюда эту девушку. Если интересы революции требуют, чтобы даже мертвецы давали ответ, то заставить говорить бедную девушку, которая так горевала о пропавшей кошке, для Венцлава труда не составит.

Подумав некоторое время, Степа все же решил доложить о том, что было на Троицкой. В конце концов, странный красноармеец, так похожий на покойного друга, – это его, Косухина, личное дело. А вот борьба с белой сволочью, прячущей золотой запас Республики – дело, можно сказать, общепролетарское…

…Ждать Венцлава пришлось около часа. Он появился словно ниоткуда; во всяком случае Степа, следивший за воротами, его пропустил. Венцлав быстрым шагом подошел к своим бойцам и что-то скомандовал, те тут же вскочили и стали разбирать винтовки. Когда Косухин подбежал к товарищу Венцлаву, бойцы уже стояли неподвижным строем, странные немигающие глаза смотрели прямо, а острия штыков торчали неправдоподобно ровно.

Степа быстро, глотая слова, рассказал о студенте-очкарике и о квартире на Троицкой. Он хотел сказать и о девушке, но в последнюю секунду все же не решился. Впрочем, Венцлав не особо заинтересовался:

– Я так и думал. Наверно, там, на Троицкой у них была явка… Но это уже не важно. Мы их нашли, Степан Иванович…

– Правда? – обрадовался Степа.

– Да. Они, оказывается, совсем недалеко от вокзала, на Трегубовской. Там у них пара пулеметов…

– Разрешите… – начал было Косухин и осекся. Товарищ Венцлав, поглядев на него со странной усмешкой, кивнул:

– Пойдемте, Степан Иванович. Познакомимся с господином Лебедевым. Еще раз предупреждаю – его – только живым!

– А этого… Арцеулова? – осмелел Косухин. – Его, чердынь-калуга, тоже живьем?

– Его – как хотите, – вновь усмехнулся Венцлав и дал команду выдвигаться…

– Надо было уходить еще ночью, – негромко заметил Арцеулов, сидя у окна и поглядывая на улицу.

– Вы же видели Семена, – так же тихо ответила Наталья Берг, – он не мог идти… Ничего, уйдем, как стемнеет…

Арцеулов уже не первый час наблюдал из окна за обычно спокойной улицей, в который раз ругая себя за то, что не настоял на немедленном уходе из города. Под утро, вернувшись после столь удачной операции, все, включая даже неутомимого профессора, решили отдохнуть. К тому же освобожденный из большевистского узилища Семен Богораз совсем расклеился, заявив, что у него жар, и категорически отказавшись куда-либо идти. Время было потеряно, а наутро оказалось уже поздно – весь город был заполнен патрулями, и, как удалось выяснить выскочившему на разведку Казим-беку, вокруг шли повальные обыски. Оставалось уповать, что им повезет и на этот раз.

Семен Аскольдович Богораз сразу же не понравился Ростиславу. Дело было не только в том, что он явно был обузой отряду – со своей подлинной или выдуманной хворью. Этот тщедушный студент сразу поразил капитана холодным, законченным эгоизмом. Его почти не тронуло то, что знакомые и незнакомые люди – включая почтенного профессора, – всерьез рисковали из-за него жизнью. Богораз воспринял свое освобождение, как нечто само собой разумеющееся, и даже упрекнул спасителей в том, что они излишне мешкали. Добравшись до квартиры, он выбрал единственную более-менее удобную кровать, на которой обычно спала Берг, укрылся одеялами и потребовал, чтобы никто его не беспокоил. Вначале Арцеулов принял его за обычного труса, каких он успел немало повидать, но потом понял, что худосочный юноша еще худшей породы – из тех, кто видит в мире лишь одного себя. Во всяком случае, так казалось капитану.

– Наталья Федоровна, – помолчав, вновь заговорил Ростислав. – Вчера я не хотел спрашивать… Но сегодня, когда господин Богораз на свободе, может быть, мне расскажут суть дела? Я, конечно, обычный офицер, но тоже имею право знать, ради чего все это?

Берг ответила не сразу. Она некоторое время сидела неподвижно, гладя Шер. Кошка, признавшая новую хозяйку, тихо мурлыкала, совершенно не догадываясь о том, в какой омут ей довелось попасть. Наконец Наталья небрежно опустила кошку на пол, подошла к окну и, взглянув на заснеженную улицу, тихо ответила:

– Я уже говорила полковнику. Вы, конечно, имеете право знать все, Ростислав Александрович. Но господин Лебедев считает, что так будет безопаснее. Точнее, считает не он, а тот, кто отдал приказ. О проекте «Владимир Мономах» красные начинают догадываться. Если вы, к несчастью, попадете в плен, вам легче будет молчать. Впрочем, я не могу ничего рассказать, но могу сыграть в игру «да» и «нет».

И девушка чуть улыбнулась. Ростислав, поглядев на нее, подумал, что если бы не очки, Наталья Берг, молодой ученый-физик, смотрелась бы весьма привлекательно.

– Это научный проект, – уверенно начал он. – Профессор Семирадский – один из его авторов.

Берг молча кивнула.

– Полковник Лебедев и поручик Казим-бек – летчики. Летчики-испытатели?

– Да, – вновь кивнула девушка. – Можно сказать и так.

– «Владимир Мономах» – новый тип аэроплана…

– Нет, – Берг покачала головой и вновь улыбнулась.

– Дирижабля? Или чего-то летающего, о чем я не догадываюсь?

– Остановимся на последнем.

– Господин Богораз – ученый, который отвечает за научную часть эксперимента. Насколько я понял, без него эксперимент не состоится…

Вновь последовал кивок.

– Этот эксперимент очень важен…

– Да, – Берг опять кивнула на этот раз решительно и резко. – Этот эксперимент очень важен, Ростислав Александрович. Настолько важен, что о его сути знают лишь трое – адмирал Колчак, профессор и господин Богораз.

– А вы? – поразился капитан. – А господин Лебедев?

– Нет, – вновь улыбнулась девушка, на этот раз, как показалось капитану, чуть грустно. – Все мы должны лишь поднять «Владимира Мономаха» в воздух. Так что я от вас, как видите, почти ничего не скрываю.

– О чем это вы, Наталья Федоровна? – поинтересовался Семирадский, появляясь в комнате с тяжелым ящиком, в котором Арцеулов не без изумления опознал цинк с пулеметными патронами. За ним вошел Казим-бек, волоча за собой «Максим».

– Так-с, так-с, – продолжал профессор. – Папуасы танцуют боевой танец и острят топоры. Надо приготовиться… Так какие тайны вы, сударыня, поверяли нашему Айвенго? Неужели сердечные? В таком случае, рад за вас…

– Нет, – ответил за девушку Арцеулов. – Я пытался проникнуть в секрет «Владимира Мономаха». Но Наталья Федоровна лишь милостиво согласилась подтвердить лишь некоторые мои предположения…

– Да-с, дурацкие секреты, – кивнул профессор. – Дурацкие и ненужные, если подумать. Я был с самого начала за то, чтобы рассекретить «Мономаха». Кстати, господин Витте был тоже за это… Но насколько я понимаю, вмешались военные. То ли великий князь Михаил Николаевич, то ли великий князь Александр Михайлович…

– Профессор… – остановила его Берг.

– А что? – удивился тот. – Я уже выдаю государственную тайну?

– Великий князь Александр Михайлович предлагал рассекретить «Мономаха» после победы, – вмешался в разговор Казим-бек. – Когда он приезжал в… То есть, когда мы с ним встречались… Он говорил, что сообщать о «Мономахе» во время войны опасно.

– Ну конечно, – хмыкнул профессор. – Господа папуасы начинят «Мономах» тротилом и кинут прямиком на княжескую дачу!

– Наверно, – пожал плечами Казим-бек. – Мы же не засекречивали новые газы. Даже вашу «Кикимору»…

– Ну, «Кикимора» могла злодеям послужить, – не согласился Семирадский. – Но чем может?.. Ладно, молчу, все равно господин Арцеулов обо всем в свое время узнает…

– Могу это обещать, – полковник Лебедев появился в дверях, неся с собою три винтовки и сумку с патронами. – Господин капитан, в случае удачи, вы сможете увидеть все своими глазами. Если же нет… Тогда последний из нас, кто останется, перед тем, как спуститься в подвал, вам все пояснит. Поверьте, это будет недолго…

– В какой подвал? – удивился Арцеулов, помогавший Казим-беку устанавливать пулемет напротив одного из окон.

– Небольшой сюрприз для красных, – невесело усмехнулся полковник. – Здесь у нас в подвале емкость пудов на пятьсот. Я установил взрыватель и провел шнур Бикфорда. На всякий случай.

– Пятьсот пудов тротила! – поразился капитан. – Однако, господа…

– Это не тротил, – возразил полковник, деловито заряжая винтовки. – Это топливо для «Мономаха». Его не успели направить по назначению, и я приказал слить его в отопительный бак. Очень надеюсь, что все это не понадобится, но в случае чего никто из нашей группы не должен попасть к большевикам. Увы, господа…

– Господи… – тихо произнесла Берг.

– Ну-ну, сударыня! – бодро заметил Семирадский. – Поверьте, все обойдется. Господин Лебедев просто пленник долга. На самом деле здесь не опаснее, чем когда вы будете находиться в рубке.

– Да, конечно, – спокойно ответила Наталья. – Тем более, у меня нет никакого желания попадать к господам пролетариям. Но, – тут она грустно улыбнулась, – если что-то начнется, я выпущу кошку. Она не проговорится…

Шер, не ведая, что решается ее кошачья судьба, оживленно бегала по комнате и даже пыталась играть концами пулеметных лент.

– В соседней комнате, той, что выходит во двор, мы установили еще один пулемет, – заметил полковник. – Господин Арцеулов, вы у нас здесь главный военный специалист, ждем ваших распоряжений…

– А какие тут распоряжения? – удивился Ростислав. – Если начнется, я и господин Казим-бек займемся пулеметами. Вы, господин полковник и господин профессор – в резерве, госпожа Берг и господин Богораз – в подвал.

– Я умею стрелять, – заметила девушка. – Семен Аскольдович, между прочим, тоже…

– Кто, я? – в комнате появился заспанный Богораз, удивленно оглядывая грозные приготовления. – Вы же знаете, Наталья Федоровна, мои нервы не выдерживают этих звуков… Мы что, господа, собираемся воевать?

– В некотором роде, – Арцеулов поглядел на нескладного интеллигента без особой приязни.

– Но, господа, вы же говорили, что все в порядке? – заволновался тот. – Мы же собирались уйти с темнотой…

– Нас могут найти раньше, – также лаконично пояснил Ростислав.

– Но ведь это ужасно! – воскликнул Богораз. – Господин полковник, вы же отвечаете за нашу безопасность!

– Я сделаю все, что возможно, Семен Аскольдович, – мягко ответил Лебедев.

– Нет, господа, это чудовищно! – Богораз всплеснул руками и рухнул на стул. – Ведь если мы погибнем, все сорвется!

Арцеулов удивился. Оказывается, студент Петербургского университета боится вовсе не за свою шкуру.

– Нет-нет, господа, – продолжал тот, – надо что-то придумать… Мы не можем погибать!

Ему никто не ответил. Семен вскочил со стула и забегал по комнате, натыкаясь на стулья.

– Если так, – наконец заявил он, – мы должны немедленно отпустить господина Арцеулова. Он не в нашей группе и не обязан рисковать жизнью.

Ростислав поразился еще больше.

– Действительно, Ростислав Александрович, – заметила Берг. – Вы и так сделали для нас все, что только могли. Вы переоденетесь, в конце концов, вас можно даже загримировать…

Арцеулов лишь пожал плечами. Обсуждать это предложение он не собирался. Капитан подошел к окну и бросил взгляд на привычную уже картину – двор, высокий забор, за которым видна такая же пустая улица. Внезапно он заметил серую тень, промелькнувшую по заснеженной мостовой. Ростислав всмотрелся – вторая тень пронеслась возле самого забора.

– Собаки, – наконец понял он, – возле самого дома…

– Ясное дело, батенька, – ничуть не удивился Семирадский. – Этих горемык бездомных сейчас в Иркутске полно. Одичали за войну.

В Иркутске, наверно, и в самом деле было полно бродячих собак, но Арцеулов почему-то встревожился. Он вспомнил других собак – таких же серых, с глазами, горящими красным огнем.

– Господа, – в конце концов решился он. – Я вам сейчас расскажу одну историю. Только очень прошу мне поверить…

– А что случилось, Ростислав Александрович? – встревожилась Берг.

– Я сейчас увидел собак. Конечно, собак здесь много, но…

Арцеулов старался рассказывать без лишних эмоций. Дойдя до эпизода с перстнем – о том, как и где он его нашел, капитан предпочел умолчать, – он вдруг подумал, что со стороны это может показаться бредом. Тем более, его собеседники, люди науки, к подобным историям – Арцеулов был в этом уверен – относились с очевидным скепсисом. Его, впрочем, никто не перебивал, и Ростислав завершил рассказ при полном молчании.

– Вот… – он развел руками. – Дико это все, конечно, господа. Впрочем, вчерашняя история, которой многие из вас свидетели, пожалуй, еще нелепей. Вы, наверно, сейчас будете говорить о нервах и о воспаленном воображении…

– Да отчего же? – пожал плечами Казим-бек. – По-моему, все логично – псы дрессированные, а вы их разогнали. Бог весть, может, ваш перстень их отчего-то напугал…

– Считается, что серебро отгоняет нечистую силу, – вскользь заметила Берг.

– Вот-с! – поднял палец Семирадский, – прошу полюбоваться, господа! Наталья Федоровна Берг, блестящий физик-экспериментатор, начинает преподносить нам концепции господина Стокера! Замечательно! Упыри, господа! Лешие! Домовые! Стыдитесь, сударыня!

– Я согласна сгореть со стыда, – спокойно ответила девушка, – но только после того, Глеб Иннокентьевич, как вы сами объясните эту историю. А заодно и то, что случилось с вами ночью.

– Охотно-с! – кивнул профессор. – Итак, относительно собак я полностью согласен с мнением господина Казим-бека и Арцеулова. Собаки-ищейки, смею напомнить, применялись еще в допотопные времена. Что касаемо вашего перстня, молодой человек, то вы, вероятно, допустили типичную ошибку людей, не имеющих научного склада ума – рассудили по принципу «после того – вследствие того». Собак могло напугать вовсе не ваше кольцо, а что-то иное. Совпадение-с! Ну, а насчет вчерашнего смею предположить, что мы имели дело с какой-то очень ловкой – и новой! – научной выдумкой. Я лично считаю, что это было использование высокочастотных полей! Да-с!

– Господин Арцеулов, – внезапно подал голос молчавший все это время Богораз. – Можно на минуту ваш перстень?

Ростислав, сняв перстень, передал его студенту. Тот осторожно покрутил его, взвесил на ладони, затем отдал обратно:

– Благодарю вас… Господин профессор, прежде всего хочу напомнить вам один постулат Секста Эмпирика…

Тут он закашлялся. Семирадский несколько иронически поглядел на Семена, бормоча нечто вроде: «Нуте-с, нуте-с…»

– Секст Эмпирик писал, что в случае недостатка данных следует воздержаться от суждения. Я не присутствовал при случае, описанном только что господином Арцеуловым, но я был сегодня ночью при эпизоде, нам всем памятном. Конечно, я плохо помню детали. Глотнул газа, к тому же мой бронхит… Но я заметил следующее. Во-первых перстень господина Арцеулова привлек внимание того странного господина, который пытался нас задержать…

– Ерунда! – не выдержал профессор. – Этот, как вы его назвали, господин, тоже начитался Стокера…

– Во-вторых, когда господин Арцеулов пытался разорвать это препятствие, мне показалось, что перстень светился…

– Обман зрения, – фыркнул профессор. – Или отсвет фонарей.

– Фонари были далеко. Сейчас я осмотрел перстень – обычное старое серебро очень высокой пробы. Оборудования у меня нет, но я почти уверен, что внутри у него нет никаких сюрпризов. Светиться он не может, но я склонен в данном случае верить своим глазам. Итак, мы имеем дело с чем-то, его понять пока не можем. А значит, воздержимся от выводов…

Тут он снова закашлялся. Профессор не перебивал, но весь его вид выражал несогласие.

– И в-третьих, – заключил Семен. – Насколько мне известно, никакое поле не способно иметь твердость стекла. Вчера мы столкнулись с чем-то другим…

– С бесовским заговором! – охотно согласился Семирадский. – И вы туда же, Семен Аскольдович!

– А отчего нет? – вдруг подняла голову Берг. – Наши предки называли это «нечистой силой», но может, что-то в самом деле существует?

– И это надежда российской науки! – профессор взмахнул руками и, возмущенно сопя, выскочил из комнаты.

– Мне не повезло, – внезапно заговорил Лебедев, слушавший этот долгий спор молча. – Я не видел ничего, а значит, могу судить лишь с чужих слов. Но вот что я придумал… Этой ночью вас могли задержать куда более простым способом, ни к полю, ни к нечистой силе, отношения не имеющему.

– То есть? – голова профессора показалась в дверном проеме.

– Гипноз. Этот тип в шинели – сильный гипнотизер. Он внушил вам, что вокруг преграда. Кстати, это же касается стрельбы – пули господина поручика в него попросту не попадали.

– Ну уж нет! – возмутился Казим-бек. – Господин полковник, вы же знаете, как я стреляю! А там и десяти шагов не было…

– Это не так трудно, – заметил Лебедев. – Ну а перстень… Почему-то он действует на этого типа отрицательно. Достаточно легкого раздражения, чтобы разрушить силу гипноза…

– А что? – Арцеулов с интересом поглядел на перстень, а затем на Лебедева. – Господин полковник, по-моему, вы правы!

– Три вида истины! – прокомментировал Семирадский. – Научная, ненаучная и обывательская! Гипноз – типичное объяснение, когда других объяснений нет! Вот так-с…

– А собаки уже во дворе, – внезапно заметила Берг, выглянув на улицу.

– Черт! Неужели мы не закрыли калитку! – Арцеулов вскочил, выхватывая револьвер. – Я сейчас, господа…

– Погодите, господин капитан! – крикнул Казим-бек, вскакивая и хватаясь за винтовку, но Ростислав уже сбегал по лесенке, ведущей со второго этажа к сеням. Там было морозно, и он успел подумать, что зря не накинул полушубка.

Собаки и в самом деле были уже во дворе. При виде капитана они тут же отбежали в сторону и беззвучно оскалились. Знакомые красноватые глаза недобро мерцали затаенным огнем.

– Гипноз, значит, – пробормотал Арцеулов, осторожно подходя к калитке. – Поглядим, какой тут гипноз…

К его удивлению калитка была заперта. Арцеулов вспомнил высокий глухой забор, окружавший дом и поневоле присвистнул. Как серые твари попали во двор, можно было только догадываться. Впрочем, размышления следовало отложить на более удобное время. Первой мыслью капитана было попросту перестрелять незванных гостей, но он тут же сообразил, что стрельба средь бела дня неизбежно привлечет внимание патрулей или соседей, которые вполне могут обратиться к властям. Оставалось попросту выгнать странных зверей. Арцеулов распахнул калитку и в ту же секунду почувствовал резкое движение воздуха, как будто рядом пронесся сильный порыв ветра. Он взглянул во двор и обомлел – собак не было. Не удержавшись Ростислав выглянул на улицу. Там тоже было пусто, лишь на снегу темнело несколько собачьих следов.

– Ну и ну, – Арцеулов, покачав головой, хотел было закрыть калитку, но внезапно ему показалось, что рядом кто-то стоит. Это было странно, поскольку секунду назад на улице не было ни души. Ростислав, еще не веря, повернул голову и вздрогнул. В глаза бросился зеленый цвет шинели и красные офицерские нашивки.

– Как дела, брат-вояк? – странный чех стоял у самой калитки и улыбался. Правда, глаза, как и тогда, в Нижнеудинске, показались Ростиславу какими-то тусклыми и неподвижными.

– Здравствуйте, – выдохнул Арцеулов. – Заходите…

– Нет времени, брат-вояк, – чех вновь усмехнулся, но тут же лицо стало серьезным. – Вас нашли…

– Собаки?

– Это не собаки… – лицо чеха дернулось, казалось, он хотел что-то добавить, но сдержался. – Вам не уйти, брат-вояк. Он уже знает…

«Кто это – он?» – мельком подумал Арцеулов, лихорадочно соображая, как действовать дальше.

– Ты можешь уйти один. У твоих товарищей своя судьба. Учти – им не грозит смерть. Смерть грозит тебе.

– Я не уйду, – Арцеулов хотел было объяснить, но потом решил, что это не имеет смысла. – Я не уйду, подпоручик…

– Хорошо, – кивнул легионер. – В подвале дома есть подземный ход. Он давно замурован, но кладка там новее и камни другие. Вы можете успеть. Спеши, они уже идут…

Арцеулов автоматически посмотрел на улицу, но не заметил ничего опасного. Он повернулся к странному чеху, чтобы спросить, наконец, кто он такой и что все это значит, но спрашивать оказалось некого – там, где только что стоял странный подпоручик, было пусто, и даже снег, как показалось капитану, был не смят.

Разбираться было некогда. Арцеулов захлопнул калитку, задвинул засов и поспешил в дом.