Текст книги "Атаман Краснов и Донская армия. 1918 год"

Автор книги: Андрей Венков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

В четыре пополудни принимается постановление о молебне и безболезненном переходе власти в руки большевиков.

Колокольный звон за клубами тумана манит, сулит спасение. Делегаты во главе с Волошиновым идут по Платовскому в собор.

Из здания Кадетского корпуса сквозь туман долетают песни и неясный, присущий грабежу шум. Припозднившийся отряд выходит оттуда двумя колоннами. Одна – мимо областной больницы, вторая – по Крещенскому спуску мимо вокзала, чтоб прикрыть переправу через Аксай.

На улицах появился народ. Кто плачет, кто злорадствует.

Вестовой с подседланной лошадью находит атамана Назарова.

– Ваше превосходительство, я за вами...

Атаман сказал, что не знает, поедет ли он, и приказал вестовому ехать, а атаманского коня оставить в Новочеркасске.

Через Аксай все еще идет переправа. Слева из тумана редкие выстрелы и показываются силуэты всадников. Им отвечают.

– Кто это?

– Из Кривянки. 10-й полк...

За мостом ждет походный атаман с конвоем. Подскакивает группа офицеров Атаманского полка.

– Не хочет..

– Отказался...

– Может, силой его увезти? Прикажите...

У вокзала крики, 2-я семилетовская сотня взрывается ружейно-пулеметной трескотней. Путь в город отрезан...

В пять пополудни от Кривянки к вокзалу на рысях подходит конный отряд, заворачивает на Крещенский спуск. Гремит оркестр. Толпа дождалась.

– Ура! Освободители!...

Войсковой Круг начинает вечернее заседание.

Возвратилась делегация, посланная в 10-й и 27-й полки. Полки приняли охрану города на себя. Депутаты перешептываются.

– Голубов здесь...

Глава делегации есаул Сиволобов отчитывается.

– Войсковой старшина Голубов, к которому я был командирован в станицу Кривянскую для выяснения целей его выступления против Войскового правительства, в настоящее время с отрядом казаков 10-го и 27-го полка находится в городе Новочеркасске и имеет возможность сделать личный доклад по этому вопросу.

– Пригласить! – крики из зала.

Войсковой Круг постановляет: просить войскового старшину Голубова прибыть на Круг и сделать доклад.

Дверь распахивается. Голубов является на Круг, не дожидаясь приглашения, за ним человек тридцать казаков.

– Что это за собрание?

Он быстро идет по проходу, взлетает к президиуму.

– В стране творится социальная революция, а тут собралась кучка людей... Самозванцы! Кто вам позволил? Встать!

С робким шумом Круг поднимается.

– Встать! Встать! – нависает Голубов над сидящим Назаровым. – И ты, мерзавец Волошинов, здесь? Арестовать его!

– Убить! Убить!

– Не надо стрелять...

Казаки хватают и тащат Волошинова. Комиссар при Голубове, Пугачевский, выхватывает браунинг и приставляет его ко лбу Назарова. Побледневший Назаровделаетжест рукой, чтоб отвести. Два казака из свиты Голубова хватают Пугачевского за руки, теснят...

– Кто ты такой? – кричит Голубов в лицо Назарову.

– Я выборный атаман. А вы кто такой?

– Я революционный атаман товарищ Голубов. Встать! – и хватает Назарова за руку.

Назаров встает, руки в карманах, вынул, развел, улыбнулся.

– Что вы кричите? Можно говорить тихо. Если вам что нужно...

Освободившийся из рук казаков Пугачевский рвет с Назарова правый погон. Левый рвет Голубов.

– Арестовать!

Вслед за Волошиновым Назарова тащат вниз с эстрады. Го-лубов хватает их оставленные на столе фуражки, рвет кокарды и швыряет на пол.

«Заседание Круга вследствие этого было сорвано, – строчит секретарь для истории, – и, ввиду присутствия в зале вооруженной силы, враждебно настроенной по отношению к Кругу, не могло быть возобновлено».

– Как же нам быть? – торопятся вслед за уходящим Голубовым члены Круга.

– Мне не до вас, убирайтесь к черту, – бросает через плечо

Голубов и выходит. ,

Круг волнуется. У дверей часовой никого не выпускает.

– Пока не придет Голубов...

С улицы доносятся звуки оркестра. Это Голубов отправляет на гауптвахту Назарова и Волошинова.

Через полтора часа приходит казак и читает манифест о помиловании Круга. Пусть расходится подобру-поздорову.

– В России творится социальная революция, – повторяет он слова Голубова, – а здесь какая-то сволочь разговоры разговаривает. Вон!

– Если б не мы, а Красная гвардия первая сюда пришла, ни один бы из вас живым не ушел, – утешает часовой.

Голубов в это время отправляется в Атаманский дворец; ему показывают покои Каледина, калединского коня...

Позже в Новочеркасск влетели вырвавшиеся из боя под Каменнобродской казаки 7-го Донского полка и, подогрев вспыхнувшую на центральных улицах панику, рассказали о силах большевиков, устроили митинг, на котором назвали полк «революционным», избрали нового командира полка – бывшего казначея Сухарева – и выставили посты у храмов и музея – взяли под охрану святыни.

Переправа через Аксай шла до восьми часов. Одиночные переправлялись и позже. Попов с конвоем до восьми ждал у моста атамана Назарова. Город скрылся во тьме и тумане.

К одиннадцати ночи походный атаман прибыл в Старочеркасскую.

Многие из участников обороны рассеялись. Еще утром в Грушевской генерал Черячукин, защищавший свой участок фронта только со своим штабом и командиром 7-го Донского полка, пришел на митинг у станичного правления и объявил, что мобилизация отменяется, но что рекомендуется хорошо спрятать оружие. Казаки засмеялись: «Мы сами это хорошо понимаем»²¹⁷. Отходившие с северного участка отряды зачастую расходились по домам. Е. Ковалев вспоминал, что еще в 11 утра по приказу Мамонтова пулеметная команда его взвода отправилась в Новочеркасск эшелоном, асам взвод – походным порядком. У Хо-тунка Ковалев услышал, что в Персиановке вспыхнула стрельба, и дал по поселку последний выстрел – высокую шрапнель.²¹⁸ Орудия Ковалев бросил у вокзала, так как ожидалось восстание рабочих, и налегке догнал отряд походного атамана. Там же, в Новочеркасске, бросил орудие и платформу и разошелся артиллерийский взвод Конькова²¹⁹, а затем и прикрывавший отход отряд Упорникова (но это было уже ближе к вечеру).

Остались в Новочеркасске многие студенты из распущенных 2-й и 3-й рот Студенческой дружины. 1-я рота после боев под Ростовом примкнула к Юнкерскому батальону Добровольческой армии, из 150 человек в ней к этому времени осталось 30.

Дойдя до Старочеркасской, заволновалась и вернулась домой большая часть Новочеркасской дружины (400 человек).

Итак, 12 (25) февраля партизаны покинули Новочеркасск. В тот же день красная разведка доносила: «В Новочеркасске – до семи, если не до 12 тысяч, способных к борьбе»²²⁰. Как показали более поздние подсчеты, ушли далеко не все «способные к борьбе». Многие остались «дожидаться большевиков». Тысячи офицеров явились в Ростове на регистрацию, объявленную большевиками. Много офицеров осталось в Новочеркасске.

Значительная часть уходящих из города не помышляла о дальнейшей борьбе, о сопротивлении, а просто «уносила ноги». Это не могло не сказаться на настроении отступающих. Один из участников похода записал в дневнике: «Вызывает удивление наша “партизанская армия”, какая она странная. Целых три часа стоял я вчера у переправы на Аксае, пропустил мимо себя десятки сотен людей, жадно стремившихся на ту сторону, подальше от города – в степь, и не нашел ничего похожего, что у нас принято называть армией. Каждый шел и ехал, видимо, сам по себе, как будто он совсем не принадлежал ни к одному из отрядов»²²¹.

Ночевали в Старочеркасской, в «нейтральной» станице. Попов хотел устроить здесь еще и дневку, чтоб свести разношерстные, плохо подчиняющиеся отряды в одно целое. Но лед был ненадежен, и с раннего утра, набросав доски, решили переправлять артиллерию и обозы и отправлять на Арпачин.

Завтракали блинцами с откидным молоком. Старший сын хозяйки пропал на войне, и она, горюя, с какой-то мукой смотрела на молодых ребят – юнкеров, студентов, гимназистов. Делилась тревогами.

– ...А тутразорение чистое, кадеты пошли какие-то... И чего им, прости, Господи. Надобно? Бьют, люди гутарят, всех и всё жгут... Детей малых не жалеют. Ироды окаянные.

Партизаны прыснули.

– А вы не кадеты? – насторожилась хозяйка.

– Кадеты, бабушка.

Хозяйка растерянно улыбнулась, развела руками.

Заскочил связной от Семилетова.

– Аксайские на рассвете наш арьергард обстреляли, 1-ю Новочеркасскую... Собирайтесь, уходим...

– А дневка?

– Решено не задерживаться. Идем на Арпачин.

– Где это?

– Арпачин? Верст десять отсюда, – сказал молчавший до этого хозяин.

– Пятнадцать, – поправила хозяйка.

Засобирались.

– Собери сто-небудь, – подал голос с печи столетний дед.

Синяя пелена заволакивала дали и покинутый город. Сыро,

туман клубами завис над Доном. Жители густо стояли на берегу. Казаки у заборов с семечками.

– Воя-а-ки! – в голосе злость.

Деды крестили уходивших. Старухи плакали.

Голубовские казаки появлялись в двух верстах от переправы, забитой войсками и обозами. Если б Голубов сделал еще один рывок в полтора десятка верст, худо пришлось бы партизанам.

В Манычской, где была запасная переправа, местные казаки повязали партизанскую инженерную команду, есаул Слюса-рев с сотней конных юнкеров поскакал на помощь.

Накапливалась, набухала серая масса, каплями перетекала по узкой цепочке на другой берег.

– Что-то медленно мы...

– Быстрее всех червяк ползет, – зло шутит кто-то. – Каждого у могилы догонит.

Сотня спустилась ко льду. Хорунжий Назаров выехал из замявшихся рядов и крутнул коня, развернулся лицом к станице, древней столице казачьей. Чернели улицы и истоптанные скотом дворы, лишь на огородах траурно белел снег.

– Прощайте, станичники! Полюбуйтесь на своих казаков, которым приходится покидать родной край, Тихий Дон, чтоб скитаться на чужбине...

В ответ – молчание. Робко-торопливо, прижимая уши, пошли по дощатому настилу кони, облегченно, убыстряя шаг, возносились на задонский берег. Растерявшая очертания степь, укутав туманом, приняла партизан в свои объятия. Уже с того

1

АюмнКрас!^

берега кто-то, передразнивая Назарова, махнул шапкой и – с веселинкой.

– Прощайте, станичники!

Пошли партизаны. Ни заботы, ни тревоги, лишь неясная тоска.

Пока шла переправа, походный атаман два раза ездил в Оль-гинскую к Корнилову, склонял к совместным действиям. Так и не договорились. Узнав об этом, бросили Попова и ушли к «добровольцам» отряды Бокова и Краснянского.

На Арпачин выходили, как в иной мир вступали. Выглянуло солнце, лучи заиграли на крестах церкви, на льду показавшегося слева, давшего круг Дона. Даванул морозец, последний на эту зиму. Высокие прямые столбы дыма вставали над хутором. Бабы-казачки сгоняли после дойки с базов в катухи телят, носились собаки, бестолковой ордой катились на водопой овцы. Верхушки тополей обледенели и развернулись веером, как венчики проса.

Снег прибит, идти легко, и партизаны шли весело, строем, с песнями. Грязные, но воинственные на вид китайцы сотника Хоперского, семилетовцы пешие и конные, пехота Мамонтова и Яковлева, штаб-офицерская дружина генерала Базавова, офицерская боевая сотня Гнилорыбова, конница Чернушенко и Назарова, Атаманский конный отряд полковника Каргальско-го, батарея подъёсаула Неживова...

Ни большевики, ни Голубов не преследовали. В Новочеркасске устанавливалась неясная по содержанию, но несомненно новая власть, и наметились уже первые трения. По Новочеркасску расклеили листки: «Обязательное постановление отрядного комитета Северного казачьего революционного отряда.

1. Город временно перешел во власть Северного казачьего революционного отряда, который действует в контакте с Новочеркасским советом рабочих депутатов и социалистической частью городского самоуправления.

2. Особое положение в городе снимается...

5. Обыски будут проводиться днем до 5 часов вечера и только по особым разрешениям существующей власти...».

Голубовские казаки (в погонах, при своих офицерах и урядниках) встретили идущий от Ростова к Новочеркасску Харьковский уланский полк и завернули его обратно, заявив, что город

«~>ич •

взят ими под охрану. Сам Голубов послал сказать Саблину в Персиановку, что город взят и вступление иных отрядов в него пока нежелательно.

– Вы наказной атаман, что ли? – презрительно скривился молоденький и красивый Юрий Саблин.

– Наказным атаманом быть не сбираюсь, – вспыхнул Голубов.

Заблудившаяся в непредвиденных изгибах и поворотах жизни делегация ныне разогнанного Круга все еще вела переговоры с найденным Антоновым-Овсеенко, и тот исправно отстукивал Ленину, что «последняя поставила вопрос об автономии Дона и праве самостоятельного разрешения земельного вопроса».

Меж тем в Новочеркасск вступил Саблин, и полилась кровь.

14-го утром в станицу Старочеркасскую влетела группа всадников. Сиротливо пустели улицы, истоптанные до черной земли. Разбитая дорога, брошенное на обочине негодное снаряжение – всё указывало на недавнее присутствие здесь воинских частей.

От Дона шел неясный, но хорошо слышимый в утреннем воздухе шум.

Передний всадник в заячьей папахе придержал высокого красивого коня – калединский! – у собора, поднял руку для крестного знамения, но торопился, видно, дернул кистью, перехватил висевшую на темляке плеть, махнул призывно и погнал прямо к Дону.

Берег был пуст, а по Дону, шурша и подминая друг друга, шли льдины. Партизаны отныне и надолго были недосягаемы.

– Ушли! Теперь недостать, – досадливо бросил спутникам Голубов.

Казаки, не растерявшие былой дисциплины, помалкивали, и лишь комиссар конной разведки саблинского отряда, увязавшийся за голубовцами, воздел к небу кулак и изругал Богородицу.

Если б Голубов успел переправиться, может, не было бы и Степного похода. Но Голубов не переправился. Дон тронулся и прикрыл партизан.

Атам, за Доном, молодая донская интеллигенция уходила в степь. Студенты, семинаристы, юнкера, офицеры месили грязь, выбиваясь из сил, измученные непривычным большим переходом.

Обоз, разросшийся до двухсот повозок, растянулся на несколько верст. Шагом, сохраняя силы лошадей, шли конные отряды.

К вечеру подморозило, лошади заспотыкались на затвердевшей, превратившейся в сплошной камень дороге. Показался хутор Веселый.

При вступлении отряда Попова вся дальняя часть хутора ускакала на Маныч, попряталась в камышах. «...В общем население к нам относится враждебно», – записал в ту ночь в дневнике один из партизан.

«14 (27) февраля 1918 г. ст. Старочеркасская.

Мы все граждане станицы Старочеркасской признаем власть комиссара Шарова, совет трудового народа, а так же сдаемся все без боя, в чем и подписуемся».

Глава 7

СТЕПНОЙ ПОХОД

Запомним, запомним до гроба Жестокую юность свою – Дымящийся гребень сугроба, Победу и гибель в бою,

Тоску безысходного гона, Тревогу в морозных ночах И блеск тускловатый погона На хрупких, на детских плечах.

Николай Туроверов

«Степной поход» – военная операция, направленная на сохранение кадров будущей казачьей армии. Участники приравнивали его по значению к знаменитому 1-му Кубанскому – Ледовому – походу «добровольцев». Недоброжелатели, которых тоже много нашлось в будущей Донской армии, называли его «скитанием», писали, что поход был «без определенного плана, задачи, базы, с единственной и ясной целью спастись в привольных широких степях Задонья от надвигающейся опасности» (ген. С.В. Денисов) ²²².

Покинувшие 12 (25) февраля Новочеркасск партизаны были не в лучшем состоянии. Оставление донской столицы не могло не действовать деморализующе надонцов. Часть их вообще бросила строй и разошлась по домам.

Лишь на другой стороне Дона 14 (27) февраля на хуторе Ар-пачин и 15 (28) февраля на хуторе Веселый было произведено переформирование партизанских отрядов. Шестнадцать мелких отрядов свели вместе в «Отряд вольных донских казаков». В отряде было 1727 человек боевого состава, из которых 1110 человек – пехоты, 617 – конницы при 5 орудиях и 39 пулеметах под общим командованием генерала П.Х. Попова.

Организационно отряд делился следующим образом.

1) Отряд полковника Э.Ф. Семилетова (2 конные сотни, 3 пешие сотни, подрывная и пулеметная команды, 2-орудийная батарея) – 701 человек, 13 пулеметов, 2 орудия²²³.

2) Отряд сотника Ф.Д. Назарова (2 конные сотни, подрывная команда) – 252 человека, 5 пулеметов.

3) Отряд полковника К. К. Мамонтова (2 пешие сотни) – 205 человек, 4 пулемета²²⁴.

4) Юнкерский конный отряд есаула Н.П. Слюсарева – 96 человек, 3 пулемета.

5) Атаманский конный отряд полковника Г.Д. Каргальско-го – 92 человека, 3 пулемета²²⁵.

6) Конно-офицерский отряд полковника Чернушенко – 85 человек, 3 пулемета.²²⁶

7) Штаб-офицерская пешая дружина генерала Базавова– 116 человек, 2 пулемета²²⁷.

8) Офицерская боевая дружина войскового старшины Гни-лорыбова—106 человек, 3 пулемета.

9) Инженерная сотня генерала Модлера – 36 человек, 1пу-лемет, полевая радиостанция.

10) 1-я отдельная батарея есаула Неживова – 38 человек, 2 орудия, 2 пулемета.

11) 2-я отдельная батарея есаула Кузнецова – 22 человека, 1 орудие, 1 пулемет.

Нестроевая часть отряда состояла из 251 человека. Это были:

1) Штаб отряда.

2) Артиллерийское управление.

3) Походный госпиталь.

4) Группа членов Войскового Круга и общественных деятелей.²²⁸

Несмотря на огромный санный обоз, материальная база отряда была скудной. В обозе отряда было 100 снарядов и 30 тысяч патронов²²⁹.

Сохранился ряд воспоминаний о личном составе отряда. Вот состав 2-орудийной семилетовской батареи капитана Щукина: 8 офицеров-артиллеристов, 8 офицеров других военных специальностей, 1 старший урядник, 6 кадетов Донского корпуса, доктор, адвокат, студенты, гимназисты, коммерсанты (учащиеся коммерческого училища), чиновники и несколько горожан-казаков – всего около 60 человек²³⁰.

Похожая ситуация была в отряде Ф.Д. Назарова. 3-й пулеметный наряд «максима» состоял из двух мичманов Черноморского флота, двух студентов, автора воспоминаний (В.С. Мыльникова) и учителя химии В.А. Грекова. Когда к ним присоединился «заведовавший пулеметом “Льюиса”» сотник Чернолихов, «получилась очень дружная компания из четырех бывших реалистов со своим преподавателем и двух бывших гимназистов»²³¹.

Пешие семилетовские сотни «состояли почти исключительно из учащихся» и лишь конные сотни – из офицеров²³². Половину 2-й пешей сотни составляли китайцы, навербованные сотником Хоперским. Их опасались ставить в охранение, так как они не знали русского языка и, «даже зная пропуск, – могли пальнуть»²³³ .

В отряде Ф.Д. Назарова примерно 30 % бойцов имели опыт войны с Германией, остальную часть составляла молодежь.

Основу артиллерии «Отряда вольных донских казаков» составила партизанская артиллерия. Но, отступая из Новочеркасска, она растеряла половину состава и в Степной поход вышла уже переформированной. Батарея есаула Неживова первоначально была при конном отряде хорунжего Назарова, а орудие есаула Кузнецова (первоначально – сотника Мелихова) сначала было в отряде Мамонтова²³⁴ .

Характерной чертой отряда стало наличие в нем большого количества подростков младшего возраста – кадетов, которые тем не менее входили в состав строевых частей («ученический» отряд есаула Боброва в 48 человек в дружине генерала Базавова).

А.В. Венков

–*5i^-

Выступив в поход, партизанские командиры продолжали обучение молодежи. В частности, участники вспоминали, как на походе их обучали отходу цепью – по два человека с обоих флангов цепи...

Общий настрой молодежи был бодрый. За время похода они даже успели сочинить своего «Журавля» – «А кто с... как корова?»

Батарея Неживова и т.д.²³⁵

Но в глазах профессиональных военных (полковник Ряснян-ский) партизаны выглядели не очень воинственно: «...Юные партизаны в возрасте от 16 до 20 лет, кто с винтовкой, кто только с шашкой. Лошади не чищены, несколько из них с набитыми холками, одна даже хромая»²³⁶ .

Как уже говорилось, некоторые донские партизанские отряды ушли с Добровольческой армией. Это были части, высланные атаманом Назаровым на ростовское и таганрогское направление по требованию генерала Корнилова. Они вместе с «добровольцами» ушли из Ростова в Ольгинскую. Некоторые отряды (отряд есаула Бокова, Баклановский отряд есаула Власова, отряд войскового старшины Дударева) ушли к Корнилову уже после оставления Новочеркасска под воздействием пропаганды председателя Союза донских дворян Леонова. К «добровольцам» во взвод есаула Рыковского ушла пулеметная команда брошенного донцами бронепоезда.

Всего в Ольгинскую к «добровольцам» ушло 9 отрядов донских партизан. Конные партизаны из пеших отрядов были переданы во 2-й конный дивизион полковника Глазенапа (300 шашек), туда же направились отряд есаула Бокова и ipynna полковника Яновского. Конные партизаны чернецовского отряда и присоединившиеся к ним казаки вошли в дивизион полковника Корнилова (200 шашек). Пешие партизаны Курочкина, Лазарева, Краснянского составили Партизанский полк. Отряд «Белого дьявола» сотника Грекова частью вошел в Партизанский полк, частью – в инженерную роту. При Корнилове находился Баклановский отряд есаула Власова (54 шашки). Затем из Великокняжеской прибыла конная команда связи есаула Нефедова (22 шашки) и осталась при Корнилове.

Одним из факторов, удержи вавшихдонских партизан у «добровольцев», была неясность будущего направления движения Добровольческой армии. Среди добровольческого командования

были очень сильны настроения в пользу совместного похода с донцами в задонские степи. Окончательно решение идти на Кубань было принято уже за Доном. Донским партизанам, сведенным в Партизанский полк под командованием генерала А.П. Богаевского, о походе на Кубань было объявлено только в станице Мечетинской 17 февраля (2 марта). «Корнилов сухо, резко как всегда изложил мотивы и императивно указал новое направление. Но взор его испытующе и с некоторым беспокойством следил за лицами донских партизан.

Пойдут ли с Дона?

Партизаны несколько смущены, некоторые опечалены. Но в душе выбор их уже сделан: идут с Корниловым»²³⁷ .

Вторым фактором было, по мнению генерала И.А. Полякова, то, что «нераспорядительность Донского командования подорвала к нему доверие, и многие партизанские отряды не пожелали влиться в донской отряд, предводительствуемый походным атаманом ген. Поповым, а присоединились к Добровольческой армии»²³⁸ .

22 февраля (7 марта) Корнилов отправил к Попову полковника Ряснянского, чтобы Ряснянский привел к «добровольцам» отряды, которые захотят отделиться от Попова, но Ряснянский привел лишь отряд в 22 шашки, который ему выделили для охраны.

Итак, донские партизаны у «добровольцев» составили пеший Партизанский полк и два конных отряда – полковника Глазенапа и полковника Корнилова численностью 474 штыка, 174 сабли, 15 пулеметов²³⁹.

Часть партизан просто разошлась по домам. Так поступили старики из низовых станиц и часть Новочеркасской дружины, Константиновская дружина вернулась в свою станицу уже из хутора Арпачин, ее командир ушел в отряд Бокова. Дело в том, что на первой остановке после Старочеркасской было передано устное распоряжение: «Мы идем на голод и холод, и почти верную смерть. Всем, кто хочет “распыляться” – явиться в штаб, где имеются бланки и печать советского пехотного полка (подпись подделывается артистически), получить документ на любую фамилию и “распылиться”²⁴⁰.

В Новочеркасских лазаретах и госпиталях было оставлено и истреблено красными 120 офицеров и 200 партизан²⁴¹.

Оставшиеся в «Отряде вольных донских казаков» были полны решимости драться, но больших боев на их долю не выпало. Во время похода не было громких («блестящих») побед, зато четко прослеживается стремление сохранить отряд.

Поход проходил, как вспоминал один из участников, «под знаком полной трезвости». Последний раз он пил в Арпачине, а «оттянулся» уже после похода на обратной дороге в богатой вином станице Цимлянской²⁴².

Характерной чертой воспоминаний участников событий и с той и с другой стороны является резкое преувеличение сил противника, иногда в несколько раз, и довольно частое именование друг друга «бандами». Объясняется это, видимо, слабой дисциплиной противоборствующих военных формирований, которые зачастую и впрямь напоминали «банды», а также неумением воевать и возникавшим отсюда страхом перед противником, а «у страха глаза велики». Контингент «Отряда вольных донских казаков», по мнению очевидцев, на 60 % состоял из юношей, которые «совсем недавно вышли из-под опеки матери»²⁴³. В воспоминаниях «Отряд вольных донских казаков» однажды был назван – «маленькой армией детей-партизан»²⁴⁴. Красногвардейские отряды вряд ли превосходили их по уровню боевой подготовки, а уставшие от войны профессионалы, казаки и солдаты (и даже большинство офицеров), пока сидели по домам, в события старались не вмешиваться.

Командующий отрядом генерал П.Х. Попов боевого опыта вообще не имел. И тогда и после он зарекомендовал себя как политик, прекрасный администратор, «знаток казачьей души». Сам – природный казак из донской глубинки и из очень хорошей семьи, сын основателя Донского музея, он как бы олицетворял «казачье дело», «казачье движение». Сложившие своего «Журавля» партизаны в куплете, посвященном П.Х. Попову, дали генералу такую характеристику:

Славный атаман походный И храбр и бодр, без суеты,

Попов – казак донской природный...

Его кандидатура была идеальной при достижении цели сохранения кадров казачества, но не для активных боевых действий²⁴³.

Но избежать военных столкновений было невозможно, и когда они начинались, руководство брал на себя начальник штаба отряда полковник В.И. Сидорин.

Стратег и тактик наш Сидорин,

Душа и ум степной борьбы,

Всегда спокоен, не задорен...

– пели о нем партизаны.

Один из очевидцев и непосредственных участников событий вспоминал о бое под станицей Андреевской следующий эпизод.

У хутора Малый Гашун отряды Назарова и Каргальского и орудие есаула Неживова прикрывали переправу партизан через Сад. Начальником группы Сидорин назначил Назарова. Но ввиду важности операции сам генерал Попов решил остаться с группой и руководить боем.

Отряды залегли на окраинах хутора. Фланги были прикрыты пулеметами: на левом – «Льюис», на правом – «максим». Большевики подъехали на подводах, рассыпали цепи и стали окружать хутор.

Когда Попов заметил, что цепи красных окружают хутор, он вызвал Назарова, который, «как всегда, бегал по цепям».

– Вы видите, что нас обходят?

– Так точно, ваше превосходительство, вижу, но не считаю еще это опасным...

В это время доложили, что убит Неживое, командир отрядной артиллерии, и Назаров, не дослушав Попова, побежал к артиллерийскому взводу. Как бы люди после смерти командира не растерялись, не потеряли боеспособности. Взбешенный генерал Попов закричал:

– Вернуть его! Вернуть!

Мы можем представить, что отрываемый от руководства боем Назаров, с перекошенным лицом, но все же держа под козырек, подбежал к генералу. Сбитое дыхание не давало ему говорить четко и внятно. Он что-то хотел сказать, но Попов, перебивая его, закричал:

– Я приказываю вам отступать!

– Отступать еще рано! – так же, как и Попов, закричал Назаров. – Я дал слово Сидорину, что сдержу красных до последней возможности, и свое слово я сдержу! – и, не продолжая разговора, бросился к’цепям.

В это время рой пуль, залетевший с фланга, «заставил принимать быстрое решение, и ген. Попов вскочил на коня и только с тремя или четырьмя приближенными вылетел из хутора...»²⁴⁶.

A.B. Венков

Прикрывавший правый фланг пулеметчик вспоминал: «Вдруг вижу, что из хутора вылетает человек пять всадников и, энергично нахлестывая своих коней плетьми, несутся в тыл. Особенного внимания на это не обратил. Может быть, с донесением, а может быть, за подкреплением...»²⁴⁷.

Оставшись без Попова, арьергард продолжал бой. Когда фланги красных стали смыкаться в тылу партизан, партизаны перебросили на угрожаемый участок все пулеметы и атаковали здесь конницей. Большевики побежали, размыкая фланги. Весь отряд проскочил в образовавшийся разрыв, отошел на четыре версты и занял позицию поперек дороги.

«У нас были раненые, но убитых, кроме есаула Неживова, – не помню, – вспоминал очевидец. – Дорога, по которой мы проскакивали назад, простреливалась с двух сторон, так что мы легко отделались, объясняю это только тем, что здесь у красных не было настоящих солдат, а был какой-то сброд»²⁴⁸.

В это время генерал Попов прискакал в штаб, «запыхавшись, в страшном возбуждении», и заявил Сидорину:

– Отряд окружен. Только мы могли прорваться и ускакать. Назаров погубил отряд. Мы видели, что он остался в окружении и, значит, весь погиб.

Сидорин выслал разъезд посильнее в сторону Малого Га-шуна, а сам сел за стол и положил перед собой часы...

Ровно полчаса Сидорин сидел, не произнося ни слова, потом вскочил.

– Ваше превосходительство, отряд цел.

– Откуда вы знаете, Владимир Ильич? – наверняка спросил его Попов.

– Там триста с лишним конных, и если они бросятся на пехотное окружение, чтоб его прорвать, то не может быть, чтобы никто из них не проскочил бы, а если он проскочил, то должен был быть уже здесь, а раз никого нет, то я вас уверяю, что отряд цел²⁴⁹ .

Отряд Назарова действительно был цел. Красные, заняв Га-шун, оставались пассивны. Ночью отряд вброд перешел Сал у станицы Андреевской и присоединился к основному ядру партизан...

Из других командиров «Отряда вольных донских казаков», бесспорно, боевым офицером был участник двух войн полковник

К.К. Мамонтов; опыт боев имел офицер 15-го Донского полка и командир отдельной сотни Э. Семилетов; участвовал в боях бывший командир 47-го Донского полка генерал Базавов.

Хорунжий Ф.Д. Назаров был в этом ряду своего рода исключением и «данью времени» – в 1917 году он в чине прапорщика служил в 4-м Донском запасном полку и председательствовал в полковом комитете. Теперь он возглавлял второй по численности отряд в маленькой партизанской армии.

Силы большевиков, противостоящие партизанам, не были ни достаточно велики, ни достаточно организованны. Наиболее боеспособные части Красной гвардии, наступавшие под командованием Антонова-Овсеенко на Дон с севера и с территории Украины, 15 (28) февраля 1918 года получили приказ о переброске на запад, воевать с немцами, наступавшими по Украине.

• Без войск Антонова-Овсеенко большевики могли противопоставить отряду Попова «революционных» казаков Голубова и полки 39-й пехотной дивизии, прибывшей с Кавказского фронта, основные силы которой стояли на станции Торговой с октября 1917 года. Кроме того, на Дон можно было прислать запасные полки из Ставрополя, Царицына, Астрахани и местную Красную гвардию.

Надо учесть, что с 2 (15) марта 1918 года по решению Донского областного ревкома началось расформирование всех частей старой армии в пределах области и набор в Красную армию «на социалистических началах». Так что реально партизанам Попова сначала могли противостоять лишь местные красногвардейские отряды, по количеству и качеству вряд ли превосходившие станичные казачьи дружины из стариков.