Текст книги "Царьград. Трилогия"
Автор книги: Андрей Посняков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 54 страниц)
Ага! Явно скрипнула дверь и тут же послышались чьи-то шаркающие шаги. Явился Эрастушка!
Управляющий дворцовых конюшен, как и представлял себе Лешка, оказался желчным стариком с желтым, вытянутым книзу, лицом, обрамленным реденькой седоватой бородкой, заострившимся носом и кустистыми – тоже седыми – бровями. Волосы старика скрывала круглая замшевая шапка с пришитыми на нее – для богатства – монетами, по большей части – медными. К удивлению гостя, одет господин Никомедис был вполне прилично: добротная – до самых пят – туника, меховая телогрея, плащ – в доме было явно не жарко, видать, хозяин экономил на отоплении.
– Ах-га… – высморкавшись, старик уселся в кресло и, потерев руки, пристально всмотрелся в лекаря. – Так вы, значит, и есть, господин… э-э-э… Александр из Никополя?
– О да. – Встав, Алексей с достоинством поклонился. – Прослышав про ваши болезни, одержим желаньем помочь!
– Угу, помочь, значит. – Никомедис язвительно усмехнулся. – А, может, нажиться, а?!
Лешка сурово поджал губы:
– Поверьте, господин Никомедис, у меня вполне хватает клиентов. Лишь волею слепого случая я узнал, что вы…
– Ладно, ладно, – дребезжаще рассмеялся старик. – Вижу, вы принесли с собой какие-то склянки? Видать, надеетесь их мне всучить?
– Думаю, они вам во многом помогут!
– Ага, помогут… как же! И все же интересно, что в них?
Вспоминая стихи, Алексей взял в руки одну из склянок и, растягивая слова, продекламировал:
В банке первой, например,
Мазь такая, что размер
Изменить способна зоба!
– Зоба? – Господин Никомедис со страхом ощупал свою морщинистую шею. – Да, очень может быть, она мне и понадобится. Если, конечно, не очень дорого.
– Сговоримся! – радостно воскликнул Лешка.
Он поставил склянку обратно и взял в руки другую:
Вот, возьмем второй пузырь.
И от бешеного роста
Он излечит очень просто.
– Ну, это мне без надобности! – разочарованно отмахнулся Эраст.
Лжелекарь тут же поменял склянки и ухмыльнулся:
Для душевного веселья
В банке третьей скрыто зелье!
– О, вот это мне, пожалуй, пойдет!
Кто применит этот сорт,
Станет резвым, словно черт!
– Господи, Господи! – повернувшись, старик опасливо перекрестился на висевшую в углу икону Николая Угодника. – Не поминайте нечистого всуе!
– Хорошо, не буду, – покладисто согласился Лешка и, благоразумно пропустив четвертую строфу о порошке, воскрешающем трупы, сразу перешел к следующей:
А состав из банки пятой
Сделан ведьмою проклятой…
– Господи, Господи!!!
И от этого раствора
Хромоногий очень скоро,
Распростившись с костылем,
Вскачь припустится козлом!
– Да неужели?
– Конечно, конечно, не сомневайтесь!
Вот еще здесь два флакона:
Эликсир из Вавилона
Заключен за их стеклом.
– Что вы говорите?! Из самого Вавилона? Так там же, кажется, турки?
– Ну и что? Что, турки не люди что ли, не лечатся?
– Басурмане, чтоб им пусто было!
«Лекарь Александриус» махнул рукой и продолжил:
Кто страдает животом,
Не найти ему, бедняге,
Средства лучше и верней!
– Я вижу, у вас и в самом деле много всяких снадобий! – Никомедис покачал головой и, скривив губы в какой-то гнусной ухмылке, спросил заговорщическим шепотом. – А нет ли чего для любовного пыла?
– Сыщем! – радостно заверил гость. – Вам для какой-то конкретной дамы?
– Да не для дам… Так… просто… Возьму, если недорого, на всякий случай.
– Тогда… – Склянок уже не хватало, и старший тавуллярий ловким движением руки подсунул старику первую склянку, естественно, сопроводив ее надлежащим случаю слоганом:
Возбудит любви томленье
Этой мази примененье!
– Славно, славно! – осклабился Эраст.
– И еще есть! – Лешка ковал железо, не отходя от кассы:
Вот лекарство – сущий страх!
Смастерил его монах…
В одинокой мрачной келье
Составлял он это зелье,
И в него он заключил
Нерастраченный свой пыл!
– Беру! Беру зелье! Надеюсь, недорого?
– Конечно, не дорого, по десять аспр за склянку.
Старший тавуллярий нарочно занизил цену примерно в два раза против обычной, но известному скупердяю Никомедису и этого показалось мало – старик принялся с дивным и вполне достойным куда лучшего применения упорством торговаться, время от времени крича и воздевая руки к небу, сиречь – к прокопченному потолку.
Наконец, сговорились – Лешка, естественно, уступил. И сразу же строго-настрого предупредил, что принимать лекарство надо только под непосредственным наблюдением врача, иначе, мол, непременно будут всякие нехорошие побочные эффекты.
– Какие еще эффекты? – недовольно пробурчал старик.
– Разные… – Алексей усмехнулся. – Рога, например, на голове вырастут.
– Рога?!
– Я ж предупреждал – это очень сильные лекарства!
– Хм-м. – Никомедис задумался и, хитро прищурив глаза, спросил: – А ваши услуги, конечно, стоят денег?
«Лекарь Александриус» широко улыбнулся:
– А вот представьте – нет!
– Нет?!
– Ну конечно же я возьму с вас за дорогу – а остановился я на постоялом дворе у Пятибашенных ворот… – Старший тавуллярий нарочно назвал другой конец города и, посмотрев на вытянувшееся от жадности лицо старика, продолжил самым невозмутимым тоном: – Ну, конечно, если б я немного пожил у вас – вот, хоть в этой комнате, я ведь неприхотлив – уж тогда за дорогу платить бы не пришлось.
– В этой комнате? – Никомедис задумался. – Только имейте в виду, кормить вас я не намерен!
– Уж конечно же я намерен принимать трапезу в ближайшей харчевне.
– А… За постой? – Старик уж совсем обнаглел от алчности.
– За постой? – Гость изобразил из себя оскорбленную невинность. – Это что же, получается – я, за то, что вас каждый день осматриваю, еще и деньги платить должен?
– Так ведь не за осмотр, за постой – а это вещи разные.
После долгих споров, все ж таки сговорились – баш на баш. Лешка бесплатно осматривает – и бесплатно живет. Вот в той самой зале.
– Ничего, – расхваливал Никомедис. – Прикажу слуге постелить на лавку матрас. Будете спать словно у Христа за пазухой. Э-э-э… А сколько вам лет, позвольте узнать?
– Тридцать восемь, – с ходу соврал Лешка.
– А выглядите вы моложе! Снадобья?
– Они самые.
Старший тавуллярий заночевал уже на новом месте, а перед тем, как улечься, еле сдержал смех, наблюдая, как старик Никомедис принимает любовные снадобья. Спать было жестковато – вместо обещанного набитого соломой матраса, гостю выделили лишь старую попону да не менее старое покрывало, во многих местах щедро траченное молью.
Правду сказать, «лекарь Александриус» и не собирался спать – за короткое время жития у Никомедиса нужно было попытаться установить доверительные отношения со слугами, коих, как успел заметить Алексей, в доме имелось всего-навсего три человека: старая, похожая на высохшую ведьму карга-экономка, одновременно исполнявшая обязанности уборщицы и поварихи, уже знакомый Лешке угрюмый привратник по имени Анкудин и некий молодой человек самого меланхоличного вида, сочетавший в себе обязанности прислуги за все. Звали молодого человека Фокой, что в переводе с греческого означало – тюлень и, в принципе, по своему характеру Фока вполне подходил к собственному имени – такой же ленивый, сонный, малоподвижный – словно разлегшийся на берегу моря тюлень. И как только этот парень успевал справляться со своими многочисленными обязанностями?
Вот с этого Фоки, как наиболее близкого к хозяину человека, и решил начать Алексей. Уже в первую же ночь старший тавуллярий, выждав некоторое время, бесшумно поднялся с лавки и, выскользнув в приоткрытую дверь, оказался в темном захламленном коридоре… где едва не упал, напоровшись на старый сундук.
– Ой! Кто здесь?! – тут же послышался слабый вскрик.
Лешка ухмыльнулся: судя по тембру, возглас этот уж никак не мог принадлежать ни карге-экономке, ни угрюмцу-привратнику. Очевидно, на этом самом сундуке как раз и спал Фока!
– Я это, лекарь Александриус, – негромко промолвил старший тавуллярий. – Уборную вот ищу. Не проводишь, отроче?
– П-провожу, – так же тихо отозвался слуга. – Идите за мной, только осторожнее, не споткнитесь.
Мог бы и не предупреждать – памятуя о склонности хозяина дома к собиранию всякого хлама – ну как есть Плюшкин! – Лешка и так продвигался со всей возможной осторожностью.
– Вон там, под лестницей – уборная, – останавливаясь, показал Фока.
Сквозь рассохшиеся ставни в коридор, а скорее – в небольшую анфиладу – проникали узкие лучи желтовато-медного лунного света, тускло освещавшие помещение. Алексей попросил было свечу, но Фока лишь отрицательно пробубнил что-то по поводу того, что господин не позволяет зря тратить свечи – ночью ведь спать нужно, а не со свечками по дому шастать. Ну, кто бы спорил…
– Слышь, Фока, – вернувшись из уборной, старший тавуллярий отнюдь не спешил уходить. – А что, хозяин твой человек бедный?
– Не бедный, а экономный, – через некоторое время шепотом отозвался слуга.
– А что ты шепчешь? – Алексей не отставал. – Боишься разбудить своего господина?
– Да нет, он обычно спит крепко. Да и вам, господин лекарь, думаю, тоже спать пора. Завтра день долгий.
– А может, выпьем завтра винца, а? – тут же предложил Лешка. – А то как-то скучновато у вас здесь.
– Винца?! – Фока переспросил с таким ужасом, словно бы гость предложил ему тут же ограбить хозяина, либо совершить какое-то самое гнусное святотатство. – Нет, нет, что вы! И не предлагайте мне больше! И прошу, не расспрашивайте о господине.
– А что ж такого в этих вопросах? – недоуменно пожал плечами гость. – Обычное любопытство.
– Идите-ка вы лучше спать, господин лекарь, – с неожиданной твердостью заявил слуга. – А расспросы ваши оставьте – хозяин очень не любит, когда кто-то сует нос в его дела!
– Ну, этого-то никто не любит! – Алексей махнул рукой и согласно хмыкнул. – Что ж, пойду-ка и впрямь спать.
Ушел, а куда деться? Фока откровенно не шел ни на какие контакты – видать, либо был сильно предан своему хозяину, либо не менее сильно от него зависел. Скорее – второе.
Решив оставить несговорчивого слугу на потом, уже с утра Алексей пристальней присмотрелся к привратнику – больше уж просто некого было разрабатывать, ну не старую же каргу-экономку?
Колоритнейший оказался тип привратник Анкудин! Здоровенный, угрюмый, неразговорчивый… И тоже, как и слуга, не поддающийся ни на какие Лешкины провокации. Отказался и от вина, и от посиделок, и даже от игры в кости! Старший тавуллярий даже сплюнул с досады – это что же за мужики такие, что вина совсем не пьют! Алексей потом присмотрелся – было время – а ведь и в самом деле, не пили! В рот даже не брали ни капли – похоже на то. Что же, выходит, оба либо уж совсем пропойцы, которым капля попади, так пустятся во все тяжкие, либо – какие-нибудь больные, язвенники, либо – самые гнусные сволочи. Честно говоря, через пару-тройку деньков Лешка стал склоняться к третьему варианту.
К тому же кто-то из них – а, скорее всего, оба – доложил хозяину о Лешкиных расспросах.
– Любопытны вы, господин лекарь, – гнусно прищурился тот во время очередного сеанса приема снадобий. – Ох, любопытны…
– Да, – тут же признался молодой человек. – Есть за мной такой грех – я же все-таки врач! А как же врачу да без любопытства?
– Я вот вам бы посоветовал любопытство свое попридержать. – Старик зло осклабился. – Очень, очень советую. Прямо-таки – настоятельно.
– Как скажете! – Старший тавуллярий развел руками и улыбнулся самой широкой улыбкой, после чего откланялся до очередного сеанса – сиречь до вечера.
И сразу же, как только вышел на улицу, заметил за собой слежку! Надо сказать, довольно неумелую, дилетантскую – черная бородища Анкудина была уж слишком приметна. Да и вел он себя так, как в детских фильмах про шпионов – постоянно прятался, выглядывал из-за угла, вытягивал шею.
Алексей, конечно, и виду не подал, что заметил слежку. Наоборот! Зашагал себе, не торопясь – благо денек выдался хороший, солнечный – в направлении Пятибашенных ворот, где, согласно легенде, и проживал в одном из постоялых дворов. Шел нарочно самым длинным путем, не пользуясь ни проулками, ни нахоженными вдоль старой стены Константина тропками – как-никак, а все же лекарь Александриус был приезжим, жителем Никополя, откуда же он мог знать все хитросплетения Константинопольских улиц? Даже пару раз останавливался, спрашивал у прохожих дорогу. И примечал – незадачливый топотун привратник все никак не хотел отстать.
Ну и хорошо, ну и ладненько!
Старший тавуллярий и сам был не прочь пройтись, разогнать кровь – вот только не встретить бы кого из новых (да и старых) знакомых. Хотя, конечно, старые-то его вряд ли узнают, если не столкнутся нос к носу, а вот что касается новых…
И ведь сам себе накаркал, не доглядел!
Близ ворот Святого Романа свернул к небольшой харчевне – слегка подкрепиться, и на тебе! Там же, оказывается, обедал и Епифан! И каким только ветром занесло туда этого парня? Впрочем, не так уж и далеко от церкви Апостолов – три-четыре квартала.
Анкудин, между прочим, сопел позади, в дверях. А сразу заметивший Алексея Епифан, разулыбался, замахал рукою:
– Садись, садись, винца выпьем! Ты где хоть был-то?
Ну, что делать?
– А, господин Епифан!!! – радостно на всю харчевню заорал Лешка. – Как ваша спина? Больше не болит?
– Спина? Какая спина?
– А горло? Горло не беспокоит? А ну-ка, откройте рот! Да пошире!
Пару секунд помигав глазами, Епифан быстро сообразил, что происходит что-то не совсем обычное, а потому послушно открыл рот.
– Да-а, – покачав головой, глубокомысленно произнес Алексей. – Микстуру, что я вам прописал, пьете?
– Гм… пью! Каждый день пью, по два раза!
– А мазь, мазью спину мажете?
– Конечно. И уже чувствую себя гораздо лучше, все благодаря вашим заботам.
К Лешкиному удовольствию, Епифан уже четко врубился в роль. А Анкудин-привратник – Алексей краем глаза видел – стоял рядом, за углом. Слушал.
– Видишь там, на выходе, здоровенного бородача? – улучив момент, шепотом спросил Алексей.
– А, такой угрюмый? Я его давно заметил – все время на нас пялится!
– Запомни, я сейчас – Александриус, лекарь из Никополя.
– Понял. – Юноша тут же кивнул и, повысив голос, заулыбался: – Не знаю, чтоб я делал без вас, господин Александриус! Хотя ведь знал, что ваш город Никополь славится хорошими врачами.
– Вы здесь один? Или с… племянниками?
– С племянниками. Они тут, неподалеку… Работают.
– Пусть отвлекут угрюмого. Поговорим!
– Сделаем… – Епифан поднялся на ноги и поклонился. – Рад был с вами повидаться, господин Александриус! Когда зайдете меня навестить?
– Скоро, мой друг, скоро!
Епифан вышел, а через пару минут покинул харчевню и Лешка. Чуть отойдя, с усмешкой проводил взглядом разъяренного Анкудина, с громкими проклятиями преследовавшего одного из парней Епифана – видать, тот у него что-то стянул!
– Стой! – потрясая кулачищами, орал на бегу привратник. – Стой, ворюга! Поймаю – убью! Люди добрые, держи вора, держи-и-и-и!!!
– Ну? – вынырнул из-за угла Епифан. – Что ты мне хотел сказать?
– Я пока не могу появляться дома, – быстро предупредил Алексей. – Неделю, может быть – две. Возможно, понадобится твоя помощь. Встретимся здесь же, в четверг, в это же время.
– Понял, – юноша кивнул и усмехнулся. – Во-он он твой угрюмец – возвращается! Ишь, запыхался, бедный. Мне скрыться?
– Нет. Как раз на четверг и уговоримся.
Злобно сплевывая, красный, как рак, Анкудин возвращался, видимо, не солоно хлебавши. Правда, подойдя к харчевне и увидав стоявшего там «лекаря Александриуса», спохватился и поспешно укрылся за деревьями.
– Так совсем забыл спросить, господин лекарь, – громко заговорил Епифан. – Когда же мне вас все-таки ждать?
– Даже не знаю, что вам конкретно сказать. – Алексей сделал вид, что задумался. – У меня сейчас очень важный больной… А знаете что? Давайте-ка встретимся с вами в четверг, здесь же, вот в этой вот самой харчевне!
– В этой самой харчевне? В четверг? Как скажете, любезнейший господин Александриус. А в котором часу?
– Да вот, как сейчас. Прощайте, друг мой, и получше следите за своим здоровьем, оно у вас одно.
– До свидания, господин лекарь.
Упорный привратник упрямо шагал за лжелекарем аж до самых Пятибашенных ворот, где тоже пришлось разыграть некую интермедию, точнее сказать – пантомиму. Зайти на постоялый двор, поулыбаться выскочившему навстречу хозяину, небрежно кивнуть кому-то, сидящему в трапезной, потом, уходя, помахать рукою.
А вечером было все тоже – старый ипоходрик Никомедис, снадобья, неразговорчивые доносчики слуги.
– А ну-ка, откройте-ка пошире рот, любезнейший господин! – глубокомысленно прищурив левый глаз, командовал Лешка. – Так-так-так…
– Что «так-так-так»? Ваши мази не помогают?
– Не все сразу, господин Никомедис, не все сразу.
– Слышал, вы уже имеете клиентов и здесь, в Константинополе? Быстро нашли.
– Да, это все старые знакомые, как-то встречались в Никополе. Поднимите-ка руки… Так-так, выше! Теперь медленно опустите и выдохните… Нда-а-а…
– Что? Что такое?
– Не нравятся мне ваши руки, господин мой! Как-то они странно подрагивают… Вот, вытяните-ка их вперед… Видите?
– Да… Действительно, подрагивают! К чему бы это?
– Плоховато дело! Но ничего, вылечим, и не такое лечили – мазей и снадобий у меня хватит.
– Когда прикажете подавать ужин, господин? – В кабинет заглянула кухарка – морщинистая, крючконосая, высохшая, словно старая вобла. А вот одета, по сравнению с другими слугами и даже с самим хозяином – можно сказать, с претензией. Нет, убого, конечно – какая-то бурая кацавейка поверх длинной нижней туники из грубого холста, убого, убого… Однако почему же у старшего тавуллярия вдруг возникла такая мысль, что – с претензией? Чем же старухина одежка отличалась от одеяния всех прочих в этом дурацком доме? Чем?
Черт, экономка слишком быстро ушла – не рассмотреть. Что же все-таки так зацепило взгляд? Какая-то мелочь… Но ведь была же она, эта мелочь, была…
– Ваши слуги ужинают здесь же, в доме?
– Вы слишком любопытны! Я же уже предупреждал! Да и вообще, скоро ли закончится лечение?
– О, прошу покорнейше извинить! – Алексей сложил перед собой руки. – А вот насчет лечения… Вы же сами только что видели свои руки. Ведь дрожат!
– Дрожат, – согласился старик с некоторым испугом. – И все же – договоримся с вами продолжить лечение до воскресенья!
– До воскресенья?
– Именно! В воскресенье, – Никомедис вдруг улыбнулся. – В воскресенье у меня как раз будет удобный случай проверить, как действует зелье… И действует ли оно вообще!
Поднявшись с лавки, старик с важностью удалился, бросив на прощанье быстрый злой взгляд – словно сыч зыркнул. Даже спокойной ночи не пожелал, черт старый!
Немного выждав, Алексей подошел к двери, распахнул…
И уперся взглядом в широкую бородищу привратника!
– Хозяин велел присмотреть, чтобы вы не ходили ночью по дому!
– А как же в уборную?
– Я вас буду сопровождать.
Вот это да! Вот еще дело!
Пожав плечами, старший тавуллярий улегся на лавку и задумчиво посмотрел в потолок. И все же, что ж его так зацепило в одежке экономки? Серая туника, рваная кацавейка… Черт! Не рваная! Вроде как блестело там что-то. Бисер! Мелкий такой, едва разглядишь, пришитый на оплечье в виде какой-то картины или узора. Вот она, претензия-то! Видать, старуха не слишком-то равнодушна к собственной внешности!
Понаблюдать? Алексей так и сделал, стараясь в точности запомнить рисунок. Красивый такой рисунок оказался, ежели хорошо присмотреться – лошадь, единорог, еще какие-то мифические звери.
Потом, в четверг, во время запланированной встречи с Епифаном в харчевне близ ворот Святого Романа, старший тавуллярий изобразил картинку на клочке бумаги и передал Епифану с наказом показать Мелезии – что-то она скажет?
Ответ стал известен Лешке уже через пару часов – сюда же, в харчевню, явились Епифановы криминальные мальчики.
«Это модная латинская вышивка» – так отозвалась Мелезия. И еще добавила, что человеку, умеющему так вот расшивать бисер, несомненно, свойственны трудолюбие, упорство и наблюдательность.
Вот так! Модная, значится, вышивка! А не слишком ли завышенные претензии для скромной старухи?
Алексей специально потолкался по ближайшему – у Влахернской гавани – рынку, пообщался с купцами, походил по лавкам, даже прикупил бисеру самых разных оттенков. А вечером, после очередного сеанса лечения протянул Никомедису пару аспр, улыбнулся:
– Не успел сегодня поужинать, а в какую-нибудь таверну тащиться не хочется – сами видите, дождь!
Дождь и в самом деле хлестал сегодня почти целый день с завидным постоянством. Хорошо так хлестал, упорно, словно честно выполнял какую-то нелегкую работу. На улицах и площадях вспенились лужи, а многие тропинки у стены Константина превратились в непроходимые топи.
– Ужин? – Господин Никомедис с охотой взял аспры – мелочь, а приятно! Не берут ведь – дают. – Ну что ж, я пришлю экономку. Может, что-нибудь и осталось?
– Кстати, а как ее зовут, вашу работницу?
– Работницу-то? – Старик усмехнулся. – Иларией кличут.
Едва Никомедис ушел, молодой человек проворно рассыпал на столе бисер, отсортировал по размеру и оттенкам цвета и, услыхав за дверью быстро приближающиеся шаги, уставился на сияющие крошки туманно-задумчивым взглядом.
– Можно? – приоткрыв дверь, просипела старуха. – Хозяин приказал накормить вас ужином.
– Ужином? – Старший тавуллярий оторвал взгляд от стола. – Это хорошо.
– У нас одна похлебка осталась, – неприветливо буркнула экономка. – Ее и принесла.
– Так поставьте вот сюда, на стол, – небрежным взмахом руки, Алексей смахнул бисер в сторону.
Илария плюхнула на стол большую глубокую миску с не вызывающим никакого аппетита варевом и вдруг застыла.
– Вот, жена просила купить. – Лешка с улыбкой кивнул на бисер. – Сам не знаю – тот ли? Может, купцы подсунули что-то не то… Знаете, я сам в бисере не разбираюсь, и вовсе не легко найти знающего человека.
– Вот тут уж вы правы – совсем нелегко! – уже гораздо более любезно отозвалась Илария. – Впрочем, могу дать совет, если хотите…
– Конечно, конечно! Интересно узнать, что вы скажете?
Чуть наклонив голову, старуху внимательно оглядела рассыпанный по столу бисер, потом протянула руку:
– Вы разрешите?
– Да-да.
Взяв кучку бисера в пясть, Илария покатала бусины на ладони, потом подбросила в воздух – и тут же с неожиданною ловкостью поймала, даже, казалось, едва не попробовала на зуб. А какие у нее при этом были глаза! Вот такими же глазами и сам Лешка еще в той, прошлой жизни, смотрел на новый компакт-диск «Арии», неведомо каким ветром занесенный в магазин при сельской почте.
– Что ж, – усмехнулась экономка минут через пять после начала осмотра. – Могу сказать сразу, вот это… – резким движением она отделила часть бусин от остальных, – верните купцам – они вас обманули, этот бисер ни на что не годится! А вот с этим… – Илария прихлопнула ладонью по небольшой кучке. – С ним можно работать.
– А с этими как же? – Старший тавуллярий покосился на оставшиеся – довольно многочисленные бусины. – Что же – и их я тоже зря купил?
– Зря не зря… – экономка задумалась. – Так и быть – завтра сыщу вам рецепты, как их восстановить: молоко нужно, поташ, соду… да много чего. И смешать все в строгой последовательности!
– Я вижу, вы настоящий специалист в этом деле! – вполне искренне восхитился Алексей.
Старуха не стала отнекиваться:
– Еще бы! Ведь мой батюшка держал вышивальную мастерскую! Самому базилевсу оплечье бисером расшивали! Золотые были времена…
– Что ж сейчас-то? Разорились?
– Разорились? – Илария желчно усмехнулась. – Разорили – пожалуй, так вернее будет сказать! Поганые итальяшки!
– Понятно, – кратко кивнул гость. – Задавили, так сказать, более дешевым – и куда менее качественным – товаром массового производства. Знакомая ситуация. И все же, мне кажется, никакое мастерство в этой жизни лишним не будет, ведь так?
– Так-то оно так, – вздохнула старуха. – Да ведь для того, чтобы хоть что-то создать – деньги нужны, и немалые. Особенно – в нашем деле.
– Так спонсора надо искать!
– Кого-кого, господин мой?
– Постойте-ка! – Лешка хлопнул себя по коленкам. – Есть у меня один приятель, бывший владелец гончарных мастерских… Сейчас чем только не занимается, кстати, три корабля у него, у пройдохи рыжего… Так вот он, думаю, не отказался б и от вышивальщиц. Мастерскую б нашел, бисер и ткани купил. Думаю, даже рад был бы!
– О, господин мой, тут можно очень быстро прогореть. Правда, если Бог даст, то и заработать можно немало.
– Владос… Ну, приятель мой… Как раз из таких, что очень любят риск. Да-а, думаю, он бы поднял это дело. А вы знаете что… Кстати, вы, уважаемая Илария, буквы знаете?
– Знаю ли я буквы?! – Бабка неожиданно обиделась. – Да я в юности стихи сочиняла, не хуже, чем когда-то Кассия!
– Вот и отлично! – Вскочив на ноги, Алексей потер руки. – Тогда составьте-ка мне, скажем, к воскресенью, подробную роспись – чего надобно для создания мастерской, да какие будут предполагаемые расходы и – опять же предполагаемая – прибыль. Я ясно излагаю?
– Вполне. Завтра же предоставлю такую роспись.
– Одно меня только тревожит – остались ли еще вышивальщицы?
– Ничего, можно и молодых девок в ученье взять – со временем не хуже меня вышивать станут.
– Кстати, уважаемая Илария, вот бы в воскресенье-то, ближе к вечеру, нам с вами эту роспись и обсудить, да во всех подробностях. Вдруг да вопросы какие возникнут? Эх, не помешали бы только! Господин Никомедис, я смотрю, не очень-то жалует, когда жгут по вечерам свечи.
– Х-хэ! – Старуха чуть было не сплюнула, да удержалась. – Хозяин-то скупец, что и говорить. Давно хочу от него уйти, да некуда – ну кому я, старуха, нужна?
– А вот как раз в мастерскую бы и… Ладно, об этом потом поговорим, в воскресенье. Ежели не помешают.
– Да не помешает никто, государь мой! – перекрестившись, уверила экономка. – Все наши во главе с хозяином на вечерню отправятся, в какую-нибудь дальнюю церковь.
– В дальнюю? Почему в дальнюю?
– А я почем знаю? – Илария пожала плечами и вдруг, воровато оглянувшись на дверь, зашептала: – Только в месяц несколько раз туда ездят. И все говорят, что по разным церквям, мол, так Господу приятнее. А я то смекаю, не дура ведь, что ездят-то они в одно и то же место – глина-то на колесах возка все время одна и та же – желтая!
– Что ж тогда врут?
– Вот и я думаю – что? – Старуха почмокала губами. – Вон и сейчас оба – Анкудин и Фока – у хозяина сидят, сговариваются. Потому и я тут с вами заболталася, прости господи. Ну, пожалуй, пора мне.
– Не забудьте про воскресенье, уважаемая Илария.
– Да не забуду… Храни вас Бог, господин лекарь. Вдруг, да все сладится?
Старший тавуллярий отправил на слежку всех, кого мог – и Зевку, и Епифана с его вороватыми ребятишками. И уже в понедельник, в харчевне у ворот Святого Романа получил результат.
Нет, старик Никомедис встречался не с турками и не с какими-нибудь подозрительными личностями, как раз наоборот – с личностями очень даже знакомыми Алексею еще по давним делам.
И Зевка, и Епифан заявили в один голос – Эраст Никомедис со слугами ездили в приют Олинф, располагавшийся не так уж и далеко, у церкви Апостолов. Очень хорошо известное старшему тавуллярию место, известное по долгу службы. Еще прежний попечитель приюта, некий господин Скидар Камилос, был известен тем, что поставлял богатым извращенцам мальчиков-сирот. За то и поплатился, и сейчас уже должен бы лет как семь махать тяжелым веслом галеры. Что ж, выходит, его преемник пошел по прочному пути предшественника. Верно говорится – свято место пусто не бывает, если можно заработать деньги – их и зарабатывают. И деньги очень, очень хорошие.
– Как ты сказал, звали прежнего попечителя приюта? – потягивая вино, переспросил Епифан.
– Скидар Камилос.
– Ну так этот же господин там и есть. На прежнем своем месте.
Вот как? Оправдали значит. Впрочем, можно было ожидать – слишком уж много заинтересованных лиц было в этом деле. И лиц – из самых высших кругов! Кстати, господин Камилос был каким-то боком завязан с турками, точнее говоря – подозревался в такой связи. И что? А ничего, похоже.
Значит, что же, получается старик Никомедис – дохлый номер? Лишь удовлетворяет свою похоть, старый козел. По нынешним смутным временам – криминал невеликий.
Значит, ну этого гнусного извращенца к черту!
И все же оставлять его без присмотра не следует… А вот старухе Иларии и…
