Текст книги "Царьград. Трилогия"
Автор книги: Андрей Посняков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)
Глава 2
Осень 1448 г. Константинополь
О злая судьба!
Увы, о жена, беда за бедой!
Куда ж ты пойдешь? У кого ты
Приюта попросишь?
Еврипид «Медея»
…факел.
Факел!
Алексей поднялся на ноги – тяжело звякнули сковывающие руки цепи. Цепи! Вооруженные короткими мечами стражники! Тюрьма!
А на улице – теплая золотая осень. Южная осень Константинова града, столицы некогда великой, а ныне давно уже пришедшей в упадок, империи. Осень 1448 года от Рождества Христова.
А он – Лешка – не Смирнов Алексей, а некто по имени Алексий Пафлагон – старший тавуллярий сыскного разряда ведомства (секрета) эпарха. Не самый мелкий чиновник, добившийся, надо сказать, немалых успехов на поприще борьбы со всякой шушерой – налетчиками, ворами, шпионами. Сколько он здесь уже? Почти десять лет… Почти десять…
А утопленный в болоте трактор, совхоз, пьяницы, Касимовка – все это на самом деле было! В той, прошлой жизни, которой – судя по привидевшемуся только что сну – продолжал жить оставшийся там, в родной стороне, Лешка. Другой – и тот же самый. Ведь так случилось, что им – по сути, одному и тому же человеку – не было места вдвоем. Кто-то один должен был остаться… или умереть, по крайней мере, именно так говорила бабка Федотиха, прежде чем возвратить Алексея Пафлагона обратно.
Алексей Пафлагон… Константинополь для него давно уже стал родным – друзья, любимая супруга, сын Сенька… нет, Сенька – это по-русски, по-здешнему же – Арсений, что значит – бодрый, крепкий, мужественный! Именно таким – тьфу-тьфу-тьфу – Сенька и был. В следующем году исполнится четыре года. Большой…
Шагая по узким коридорам тюрьмы, Алексей улыбнулся, вспомнив о сыне. И тут же улыбка, на миг озарившая лицо его, погасла – возникла мысль: а почему он здесь? Чьей злобной волею? Хрисанфий Злотос – непосредственный начальник, не скрывавший своей ненависти к подчиненному – вот первый, кто приходил на ум. Один раз Злотос уже Алексея подставил – четыре года назад, вынудив примкнуть к крестоносцам короля Владислава Ягеллона. Но из этой передряги Алексей Пафлагон вышел с честью, за что и получил награду от самого базилевса! Деньги, золотой венец, повышение по службе. Женился-таки на давно любимой девушке, Ксанфии Калле! Родился сын, жизнь, казалось, налаживалась – приличное жалованье, друзья, тихие семейные радости… И вот, на тебе! Тюрьма! Нет, это Злотос интригует, определенно Злотос, больше просто некому.
– Стой!
Остановившись перед низкой дверью, обитой тускло блестевшими в дрожащем пламени факелов железными полосами, идущий впереди страж осторожно постучался. Двое других тюремщиков тем временем проворно обыскали узника – как будто он мог что-то спрятать! Впрочем, Лешка воспринял сие довольно равнодушно – порядок есть порядок.
– Входи! – обернувшись, махнул рукой страж.
Наклонив голову, Алексей вошел в узкую, освещенную двумя светильниками, келью с длинным, обитым зеленым протертым бархатом, столом. В кресле, за столом, сидел лысоватый мужчина лет пятидесяти, показавшийся Лешке немного знакомым, с унылым морщинистым лицом, редкой бородкою и острым пронзительным взглядом. С покатых плеч мужчины ниспадала тяжелая – темно-синего, с золотым шитьем, бархата – мантия, на крючковатых пальцах сверкали перстни с разноцветными драгоценными камнями. Рядом, за креслом, почтительно стоял курчавобородый коротышка – Диомид Ладос – начальник тюрьмы Пиги. Диомида Алексей знал, правда – шапочно, как-то доводилось встречаться по служебной надобности. Теперь вот, снова встретились… Лучше бы в другом месте и при других обстоятельствах. Обстоятельства, кстати, нужно было выяснить – как раз удобный случай! Хотя нет, не удобный – этот вальяжный мужик в кресле тут явно лишний. Интересно, кто это?
– Старший тавуллярий секрета эпарха Алексий Пафлагон? – то ли спросил, то ли уточнил начальник тюрьмы, скорее всего – для сидящего гостя.
Лешка вопросу-уточнению не удивился – таковы уж были здешние правила. По правилам и отвечал, вполне, между прочим, вежливо:
– Да, я Алексей Пафлагон, старший тавуллярий секрета эпарха.
Сказал и поклонился, звякнув цепями.
– Господин квестор желает сказать тебе пару слов, Алексей Пафлагон.
Квестор?! Главный юрист империи! Ну надо же! Так вот почему он казался знакомым – Алексей как-то видел его мельком на каком-то важном собрании в родном ведомстве.
Квестор! Но почему он здесь?! Что такое случилось?
Нехорошее предчувствие охватило узника, засосало под ложечкой, а в груди, под сердцем, разлился холод. Столь важные чиновники не станут таскаться по тюрьмам ради обычного дела!
Квестор обернулся к тюремщику:
– Оставь нас, Диомид.
Голос у него оказался красивый, звучный, наверное, квестор был хорошим оратором или специально брал уроки.
Начальник тюрьмы поклонился и бесшумно покинул келью, тщательно затворив за собой дверь.
Примерно с минуту важный гость пристально буравил Лешку тяжелым холодным взглядом, после чего, поморгав, пододвинул к себе лежащую на столе бумагу, исписанную заковыристым почерком. На красном шнурке висели остатки золотой печати – дело императорской важности.
– Алексей Пафлагон, старший тавуллярий секрета эпарха, обвиняется в подготовке заговора против наследника императора и государства христиан! – тихо прочел квестор и, быстро подняв глаза, спросил: – Надеюсь, тебе не нужно говорить о наказании?
– Не нужно…
Старший тавуллярий похолодел. Так вот, оказывается, в чем дело! Заговор! Его обвиняют в подготовке заговора против императорской власти! Наказание за это по всем законам – «Шестикнижью», прохирону, древней Эклоге – одно: немедленная смерть!
– Но…
– Ты хочешь спросить – на основании чего тебе предъявлено обвинение? – понятливо кивнул вельможа. – Поверь – такие основания есть.
– А…
– А суд уже был! Авторитетный, скорый и, поверь, справедливый. Тебя даже не стали допрашивать и подвергать пыткам – настолько вина твоя неоспорима. Приговор вынесен единогласно, и ты знаешь – какой.
– Смерть.
– Да, смерть. Кроме того, все твое имущество будет конфисковано, а семья – ослеплена и выслана.
Ослеплена! Да, эти сволочи вполне способны выколоть глаза Ксанфии и Арсению!
– Как видишь, высокий суд, несмотря на столь тяжкое обвинение, отнесся к тебе в высшей степени снисходительно.
– Да уж, спасибо за заботу! – издевательски хмыкнул Лешка.
Квестор то ли не заметил издевки, то ли не счел нужным ее замечать. Лишь пояснил, ухмыльнувшись:
– Ты будешь казнен на рассвете через отрубление головы. Это хорошая, легкая казнь.
– И быстрая.
– Да – и быстрая. Приговор исполнит Самсон. Здесь же, на тюремном дворе – ведь дело-то тайное.
– Самсон хороший палач. Я даже рад.
Квестор скривил тонкие губы в улыбке:
– Вот видишь, мы все идем тебе навстречу!
– И даже не спрашиваете сообщников!
– А мы их всех знаем.
– Даже так?! – узник удивленно качнул головой. – А позвольте спросить – кто же мои доброхоты?
– Ты спрашиваешь лишнее!
Ну конечно – скажет он, как же! Нет, здесь не Злотос – пакость-то высшего сорта, тут явно кем-то из вельмож пахнет! И кому же он, Лешка, успел насолить? Интересно… Главное, и обвинение-то какое-то расплывчатое – заговор против императорской власти. А конкретнее?
– Могу я спросить еще, уважаемый господин квестор?
– Спроси, так и быть. Да на том и закончим! – Вельможе явно понравилось показное Лешкино почтение. Впрочем, ничего иного квестор и не ожидал – надо сказать, местное чиновничество очень уж любило лизать задницу любому начальству, в этом смысле мало чем отличаясь от чиновничества российского. Любили, любили… Встретить начальничка хлебом-солью, угодливой улыбкой, поклонами, разносолами, а будет возможность – и банькой с девочками (или с мальчиками, это уж смотря по запросам). И ловить, ловить вельможные взгляды, ловить внимательно, ища в них любой намек на одобрение, и, замирая сердцем, испытывать в груди томление, сродни любовному – а вдруг да понравится начальству прием? Нет, не может не понравиться – ведь вон как все! Стоят, улыбаются, преданно высокого визитера глазами жрут – ах, поругай, поругай нас, сирых, так! Так! Уж если и заругается сановный гость, голосок свой чиновный повысит – так ведь есть за что ругать, уж как не быть-то? А ежели утихомирится, главой кивнет милостиво – вот тут-то и праздник на душе настанет, уж такой праздник, такой – одним взглядом начальства взлелеянный – что и, казалось бы, нету счастливее дня!
Вот так все себя вели – в Византии – тогда, в России – сейчас, да и вообще – в любой чиновной системе, в которой суть одна, простая, самому глупому идиоту в пониманьи доступная: я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак. Оба мы начальники – уважаемые люди!
И даже на смертном одре стремились начальнику угодить! Вот как сейчас Лешка.
Поклонился, сделал несколько шагов вперед… так, чуть заметных. Спросил тихонечко, с неким таким нарочитым ужасом:
– Что же, выходит, я на самого базилевса зло умыслил?!
– На будущего базилевса, наследника – морейского деспота Константина! – с благостной усмешкою пояснил визитер.
Ах, вот оно что! Лешка закусил губу – да-да, вот это расследование он и вел… Так вот оно как вышло! Нет, тут не Злотос… Вернее – не только он.
Константин Палеолог Драгаш, морейский деспот, провозглашенный официальным наследником недавно преставившегося императора Иоанна. И еще пока не вступивший в должность. Ладно…
– Ну, за сим закончим.
Квестор поднял голову – видать, хотел позвать тюремщика.
Нет! Не должен он сейчас кричать, не должен! По-тихому надо, по-тихому – Алексей для себя уже все во время беседы решил, теперь действовать – он же все-таки не ромей, и не российский чиновник – лизать начальству зад не приучен. А квестор-то наверняка по-другому думает! Ну-ну…
Лешка с шумом пал на колени:
– Благослови на смерть, господине!
И тут же прыгнул к столу… Оп! Двинул сановника башкой в подбородок – на тебе! Придержал руками… Хотел еще добавить по башке цепью… Нет, вроде не нужно! Убил, что ли? Не должен бы.
Алексей приложил ухо к вельможной груди. Сердце бьется! Жив. Так! Снять с него мантию! Хорошая мантия, с капюшоном. Теперь быстренько спеленать… хоть вот этой скатертью, ага – и кляп из нее же. Хорошо – материя старая, да цепи на руках длинные – действовать не очень мешают.
Стараясь не шуметь, Лешка затащил спеленутого квестора под стол, потушил ближний светильник, и, накинув на плечи мантию, надел на голову капюшон. Вроде бы ничего, не должны заметить. Теперь только – быстро, быстро, другого такого случая не будет. Поутру казнят – и все тебе.
Придерживая – чтоб не звенели – спрятанные под мантией цепи, узник распахнул дверь и, выйдя в полутемный коридор, властно позвал:
– Диомид!
– Я здесь, господин квестор!
– Проводи меня, Диомиде.
– Слушаюсь, мой господин. – Начальник тюрьмы отобрал у подвернувшегося стражника факел и, подняв его повыше над головой, уверенно зашагал впереди. Время от времени оборачивался, предупреждал:
– Осторожно, здесь лестница – не споткнитесь! И здесь – ступеньки. А вот он – порог. Вам помочь, господине?
– Иди-иди, сам справлюсь.
Диомида нужно было позвать, чтоб сопровождал, ведь кроме него вряд ли кто осмелится войти сейчас в келью. Значит – есть возможность выиграть время, а это важно, очень важно сейчас.
Скрипнув, отворилась дверь – пахнуло ночной свежестью, и с неба брызнули звезды. Квестор, наверное, в коляске приехал. Или верхом? Нет, вряд ли верхом. Но не пешком – точно. И слуги – охрана – наверняка имеются, не может так быть, чтоб без охраны. Ага, вот они!
Серебряная луна освещала узкий тюремный двор, в углу которого виднелся небольшой эшафот с плахой – видать, уже приготовили к завтрему. Алексей невольно поежился, проходя мимо. По левую сторону от эшафота виднелась закрытая двуколка, запряженная четверкою лошадей, и вооруженные короткими копьями воины в панцирях и синих плащах – охрана.
При виде Лешки и Диомида воины живо повскакали в седла, а обернувшийся с облучка возница почтительно поинтересовался:
– Домой, господине?
– Во дворец!!! – забравшись в повозку, громко прорычал Алексей, и повозка тут же покатила к тюремным воротам.
Начальник тюрьмы, прощаясь, побежал рядом, бежал до самых ворот, и потом, когда повозка квестора уже выехала на широкую улицу Пиги, еще долго кричал что-то вослед – как видно, прощался.
Ну и черт с ним!
Откинувшись на мягком, обтянутом парчою, седалище, беглец перевел дух. Время было подумать – он ведь не зря велел ехать к императорскому дворцу – тюрьма-то располагалась у Силиврийских ворот, в западной части города, а дворец – у Святой Софии, на востоке. Через весь город тащиться!
Впрочем, времени мало – сейчас начальник тюрьмы вернется в свой кабинет и…
Лешка высунулся из повозки, увидев, как впереди, в свете луны, показалась старая полуразрушенная стена Константина, по обеим сторонам которой располагались полуразрушенные особняки, заросшие превратившимися в настоящие леса садами – остатками былого величия империи. Нехорошее было местечко, и люд там обретался соответственный – разбойники, лиходеи, актеры, проститутки и прочие. Самое подходящее сейчас местечко!
– Эй, останови! – стараясь, чтоб голос звучал красиво и громко, распорядился беглец.
Повозка замедлила ход и остановилась недалеко от стены, у захламленного пустыря, за которым виднелись какие-то развалины и густые заросли.
– Ждите!
Закутавшись в мантию, Алексей выбрался из кареты и, придерживая цепи, быстро засеменил к развалинам – якобы приспичило по естественной надобности.
– Господине! – закричал было начальник охраны. – Там место недоброе!
– Ждите!!! – обернувшись, снова выкрикнул Лешка.
И проворно скрылся в развалинах некогда великолепнейшего дворца. Снова перевел дух. Так… Куда теперь?
А вон – вдоль стены! Вряд ли охраннички туда сунутся, хотя – кто их знает?
Скинув мантию – уже не нужна, мешает только, – беглец как мог быстро побежал по узкой, тянувшейся меж кустами, тропинке. Места кругом были знакомые – два года назад под непосредственным Лешкиным руководством здесь брали банду страшного душегуба по прозвищу Пигмалион Красный Палец, несколько лет кряду терроризировавшего жителей квартала у церкви Апостолов. Вон она там, церковь – видно, как блестит в свете луны крест. Далековато, конечно, до нее – километра два, не меньше. Да и не нужно туда – слишком уж прямо путь. Лучше сейчас – за стену, уж там-то в последнюю очередь станут искать – ворота-то на ночь заперты, и ночная стража открывает их только по какому-нибудь важному случаю – типа проезда господина квестора.
А кроме ворот – можно сверху стеночку миновать, по старому акведуку. Лешка хорошо знал – как, именно этим путем от него когда-то чуть было не ушел Пигмалион Красный Палец.
Ну вот он, акведук! Черные – на фоне палевого звездного неба – арки. Хорошо, ноги не сковали! Оп!
Подтянувшись, беглец ловко взобрался на акведук и, оглянувшись по сторонам, проворно пополз за стену. Именно, что пополз – идти здесь, в темноте, себе дороже! Днем-то сломаешь ноги или навернешься. Осторожнее надо, осторожнее… Так…
Миновав стену, Алексей мягко спрыгнул в темноту.
И чуть не наступил на голову спящему в кустах бродяжке!
– Ай! – закричав, тот бросился было бежать, да Лешка тут же придержал его за руку. – Вот что, парень, хочешь заработать?
– Кто ж не хочет? – Парнишка – в полутьме плохо было видать, но судя по всему – подросток, юноша – азартно потер руки.
– Доходный дом Степанидоса у Амастрид знаешь? Такой, с балюстрадой. Там еще таверна рядом – «Золотая рыбка».
– «Золотую рыбку» ведаю!
– Сейчас сможешь туда пробраться?
– Обижаете! – парнишка обиженно хмыкнул.
– На улицах ночная стража, – напомнил беглец.
– Так и я ведь не из деревни! Но это дорого стоить будет и…
– Десять дукатов!
– Чего?!!!
– Десять золотых венецианских монет – цехины они еще называются.
– Знаю я, как они называются, господин. А ты… вы меня не обманете?
– Вот! – Лешка сорвал с шеи подвеску с изображением кудрявой головы языческого бога Зевса – чудом сохранившийся амулет, с которым много чего было когда-то связано. – Спросишь госпожу Ксанфию, покажешь амулет, скажешь – пусть тайно проберется в дом Георгия и там ждет меня. Не забудешь?
– Нет, – парень покачал головой и тут же напомнил про деньги.
– Получишь от нее десять… ладно, пятнадцать…
– Лучше двадцать!
– Эк ты алчен! Хорошо – двадцать цехинов. Скажешь, я велел. Меня зовут Алексей, понял?
– Все сделаю, господин!
– Ну иди тогда… Да, если что по твоей вине случится – не обессудь, сыщу и на дне моря!
Алексей с такой силой сжал руку подростка, что тот не выдержал, вскрикнул:
– Да ладно вам, сделаю, как указано! Только с деньгами не обманите.
– В этом можешь не сомневаться! – Зазвенели цепи, впрочем, парень этого не слышал – исчез в темноте.
Выполнит. Алексей не сомневался – выполнит, не такое уж сложное дело для ушлого константинопольского юнца, тем более – светает уже, скоро утро. Главное – успеть, успеть! Сейчас его, Алексея, уже, поди, ловят. Там, на той стороне. Пока побегают, пока сообразят – успеет, успеет парень, жаль, забыл спросить, как зовут, впрочем, это не важно.
Дом Георгия, Георгия Кардая, друга старинного, с которым много чего пережито. Хороший человек Георгий, к тому же – монах, да не простой, а в монастырской братии при церкви Хора человек не последний! Вельможный, можно сказать, монах – иерарх, это слово здесь вернее всего будет употребить. Дом его, когда-то за долги конфискованный, Георгий, как в силу вошел, снова выкупил – мало ли, сгодится. Хотел гостиницу для паломников устроить, да вот пока не успел – все дела. Ну, устроит еще. А пока друзьям – рыжему коммерсанту пройдохе Владосу и ему, Алексею, в дом сей путь не заказан. Георгий так и сказал – пользуйтесь как своим. Да вот пока не пользовались – совестно было, чай, не бедняки какие-нибудь, денег снимать хватало, да еще Ксанфия, супружница, давно уже пыталась дом своего покойного дядюшки отсудить, пока, правда, безрезультатно, но, кто знает, может, и сладится все?
Ладно, об этом потом, сейчас главное – из дерьма выбраться да семью спасти – спрятать где-нибудь. Дом Георгия – он только на первое время сгодится, потом и до него доберутся, ежели как следует копать начнут. Доберутся – сомневаться в том не приходится, но – далеко не сразу. Дня три-четыре, наверное, есть. Георгий – монах, и в гости к Алексею заходил нечасто, и мало кто из знакомых о нем знал. Так что пока – туда, в дом у Пятибашенных ворот. Вот черт! Что же в другую сторону-то бежал? Где церковь Апостолов, а где – Пятибашенные ворота? Теперь через полгорода пробираться. Хотя нет худа без добра – кто ж его искать почти у самой тюрьмы – а она там рядом – будет? Эх, еще от цепей бы избавиться.
Беглец нагнулся, поискал подходящий камень, ударил – нет, не избавиться. И бить неудобно, и цепи – надежные, тюремный кузнец постарался на совесть. Что ж, нужна кузница, и такая, чтобы… В общем – определенного сорта кузница, по роду службы Алексей знал таких несколько, другое дело, что во многих и его в лицо знали. А из тех, где не знали, что поблизости? Да есть парочка, как раз за церковью Апостолов, почти у самой стены.
Старший тавуллярий прикрыл глаза, вспоминая. Ну да, там. Там и лошадок ворованных перековывают, и оружие могут выковать, и много чего еще. Слово только тайное знать нужно – Лешка знал.
Осмотрелся, выждал немного – вроде тихо – и быстро пошел вдоль стены ближе к церкви. Светало уже, и сквозь остатки сизых ночных облаков голубело небо. А на востоке, за стеной – алела заря, и первые лучи солнца золотили нижние края пурпурно-палевых облаков.
Город просыпался. Нахваливая свой нехитрый товар, кричали торговцы, перекрикивались на башнях воины утренней стражи, в церквях вдарили в колокола. Утро.
Беглец запоздало пожалел, что выбросил мантию – пригодилась бы теперь, скрыть цепи, а так – куда же их теперь спрячешь? Издалека видны этакие вериги. Вериги… А что, если… Алексей тут же так и сделал – как придумал: разорвал тунику, сняв, выбросил к черту сапоги, вывалялся в грязи, взъерошил волосы. Да, выбравшись на узкую улочку, пошел себе, ничуть не таясь к церковной площади. Гремел цепями, гнусавил:
– Подайте-е-е-е Христа ради-и-и-и богоугодному страннику!
Люди косились, некоторые даже подавали медяхи, да так, что ближе к церкви скопилось на лепешку и жареную рыбку. Позавтракал, поглазел искоса на постепенно собиравшуюся на площади перед храмом толпу, выискивая знакомых, и, не найдя таковых, направился к стене Константина. Знал, там, на одной из прилегающих улочек, располагалась кузница некоего Демьяна Калитоса, более известного в определенных кругах под именем Демьяна Свинячье Рыло. Никого по пути не спрашивал – дорогу ведал.
Кузница оказалась там, где и была – почти у самой стены, серо-кирпичной, старой, местами разваленной – слышно было, как стучал молот. Алексей огляделся, но в кузницу не заходил, устроился неподалеку, в кусточках, у захламленного ручья. Ждал.
Ожидание его длилось недолго: не прошло и пяти минут, как из мастерской выбежал молодой подмастерье в кожаном фартуке, с объемистыми ведрами в руках, и, насвистывая, спустился к ручью. Выбрав место поглубже, наклонился, черпанул водицы…
– Хозяина покличь! – неслышной тенью возник за его спиной беглец.
– Ась?! – Парень обернулся – косая сажень в плечах, не слабый хлопчик, и в глазах – никакого страха, еще бы.
Со скрытой насмешкой оглядел незнакомца:
– А что тебе за хозяин нужен?
Лешка прищурился:
– Демьян. Кто же еще-то? Иль ты, вьюнош младой, еще какому-нибудь хозяину служишь?
Вот этих слов парень испугался! Вздрогнул даже, оглянулся по сторонам, сплюнул:
– Типун тебе на язык! Нету у меня никого другого, окромя господина Демьяна Калитоса.
– Тогда зови, да побыстрее!
– А, – опустив ведро, парень махнул рукой. – А ты кто будешь?
– Кто надо! – жестко отрезал беглец. – Экий ты любопытный, как я погляжу. Таким любопытным одно место – на погосте.
– Иди ты! – подмастерье испуганно заморгал. – Я к тому, что вдруг Демьян спросит – кто звал, да зачем?
– А ты поклон ему передай. От Елизара.
– Передам, ладно.
Схватив ведра, парень быстро зашагал к мастерской, в воротах которой немного погодя возник и сам хозяин, Демьян Свинячье Рыло, и в самом деле, чем-то напоминавший раздобревшего кабана. Осмотрелся, засунув большие пальцы рук за пояс, крякнул и неспешно зашагал к ручью.
Алексей выступил из-за кустов:
– Здорово, Демьян.
– Здорово, коли не шутишь. – Кузнец внимательно оглядывал путника. – От Елизара, говоришь, поклон?
– От него, – невозмутимо кивнул беглец. – Есть у него к тебе одно дело.
– Так он что, на свободе? – удивленно-недоверчиво переспросил Демьян.
– Нет, но, думаю, скоро будет.
Кузнец хмыкнул:
– Будет он. Каменоломни-то глубоки! Так что за дело-то?
– Не знаю, – Лешка пожал плечами. – Выйдет – скажет.
– Ага, выйдет…
– Я же вышел! Слышь, Демьяне, мне бы лишние украшенья снять, – Алексей красноречиво позвенел цепью.
– Украшения, говоришь? – насмешливо прищурился кузнец. – Так, верно, ведаешь – я в долг не работаю.
– Так я не в долг, – прищурился Лешка. – Бери сейчас крест, вон, на шее висит – серебряный, а завтра я его у тебя выкуплю… дуката за два.
– За три, – быстро поправил Демьян и, не дожидаясь ответа, махнул рукой. – Идем. Только быстро.
– А подмастерья? – заосторожничал беглец.
Кузнец лишь усмехнулся:
– Не боись! Мои парни не из болтливых.
Не прошло и десяти минут, как освобожденный от оков Лешка уже шагал вдоль стены Константина, направляясь на западную окраину города – к Пятибашенным воротам. Далеко впереди, в утренней туманно-золотистой дымке вздымалась в голубое, с небольшими белыми облачками, небо величественная колокольня церкви Иоанна Студита. За церковью синело море.
Миновав широкую улицу Пиги без задержки – хоть и очень хотелось остановиться у собравшейся около старого портика толпы, послушать, о чем судачат? – Алексей повернул направо и, пройдя проулками, оказался на тихой и неприметной улочке, поросшей тополями, липами и сиренью. За кустами белели стена и ворота дома Георгия – уютного двухэтажного особнячка, некогда знавшего и лучшие времена.
Подойдя к воротам, Лешка постучал условным стуком – подзывал слугу-сторожа. Внутри, во дворе, скрипнул засов, створка ворот отворилась…
– Ксанфия!
О, слава тебе, Господи, она уже здесь!
О блеск золотых волос, о небесная синь глаз, о…
Не в силах сдерживаться, Алексей крепко обнял жену, целуя в губы:
– Ксанфия, цветок мой!
– Я отослала слугу к отцу Григорию. Кое-что разузнать.
– А…
– Соврала, будто в нашем жилище ремонт. Дескать, поживем некоторое время тут.
– Умная ты у меня. А Сенька где?
– Спит. Утомился – мы ведь сюда на рыбачьей лодке. Да – вот твой амулет.
Алексей надел на шею «Кудрявого Зевса», поинтересовался:
– Кстати. Ты расплатилась с тем выжигой, что приходил от меня? Дала ему двадцать монет?
– Он сказал – тридцать. Столько и отсчитала.
– Вот гад!
– Симпатичный юноша. Что же касается денег – в серьезных делах не принято экономить, муж мой.
– Ты права, как всегда, права, – беглец наконец-то улыбнулся. – О Ксанфия! Какая еще жена понимает супруга с полуслова? С желания? С мысли? Поистине сам Господь вознаградил меня тобою!
– Ну уж, – Ксанфия хмыкнула, по блеску в глазах было видно, что слова мужа ей очень приятны.
– Я должен с тобой посоветоваться по одному очень важному делу, – входя в дом, тихо произнес Алексей. – Очень, очень важному. Возможно, тебе и сыну придется уехать. Возможно – надолго.
– Все настолько серьезно?
– Более чем!
– Тогда ничего не говори сейчас – ты, верно, голоден? Соверши омовение, подкрепись, остынь – а уж потом будем думать.
– О жена моя, похоже, ты лучше меня знаешь, что делать?! Кстати, я уже по пути подкрепился, а вот от омовения не откажусь, как и от стаканчика-другого вина.
Ксанфия улыбнулась:
– Я как раз нагрела воды – в бочку уж сам выльешь. Что же касается вина – подожди, принесу.
– Неси уж сразу к бочке!
Ах, каким наслаждением было сейчас выкупаться, смыть с тела липкий тюремный пот и дорожную грязь! И пусть вода оказалось прохладной – успела уже остыть – разве в этом дело?
– Пей, муж мой! – Войдя, Ксанфия принесла бокал на золоченом подносе. Бокал красного родосского – о неземное блаженство!
Лешка улыбнулся:
– А сама что не выпьешь?
– Ты забыл – сегодня пятница, постный день. Я ведь дала обет соблюдать все посты. Помнишь, в день нашей свадьбы?
– Да помню, помню, – расплескивая воду, замахал рукой Алексей. – Но сейчас исключительный случай. Думаю, отец Георгий разрешил бы тебе выпить… и не только выпить, но и нарушить пост как-нибудь… гм-гм… по-иному.
Лешка, прищурясь, посмотрел на жену – на синие, как море, глаза, на густое золото волос, стиснутое узеньким серебряным ободком, на плавные – такие соблазнительные – изгибы тела, коих не в силах была скрыть даже плотная одежда из тяжелого, затканного серебром бархата и парчи.
– А ну, подойди-ка…
Обняв жену мокрыми руками, Алексей погладил ее по волосам и, обняв за шею, принялся с жаром целовать в губы. Ксанфия лишь томно вздохнула…
Лешка поспешно выпрыгнул из бочки, торопливо расстегивая фибулы. Полетела на лавку мантия. Тяжело упала на пол красная бархатная стола, осталась лишь тонкая полотняная рубашка – длинная, небесно-голубая, до самых пят – ее Ксанфия сбросила сама, обнажая трепетно-молодое тело. О, она еще была хоть куда – в свои двадцать шесть выглядела точно так же, как и восемь лет назад, в первый день их знакомства. Лебединая шея, тонкая талия, стройные бедра, волнующая ямочка пупка, налитая упругая грудь… которую Лешка принялся уже целовать, тискать… И тут же, на широкой лавке, обнаженные молодые тела слились в едином порыве страсти… А потом – еще раз, и еще…
Пока Ксанфия не услышала, что кто-то давно уже молотит в ворота.
– Пойду, открою. Наверное, Антип – сторож.
Женщина быстро набросила на себя одежду и, выбежав в прихожую, выглянула в дверь:
– Антип, ты?
– Я, госпожа. Не один, с отцом Георгием.
– Георгию пока ничего не говори! – подбежав сзади, быстро предупредил Алексей. – Не нужно зря подставлять друга.
– Да о чем не говорить-то?
– Узнаешь… А! Рад тебя видеть, дорогой гостюшка! Точнее даже сказать – хозяин. Ничего, что мы воспользовались твоим жилищем? Мы ненадолго, пока ремонт.
– Антип рассказал мне. – Георгий – все тот же, светлоглазый, русоголовый парень, только ныне – с небольшой бородкой и несколько усталым посмурневшим лицом – улыбнулся и крепко обнял приятеля. – Давненько же мы с тобою не виделись! Как мой крестник?
– Спит. Сейчас разбудим!
– Нет, нет, пусть спит, после с ним почеломкаемся. Хотя… – Георгий внезапно запнулся. – Может, уже и долго не свидимся.
Лешка вскинул глаза:
– Долго? А что такое случилось?
– Да уж случилось, брат. О том и зашел сказать. Через три дня еду с посольством на Русь!
– На Русь?! – удивленно переспросила Ксанфия.
– Ну да. В Русские земли, ко двору господина Василия Слепца – Владимирского и Московского князя.
– Вот оно что-о-о, – негромко протянул Алексей. – Вот как оно вышло-то! Оно и на руку! На…
