Текст книги "Докладывать мне лично! Тревожные весна и лето 1993 года"
Автор книги: Андрей Орлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
19 марта 1993 года, пятница, утро
Москва. Никитников переулок, дом 2.
5-й подъезд, четвертый этаж, кабинет 629
Василий Степанович с полным безразличием повертел в руках удостоверение и спецталон, бесстрастным взглядом скользнул по лицу Орлова и буквально процедил сквозь зубы:
– И что вы хотите сказать этим?
– То, что эти документы были изготовлены в вашей типографии.
– Откуда это видно?
– Василий Степанович, есть оформленный заказ…
– Где он?
Орлов, не решаясь показать ксерокопии добытых оперативниками документов, лукаво ответил:
– Я лично видел его…
– Что вы суете нос не в свое дело? Вы кто? – неожиданно зло проговорил начальник управления.
– Я… – Орлов замешкался, – …я – заместитель начальника отдела контроля Управления кадров…
– Ну и контролируйте, пожалуйста, работу с кадрами. Чего вы лезете в производство? Какое вам до этого дело? У нас тут своих контролеров достаточно! И пожнадзор, и… Что вы докладываете Филатову всякую чушь?
– Но, Василий Степанович, это – не чушь. Дело в том, что заказ на эти документы…
– Да мне плевать! Там что-нибудь неправильно оформлено? Есть какое-то нарушение режима?
– Нет, все правильно! Нарушений нет.
– Так что вы людям голову морочите и отрываете их от дела?
– Я не морочу! – Орлов почувствовал, что тоже начинает «заводиться». Он не терпел, когда с ним разговаривали в таком тоне. Не вникнув, не дослушав, даже не поняв, в чем дело, начинали отчитывать, как будто он нашкодивший мальчишка.
– Весь вопрос в том, что заказ этот оформлен людьми, которые могут использовать эти документы в противоправных целях.
– Каких?
– Противоправных.
– Что вы имеете в виду?
– Заказчиком этих документов является некое охранное предприятие, за которым стоят люди из неофашистской группировки.
– Что вы несете? Какой группировки?
– РНА – «Российская национальная акция». Они образовались в прошлом году и объединяют вокруг себя разного рода националистов, поклонников Гитлера и тому подобное.
Начальник главка поморщился и недовольно посмотрел на Орлова. По выражению его лица было видно, что все, о чем рассказывает' Андрей, мало беспокоит его. Более того, мысли Василия Степановича были, должно быть, вообще далеки от служебных дел. Орлов обратил внимание на то, что стол перед начальником главка был совершенно пуст. Ни документов, ни какой-нибудь записки, ни даже газеты или журнала на нем не было. Только массивный чернильный прибор с часами, вмонтированными в миниатюрный штурвал, осколок большого камня со сверкающими аметистами да очки в тонкой золотой оправе радом с кожаным футляром. Ну и, конечно, телефон специальной связи. Из телевизора, стоящего на отдельном столике в другом конце кабинета, доносился приглушенный звук музыки – наверное, перед самым приходом Орлова Василий Степанович убавил звук. Да и само лицо высокого хозяйственного начальника, сменившего на Старой площади управляющего делами ЦК КПСС, было каким-то усталым и слегка помятым.
«Наверное, накануне был в изрядном подпитии», – подумал Орлов, вспоминая то, что ему рассказывали оперативники про начальника главка.
– Так что вы от меня хотите? – в раздражении спросил тот.
– Василий Степанович, я прошу вас разрешить нам изъять из типографии весь этот тираж и…
– Кому это «вам»?
– Ну… – Орлов смутился, памятуя о том, что Филатов просил «нс пугать» собеседника, – …сотрудникам Министерства безопасности… Я тоже…
Василий Степанович брезгливо поморщился и бросил с пренебрежением:
– Вынюхиваете все? Вместо того чтобы ловить шпионов, занимаетесь черт знает чем! Вот и Борис Николаевич говорит, сколько ни приходилось общаться с КГБ, то всегда занимались не тем, чем нужно. То в мусорные бачки залезут, то в грязном белье копаются!
Орлов, не ожидая услышать такую отповедь от высокого чиновника, не знал, что возразить. Нет, конечно, он знал, что можно было бы сказать начальнику главка, под носом у которого полуфашистские элементы обштопывали свои криминальные делишки. Но в данном конкретном случае он понимал, что любые слова, даже самые разумные, будут восприняты Василием Степановичем как выпад лично против него. Да и к органам, видно, он относился не лучшим образом.
– Василий Степанович, наверное, все-таки надо как-то упредить…
– Что «упредить»?
– Чтобы они не забрали заказ.
– Без вас разберемся!
– Но Сергей Александрович сказал…
– Мне совершенно безразлично, что вам там сказал Сергей Александрович! Вы в кадрах работаете? Так и занимаетесь кадрами! И нечего лезть не в свои дела! Понятно?
ВОСПОМИНАНИЯ: «Я тоща даже растерялся от враждебности и агрессивной реакции Василия Степановича. Он на меня смотрел, как на врага, и, если бы не упреждающий звонок Филатова, наверное, сразу же выгнал меня из своего кабинета. Я понимал, что никакие доводы и увещевания не помогут. Человек живет в своей жизненной плоскости, и мы с ним не пересекаемся. Только волею случая я оказался на пути его безмятежного времяпрепровождения, что вызвало у него необузданную ярость» (Из воспоминаний А.П. Орлова).
Орлов молчал, понимая, что сидящий перед ним человек вряд ли поможет в реализации намеченного плана, а, скорее всею, станет серьезным препятствием на его пути. Вместе с тем Андрей уловил, что начальник главка начал нервничать. Тот в течение всего разговора теребил очки, несколько раз провел ладонью по поверхности стола, как будто хотел убедиться, что на нем ничего не лежит, резким движением схватив пульт, выключил телевизор.
– Я сам разберусь в этом. Если нужно – проведем проверку или служебное расследование.
– А что мне сказать Филатову? – не мог не спросить Орлов.
– Я сам ему позвоню, – резко ответил начальник шавка, всем
своим видом показывая, что разговор окончен.
Орлову ничего не оставалось, как, попрощавшись, выйти из кабинета. Делал он это с еще более тяжелым чувством, чем три четверти часа назад, выходя из кабинета Филатова в Кремле.
РАБОЧИЕ ЗАПИСИ: «Василий Степанович, каб. 629. Через 2-й подъезд ГСІІУ. 4 этаж.
19.03. Переговорил:
– оставил себе записку (строго конфиденциально)
– будет проводить сам проверку
– дал ему свои координаты» (Из рабочего блокнота A.П. Орлова).
* * *
Василий Степанович еще долго сидел не шелохнувшись. Раздражение, вызванное визитом сотрудника Управления кадров, не проходило. Он понял, что настроение безнадежно испорчено на весь день.
«Вот сволочи! – думал Василий Степанович. – Вынюхивают все! А мои-то хороши! Подведут под монастырь! Теперь неприятностей не оберешься!»
Он нажал кнопку на пульте телевизора. На экране появилось лицо красивой женщины, что-то взволнованно говорящей своему собеседнику. Так как звук был почти выключен, Василий Степанович не слышал ее страстной речи, но догадался: по каналу «Россия» крутили двухсерийный фильм «Софи Лорен. История се жизни». В другой раз бы он с удовольствием его посмотрел, но сейчас у него не было такого настроя.
«Сволочи! – ругался про себя начальник главка. – Все испортили! lie дают никому житья! Все плетут интриги, подсиживают порядочных людей и пакостят на каждом шагу!» Наверное, он и сам не знал, кого точно он имеет в виду – или этого «кагэбэшника», явно «копающего» под него; или сотрудников типографии, так серьезно подставивших его; или… самого Филатова, который все чаще и чаще стал переходить ему дорогу. «А ведь возьмут и доложат Бену. Скажут, что я тут распустил всех, что нарушения тут у меня сплошные. Еще договорятся до того, что взятки беру!
Им что? Опорочить честного человека – пара плевых! Что тоща? Сколько раз уже такое было! А Борис Николаевич человек крутой. Долго думать не будет. Подписал указ – и гуляй Вася!»
Василий Степанович бросил взгляд на телефон, стоящий не на приставном столике рядом с вереницей других аппаратов, а отдельно на письменном столе.
«Позвонить что ли Бену? Все рассказать самому, не дожидаясь, пока это сделают другие, да еще с какими-нибудь комментариями? Или – нет! Лучше не звонить специально, а то он подумает: оправдывается – значит, виноват! Лучше, как всегда. Увидимся в четверг, посидим за маленькой, потолкуем. Этих гадов он тоже не любит Которые толкаются вокруг трона. Все норовят оттолкнуть друг друга и… поближе к телу! Да и Баранников, может, будет. Пусть уберет своих стукачей из администрации. Борис Николаевич ему верит, а тот… Нет, верить можно только старым, надежным друзьям! А эти все прилипалы, сейчас рядом, а завтра – сдадут с потрохами!»
Он тяжело встал из-за стола, подошел к массивному сейфу, повернул ключ, торчащий из замочной скважины. Придерживая рукой, плавно открыл тяжелую дверь. Па внутренних полках лежало несколько папок, стопки документов, какая-то картонная коробочка. Василий Степанович сдвинул панки в сторону, протянул руку в глубину сейфа и достал оттуда початую бутылку «мартеля» – изящный флакон с золотистым ободком, рифленым стеклом и знакомой веем любителям аббревиатурой «ХО».
«Нет ничего лучше хорошего французского коньяка! А этот… Экстрастарый! Ну просто сказка!»
С этими мыслями Василий Степанович налил в маленький хрустальный стаканчик божественную влагу темно-янтарного цвета, залпом ее выпил и снова наполнил емкость. Пошарив рукой в сейфе, он нащупал шуршащую фольгой половинку плитки шоколада, отломил кусочек и с удовольствием закусил.
Начальник главка почувствовал, как возникшее напряжение, вызванное неприятным разговором, ослабевает и он снова приходит в свое обычное состояние, когда все вокруг воспринимается как никчемная суета и бессмысленная возня.
«Кстати, а кто подарил мне этот коньяк?» – вдруг пришла Василию Степановичу мысль в голову. Вереницы служебных и дружеских встреч, приход в его кабинет разных людей, одни из которых просили что-либо устроить, в чем-либо помочь, что-то достать, а другие хотели просто познакомиться с влиятельным чиновником – все это нередко оставляло за собой материальный след в виде бутылки коньяка или виски, коллекционного вина или экзотического бальзама/Василий Степанович не считал это подарком или, уж тем более, взяткой. Как и большинство российских, а прежде и советских чиновников, он рассматривал это как знак внимания или даже особого уважения. Бутылка, как всеобщий эквивалент нормальной человеческой благодарности, стала непременным, можно сказать, заурядным атрибутом закрепления добрых отношений, и но сути дела, никогда не рассматривалась как нечто предосудительное.
«Так кто же мне подарил эту бутылку „мартеля“? – напряг память Василий Степанович и тут же вспомнил: – Ах, да! Это же Григорий! Он же приходил на прошлой неделе. Мы еще обсуждали с ним вопрос про недвижимость в Подмосковье. Такой молодой, но уже знающий чего хочет, человек! Напористый, шустрый. Вот за такими ребятами будущее! А не за этими интриганами, которые готовы перегрызть горло всякому, кто…»
Он не успел закончить мысль. Раздался бой больших напольных часов. Стрелки показывали десять. «Ой, я же решил собрать совещание! Наверное, в приемной уже ждут». Василий Степанович убрал бутылку, закрыл сейф, уселся в кресло и нажал кнопку.
– Лиля, народ уже собрался?
– Да, Василий Степанович, все здесь.
– Пусть заходят.
19 марта 1993 года, пятница, утро
Москва. Кремль. 1-й корпус, второй этаж.
Кабинет руководителя Администрации Президента
После ухода Орлова прошел уже целый час. Филатов успел принять начальника Управления кадров Румянцева, начальника Государственно-правового управления, трех сотрудников из группы экспертов Президента, но тяжелое чувство тревоги не отпускало его. Обсуждая со своими подчиненными, каким образом можно было бы обуздать стремление Верховного Совета во главе с Хасбулатовым усилить свою власть в стране и в конечном счете устранить от нее Президента, Сергей Александрович не мог отделаться от смутного чувства опасности, которое возникло у него после разговора с Орловым. У Филатова все больше и больше появлялось ощущение приближающегося скандала, который, безусловно, мог быть использован противниками Ельцина как дополнительный козырь против Президента и враз положить конец политической карьере руководителя его администрации.
Что же делать? Ждать, пока наверху грянет гром, и Борис Николаевич в свойственной ему манере резко спросит: «Ну чего там у вас еще?» и при первых же словах объяснений бросит трубку. А потом жди, уволят тебя сразу или через некоторое время. Или дадут понять, что твое пребывание здесь нежелательно, и ты сам должен принять уже всем очевидное решение, как человек, не оправдавший высокое доверие начальства. Ведь предлагал же ему еще совсем недавно Хасбулатов «уйти по добру» из Верховного Совета!
Филатов прекрасно понимал, что в условиях, когда он только начинает завоевывать позиции в ближайшем окружении Ельцина, когда еще остается много желающих не допустить его в число самых доверенных лиц Президента, любая оплошность может стать причиной отставки. Он только начал налаживать отношения с помощниками Ельцина, преодолевая их недоверие и вполне понятную осторожность. У него начали складываться неплохие отношения с Баранниковым, за которым стояла вся мощь системы государственной безопасности, с целым рядом других людей, оказывающих сильное влияние на Президента.
Сейчас, пока Филатов не «окреп» и ему еще не удалось стать «правой рукой» Президента, нельзя было допустить даже самого малого промаха. И то он уже успел получить нагоняй от шефа за то, что не сумел предупредить выступление Скокова на заседании Верховного Совета, в котором тот резко критиковал телевизионное обращение Ельцина к народу. А пару недель назад Борис Николаевич отчитал его за то, что он, проработав уже больше месяца, не удосужился заняться кадрами и «вычистить партноменклатуру» из администрации. «Там у вас окопалось много партаппаратчиков. Сделайте все, чтобы даже их духу не было!» – таково было указание главы государства. Именно тоща Сергей Александрович задумал найти человека, который помог бы ему в решении и этой задачи. Но, найдя его, не рискнул сразу сформулировать главную цель, решив присмотреться к Орлову и убедиться в его полной надежности и лояльности.
И вот на тебе! В Администрации Президента, главы демократического государства, какие-то проходимцы печатают документы для фашистских молодчиков! Это же будет как гром среди ясного неба! Вот порадуются Руцкой с Хасбулатовым! Завопят коммунисты, указывая на Кремль: дескать, вот вам липшее подтверждение, что это – «антинародный режим», который не гнушается альянсом с нацистами!
Вот тут-то все и обвинят Филатова, что он «нс досмотрел», «не смог упредить», и вообще является плохим организатором и никчемным человеком. Ведь сказал же Хасбулатов Ельцину, когда тот сообщил председателю Верховного Совета, что забирает Сергея Александровича к себе: «Подведет он вас, Борис Николаевич! Подведет!» Вот уж порадуются некоторые! Не успел поглубже сесть в кресло – и тут же слетел с него! Тем, кто вокруг Ельцина, это только на руку – одним конкурентом меньше!
«Нет! – думал Филатов. – Надо что-то предпринять! Надо как-то упредить эту мерзкую информацию, пока она сама, минуя меня, не достигла ушей Бориса Николаевича».
Вызвав секретаря, Филатов отменил пару ближайших встреч, строго запретил пускать кого бы то ни было к себе в кабинет и соединять с кем-либо по телефону. «Вертушка», АТС-1 и ВЧ [52]52
АТС-1, ЛТС-2 («вертушка») и ВЧ – телефоны правительственной связи (последний – междугородной).
[Закрыть]были переведены на секретаря, и у него оставались только линии прямой связи с Президентом да с некоторыми другими высшими должностными лицами государства.
«А если Василий, узнав от Орлова об известном факте, позвонит Президенту и скажет, что во всем виноват не он сам, а Филатов, который не обеспечил должный порядок в администрации, не оградил се от всяких там преступных элементов… Что тогда? Придется оправдываться, говорить, что руки не дошли, что сил пока нет, что опереться пока не на кого… На чьей стороне будет Борис Николаевич? Конечно, на его, Василия Степановича, стороне. Кто для Ельцина Филатов? Всего лишь удобная фигура, чтобы закрыть образовавшуюся кадровую брешь после ухода Нетрова с поста руководителя администрации. А Василий Степанович – друг и товарищ, с которым можно посоветоваться, покалякать о том, о сем, вспоминая эпизоды свердловской жизни, да и опрокинуть рюмашку-другую… Что же делать? Что же делать?»
Филатов вспомнил, как несколько дней назад зашел к нему начальник Главного управления охраны, энергичный человек с открытым лицом в белоснежной рубашке с галстуком и темно-синем костюме. Несколько раз Филатову уже пришлось разговаривать с ним на разные темы, главным образом связанные с режимом на территории Московского Кремля, где начальник управления был безусловным хозяином. Сергея Александровича тогда поразила удивительная осведомленность собеседника об истории и архитектурных достоинствах кремлевского ансамбля, то, с каким чувством он рассказывал о старинных башнях и соборах, исторических событиях и персонажах, связанных с Кремлем. Филатов тогда еще удивился, откуда у этого, в общем-то, молодого человека, занимающегося, но представлениям Сергея Александровича, довольно примитивным охранным делом, такие глубокие познания. Но отрывочные встречи не позволили-им сблизиться и никаких отношений у них пока еще между собой не сложилось. Поэтому Филатов настороженно встретил визит кремлевского генерала.
Однако объяснялось все достаточно просто. Генерал без обиняков сказал:
– Сергей Александрович, вы же знаете, как важно сейчас, чтобы Президент не терял работоспособность?
Филатов с недоумением посмотрел на начальника охраны, всем своим видом показывая, что не понимает, куда тот клонит.
– Вы же все понимаете! Есть люди, которые просто сбивают его с пути. Может быть, они это делают не специально, но… вы же понимаете, Борис Николаевич – человек широкой души, настоящей русской души. Он очень ценит старых друзей и бывших сослуживцев… Работает он по двадцать четыре часа в сутки, очень устает Конечно, ему требуется разрядка. Мы стараемся делать все, чтобы… в общем, чтобы он начал заниматься спортом, чтобы прогулок было больше… Но есть у нас такие люди, некоторые из бывших его друзей, которые сводят все наши усилия насмарку. Взять, хотя бы, Василия Степановича. Как его доклад у Президента, так… Ну, сами понимаете. А нам потом приходится все исправлять. Да и Борис Николаевич после этого всегда плохо чувствует себя. Надо как-то поговорить с ним.
– Да мне как-то неудобно вмешиваться, – ответил тогда Филатов. Но сам подумал: «И правда, надо что-то делать. Главное – оградить Президента от таких „друзей“. Да и, собственно, почему он непосредственно ходит на доклад главе государства? Он – всего лишь начальник шавка в администрации. Я – ее руководитель. Так пусть и докладывает все мне! Надо поговорить об этом с Президентом»
Но тогда ничего этого Сергей Александрович начальнику Главного управления охраны не сказал. Тем более что вскоре у него появились гораздо более веские причины выйти на разговор с Борисом Николаевичем. В довершение того, что Василий Степанович, мягко говоря, не сильно перетруждался на работе и очень часто прикладывался к бутылке, очередная ревизия выявила у него в шавке серьезные недостатки в использовании бюджетных средств. В одной бумаге было даже написано, что нарушения эти достигни таких масштабов, что, дескать, появляются основания для работы прокуратуры. Тень растраты и хищений многомиллионных средств висела в воздухе и в любой момент могла опуститься на Никитников переулок, где размещалось подведомственное Василию Степановичу управление.
«И ваг теперь – эта липовые удостоверения и спецталоны! Орлов намекает еще, что вся эта афера прошла не без ведома Василия Степановича, – лихорадочно думал Филатов. – А это означает, что сейчас самый благоприятный момент для смены руководства шавка. Борис Николаевич, скорее всего, тоже не захочет огласки скандала, который сегодня только может быть на руку его противникам. Да и пора покончить с самостийностью хозяйственников! Находятся в составе администрации, а живут как отдельное государство! Если я – руководитель, то дайте мне право самому принимать решения по всем основным вопросам. И здесь не может быть исключения. Даже у коммунистов ХОЗУ [53]53
ХОЗУ (сокр.) – Хозяйственное управление.
[Закрыть]было в распоряжении управделами ЦК КПСС!»
Филатов встал из-за стола, подошел к окну, постоял, смотря на серое небо, затем снова вернулся к столу. Там его ждали неотложные дела – десятки писем и докладных записок с прикрепленными к ним «уголками» – маленькими бумажками для резолюций с подписью «С. Филатов». Рано утром он быстро просмотрел их, определяя главные, но ни одной резолюции еще не написал. Впрочем, но некоторым из них помощники уже сформулировали текст, и Сергею Александровичу надо было только поставить свою подпись.
Докладная записка о рассмотрении в Конституционном Суде дела о соответствии действий Президента Конституции, текст заявления «Гражданского союза» с резкой критикой Ельцина, аналитическая справка о формировании структур КПРФ, – вес эти документы несли в себе для Филатова заряд отрицательной энергии, и он с тоскливым чувством неотвратимости ознакомления с ними все оттягивал и оттягивал время, когда ему придется сесть за стол и вникать в суть проблем, излагать свое мнение по ним и, самое плавное, – предлагать Президенту принять то или иное решение.
На столе в папке его ждала пачка неподписанных указов, которые он должен был завизировать. Там был проект указа о защите средств массовой информации, на основе которого уже сегодня можно было закрыть программу Невзорова «600 секунд», доводившую Ельцина до состояния бешенства, проект указа о назначении
на 25 апреля референдума о доверии Президенту и бог знает сколько еще подобных распорядительных актов, которые несли в себе взрывную силу, способную вмиг всколыхнуть сотни тысяч людей, вывести их на улицы, подтолкнуть к стихийной агрессии, превратить любую мирную демонстрацию в беснующуюся толпу.
Он окинул взглядом комнату – изящный книжный шкаф с инкрустацией по дереву, за стеклами которого угадывались богатые корешки «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона», собраний сочинений писателей, каких-то альбомов; великолепный кожаный диван с витыми деревянными боковинами; ряд стульев вдоль стены с красивой обивкой из парчовой ткани; ажурная вертящаяся этажерка с книгами – реликт прошлого века. Взгляд Филатова плавно скользил, ни на чем не задерживаясь, пока не натолкнулся на портрет Президента, стоящий в аккуратной рамке на углу письменного стола. Борис Николаевич смотрел куда-то в сторону серьезным взглядом, будто пытался разглядеть, что ждет его самого и всю страну в недалеком будущем, в которое он вел се без тени сомнения в правильности выбранного пути и сожаления о прошлом.
Филатову не нравилась эта фотография. На ней Президент был холодным и безжалостным, готовым, казалось, переступить через любого, кто окажется на его пути. Ельцин на ней был совсем не таким, каким его уже знал Сергей Александрович – то сдержанным и открытым, даже простодушным, то очень импульсивным и целеустремленным, расчетливым и хитрым. Конечно, Филатов видел разного Ельцина, решительного и энергичного, азартного и бесшабашного, готового броситься в атаку на «партократов», взобраться на танк или баррикаду, под рев толпы поднимать руку, зажатую в кулак в знак солидарности или тыкать пальцем, пренебрегая всеми элементарными законами вежливости и этикета. Но жестоким и циничным он его не видел никогда.
Фотографию эту ему передал начальник охраны главы государства и сообщил, что она очень понравилась Борису Николаевичу. После этого Сергей Александрович посчитал вполне уместным поместить ее у себя на столе, тем более, что больше нигде и ни у кого он подобного снимка Президента не видел.
Вообще Филатову нравились другие фотографии, например, та, где они вместе с Борисом Николаевичем в президиуме съезда – Ельцин, задумчивый и озабоченный, сидит и смотрит в зал, а Филатов, стоя, склонился к нему и что-то говорит, устремив взгляд на делегатов, похоже, наставляет будущего Президента, как надо ему действовать и что предпринимать. Или другая фотография, где они с Ельциным сидят в одном из залов французского парламента на фоне белоснежных стен с позолоченным орнаментом, оба усталые от тяжелой дипломатической миссии, которую успешно выполнили во время визита во Францию в прошлом году.
Филатов еще раз посмотрел на снимок Президента у себя на столе. То ли нервы с утра уже натянулись до предела, то ли свет, играя бликами, как-то пе так падал на блестящую поверхность стекла, но Сергею Александровичу вдруг почудилось, что Ельцин медленно, как бы нехотя, поворачивает голову в его сторону. Еще немного, еще совсем маленький поворот головы и он бы наткнулся глазами на Филатова! Руководитель Администрации Президента даже слегка отклонился в сторону, чтобы не попасть в поле зрения своего патрона – так явственно ему почудилось «оживление» фотографического образа. Казалось, еще немного и он услышит недовольный голос шефа: «Что же это вы, Сергей Александрович! Допустили в администрации такой бардак! Фашисты, понимаешь, у вас здесь чувствуют себя, как в родном доме! Я вас назначил на такую должность, а вы… не справляетесь со своей работой! Правильно говорил мне Хасбулатов. Подвели вы меня!»
Филатов закрыл, затем снова открыл глаза, чтобы стряхнуть с себя страшное наваждение, немного посидел в раздумье и решительно снял трубку аппарата прямой связи с Президентом.
* * *
Через некоторое время Указом Президента Российской Федерации начальник хозяйственного главка Администрации Президента был уволен со своего поста. Преемником его на этой должности стал заместитель Василия Степановича, недавно приехавший в Москву из Якутии, Павел Павлович Бородин.
