Текст книги "Княгиня Ольга. Святая воительница"

Автор книги: Андрей Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Заключение
МУДРЕЙШАЯ ИЗ ЛЮДЕЙ

Древнейшее русское сказание, созданное при внуке Ольги князе Владимире, начинало её правлением историю Руси. Начинало не потому, что сказитель не слыхал легенд о более древних владыках. И не только потому, что был потрясён её образцовой местью за мужа. От первого подвига Ольги его отделяло более полувека, в преданиях дружины Владимира Святого наверняка было много доблестных деяний. Прародитель русской историографии рассказывал историю государства, а в ней он, подобно писавшим затем мниху Иакову и митрополиту Иллариону, просто не видел иного «начала Руси», кроме мести Ольги за непутёвого, но законного мужа Игоря, и строительства ею единой державы вместо вотчин князей-разбойников.

О Вещем Олеге и Рюрике в конце X в. не говорили ничего! Родословная легенда Рюриковичей вместе с мифом о призвании варягов-руси появилась в Начальном своде через 100 лет, в конце XI в., и была ярко разукрашена в "Повести временных лет" в начале XII в. К чести летописцев, они не приписали заслуг Ольги другим князьям. Даже в "Повести временных лет" она начинает государственное строительство с нуля: придя с войском "князя русского" к древлянам, возлагает на них дань, причём две трети доходов отписывает столичному Киеву, а одну треть – собственному аппарату в замке Вышгород. Дань эта не похожа на военную добычу с отдельных городов. Ольга обошла всю Древлянскую землю, повсеместно "устанавливая уставы и уроки", то есть общие законы, ставки налогов и повинности. Покрыв землю "становищами", где население имело суд и могло заплатить налог, княгиня в духе других европейских владык устроила и "ловища": заповедники, знакомые нам по Шервудскому лесу в Англии.

Уже в Древнейшем сказании была обозначена территория государственных забот Ольги. Мета со своими берегами составляла крайний северо-восток её владений, Луга – северо-запад, Десна – юго-восток, русский бассейн Днепра тянулся на юг до порогов. Везде она строила "места" и "погосты": пункты, где чиновники давали суд и собирали твердо установленные дани – то есть уже налоги. Местное население обеспечивало их деятельность оброками: фиксация их размера была принципиальна для спокойствия государства. Разбросанные по всей стране сёла Ольги – первые устроенные государством населённые пункты. Задачей княгини было так расставить погосты с проложенными к ним дорогами от крупных водных путей, чтобы они были в любое время доступны для чиновников и военных.

Масштаб 20-летней работы княгини поражает, по часть славянских земель к востоку от Днепра в иоле деятельности Ольги не попала. Они платили дань хазарам, которых разгромил выращенный Ольгой "барс" Святослав. Отсутствующий в Древнейшем сказании, но появившийся в летописях Вещий Олег слегка "примучал" северян и радимичей, взяв дань вдобавок к хазарской. Но ни он, ни Игорь защищать Русь не собирались. Север объединённой Ольгой Руси платил при её предшественниках дань варягам, восток – хазарам. Русы до Ольги даже в набеги на Каспий ходили с разрешения хазар!

Древнейшее сказание и основанные на нём летописи особо восторгаются дипломатическими способностями Ольги. Рассказ о её посольстве в Константинополь подтверждён византийскими источниками. Император Константин Багрянородный лично описал её приёмы в своём дворце, где Ольга обедала со всей августейшей фамилией. Она торжественно приняла крещение от императора и патриарха, но отказалась считать Русь вассалом Византии. Византийский император признал княгиню единовластной владычицей Руси. Хроника германского императора Оттона I именует её королевой.

Тонкость состоит в том, что в созданных после Древнейшего сказания летописях восторженный рассказ о царьградском посольстве меняет смысл. Теперь он ставит Ольгу в ряд с Вещим Олегом и Игорем и тем самым возвышает их. Во втором из договоров Руси с греками, тексты которых появляются в "По-вести временных лет", посол Ольги упомянут после послов её мужа и малолетнего сына. Но византийские источники о дипломатии Игоря ничего не знают. Они описывают лишь его сокрушительное поражение в морском набеге и жалкую гибель от рук варваров. Вещего Олега империя вообще не заметила. Напрасно он ходил на ладьях "по суху аки по морю", прибивал щит на врата Царьграда и заключал противоречиво описанный в летописи договор с императором.

Набеги варваров-росов на Константинополь греки точно фиксировали. Они происходили задолго до появления летописного Олега, раньше "призвания" ещё более мифического Рюрика, прежде появления легендарных Аскольда и Дира. Этими подвигами русов руководили другие, не упомянутые в летописях князья, не имеющие отношения к легенде о варягах, созданной именно для того, чтобы настоящих героев не упоминать. История Древней Руси до княгини Ольги конечно же была. Но подменившие её в летописях родословные легенды Рюриковичей годятся лишь для домашнего употребления.

Строительницей Русского государства и первым его правителем, чьё имя помнили потомки и с уважением произносили за границей, при дворах двух императоров, была княгиня Ольга. Память о её единой Руси вошла во все русские летописи. Во второй половине XV в. она стала идейной основой объединения восточной части русских земель в Московское царство. Именно тогда составитель Софийской I летописи киноварью выделил в тексте заголовок: "Княжение Ольгино", а в XVI в. составитель Степенной книги отметил её правление как крупнейшую и первую "ступень" исторического развития Руси.

Лишь в XIX в. историки отказались рассматривать великую княгиню как самостоятельного государственного деятеля, упоминая Ольгу только в качестве жены верной князя Игоря и заботливой матери князя Святослава. Они писали так, как будто хотели перечеркнуть прошлое столетие великих императриц и поставить женщину на место, которое полагали "природным". Традиция принижения роли женщины в истории сохранялась и в работах советского времени, когда главный источник по ранней истории Руси летописные своды – уже подвергся объективному изучению.

Реконструкцию раннего русского летописания на основе полного сравнении текстов дошедших до нас сводов начал в конце XIX в. академик А.Л. Шахматов и продолжили в XX в. академики Д.С. Лихачёв, Л.В. Черепнин и М.П. Тихомиров. Их работы объективно подтвердили то, что знали летописцы XI–XVI вв.: Русь как государство была создана женщиной: псковитянкой Ольгой, вдовой князя Игоря. Но перенести свои источниковедческие наблюдения на историческую концепцию четыре академика не осмелились.

Понимание роли княгини Ольги, вдовы князя Игоря, означало признание легендарного характера сведений о первоначальных князьях, внесённых в летописи в конце XI и начале XII в., после того как составитель Древнейшего сказания в конце X в. описал историю Руси с княжения Ольги. Историкам не важно было, что только со времени Ольги наши летописи перестают буквально во всём противоречить друг другу, что именно её имя иностранные источники впервые упоминают в качестве правителя Руси, а Русской православной церковью княгиня канонизирована как равноапостольная. Историческая несправедливость, буквально выбросившая великую женщину из научной истории, продолжалась до последних десятилетий.

Только сейчас отсутствие политической цензуры и государственного заказа в исторической науке позволило объединить всё, что сделали коллеги-летописеведы за последние 100 лет, в связный рассказ о том, кто и как построил Русское государство в середине X в.

Воздавая должное княгине Ольге, мы продолжили, после долгого перерыва, добрую традицию старых летописцев и историков Руси. "Мудрейшей из всех людей" назвали княгиню, согласно Начальному своду и "Повести временных лет", советники великого князя Владимира. "Благословенна ты среди жён русских, – говорило о ней Древнейшее сказание и написали первые русские летописи, – ибо оставила тьму, а свет возлюбила. И благословлять тебя будут сыны русские в последующие дни, потомки внуков твоих!"

Приложения

МЫ ОТ РОДА РУССКОГО

Мнение Никона Великого, что русские князья рода Рюрика были варягами и сама Русская земля получила название по этому варяжскому роду, вызвало сомнения последующих летописцев, а в Новое и Новейшее время породило колоссальную дискуссию в научной и околонаучной литературе. Эта полемика, интереснейшая с точки зрения мотивов и поразительной находчивости учёных и публицистов, получила название спора норманистов и антинорманистов.

С XVIII в., когда М.В. Ломоносов сцепился в этом вопросе с немцами Санкт-Петербургской академии наук, в пылу дискуссии было издано несколько десятков книг и тысячи статей. Некоторые из этих работ написаны столь ярко и талантливо, что могут служить прекрасным развлекательным чтением. До сей поры вызывает заслуженный интерес читателей превосходная в литературном и полемическом плане книга первого директора Эрмитажа Степана Александровича Гедеонова "Варяги и Русь". В ней обстоятельно рассмотрены практически все источники и детально освещены основные вопросы долгой и увлекательной полемики[115]115
  Гедеонов С.Л. Историческое исследование С. Гедеонова. СПб., 1876. Ч. 1–2. Новое изд.: М., 2004.


[Закрыть].

Проблема лишь в том, что сама полемика искусственна и основана на драматической провокации. Норманисты изначально относили Рюрика, его "род" и название Русь к викингам-скандинавам, коих почему-то именовали норманнами (это одно из скандинавских племён – даны, осевшие на северо-западе Франции, в Бретани, заговорившие по-французски и завоевавшие затем Англию, Южную Италию и Сицилию, северный берег Африки, часть Греции). Провокационный вывод из этой концепции, всегда следовавший перед её аргументацией, обеспечил долгую жизнь спору: "Русское государство, как таковое, основано норманнами, и всякая попытка объяснить начало Руси иначе будет напрасным, праздным трудом"[116]116
  Браун Ф.А. Разыскания в области гото-славянских отношений. СПб, 1890. С. 3.


[Закрыть]. Неудивительно, что патриотически настроенные антинорманисты немедля объявили Русь автохтонным славянским племенем, а Рюрика и его «род» – славянами. Собственно спор, невзирая на массы аргументов той и другой стороны, свёлся к вопросу, являются ли племена восточных славян государствообразующими, или славяне вкупе с финно-уграми суть рабы, способные только ссориться между собой, податной материал для строительства государства пришельцами из Северной Европы. Даже сегодня, когда суть спора не всегда бывает прямо озвучена, этот смысл обязательно присутствует даже в самых солидных на вид академических трудах. Придавая им, на мой взгляд, несколько иронический оттенок.

Норманистов не беспокоит, что с точки зрения концепции цивилизующего влияния Запада на Древнюю (а впрочем, и Новую) Русь викинги (будем так называть этнически скандинавскую часть варягов) представляли собой даже не нулевую, а отрицательную ценность. "Запад" в данном случае без прикрас олицетворяет собой разбой. Причём разбой, который ещё Древняя Русь сумела пресечь силами создавших могучее государство славян и финно-угров. Норманны в узком смысле – это даны, цивилизованные со второй половины IX до XI в. франками, перенявшие у них христианскую веру, язык и культуру. Викинги вообще – люди, мягко говоря, негосударственные, имевшие отношение к культуре почти исключительно с точки зрения грабежа материальных ценностей. Нигде, в том числе на Руси, куда они действительно захаживали, не остаюсь заметных следов их языка и обычаев. Хуже того, обвинение в "негосударственности" история норманнских завоеваний позволяет бросить скорее западу, чем востоку Европы.

Свои государства норманнам удаюсь создать в Англии (где они одолели саксов, которые ранее одолели англов, которые завоевали бриттов после ухода римлян). Южной Италии и Сицилии (под эгидой римского папы), но и там они очень быстро растворились без остатка. Не только норманны, но и викинги-скандинавы в широком смысле не могли принести другим народам ничего созидательного. Особенно плохи были у них дела именно с государственностью. Вожди-конунги, с IX в. более-менее владевшие Данией, создали очень непрочное государство (Дания, Норвегия и Англия) только в XI в. при Кнуте Великом. Швеция пребывала в раздорах под властью своих мелких конунгов и датчан до времён Александра Невского настолько, что её смутная "государственная" история IX–XIII вв. до сих пор описывается лишь в общих чертах. "Государства", точнее владения разных конунгов в Норвегии, начали образовываться в конце IX в., но и в начале XI в., при крестителе норвежцев Олафе II Толстом (одно время спасавшемся в Новгороде у Ярослава Мудрого, который в своё время увёл у него невесту), были крайне неустойчивыми. Словом, опыт государственного строительства скандинавы, тем более та их часть, что упорно шла в морские разбойники-викинги, передать славянам и финно-уграм не могли просто в силу убожества собственных представлений о государственности.

В XVIII в. норманисты использовали также апелляцию к прусскому опыту, памятуя родословные легенды, согласно которым предки династии Романовых выехали на Русь из Пруссии. На фоне бурной просветительной деятельности прусского короля Фридриха Великого эта идея выглядела неплохо. Не считая того, что пруссы были балтским племенем, покорённым немцами только в XIII в. Итак, с точки зрения нелепой идеи "государственных" и "негосударственных" народов отнесение создания Русского государства к скандинавам смехотворно. Что не мешало патриотически настроенным русским антинорманистам воспринимать её всерьёз.

Ответ антинорманистов состоял (и состоит) в том, что Рюрик и его род были отнесены к западным, прибалтийским славянам, жившим в IX в. на южном побережье Балтийского моря от современной Калининградской области до Дании. А Русь была определена как особый район в Южной Руси (вблизи Киева или в современной Липецкой области), выходцы из которого и дали своё название вначале верхушке, а со временем и всем подданным Древнерусского государства. Естественно, эти древние русы (или, в греческом написании, росы) были по определению восточными славянами. Всякий, кто не вполне доверял обычно слабым доводам в пользу автохтонности этого русского племени, моментально причислялся к стану врага.

Как обычно бывает, полярные точки зрения – равно неправомерные – питают друг друга. Стороны веками громоздят аргументы и контраргументы, интересные не сами по себе, но исключительно в процессе спора. Даже если собрать и сжечь все работы норманистов (или антинорманистов, разницы нет), тексты одной стороны передадут всю дискуссию целиком, поскольку полярные мнения друг без друга не живут. Функционально спорщики выступают лучшими друзьями, у которых на самом деле есть лишь один истинный противник: любой благоразумный историк, который анализирует источники вне этой псевдоантагонистической парадигмы.

Дискуссия норманистов и антинорманистов до сих пор выглядит весьма занимательной, хотя к науке может быть отнесена только за счёт формы. По сути, она мешает историкам объективно разбираться в интереснейших культурных взаимоотношениях, на фоне которых в X в. в Восточной Европе сложилось наше Древнерусское государство. В основе этих взаимоотношений лежали удобнейшие, стратегически чрезвычайно важные водные пути по землям восточных славян и союзных им финно-угров.

Водные системы Волги, Днепра, Дона, Западной и Северной Двины и прилегающих, доступных по "волокам" рек соединяли север и юг, запад и восток Европы. Благодаря им германские владения на Дунае, славянские, балтские и скандинавские земли на Балтийском море были связаны с Византией и Великим шелковым путём, проходившим с востока на запад от Китая через южный берег Каспия к Средиземному морю (с ответвлением на Индию).

Просто указать на эти связи – значит не сказать ничего, если не пояснить: это были определяющие связи для развития небольшого северо-западного отростка Евразии, известного нам как Европа. Особенно для севера Европы, не втянутого в своё время в орбиту античной цивилизации, и для восточных её районов, знакомых с достижениями средиземноморской культуры только через торговлю. Водные пути Восточной Европы вели северные народы, в том числе и наших с вами предков, к непокорённой варварами Восточной Римской империи: державе ромеев, известной в научной литературе как Византия. Именно её культура оказала определяющее воздействие на формирующийся господствующий слой всех государств Европы. Как показывают нам материальные и изобразительные источники, уже с IX в. всё воинское сословие, все берущие дань, от Волги до Ирландии, строго следовали византийской моде, в отличие от дающих дань землепашцев и ремесленников, веками сохранявших племенные костюмы, утварь и украшения.

В VII в. в низовьях Волги появились арабские купцы с дарами культур всей Передней Азии и Северной Африки, входивших в Арабский халифат. Великий шелковый путь, названный по одному товару, производимому в основном в Центральной Азии в кооперации с Китаем, также предлагал всем, кто имел к нему доступ, колоссальное богатство материальных культур Китая, Средней Азии и Индии. Раскопки торговых центров на Балтике, таких как Бирка (на озере Миларен в Швеции), показали, что культурный юго-восток мог предложить северу (кроме тканей, которые практически не сохраняются в земле) множество вещей – от удобных степных доспехов до китайских бронзовых статуэток. Найденные археологами клады арабских серебряных монет, густо покрывающие Волжский и Волго-Донской торговые пути и растекающиеся более тонкими ручейками по берегам Балтики (в основном по её южному, славянскому берегу), свидетельствуют, что страдавшей от нехватки драгоценных металлов Восточной и Северной Европе было, что предложить в обмен.

С северными купцами, появившимися на Великом шёлковом пути, и связано первое датированное упоминание русских в письменных источниках. Около 847 г. персидский географ-мусульманин Абу-ль-Касим Убайдаллах ибн Абдаллах ибн Хардадбех, видный чиновник почтовой службы Арабского халифата, в первом дошедшем до нас географическом описании халифата и его окрестностей сообщил: "Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных [окраин страны] славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума (византийский император. – А.Б.) взимает с них десятину. Если они отправляются по Танису (Дону. – А.Б.) – реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа (Саркела. – А.Б.), города хазар. Их владетель также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря – 500 фарсахов. Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками [для] них являются [в Багдаде] славянские слуги-евнухи. Они утверждают, что они христиане и платят подушную подать".

Русские (в арабоязычных источниках ар-Рус) названы не народом или племенем, а разновидностью (джинс – вид) славян. Из последующих многочисленных сочинений арабских и персидских авторов мы узнаём, что это преимущественно воинское сословие, живущее мечом, но не гнушающееся торговлей. "Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, – говорит русский отец сыну в сочинении персидского учёного I половины X в. Ибн-Русте, – и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретешь этим мечом". "Они не имеют ни оседлости, ни городов, ни пашен. – продолжает этот компилятор 930-х гг., – единственный промысел их – торговля соболями, беличьими и другими мехами, которые и продают они желающим; плату же, получаемую деньгами, завязывают накрепко в пояса свои". Русы "имеют царя, который зовётся хакан-Рус. Они производят набеги на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там. Пашен они не имеют, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян". Арабский географ второй половины X в. аль-Мукаддаси сходным образом полагал, что страна русов граничит с землей славян, первые нападают на вторых, расхищают их добро и захватывают их в плен.

Персидский историк Абу Саид Абд аль-Хай ибн аз-Заххак ибн Махмуд Гардизи в середине XI в. сообщал о русах, что "всегда сто-двести из них ходят к славянам и насильно берут с них на свое содержание, пока там находятся… Много людей из славян… служат им, пока не избавляются от зависимости". Многие восточные авторы подчеркивают, что русы служили своему правителю-кагану, жили в постоянной боевой готовности, были отважны в бою и не гнушались пиратством, в т. ч. на Чёрном море[117]117
  Подробно: Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IХ вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965.


[Закрыть].

Норманистам казалось необычайно привлекательной мысль отнести эти многочисленные (я упомянул лишь часть) рассуждения о русах исключительно к викингам-скандинавам. Действительно, у скандинавов до XIII в. сохранялись смутные, но оттого не менее приятные воспоминания об Аустрвегре[118]118
  Джаксон Т.Н. Austr Gördum: древнерусские топонимы в древнескандинавских источниках. М., 2001. Гл. 3. Austrvegr – «Восточный путь» скандинавских викингов.


[Закрыть], Восточном пути с Балтики в сказочно богатые страны, откуда отдельные герои привозили фантастическую добычу. Судя по археологическим находкам, восточная добыча и восточные товары обогащали торговые центры скандинавов, такие как Хедебю в Дании, Бирка в Швеции, Каупанг в Норвегии, остров Готланд, служивший важным центром международной торговли. Их многолюдность и богатство, добываемое в набегах и торговых экспедициях, были несравнимы с убогими небольшими поселениями относительно мирных скандинавов, не столь тесно связанных с викингами. По величине и богатству эти центры торговли-разбоя сравнимы только с пограничными пунктами транзитной торговли и военных экспедиций вроде Дорестадта в Нидерландах, через который шла торговля с Рейнскими землями (откуда происходили чудесные мечи как скандинавов, так и славян, любимые также персами и арабами). Не меньшим богатством и населённостью отличались смешанные по населению скандинаво-славянские города варягов: Старая Ладога, Рерик и Аркона, к коим часто прибавляют полулегендарные города Венету и Йомсбург.

Скандинавы-викинги не слишком заметно отметились на Волжском и Волго-Донском путях, зато хорошо "наследили" своими металлическими изделиями на Руси. В связанных с ними городах, таких как Старая Ладога и Изборск, остались следы скандинавского быта. А русские княжества X – начала XI в. покрыты воинскими захоронениями в курганах, в части которых хорошо прослеживается скандинавский элемент. Пока археологи, изучив клейма мастеров на клинках мечей, не установили их общее немецкое происхождение, почти все богатые могилы воинов считали скандинавскими. Ведь в самой Скандинавии таких мечей было найдено ещё больше! Они не просто лучше сохранялись во влажной почве, но и избегали сожжения вместе с трупом хозяина, как было принято на Руси. Когда выяснилось, что собственно и несомненно викингов на Руси похоронено не так уж и много от общего числа эксгумированных археологами воинов, норманистам это было уже неинтересно. Они уверились, что славянские племена были завоеваны викингами, которые открыли великие водные пути и прозвались (согласно Никону Великому) русами.

Озадачивало норманистов лишь то обстоятельство, что у скандинавов не было ничего похожего на название "русь". В то время как у славян оно было связано с реками и зафиксировано в великом множестве топонимов (отсюда, кстати, пошли и "русалки"). Не беда: вспомнили, что финны именуют шведов словом Ruotsi, – и произвели самоназвание воинов "русь" от него. Вы спросите: при чём здесь финны, да ещё поздние? Примерно при том же, при чём скандинавское название общины гребцов: Rodhsin – ещё одна слабая попытка найти у викингов источник слова "русь", "О" вместо "у" в слове "русь" изначально писали греки. Именно от них русские получили название Россия, которое с XV в. вошло в обиход наших учёных-книжников, затем – в церковные тексты, а в XVII в. – в название государства ("Великая Россия")[119]119
  Клосс Б.М. О происхождении названия «Россия». М., 2012.


[Закрыть]. Это навело часть норманистов на ещё одну мысль: что название русским (росам) придумали греки…

Анекдотичность спора норманистов с историческими реалиями показывает пример толкования интереснейшего текста арабского путешественника I половины X в. ибн Фад-лана: одного из немногих арабов и единственного арабского писателя, лично побывавшего в Восточной Европе. Секретарь посольства халифа Ал-Муктадира в Волжскую Булгарию в 923 г. Ахмад ибн Фадлан ибн ал-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад в своей "Записке" рассказал, помимо прочего, о встреченных им русах и о пышных похоронах одного из них. Этот захватывающий рассказ обычно урезается и нелепо комментируется, так что читателю будет интересно наконец-то познакомиться с ним целиком:

"Он (ибн Фадлан) сказал: я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились (высадились) на реке Итиль (Волге. – А.Б.). И я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, ни кафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису, которой он покрывает один свой бок, причём одна из его рук выходит из нее. С каждым из них секира, и меч, и нож, и он не расстается с тем, о чем мы упомянули. Мечи их плоские, с бороздками, франкские. И от края ногтя кого-либо из них до его шеи (имеется) собрание деревьев и изображений и тому подобного (надо полагать, татуировки. – А.Б.).

А что касается каждой женщины из их числа, то на груди ее прикреплено кольцо или из железа, или из серебра, или меди, или золота, в соответствии со средствами ее мужа и с количеством их. И у каждого кольца – коробочка, у которой нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них монисты из золота и серебра, так как если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене одно монисто, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много монист. Самое лучшее из украшений у них – это зеленые бусы из той керамики, которая находится на кораблях. Они заключают контракты относительно них, покупают одну бусину за дирхем и нанизывают, как ожерелья, для своих жен.

Они грязнейшие из твари Аллаха – не очищаются от испражнений, ни от мочи, и не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они как блуждающие ослы.

Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Итиле, а это большая река, и строят на ее берегу большие дома из дерева, и собирается в одном доме десять и двадцать – меньше и больше, и у каждого скамья, на которой он сидит, и с ними девушки – восторг для купцов. И вот один сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. Иногда же соединяются многие из них в таком положении одни против других, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и застает его сочетающимся с ней, и он (рус) не оставляет ее, или же (удовлетворит) отчасти свою потребность.

И у них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы посредством самой грязной воды, какая только бывает, и самой нечистой, а именно так, что девушка приходит каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Итак, он моет в ней свои обе руки и свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, но (все это) делает в эту воду. И когда он окончит то, что ему нужно, девушка несет лохань к тому, кто (сидит) рядом с ним, и (этот) делает подобно тому, как делает его товарищ. И она не перестает переносить ее от одного к другому, пока не обойдет ею всех находящихся в (этом) доме, и каждый из них сморкается и плюет и моет свое лицо и свои волосы в ней.

И как только приезжают их корабли к этой пристани, каждый из них выходит и (несет) с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набид (хмельной напиток. – А.Б.), пока не подойдет к высокой воткнутой деревяшке, у которой (имеется) лицо, похожее на лицо человека, а вокруг нее маленькие изображения, а позади этих изображений – высокие деревяшки, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: «О, мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мною девушек столько-то и столько-то голов и соболей столько-то и столько-то шкур», пока не сообщит всего, что привез с собою из своих товаров: «и я пришел к тебе с этим даром»; потом оставляет то, что с ним, перед этой деревяшкой: «и вот я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами, и чтобы (он) купил у меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу». Потом он уходит. И вот, если для него продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то он опять приходит с подарком во второй и третий раз, а если оказывается трудным сделать то, что он хочет, то он несет к каждому изображению из этих маленьких изображений по подарку и просит их о ходатайстве и говорит: «Это жены нашего господина, и дочери его, и сыновья его». И не перестает обращаться к одному изображению за другим, прося их и моля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед ними. Иногда же продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда он говорит: «Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мне следует вознаградить его». И вот он берет известное число овец или рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими, которые вокруг нее, и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки, воткнутые в землю. Когда же наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, кто это сделал: «Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар».

И если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалаш в стороне от себя и бросают его в нем, и помещают с ним некоторое количество хлеба и воды, и не приближаются к нему и не говорят с ним, но посещают его каждые три дня, особенно если он неимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, он возвращается к ним, а если умрет, то они сжигают его. Если же он был невольником, они оставляют его в его положении, так что его съедают собаки и хищные птицы.

И если они поймают вора или грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею крепкую веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей. И говорили, что они делают со своими главарями при их смерти (такие) дела, из которых самое меньшее – сожжение. Так что мне очень хотелось присутствовать при этом, пока не дошло до меня (известие) о смерти одного выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его и его могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания. А это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут его в него и сжигают его, а для богатого собирают его деньги и делят их на три трети: треть для его семьи, треть – чтобы для него на нее скроить одежды, и треть чтобы приготовить на нее набид, который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью и днем, (так что) иногда один из них умирает, держа чашу в своей руке.