Текст книги "Дитя Плазмы. (Сборник)"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Гуль стиснул рукоять ножа. Если бы Милита что-нибудь сказала!.. Но она молча плакала.

– Ладно, я ухожу…

Он окинул взглядом собравшихся перед «мэрией» людей и зашагал по улочке.

– Запомни хорошенько дорогу, сынок! Тебе это пригодится, когда будешь возвращаться!

Черта с два!.. Гуль даже не оглянулся. Уж что-что, а дорогу назад он обязательно постарается забыть.

* * *

Воздух трепетал сполохами, невидимые руки выбрасывали пригоршни разлетающихся светлячков. Загадочный мир прощался с ним по-своему.

Продолжая ворочаться в глубинах земли, огромная рептилия не подозревала о том, что один из поселенцев колонии, ставший ее частичкой, внезапно взбунтовался. Наверное, это выглядело так, как если бы почка или желчный пузырь вполне самостоятельно двинулись бы из тела вон. Впрочем, каракатицу это ничуть не волновало. Могла ли она вообще волноваться?..

Вскарабкавшись по крутому склону, Гуль отмахнулся от докучливых мыслей.

Маленькая колония осталась позади, еще несколько шагов – и удивленным вздохом открылся навстречу проход Зуула. На мгновение Гуль задержался.

Захотелось подумать напоследок о чем-нибудь основательном, подытожить пройденное. В голове тяжело и напряженно заворочалось. Динамо-машина с поврежденной проводкой… Ни вспышки, ни искорки… Потоптавшись на месте, Гуль двинулся к заветной пещере, и вот…

Часть 2. МИСТЕР МОНСТР

Туша каракатицы осталась далеко позади. Вырвавшись из нее подобно торпеде из чрева подводной лодки, Гуль несся по раскручивающейся спирали, пронзая земную глубь, чувствуя себя сильным, птицеподобным, не ведающим преград.

Многослойные угольные пласты, базальтовые громады, нефтяные бассейны и расплавленное варево магмы пропускали его с одинаковой легкостью, распахиваясь и смыкаясь створками неведомых дверей. Превращенный в невесомую тень, он летел сквозь землю, и она представала перед ним в своей первозданной сути, выставляя напоказ сокрытые от человека сокровища. И снова Гуль ощущал пространство, не видя и не слыша его. Новое измененное тело знакомило с окружающим совершенно иначе, нежели обыкновенного человека, и это нравилось и волновало. Наверное, он уподобился ребенку, которому преподнесли увлекательную игрушку. Скорость и проносящиеся видения порождали восторг, и Гуль с трудом сдерживал себя, помня, что целью была поверхность Земли. К ней он стремился. К счастью, они САМИ подсказали ему путь, вывели к нужной пещере, и Гуль вошел в нее, так и не поняв, чем же отличается она от тех, прежних, что попадались ему до сих пор. Отличие приоткрылось только теперь. Пещера не являлась одномерным проходом. Он пребывал в двухмерном состоянии! Лишенный третьей решающей координаты, объем съежился и исчез. Равнина, на которую угодил Гуль, простиралась в бесконечность – до звезд, видимых лишь в мощнейшие телескопы. Он в состоянии был задать любой маршрут и, если бы знал кратчайший путь, не стал бы обращаться к давнему правилу спасателей-подводников. В сложившейся ситуации движение по кругу показалось ему наиболее разумным. Гуль не сомневался, что рано или поздно земная толща закончится и он пробьется наверх, под открытое небо.

Свет сверкнул перед глазами разорвавшейся бомбой. Бездонная и ослепительная синь рванулась навстречу. Слишком поздно и неумело Гуль принялся тормозить.

Трехмерность обрушилась на него словно беспощадный зверь. Он так и не уловил того мига, когда тело из плоской неуловимой тени превратилось в обычное человеческое. Отчаянно размахивая руками, словно пытаясь уцепиться за несуществующую опору, Гуль падал. В ушах свистело, неприятно холодела грудь. Город под ним, огромный и жаркий, лоснящийся множеством огней, будто раздувался по мере падения. Гуля занесло на огромную высоту и, закрыв глаза, он обреченно думал, что боли не ощутит. Сокрушительный удар обгонит мучения…

Он падал, слыша, как рычат и сигналят внизу автомобили. Скрежетало железо, гомонили люди. Миллионами голосов город нашептывал историю своей нелегкой жизни. Гуль летел к этому шепоту, и губы каменного гиганта близились, спеша сообщить небесному посланнику все последние человеческие новости.

Перед ударом Гуль вновь распахнул глаза. Неожиданно оказалось, что ему суждено упасть на территорию автомобильного кладбища. Не желая пачкать свои тротуары, город в последнюю минуту аккуратно отступил в сторону. Внизу пестрели выпотрошенные корпуса машин, сложенные стопками шины, проржавевший механический хлам… Большего осмыслить не успел. Труба диаметром в мужскую ладонь торчала из груды металла, словно булавка из коллекционной коробки, поджидающая очередную бабочку. Тупым иззубренным концом она вошла ему под ребра, как входит гарпун в неосторожную рыбу, и, соскользнув по ней, лицом, грудью, всем телом. Гуль врезался в искореженное железо.

* * *

В полдень он очнулся. С трудом припомнил, что в первый раз ему удалось только освободиться от трубы и доползти до укрытия. Должно быть, прошло немало времени, потому что чувствовал он себя значительно лучше. Голову все еще кружило, в низу живота скребся клешнястый краб, но с этим можно было мириться. Слава Богу, он остался жив!

Тяжело ворочая шеей, Гуль огляделся. Сиденья, облупившаяся краска, таблички с непонятными надписями – он находился в салоне бывшего автобуса. Старый изувеченный каркас успел основательно обветшать. Толстые зеленые мухи с гудением влетали через окна и дыры, с удовольствием садились на ржавчину.

Запрокинув голову, Гуль взглянул на солнце. Как давно он не видел его!

Может быть, поэтому и не узнавал. Трудно было понять, в чем дело: Гуль смотрел внимательно, не моргая, но не было ни слез, ни прищура. Солнце казалось бледным, лишенным черт лицом, уныло зависшим над Землей. Оно не слепило, – глаза воспринимали сияние совершенно спокойно…

Послышался рев приближающейся машины. Тяжелая и сияющая, переполненная грохочущим презрением к покалеченным собратьям, она прокатила мимо, не сбавляя скорости. Ей, здоровой, коптящей рокочущими выхлопами, погруженной в ревностное исполнение механического долга, было, конечно, плевать на какой-то затерявшийся средь забытого металлолома автобус.

Перевернувшись на бок. Гуль увидел на полу, прямо под собой, окаменевшую лужицу крови. С изумлением коснулся лужицы пальцем. Бурая застывшая медь.

Чуточку прозрачная и потому похожая на янтарь… Вот, значит, как это происходит! Перед внутренним взором промелькнуло перекошенное лицо Пола.

Теперь Гуль понимал, о чем говорил тогда на дежурстве американец. Стоит лишь раз умереть – и жить уже не хочется. Потому что много боли. И одолевает ненависть к тому, кто причинил эти страдания, одарил днями мучительной неподвижности.

Он попытался сесть и тотчас ощутил приступ тошноты. В пробуждающемся теле пробуждались и раны. Засаднили порезы на руках и на ногах, остро заныло правое колено. Возможно, была раздроблена коленная чашечка. Вдобавок ко всему он не сомневался, что у него сломаны ребра, – он ведь ударился о борт перевернутого автомобиля!..

Гуля замутило. Невидимый палач с садистской неторопливостью запустил колючие пальцы в желудок, принялся раздирать его на куски. Гуль со стоном опустил пылающий лоб на спинку кресла. Никелированная труба немедленно согнулась. Гуль бессильно ухватился за нее рукой. Неужели и здесь то же самое?.. Повторная вспышка в животе согнула пополам. Мозг бушевал и расплескивался, белые призрачные кораблики ходили по волнам, глотая пробоинами воду, разбиваясь о скалы, один за другим отправляясь ко дну. Не замечая того, что делает. Гуль стиснул пискнувшее под рукой железо и, выдрав кресло из пола, повалил на себя. Силы оставили его, он снова впал в забытье.

Ленивой улиткой солнце переползло чуть ниже. Взлохматив темные шевелюры, к нему со всех сторон двинулись маленькие хищные тучки. Вечерний взбалмошный ветерок загулял по свалке, заглядывая в разбитые окна, раздувая облака кружащейся пыли. Скомканный пакет из-под картофельных хлопьев, прыгая, подкатился к голове и замер. Края его медленно стали обугливаться, легкий дымок заструился над бумажным комком. Вырвавшийся язычок пламени, дрожа от нетерпения, поглотил свою жертву и исчез. Гуль так и не пошевелился.

* * *

Очнуться в очередной раз заставили голоса. Некоторое время он лежал неподвижно, затем приподнялся на руках и осторожно выглянул в окно.

Беседовали двое: девушка и парень; им было лет по семнадцать, может, шестнадцать, однако внешне парень выглядел значительно старше своей спутницы – длинноногой, худенькой брюнетки с личиком накрашенной куклы. И все равно она выглядела откровенным подростком, но паренек явно тянул на мужчину – во всяком случае по телосложению. Ни джинсы, ни тесная спортивная майка не скрывали перекатывающихся мышц. Вероятно, от переизбытка энергии он беспрестанно двигался – подергивая плечами, размахивая длинными, как у гориллы, руками, и оттого это раннее обилие мускулов еще более бросалось в глаза. Высокий, сбитый, с нелепо спадающим крашеным чубом, он сразу не понравился. Когда-то Гуль завидовал мускулистым ребятам. Дома одна из стенок была заклеена от пола до потолка фотографиями культуристов. Его всегда привлекала сила, и биографии Поддубного, Дикуля и Власова были для него своеобразной хрестоматией. Но, увы, с тех далеких пор утекло много воды. Кое-что серьезно изменилось – и прежде всего в нем самом.

Он смотрел на беседующих с любопытством вволю хлебнувшего на своем веку старца. Это были первые встреченные им люди.

– Чего ты боишься, детка? Все просто, как дважды два!.. Заходим, поворачиваем в отдел с выпечкой, и, пока ты строишь глазки продавцу, я спокойно занимаюсь прилавком.

– Но, Дин! Ты обещал, что мы не будем увлекаться.

– А кто увлекается? Ты еще не знаешь, детка, что такое увлечься по-настоящему.

– Но когда-нибудь нас обязательно заметят. Ты же сам говорил!

– Ну, заладила!.. – Парень звучно зевнул, с удовольствием поворочал плечищами. – Ни черта не заметят. Если, конечно, ты будешь делать все, как надо. Знаю я этих тихонь за кассами, – день-деньской пялятся на женские коленки.

– Я не пойду туда. Дин!

– Пойду, не пойду… Ты мне надоела! – Парень играючи уцепил девицу за шею, пригнул вниз, приговаривая: – Твое дело цыплячье! Поняла? Цы-пля-чье!

Слушайся и выполняй, вот и все, что от тебя требуется.

Взвизгнув, девица попыталась его ударить, но не дотянулась. В согбенной позе ей было слишком неудобно размахивать руками. С хохотом Дин отпустил ее.

– Вот такой ты мне больше нравишься! Люблю, когда с норовом!.. Слушай, может, вернемся на минутку в фургон?

– Скотина! – Она взмахнула сумочкой, но он успел перехватить ее кисть.

– Полегче, Долли, полегче! Я ведь могу и рассердиться.

– Ага, сейчас расплачусь! – Долпи в ярости притопнула сапожком. – Это и есть твоя роскошная жизнь? Ночуем на каких-то свалках, еду таскаем из магазинов…

Парень залепил ей пощечину, и в эту секунду с ним что-то произошло.

Схватившись за виски, он со стоном опустился на колени. Лицо его судорожно передергивалось.

– Что с тобой. Дин?

Пьяно покачиваясь, парень глухо промычал что-то сквозь зубы, ухватил приятельницу за руку и тяжело поднялся.

– Черт!.. – Ладонями он протер глаза. – Не знаю… Чепуха какая-то! Словно кто ударил кулаком по затылку. А вот здесь и у висков что-то треснуло. – Он недоумевающе встряхнул головой. – Думал, сдохну на месте.

– Может, это давление?

– Какое, к черту, давление? Я же говорю, ударило сюда и по вискам. А теперь прошло. Будто ничего и не было.

– И ты больше не чувствуешь? Парень помотал головой из стороны в сторону, неуверенно потрогал лоб и нахмурился.

– Вроде нет.

В следующую секунду он настороженно обернулся. Может быть, что-то почувствовал, а может, сработала воровская привычка оглядываться. Так или иначе, теперь Дин смотрел прямо в глаза Гуля. Губы его нервно задергались, глаза потемнели.

– Взгляни-ка. Вон на то чучело…

Гуль не отреагировал на возглас. Лицо его, перепачканное кровью, хранило невозмутимость, однако в душе Гуль был смущен. Он догадывался, что заставило парня скрючиться пополам. Это произошло в тот самый момент, когда Гуль возненавидел его. Этот мускулистый акселерат как раз ударил свою подружку, и тотчас после пощечины Гуль мысленно обрушился на него. Это походило на вспышку гнева, и, как это часто бывает, воображение услужливо нарисовало картину возмездия. Вспомнились сны, виденные еще совсем недавно, вспомнился экран Мудрецов, позволяющий прочувствовать видимое всем телом.

Даже показалось на мгновение, что ощутил под пальцами череп парня – хрупкий, беззащитный, с одной-единственной несчастливой макушкой. Гучь мог бы раздавить его легким нажатием, как яйцо, но удержался. В самый последний момент, ужаснувшись, он выпустил забияку, подобрав свои клокочущие силы, как подбирают когти успокоившиеся звери. Ненависть испарилась, уступив место страху. Он ясно понял, что действительно МОГ все это совершить.

Колени у Гуля дрогнули. Вот и случилось то, о чем он мечтал, возвращение в старый, привычный мир. Но значило ли это, что он снова стал человеком?..

– Не надо. Дин! Пойдем отсюда! – Долли тянула приятеля за руку.

– Подожди! Чего он так на меня вытаращился?

– Пусть смотрит. Какая тебе разница?

– Но он же все слышал!

– Пойдем отсюда, Дин! Ну, пойдем же!

– Дура! Чего ты переполошилась? Или тебя напугал этот бродяжка?

– У него лицо, как у покойника.

– Точно, но с одной поправкой. Оно станет таким после того, как я с ним потолкую.

– Дин, не подходи к нему! – взвизгнула девушка. Гуль с тревогой взглянул на нее. Несомненно, Долли каким-то образом ощущала его чужеродность. Она не просто паниковала, она была страшно напугана. Учитель интуитивизма Бергсон, любимец Пилберга, безусловно, порадовался бы за Долли. Она не понимала причин своего страха, но чувствовала, что именно Гуль эта самая причина и есть. И потому по мере сил Долли пыталась спастись и спасти своего неумного приятеля.

Салон загудел от ударов. Толстокожий Дин лупил по борту автобуса похожей на кочергу железякой.

– Вылезай, придурок!

Гуль не тронулся с места.

– Ты слышишь?.. Или ждешь, когда я оболью этот драндулет бензином?

Снова посыпались удары. Сухо сглотнув, Гуль вцепился в поручень, как клещ.

Пальцы его побелели от напряжения. Вот теперь ему сделалось по-настоящему страшно. И боялся он сейчас, пожалуй, не меньше девчушки. Потому что опять начинал ненавидеть. Снова между ним и этим беснующимся качком установилась неведомая, пугающая связь: чем громче ругался Дин, тем прочнее опутывали его нитевидные цепкие щупальца… Гуль ничего не мог с собой поделать.

Нечто клокотало в нем, пробиваясь наружу, и он обреченно понял, что ЭТО так или иначе произойдет. Гуль сжался, но остановить себя не сумел. Железный поручень треснул в его руках, и одновременно хрустнуло правое запястье Дина. С воплем тот выпустил обрезок трубы и ухватился за покалеченную руку.

Лицо его, светлокожее и скуластое, с юношеским пушком над верхней губой, перекосилось от боли. Гуль заметил выступившие на лбу парня бисеринки пота и отвел глаза в сторону.

– Уведи его, – глухо произнес он.

Можно было подумать, что Долли давно уже дожидалась этой команды. Семеня сапожками, она подбежала к дружку и, ухватив за плечо, потянула прочь.

– Пойдем, Дин! Пойдем скорее!..

Прислушиваясь к удаляющемуся бормотанию, Гуль покосился на свой живот.

Продранная гимнастерка и окаменевшая кровяная короста на том самом месте, где еще совсем недавно чернела ужасная рана. Если можно, конечно, назвать раной сквозную дыру, в которую запросто проскочил бы средних размеров будильник. Тем не менее он был жив – вопреки всякой логике. Его замутило…

Ухватившись за спинку сиденья, Гуль все же нашел в себе силы улыбнуться.

Если жив, значит, надо радоваться. Радоваться, а не ломать голову – отчего да почему. Покосился в замутненное стекло и разглядел бледную тень своего отражения. Вот и состоялось твое первое воскрешение, дружок! Или, может, второе?.. Так или иначе, прощай царство теней, и да здравствует грешный земной мир!.. В таких случаях, кажется, положено плакать от умиления.

Гуль шатко поднялся. Кости ноюще отозвались на первые неуверенные шаги, в нижней части живота, ожив, заелозил шипастыми клешнями краб. Но значительно тише. Да и шипы были уже не те…

Выглянув наружу, он поискал взглядом Дина и Долли, но парочки уже и след простыл.

Долли и Дин… Имена, рожденные языком колокольчика. С такими именами не магазины обворовывать, а счастливо жить где-нибудь в девственном лесу, никогда не прибегая к пощечинам… Гуль криво улыбнулся. Как бы там ни было, первые встреченные им люди убежали. И правильно сделали. Вполне вероятно, будут убегать и другие.

* * *

– Кто это? – охранник в ливрее швейцара кивнул на спутника Йенсена. Глаза его, серые и внимательные, неуверенно моргнули, столкнувшись с такими же серыми и внимательными глазами Фила Николсона, заслуженного оперативника НЦ, которого в кулуарах давно уже называли оперативником номер один, первым из первых, а иногда и просто главным оперативником нации.

– Он тоже приглашен на совещание. Йенсен подтолкнул Николсона к массивной, украшенной бронзовыми завитушками двери и мысленно рассмеялся. Видимо, правду говорят: рыбак рыбака видит издалека. В лаковом отблеске витражных стекол он увидел отражение оставшегося позади «швейцара». Поднеся к губам портативную рацию и продолжая смотреть им вслед, тот торопливо сообщал данные о вновь прибывших. Теперь их будут ждать на всех этажах, а оператор перед телемониторами на минуту-другую удвоит внимание.

– Сколько их тут? – Николсон толкнул Йенсена в бок и снисходительно улыбнулся.

– Немного. В основном бывшие агенты ЦРУ.

– Так уж и бывшие? – Взгляд Николсона скользнул по стенам, машинально фиксируя все сколько-нибудь подозрительное. Дворец от фундамента и до конька крыши был нашпигован всевозможными датчиками, бдительной оптикой и электронными глушилками. – Ничуть не сомневаюсь, они и сейчас там числятся.

– Послушай, – возмутился Иенсен, – ты можешь наконец сосредоточиться на деле?

– Ладно, не психуй.

Николсон умолк. У подножия лестницы, заложив руки за спину, стоял еще один «швейцар». Должно быть, он нарочно выбрался из своей укромной ниши, чтобы взглянуть на гостей.

* * *

…Совещание проходило в знаменитом Круглом зале. Кроме седовласого, вечно худого и вечно удрученного жизненными печалями координатора, в глубоких креслах утопали двое советников. За отдельными столиками сидели офицеры ФБР во главе с сухопарым Симонсоном и полковник Беркович – полномочный представитель ЦРУ.

– А что здесь делают федералы? – неприязненно проворчал Николсон.

Вежливо улыбнувшись присутствующим, Джек Иенсен шепнул:

– Фил, ради Бога, заткнись!

Один из советников координатора, исполняющий одновременно функции секретаря и стенографиста, недоуменно шевельнул бровью. Извиняясь за опоздание, Иенсен изобразил рукой в воздухе нечто вроде вопросительного знака. Все так же печально координатор кивнул и, как только вошедшие расположились в креслах, поднялся.

– Господа! Время дорого, поэтому начну с главного. Разговор с президентом состоялся вчера вечером. Могу довести до вашего сведения, что он серьезно обеспокоен происходящим и только за последние несколько дней уже трижды связывался с Москвой. Теперь нам по крайней мере достоверно известно, что каракатица покинула северный полигон русских и возвращается.

– Куда?

Координатор проигнорировал идиотскую реплику представителя ФБР, зато с живостью обернулся к поднявшему руку Берковичу.

– Откуда вы черпаете данные? Сводки НЦ? – спросил Беркович.

– Да. За движением рептилии ежечасно наблюдают вертолеты ДС и НЦ. – Координатор развел руками. – До сих пор сведения по большей части подтверждались, и оснований сомневаться в их достоверности…

– Одну минуточку, координатор! – Беркович раздраженно провел платком по лоснящемуся лбу. – Вы заявляете: нет оснований… Хорошо. Но это было до сих пор, а задача слишком ответственная! Словом, не слишком ли мы доверились экстрасенсам? Обостренная чувствительность недоказуема. Сегодня астролог обещает нам доброе здоровье, а завтра пожимает плечами…

– При чем здесь астрология? – перебил Фил Николсон. – Это из другой оперы, милейший! Иенсен вновь незаметно дернул его за рукав. Беркович неприязненно покосился на Николсона.

– Астрология – это так, для примера… Но есть одно настораживающее обстоятельство… Вы действительно намерены предоставить НЦ самые широкие полномочия, координатор?

Старческая спина распрямилась, плечи расправились, в глазах блеснул упрямый огонек.

– Вы все поняли правильно. Более того – своим последним распоряжением президент передал в ведение НЦ оперативные отделы ЦРУ, ФБР и Национальной гвардии. Добавлю: я это решение вполне одобряю. Мы обязаны забыть об амбициях. Сегодня нет отдельных служб и отдельных задач. На повестке дня – безопасность страны, а может быть, и всего мирового сообщества.

– И вы всерьез полагаете, что каракатицей должен заниматься Национальный центр аномальных явлений?

– Да. Президент думает так же. Надо смотреть в лицо действительности, а она такова, что ни армия, ни военная разведка не готовы к грамотному восприятию феномена. Каракатица – это проблема, которую не разрешит обычное оружие.

Нужна иная методика, ее могут предложить только в НЦ.

– А они что-нибудь предложили? – Одутловатое лицо Берковича украсилось ехидной улыбочкой. Прищуренные глазки излучали сладковатый яд.

– Спросите сами. – Координатор перевел взор на Джека Йенсена. – Собственно, для того мы здесь и собрались, чтобы выслушать соображения одного из руководителей НЦ. Прошу…

Иенсен пружинисто поднялся из кресла.

– Я попробую уложиться в три-четыре минуты. – Иенсен покосился на откровенно скучающую физиономию Николсона, перевел взгляд на ухмыляющегося Берковича. – Несколько слов о том, что мы успели предпринять. – Джек Иенсен почтительно повернулся к координатору. – Вы уже упомянули о специальных вертолетах. Могу добавить, что среди экипажей, как и в прошлый раз, наши лучшие эксперты.

– Корбут, разумеется, среди них?

– Да. Он единственный, кто чувствует эту тварь на глубине до шестисот километров. Без Корбута слежение было бы совершенно невозможным. С ним мы контролируем маршрут каракатицы с точностью до градуса.

– А что вы предпримете, когда она объявится здесь? – поинтересовался Симонсон. Каркающий, неприятный голос оказался под стать его костлявому лицу.

– Мы встретим ее во всеоружии. – Иенсен бросил предостерегающий взор в сторону Николсона, но тот сидел тихо. – Наша задача подразумевает три аспекта: обеспечение безопасности населения, высокую секретность проводимых мероприятий и, самое важное, – общение с каракатицей.

– Это третье меня отчего-то особенно смущает. – Беркович издевательски крякнул.

– Я так не считаю, – возразил Иенсен. – Врага не обязательно убивать. Его можно локализовать и обмануть, с ним можно найти общий язык и даже завязать дружбу.

– Что-что?

– Вы шутите? С кем это вы собираетесь завязать дружбу?

– Это не шутка. Я стараюсь рассматривать задачу комплексно. Если бы каракатицу можно было подстрелить обычной ракетой, все обстояло бы предельно просто. Но вы знаете, к чему привели попытки военных. Ни мы, ни русские не добились ни малейшего успеха…

– К сожалению… – Беркович нетерпеливо махнул рукой. – Никто кругом ничего не добился, все сели в лужу. Но что собираетесь предпринять вы?

– Национальный центр аномальных явлений в экстренном порядке создал аналитический отдел…

– Браво! В таком случае я совершенно спокоен! Разумеется! Аналитический отдел! Как же это никто не догадался… – Беркович открыто издевался, но на лице Йенсена не дрогнул ни один мускул.

Выждав немного, он спокойно продолжил:

– Мы располагаем замечательными умами, глупо было бы не воспользоваться таким потенциалом. Первая же идея стала претворяться в жизнь. Суть ее – создание радиоактивных маяков или ловушек.

– Это что же? Радиоактивное заражение местности?

– Частичное заражение. Фон, излучение, но не пыль.

– Какая разница, черт побери! Это же все равно опасно.

– Да. Но это менее болезненно, нежели появление подобной громадины вблизи населенных пунктов. Разъяренного быка отвлекают мулетой. Почуяв наши маяки, каракатица наверняка свернет с первоначального маршрута. Так можно выиграть время или навязать ей более или менее безопасный путь. Координатор неохотно кивнул.

– В этом есть резон. Если такое чудовище выползет посреди какого-нибудь города, разразится катастрофа. Жертвы, разрушения, паника…

– Паникой должны заняться спецслужбы. И еще: никакой прессы, никаких журналистов! Полный контроль над распространением слухов!

– Вы считаете, что мы справимся? – Симонсон искренне изумился. Моргая светлыми ресницами, взглянул на координатора. – А что прикажете делать, если свидетелей окажется чересчур много?

– Задействуйте агентуру. Призовите на помощь гангстеров, воров, убийц. Мне ли вас учить! Используйте полицию, армейские формирования, что угодно!

Через двенадцать часов в силу вступает режим чрезвычайного положения.

Будьте готовы к немедленному введению карантина в том или ином райооне.

Что-нибудь вроде имитации холеры или чумы – и тройное кольцо оцепления!

– Не слишком ли круто, координатор?

– Нет, не круто! – Сухонький подбородок первого помощника президента упрямо вздернулся. – Круто будет тогда, когда слух о каракатице станет достоянием гласности. Вы все еще не отдаете себе отчета в том, что происходит. Мы имеем делом с гиперсуществом, превосходящим все мыслимые и немыслимые образы – по габаритам, по массе, по непосредственной угрозе. Если каракатица выберется наружу здесь – не сомневайтесь, будут и землетрясения, и магнитные бури. Но это в лучшем случае. Худшего мы не в состоянии предполагать, потому что мало о ней знаем. Пока нам наверняка известно только одно: человеческое оружие – даже самое мощное – не представляет для чудовища ни малейшей опасности. – Координатор перевел дух. – А теперь на минуту вообразите, что все эти сведения через радио, телевидение или прессу просочатся в общество. Это хаос, мои дорогие, ужасающий хаос! Беженцы, пикеты, правительство поспешат облить грязью. Зеленые атакуют атом, придется закрыть энергостанции и рассекретить радиоактивные могильники. Что начнется в России? В Европе?.. Каракатица непредсказуема, и этим особенно страшна! Никакого реального противодействия чудовищу мы не окажем. И даже за его местонахождением будем следить глазами экстрасенсов!..

– Хочу возразить… – Йенсен мягко прошелся по ковру. – Кое-что о ней мы все-таки знаем. Например, ее приблизительные размеры, ее пристрастие к радиации, ее сейсмическую активность. Кроме того, есть все основания считать, что в данном случае мы имеем дело с материей иного уровня, иного порядка. Иначе просто не объяснить ту колоссальную скорость, с которой каракатица перемещается под землей. Кстати, в водной среде скорость остается той же – порядка ста километров в час. Для подобной массы это чудовищно! Теперь о местонахождении каракатицы. Сейчас полным ходом ведутся работы по созданию детекторов. Эти приборы способны ее обнаружить! И еще: слежение с вертолетов идет вторые сутки, и наши первичные предположения подтвердились. Каракатица не петляет и не корректирует курс – она движется по прямой!

Выдержав паузу, Йенсен добавил:

– Она движется ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО.

– Из чего вы и поспешили сделать вывод, что она возвращается, – кивнул Беркович.

– Не только. – Йенсен пожевал губами. – Мы произвели еще одно простое действие: обозначили предполагаемый маршрут по карте и, оперируя известной нам скоростью, определили, когда и какой город гостья из подземелья осчастливит своим посещением.

– Черт возьми! – Беркович не сумел скрыть охватившего его возбуждения. – Но если она все-таки свернет?

– Навряд ли. У этой твари поразительное чутье. То есть мне так кажется. И сейчас она что-то чует. Раньше ее притягивали радиоактивные захоронения, места ядерных полигонов, теперь что-то другое…

– Все программы по ядерным испытаниям приостановлены, – задумчиво произнес координатор. – Что ее может привлечь? Какой-нибудь старый засекреченный могильник? Или ракетная база?

– Это нам и предстоит выяснить. – Йенсен улыбнулся. – Нам потребуется помощь вашей команды, Беркович.

Генерал ЦРУ озабоченно прикрыл глаза ладонью.

– Разумеется. Какие населенные пункты угодили на эту вашу прямую?

– И вам, и в штаб-квартиру ФБР сегодня же будут доставлены подробнейшие карты. Могу назвать лишь некоторые из городов. Это Толидо, Спрингфилд, Каунт-Сити, Санта-Фе, Уичито, Альбукерке, Финикс и другие. Здесь же более двух десятков мелких поселений, фермерские хозяйства и так далее.

– Немало…

– Это же адова работа! – пролепетал Симонсон. Йенсен согласно кивнул.

– Тем не менее ее надо проделать, и по возможности быстрее. Предлагаю послать в перечисленные города контролеров, которые во взаимодействии с местными властями займутся изучением оперативной обстановки.

Беркович в сомнении покачал головой.

– Ответьте, Йенсен, о каком сроке мы можем реально говорить?

– Дня два, не больше.

– Но это абсурд!

– Значит, надо постараться. Расстояние до североамериканского континента каракатица покроет в семь, может быть, в восемь дней, и два из них уже позади.

– Но как мы сумеем?.. – Беркович недоуменно развел руками, не в силах завершить мысль.

– Господа! – Координатор успокаивающе поднял тонкую старческую кисть. – Трудностей действительно много, но это вовсе не значит, что мы с ними не справимся. И не вам прикидываться беспомощными овечками. За нашими плечами – президент, и, если понадобится, мы заставим работать на программу всю страну. Сейчас же от нас требуется одно – создать эту программу, разработать по пунктам, сколько бы их там ни насчитывалось.

– Согласен. – Йенсен вернулся в свое кресло.

– Да ты Цицерон, старик! – шепнул ему знакомый голос. Джек Йенсен повернулся. Фил Николсон глядел на него с насмешливым почтением.

* * *

Черная безмолвная пустота зависла вокруг, и Гуль сам не понимал, отчего обращается к этой пустоте, словно к человеку.

– Почему ты не пошла со мной, Милита? Я ведь не просил идти за мной, я звал тебя со мной. А ты не сказала мне ни единого слова. Или воля Пилберга сломила тебя и это была не ты? – Гуль напряг зрение, силясь разглядеть в пустоте что-то, что помогло бы ему услышать, угадать каким-либо образом ответ. – Ты должна была пойти со мной. Вместе нам было бы легче…

Он вздрогнул. Из мглы, до краев заполненной чернилами и сапожной ваксой, проступили чьи-то неясные очертания. Два темных пятна на фоне белеющего овала, мрачноватая полоска рта.