Текст книги "Дитя Плазмы. (Сборник)"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Что на тебя нашло? – Монти склонился над ним.

– Пошел к черту! – Гуль оторвал от лица руки.

Крови не было. Странно. Ему-то показалось, что потечет не только кровь, но и мозги.

– Крепко я тебя, да?

Гуль зло поглядел на конвоира.

– Так себе… Мог бы и посильнее. Чего стесняться?

– Ничего… Это пройдет. Здесь все проходит быстро. – Монти, потоптавшись, присел рядом. – Так и у меня в армии было! – признался он. – Упрется какой-нибудь молодой барашек, и никак ты его не переубедишь… Некоторые умеют без криков, без кулаков, а у меня и с кулаками не очень-то получалось.

– Это я вижу.

– Видишь… – Веки лейтенанта беспомощно затрепетали. Похоже, он в самом деле был смущен. – Много ты видишь… Хотя, сказать честно, я с этим проходом тоже в первый раз поволновался.

– Только не надо пудрить мне мозги! Поволновался… С этой пещерой что-то не ладно. Я же чувствую!

– Правильно чувствуешь. – Монти усмехнулся. – Но клянусь, это не смертельно.

Хотя об этом тебе тоже лучше потолковать с профессором. Что ты хочешь от меня? Чтобы я объяснял тебе каждый здешний пустячок? Да я и сам ничего не знаю! Даже где право и где лево, сказать не могу. Ну а насчет пещеры… – Он пожал плечами. – Что тут говорить? Проходом все пользуются. Штука безопасная, хоть и странная. И уж, конечно, куда хуже, если нас перехватят двойники. Кстати, если мы будем с тобой болтать еще час или два, нас наверняка накроют. Это уж как пить дать…

– Твоя правда. Пол, – произнес кто-то за спиной.

Лейтенант действовал стремительно. Подскочив на месте, он крутанул в руках автомат и передернул затвор. Большего он сделать не успел. Две пули угодили ему в грудь, третья впилась в переносицу. И тотчас выстрелы смолкли.

– Не двигаться, петушок!

Гуль осторожно повернул голову. Прыгая по похожим на округлые женские коленки валунам, приближались вооруженные люди.

* * *

Лейтенант Пол Монти лежал, неловко запрокинувшись. Спустившиеся с гор люди уже забрали его кольт, уважительно причмокивали, взвешивая на руках тяжелый „Калашников“.

Один из них – седой, с землистым лицом старика – изучал Гуля пристальным взглядом.

– Похоже, он из новеньких. Вон какое личико перепуганное…

– Значит, она снова выползла?

– Я же вам сразу сказал! Помните палатки? Да и бочки с мазутом, видно, из той же оперы. Надо чаще поглядывать у реки. Может, еще что выбросит.

– Ага! Ящик с пивом, например!..

– А на этого я сразу обратил внимание. И одет как-то не так, и в пещеру не ныряет.

– Может, послать с ним нашего Пола? А что? Время самое подходящее. Они его как раз ждут. – Землистолицый ухмыльнулся. – Устроим им сюрпризец с фейерверком.

– Вот ты и отправляйся, если так хочется! А мне подыхать лишний раз неохота.

Гуль вздрогнул, словно от укуса пчелы. Голос принадлежал Монти!

Обернувшись, во все глаза он уставился на шагающего к ним человека. Белая полоска зубов, узкий разрез глаз, хаки и даже тот же самый кольт за поясом – перед ним, целый и невредимый, стоял Пол Монти!

Гуль с неясной надеждой перебросил взор на убитого, но тело покоилось на прежнем месте, ничего не изменилось. Заметив его изумление, похожий на старика тип оживился.

– Близнецы, – ехидно пояснил он. – Братья по плоти и по крови. Ты еще, верно, не видел таких?

Гуль не ответил. Старик между тем продолжил, но обращаясь уже не к Гулю, а к Монти номер два:

– Слышишь, Пол? Сосунок-то еще ничего и ни о чем. Досадно, если упустим такой шанс. Может, все-таки позволим ему добраться до лагеря? В надежном сопровождении?..

– Пошел ты к черту! Они же злые теперь. И патронов где-то нашли уйму. После того как пристрелили у них Хадсона, пуляют во все, что движется.

– Ну в Пола-то они не будут стрелять. Подойдешь ближе и расскажешь байку про паренька.

– Ага, так они нас и подпустят!

– Ну, а если попробовать? Эти-то туда направлялись. Значит, никакого подозрения. Тебя же в лагерь вели, сынок, верно?

Гуль машинально кивнул.

– Вот и прекрасно!.. Пол! Ей-богу, ты упускаешь золотой случай!

Лейтенант номер два нехотя приблизился к старику и забрал у него автомат Гуля.

– Ладно… Но только по новым условиям.

– Само собой. Пол. Никакого обмана. Тебя хлопнут, неделю будешь водить, как и договаривались. Но я надеюсь, что ты все-таки вернешься. То есть, значит, сразу вернешься…

Окружение старика захихикало. Один только Пол не улыбался, сосредоточенно хмуря лоб и что-то про себя прикидывая. Детина с массивными плечами подошел к нему и звучно хлопнул по спине.

– Ты, главное, не теряйся. С такой машинкой у тебя наверняка все получится.

Ну а в случае чего ползи на старое место. Там тебя Чен будет ждать. С медалькой. Помнишь, какую мне в прошлый раз вырезали?

Монти что-то пробурчал в ответ. С любопытством покрутив в руках „Калашников“, нюхнул ствол, выщелкнул магазин и взвесил на ладони.

– Вроде полный.

– Значит, хватит на всех. – Губы землистолицего Чена разъехались в неприятной улыбке.

– И не забывайте: неделя за мной!

– Ты что, Чену не веришь?

– Ага, знаю я вас… – Монти повесил автомат через плечо, качнув стволом, выразительно поглядел на Гуля. – Ну, что? В пещеру, малыш!

Они ничего не собирались ему объяснять, а Гуль не пытался расспрашивать.

Впервые на глазах его убили человека, и этого человека он успел пусть немного, но узнать. В смятении он взглянул на лежащего Пола. Только что они говорили, злились друг на друга, но кому-то взбрело в голову выстрелить, и пули разом покончили со всеми спорами. Кратчайшее разрешение всех проблем.

Пол номер два нетерпеливо мотнул головой. Не переча ему. Гуль двинулся к пещере. Слабая надежда искрой замерцала в сознании. Пещера означала темноту, а темнота – это маленький шанс…

Сколько их там осталось позади? Трое?.. Или четверо? Он никак не мог вспомнить точного числа убийц. Все заслонило землистое лицо с недоброй улыбкой. И еще этот двойник… Близнец, даже не задержавшийся над телом брата. Неужели такое бывает?

Несмотря на душевную сумятицу. Гуль заставил себя собраться. Обстановка чудовищная. Ничто не поддавалось объяснению. Реальность словно смеялась над ним. Человечек, угодивший в медвежью берлогу, муравей, заползший в пиротехническую лабораторию…

Перед входом на мгновение задержался. Набрав в грудь воздуха, словно собирался нырнуть, переступил границу света и тени. И тотчас будто растекся по каменной поверхности. Тело растворилось в окружающей мгле, перестал видеть и слышать. Но сразу же обнаружил следующего за ним конвоира. Не по шороху, не по дыханию. Гуль осязал теперь подобно змее или акуле. Более того, совершенно неожиданно он наткнулся на мысли „двойника“. Он наткнулся на них, как натыкается на препятствие вытянувший перед собой руки слепец, – испугавшись первого мига прикосновения, отшатываясь назад. Может быть, он даже ускорил шаг, пытаясь оторваться. И только мгновением позже сообразил, что шагать уже не способен. Нынешний способ передвижения не походил ни на один из привычных. Он перестал быть тем, чем был еще минуту назад.

Субстанция, вобравшая его „я“, ускоряясь, плыла по тоннелю. Быстрее и быстрее. И, не отставая, мчался по пятам близнец покойного Монти.

Собственно говоря, тоннель тоже исчез. Пространство претерпело изменения, которые он не в силах был понять. Он ощущал и двигался!.. Движение! Оно превратилось в аксиому, в единственный смысл, и ничего не существовало, кроме вытянувшегося в струну пространства. Гуль мчался, уподобившись разгоняющейся электричке, но сравнения уже не приходили ему в голову.

Опасность летела следом, и имя ей было Пол Монти. Страх рос, превращаясь в наездника, и, задыхаясь от скорости. Гуль ощущал жала его шпор.

Он не задумывался о направлении. Направлений более не существовало. Как и сторон света. Нужно было спешить вперед, потому что страх и тот, кто его породил, находились сзади. Пустой и легкий, Гуль летел, рассекая мглу, поражаясь той властной небрежности, с которой он ввинчивался в слоистую даль. На какой-то миг почудилось, что американец вот-вот настигнет.

Скорость тут же возросла, и Гуль с ужасом ощутил, что еще немного, и он попросту взорвется от сумасшедшего темпа. Как торпеда, повстречавшая на пути к цели снулого тунца…

Но взрыва не произошло. Вспыхнул свет. Огромный красочный мир ворвался в сознание. Взгляд новорожденного, приоткрывшего веки… Описав короткую дугу. Гуль шмякнулся на землю. Обернувшись, увидел, как следом из черной норы вылетел американец. Жутковатый тоннель доставил их к месту назначения, как пневмопочта доставляет пакеты с письмами, но в данном случае – основательно покуражившись над их телами, над их мозгом.

Гуля пробрала дрожь. Появилось сложное ощущение, будто вернулся в человеческую оболочку после кропотливой хирургической операции.

– Вот и все. – Отряхнувшись, Пол номер два развязно подмигнул Гулю. – Вон за тем склоном нас должны, по всей видимости, ждать.

Он грубовато помог подняться и подтолкнул вперед. Шагая, Гуль успел окинуть окрестности бегльм взглядом. В общем ландшафт не изменился. Их окружали те же холмоподобные горы и пупырчатые скалы. Плотный колеблющийся воздух выделывал знакомые фокусы, изламывая видимые контуры, приближая или отдаляя фрагменты гор.

– Двигай, малыш! И не кувыркайся без надобности.

Гуль отметил, что американец нервничает. Сам он настолько устал, что даже не отреагировал на „малыша“. Мозг затравленным зверьком забился в угол, избрав позицию пассивного наблюдателя.

Цепляясь за вязкие камни, они медленно взобрались по крутому склону и очутились на скалистом гребне. У подножия близкой, похожей на огромного тюленя горы Гуль разглядел поселение – десятка два одноэтажных домишек без окон, без печных труб, выстроенных кривоватым кругом. Это, по-видимому, и называлось здесь лагерем.

– Черт! – Монти судорожно озирался. – Где-то здесь…

Гуль не сразу понял, что он имеет в виду. Откуда-то сверху долетел хрипловатый голос.

– Не спешите, ребятки! Вы не сказали волшебного „сим-сим“.

Пол номер два вымученно улыбнулся.

– Не дури, Сван! Это ведь ты?.. Разве не видишь, я повстречал новенького. А заодно добыл и пушку! – Он приподнял над собой „Калашников“. – Хороша штучка?

– Хороша-то хороша, да только будет лучше, если ты ее положишь на землю.

Прямо перед собой. И аккуратненько, без резких движений.

– Какого черта. Сван! – Пол раздраженно повертел головой, пытаясь угадать, где укрывается обладатель хриплого голоса. – Ты же видишь, кто мы! А парнишка безоружен.

– Вижу, но оружие положи, Пол. – Говоривший сделал насмешливое ударение на имени. – Ты ведь не хочешь дырку в живот, правда? У тебя и старый шрам, наверное, еще не затянулся.

– Хорошо, я бросаю пушку. Смотри. – Пол действительно опустил автомат возле ног. – Что дальше?

Из-за скалы вышел человек с карабином. На Гуля он даже не глядел. Взгляд его настороженных серых глаз был прикован к американцу.

– Ты не назвал пароль. А пора бы вам знать, что мы тут давненько уже не доверяем внешности… В общем, даю пять секунд. Если ты не назовешь нужное слово…

– О чем ты говоришь. Сван! – воскликнул американец. – Конечно, я знаю пароль, но парень-то поважнее! Ей-богу, он вам такое порасскажет!..

Почти незаметным движением Монти перевел руку за спину, медленно взялся за рукоять кольта. Гуль вздрогнул. Два выстрела прогрохотали одновременно.

Выстрелил кто-то с тыла, вторую пулю успел выпустить Сван. Гуль устало опустился на корточки. Близнец Пола повторил судьбу несчастного брата.

Спустившийся к Свану помощник небрежно обшарил тело. Трофеев никаких не нашлось, и интерес к убитому моментально иссяк. За ноги они втащили американца на гребень и там, раскачав, скинули вниз. Просто и буднично.

Так, вероятно, здесь жили все, и к этому следовало привыкнуть. Гуль отрешенно прикрыл веки.

– Твоя игрушка?

Ему снова пришлось открывать глаза. Человек, которого называли Сваном, любовно оглаживал „Калашников“. В самом деле, в его крупных мохнатых лапищах оружие казалось игрушкой. Глядя в дымчатое от щетины лицо Свана, Гуль апатично покачал головой.

– Ваша…

* * *

…Что такое профессор, дети? Повторим вслух! Профессор есть существо близорукое и бесполое, безнадежно увязшее в цифрах и формулах. Внешне он похож на Деда Мороза, но в очках, обряженный в костюм-тройку, с куцей бороденкой, все же кое-как выглядит… Кто не понял, пусть поднимет руку.

Мистер Пилберг побеседует с таковым лично…

Гуль брел по лиловому песку, устлавшему внутреннюю поверхность шара.

Белка-дурочка вращает на ярмарках колесо, а он подобным образом вращал шар.

Движение давалось с трудом, – шар был большим и громоздким – диаметром метров сто. Чепуха, если прикинуть глазом, но шагать можно до скончания времен. Потому что пустыня – это всегда пустыня. И прежде всего это место, где нет и не может быть никаких следов. Песок слишком самобытен, чтобы уважать ноги пешеходов. Он попросту равнодушен к ним, стирая и засыпая написанное стесанными подошвами.

Гуль шагал в никуда, и сквозь дрему до него доносился голос Володи. Капитан что-то рассказывал, делился информацией, и не его вина, что информация состояла в основном из многосложных вопросов. И если он рассчитывал услышать ответ из уст Гуля, то он ошибался. Гуль твердо вознамерился выспаться. Несмотря ни на что. Его не пугал ни шар, который нужно было вращать ногами, ни пухлолицый Пилберг, норовящий прокрасться в сновидения.

Толстый, неряшливый, абсолютно лысый, без бороды и даже без усов, он грозил Гулю пальцем и беззвучно шевелил ртом. Гуль не хотел на него смотреть, но шею сводило, глаза магнитом притягивало к шевелящимся губам.

Артикуляция. Снова артикуляция. Ложная – и потому насквозь лживая. Гуль не мог не слушать, Гуль не мог не видеть, и потому видимое и слышимое приходилось отвергать внутренне…

Дети! Смотрите и запоминайте. Мистер Пилберг является исключением в нашем правиле. Поместите его в скобки и пометьте звездочкой…

Продолжая брести по песку. Гуль с равнодушием наблюдал, как неряшливого профессора окружила забавная клетка из стальных скобок, а чуть выше вспыхнула похожая на лампу накаливания звезда.

Ноги все глубже увязали в песке, шар проворачивался со скрипом. Я бреду, мы бредем, он бредет. Правила, исключения, суффиксы. Выдумки шибко умных, вроде того же Пилберга. Увы, грамотная речь не всегда является более красивой…

– Смотри! – Втиснувшийся в сон Гуля капитан вытянул перед собой руку и собрал пальцы в щепоть. – Точка. Условный ноль, начало отсчета любой системы координат. Статичное и бесконечно малое… Теперь я беру эту точку и вытягиваю в прямую, – видишь? Получаю одномерное пространство. А сейчас эту же самую прямую я вот таким макаром размазываю по плоскости – вроде как скалкой тесто, и… Одномерное превращается в двухмерное… Ты помнишь пещеру? Этот их чертов проход? Так вот, это и есть не что иное, как проход из нашего мира в одномерный тубус. Из трехмерного в одномерный, и обратно.

Несколько неприятно, но не смертельно, как говаривал твой Монти. Всего один миг – и от пяток до макушки ты одномерен. Отсюда и относительность расстояний. Пилберг считает, что нам повезло, и знаешь, я согласен с ним.

Попасть сюда – редкостный выигрыш!

– Дурак твой Пилберг, – пробормотал Гуль и, привстав на локте, захлопал ресницами.

Все-таки оставалось еще что-то, чем можно было изумить. Уже проснувшись, он продолжал видеть песочный шар, клетку с Пилбергом и светящуюся над ним лампочку. И в то же время не сомневался, что это не было сном. Капитан сидел перед ним и продолжал чертить в воздухе геометрические символы, Пилберг продолжал скалиться из своей загадочной клетки.

– Володя! – Голос Гуля дрогнул. Он вдруг увидел, что Пилберг грозит ему, просунув сквозь прутья кулак. И тут же шар померк, лампочка над профессором треснула и погасла. Наступившая тьма поневоле заставила судорожно вцепиться в руку Володи.

– Ты чего?

– Не знаю. – Гуль оглядел убогое помещение и, выпустив кисть капитана, снова упал затылком на подушки. – Мерещится разное.

– Это здесь сплошь и рядом.

– Сплошь и рядом… – повторил Гуль.

Он видел себя сидящим перед двумя экранами. На одном из них находился капитан, второй был потушен, но Гуль не мог поручиться, что через секунду-другую экран не засветится снова.

Сплошь и рядом…

А капитан говорил и говорил:

– Я думаю, это какой-то особенный, многомерный мир. Помнишь, Пилберг рассказывал о много-мерности? Наверно, так оно и есть. Мы имеем дело с совокупностью различных измерений. Многомерная гипертрофированная среда, где все совершенно по-иному! Подумай, это ведь здорово! Ни Риману, ни Лобачевскому такое и присниться не могло! Мне до сих пор не верится, что я здесь!..

Еще бы! Само собой. В такое не поверится и под пыткой…

Темный экран, кажется, предпринимал попытки ожить. Гуль бессильно закрыл глаза. Господи, когда же все это кончится?..

Капитан и убогая комнатенка послушно исчезли, а спустя мгновение мерцающий экран вспыхнул в полную силу.

Только не это! Гуль испуганно распахнул веки, экран погас с каким-то злым шипением, словно в костер плеснули ведро воды. Сердце гулко колотилось где-то у самого горла. – …По всей видимости, здесь чудовищная гравитация. Этот слизняк, безусловно, движется, но мы ничего не чувствуем. Заметь! Точно так же не чувствует толчков и движения какой-нибудь вирус, поселившийся в нашем теле.

Отличное сравнение! Поежившись, Гуль покосился на Володю. Вероятно, в скором времени то же самое ожидало и его – такое же тихое помешательство.

Если так пойдет и дальше, день-два – и он наверняка спятит, а спятив, станет называть желудок ископаемой рептилии сказочным мирком, а себя величаво сравнивать с какими-нибудь земными вирусами или вшами.

В сущности, капитану повезло немногим больше. Он провалился следом за Гулем, но отчего-то рухнул вблизи лагеря. Его тут же подобрали медсестры, и уже через час он имел пространную беседу с главой поселения – тем самым Пилбергом. Наверное, разговор оказался роковым: с капитаном что-то произошло. Гулю с трудом удавалось вникать в восторженные рассуждения о новых, якобы только сейчас приоткрывшихся перед ними возможностях. Он не понимал, как можно испытывать интерес к ловушке, в которую они так необдуманно угодили. Сам он склонялся к мысли, что лучше было бы остаться наверху. Кто знает, возможно, огонь артиллерии пощадил бы их, а тогда рано или поздно подоспело бы спасение. В нынешней же ситуации вырисовывалась печальная неопределенность. Более того – будущее представлялось столь пугающим и непривычно чуждым, что Гуль отвергал его с ходу и без колебаний, не притрагиваясь и даже не пытаясь попробовать на вкус. Чего ради? У него были дом, друзья, родные! Он и мысли не допускал, что может остаться тут навсегда. Здешнее существование, каким бы оно ни было, совершенно не привлекало. И потому красочные монологи капитана вгоняли недавнего рядового в безысходную тоску.

– Есть и другой небезынтересный аспект. Наши собственные физиологические изменения. Помнишь? Они начались еще там, в шахте. Возможно, продолжаются и сейчас.

– Володя, – прервал его Гуль, – ты действительно хочешь остаться здесь?

– Я? – Капитан взглянул ему в глаза и смешался. – То есть… Видишь ли, Гуль, я понимаю, что ты хочешь сказать, но мне казалось, ты согласишься со мной. Мы оба угодили в переплет и остались живы. Самым парадоксальным образом! Теперь мы здесь, и нас окружает то, чего никто и никогда до нас не видел. Я не имею в виду поселенцев. В конце концов, они тоже тут всего несколько месяцев. И как видишь, обжились. Значит, обживемся и мы. А потом, мало ли что еще может произойти. Я, например, по-прежнему не теряю надежду.

– Это я вижу…

Разговор их прервал стук в дверь. С винтовкой в руках, насупленный и мрачный, в комнатку заглянул широкоплечий Сван.

– Ужин, – объявил он просто. – Через час. А пока проф убедительно просит помочь с вылавливанием трофеев из речки. Спускайтесь вниз. Там будут Ригги и Хадсон.

Раньше чем они успели ответить, он вновь скрылся за дверью.

– Очень кстати, – преувеличенно бодро заговорил капитан. – Вот и порасспросишь на ужине насчет перспектив. Возможно, не все так мрачно, как ты себе представляешь.

– Он сказал про какую-то речку?

– Ну да. Весь свой скарб они так или иначе отлавливают там. Наверное, и сегодня что-нибудь зацепили. Каракатица глотает, течение несет…

– Значит, мы можем выловить и твою палатку? Капитан пожал плечами.

– А почему бы и нет?

* * *

Палатки им, однако, не попалось. Лавовая река несла ветхие, изрешеченные пулями щиты и бочки с какими-то черными непонятными кочерыжками. Все это Ригги и Хадсон, предварительно войдя в реку, терпеливо направляли к берегу, и вот тут-то как раз и не хватало рабочих рук. Сван предпочитал сидеть на холме и охранять „рыбаков“ от внезапных гостей. Все прочие колонисты также находились на своих постах. Недолго думая, решили привлечь новеньких.

В сущности, работы было немного. На все про все понадобилось не более получаса. И щиты, некогда служившие людям мишенями, и окольцованные жестяными полосками бочки – все в несколько ходок оттащили на территорию лагеря. Вооружившись странным инструментом, Ригги, главный хозяйственник маленькой колонии, споро принялся вырезать из щитов более или менее цельные куски. Гуль же, отойдя в сторонку, присел на крылечко и стал наблюдать, как азартно толпятся колонисты возле бочек, пытаясь отгадать прежнее, „земное“ назначение кочерыжек. Успели назвать все возможное и невозможное, и в конце концов кто-то сделал верное предположение, упомянув про огурцы. Гуль подтвердил версию кивком, добавив: „соленые“. Вернее сказать – „жутко соленые“. Просто солеными российских солдат не баловали. „Военные“ огурцы хранились и пять лет, и десять. Может быть, и сто десять. Прибудь они в этот край в своем первозданном виде. Гуль ничуть бы не удивился. Но, как видно, каракатица расправилась и с армейскими огурцами, превратив их в угольного. цвета некусаемые камни. С каракатицей бесполезно тягаться, и Гуль, несколько оживившийся от работы, вновь загрустил.

Выйдя за пределы лагеря, он улегся на камни и прикрыл глаза. Новая жизнь начиналась буднично и скучновато. Впечатлений было по самую макушку, но ни одно из них не волновало. Этот мир продолжал оставаться за гранью понимания. И не хотелось бродить босыми ногами по лавовым потокам, испытывать почерневшие огурцы на вкус, хотелось иного – быстро и не просыпаясь, на цыпочках убежать в сон. Сном была прежняя жизнь…

Гуль стиснул кулаки. Спокойствие, только спокойствие! Все не так мрачно, как кажется на первый взгляд. Надо лишь наблюдать, анализировать и искать выход…

С внутренним стыдом Гуль припомнил вчерашний день, первый вне Земли. Он повел себя не по-мужски. Вспылил в разговоре с Пилбергом, чуть было не схватился с этим громилой Сваном. Хорошо еще, что рядом оказался капитан, а то неизвестно, чем бы все кончилось. Самая настоящая истерика, если разобраться.

– Вот он где прохлаждается!

Гуль приподнял голову. Перед ним стоял сияющий капитан. Из-за его плеча кокетливо выглядывала смуглоликая красотка.

– Как ты догадываешься, мы за тобой, сударь.

– Что, пора на ужин?

– Точно. Мистер Пилберг приглашает к столу.

– А-а… – Гуль нехотя поднялся с земли. Следуя за Милитой, чернобровой красавицей с яркими чертами лица и пышной фигурой, они обогнули пару неуклюжих домов и приблизились к террасе центрального здания. Кое-кто предпочитал называть его мэрией, но на деле постройка мало чем отличалась от окружающих хибарок. Разве что звездно-полосатым флагом, который, подобно транспаранту, был вывешен над оцинкованной крышей. Гуль уже знал, что жилье выстроено из складских запасов, проглоченных чудовищем вместе с людьми. Та же словоохотливая Милита, успевшая трижды под различными предлогами заглянуть в апартаменты вновь прибывших, поведала, что фактически вся колония представлена персоналом одной из ядерных баз Невадского полигона. В подробностях успела описать и появление чудовища. Рассказанное очень походило на то, что довелось повидать и русским. Каракатица выбралась из земли спустя несколько часов после взрыва и уже через десяток-другой минут накрыла всю базу. Что-то она раздавила, многое же оказалось проглоченным.

Милита понятия не имела, есть у чудовища пасть или нет, но, как бы то ни было, двенадцать человек, включая четырех медсестер, очутились в багровом плену. К счастью, вместе с людьми сюда попало и кое-что из складского имущества. Из него-то им и пришлось лепить местную архитектуру. Милита сообщила, что пока их временно поселят в домике Зуула – первого колониста, добровольно оставившего лагерь, но, если захотят, найдутся и другие пустующие хижины. Кроме того, им всегда будут рады бедные женщины, волею каракатицы заброшенные в эту желудочную глушь. Милита с важностью пояснила, что каждая дама в поселении имеет собственный домик. На этом, слава Богу, они сумели настоять вопреки мнению Пилберга, утверждавшего, что женщинам хватит одного совместного жилища. Одно на всех! Подумайте, какой ужас! Зато теперь… Милита улыбнулась так радостно, что Гулю показалось, будто в сумеречной комнатке сразу стало светлее. Красиво очерченные губы в сочетании с сахарными зубами делали ее улыбку обворожительной. Эта девушка, знавшая о существовании дворцов, умела радоваться и хижинам.

К ужину подошли последними. Все мужское население лагеря уже шумело за двумя сдвинутыми вплотную столами. Отсутствовала лишь охрана. Двое сидели в засаде возле входа в пещеру, еще один прятался на скале, вздымающейся сразу за зданием мэрии. Милита и две ее подружки проворно обслуживали ужинающих.

– Надеюсь, наш юный друг немного поостыл? – звучным голосом осведомился Пилберг. Сидел он, как и в прошлый раз, во главе стола, и желтые, с искринкой глаза насмешливо следили за гостями.

– Я могу извиниться, – хрипло проговорил Гуль.

– В самом деле? – Пилберг рассматривал его, как диковинную картину. – Можете? Или хотите?

Гуль разозлился. Чего им еще надо? Спеть что-нибудь покаянное или на колени встать?

– Мечтаю, – сказал он.

– Хорошо. – Профессор великодушно взмахнул рукой, приглашая к столу. – Мы принимаем ваши извинения! Катарина! Будь добра, стулья молодым людям.

Милита опередила подругу, и Гуль ощутил, как мягкая ладонь легла на его плечо, усаживая на ящик. Вот вам и стул!..

– На чем же мы остановились? – Пилберг обернулся к Фергюсону, неприметному человечку аскетической внешности. Гуль не забыл еще, что именно Фергюсон стал причиной его вчерашней вспышки. Своим едким язычком этот человек умел доводить до белого каления. Гуль поспешил опустить глаза. Он ведь уже решил: его дело наблюдать и анализировать. И пусть они спорят о какой угодно чепухе. Если сосредоточиться на главном и не отвлекаться на пустяки, можно добиться очень многого… Кто это сказал? Карнеги? Или еще кто-то?

– Смотри-ка! – Капитан ковырнул вилкой лежащий на тарелке буроватого цвета кусок, и только теперь Гуль обратил внимание на сервировку стола. Они видели здешнюю пищу впервые. – С виду обыкновенная пемза, а по вкусу самая настоящая халва!

Гуль тщательно прожевал небольшой кусочек и с недоумением покосился на приятеля.

– У меня мясо, – проговорил он неохотно. Потому что его „пемза“ действительно походила на прожаренный кусок говядины. Как он и предвидел, Володя немедленно пришел в восторг. Поочередно попробовав из своей тарелки и из тарелки Гуля, он тут же выдал двойное объяснение.

– Тут халва и тут халва… Либо что-то приключилось с нашими вкусовыми рецепторами, либо мы ощущаем то, чего внутренне желаем. Ты, скажем, любишь говядину, а я халву…

Он говорил что-то еще, но Гуль уже не слушал. Неспешно расправляясь со своей порцией, он переключил внимание на присутствующих. Восторг и мысли Володи были ему понятны. Теперь следовало понять тех, что появились здесь до них.

Кроме Пилберга и Фергюсона, за столом сидело еще трое: Трап, Ригги и Хадсон. Последний был сух телом и молчалив. Когда он раскрывал рот, чтобы переправить туда очередной кус „пемзы“, красноватые его веки начинали нервно подрагивать. Смотреть на людей Хадсону отчего-то не нравилось.

Большую часть времени он сверлил взглядом собственную тарелку, и потому с ним Гуль чувствовал себя куда легче, нежели с Фергюсоном и Пилбергом. Трапа же и Ригги Гуль сумел бы описать двумя словами: переразвитые подростки.

Внешне они вполне годились в телохранители и были скроены из того же материала, что Сван. Гуль не сразу отличил одного от другого. Если на Фергюсоне красовался косматый шерстяной свитер, а Хадсон с Пилбергом успели внести в свои костюмы различные гражданские вольности, то Ригги с Трапом, не стесняясь, предпочитали армейскую униформу. Если тот же Сван залихватски закатывал рукава на своих мощных ручищах, то Трап с Ригги пытались поддерживать одеяние в самом образцовом порядке. И оттого на них скучно было смотреть. Ничто так не обезличивает людей, как форма. Рослые, широкогрудые, с одинаковыми лицами. Неумение расслабить взгляд, сосредоточенность в каждой черточке, шевелящиеся в такт могучие подбородки – рядом с ними казались невыразительными прочие детали лица.

К этому времени капитан уже выговорился, и Гуль прислушался к беседе Пилберга с Фергюсоном. – … Все законы в мире пронизаны одной и той же нитью, Фергюсон. Хотите примеры? Пожалуйста! Сообщающиеся сосуды Бернулли – раз! Эпидемии, подстегивающие общечеловеческий иммунитет, – два! – Пилберг плотоядно улыбнулся. – И, наконец, – наше любимое либидо, о котором с таким апломбом поминают в последнее время. Улавливаете связь?

– Довольно смутно.

– Отчего же?

– Да оттого, что очень уж своеобразный подбор примеров. Я мог бы предложить десяток других.

Скрипучий голосок Фергюсона терзал слух. Голосовых связок этот щуплый человек не напрягал, но отчего-то сказанное выходило громким, почти оглушающим. В сереньком свитере, с торчащими во все стороны спутанными волосами, он напоминал маленького голодного крысенка, и у Гуля с первых часов знакомства с Фергюсоном возникли самые неприятные ассоциации.

– Что ж, предложите!

– Не буду. Вы тут же приметесь доказывать, что все слова состоят из букв одного и того же алфавита. Если это и есть то общее, о чем вы говорите, то спор превращается в бессмыслицу.

– Вас не проведешь, Ферги! – Низкий, рокочущий смех Пилберга напоминал мурлыканье льва. – Хотя про бессмыслицу вы зря. Любой спор, ведет ли он к новым точкам зрения, буксует ли на месте, является фрагментом, прекрасно вписывающимся в нашу жизнь. Его величество Коловращение ежедневно и еженощно взывает к людям, и мы вынуждены включаться во всеобщее бурление, хотим мы того или нет.

– Стало быть, все споры ведутся лишь во благо коловращения? – неожиданно вмешался Володя. – Но нам-то зачем это нужно? В чем смысл?