Текст книги "Дитя Плазмы. (Сборник)"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ничего подобного! Пульс первого варьирует от ста восьмидесяти до пятидесяти. И перерасход, и жесткая экономия. Сердце же лежебоки всегда будет выдавать стабильные семьдесят-восемьдесят. Просуммируйте, и вы увидите, что жизнь спортсмена более расточительна. Но зато он реже болеет, легче переносит стрессы и так далее и выравнивается с нашим лежебокой.

Разумеется, мы сравниваем людей, обладающих определенным физиологическим сходством.

– И что из всего этого следует? Да здравствует лень?

– Ни в коем случае! Я только предложил новую, доселе никем не используемую единицу измерения – сердечные сокращения. И еще раз подчеркиваю, это не часы и не годы. Меры, придуманные человечеством, годятся исключительно для технических задач. Сами знаете, кесарю – кесарево, а значит, и естественное требует естественных мер! Время каждого, мой дорогой друг, индивидуально! А мы до сих пор выстраиваем всех по одному ранжиру. – Пилберг поднял указательный палец. – Только в полной мере осознав, что каждый из нас – существо отдельное и исключительное, мы приблизимся к тому, что называют сейчас диагностикой.

– Если я правильно понял, вы всерьез верите, что человеческую жизнь можно измерить?

– Именно! – гаркнул профессор. – Измерить! Линеечкой!.. К сожалению, я не биолог, но, уверен, займись я этой темой, я пришел бы к потрясающим результатам. В мире науки это стало бы настоящей бомбой! Но, увы, я не биолог…

– Ну да, вы ядерщик. И бомбы у вас иного порядка…

– Идите к черту, Ферги! Вы же понимаете, о чем я говорю. Чуточку усилий, и я действительно приближусь к возможности подсчета отведенных нам лет.

Медицинская статистика плюс самая обычная математика.

– Господи! Опять математика!..

– Что вас так перекосило? Не любите математику? А шахматы, дорогой мой, вы любите?

– Какое вам дело, проф, до моих симпатий или антипатий? – Голос Фергюсона знакомо зазвенел. – Да, я не люблю цифры. Довольны? Не люблю, потому что от них за версту веет скукой и мертвечиной. И к шахматам не питаю уважения.

Потому что не знаю, в чем тут отличие от того же баскетбола или регби.

Гибкая память и оперативный поиск – вот и вся суть ваших шахмат! При всем при том ни грамма фантазии, ни грамма души! Все подчинено четким правилам и укладывается в определенное число комбинаций. Скучно, Пилберг. Более чем скучно!

Гуль услышал шумное пыхтение Пилберга. Как видно, терпение профессора иссякало.

– Вы непробиваемый осел, Ферги! Вот что я хотел вам сказать!

– Тогда чего ради вы зазвали меня за свой стол?

– Да оттого, что таких, как вы, тоже должен кто-то поучать!

– Благодарю покорно. – Фергюсон рассмеялся. – Честное слово, проф, не понимаю, почему вы до сих пор еще здесь? Убежден, Мудрецы приняли бы вас с распростертыми объятиями…

Мудрецы!.. Гуль вздрогнул. Вырванное из контекста слово сияющими всполохами замерцало перед глазами. Некто, обладающий голосом флейты, нежно и восхищенно прошептал его по слогам. Сначала в правое ухо, а затем, обойдя Гуля по невидимой дуге, в левое. Это не было бредом. Кто-то из них снова находился поблизости.

Агитаторы… Гуль усмехнулся. Что ж, пусть… В конце концов, это тоже было в последний раз, он не возражал.

* * *

Гуль был странным молодым человеком. То, что легко воспринимали сверстники, для него превращалось в настоящую драму. Отъезд в пионерлагерь, школьная помощь колхозу, стройотряды и, наконец, армия – все переносилось болезненно и тяжело. Тоненькие нити, связывающие с местом, где довелось впервые встать на ноги, вдоволь посмеяться и поплакать, представлялись ему чем-то вроде добрых рук, поддерживающих в трудную минуту. Всякий раз, лишаясь этой поддержки, он погружался в тоску и одиночество. Скверная черта характера.

Жить маменькиным сынком – несладко. Тем не менее Гуль не желал себя переделывать. Всесильная самостоятельность, которой так гордились окружающие, не привлекала его, скорее, наоборот, – отвращала и отталкивала.

Будучи, как ему думалось, человеком сметливым, он раскусил ее суть, и суть эта оказалась горечью недозревшего плода. Мускулы, кулаки, всепоглощающий цинизм – вот три кита, на которых покоилась личностная автономия. К каждому из этих слагаемых Гуль готов был прибегнуть и прибегал, но лишь в исключительных ситуациях, неизменно испытывая при этом стыд. Он принимал действительность, как непьющий воспринимает стакан с ядовито-бордовым портвейном. При этом он всегда знал, что пьющим ему никогда не стать. В какую бы даль ни забрасывала Гуля судьба, он никогда не приживался на новом месте. Отовсюду, сделав все возможное и невозможное, он старался вернуться домой…

– Гуль!

Вздрогнув, он обернулся. Это была Милита. Черные как смоль глаза смотрели в упор. Смешавшись, он даже не задал себе вопроса, каким образом она сумела его выследить. В размышлениях о предстоящем возвращении он забрел довольно далеко от лагеря.

– Милита?..

Лицо ее озарилось улыбкой. Она улыбалась так, словно он произнес не ее имя, а некий чарующий комплимент. Гуль почувствовал, что и его губы невольно превращаются в полумесяц.

– Пилберг велел найти тебя, – сообщила она. – Мне кажется, что старичок не в себе.

– Странно. Я видел его полчаса назад, он был в полном порядке.

Гуль старался не смотреть в глаза девушки. Их можно было сравнить с топким болотом, и, ступив раз, он всерьез опасался утонуть. Такой уж была эта Милита. Как ни смотри, всегда ощущалось неудобство, и, одолеваемые мучительной поволокой, глаза предательски возвращались к первоисточнику смущения. Что поделать? Ему нравились ее глаза. И нравился ее маленький, красиво очерченный рот. А ей, похоже, нравилось его нынешнее состояние. Он смущался, и она этим смущением откровенно любовалась. И даже сейчас, в молчании, между ними завязывалось опасное взаимопонимание. Гуль решил, что, пожалуй, Милита – единственное, о чем он будет жалеть потом…

Не сознавая, что делает, он взял девушку за локоть.

– Милита! – Шумно, как большой и неловкий теленок, он вздохнул. – Ты бы хотела уйти отсюда?

– Но ведь Пилберг ждет?..

– Ты не поняла меня… – Гуль взмахом руки обвел пространство. – Я говорю об этом. Ты бы хотела выбраться отсюда? Со мной?.. Дело в том, что это возможно, я знаю, как это сделать. Да, да! Мне рассказал Зуул! Там, в горах, есть особые проходы, которые могут вывести наружу. Правда, они во впадениях Мудрецов, но это не страшно. Они не желают нам зла и пропустят нас…

– О чем ты говоришь. Гуль! Туда нельзя ходить!

– Подожди, Милита! С чего ты взяла, что туда нельзя ходить? – Он все еще удерживал ее за руку, но это давалось непросто. Девушка начинала пятиться.

– Все обойдется. Гуль! Правда, правда! – скороговоркой тараторила она. – Ведь другие привыкают, и ты привыкнешь. А Мудрецам верить нельзя. Они ведь только и ждут этого!

– Чего ждут? Чего, черт побери?!

– Ну… Чтобы мы все пошли за ними. А там, в горах, они тут же обратят нас в свою веру и заставят работать на себя.

– Кто вбил тебе в голову эту чушь? Пилберг?

– Это не чушь! Это правда!.. Гуль, миленький, самое главное – не делай опрометчивых шагов. Отсюда нет выхода! Ведь мы пытались!.. А Мудрецы – они нашептывают. Но мы не должны их слушать, понимаешь?

Гуль с печалью отметил, что первый сентиментальный порыв прошел.

Взаимопонимание улетучилось, они снова были чужими.

Здорово же окрутил всех Пилберг! Да и чего ради он вдруг решил, что Милита обрадуется его предложению? Тоже принц нашелся!.. Гуль обозлился на себя.

За несдержанность, за длинный язык.

– Значит, говоришь, ждет профессор? Милита испуганно кивнула. Она, конечно, заметила, что с ним что-то произошло, и это «что-то» моментально передалось и ей. Глаза ее потускнели, красивые губы обиженно поджались.

– Ну так пошли, – сказал он грубовато. Грубее, чем ему хотелось. – Нельзя заставлять ждать такого человека, как Пилберг, верно?

* * *

С Пилбергом действительно творилось неладное. Отослав Милиту, он усадил Гуля на единственный стул в «мэрии» и осторожно, чуть ли не на цыпочках приблизился к выходу. Плотно прикрыв дверь, некоторое время стоял, прислушиваясь, словно там, снаружи, кто-то невидимый подкрадывался к дому и профессор должен был обязательно это уловить. Когда он обернулся, Гуль обратил внимание на его побелевшие губы и на опасно блуждающий взгляд.

– Он вернулся, – не то вопросительно, не то утверждающе произнес Пилберг.

– Да, Зуул здесь. – Брови Гуля удивленно скакнули вверх. Профессор боялся гостя!.. Это было столь очевидно, что Гулю немедленно захотелось сказать что-то доброе, успокаивающее. – В чем дело, проф? Он самый обыкновенный человек, как вы и я. Ну, может, не совсем… Но лично мне он вовсе не показался страшным. Так что причин для паники нет.

– Значит, тебе он понравился? Гуль пожал плечами.

– Наверное, да. Но… Я не совсем понимаю вашу политику, так что давайте без обиняков. Чего вы хотите?

Пилберг медленно прошелся.

– Кое-что узнать…

– О чем?

– О разном… – нараспев произнес Пилберг. Гуль внимательно взглянул на профессора. Мало-помалу напряжение Пилберга передалось и ему.

Ученого-атомщика просто трясло от страха, но он прикрывал испуг резкостью фраз, порывистостью движений. Стало ясно, что о Зууле он знал. Гуль недоуменно оглядел помещение, словно надеялся обнаружить подслушивающую аппаратуру. В самом деле!.. Каким образом Пилберг пронюхал о прибытии Мудреца? Или учуял, как чуют приближение хищника деревенские псы? Или Мудрецы сами нашептали ему? Но зачем?..

– Стало быть, о разном, – повторил Пилберг. На озабоченном его лице промелькнула детская растерянность. Гулю стало смешно.

– Он в самом деле Мудрец, проф, поверьте мне! Ему есть о чем порассказать.

И уж, конечно, вам с ним было бы интереснее поспорить, нежели с вашим облезлым Ферги.

– Не сомневаюсь, – медленно и с расстановкой произнес Пилберг. – Абсолютно не сомневаюсь… Сказочник-краснобай!

Гуль нахмурился.

– Это же чепуха! Появись у Мудрецов желание покончить с колонией, они сделали бы это в любой момент. И никто бы не сумел помешать им. Ни вы, ни ваше оружие. Вы же знаете, ни огонь, ни пули не берут их. Но Мудрецы не питают к нам ненависти. После всей этой истории с походом и перестрелкой они всего-навсего прислали к нам Зуула.

– Зачем?! – фальцетом выкрикнул Пилберг.

Издав нервный смешок, он шагнул к низенькому топчану и сел. Сгорбившись, сложил руки на коленях. – В общем-то, я чувствовал, знал, что этим должно было кончиться. Все эти сны с шепотками, галлюцинации… Нас терпеливо и планомерно подготавливали к очередной – более радикальной стадии. Мы нужны им, Гуль, вот в чем дело! Нужны!.. – Профессор искоса взглянул на собеседника. Глаза у него были странные – какие-то ошалелые, с искоркой бешенства. – Они ведь тоже обреченные, понимаешь? Назад, на Землю, им ходу нет, и все, что им остается, это закрепляться здесь. – Профессор развел руками. – А закрепиться они могут лишь перетянув в свой стан потенциальных мыслителей, увеличив, так сказать, массу коллективного разума.

– Вы полагаете, у них коллективный разум?

– Что же еще? – Пилберг неопределенно покрутил пальцами в воздухе. – Мы ведь знать не знаем, что происходит с человеческим мозгом при переходе из стадии человеческой в стадию Мудреца. И потом, кто сказал, что у них четвертое измерение? Может быть, пятое? Или шестое? А это уже, братец Гуль, куда как серьезно! Тут такое начинается, о чем мы и помыслить не можем!

– Странно… Ни о чем таком Зуул не говорил.

– А зачем ему пугать? – Профессор усмехнулся и принялся нервно потирать руки. – Этот парень свое дело знает. Уговаривать людей следует потихоньку, не слишком подталкивая и настаивая. Да и что Зуул? – Пилберг поморщился. – Цель – сожрать нас, с потрохами.

– Потому-то вы и бегали к ним, – заключил Гуль.

– Потому и бегал, – согласился профессор. – Надеялся высмотреть ахиллесову пяту. Не высмотрел. Только ускорил события. Зуул первым убежал к ним. В любой момент за ним могли последовать и другие. Я хотел предотвратить это любыми способами.

– Да, насчет перебежчиков вполне реально… – Гуль невольно подумал о Володе.

– Вот именно! И потому – единственное, что может нас спасти, – это война с двойниками. Ничего нового мы не изобрели. Любая политика строится на чем-либо подобном. Хотите отвлечь людей от насущного – вынимайте шпагу из ножен. Воюющий менее подвержен соблазнам, потому что война становится смыслом жизни. Пока мы деремся, колонисты хоть как-то держатся друг за дружку, но стоит покончить с конфликтами, как людей тут же начнет разбирать скука. А потом пойдет разброд, анархия, внутренние взрывы…

– И в результате все кончится еще худшими конфликтами.

Пнлберг вяло улыбнулся.

– Когда дисциплина поползет вниз, когда повеет скукой, в колонию наверняка заявятся они. Очень уж это подходящий момент! И всех до единого возьмут тепленькими! Сначала нас, а затем и наших двойников. Именно поэтому ни Чен, ни его сторонники ни за что не согласятся на мир. По счастью, они не идиоты и тоже прекрасно понимают, чем это грозит.

– Занятно. Почему-то раньше вы об этом не говорили. Во всяком случае, от вас я это слышу впервые. И все равно не понимаю! Вы могли бы объединиться с двойниками! Как-никак у вас общая цель – не поддаваться чарам Мудрецов.

– Объединиться? – Пилберг хлопнул ладонью по колену и звучно рассмеялся. – Да… Выходит, переоценил я вас. Ни черта вы, сударь, так и не поняли. Ну а наш многоуважаемый Зуул, понятное дело, темы этой скользкой не касался.

– Какой еще темы он должен был коснуться?

– А той, дружок, в которой объясняется, что два полушария – это человеческий мозг, а два двойника – это Мудрец. Лишенный своей половины.

Мудрец – вроде как и не Мудрец. Он болен и немощен. Для выздоровления ему требуется вторая, недостающая его часть. Кстати сказать, таких у них большинство. И именно эти суетятся.

– Откуда вам это известно?

– Ниоткуда… – Профессор помолчал немного и нехотя пояснил: – Когда я бегал туда, кое-что мне удалось разглядеть. А подытожить увиденное было не сложно.

Гуля осенило. От удивительной мысли его даже бросило в жар. Конечно! Именно так оно все и обстояло. Почему среди колонистов не было двойника Чена?

Почему составы двух враждующих группировок были столь различны? Гуль нахмурился. В единственном числе был Чен, в единственном числе был…

– Вы видели себя! – выпалил он.

Пилберг ответил долгим рассеянным взглядом.

– Возможно, вы даже разговаривали с самим собой!

Профессор медленно покачал головой.

– Нет, но… я действительно видел кое-кого. И, кстати сказать, твоего капитана тоже.

– Володьку?

– Именно! – Лицо Пилберга посуровело. – И я знаю, зачем они прислали Зуула… Только ничего у них не выйдет! Я уже говорил, Зуул – наша первая и последняя ошибка. Отныне мы будем умнее…

К профессору возвращалась рассудительная решимость.

– Главная задача возлагается на тебя. Гуль! Ты должен не спускать со своего приятеля глаз. Можешь не сомневаться, Зуул наверняка подговаривал его бежать, так что растолкуй ему, что к чему. Тебя он послушает. Ну, а с Зуулом мы разберемся сами. Для нас он не Мудрец, а всего-навсего черт, уговаривающий продать душу, Змий-искуситель… Пойми: стоит кому-нибудь из колонистов дрогнуть, и они тут же сожрут нас. Переходя на командный тон, Пилберг немедленно начинал всем тыкать. – Если с капитаном у Мудрецов ничего не выйдет, они отвяжутся. К счастью, эти идиоты избегают насилия.

Так что с Зуулом мы справимся…

– Каким образом?

– Да попросту изолируем. И прежде всего от доверчивых птенчиков. – Пилберг шагнул к двери, оглянулся. – Ну-с, молодой человек? Приступаем? Ты отправляешься к своему другу, а я собираю народ.

– Я вам не помощник, – твердо произнес Гуль.

– Вот как? – Глаза Пилберга недобро сузились. – Так-так… Уже не уговорил ли Зуул и тебя?

– Зачем? Не лучше ли, если каждый сам станет решать свою судьбу? И если Володя пожелает, пусть отправляется к Мудрецам. Это его дело, и подсматривать за ним я не собираюсь. Завтра меня здесь не будет.

– Даже так? – Глаза профессора излучали убийственный холод. – И куда же ты собрался, если не секрет?

– Попытаюсь выбраться отсюда.

– А дорогу тебе, конечно, подскажет наш новый консул? – насмешливо процедил Пилберг. – Так сказать, по секрету и по дружбе.

– Зачем же? Уже подсказал. И кстати, не такой уж это секрет. Если хотите, могу поделиться.

– Разумеется, мы тебя выслушаем. Самым внимательным образом, – профессор поднялся, – но чуточку позже.

– Только не пытайтесь давить на меня, проф. Может быть, Фергюсон и заглядывает вам в рот, но я человек свободный и вашей иерархии никогда не признавал.

– Тогда я поступлю иначе. – Жестом фокусника Пилберг заставил свой пистолет выскользнуть из кармана. Темный зрачок ствола уставился в лицо Гулю. – Пойми, дружок, я не могу допустить разброда в колонии. Очень жаль, но мне не до демократии. И потому твоим Мудрецам лучше держаться от нас подальше.

Мы люди и людьми останемся! И мне нет необходимости уговаривать тебя. Я попросту прострелю тебе каждую конечность, и ты наш. По крайней мере на ближайшую неделю. Гуль криво улыбнулся.

– А что будет через неделю?

– Процедура повторится, – ласково объяснил Пилберг. Пистолет чуть дрогнул в его руке, в глаза Гулю плеснуло грохочущее пламя. Профессор намеренно стрелял выше.

И сразу же в мэрию ворвался Сван.

– В чем дело, проф? Этот парень бузит?

– Хуже… Зови Фергюсона и остальных. Нашего гостя из России нужно связать и подержать немного под замком… Стой! Прежде всего с парочкой ребят загляни в их домик. Там Зуул с капитаном. Аккуратненько свяжите обоих.

– Что? Зуул здесь?!

– Да, черт возьми! Бегом туда!.. Сван вновь загремел по крыльцу сапожищами.

Гуль сухо сглотнул.

– У вас ничего не выйдет, проф. Я хочу вернуться домой, и я вернусь. Ни вы, ни кто другой мне не помешаете. То же самое и капитан. Пулями вы никого возле себя не удержите.

– Вот и проверим, дружок.

Гуль напряженно следил за дулом. Профессор видел это.

– Не надо, малыш. Расслабься и будь паинькой. Тогда обойдемся без травм и героических страданий…

Его перебил взволнованный голос Свана:

– Там никого нет, проф! И никто не видел, как они уходили.

Пилберг зловеще осклабился.

– Что ж, следует поздравить нашего нового консула. Он хорошо поработал…

Сван!..

Гуль поднырнул под руку с пистолетом и, опрокинув профессора, ринулся на Свана. Здоровенный солдат явно не ожидал такой прыти. Попятившись, он освободил проход, и Гуль немедленно воспользовался этим. Швырнув в отступающего противника стулом, он выпрыгнул на террасу, но, как выяснилось, только для того, чтобы угодить в объятия Ригги. Им впервые пришлось помериться силами. Ригги оказался сильнее, но Гуль был взбешен и, извиваясь в объятиях каптенармуса, крушил тело и голову противника злыми ударами. С воплем изумления и боли столярных дел мастер выпустил его. Но время было упущено. Гуль снова очутился перед Сваном.

– Не бейте его сильно, ребятки, – донесся озабоченный голос профессора.

Гуль атаковал Свана, намереваясь ударить в живот, но столкнулся по пути с огромным кулаком пехотинца. В глазах сверкнуло и помутилось.

Воспользовавшись секундным преимуществом, сзади на него навалился оживший Ригги. Вдвоем со Сваном они скрутили Гуля по рукам и ногам.

– А теперь в хижину его, ребятки! На замок! Гуль стиснул зубы, когда Сван небрежно, словно куль с картофелем, взвалил его на плечо. Истертые ступени, глиноподобная земля качнулась перед глазами. Скрипнула дверь, и Сван швырнул пленника на дощатый пол.

– Ты давно напрашивался, подонок! В следующий раз трепка будет основательнее, уж я позабочусь.

Гуль взглянул с холодным бешенством. Сван поднял кулак и наклонился.

– Ты что-то хочешь сказать, сынок? Наверное, ты еще просто не привык к подобному обращению, верно?

В глазах у Гуля снова сверкнуло, и он не сразу сообразил, что Сван ударил его. В голове звенело, из далекой мглы с шелестом набегали пенистые багровые волны.

– Так-то лучше…

Туман рассеялся, и Гуль опять увидел перед собой Свана.

– Убирайся! – прошипел он. Мускулы заныли от усилий, веревки глубоко врезались в кожу. Связывали его со знанием дела. Лицо Свана исказилось.

– Со мной так не разговаривают! – Он шагнул к дверям, обернулся: – Мы обязательно продолжим этот разговор.

Дверь захлопнулась. Гуль плюнул ему вслед и прорычал ругательство. Сван за дверьми весело расхохотался.

* * *

Борьба с веревками довольно скоро утомила его. Затекших рук он больше не чувствовал, все внимание поглотил оживший в голове экран. Вот уже полчаса утомительным курсивом ползли по нему строки – вагончики слов, стыкующиеся в составы, конца которым не было видно.

Гуль заскрипел зубами. Они обложили его со всех сторон – снаружи и изнутри!

И это было нечестно по отношению к нему. Все, что ему оставалось, это только кататься по земляному полу сарайчика и беззвучно изрыгать проклятие за проклятием.

Наивный дурачок!.. Вздумал поиграть в принципиальность! Это надо же – взять и по доброй воле выложить Пилбергу все козыри! Зуул – тот сыграл хитрее.

Заранее просчитал действия колонистов и в нужный момент попросту испарился, прихватив с собой Володьку – свою первую маленькую победу в стане колонистов. А что? Может, там у них тоже свои боевые счета? Вроде насечек на прикладе карабина?..

Гуль молча позавидовал Зуулу. Мудрецу-то провернуть такое действительно было не сложно. Как не предвидеть события, когда все мысли людские у него перед глазами! Теперь капитан, конечно, уже у них. Сидит, наверное, в позе лотоса и приращивает к своему третьему измерению четвертое…

Шорох, раздавшийся над головой, заставил экран поблекнуть. Что-то упало на землю, вскользь задев плечо. Гуль настороженно пошевелился, сапогом он придвинул упавший предмет и увидел тусклое широкое лезвие. И сразу подумал о Милите. Кто еще из поселенцев решится на подобное? Разве что Пол, да и то навряд ли.

– Милита?

Он обратил лицо к неплотно пригнанным доскам. Где-то в этой стене нашлось отверстие, через которое она просунула нож. Улыбнулся. Теперь он ясно слышал дыхание девушки. Она все-таки не убоялась Пилберга и пришла к нему.

Это говорило о многом… Поерзав на шершавом полу. Гуль нащупал пальцами ребристую рукоять.

– Это ведь ты, я знаю! – Он старался говорить шепотом. – Ты все-таки решилась, Милита? Правда? Мы сегодня же уйдем отсюда. Я тебе обещаю. Зуул объяснил, как это делается. Проще пареной репы… Милита, погоди!..

Она уходила.

Гуль привстал на колени, напрягая слух. Может, кто-то ее вспугнул? Или этот «кто-то» – он сам? Какого черта он начал говорить про Зуула? Знает же, что они все тут смотрят на Мудрецов как на прокаженных. Вот она и сбежала.

Нож-то она бросила, но большее в ее планы, как видно, не входило…

Поморщившись, Гуль снова сел. Что ж, чему быть, того не миновать. Как говаривал тот же профессор: слишком много хотеть – значит ничего не сделать. И, стало быть, надо выбираться отсюда в одиночку. Хотят оставаться – пусть! Бог им в помощь, а он пойдет своей дорогой.

Стараясь больше не думать о Милите, Гуль сосредоточился на стальном лезвии ножа. Распухшие пальцы едва слушались Ему удавалось сделать два-три неуверенных перепила, и нож снова вываливался из рук. Разрезая веревки, он попадал временами по собственным напряженным ладоням. Нож стал скользким от крови, но на боль Гуль не обращал внимания.

Ему осталось совсем немного, когда снаружи ударила раскатистая очередь.

Послышался вскрик Трапа. Извиваясь ужом. Гуль подполз к двери и припал глазом к щели.

Случилось то, чего вряд ли ожидали. Воскресшие двойники атаковали лагерь со всех сторон. Первое, во что уткнулись глаза Гуля, было тело распростершегося на земле Трапа. Вся спина у него была залита кровью. Гуль поспешно отвел взор. Как и в далеком детстве, его мутило от одного вида кровоточащих ран. Собственная кровь была делом обычным, чужая вызывала обморочное головокружение.

Стреляя из револьвера, по улочке промчался Пол – свой, настоящий. Навстречу ему выглянуло из-за камней перекошенное лицо Свана. Сделав знак бегущему, он выпростал ствол своей длиннющей винтовки. Что-то он выцеливал справа от того места, где находился сейчас Гуль. Перемахнув через крутолобый валун, Монти залег неподалеку от приятеля. Они часто загремели выстрелами, и по их поведению Гуль догадался, что двойников в лагере немало. Поселенцев застали врасплох: никто не ожидал, что выздоровление двойников завершится столь быстро. Гуль подумал, что, верно, и здесь не обошлось без Мудрецов.

Шальная очередь прошлась по крыше, осыпав мелкими щепками. По звуку и дырам Гуль сделал вывод, что огонь вели со скал из крупнокалиберного пулемета. К этой акции двойники неплохо подготовились. К пулемету присоединилось щелканье карабинов, и Гуль увидел, как, дернувшись, осел за камнями Сван.

Пол бросился было бежать, но град пуль ударил ему в спину, сбил с ног, прокатив по земле тряпичной куклой. Знаменуя конец сражения, выстрелы смолкли. Ошарашенный, Гуль осторожно пошевелился. И услышал чужие голоса, лязганье металла. Победители бродили по улочкам лагеря, обирая покойников, сваливая оружие на тележку. Он насторожился. Кто-то загородил его щель.

– Вот ты и попался, приятель! Больше, надеюсь, шалить не будешь…

Человек, спина которого только что заслоняла дверь, развернулся, и Гуль с содроганием получил возможность сравнить Трапа мертвого и Трапа живого. С ласковой улыбкой «живой» перевернул более неудачливого собрата на спину, выдернув из неподвижных пальцев револьвер, хозяйски сунул за пояс. Затаив дыхание. Гуль медленно стал отползать в угол. Спрятавшись под низенький стол, съежился и уткнулся лицом в колени. А секундой позже двойник Трапа пинком отбросил в сторону подпорку и распахнул дверь.

– Пусто… Эй, Чен! Как там у тебя?

– Никого, одни девочки.

– Может, заберем их с собой?

– Тебе мало наших?

Дверь захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги. Кольнула неприятная мысль: возможно, где-то в горах в той же гимнастерке и с тем же «Калашниковым» разгуливает его собственный двойник. И, может быть, тоже мечтает однажды спуститься вниз и увидеть в прицеле столь знакомую и родную внешность.

Выбравшись из-за стола. Гуль некоторое время прислушивался. Возможность попасться в лапы к двойникам отнюдь не радовала. Не доверяя тишине, он заставлял себя ждать и прислушиваться. Но кругом было тихо. По-видимому победители успели удалиться – возбужденные и довольные.

Гуль увидел их красные, сияющие лица. Жизненная осмысленность, полнота пульса… Ведь об этом толковал Пилберг. И, пожалуй; был не так уж далек от истины. Гиподинамия настигает благополучных ленивцев, воюющие никогда не страдают апатией.

В очередной раз обхватив опухшими пальцами рукоять ножа. Гуль несколькими движениями покончил с веревкой и принялся растирать кисти. Он не спешил.

Ошибка, допущенная в разговоре с Пилбергом, многому научила. Лишние минуты он сознательно жертвовал в угоду безопасности. Если двойники еще прятались где-то среди построек, он давал себе шанс обнаружить их. И только тогда, когда руки оживут окончательно, он покинет этот сарайчик, чтобы встретить опасность лицом к лицу.

Сейчас он мечтал лишь о том, чтобы никто не заступил ему путь, не попытался удержать. Он не хотел когда-то потом, позже, вспоминать о совершенном преступлении, об убийстве, – двойников ли, Мудрецов или недавних сотоварищей.

Володя осознал это в том каньоне. Гуль только теперь.

* * *

Блуждая между домами. Гуль поочередно натыкался на тела колонистов. Все они были пугающе похожи: раны, загустевшая кровь, замершее выражение лиц…

Легче других, пожалуй, отделался Ригги. Он был «убит» всего одной пулей. В грудь. И он был пока единственным, кто начинал подавать первые признаки жизни. Гуль остановился рядом, наблюдая процесс оживления. Подобное он видел впервые. Сначала донесся протяжный хрип, словно Ригги силился втянуть в себя воздух, и этот первый вдох был, вероятно, самым мучительным. Грудь дрожала от напряжения, порождая волну судорог. Руки и ноги каптенармуса бессознательно подергивались. Однако после завершения вдоха дело ускорилось. Постепенно перестала течь кровь из раны, дыхание, окрепнув, становилось все более ритмичным и чистым. Гуль решил не трогать Ригги, и двинулся дальше.

Женщин он обнаружил запертыми в «мэрии». Двойники до того напугали их, что до самой последней минуты они сидели без единого звука. Но стоило Гулю отворить двери, как на него хлынул поток слов. Тут было все: и радость, и проклятия. Кто-то в глубине комнаты плакал. Оглушенный обилием звуков, Гуль не сразу заметил приблизившуюся к нему Милиту– Ты все-таки выбрался? Он кивнул.

– Спасибо за нож. Без него мне пришлось бы туго.

Кто-то кашлянул за спиной.

– Да… Бедолаге Трапу досталось…

Гуль обернулся. С пистолетом в руке перед ним стоял профессор.

Разумеется!.. Хитрец умудрился улизнуть из-под носа двойников. Они ведь наверняка его особенно долго искали…

– Видишь, как все получилось. – Пилберг скорбно вздохнул. Он неплохо владел собой, но разыгрывать скорбь было ему не особенно неприятно.

– Но ведь они выживут?

– Само собой. Правда, у некоторых это, вероятно, затянется. В Трапе, например, не меньше дюжины пуль. Так что он оклемается только через недельку. Ригги – тот уже задышал, и Хадсон вот-вот откроет глаза. Но самое скверное, сынок, это то, что мы лишились оружия. Всего, напрочь.

Гуль промолчал. Он уже догадывался, что последует за этим проникновенным «сынок».

Пилберг по-прежнему сокрушенно покачивал головой и, вторя женщинам, что-то бормотал себе под нос. С пистолетом в руке, в скрученных тесемками подтяжках и вылезшей из штанов рубахе он выглядел более чем нелепо.

Диктатор, в распоряжении которого остались одни женщины.

– Ты ведь не уйдешь от нас теперь, правда? Гуль вспомнил о прошлой своей оплошности. Говорить Пилбергу правду не следовало. Перед ним стоял волк, зубастый, претендующий на роль вождя. И все же Гуль не сумел солгать.

– Мне придется уйти, Пилберг. И лучше бы вам не удерживать меня.

– Нет! – Профессор приподнял пистолет. – Забудь.

Гуль нахмурился:

– Вы только проиграете, если нажмете курок.

– Это почему же? – Улыбка у Пилберга получилась вымученной.

– Потому что я не Трап и не Ферги. Я не умею ссориться на один день.

Пилберг фыркнул, и Гуль вдруг понял, что он не выстрелит.

– Милита? – Он посмотрел на девушку. – Ты со мной?

Рука с пистолетом снова вздернулась.

– Твоя судьба – это твое право, сынок? И ты уйдешь отсюда один!

– Милита, – повторил Гуль, – ты идешь? Девушка замотала головой. На глазах у нее выступили слезы.

– Неужели ты так сильно боишься его?

– Дело совсем не в этом. Гуль…

– Не неволь ее. Ты сам не знаешь, о чем просишь. А если будешь настаивать, мне придется ее пристрелить. – Губы Пилберга дрогнули. – Ты ведь не понесешь на себе труп?